Игры, в которые играют хладные (гет)

Я оторвалась от окна, безуспешно пытаясь найти удобное положение на просторном сиденье. Сначала мелькающие за стеклом виды — суровые и величественные — служили неплохим отвлечением. Но прошло всего полчаса, и даже эта дикая, гордая красота стала наводить тоску.

Я опустила козырек и критически посмотрела на себя в маленькое зеркало, поправила и без того аккуратную прическу, нанесла на губы немного блеска. Не создаст ли это впечатление, что я слишком стараюсь? Вздохнув, стерла блеск салфеткой и посмотрела на Эдварда. Он не подавал виду, что замечает мою суетливость, не улыбался, не хмурился. Просто вел машину, время от времени посматривая на солнце, чтобы не сбиться с пути, и молчал, прекрасно зная, что я смотрю на него. На языке вертелись колючие жалящие слова, ожидая, когда он заговорит, чтобы полететь в его сторону. Не важно, что он скажет. Даже замечание о погоде сгодилось бы. Но нет, он был для этого слишком умен. Его пальцы слегка постукивали по пластику руля — единственный признак нетерпения, который он себе позволял. Интересно, если я прикушу основание его большого пальца, сдержит ли он тогда этот ровный ритм? Скомкав салфетку, я бросила ее себе под ноги, к непрактичным, но красивым ботильонам, выбранным Элис. Он промолчал и на это.

— Я точно нормально выгляжу? — не выдержав, спросила я.

— Ты очень красива, — спокойно ответил Эдвард, — и с косметикой, и без.

Отражение скептически уставилось на меня, выгнув бровь. Я откинула козырек, и он негромко стукнул о потолок.

— Не хочу выглядеть простушкой рядом с твоей бывшей, — вполголоса буркнула я.

— Она не моя бывшая, — его голос прозвучал ровно и бесцветно, как заученная мантра.

— Почему тогда ты сразу не рассказал мне о ней?

— Потому что не о чем рассказывать.

— Она была неравнодушна к тебе, и живя в ее доме, ты все время слышал это в ее мыслях, чувствовал ее желание, ее влечение. Это совсем не ничего.

Эдвард прочистил горло и потер шею, будто воротник внезапно сковал ему горло.

— Именно потому, что я это слышал, я точно знаю, что говорить здесь не о чем. Таня не была влюблена в меня, она коллекционирует мужчин, и ее расстроило, что я не стал очередной зарубкой на кровати. Она не привыкла слышать отказ.

— На Эмметта же она не посягала.

— Эмметт не был одинок. К тому же я был, вроде как, ее типаж.

— Это какой?

— Унылый, — поморщившись ответил он, — страдающий. Таня обожает спасать таких, видеть, как свет снова появляется в их глазах.

— А потом сжирать их в собственной постели.

— Сейчас она больше так не делает. Но, в общем, да, она считала, что позволяет им умереть счастливыми.

— Извращенка, — покачала головой я.

Эдвард засмеялся. Что за странный разум у этой женщины? В моем воображении Таня походила на демона-паучиху из готического романа, облаченную в черное, с томным взглядом и острыми зубами. Как ядовитый цветок, чьему аромату невозможно сопротивляться. Несчастная жертва понимает, что для нее все кончено, только увязнув в сладко пахнущем нектаре, но она так опьянена, что даже не пытается вырваться, когда смыкаются плотоядные челюсти. Холодок неприятно кольнул между лопатками, и я вздрогнула. А Каллены считают ее практически членом семьи. Все шутки про «тех самых родственников» вдруг обрели смысл.

— Это означает, — прервал мои раздумья Эдвард, — что даже в этой ее странной склонности я очень далек от области ее интересов.

— Какой интересный выбор слов, — невольно улыбнувшись, заметила я.

— Я имел в виду, что счастлив. А счастливые ей не нравятся.

— Я поняла, что ты имел в виду. Я лишь отметила твою склонность к витиеватым высказываниям, до грани потери содержащегося смысла, проявляющуюся, когда тебе неловко что-то обсуждать.

Эдвард поджал губы и ничего не ответил, даже не отметил моих стараний.

— Что, правда? Она смущала тебя?

Снова молчание.

— Я думала, это лестно для мужчины.

— Я был очень молод. И быть объектом Таниного внимания… — Он сделал паузу, брови сошлись над переносицей. — Нет, это не лестно. За тысячу лет, что она живет…

— Очень старая извращенка.

— Таня собрала такую коллекцию мужчин в своей памяти, что хватило бы заселить небольшое островное государство, но кроме лиц от этих людей не осталось ничего. Она играла с ними, а потом ломала. И когда смотришь на себя ее глазами, начинаешь видеть нити, за которые она может дергать.

— Жутковато.

— Но при этом она верный друг, сильный лидер и мудрый глава клана. Просто у всех свои слабости.

Я фыркнула, и он продолжил:

— Я заговорил об этом только потому, что не хотел, чтобы ты узнала от других домысленную и искаженную версию. Тебя бы это наверняка расстроило.

— Еще как! Но ладно, сейчас мне тебя скорее жаль, как тех несчастных, которых в метро облапали.

— Большое тебе спасибо, — проворчал Эдвард.

— Прости, — сказала я, потянувшись, чтобы провести пальцами по его волосам, совсем забыв, что они теперь коротко острижены. Хотелось прикоснуться к нему, поэтому я просто опустила ладонь Эдварду на бедро. — Я сама не своя последние дни.

