Свет за краем палочки (джен)

Мир не заканчивается взрывом. Он заканчивается всхлипом в темноте, когда молитва застревает в горле, набитом кровью.

Дождь над пустошью Дартмура не падал — он вколачивался в землю ледяными гвоздями, превращая вереск в гнилое, хлюпающее месиво. Гарри Поттер стоял перед входом в пещеру, которую на картах маглов помечали как «Зев Дьявола», а в архивах Аврората — как «Объект Ноль-Семь». Вокруг не было ни души, только ветер, вывший так, словно сама ночь пыталась перегрызть себе вены. Гарри давно перестал чувствовать холод; холод стал его второй кожей, такой же привычной, как шрамы, стягивающие не только тело, но и память.

— Люмос.

Свет на конце палочки дрогнул. Не чистый, белый луч, к которому он привык в школьные годы, а грязно-серый, болезненный, словно магия сама боялась того, что ей предстояло высветить.

Гарри шагнул внутрь.

Воздух здесь пах не сыростью, а озоном и жженой медью. Запахом старой, запекшейся крови и чего-то еще — сладковатого, тошнотворного, напоминающего аромат лилий на похоронах, которые забыли вынести из комнаты на третий день. Это было убежище не Пожирателей. Те были фанатиками, но людьми. Здесь же, судя по искаженным теням, пляшущим на стенах, обитало нечто, что презирало само понятие человечности.

— Если здесь кто-то есть, — голос Гарри прозвучал глухо, отражаясь от сводов, словно удары молота по крышке гроба, — выходите. Именем закона и милосердием, которого у меня не осталось.

Тишина в ответ была плотной, осязаемой. Она давила на ушные перепонки.

Гарри шел вперед, переступая через… вещи. Сначала ему показалось, что это кучи тряпья. Но когда луч «Люмоса» выхватил из тьмы детали, желудок скрутило спазмом. Это были мантии. Внутри них лежал прах. Люди не умерли здесь — они выгорели изнутри. Мгновенно. Без огня. Словно кто-то просто выключил их существование, оставив лишь оболочки.

И в этот же самый миг, за бесконечное количество миров и реальностей отсюда, в другом храме, под другими небесами, женщина с белыми, как снег Нордскола, волосами, кричала.

— Встаньте, воины Света! — голос Салли Вайтмейн срывался на визг, полный фанатичного отчаяния и святой ярости. — Смерть не властна над нами, пока горит Огонь!

Собор Алого Ордена пылал. Но не тем очищающим пламенем, которому она молилась. Это был огонь разрушения. В витражи, изображающие святых, влетали нечестивые заклинания, и осколки цветного стекла сыпались на пол дождем из драгоценных камней и бритв.

Они шли к ней. «Герои». Убийцы. Их лица были скрыты шлемами, их оружие сочилось ядом и тьмой. Она видела их глаза — пустые, жадные до добычи. Они пришли не за справедливостью. Они пришли, чтобы растоптать её веру, осквернить её алтарь, вырвать сердце из груди её Монастыря.

— Могрэйн пал! — крикнул кто-то из послушников, прежде чем его голова, отделенная от тела тяжелым топором, покатилась по мраморным ступеням, оставляя широкий алый мазок.

Салли осталась одна. Верховный Инквизитор. Последний бастион.

Она подняла посох. Свет отозвался — не теплым лучом, а ревущим столбом пламени, сжигающим кислород. Она чувствовала, как мана выжигает её собственные вены, превращая кровь в расплавленное золото. Ей было больно. Господи, как же ей было больно — не от ран, а от того, что Свет молчал. Он давал силу, но не давал утешения.

— Я не позволю… — прошептала она, и в её глазах, обычно холодных и стальных, блеснули слезы бессилия.

В пещере под Дартмуром Гарри Поттер вошел в главный зал.

В центре, на грубо вытесанном каменном алтаре, лежало нечто. Это не был медальон в привычном понимании. Это была дыра в пространстве, оправленная в потускневшее серебро. Идеальный круг абсолютной черноты, вокруг которого реальность шла трещинами, как разбитое зеркало.

Вокруг алтаря лежали тринадцать тел. Их позы были неестественно вывернуты, словно в момент смерти они пытались вырвать собственные глаза. А на стенах, выцарапанные когтями в камне, светились символы. Не руны. Не иероглифы. Это была геометрия безумия. Гарри знал много языков, включая парселтанг, но от взгляда на эти линии у него заныли зубы и потекла кровь из носа.

Они пытались что-то призвать. Или кого-то изгнать.

Гарри подошел ближе. Он знал, что нельзя этого делать. Инструкция Аврората: «Не трогать артефакты класса «Омега» без спецотдела». Но спецотдела больше не было. Был только он и эта проклятая тьма. Ему показалось, или из центра черного круга доносится звук? Не шепот. Не гул.

Пение.

Тихое, едва слышное пение церковного хора, искаженное, пущенное задом наперед, пропущенное через толщу ледяной воды.

— Resurrectio… — прошептал голос в его голове. Или это был шелест его собственной мантии?

В Алом Монастыре клинок пробил грудь Салли Вайтмейн.

Она не почувствовала боли удара. Только холод стали, разрывающий легкие. Она упала на колени, и её белые одежды мгновенно пропитались красным. Кровь на белом — это было красиво. Страшно и красиво, как закат над чумными землями.

— Свет… — она потянулась рукой к алтарю, но пальцы хватали лишь воздух. — Почему ты… оставил меня?

Она умирала. И в момент смерти, когда душа должна была отправиться в Темные Земли, она вцепилась в единственное, что у неё осталось. В свою ненависть. В свою веру. В желание жить, чтобы карать. Её душа стала крюком, раскаленным добела, который зацепился за ткань мироздания и рванул её на себя.

Гарри протянул руку к медальону. Он хотел накрыть его полем стазиса. Он хотел изолировать угрозу.

Но капля крови из его носа, сорвавшаяся вниз, упала быстрее заклинания.

Она ударилась о черную поверхность артефакта.

Взрыв не был громким. Звук исчез вовсе. Мир схлопнулся.

Гарри почувствовал, как его грудную клетку разрывает изнутри, словно в него пытаются впихнуть вселенную. Его сознание расщепилось. Он увидел не пещеру. Он увидел высокие своды, витражи и женщину, умирающую в луже собственной крови. Он почувствовал её агонию как свою. Он почувствовал вкус железа во рту — её крови. Он почувствовал её последний, отчаянный крик, который был не просьбой о помощи, а приказом.

— ЖИТЬ!

Реальность в пещере выгнулась дугой. Тени отклеились от стен и ринулись к Гарри, но их отбросило вспышкой ослепительного, яростного Света, вырвавшегося из его собственной груди.

Гарри упал. Темнота сомкнулась над ним, но в этой темноте он был уже не один.

На полу пещеры, в центре выгоревшего круга, лежал человек. А в его руке, намертво вплавленный в кожу ладони, пульсировал серебряный диск, внутри которого билось, как пойманная в банку птица, чужое сердце.

Когда Гарри открыл глаза, они были разного цвета. Один — зеленый, как проклятие Авады. Другой — сияющий белым огнем, в котором не было ничего, кроме суда.

— Где… мои… монастыри? — спросили его губы чужим, ломким голосом, от которого веяло ладаном и могильным холодом.

* * *

Сознание возвращалось не как всплытие на поверхность, а как падение на бетонный пол.

Звуки ворвались первыми. Писк приборов. Ритмичный, холодный, бесстрастный. Пип… пип… пип… Этот звук раздражал. Он был слишком упорядоченным для хаоса, царившего внутри черепной коробки.

Гарри попытался открыть глаза. Веки казались сделанными из свинца, а ресницы склеились чем-то засохшим.

— Стабилен, — голос был незнакомым. Сухим, как шелест бумаги. — Магическое ядро пульсирует с аномальной частотой. Словно у него их два. Или одно, но разорванное пополам и сшитое гнилыми нитками.

— Он очнется?

— Должен. Хотя, глядя на снимки его ауры… Я бы предпочел не очнуться. Это похоже на Хиросиму внутри одного человека.

Гарри с трудом разлепил веки. Свет больничной палаты (Святое Мунго? Или изолятор Отдела Тайн?) ударил по сетчатке, вызывая тошноту. Все было белым. Слишком белым. Стерильным.

«Ненавижу белый», — пронеслась мысль. Четкая. Злая. Чужая.

Гарри дернулся. Его руки были пристегнуты к кровати широкими кожаными ремнями.

— Мистер Поттер? — над ним нависло лицо целителя в лимонной мантии. Глаза испуганные, спрятанные за толстыми стеклами очков. — Не пытайтесь двигаться. У вас множественные переломы реальности.

— Что… — Гарри закашлялся. Горло горело, словно он глотал раскаленный песок. — Что случилось?

— Вы были в пещере. Объект Ноль-Семь. Вы единственный выживший. Остальная группа зачистки… их просто не нашли.

Гарри закрыл глаза. В темноте под веками вспыхнули образы. Не пещера.

Горящий город. Узкие улочки, вымощенные булыжником. Запах гниющего мяса и сладковатый дым. Ему… Ей девять лет. В руке — деревянный меч, грубо выструганный отцом. На лезвии — настоящая, черная, вязкая кровь. Перед ней лежит женщина. Мама. Но у мамы нет нижней челюсти, а из живота свисают серо-зеленые кишки. Мама тянет к ней руки, и эти руки хотят не обнять, а разорвать.

— Прости, мамочка… Прости… СВЕТ, ОЧИСТИ ЕЁ!

Деревянное острие входит в глазницу. Хруст кости.

— ААААА!!! — Гарри закричал, выгибаясь дугой на кровати. Ремни затрещали.

Это было не воспоминание. Это было переживание «здесь и сейчас». Он чувствовал, как дерево скользит в мокрой плоти. Он чувствовал ужас девятилетней девочки, который был больше, чем могла вынести человеческая душа.

— Седативное! Живо! — крикнул целитель.

Но Гарри уже не слушал. Он тяжело дышал, холодный пот катился по вискам. Видение отступило, оставив после себя привкус пепла на языке.

— Отвяжите меня, — прохрипел он. Голос изменился. В нем появились властные, истеричные нотки. — Мне нужно… зеркало.

— Мистер Поттер, вам нельзя…

— ДАЙ МНЕ ЗЕРКАЛО, ЧЕРВЬ! — рявкнул Гарри так, что стекла в шкафу с зельями задребезжали и покрылись инеем. Правая рука рванулась, и кожаный ремень лопнул, как гнилая нитка.

Целитель отшатнулся, побледнев. Он дрожащей рукой протянул небольшое ручное зеркальце с тумбочки.

Гарри схватил его. Рука дрожала. Это была его рука — со шрамом от «Я не должен лгать», с мозолями от метлы. Но под кожей, вдоль вен, просвечивала золотистая сеть, пульсирующая в такт сердцу.

Он поднес зеркало к лицу.

Из стекла на него смотрел Гарри Поттер. Изможденный, с черными кругами под глазами. Но левый глаз… Левый глаз был нормальным, зеленым. А правый — выгоревшим добела, без зрачка и радужки. Сплошное белое бельмо, светящееся изнутри.

Но страшнее было не это.

Гарри судорожно полез в карман мантии, висящей на стуле рядом (целители не посмели его раздеть?). Пальцы нащупали холодный осколок. Двустороннее зеркало Сириуса. Единственная вещь, которая всегда была с ним.

Он посмотрел в осколок.

Там не было его отражения.

В мутной глубине старого артефакта, в бесконечном удалении, в каком-то сером тумане, стояла она.

Женщина в алом корсете и высоком воротнике. Её белые волосы разметались, лицо было залито кровью, а глаза — те самые, алые, полные безумия и боли — смотрели прямо на него. Она стояла на коленях, опираясь на посох, и вокруг неё клубились тени тех, кого она убила.

Она беззвучно шевелила губами. Гарри присмотрелся, читая по губам.

«Верни. Меня. Домой».

— Кто ты? — прошептал Гарри зеркалу.

Отражение женщины искривилось в усмешке, полной горечи и превосходства. В голове Гарри, в самом центре мозжечка, раздался её голос. Четкий, как удар хлыста.

— Я — Верховный Инквизитор Салли Вайтмейн. А ты, мальчик, — мой новый чистилище.

Гарри выронил осколок.

Он упал на одеяло, но женщина не исчезла. Она продолжала смотреть на него с поверхности стекла, и в её взгляде читалась угроза. Она не была пленницей. Она была захватчиком.

В палату вошел человек в строгом сером костюме. Не целитель.

— Мистер Поттер, — произнес он без предисловий. — Меня зовут Кингсли Шеклболт, но вы это знаете. Мы должны поговорить о том, что нашли в той пещере. И о том, почему уровень Света в вашей палате сейчас такой, что в коридоре плавятся охранные чары.

Гарри поднял на министра разноцветные глаза.

— Кингсли, — сказал он, и голос его двоился. — Боюсь, у нас проблемы посерьезнее чар. У меня в голове… кто-то кричит.

— Мы знаем, — Кингсли кинул на кровать папку. На ней стоял гриф «Совершенно Секретно». — Анализ крови показал наличие двух ДНК. Одна — ваша. Вторая — не принадлежит ни одному известному виду человека на Земле. И еще… Мистер Поттер, те тринадцать человек в пещере? Мы опознали одного. Это был пропавший пятьдесят лет назад Отдел Тайн в полном составе. Они не постарели ни на день.

Гарри посмотрел на свои руки. Правая ладонь начала светиться мягким, золотым светом. Он попытался сжать кулак, чтобы погасить его, но пальцы не слушались. Они сложились в жест благословения.

«Слабак», — прокомментировал голос Салли в его голове. — «Ты даже не умеешь держать Свет. Ты проливаешь его, как воду».

* * *

Площадь Гриммо встретила их дождем и запахом мокрой собачьей шерсти. Дом номер двенадцать, невидимый для остального мира, выступил из кирпичной кладки, как гнилой зуб, обнаживший нерв.

Гарри стоял на пороге. Ключ дрожал в руке. Ему было двадцать с небольшим, но в отражении лужи он видел старика в теле подростка. Пальто висело на плечах мешком, худоба, которую он так и не перерос после чулана под лестницей, теперь казалась еще более болезненной.

— Здесь пахнет скверной, — голос Салли прозвучал не в ушах, а в затылке. Он был холодным и брезгливым, как прикосновение скальпеля. — Твой дом болен, мальчик. Стены пропитаны тьмой. Как ты можешь дышать этим воздухом?

— Я привык, — вслух ответил Гарри, поворачивая ключ. Замок щелкнул, словно ломая кому-то палец. — И не называй меня мальчиком.

— Ты и есть мальчик. Я чувствую твои кости. Они хрупкие. Недокормленные. Твои мышцы — как высохшие жилы. В Алом Ордене таких, как ты, отправляли на кухню или в переписчики. Ты не воин.

Гарри стиснул зубы и толкнул дверь.

Дом вздохнул.

Обычно Гриммо спал. Но сегодня, стоило Гарри переступить порог, половицы заскрипели, а портрет Вальбурги Блэк за занавесками начал неистово биться о раму, хотя сама старуха еще молчала. Дом чувствовал Чужака. Дом чувствовал Свет, который был для него ядом.

Гарри прошел в гостиную и рухнул в кресло. Сил не было даже на то, чтобы зажечь камин.

— Встань, — приказала Салли.

— Нет. Я хочу спать.

— Я сказала — встань!

Тело дернулось помимо воли Гарри. Это было омерзительное чувство: словно кто-то вдел руки в его рукава и ноги в его штанины и дернул за ниточки. Гарри попытался удержаться за подлокотники, но его пальцы разжались сами собой. Он встал, двигаясь рывками, как сломанная марионетка.

— Что ты творишь?! — закричал он, пытаясь перехватить контроль над ногами, но те твердо шагали к центру комнаты.

— Мы должны освятить это место. Я не буду спать в склепе еретиков.

Правая рука Гарри (та самая, с бельмом на глазу) взметнулась вверх. В воздухе начал формироваться символ — сложный, угловатый крест Алого Ордена, сотканный из чистого огня.

Гарри почувствовал, как его магическое ядро протестует. Магия Салли была другой. Она не текла, она горела. Она брала его резерв и поджигала его, как бензин.

— Хватит! Ты убьешь меня!

— Смерть лучше осквернения! — рявкнула она его горлом. Голос сорвался на визг.

В комнате стало невыносимо светло. Портрет Вальбурги наконец распахнулся, и старуха начала визжать, но тут же заткнулась, когда луч света ударил в холст, заставив краски шипеть и плавиться. Мебель тряслась. Старинный сервиз Блэков в шкафу взорвался тысячей осколков.

Гарри понял, что сейчас потеряет сознание. Он собрал все свои силы, всю ту упрямую злость, что помогла ему выжить под Авадой, и ударил ментально внутрь себя. Он представил кирпичную стену. Глухую, толстую стену между собой и этой безумной фанатичкой.

— Экспеллиармус! — заорал он, направляя заклинание не наружу, а в собственную душу.

Свет погас.

Гарри рухнул на ковер, хватая ртом воздух. Его трясло. Из носа капала кровь, смешиваясь с пылью на полу.

Тишина.

Долгая, звенящая тишина.

Затем, в глубине сознания, он почувствовал… удивление.

— Ты… остановил меня, — голос Салли был тише. В нем не было уважения, но было любопытство. — Твое тело — труха, но воля… В твоей воле есть сталь.

Гарри перевернулся на спину, глядя в темный потолок.

— Убирайся из моей головы.

— Не могу, — ответила она просто. И вдруг он почувствовал смену эмоции. Её ярость ушла, уступив место тоскливой, ледяной пустоте. — Здесь холодно, Гарри. В твоем мире нет Света. Даже твой огонь в камине… он не греет.

Гарри прислушался к своим ощущениям. Он чувствовал её присутствие не как голос, а как физическое тело внутри своего. И сейчас она дрожала. Она, Великий Инквизитор, убийца сотен, дрожала от холода и одиночества в чужом мире, в чужом теле.

— Мне тоже холодно, — прошептал Гарри.

— Расскажи мне, — вдруг попросила она. — Расскажи мне, почему ты такой маленький. Почему твое тело помнит голод?

Гарри закрыл глаза. Он не хотел этого. Но образы сами всплыли в памяти, и он знал, что она их видит.

Чулан. Пауки. Кусок засохшего сыра. Удары Дадли. Тетя Петунья, замахивающаяся сковородкой. Чувство, что ты лишний, что ты мусор, что ты занимаешь место.

Салли молчала. Она смотрела его воспоминания, как кинохронику.

И вдруг Гарри почувствовал что-то странное.

Тепло.

Не обжигающий огонь инквизиции, а мягкое, почти незаметное тепло, разлившееся в груди, там, где болело сердце.

— Тебя тоже предали те, кто должен был защищать, — произнесла она. Её тон изменился. В нем появилась странная, болезненная мягкость. — Семья. Кровь.

— Да.

— Мы похожи, заморыш. Мы — сироты, выжившие назло смерти.

В камине вспыхнуло зеленое пламя.

Гарри дернулся, инстинктивно хватаясь за палочку. Из огня вышагнул Драко Малфой, отряхивая мантию от пепла. Он выглядел безупречно, но глаза были тревожными.

— Поттер? — Драко оглядел разгромленную гостиную. Осколки сервиза, прожженный портрет, лежащего на полу Гарри. — Мерлинова борода… Я стучал полчаса. Ты не открывал. Что здесь, во имя Салазара, произошло? На тебя напали?

Гарри с трудом сел.

— Нет, Малфой. Никто не нападал.

— Тогда почему у тебя один глаз светится, как чертов фонарь, а магический фон такой, будто здесь только что экзорцировали демона? — Драко шагнул ближе и протянул руку, чтобы помочь ему встать.

Гарри посмотрел на протянутую бледную ладонь.

— Не смей касаться его, — прошипела Салли в голове. — На нем метка Тьмы. Я вижу её на его предплечье. Скверна.

— Не трогай меня, — резко сказал Гарри, отшатываясь от руки Драко. — Просто… не трогай.

Драко замер, его лицо окаменело. Он медленно опустил руку.

— Я принес зелья. От Гермионы. Восстанавливающие, — он поставил флаконы на столик. Голос стал ледяным, официальным. — Если решишь сдохнуть здесь в одиночестве — твое право, Поттер. Но не смей делать вид, что нам все равно.

Он развернулся и шагнул обратно в камин.

— Он носит Зло на коже, — сказала Салли, когда зеленый огонь погас.

— Он мой друг, — глухо ответил Гарри, глядя на флаконы.

— Друзья не носят клеймо проклятых, — отрезала она. — Теперь спи. Твое тело ослабло. Если ты умрешь от истощения, я застряну в трупе. А это недопустимо.

И Гарри почувствовал, как его сознание насильно гасят, словно задувают свечу. Салли укладывала его спать. Не из заботы. А как солдат чистит оружие.

Но за секунду до того, как провалиться в сон, он снова почувствовал это. Фантомное прикосновение. Словно кто-то невидимый поправил ему одеяло — жест, которого у него никогда не было в детстве.

Утро на площади Гриммо не наступало. Серый свет просто сменил черную тьму, не принеся ни тепла, ни надежды.