Он вздрогнул от прикосновения, едва заметно, но я уловила. Его улыбка стала немного напряженной, а взгляд на секунду уперся в дорогу с новым, обостренным вниманием.

Короткая стрижка делала черты его лица жестче, обнажала линию скул и шеи. Было непривычно и... откровенно. Иногда я ловила себя на том, что рассматриваю его профиль, как впервые. И каждый раз замечала его быстрый взгляд в ответ — он всегда чувствовал, когда на него смотрят. Но теперь в его взгляде читалось не только знание, но и вопрос. Ему было интересно, нравится ли мне то, что я вижу. Молчаливое любопытство с его стороны было волнующим не меньше улыбки.

— Ты даже позволила Элис собрать твой чемодан.

— Боже, не напоминай. Сглупила и сама себя наказала.

— Тебе совсем не нравится? Обновлять гардероб будет негде.

Элис нарядила меня, словно куклу, в узкое облегающее платье, сдавливающее со всех сторон, как смирительная рубашка, и заставляющее делать короткие шаги. И хотя выглядело оно красиво, пришлось постараться, чтобы забраться в машину и сохранить его целым.

— Неудобно. Кажется, сделаю неловкое движение, и где-нибудь шов разойдется.

Взгляд Эдварда скользнул по моим ногам к разрезу немного выше колена и, будто гладя, двинулся дальше.

— Я бы не был очень против, — задумчиво протянул он.

— Серьезно? Тебе нравится?

— Я не прочь поискать, где оно расстегивается, — улыбнулся он, и я машинально закусила губу. — Точно знаю, что без него вид еще лучше.

— Что же ты раньше не сказал? Поехала бы вообще без одежды. Сэкономили бы место в багажнике, и точно удивили бы твою бывшую.

На сей раз он не стал опровергать мои слова. Только взглянул, вскинув бровь. На щеке проступила ямочка.

— Знаешь, здесь много мест, где мы могли бы воплотить твою маленькую фантазию, — вместо этого обронил он.

— Тогда тебе тоже придется раздеться.

— А ты не сдрейфишь, мисс Свон?

— Приходи, и узнаешь.

Клан паучихи-Тани выбрал для своей резиденции уединенный уголок, недалеко от горы Денали. Они вели почти отшельнический образ жизни, и дикие скалистые пустоши Аляски подходили для этих целей настолько хорошо, что семье даже не приходилось переезжать время от времени, как Калленам. Чтобы добраться до них, нам пришлось пересечь Канаду, воспользоваться паромом от Хейнса до Анкориджа, дальше — примерно двести миль трассы, после чего дорога просто заканчивалась. Внутри парка Денали проходило несколько грунтовых троп, но движение на них строго контролировалось охраной заповедника, и ни одна из них не вела прямо к горе Мак-Кинли, поэтому приходилось практически проламываться через лес и голые скалы. Эдвард хорошо ориентировался в этом бездорожье, но даже ему приходилось временами разворачиваться или выходить из машины, чтобы расчистить путь. Огромный внедорожник Эмметта справлялся неплохо, со временем я даже приноровилась к тряске и перестала беспокоиться о натужном реве мотора. Чтобы позже одолеть обратный путь, нам пришлось везти с собой дополнительные канистры с топливом и запасные колеса. А ведь стояло лето. С наступлением осени, которая опускается на эти места вопреки календарю уже в августе, одолеть путь можно только по воздуху или пешком. Набрести на убежище Аляскинских хладных случайно было практически невозможно.

Здесь все было другое. Солнце — робкое и нежное, крадучись, ступало по земле на мягких лапах, согревая ароматные травы, цветущие во всю силу в короткое лето, чтобы успеть прожить целую жизнь до наступления долгого сна. Воздух казался плотным от запахов влажной земли, кипрея и древесной смолы. Склоны пестрели брызгами маков, лютиков и камнеломок, растущих практически на голых скалах. Казалось, даже камни дышат в унисон с этим праздником жизни. Когда мы поднялись выше, воздух наполнили запахи талой воды и снега, сотни ручьев разбавили тишину звоном. А потом звуки пропали, стекла затянуло морозными узорами.

Деревья исчезли, не видно было даже стелющегося по земле кустарника, свет стал золотистым, затем — розовым, и наконец — сиренево-синим, позволяющим видеть редкие звезды и их многократное отражение в голубоватом снегу.

— Ого! — вырвалось у меня.

— Да. Давай остановимся на минутку.

Эдвард заглушил мотор и вышел наружу. Раньше, чем я придумала, как спрыгнуть, не порвав платье, он оказался с моей стороны и протянул руки, предлагая помощь. Благодарно улыбнувшись, я подалась ему навстречу, и через мгновение уже стояла на земле. Зернистый нетающий снег хрустел под ногами. В воздухе не было ни пыли, ни влаги, только острая, режущая обоняние чистота. Должно быть, так пахнет само звездное небо.

Отойдя немного от машины, мы остановились.

— Слушай, — сказал Эдвард.

Я прислушалась, но не различила практически никаких звуков.

— Я ничего…

— Шшш, — перебил он.

Эдвард стоял, закрыв глаза, и блаженно улыбался. Пожав плечами, я последовала его примеру и вскоре поняла, что он имел в виду. Громкую, оглушающую тишину, в которой даже наше дыхание звучало набатом. Не просто отсутствие шума, плотная, живая материя самого покоя. Удивленно распахнув глаза, я встретилась с ним взглядом, он улыбнулся шире, и показалось, я бы могла услышать само его движение. Подул ветер, зашуршали мелкие кристаллы по тонкой корке льда, зашелестели волосы, воздух свистел, обтекая нас. Впервые с момента перерождения я поежилась от холода. Мы провели прошлую зиму в Канаде, но здесь холод был иным — острым, колким, легко проникающим сквозь одежду и кожу.

— Замерзла? — забеспокоился Эдвард.

— Нет. То есть, разве я могу мерзнуть?

— Карлайл впервые привез меня сюда зимой, — начал рассказывать Эдвард, снимая куртку и набрасывая ее мне на плечи. — Я тогда и не подозревал, что где-то может быть настолько холодно. Думал, просто заледенею и разобьюсь на части. Но этого, конечно, не случилось.

Он улыбался и держался совершенно расслабленно, а я старалась сжаться, чтобы спрятаться от пронизывающего ветра. Губы слипались, пальцы мелко дрожали, воздух обжигал легкие при каждом вдохе.

— А сейчас ты холода совсем не чувствуешь? — спросила я, сбитая с толку.

Эдвард спрятал мои руки в своих ладонях и попытался согреть их дыханием, облачко пара окутало его лицо. Температура была настолько низкой, что его кожа казалась почти по-человечески теплой.

— Чувствую, но он не имеет значения. Тепло или холодно, я могу отметить разницу, но не обращать внимание. Твое тело еще помнит, что холод опасен, и реагирует по привычке. Скоро это пройдет. Пойдем.

— Еще минуту.

Я подняла голову, стараясь охватить взглядом бескрайнее небо.

Эдвард сделал то же. До чего странно: ни звуков, ни запахов, ни ощущения времени. И наш земной мир вдруг показался таким маленьким. Должно быть, так чувствуешь себя, оказавшись в открытом космосе. Или в вечности.

— Райли бы понравилось.

Эдвард согласно кивнул.

— Далеко еще?

— Уже почти приехали.

Проехав дальше по отвесной дороге, мы нашли петляющий коридор между скалами, настолько узкий, что пришлось сложить боковые зеркала, чтобы не задевать ими каменные стены. Вскоре мы оказались по другую сторону склона и начали спуск. По обе стороны снова выросли вековые ели.

Внезапно прямо перед машиной возникла светлая, почти призрачная фигура. Эдвард резко ударил по тормозам, и я смогла рассмотреть белокурую женщину с поистине ангельским лицом. Она улыбнулась, взглянув сначала на Эдварда, а потом на меня, золотистые глаза искрились, разливая слабое свечение в темноте. Так тепло и искренне, как улыбаются любимым после долгой разлуки, будто нежное согревающее объятие. Когда я поняла, что улыбаюсь в ответ, она уже исчезла. Я решила, что это была Ирина — средняя из сестер, и самая мягкая по характеру.

— Куда она делась?

— Ушла предупредить остальных.

Шале выросло прямо посреди леса, перед ним не было ни лужайки, ни подъездной дорожки. Первый этаж, сложенный из камней того же цвета, что и местные скалы, выглядел продолжением ландшафта. Второй этаж был бревенчатым, с панорамными окнами, а крутую двускатную крышу пронзал ствол огромного дерева, будто дом был выстроен вокруг него.

На крыльце нас ждала еще одна блондинка. Хотя она тоже улыбалась, впечатление производила совсем другое — взгляд, прямой и оценивающий, был лишен приветливости. Каждая линия ее тела, от гордой осанки до расслабленной, но собранной позы, говорила о хищной натуре. Таня.

— Вылезай и объяснись, Эдвард Каллен, — спокойно сказала она.

— Понеслось, — вздохнув, сказал Эдвард. — Не удивляйся ничему.

Едва я открыла дверь, как на меня обрушился водоворот запахов и движений. Кто-то стремительно прижал меня к себе, утопив мое лицо в облаке мягких, пахнущих цветами кудряшек.

— Это она?— прозвучал звонкий голос Ирины. Она отстранилась, чтобы посмотреть на меня, и ее пальцы по-детски потрепали меня по щеке. — Ну конечно! Кто же еще? Какая прелесть! Будешь моей подругой?

Ее глаза, огромные и искренние, светились таким неподдельным восторгом, что у меня не осталось иного выбора.

— Конечно, — выдохнула я.

Она снова улыбнулась, расцеловала меня в обе щеки и наконец отпустила. Обвила руками шею Эдварда, для чего ей даже не пришлось подниматься на цыпочки.

— Ну надо же, — сказала она, погладив его по коротким волосам и капризно надув губы. — Ты выглядишь совсем другим. Что это? Символ начала новой жизни? Мне не нравится.

— Это скорее стечение обстоятельств.

За это время к нам подошла Таня, и я подавила желание отступить ближе к Эдварду.

— Так вот кого ты так долго прятал от нас? — спросила его Таня. — Здравствуй, — добавила она, уже обращаясь ко мне и протягивая руки, я сжала ее ладони, удивившись нежности жеста. — Добро пожаловать в семью, дорогая.

Она, как и Ирина, поцеловала меня и обернулась к Эдварду. Он смерил взглядом ее руки, вскинул бровь, но все же пожал ее ладони.

— О, Эдвард, — пропела она. — Милый. Просто поверить не могу, что ты не позвал нас на свадьбу.