Гарри сидел за кухонным столом, заваленным пергаментами из папки Кингсли. Рядом стояла чашка кофе, остывшего три часа назад. Он не мог пить. Каждый раз, когда он подносил чашку к губам, горло сжималось спазмом. Это Салли отказывалась принимать «черную жижу». Она требовала воды. Чистой, ледяной воды.

— Смотри сюда, — её голос в голове был напряженным, вибрирующим, как натянутая струна. — Левый верхний угол фотографии. Увеличь.

Гарри послушно коснулся снимка палочкой. Изображение стены пещеры приблизилось.

На камне были высечены линии. Для любого мага это выглядело как хаотичные царапины. Но Салли видела в них структуру.

— Это не руны, — прошептала она. — Это геометрия Шат’яр. Язык Древних Богов. Язык безумия, который сводит с ума, если долго на него смотреть.

— Древних Богов? — переспросил Гарри вслух. — Что-то из Лавкрафта? В моем мире нет этих существ, Салли. Ни древних, ни новых.

— Везде есть боги, Поттер. И везде есть Тени. Эти люди… эти тринадцать… они не призывали меня. Они строили клетку. Для чего-то огромного.

В дверь кухни постучали. Не в входную, а именно в кухонную.

Гарри вздрогнул. Дверь открылась, и вошел Драко. Он выглядел так, будто не спал неделю, хотя его костюм тройка сидел идеально. В руках он держал кожаный кейс и… контейнер с едой из дорогого магловского ресторана.

— Я отключил твою защиту камина, — буднично сообщил Малфой, ставя кейс на стол. — Она была настроена на врагов, но пропускала сквозняки. Я перенастроил матрицу. Теперь ни сквозняков, ни Пожирателей. Поешь.

Гарри посмотрел на него исподлобья.

— Ты вернулся. После вчерашнего.

— Я профессионал, Поттер. И я твой друг, хотя ты старательно пытаешься это исправить, — Драко сел напротив, игнорируя тяжелый взгляд разноцветных глаз Гарри. — К тому же, Кингсли нанял меня как независимого консультанта. Моя специализация — аномальные магические следы и проклятия высшего порядка.

— Он лжет, — холодно заметила Салли. — Он боится. Я чувствую запах его страха. Он пахнет, как мокрый пепел.

— Заткнись, — буркнул Гарри.

— Прости? — Драко приподнял бровь.

— Это не тебе. Это… пассажиру.

Драко медленно кивнул, его взгляд скользнул по шраму Гарри, затем по его светящемуся глазу. Он открыл кейс. Внутри, на бархатной подложке, лежали инструменты: серебряные щупы, линзы, кристаллы и флаконы с реактивами.

— Я был в морге сегодня утром, — тихо сказал Драко. — Осмотрел тела тех тринадцати из Отдела Тайн. Поттер, это… это не убийство.

Он достал из кейса стеклянную пластину, на которой лежала горстка серой пыли.

— Это образец ткани одного из погибших. Я провел спектральный анализ. Знаешь, что это?

Гарри покачал головой.

— Это не углерод. Это кальцинированное время. Их биологический возраст был отмотан назад и сжат в одну точку. Они умерли не от того, что их убили. Они умерли от того, что их существование было сжато до сингулярности. Кто-то пытался создать черную дыру внутри человеческого тела.

— Бездна, — выдохнула Салли. — Они пытались создать сосуд для Бездны.

Гарри передал слова Салли:

— Она говорит, это Бездна.

Драко напрягся. Он достал палочку и начал выводить над пылью сложные фигуры. Пыль среагировала. Она не разлетелась, а начала собираться в крошечные, бритвенно-острые спирали.

— Если твоя… гостья права, — Драко говорил осторожно, подбирая слова, — то мы имеем дело с магией, которой нет в классификаторах Министерства. Я поднял архивы семьи. Малфои собирали темные знания веками. Есть упоминания о ритуалах «Изнанки Мира». Но для этого нужен ключ. Проводник.

Драко поднял глаза на Гарри.

— Медальон, который ты нашел. Это был не портал, Гарри. Это был якорь.

— Якорь для чего?

— Для того, что живет в пустоте между мирами, — Драко понизил голос. — Эти тринадцать человек… Я нашел их личные дела. Они не просто пропали 50 лет назад. Они были группой «Хронос». Они изучали смерть не как конец, а как пространство. Они хотели найти способ доставать информацию из умерших.

— И они достали Салли, — понял Гарри.

— Нет, — голос Салли прозвучал в его голове так громко, что у Гарри зазвенело в ушах. — Они целились не в меня. Я — случайность. Я — помеха. Медальон среагировал на твою магию и мой крик. Но ритуал… ритуал предназначался для кого-то другого.

Гарри схватился за виски.

— Она говорит, она — ошибка. Они звали кого-то другого.

Драко побледнел. Он быстрым движением закрыл кейс.

— Если они звали кого-то другого… и ритуал был прерван, но не завершен… Поттер, где сейчас осколки медальона?

— Они… — Гарри замер. Воспоминание из пещеры ударило током. Медальон не разбился. Он растворился. Он впитался.

Гарри поднял правую руку. Кожа на ладони была чистой, но если присмотреться, под ней, глубоко в мясе, пульсировал серебряный круг.

— Он во мне, — сказал Гарри.

— Он в НАС, — поправила Салли.

Драко встал, опрокинув стул.

— Мерлиновы кальсоны… Гарри, ты понимаешь, что это значит? Ты — живой ключ. И те, кто убил этих тринадцать человек…

— Они умерли сами, Драко. Ты сам сказал.

— Нет, — Драко смотрел на него с ужасом. — Я сказал, что они умерли от сжатия. Но кто-то запустил процесс. И кто-то оставил их там гнить, пока ты не пришел. Тот, кто начертил символы на стенах. Символы были свежими, Гарри. Им не пятьдесят лет. Им от силы пара дней.

Повисла тишина. Тяжелая, вязкая.

Значит, кто-то нашел пропавшую экспедицию 50-летней давности. Кто-то использовал их тела как батарейки. Кто-то начертил геометрию Безумия. И этот кто-то ждал.

— Нам нужно вернуться, — сказала Салли. — В ту пещеру. Там остался след. Тень того, кто чертил знаки. Я могу учуять его.

— Мы никуда не пойдем, — отрезал Гарри. — Я едва стою на ногах.

— Гарри, — Драко достал из кармана сложенную газету «Ежедневный Пророк». — Ты не видел сегодняшние новости?

Он бросил газету на стол.

Заголовок кричал жирным шрифтом:

«ЭПИДЕМИЯ СПЯЩИХ: УЖЕ СЕДЬМОЙ СЛУЧАЙ В ЛОНДОНЕ. ЛЮДИ ЗАСТЫВАЮТ НА УЛИЦАХ И НАЧИНАЮТ ПЕТЬ НА НЕИЗВЕСТНОМ ЯЗЫКЕ».

Гарри посмотрел на движущееся фото. На Трафальгарской площади стояла женщина-магл. Она не двигалась, её глаза были закатаны, рот открыт.

И хотя фото было беззвучным, Гарри знал, что она поет.

— Resurrectio… — прошептала Салли в его голове. — Они начали Жатву, Гарри. Тот, кто открыл дверь, не закрыл её за собой.

* * *

Драко ушел, оставив после себя запах дорогих духов и тяжелое послевкусие надвигающейся катастрофы. Дом на площади Гриммо снова погрузился в тишину, нарушаемую лишь тиканьем напольных часов, которое звучало как удары молотка по крышке гроба.

Гарри побрел в ванную. Ему нужно было смыть с себя больницу, пот и тот липкий ужас, что оставил после себя разговор о Бездне.

Он запер дверь, хотя запираться было не от кого. Или, точнее, бесполезно. Тот, от кого он хотел бы скрыться, был сейчас единственным зрителем в партере его сознания.

Гарри включил воду. Трубы завыли, выплевывая рыжую ржавчину, прежде чем пошла прозрачная струя. Он стянул через голову футболку, обнажая худой торс, расчерченный шрамами, как карта военных действий.

— Не смотри, — буркнул он, глядя в запотевшее зеркало.

— Я видела вещи и пострашнее твоего ребра, торчащего как рукоять ножа, — голос Салли был усталым, лишенным привычной ярости. В нем сквозило клиническое безразличие врача, осматривающего безнадежного пациента. — Ты плохо питаешься. Твое тело — храм, который ты превратил в сарай.

— Это мое тело. Что хочу, то и делаю.

— Теперь это наша крепость. И стены в ней из картона.

Гарри шагнул под душ. Горячая вода ударила в плечи, и он, наконец, выдохнул. На секунду ему показалось, что он один. Просто Гарри. Просто вода. Пар окутал его, скрывая мир.

Но затем он почувствовал её.

Салли не отвернулась. Она «чувствовала» воду его кожей. Для неё, умершей в огне и крови, это ощущение — горячие струи, бегущие по спине — было чем-то забытым, почти сакральным.

— Тепло… — прошептала она. И в этом шепоте было столько голода по простым ощущениям, что Гарри замер с куском мыла в руке. — Я не чувствовала тепла с тех пор, как… с тех пор, как упала в снег перед воротами Монастыря в ту зиму.

Гарри закрыл глаза, намыливая голову.

— Расскажи мне. Не показывай картинки. Просто расскажи. Голосом.

Повисла пауза. Только шум воды.

— Мне было семнадцать, — тихо начала она. — Мы отступали от Плети. Еды не было. Мы топили снег и ели кору. Мои пальцы почернели от обморожения. Рено… мой друг детства… он отдал мне свой плащ. А утром он не проснулся. Он замерз насмерть, чтобы я могла согреться.

Гарри смыл пену с лица. Вода щипала глаза.

— Поэтому ты стала такой? Огонь, фанатизм? Чтобы больше никогда не мерзнуть?

— Свет греет, — ответила она уклончиво. — Свет выжигает холод. И слабость. Я поклялась, что никто под моим командованием больше не умрет от холода. Они будут умирать от меча, от магии, но не от жалкой зимы.

Гарри выключил воду. Тишина вернулась, но теперь она была другой. Менее враждебной. Более… интимной. Они разделили этот душ и это воспоминание, как делят сигарету в окопе.

Он вытерся жестким полотенцем и посмотрел на свое отражение. Бельмо на правом глазу уже не пугало так сильно. Оно казалось частью новой, странной симметрии.

— Оденься, — приказала Салли, когда он вышел в спальню. — И ради всего святого, не надевай те лохмотья, в которых ты пришел.

Гарри открыл шкаф. Джинсы, растянутые свитеры Уизли, старые футболки.

— У меня нет ничего другого. Я не Малфой, я не хожу в шелках.

— Ты — Аврор. Ты — носитель Искры. Одежда — это доспех. Она дисциплинирует дух.