Мгновение, и Эдвард рухнул на колени, как подкошенный. Кейт! Раньше, чем поняла, что делаю, я рванулась вперед, схватила ее за руки и оттолкнула что было сил. Та еще не упала, а чья-то стальная хватка уже сомкнулась у меня на шее.

— М-м, горячая, — промурлыкал на ухо голос Ирины.

Я резко оттолкнулась назад, используя ее же захват как точку опоры, повалила нас и, перекувырнувшись через ее плечо, как учил Джаспер, встала на колени. Шов на ноге с треском лопнул. В то же мгновение Эдвард обхватил меня за талию и, развернув, поставил на ноги. Прямо перед лицом, задевая ресницы, промелькнуло размытое пятно. Воздух взволновался и принес запах Кейт, но сама она меня не задела. Она и Ирина весело переглянулись и, оскалившись, стали окружать нас. Я сделала шаг влево, поворачиваясь, чтобы не терять Кейт из поля зрения, и ощутила зеркальное движение Эдварда позади; плечом на долю секунды коснулась его спины, давая нам обоим лучшее понимание относительно положения второго.

— Dio mio⁽¹⁾! — воскликнул новый голос где-то в стороне. — Ma che diavolo fate⁽²⁾!

Чтобы узнать, кто это, пришлось бы отвести взгляд, а на это я пока была не согласна. Эдвард мог одолеть в бою нескольких противников, но только если те не обладали ментальными талантами, как Кейт, вызывающая иллюзию жуткой боли одним прикосновением. Разбираться с такими было моей задачей.

— Эти невоспитанные дети! — продолжал голос. — Что вы устроили? Кто станет навещать нас после такого?

Маленькая женщина с угольно-черными волосами и оливковой кожей принялась отряхивать мою одежду, тараторя что-то на итальянском и размахивая руками, пришлось обратить на нее внимание.

— E questo è il modo di salutare⁽³⁾?! — выкрикнула она с явно вопросительной интонацией и остановилась, будто ждала от меня ответа. Моих скромных познаний итальянского хватило, чтобы понять только слово «это».

— Простите, я не понимаю, — пробормотала я.

— Не переживай, — рассмеялась Ирина, незаметно подкравшись и обняв меня за плечи. — Большая часть того, что говорит Кармен — «непереводимый фольклор».

Кармен возобновила свою тираду, обращаясь теперь к Ирине и указывая на мое платье. Я различала только отдельные слова, вроде «мадонна» или «порка мизэрия», но суть была ясна.

— Да мы же просто пошутили, — вмешалась Кейт.

Махнув на них рукой, Кармен быстро чмокнула меня, ущипнула за щеку.

— Edward, mio caro, ma che cavolo fai? Lascia che le ragazze si azzuffino come gatte⁽⁴⁾?

— A volte, Carmen, è meglio lasciare che tutti sentano la lama degli artigli⁽⁵⁾,— немного устало, ответил Эдвард.

Она наконец смягчилась, улыбнулась и стала подталкивать нас к дому. Эдвард поднял руку к горлу, чтобы поправить воротник рубашки, и на секунду выпрямил пальцы, раскрывая ладонь, будто отпуская бабочку: «прости». Я покачала головой и, нащупав тепло его дара, постаралась мысленно протолкнуть к нему, словно горошину сквозь соломинку, одно-единственное слово — «ненормальные». Он тихо фыркнул.

— Я не верю, что ты не в обиде, Кармен! — всплеснула руками Кейт. — Я бы поняла, почему вы не стали приглашать ее, — добавила она, кивнув в сторону Ирины.

— Эй! — откликнулась та.

— Но проигнорировать всю семью! Это так грубо!

Она ткнула Эдварда пальцем в плечо, он дернулся и машинально растер это место ладонью.

— Розали никогда бы так не поступила.

— Розали любит пышные торжества. Ты сможешь станцевать на следующей ее свадьбе.

— Но это не то! Новая бессмертная пара — ты представляешь, как редко такое случается?

— Да разве можно так навязываться, ragazza⁽⁶⁾? Vergogna⁽⁷⁾!

— А что? Мы не чужие.

Я переводила взгляд с одного лица на другое, и вопросы только множились. Почему Кейт использует дар против своих же? Как это, Розали снова собирается замуж? Почему бы мы не захотели видеть Ирину на свадьбе? Или…

Я обернулась к обнимающей меня прекрасной женщине, чья улыбка околдовала меня еще на дороге. Она ответила искрящимся весельем взглядом. Я с трудом сдержалась, чтобы не сбросить ее руку с моего плеча.

— Нас ведь так и не представили, — с улыбкой сказала она. — Похоже, манеры он растерял вместе с волосами, а ведь всегда был таким учтивым мальчиком.

Она больше ничего не добавила, только наблюдала за моей реакцией, мягкое объятие теперь больше напоминало липкую сеть паутины. Картинка перед глазами зарябила, приобретая резкую контрастную четкость, горло запершило от зарождающегося рыка.

— Белла, это Таня, — подтвердил мою догадку Эдвард.

— Я уже поняла.

— О, так ты обо мне слышала? — широко улыбнулась она. — Я так ждала нашей встречи.

Хотелось бы мне ответить ей что-то колкое или остроумное, может быть, даже слегка грубое или просто хотя бы что-нибудь. Однако ничего не шло на ум. Разум был слишком занят острым желанием стереть с красивого лица эту ухмылку. Самообладания хватило только на то, чтобы сохранить видимость спокойствия и улыбнуться, как я надеялась, снисходительно.

— Ну, что ж, — пробормотала я и позволила Тане проводить меня к крыльцу, где ждал еще один хладный.

Обманчиво юный и даже хрупкий внешне, но с глубокими проницательными глазами. Человек, ради которого мы проделали столь далекий путь — Елеазар Вольтури.

1) Боже мой!

Вернуться к тексту

2) Да какого дьяволы вы творите?

Вернуться к тексту

3) Разве так здороваются?!

Вернуться к тексту

4) Эдвард, дорогой мой, какого чёрта ты творишь? Позволяешь девчонкам драться, как кошкам?

Вернуться к тексту

5) Иногда, Кармен, лучше позволить всем почувствовать остроту твоих когтей.

Вернуться к тексту

6) девочка

Вернуться к тексту

7) Как не стыдно!

Вернуться к тексту

Нам пришлось потратить время, чтобы выгрузить из машины «подарки с Большой земли», как назвала их Кейт. Джаспер уложил в бардачок небольшую коробку с ничего не значащей для меня надписью Thuraya. Половину багажника заняли провода и какие-то трубки. Насколько я поняла, это должно было решить проблему нестабильной связи в горах, особенно долгой снежной зимой. На крыше к специальным креплениям были привязаны новенькие солнечные панели — подарок Эмметта. О прочем содержимом я лишь догадывалась, но существенный вклад внесла Элис, так что это было явно что-то менее практичное. Я вздохнула, стараясь незаметно поправить платье — после стычки разрез на ноге опасно балансировал на грани приличия и вульгарности.

— Бог ты мой, вы хотите совсем нас изнежить? — спросила Таня, обводя взглядом растущую стопку ящиков. — Интернет и электричество — без сомнения, вещи приятные, но не хотелось бы слишком привыкнуть к ним.

— Говори за себя, — ответила ей Кейт.

— Эмметт говорит, это экологичнее, чем генератор, — пожала плечами я.

— Да и способ связываться с миром может пригодиться, — добавил Эдвард.

— Надеюсь, нет, — взмахнула рукой Кармен. — Пусть мир занимается своими делами и не вмешивается в наши.

Елеазар молча склонил голову. Я рассматривала его, пользуясь тем, что он занят. Подобно Карлайлу, Елеазара привела в Вольтеру жажда познания, но в другой области. Его пленяли таланты хладных и жгучее желание изучить их природу. Карлайл считал, что именно продолжением врожденной тяги к исследованию сути вещей и стал полученный Елеазаром при перерождении дар — чувствовать других одаренных. Вольтури приняли столь ценное пополнение в свои ряды с распростертыми объятиями и предоставили ему неисчерпаемое поле деятельности для удовлетворения любознательности. Впоследствии именно Елеазар помог многим членам правящего клана развить свои таланты, именно Елеазар обнаружил и привел в замок одаренных людей, которые, получив бессмертие, многократно увеличили мощь личной гвардии Аро. И именно Елеазар разжигал алчный огонь в глазах Аро, рассказывая, сколь удивительные таланты были обнаружены им в других кланах. По стечению обстоятельств вскоре этими кланами были совершены непростительные преступления. И лишь искренне раскаявшиеся получали право заслужить прощение верной службой. Совершенно случайно ими оказывались именно одаренные.

Мне была известна не вся история, но Карлайл рассказывал, что, впервые встретив Елеазара, он удивился, сколь мало жизни может быть в бессмертном, особенно при столь живом уме. Он посчитал это следствием экзистенциональной тоски бессмертного, но все же обрел в лице Елеазара приятного собеседника, а позже — и друга. Карлайл поделился с ним своим взглядом на новую ипостась, тем, каким он видел свой путь в ней — без насилия и жестокости, через усмирение зверя волей и служение созиданию. Для других Карлайл был в лучшем случае чудаком, в худшем — еретиком и предателем. Для Елеазара он стал спасителем. Елеазар и его жена Кармен покинули Вольтеру. После долгих скитаний они наконец обрели покой, когда Таня и ее сестры приняли их в семью — еще один оплот ереси и милосердия. Или вегетарианства, как в шутку они сами это называли. И судя по золотистым радужкам глаз итальянцев, этого пути они и продолжали держаться.

Как ни иронично, но мы рассчитывали, что именно Елеазар поможет нам при необходимости защититься от взращённых им «питомцев» Аро, наиболее опасными из которых были близнецы — Джейн и Алек. Под взглядом Джейн падали, корчась в агонии, могучие воины, а Алек лишал любого зрения, слуха, обоняния и осязания, погружая разум в непреодолимую темноту. Целая армия не могла бы выстоять против этих двоих. А я, возможно, могла бы. Мы считали шуткой судьбы, что Эдвард не мог слышать мои мысли, пока не столкнулись с другим одаренным хладным, чей талант тоже не смог воздействовать на мой разум. После перерождения я начала лучше чувствовать эту защиту, училась управлять ею, и даже могла, сильно сосредоточившись, приоткрывать ее, чтобы послать сообщение Эдварду. Но получалось слишком медленно, слишком мало контроля.