Гарри вздохнул, перебирая вешалки. В глубине шкафа он нашел старую парадную мантию, которую надевал один раз на прием в Министерстве, и длинное пальто из драконьей кожи — подарок Кингсли на совершеннолетие.

— Это, — указала Салли ментальным импульсом на пальто. — И черную рубашку. Застегнись до горла.

— Я буду похож на снейповскую копию.

— Ты будешь похож на мужчину, у которого есть цель, а не на подростка, сбежавшего с урока.

Гарри надел рубашку. Пуговицы застегивались туго. Он накинул пальто. Оно было тяжелым, жестким, оно давило на плечи, заставляя выпрямить спину. Он посмотрел в зеркало.

Высокий воротник скрывал шею. Жесткий крой пальто придавал фигуре четкость, скрывая худобу. Светящийся глаз в полумраке спальни горел как маяк.

— Подними подбородок, — скомандовала Салли.

Гарри повиновался. И вдруг увидел в зеркале не себя.

Поза, поворот головы, жесткий прищур — это было её. Она проступала через него, как второй кадр на пленке. Это было жутко, но в то же время… величественно.

— Мы похожи на чудовище Франкенштейна, — усмехнулся Гарри, но улыбка вышла кривой.

— Мы похожи на возмездие, — поправила она. — Теперь иди. Сделай себе тот черный отвар, который ты называешь кофе. Мне нужно взбодрить твои вялые нейроны перед охотой.

Гарри спустился на кухню. Он налил кофе, сделал глоток. Горько. Горячо.

— Салли?

— Что?

— Тот парень. Рено. Ты любила его?

Салли молчала так долго, что Гарри подумал, она не ответит. Или ударит его ментальным разрядом за дерзость.

— Любовь — это роскошь для мирного времени, Поттер, — её голос стал сухим, как осенний лист. — В моем мире любовь — это слабость, в которую бьют враги. Я не любила его. Я была ему должна. А долги я возвращаю. Всегда.

Гарри кивнул, глядя в черную гладь кофе. Он вспомнил Джинни. Их расставание было тихим, без скандалов. Просто война выжгла в нем все, что могло любить «нормально». Джинни хотела мужа, дом, детей. Гарри хотел… тишины.

— Значит, мы оба банкроты, — тихо сказал он. — У меня тоже нет ничего, кроме долгов. Перед мертвыми родителями, перед Сириусом, перед Римусом.

— Тогда нам будет проще, — в голосе Салли прозвучала сталь. — Те, кому нечего терять, самые опасные солдаты. Допивай. Тот, кто поет на улице, не будет ждать вечно.

Гарри поставил чашку. Звон фарфора о блюдце прозвучал как гонг, объявляющий начало раунда.

Он сунул палочку в рукав пальто. Она легла в ладонь привычно, но теперь он чувствовал и другую силу — ту, что текла по венам правой руки, горячую, требовательную.

— Готов? — спросила она.

— Нет, — честно ответил Гарри, открывая дверь в лондонский дождь. — Но когда это меня останавливало?

* * *

Тоттенхэм-Корт-роуд напоминала сцену из дешевого фильма-катастрофы, снятого гениальным оператором. Дождь превращал неоновые вывески в размытые акварельные пятна на асфальте. Полицейские ленты — желтые у маглов, мерцающие фиолетовым у магов — перекрывали перекресток.

Гарри прошел сквозь магловский кордон, наложив на себя легкий Отвод глаз. Но когда он подошел к магическому периметру, дежурный аврор — молодой парень с лицом, покрытым веснушками, — преградил ему путь.

— Проход закрыт. Здесь работает Отдел… — парень запнулся. Он увидел светящийся глаз Гарри, выглядывающий из-под мокрой челки. Увидел тяжелое пальто из драконьей кожи и шрамы. — Мистер Поттер?

— Мне нужно пройти, — голос Гарри звучал глухо. Ему приходилось сдерживать челюсть, чтобы зубы не стучали. Не от холода. От того, что Она внутри него рычала, чувствуя близость врага.

— Но глава Уизли приказал никого не…

Гарри просто отодвинул его плечом. Аврор не посмел остановить Героя Войны, хотя в его взгляде читался страх.

В центре оцепления, прямо посреди проезжей части, стоял мужчина в дорогом костюме. Его зонт валялся в луже. Руки висели плетьми. Голова была запрокинута к черному небу, рот широко открыт, но челюсть не двигалась. Звук шел прямо из горла — гулкий, вибрирующий, напоминающий скрежет тектонических плит.

— N'Zoth… Ryiu… k'kres…

Вокруг Спящего воздух дрожал. Капли дождя не долетали до него, испаряясь с тихим шипением.

— Гарри! — окликнул знакомый голос.

Рон Уизли стоял у патрульной машины, держа наготове палочку. Он раздался в плечах, отрастил небольшую рыжую бороду и выглядел внушительно, но сейчас его лицо было бледным.

— Рон, — кивнул Гарри, не останавливаясь.

— Стой! Не подходи! — крикнул Рон, делая шаг навстречу. — Мы пробовали Ступефай, Ингарцеро, даже Петрификус. Заклинания просто стекают с него. Это не проклятие, Гарри. Это как будто его тут вообще нет.

— Он здесь, — прошипела Салли в голове. — Он — дверь. И что-то уже просовывает пальцы в щель.

Гарри подошел к мужчине на расстояние трех шагов. Гул стал невыносимым. Он давил на уши, вызывая желание разорвать барабанные перепонки.

— Смотри на тень, — скомандовала Салли.

Гарри опустил взгляд.

У мужчины не было тени от уличных фонарей.

Вместо этого под его ногами растекалась лужа чернильной тьмы, которая жила своей жизнью. Она не повторяла контуры тела. Она пульсировала. И она росла, вытягивая щупальца к ботинкам стоящих неподалеку авроров.

— Назад! — рявкнул Гарри, поворачиваясь к Рону. — Уведите людей!

В этот момент Спящий перестал петь.

Он резко опустил голову. Его глаза были полностью черными.

— ТЫ ВИДИШЬ МЕНЯ, — произнес он нечеловеческим, многослойным голосом.

Тень под его ногами рванулась вперед. Она взметнулась, как кобра, превращаясь в плоское, двухмерное лезвие из тьмы, и ударила в ближайшего аврора — того самого парня с веснушками.

Парень даже не успел вскрикнуть. Тень прошла сквозь его Протего, как сквозь дым, и разрезала его мантию. Аврор упал, хватаясь за грудь. Его кожа начала сереть на глазах, словно из него выкачали все краски.

— Нет! — заорал Рон, выпуская сноп красных искр в Спящего. Бесполезно.

— Позволь мне, — голос Салли был спокоен, как приговор. — Твоя магия — это палки и камни. Здесь нужен напалм.

Гарри не стал спорить. Он просто расслабил ментальный барьер, который удерживал её, и позволил ей взять руль.

Мир изменился.

Звуки дождя исчезли. Остался только ритм сердца — гулкий, мощный.

Гарри поднял правую руку. Палочка была не нужна, но он держал её по привычке.

Его ладонь вспыхнула.

Это был не «Люмос». Это был взрыв сверхновой в миниатюре. Золотой, яростный, ослепительный огонь, от которого мгновенно высохли лужи в радиусе десяти метров.

— СВЕТ ОЧИЩАЕТ! — закричал Гарри голосом, в котором смешались его баритон и её пронзительное сопрано.

Луч ударил в Спящего.

Не как заклинание, а как физический удар тарана. Мужчину выгнуло дугой. Тень под его ногами зашипела, как масло на сковороде. Черная субстанция начала испаряться, превращаясь в едкий серый дым.

Спящий закричал. Это был крик обречённого человека, застрявшего посреди горящего дома.

— Гарри, стой! Ты убьешь его! — голос Рона доносился откуда-то издалека.

— Жги скверну! — требовала Салли. — Не останавливайся! Тень укоренилась в нем! Мы должны выжечь корень!

Гарри чувствовал, как кожа на его правой руке начинает дымиться. Магия была слишком мощной для его каналов. Но он не мог остановиться. Он чувствовал экстаз Салли — фанатичное упоение уничтожением Тьмы.

Тень оторвалась от мужчины с мерзким чавкающим звуком, сжалась в комок и, вспыхнув напоследок, исчезла.

Спящий рухнул на асфальт как мешок с костями. От его костюма шел дым.

Свет погас.

Темнота вернулась мгновенно, еще более густая, чем раньше.

Гарри упал на одно колено, тяжело дыша. Его правая рука дрожала, рукав пальто тлел.

— Мерлиновы яйца… — прошептал кто-то из авроров.

Рон подбежал к Гарри, но остановился в шаге, не решаясь коснуться плеча друга. Он перевел взгляд на лежащего Спящего. Медики уже суетились над телом.

— Он жив? — хрипло спросил Гарри, вытирая кровь, текущую из обеих ноздрей.

— Едва, — ответил Рон. Он смотрел на Гарри так, словно видел его впервые. В глазах друга не было восхищения. Был страх. — Гарри… что это было? Это не… это не из учебников. Это даже не Непростительные. От этого веяло… церковью и смертью одновременно.

— Это было необходимо, — Гарри с трудом поднялся. Ноги были ватными.

— Они боятся, — с презрением заметила Салли. — Овцы всегда боятся пастуха, когда тот достает камень, чтобы метнуть его вслед волку.

— Гарри, — Рон понизил голос. — Кингсли велел мне составить рапорт. Что мне писать? Что ты использовал? Это выглядело как… как будто ты сам стал бомбой.

Гарри посмотрел на свои руки. Ожоги затягивались сами собой, оставляя золотистые шрамы.

— Напиши, что я справился, Рон. Напиши, что Тьма боится света. А остальное… остальное не для протокола.

Он развернулся, чтобы уйти, но Рон схватил его за рукав.

— Ты не пойдешь в бар, Гарри? Не посидим? Гермиона спрашивала…

Гарри мягко высвободил руку.

— Я не могу, Рон. Я больше не пью сливочное пиво. И… я сейчас не лучшая компания для живых.

Он шагнул за пределы освещенного круга, в темноту переулка.

— Он бы не понял, — сказала Салли, когда они отошли достаточно далеко. — У него слишком теплая кровь. А нам нужно готовиться. Тень, которую мы сожгли, была лишь пальцем. Теперь Рука знает, что мы здесь.

— Пусть знает, — ответил Гарри вслух, глядя на свое отражение в витрине. Там, на секунду, вместо своего лица он увидел бледное, красивое и жестокое лицо Салли Вайтмейн в алой митре. Она улыбалась. — Пусть знает и боится.