Мы предполагали, что таланты Кейт и Джейн схожи по своему действию. Если бы Елеазар подтвердил это, осталось бы только испытать на моей защите прикосновение Кейт, расспросить Елеазара о других дарах и попросить научить меня управляться с моим. Но Елеазар проявлял ко мне не более чем вежливый интерес, пока мы делились новостями в просторной, во весь первый этаж, гостиной паучихи-Тани, и это заставляло меня сомневаться, не ошиблись ли мы. Ведь страстный исследователь, описанный Карлайлом, проявлял бы любопытство, почувствовав что-то необычное, верно?

Поймав взгляд Эдварда, я вопросительно приподняла бровь, он ответил едва заметным поворотом головы: «ничего». Может быть, это не дар, а со мной просто что-то не так?

— Лоран все еще здесь? — удивленно спросил Эдвард.

Знакомое имя привлекло внимание и заставило прислушаться к разговору.

— Да, он в итоге остался, — лениво протянула Таня. — Белла, ты помнишь Лорана?

Лоран был спутником двух чокнутых хладных, которые едва не убили меня и добавили шрамов Эдварду. Из-за них мы неделями ходили с ощущением мишени на спине. Да, что-то такое я припоминала.

— Не думала, что он проникнется идеей вегетарианства, — ответила я.

Кармен выразительно фыркнула и откинулась назад, раздраженно качая ногой. Она сидела на подлокотнике кресла, где разместился ее муж. И, пока разговор не затронул Лорана, пребывала в прекрасном настроении.

— È la donna che fa l'uomo, — изрек Елеазар и коснулся губами пальцев Кармен.

— Что это значит? — не поняла я.

— Лораном завладело иное чувство, юная Белла, — ответил он. — Имеющее мало общего с милосердием.

— Бесстыдство? — подсказала Кейт с ухмылкой.

— В таком случае оно заразно, — проворчала Таня. — Ангелов среди нас нет, но нам пришлось установить правила для них с Ириной. Теперь они временами пропадают на день-другой.

Эдвард нахмурился.

— Как он справляется с диетой? — спросил он.

Таня поджала губы, пальцы принялись отбивать нервную дробь по колену.

— С переменным успехом. Скажем так, он старается не расстраивать Ирину, но у каждого свой путь, верно? Если он проживет здесь достаточно долго, может быть, власть человеческой крови над ним ослабнет. Или наоборот. По крайней мере, сейчас он лишен соблазнов.

— Здесь безопасное место, Белла, — неожиданно обратилась ко мне Кейт. — Территории к северу совсем безлюдны, но дичи в избытке. Эмметт тоже жил здесь какое-то время, в самом начале.

Я не сразу поняла, что она имеет в виду и, должно быть, выглядела глупо, молча смотря в ответ, пока меня не осенило.

— О, с этим все в порядке, спасибо.

— Вы здесь не поэтому?

— У нас вроде свадебного путешествия, — улыбнувшись, ответил Эдвард.

— Свадебное путешествие! — повторила Кармен. — И ты привез молодую жену в вечную мерзлоту? Что с тобой не так, ragazzo?

Взглянув на Эдварда, я уже готова была сказать что-то банальное о здешней красоте, но мой взгляд наткнулся на Танин. Она наблюдала за нами с пристальным, неумолимым вниманием. Она не могла не заметить наш быстрый молчаливый диалог. В ответ на затянувшуюся паузу ее глаза чуть сузились, а в уголках губ дрогнула тень улыбки. Прямо кошка, следящая, как шепчутся две мышки.

— Мы столкнулись с аномалией, — в итоге призналась я. — И надеялись получить совет.

Елеазар заинтересованно склонил голову, жестом предлагая продолжать. Я растерялась. Спросить ли его прямо? Выпалить свои предположения? А вдруг это все же ошибка? Я посмотрела на Эдварда, он понял мое затруднение.

— Ты встречал хладных, на которых не действовали бы таланты других? — спросил он.

— Хладные, — вместо ответа повторил Елеазар, будто пробуя произнести незнакомое слово. — Замечательное слово. Такое емкое. Это интересный вопрос, мой мальчик. Простым ответом будет «нет», не встречал. Но в вопросах, связанных с талантами, не бывает просто, верно?

— Что вы имеете в виду?

— Я выражу непопулярное мнение, что природа таланта, моя дорогая, — наше наследие из смертной жизни. Взять, к примеру, Эдварда — необычайно проницательный молодой человек, не правда ли? Наблюдательный, обладающий аналитическим умом, тонким пониманием человеческой натуры. Полагаю, при жизни он обладал умением слышать то, что не сказано вслух. И что же принесло обращение, многократно усиливающее врожденные способности? Буквальное чтение мыслей. Оно не дало ему ничего нового — лишь довело до совершенства то, что уже было заложено. Прекрасная Кейт avere il coltello facile, — продолжил он, но заметив, что я не понимаю, остановился и пощелкал пальцами, будто пытаясь нащупать верную аналогию.

— Легко хваталась за нож, — подсказала ему Таня. Елеазар благодарно ей кивнул.

— Словом, обидеть ее было легко и весьма опасно. И скажем прямо, ей не чуждо удовольствие от чужой боли.

Я подумала, что такая характеристика сама по себе звучит обидно, и взглянула на Кейт. Та улыбалась, поймав мой взгляд, она подмигнула.

— То, что ты назвал меня прекрасной, не отменяет ярлык садистки, который ты на меня повесил, — посмеиваясь, заметила она.

— Я не оцениваю, mia cara, только объясняю природу. А что же сказать о носителе дара, который вы упомянули? — задумчиво спросил он, сложив пальцы домиком и прикоснувшись ими к губам. — Подобный дар не поможет атаковать, он не воздействует на других, только обороняется. Полагаю, такой человек инстинктивно избегает конфликтов, не стремится к битве и всеми силами уходит от всеобщего внимания. Он возводит незримые стены, чтобы обрести покой. Скорее всего это замкнутый одиночка, но с мощным, нерастраченным инстинктом защищать тех, кого он пустил за свою стену. А теперь подумаем, какова вероятность, что такой, — он сделал небольшую паузу перед непривычным названием, — хладный захочет оказаться в Вольтере — ядре нашего общества? Или захочет ярко проявить себя?

— Практически нулевая, — ответила я.

— Мы называли таких одаренных «щитами» — защитниками. Но эта категория талантов — самая малоизученная именно в силу их особенностей. Их чрезвычайно сложно разыскать и еще сложнее — убедить сотрудничать. Они применят все способности, чтобы этого избежать.

Я невольно сглотнула, описание получалось пугающе близким к истине. Елеазар при чисто гипотетическом рассуждении понял так много!

— Что ж, — заметно оживившись продолжил он. — Полагаю, я заслужил небольшую награду за свою теорию? Простите, любопытство — порок, который мне придется нести до конца вечности. Где вы встретили такую аномалию?

— Похоже, это я.

Мой голос прозвучал сдавленно, под прицелом стольких взглядов захотелось залезть под стол. Елеазар подался вперед, оказавшись на самом краешке кресла.

— Разум Беллы закрыт от меня, — сказал Эдвард. — Абсолютная тишина. Примерно то же сказал о ней хладный с даром ищейки.

— Абсолютная тишина, — повторил Елеазар, вперив в меня пристальный немигающий взгляд.

Я снова поправила платье, стараясь прикрыть слишком оголенную ногу.

— Либо вы ошибаетесь, и юная Изабелла обделена даром, — не меняя положения и не отводя глаз сказал Елеазар, — либо она одарена настолько, что полностью блокирует меня. Che interessante! E che mi dici degli altri talenti?

Он медленно поднялся с кресла, по-змеиному плавно и беззвучно приблизился и остановился прямо предо мной. Пришлось сильно задрать голову, чтобы видеть его лицо. Мышцы сами собой напряглись, как перед прыжком. Я подумала, не встать ли мне, чтобы он прекратил так нависать, но ограничилась тем, что откинулась назад, хотя бы немного увеличивая расстояние.

— Елеазар, — окликнула его Таня. — Ты пугаешь нашу гостью.

Он удивленно моргнул и отступил назад.

— Прости, моя дорогая, — Елеазар забеспокоился, на мгновение растерянно оглядев комнату, но вместо того, чтобы вернуться на свое место, он опустился на край низкого столика прямо передо мной, еще больше сокращая дистанцию.

— Я пытался... trovare al tocco... нащупать его. Позволите? — его рука замерла в воздухе в вопросительном жесте.

Я молча кивнула. Его ладонь, прохладная и легкая, коснулась моей макушки. Я замерла в ожидании, но ничего не последовало — ни вспышки, ни покалывания, ни малейшего изменения в моем восприятии. Я подумала, как нелепо, должно быть, это выглядит со стороны, скосила глаза на Эдварда, но его внимание было приковано к Елеазару, отпускавшему мне грехи, взгляд выдавал сосредоточенность. Кейт прятала улыбку, прикрывая часть лица ладонью, Кармен наблюдала за нами спокойно, но без явного интереса. Таня же пристально разглядывала Эдварда, водя тонкими когтистыми пальцами по обивке дивана.

— Абсолютная тишина, — снова повторил Елеазар, наконец убирая руку. — Да, точнее и не скажешь. Так на тебя совсем не действуют таланты?

— Не все, — покачала головой я. — Джаспер чувствует меня. И действует так же, как и на остальных.

— Ага, вот оно что. Значит, защита только ментальная.

— Разве то, что делает Джаспер, не относится к ментальной сфере?

— Совсем наоборот, mia cara, работа Джаспера очень физиологична. В какой-то степени более осязаемая. Ни разум, ни душа ему не доступны, тело — его инструмент. И играет он виртуозно. Представьте, что нервная система — это клавиатура рояля. Большинство из нас бьют по ней кулаком. Джаспер же — виртуозный пианист. Он знает, какая нота отвечает за страх, какой аккорд пробудит ярость, а какая гармония погрузит в блаженство. Он не создает эмоции из ничего, он лишь нажимает на нужные клавиши, которые уже есть в каждом из нас. Активировать механизмы выживания, высвободить природную агрессию, заглушить естественную систему торможения, остановить работу зеркальных нейронов — и ты получишь идеальное оружие, не знающее ни страха, ни жалости. И, скажем прямо, весьма туго соображающее, опьяненное. Просто комок импульсов. Если воздействие будет длительным, оно изменит саму нервную систему, приучив мозг к такому функционированию. Как у людей, долго находящихся в зоне боевых действий. Современные технологии позволяют буквально увидеть эти изменения, на экране, — воодушевлённо пояснил Елеазар, расставив ладони, будто удерживал в них невидимый шар. Я вздрогнула, представив какой образ возник перед его глазами. — Чрезвычайно одаренный молодой человек!

И чрезвычайно жуткий. Я начинала понимать, почему Эдварду так не нравилось, когда Джаспер использовал свой талант на других.