После вспышки на Тоттенхэм-Корт-роуд тишина в особняке Драко в Кенсингтоне казалась ватной. Это был не родовой мэнор, а личная, «городская» резиденция Малфоя — место, где темный дуб соседствовал с магловским электричеством (скрытым под иллюзиями газовых рожков), а на полках стояли книги, запрещенные в трех странах.

Гарри сидел в глубоком кожаном кресле у камина. Огонь трещал, пожирая поленья, пропитанные ароматическими маслами.

— Ты выглядишь так, будто тебя прожевал дракон и выплюнул за несварением, — заметил Драко, ставя на столик поднос.

На подносе дымился чайник из тончайшего фарфора и тарелка с сэндвичами. Не теми треугольниками в пластике, которыми привык питаться Гарри, а настоящими, с ростбифом и свежей руколой.

— Спасибо, — прохрипел Гарри.

Он потянулся к чашке, но рука дрожала так сильно, что фарфор звякнул о блюдце.

— Позволь мне, — тихо попросила Салли.

Гарри не стал сопротивляться. Он просто отпустил контроль над моторикой. Его пальцы, секунду назад дрожавшие, вдруг обрели плавность и грацию хирурга или пианиста. Рука мягко взяла чашку, поднесла к губам.

Драко наблюдал за этим с нескрываемым научным интересом, смешанным с суеверным ужасом. Он видел, как меняется мимика Поттера. Как расслабляются вечно напряженные плечи. Как меняется даже манера сидеть — из сгорбленной позы подростка в прямую, величественную осанку королевы в изгнании.

— Это… удивительно, — пробормотал Драко.

— Это манеры, Малфой, — ответили губы Гарри тоном, от которого хотелось выпрямить спину. — То, чего так не хватает вашему веку. Чай превосходен. Бергамот?

— Эрл Грей, особый купаж, — кивнул Драко, подыгрывая. — Рад, что вам нравится… миледи?

— Верховный Инквизитор, — поправила она без тени иронии, аккуратно откусывая сэндвич. — Но в частной беседе допустимо обращение «Салли». Гарри нужно поесть. Его тело истощено выбросом Света. Он сжигает себя, чтобы быть моим проводником.

— Я работаю над зельем, укрепляющим каналы, — Драко сделал пометку в блокноте. — Но ему нужен сон. Настоящий сон, без сновидений.

— Сны — это моя территория, — загадочно ответила Салли, допивая чай.

Она (или они) поставила чашку. Глаза Гарри закрылись. Тело обмякло в кресле, голова откинулась на спинку. Дыхание выровнялось.

Драко постоял минуту, глядя на спящего друга. Потом накрыл его пледом, погасил верхний свет и вышел, тихо прикрыв дверь.

Гарри открыл глаза.

Он больше не был в Лондоне. И не был в теле «заморыша».

Он стоял на мощеной дорожке посреди сада. Небо над головой было странного, лилового оттенка, но свет был мягким, золотистым, словно вечный закат.

Вокруг цвели розы. Не обычные, а кроваво-красные, с шипами длиной в палец. Воздух пах озоном и ладаном.

В центре сада, у фонтана, в котором вместо воды текла чистая энергия Света, сидела она.

Салли Вайтмейн.

Здесь она была собой. Высокая, статная, в том самом алом одеянии, которое Гарри видел в зеркале. Её белые волосы спадали на плечи тяжелой волной, а ноги, обутые в высокие ботфорты, касались травы.

Она не выглядела злой. Она выглядела… умиротворенной.

Гарри посмотрел на себя. Здесь, в ментальном пространстве, он тоже был другим. Старше. Без очков. Шрам на лбу побледнел. Он был одет в простую белую рубашку и брюки.

— Где мы? — спросил он, подходя ближе.

Салли подняла голову. Её фиолетовые глаза сияли.

— Это Тирисфаль. Точнее, его память. Каким он был до того, как пришла Чума. Я воссоздала этот сад по кирпичику. Это мой ментальный дворец, Гарри. Единственное место, где я могу снять перчатки.

Она подняла руки. Ее ладони были узкими, изящными. Без крови. Без ожогов.

Гарри сел на бортик фонтана, соблюдая дистанцию.

— Там, в реальности… ты спасла меня. И того парня.

— Я уничтожила скверну, — пожала плечами она. — Ты был просто инструментом.

— Врешь, — мягко сказал Гарри. — Я чувствовал твои эмоции, Салли. Ты испугалась. За меня.

Она замолчала, проводя пальцем по поверхности светящейся воды.

— Твое тело хрупкое. Если оно сломается, я исчезну. Это прагматизм.

— Это страх одиночества, — Гарри посмотрел на неё прямо. — Мы оба знаем, каково это — быть одному в толпе.

Салли резко повернулась к нему. В её взгляде мелькнула сталь, но тут же погасла.

— Ты слишком проницателен для мальчика, который вырос в чулане.

— А ты слишком человечна для фанатичного убийцы.

Они сидели молча, слушая плеск света в фонтане. В этом мире не было боли. Не ныли колени, не горели шрамы. Здесь было тихо.

Салли медленно протянула руку к его лицу.

Гарри замер. Он знал, что это сон. Но он также знал, что их души переплетены.

Ее пальцы остановились в миллиметре от его щеки. Она не коснулась кожи.

Но Гарри почувствовал тепло.

Осязаемое, живое тепло, исходящее от её ладони. Как будто кто-то поднес руку к огню, но этот огонь не жег, а грел.

— Если я коснусь тебя здесь, — прошептала она, глядя ему в глаза, — то в реальности ты почувствуешь ожог. Моя сущность слишком горяча для твоего подсознания.

— Мне все равно, — выдохнул Гарри.

— А мне нет, — она медленно убрала руку. — Ты должен жить, Гарри Поттер. У нас еще много работы. Но… спасибо.

— За что?

— За то, что позволил мне увидеть этот сад снова. Без твоей памяти, без твоего воображения, я бы не смогла построить все это так детально. Ты дал мне кирпичи, Гарри. Ты дал мне убежище.

Вокруг них начали опадать лепестки роз. Небо потемнело.

— Драко будит нас, — сказала Салли, вставая. Образ сада задрожал. — Возвращайся. И, Гарри…

— Да?

Ее силуэт начал таять, растворяясь в утреннем тумане пробуждения.

— В следующий раз… закажи кофе с корицей. Я люблю корицу.

Гарри резко открыл глаза в гостиной Малфоя.

Камин погас. За окном занимался серый лондонский рассвет.

Он лежал под пледом, чувствуя себя странно отдохнувшим. И на правой щеке, там, где во сне остановилась рука Салли, все еще пульсировало фантомное, нежное тепло.

Драко сидел за столом, обложенный книгами. Вид у него был взбудораженный.

— Проснулся? — Малфой вскочил, держа в руках старый фолиант. — Поттер, пока вы спали, я расшифровал часть символов с фото. И если я прав… то нам всем конец. Но есть зацепка.

Гарри сел, потирая лицо. Голос Салли в голове прозвучал сонно, но довольно:

— Послушаем, что нашел этот бледный книжный червь.

— Говори, Драко, — сказал Гарри. — Мы слушаем.

— Корица, — сказал Гарри, глядя, как домовой эльф Малфоя (одетый в безупречную тогу с гербом) наливает кофе. — Добавь корицу. Много.

Драко оторвался от карты Лондона, расстеленной прямо на ковре.

— Странные вкусовые пристрастия для человека, который раньше пил только тыквенный сок и дешевый эль, Поттер.

— Это не для меня, — Гарри взял чашку, вдохнул пряный аромат. В затылке разлилось теплое чувство благодарности — эмоция Салли, чистая и немного детская, пробившаяся сквозь её стальную броню. — Ей нравится.

— Учту, — Драко потер переносицу. — А теперь смотрите сюда. Оба.

Он ткнул палочкой в карту. Красные линии, начерченные поверх улиц, образовывали сложную, ломаную паутину.

— Я наложил места, где нашли всех семерых «Спящих», на карту лей-линий Лондона. И добавил точку той пещеры в Дартмуре. Знаете, что это?

— Пентаграмма? — предположила Салли через Гарри.

— Если бы, — мрачно усмехнулся Драко. — Пентаграмма — это детские каракули. Это — фрактал поглощения. Схема, по которой черная дыра пожирает звезду. Эти «Спящие» — не просто жертвы. Они — акупунктурные иглы. Кто-то втыкает их в болевые точки города, чтобы ослабить барьер реальности.

— Ослабить для чего? — спросил Гарри, делая глоток. Корица жгла язык, но это было приятно.

— Чтобы открыть Центр, — Драко провел линию от всех точек к середине. Все линии сходились в одном месте. — Пересечение Косого переулка и Лютного. Прямо под белоснежным мрамором Гринготтса.

— Банк, — фыркнула Салли. — Храм жадности.

— Не просто банк, — Драко поднял на них тяжелый взгляд. — Поттер, ты никогда не задумывался, почему гоблины, существа, владеющие магией металла и земли, согласились сидеть в одной яме и просто охранять золото магов? Почему они не завоевали нас? Восстания были, да, но они всегда возвращались в подземелья.

— Договор? — предположил Гарри.

— Страх, — отрезал Драко. — Мой дед рассказывал, что Гринготтс построили не для хранения сокровищ. Его построили как крышку. Как гигантскую мраморную пробку. Гоблины — не банкиры. Они — тюремщики. Золото — это просто плата за то, что они сидят там, внизу, и следят, чтобы Оно не проснулось.

Гарри почувствовал, как внутри него Салли напряглась.

— Там, внизу… — её мысль была тревожной. — Я чувствую эхо. Тот Спящий на улице… он пел для того, кто спит под банком.

— Именно, — кивнул Драко. — И судя по активности лей-линий, пробка начала протекать. Нам нужно в Гринготтс, Поттер. Но не в сейф Лестрейнджей и не за галеонами. Нам нужно на Уровень Ноль. Туда, куда не спускаются даже вагонетки.

Косой переулок был пуст. Утренний туман, густой и желтоватый, облизывал булыжники мостовой. Витрины магазинов были темными, словно глазницы черепов.

Гарри, Драко и незримая Салли подошли к белому зданию банка. Обычно здесь стояли стражники в алых мундирах. Обычно двери были открыты.

Сегодня бронзовые ворота были заперты. И на них не было ни одного гоблина.

— Они ушли, — тихо сказал Гарри. Он чувствовал это. Пустоту. Здание было мертво.

— Крысы бегут с корабля, — прокомментировала Салли. — Гоблины чувствуют дрожь земли раньше остальных.

Драко подошел к дверям.

— Алохомора, — он лениво махнул палочкой. Замки даже не щелкнули. — Запечатано кровью. Гоблинской магией.

— Отойди, — приказал Гарри, чувствуя, как правая рука начинает наливаться жаром. — Мы не будем стучаться.

— Поттер, это историческое здание… — начал было Драко, но осекся, увидев лицо друга.

Правый глаз Гарри сиял, как прожектор. Он положил ладонь на бронзу ворот.

— Свет не знает преград, — прошептали его губы. — Свет проходит сквозь все.

Вспышки не было. Был звук — высокий, поющий звук, от которого задрожали стекла в соседних лавках. Бронза под рукой Гарри начала не плавиться, а исчезать, распадаясь на атомы света. Через секунду в воротах зияла идеально круглая дыра с раскаленными краями.

Они шагнули внутрь.

Главный зал Гринготтса, обычно полный шума, звона монет и скрипа перьев, встретил их гробовой тишиной. Люстры не горели. Высокие конторки пуставали. На полу валялись бумаги, перья и… кем-то брошенный золотой слиток.

— Они бежали в панике, — прошептал Драко, поднимая слиток. — Гоблин бросил золото. Это конец света, Поттер.

— Нет, — голос Салли прозвучал резко. — Смотри туда.

Гарри повернул голову.

В дальнем конце зала, там, где обычно сидел Главный Управляющий, проход к тележкам был завален. Но не камнями.

Он был затянут странной, пульсирующей пленкой, похожей на нефтяное пятно, висящее в воздухе. Из-за этой пленки доносился звук.

Тот же самый звук, что издавал Спящий.

Тихое, ритмичное пение на языке, от которого болели зубы.

— K'thoon… mgg'naa…

— Они не сбежали, — понял Гарри. — Они спустились вниз. Чтобы встретить гостей.

— Или чтобы стать ужином, — Драко достал из кармана какой-то сложный прибор, похожий на компас, стрелка которого бешено вращалась. — Фон зашкаливает. Там, внизу, реальность истончилась до толщины папиросной бумаги.

Гарри шагнул к пленке.

— Ты готова? — спросил он мысленно.

— Я родилась готовой, Гарри, — ответила Салли. И в этот раз он почувствовал не её ярость, а её руку, виртуально сжимающую его плечо. Поддержка. Партнерство. — Но помни: там, во тьме, твой фонарик — единственное, что не даст нам сойти с ума. Не дай ему погаснуть.

Гарри поднял палочку.

— Люмос Солем!

Луч света ударил в нефтяную пленку, разрывая её, как гнилую ткань. За ней открылась черная пасть туннеля, уходящего круто вниз. Рельсов не было. Ступеней не было. Только гладкий, склизкий камень и запах древней, застоявшейся воды и чего-то металлического. Крови?

— Вниз, — сказал Гарри.

И они шагнули в темноту, оставляя за спиной пустой Лондон, который даже не подозревал, что его судьба решается в подвале банка.

* * *

Спуск казался бесконечным. Свет «Люмоса» выхватывал из тьмы то влажный, склизкий камень, то ржавые остатки рельсов, которые обрывались в пустоту. Воздух здесь был тяжелым, неподвижным. Он не обновлялся веками, и каждый вдох отдавал медью и пылью.

Гарри шел первым, освещая путь. Драко замыкал шествие, периодически оставляя на стенах светящиеся метки — фосфоресцирующие крестики.

— Хлебные крошки? — не оборачиваясь, спросил Гарри. Его голос прозвучал глухо, словно стены впитывали звук.

— Метки стабильности реальности, — отозвался Драко, поправляя манжеты, хотя они и так были идеальны. — Если мы решим вернуться, а крестик будет перевернут или изменит цвет — значит, пространство искривилось, и идти туда нельзя. Мой отец называл это «Правилом Лабиринта»: никогда не доверяй дороге, по которой уже прошел.

— Твой отец много знал о лабиринтах, — сухо заметил Гарри.

— Он знал, как выживать, Поттер. Это полезный навык. Особенно сейчас, когда мы лезем в задницу мироздания.

— Он нервничает, — прокомментировала Салли. Она сидела в сознании Гарри тихо, свернувшись клубком, как кошка, экономящая тепло. — Я чувствую, как его сердце колотится. Как у птицы, попавшей в силки.

— Мы все нервничаем, — ответил Гарри вслух.

— Я спокоен как удав, — соврал Драко, но тут же споткнулся о камень. — Проклятье… Слушай, Поттер. Я давно хотел спросить. Не для протокола.

Они вышли на более пологий участок. Тоннель здесь расширялся, превращаясь в огромную естественную пещеру со сталактитами, свисающими как зубы дракона.

— Спрашивай.

— Зачем тебе это? — Драко посветил палочкой на странный гриб, растущий на стене, и брезгливо поморщился. — Ты герой, у тебя орден Мерлина, пожизненная пенсия. Ты мог бы сидеть на вилле в Италии, пить вино и жаловаться на радикулит. Зачем ты лезешь в каждую дыру, откуда пахнет смертью?

Гарри остановился. Он посмотрел на свою правую руку. В темноте она слабо светилась, просвечивая сквозь ткань пальто.

— Потому что больше некому, — просто ответил он. — И потому что… я не умею жить в мире, где ничего не происходит, Драко. Тишина меня убивает. В тишине я слышу голоса тех, кого не спас.

— Синдром выжившего, — тихо сказала Салли. — Ты ищешь войну, чтобы заглушить совесть. Я делала так же. Я строила монастыри и сжигала деревни, лишь бы не слышать крики мамы в своей голове.

— А ты, Малфой? — Гарри обернулся к спутнику. — Ты-то зачем здесь? Ты же всегда выбирал сторону победителя. А мы сейчас явно не в фаворитах.

Драко усмехнулся. Усмешка вышла горькой, без привычного яда.

— А я, Поттер, пытаюсь доказать, что фамилия Малфой может значить что-то кроме «трусость» и «предательство». Моему сыну… Скорпиусу… ему три года. Я не хочу, чтобы он рос в мире, где его отца считают слизнем. И я не хочу, чтобы его мир сожрала какая-то древняя хтонь из подвала банка.

Гарри кивнул. Впервые за долгие годы он почувствовал к Малфою что-то вроде уважения.

— У него есть честь, — признала Салли. — Своеобразная, искалеченная, но честь. В моем мире он мог бы стать неплохим интендантом.

Они пошли дальше.

Тишина пещеры изменилась. Теперь в ней слышался звук. Кап-кап-кап. Вода?

Впереди показался свет. Не солнечный, не магический. Слабое, болезненно-голубоватое свечение, исходящее от… мха?

Они вышли в огромный грот.

И замерли.

Весь пол пещеры был усеян телами.

Это были гоблины. Сотни гоблинов. Они не лежали. Они стояли.

Сотни маленьких фигур в доспехах, с копьями и топорами, застыли в позах бегства или боя. Но они не двигались.

Они были покрыты коркой. Прозрачной, голубоватой кристаллической субстанцией, похожей на лед, но не тающей.

— Мерлинова борода… — прошептал Драко, подходя к ближайшему гоблину.

Тот застыл с поднятой рукой, рот открыт в беззвучном крике. Кристалл покрывал его полностью, сохраняя каждую морщинку, каждую пору на коже.

— Это не лед, — Драко поднес палочку, но не коснулся статуи. — Это… стазис? Нет. Это минерализация. Мгновенная трансмутация органики в кристалл.

— Нет, — голос Салли дрогнул. — Не трогай их. Это не минерал. Это слезы.

— Что? — переспросил Гарри.

— Слезы Элуны… нет, в вашем мире нет Элуны. Это концентрированная скорбь. Магия, которая заставляет время плакать и застывать.

Гарри подошел к одной из фигур. Внутри кристалла глаза гоблина двигались.

Он был жив.

Он был заперт в этом кристалле, как муха в янтаре, в полном сознании, не способный вдохнуть, но и не способный умереть.

— Они видят нас, — ужаснулся Гарри.

Драко отшатнулся.

— Их нельзя расколдовать. Если разбить оболочку, они рассыплются в пыль. Это… это хуже смерти.

— Кто мог сотворить такое? — спросила Салли. — Это не Бездна. Бездна пожирает. Бездна хаотична. А это… это Порядок. Жестокий, абсолютный, ледяной Порядок.

В центре зала, среди леса застывших фигур, возвышалось строение.

Огромные врата, высеченные не гоблинами. Архитектура была грубой, циклопической. Черный камень, похожий на обсидиан, и на нем — те же самые символы, что Гарри видел в пещере в Дартмуре.

Но врата были распахнуты.

И створки были выгнуты наружу.

Что бы там ни сидело, оно не вошло внутрь. Оно вышло.

— Мы опоздали, — тихо сказал Драко, глядя на выломанные двери толщиной в три метра. — То, что они охраняли… оно ушло.

— Не ушло, — возразила Салли. Гарри почувствовал, как она «принюхивается» к магическому фону. — Оно здесь. Оно везде. Оно стало туманом.

Вдруг один из кристаллов треснул.

Звук был резким, как выстрел.

Гарри и Драко мгновенно развернулись, палочки наготове.

Трещина побежала по статуе гоблина-командира. Голубая корка осыпалась, и гоблин упал на колени, судорожно хватая воздух. Его кожа была серой, глаза — абсолютно белыми, как у того Спящего на улице.

Он поднял голову и посмотрел на Гарри.

— ПРИШЕЛ… НОСИТЕЛЬ… — прохрипел гоблин голосом, который звучал как скрежет камней.

Вокруг начали трескаться другие статуи.

Сотни глаз открывались. Сотни ртов вдыхали спертый воздух пещеры.

— Гарри, — спокойно сказала Салли. — Доставай меч.

— У меня нет меча, — огрызнулся Гарри, пятясь к стене.

— Тогда создай его. Из Света. Иначе через минуту нас разорвут на сувениры.

Драко побледнел, глядя, как армия «размороженных» мертвецов медленно поворачивается в их сторону.

— Поттер, у меня в арсенале нет заклинаний массового поражения против кристаллических зомби!

— Значит, импровизируй! — крикнул Гарри.

Он закрыл глаза.

«Свет. Мне нужен Свет. Не фонарик. Оружие».

Он представил рукоять. Тяжелую, удобную.

Он почувствовал, как Салли накладывает свою волю на его магию, как лекало.

— Верь в это, — шептала она. — Ярость — это топливо. Вера — это форма.

Гарри сжал правую руку в кулак, словно хватая невидимый эфес.

Из его кулака, с гудением, похожим на звук светового меча, вырвался клинок чистого, ослепительного пламени длиной в полтора метра.

— Обалдеть… — выдохнул Драко, забыв про манеры.

Гоблины взревели и бросились в атаку.

Первый гоблин прыгнул с нечеловеческой скоростью. В воздухе он напоминал снаряд из сизого льда и гнилого мяса.

Гарри не успел бы среагировать. Его тело, привыкшее к дистанции заклинаний, попыталось отшатнуться. Но Салли рванула его вперед.