— То есть, он мог бы действовать и наоборот? — спросила я. — Исправить того, чей мозг работает неправильно?

— Великолепная гипотеза, — мечтательно улыбнулся Елеазар. — Жаль, наш друг едва ли согласится ее проверить. Но давай вернемся к тебе, выходит, твой разум нельзя считать. Но можно ли обмануть? Хочешь выяснить?

Я взглянула на Кейт и машинально сглотнула, вспомнив, как упал Эдвард. Такой сильный и решительный в бою, он просто обмяк, едва она коснулась его. Момент истины. Или наши предположения оправдаются, или рассыплются в пыль.

— Да, — твердо ответила я. За этим мы и приехали.

Кейт соскользнула со своего места, тягуче, будто подкрадываясь, опустилась на пол рядом, как нарочито ленивый охотник, затаившийся в укрытии. Мягкая улыбка на ее губах, наверное, должна была выглядеть ободряюще, но действовала совсем наоборот. Она протянула ко мне раскрытую ладонь, не нападая, приглашая самой коснуться ее.

С легким дуновением ветра рядом возник Эдвард и положил руку ей на плечо.

— Минимальным зарядом, — потребовал он.

Кейт закатила глаза.

— Да за кого ты меня принимаешь, в самом деле? Я не садистка, что бы ни говорил этот итальянец, — возмутилась она, но плотоядная улыбка не позволяла поверить в искренность заявления. — Смелее, Белла. Я буду нежной. По крайней мере, поначалу.

Моя ладонь встретилась с ее ладонью. Пальцы Кейт сомкнулись вокруг моих с силой капкана, и я невольно вздрогнула — не от боли, а от резкости движения. Эдвард застыл рядом, напряженный, как струна. Но ничего не происходило. Ни волны агонии, ни призрачного жара — лишь холодное касание и ее цепкая хватка. Я встретилась с Эдвардом взглядом и покачала головой.

— Сейчас попробуем посильнее, — предупредила Кейт.

И снова ничего. Я вздохнула, рядом заметно расслабился Эдвард, его плечи опустились, лицо разгладилось. Я улыбнулась Кейт, она на мгновение сильнее сжала мою ладонь, но ощущения остались теми же.

— Вы представляете? — засмеялась она. — Видели такое когда-нибудь? Совсем ничего?

— Совсем.

Последнее слово я открыто адресовала Эдварду, видя в его глазах отражение собственного облегчения и надежды. Работает.

— Favoloso! — почти прошептал Елеазар. — Ты уверена, что что-то делаешь?

— О, даже не знаю, — ответила она, наивно взмахнув ресницами. — Давай проверим на тебе. Чтобы удостовериться.

Кейт протянула вторую ладонь Елеазару, но тот отшатнулся, как от оголенного провода.

— Мы слишком давно знакомы, чтобы я так попался, mia cara. Полагаю, мы получили ответ. Закрыт и для считывания, и для внушения. Замечательный дар!

— Вы сказали, — подала голос Таня. — Что Беллу не мог считать ищейка. Разве эта история случилась не при жизни Беллы? Лоран говорил, что ее пытались съесть.

— Все верно.

— Значит, будучи смертной, ты уже владела даром, — заметил Елеазар. — Да, теперь понимаю, почему так случилось, — посмеиваясь, сказал он. — Не было ни шанса, чтобы ты, Эдвард, не заметил такую загадку. Не смог расколоть орешек, верно? Кто знает, какие всходы он даст, посаженный на плодородном поле бессмертия.

— Можно как-то ускорить его рост? — не удержалась я.

— Ускорить? — переспросила Кармен. — Куда спешить, ragazza? В твоем распоряжении будет много времени, не торопи его, насладись моментом!

— Кармен права, — подтвердил Елеазар. — Лучше всего позволить дару развиваться самому по себе. Это позволит тебе лучше его понять и изучить. Тут я, увы, не могу тебе помочь, для меня он полностью непроницаем.

— А для других? Как понять, на кого сработает, а на кого — нет?

— Полагаю, только экспериментальным путем.

— Никто не знаком с талантами лучше тебя, Елеазар, — подхватил Эдвард, он слегка улыбался, будто вел легкую светскую беседу, но взгляд выдавал сосредоточенность. — Если бы ты мог предположить…

— Каждый талант уникален, друг мой, но некоторые закономерности предположить можно. Телепатия и внушение — это зона когнитивных процессов, с высокой долей вероятности, все таланты такого плана действовать не будут.

А многие ли из его учеников действовали в «зоне когнитивных процессов». Обманывала ли Джейн разум или, подобно Джасперу, вызывала настоящую боль? Мы не могли спросить прямо, наша настойчивость, должно быть, уже выглядела подозрительно, но ответ был так близок! Раздумывая, я отвела взгляд и заметила, как внимательно рассматривает меня Таня, снова постукивая пальцами по колену. Я тронула Эдварда за руку, он будто очнулся, перестал буравить Елеазара взглядом.

Когда Эдвард включал свой дар на полную мощность, пытаясь прочесть мои мысли, у меня начинала кружиться голова, картинка перед глазами слегка расплывалась, а позже я научилась чувствовать его почти как прикосновение. Интересно, ощущал ли что-то подобное Елеазар? Как бы то ни было, выглядел он куда менее настороженным, чем Таня.

— И впрямь очень увлекательно, — улыбнувшись, сказала я.