— Шаг! Встречай удар! — её приказ ударил в мозжечок.

Гарри подчинился инерции. Он шагнул навстречу летящей твари и взмахнул пылающим клинком. Меч Света не встретил сопротивления. Он прошел сквозь кристаллический доспех и плоть гоблина без звука разрубания — только с шипением испаряющейся воды. Две половины существа пролетели мимо Гарри и рассыпались пеплом, не долетев до пола.

— Не останавливайся! — скомандовала Салли. — Слева!

Гарри развернулся на пятке, описывая клинком широкую дугу. Трое нападавших, пытавшихся зайти с фланга, вспыхнули живыми факелами.

— Конфринго Максима! — заорал Драко откуда-то из-за спины.

Взрывная волна отбросила десяток гоблинов, превратив их в шрапнель. Малфой не стоял столбом. Он наколдовал перед собой стену из трансфигурированного гранита и использовал её как бруствер, поливая врагов заклинаниями.

— Поттер, их слишком много! — крикнул Драко, перезаряжая палочку сложным жестом. — Мои щиты долго не выдержат!

— В центр! — голос Салли был ледяным, сосредоточенным. — Нам нужно к вратам. Прорубайся!

Гарри двинулся вперед. Теперь это был не бой. Это был танец. Салли вела, Гарри следовал.

Пируэт. Клинок сносит голову.

Выпад. Острие пробивает грудь кристального берсерка.

Блок. Гарри принял удар тяжелой секиры на меч Света. Искры брызнули, ослепляя. Руки отозвались тупой болью, но Салли тут же пустила по венам волну адреналина, заглушая шок.

— Ты слишком медленный, — прошипела она, когда когтистая лапа распорола рукав пальто, оставив на предплечье кровавые борозды. — Твое тело не успевает за моей мыслью.

— Я стараюсь! — прохрипел Гарри, отталкивая врага пинком и пронзая его.

— Не старайся. Просто будь мной.

И Гарри отпустил. Он перестал анализировать траектории. Он позволил её рефлексам, отточенным годами войны с нежитью, взять верх.

Его движения изменились. Исчезла скованность. Он двигался плавно, экономно, смертоносно. Каждый удар был финальным. Он стал вихрем из огня и черной кожи пальто.

— Мерлин всемогущий... — пробормотал Драко, глядя, как Поттер в одиночку сдерживает волну монстров. — Он дерется как... как балерина с бензопилой.

Но гоблинов было сотни. Они лезли друг на друга, образуя живую (или неживую) волну.

Кристаллический Командир — тот самый, первый — прорвался сквозь заслон. Он был огромным, в два раза выше остальных, и его тело почти полностью состояло из синего льда.

Он замахнулся огромным молотом.

Гарри блокировал удар, но сила была чудовищной. Его отбросило назад. Он врезался спиной в каменный выступ, выбив воздух из легких. Меч Света мигнул и погас.

Командир занес молот для добивающего удара.

— ГАРРИ! — закричал Драко, но он был слишком далеко, отбиваясь от своей стаи.

Время замедлилось.

Гарри смотрел на падающий молот. Он не мог поднять руку. Сил не было.

— Встань! — кричала Салли в его голове. — Встань, или мы умрем!

— Я не могу... — мысленно выдохнул он.

— Тогда это сделаю я.

Гарри почувствовал, как его грудь разрывает изнутри. Не болью. Светом.

Салли не просто взяла контроль. Она вырвалась наружу.

На долю секунды над телом Гарри возник призрачный, гигантский силуэт Женщины в Алом. Она была соткана из пламени, и её лицо было искажено праведным гневом.

— ПОКАЙТЕСЬ! — голос, который прозвучал из горла Гарри, не был человеческим. Он был звуком колокола, звонящего по мертвым.

Вспышка была такой силы, что тени выжгло на камнях.

Кольцо Света разошлось от Гарри во все стороны ударной волной.

Молот Командира рассыпался в пыль. Сам Командир, и еще полсотни гоблинов вокруг, просто исчезли. Их испарило.

Гарри упал на колени. Силуэт Салли втянулся обратно в его тело, оставив после себя запах озона и жженых волос.

В пещере воцарилась тишина.

Оставшиеся гоблины — те, кто был далеко и уцелел — замерли. Свет напугал их. Они начали пятиться, прячась в щели, скуля, как побитые псы.

Драко, шатаясь, подошел к Гарри. Его лицо было серым, костюм порван.

— Ты... ты жив?

Гарри поднял голову. Левый глаз был нормальным. Правый — погас, став просто молочно-белым, слепым.

— Она устала, — прошептал Гарри своим голосом, хриплым и слабым. — Она... потратила все резервы.

— Ты сжег половину армии одним словом, — Драко протянул руку и рывком поднял Гарри. — Идем. Пока они не поняли, что у тебя сел аккумулятор.

Они заковыляли к распахнутым Вратам.

За порогом не было пещеры. Там была зала. Гладкая, идеальная сфера, вырезанная внутри скалы.

Стены были покрыты золотом. Но не монетами. Стены были обшиты листами чистого золота, исписанными формулами.

В центре сферы стоял постамент.

На нем лежал не артефакт.

На нем лежал гоблин.

Старый, невероятно древний гоблин, одетый в лохмотья, которые когда-то были мантией жреца. Его кожа была прозрачной, как пергамент.

Он был еще жив. Едва-едва.

Драко подбежал к постаменту, освещая гоблина палочкой.

— Это Гринготт. Не основатель, конечно, но... судя по регалиям, это Хранитель Крови. Верховный жрец.

Гоблин открыл глаза. Они были мутными, затянутыми катарактой.

— Пришли... — прошелестел он. Язык давался ему с трудом. — Воры... или спасители?

— Мы те, кто убил твою стражу, — жестко сказал Гарри, опираясь на плечо Драко. — Кто открыл Врата, старик?

Гоблин закашлялся. Черная кровь брызнула на золото постамента.

— Не открыл... — прохрипел он. — Врата нельзя открыть силой. Только... ключом.

— Каким ключом? — Драко склонился над ним.

— Песней... — гоблин с трудом поднял иссохшую руку и указал на грудь Гарри. — Той же песней, что звучит в тебе... Носитель Двух Душ.

— Кто был здесь? — настойчиво спросил Гарри. — Кто пел?

— Человек... в маске из белой кости... — шепот гоблина становился тише. — Он пришел... он знал Имя. Он спел колыбельную Бездне... и Бездна дала ему...

— Что дала?

Гоблин улыбнулся. Жуткой, беззубой улыбкой.

— Семя. Он забрал Семя. Теперь... город уснет. А когда проснется... это будет уже не ваш город.

Тело гоблина выгнулось в судороге и обмякло.

Драко выругался и приложил пальцы к шее существа.

— Мертв.

— Семя, — повторил Гарри. — Он сказал, они забрали Семя.

— Гарри, — голос Салли в голове был тихим, почти шепотом. Она была истощена. — Посмотри на постамент. Там выемка.

Гарри посмотрел.

В центре золотого стола было углубление.

Форма углубления была знакомой.

Это был перевернутый треугольник с кругом внутри. Знак Даров Смерти? Нет.

Это была пирамида.

— Драко, — позвал Гарри. — Что здесь лежало?

Малфой осмотрел выемку. Его лицо побелело еще сильнее.

— Это не просто артефакт, Гарри. Судя по контурам и остаточной магии... здесь лежал Сердцевинный Камень.

— Что это?

— Легенда. Миф. Говорят, что Хогвартс, Министерство и Гринготтс стоят на трех точках силы. В Гринготтсе хранился Камень Земли. Стабилизатор реальности. Если его забрали...

Земля под ногами дрогнула.

Сначала слабо. Потом сильнее.

С потолка посыпалась золотая пыль.

— Без камня эта пещера схлопнется! — заорал Драко. — Бежим!

— Человек в костяной маске, — прошептала Салли, пока они бежали к выходу, игнорируя остатки гоблинов, которые теперь в панике метались по пещере. — Я знаю этот образ, Гарри. Я видела его в видениях тех мертвецов из Отдела Тайн.

— Кто это? — крикнул Гарри на бегу.

— Они называли его... "Дирижер".

Гарри вынырнул из забытья рывком, словно тонущий, которому наконец позволили вдохнуть. Легкие обожгло запахом стерильности и дорогого алкоголя.

Он лежал на кожаном диване в гостиной Драко. Грудь горела, туго стянутая бинтами, пропитанными чем-то мятно-холодным.

— …Ты понимаешь, что это чудо, Малфой? Статистически, он должен был превратиться в облако плазмы еще на входе в тот зал.

Голос Гермионы. Тихий, звенящий от напряжения, которое она пыталась спрятать за профессиональным тоном.

— Статистика — это наука для тех, у кого нет удачи, Грейнджер, — голос Драко звучал устало. Слышался звон стекла — бутылка о стакан. — Поттер выжил, потому что это Поттер. У него аллергия на смерть.

Гарри приоткрыл глаза. Комната плыла в полумраке, освещенная лишь тусклым светом торшера.

— Гермиона… — позвал он. Собственный голос показался ему чужим, скрипучим.

Она тут же оказалась рядом. Строгая мантия Министерства, волосы убраны в тугой узел, но глаза — испуганные, красные от недосыпа.

— Не вставай, — она мягко, но властно надавила ему на плечо. — У тебя магическое истощение критической стадии. Твое ядро сейчас похоже на выжатый лимон, по которому проехался асфальтоукладчик.

— Она права, — голос Салли в голове был тихим, почти шелестящим. — Я взяла слишком много. Прости.

Гарри попытался сфокусировать взгляд.

— Мы выбрались?

— Драко вытащил тебя, — кивнула Гермиона. — И… Гарри, нам нужно поговорить. О том, что происходит с твоей физиологией.

Она отошла к столу, где Драко разливал янтарную жидкость по двум бокалам.

— Я не нашла ничего о женщине по имени «Салли Вайтмейн» ни в архивах Отдела Тайн, ни в исторических хрониках, — начала Гермиона, принимая бокал от Малфоя. Их пальцы соприкоснулись, и Гарри заметил, как Драко на долю секунды задержал руку, словно ища поддержки. — Но я проанализировала твою аурограмму.

— И?

— Это не одержимость, Гарри. Классическая одержимость — это паразит. А у тебя… — она замялась, подбирая слова. — У тебя симбиоз на квантовом уровне. Твое тело пытается адаптироваться к чужеродной энергии, которую ты носишь. Но эта энергия слишком «горячая» для человеческой плоти.

— Скажи ей, что я не паразит, — фыркнула Салли, но без злобы.

— Смотри на стену, Поттер, — мрачно сказал Драко, кивнув на пространство за диваном.

Гарри повернул голову.

Свет торшера падал так, что его тень должна была лежать на стене, повторяя контур его лежащего тела.

Но тень не лежала.

Она сидела.

Темный силуэт на обоях изображал женщину с высокой прической и посохом в руке. Она сидела с идеально прямой спиной, скрестив ноги, и, казалось, смотрела на Гарри из двухмерного мира.

— Это… — Гарри похолодел.

— Это диссоциация, — пояснила Гермиона, и в её голосе проскользнул страх. — Твоя душа и душа Салли начинают расслаиваться в проекции. Чем больше ты используешь её силу, тем плотнее становится эта тень.

Гарри поднял руку. Тень на стене осталась неподвижной.

— Я здесь, — прошептала Салли. — Странно… Я чувствую себя там, на стене. И здесь, в твоей голове. Словно я смотрю в зеркало, которое не отражает, а поглощает.

— Если процесс пойдет дальше, — продолжил Драко, делая глоток, — есть риск, что тень обретет автономность. Или, что еще хуже, твоё тело просто не выдержит разрыва и превратится в живой кристалл, как те гоблины. Ты станешь просто красивым ночником, Поттер.

Повисла тяжелая тишина.

Гермиона сделала большой глоток виски, поморщилась, но не закашлялась.

— Драко прав. Нам нужно найти способ стабилизировать тебя. Или разделить вас. Но пока… пока мы даже не понимаем природу той магии, что была в пещере.

— Дирижер, — напомнил Гарри. — Нам нужен тот, кто украл Камень.

— Я навела справки, — Гермиона поставила бокал на стол. Теперь она снова была Главой Департамента. — Описание «Костяной Маски» не встречается в обычных базах данных. Но есть одно место в Лондоне, где подобные… артефакты — это дресс-код.

— Клуб «Tenebris», — кивнул Драко. — Я уже говорил Поттеру.

— Это не просто клуб, Гарри, — быстро добавила Гермиона, заметив его скептический взгляд. — Это закрытое сообщество. Очень старое. Туда входят потомки родов, которые считают, что Министерство «слишком мягкое». Они не нарушают закон открыто. Они просто живут в серой зоне. Коллекционируют запрещенное, торгуют информацией, проводят закрытые аукционы.

— Там пахнет деньгами и старой кровью, — заметила Салли, глядя на тень на стене. — Я знаю такие места. В Лордероне дворяне тоже любили играть в тайные общества, пока Плеть не постучала в двери.

— Как нам туда попасть? — спросил Гарри. — Не думаю, что они пустят Героя Войны с распростертыми объятиями.

— Тебя — нет, — усмехнулся Драко. — Но меня пустят. Малфои были одними из учредителей клуба сто лет назад. У меня есть право гостя. Я могу провести двоих.

— Мы пойдем втроем? — удивилась Гермиона.

— Ты нужна мне как аналитик, Грейнджер. Если там всплывет Камень или следы той «геометрии», ты единственная, кто сможет это засечь, не поднимая палочки, — Драко посмотрел на нее. В его взгляде было что-то, от чего Гермиона слегка покраснела. — К тому же… тебе пойдет вечернее платье.

— О, — протянула Салли. — Змей делает ход.

Гарри попытался сесть. Тень на стене дрогнула и, наконец, слилась с его движением, снова став обычной тенью. Это вызвало у него приступ головокружения.

— Когда идем?

— Сегодня ночью, — отрезал Драко. — У них как раз «Вечер Тишины». Аукцион редкостей. Если Дирижер хочет продать Камень или найти покупателя на «услуги Бездны» — он будет там. Или его люди.

— Мне нужно подготовиться, — Гарри посмотрел на свои руки. Они все еще слегка дрожали. — И Салли… она боится.

— Я не боюсь, — тут же возразила она, но неуверенно. — Просто… Гарри, если та тень на стене — это то, во что я превращаюсь… я не хочу выглядеть как монстр. В «Tenebris» ценят стиль, верно?

— Верно, — подтвердил Драко, словно услышав её мысли.

— Тогда мы должны соответствовать. Мы не пойдем туда как аврор-неудачник. Мы пойдем как… инкогнито. Как сила, с которой нужно считаться.

Гарри передал её слова.

Драко кивнул, его лицо стало серьезным.

— Я подберу гардероб. Никаких мантий. Строгая классика. И маски. В «Tenebris» лица — это вульгарность.

Гермиона вздохнула, допивая виски.

— Я нарушаю, наверное, сотню уставов, соглашаясь на это. Проникновение в частный клуб, использование нелегальных артефактов…

— Ты спасаешь мир, Гермиона, — тихо сказал Гарри. — Устав подождет.

Она слабо улыбнулась ему, потом перевела взгляд на Драко.

— Надеюсь, у тебя есть что-то не зеленое и не слизеринское в гардеробе, Малфой?

— Для тебя, Грейнджер, я найду что-то цвета ночного неба, — парировал Драко. — Иди отдыхай. Нам всем нужно пару часов сна перед тем, как мы спустимся в кроличью нору.

Когда они вышли, оставив Гарри одного, он снова посмотрел на стену.

Тени не было.

Но в углу комнаты, там, где сгущался мрак, ему показалось, что он видит два рубиновых огонька. Глаза.

Они моргнули и исчезли.

— Я тоже хочу отдохнуть, Гарри, — прошептала Салли. — Не выключай свет. Пожалуйста.

Гарри потянулся к выключателю торшера, но отдернул руку.

— Хорошо. Пусть горит.

Он лег, глядя на желтый круг света на потолке, единственное, что удерживало его от падения в темноту, где ждала отдельная, живая тень.

* * *

Вечер опустился на Кенсингтон мягким бархатным занавесом. В особняке царила атмосфера, напоминающая закулисье театра перед сложной премьерой.

Гарри стоял перед ростовым зеркалом в гостевой спальне. На кровати лежала груда отбракованной одежды, но сейчас на нем был идеально подогнанный черный костюм-тройка. Ткань была матовой, поглощающей свет, крой — строгим, почти военным. Высокий воротник белоснежной рубашки скрывал бинты на шее и груди.

— Поправь запонки, — скомандовала Салли. — Левая криво.

Гарри послушно коснулся серебряной запонки в форме черепа (шутка Драко?).

— Я чувствую себя ряженым. Я никогда не носил ничего дороже пятидесяти галлеонов.

— Ты не ряженый. Ты надел доспех, — возразила она. — В «Tenebris» встречают по одежке, а провожают по количеству магической силы. Ты должен выглядеть как человек, который может купить этот клуб или сжечь его. Без разницы.

Гарри посмотрел в зеркало. Светящийся глаз в полумраке казался драгоценным камнем. Бельмо больше не пугало — оно придавало лицу выражение жестокой загадочности.

— Мне нравится, — вдруг тихо добавила Салли. — Черный тебе идет. Это цвет скорби, но и цвет власти. В Алом Ордене черный носили только дознаватели. Те, кого боялись даже свои.

В дверь постучали.

— Войдите.

Вошла Гермиона.

Гарри замер. Он привык видеть её в школьной форме, в джинсах, в мантии чиновника. Но сейчас…

На ней было платье цвета грозового неба — глубокого темно-синего оттенка, переливающегося, как шелк. Оно было закрытым, с длинными рукавами, но облегало фигуру так, что перехватывало дыхание. Волосы были распущены и уложены сложными волнами.

— Эффектно, — оценила Салли. — У этой книжной мыши есть когти.

— Ты выглядишь… невероятно, Гермиона, — искренне сказал Гарри.

Гермиона нервно одернула юбку.

— Это Драко. Он настоял. Сказал, что в таком виде меня скорее примут за «Черную Вдову» из Восточной Европы, чем за главу Департамента Магического Правопорядка.

Она подошла ближе, держа в руках папку с пергаментами. Лицо её стало серьезным.

— Гарри, пока ты одевался, я закончила расчеты по твоей «тени». И у меня есть новости. Хорошие и… пугающие.

— Начинай с пугающих.

— Твоя тень — это не просто оптическая иллюзия. Я замерила плотность фотонов вокруг неё. Она имеет массу. Ничтожную, меньше грамма, но массу. Салли, находясь в тебе, настолько уплотнила свое эфирное тело, что начала «продавливать» реальность.

— И чем это грозит?

— Если это продолжится бесконтрольно, она начнет тянуть материю из тебя. Кальций из костей, железо из крови. Чтобы построить себе тело. Это убьет тебя за пару недель.

Гарри сглотнул. Салли внутри молчала, но он чувствовал её холодный ужас. Не за себя. За него.

— А хорошие новости? — спросил он.

Гермиона вдохнула, словно перед прыжком в воду.

— Хорошая новость в том, что этот процесс обратим. Или… управляем. Гарри, в природе нет ничего лишнего. Если Салли создает «матрицу» тела, значит, её можно заполнить. Не твоей плотью. А чистой энергией.

Она раскрыла папку. Там была сложная схема: человеческий силуэт, перечеркнутый формулами трансфигурации света.

— Существует теория «Твердого Света». Если найти источник энергии колоссальной мощности и стабилизатор… Салли сможет выйти из тебя. Не как призрак. А как физический объект. Временный, требующий подзарядки, но осязаемый. Она сможет касаться вещей. Она сможет… жить рядом, а не внутри.

— Источник энергии, — медленно повторил Гарри. — Типа реактора?

— Типа Сердцевинного Камня, — раздался голос от двери.

Драко стоял в проеме, опираясь плечом на косяк. Он был в смокинге, но вместо бабочки на шее был повязан шелковый платок. На лице была маска — тонкая, из черного бархата, закрывающая только область вокруг глаз. В руках он держал еще две такие же.

— Ты слышал? — спросила Гермиона, поворачиваясь к нему.

— Я слышал достаточно, — кивнул Драко, подходя к ним. Его взгляд скользнул по Гермионе, задержался на линии её шеи, и в серых глазах мелькнуло восхищение, которое он тут же спрятал за привычной маской иронии. — Синий тебе идет, Грейнджер. Я знал, что не прогадал с цветом.

— Сосредоточься, Малфой, — она покраснела, но не отвела взгляд. — Мы говорим о том, что Камень, который украл Дирижер, может спасти Гарри.

— Камень Земли — это, по сути, батарейка для реальности, — Драко протянул маски Гарри и Гермионе. — Если Грейнджер права, и мы сможем отобрать его у Дирижера… мы сможем не только заткнуть дыру в Гринготтсе. Мы сможем создать для Салли «экзоскелет» из света. Своего рода голема, но совершенного.

— Тело… — прошептала Салли. Гарри почувствовал, как её надежда вспыхнула ярким, болезненным пламенем. — Свое тело. Я смогу взять в руки настоящий посох? Я смогу почувствовать вкус того кофе с корицей, а не просто его эхо в твоем мозгу?

— Да, — ответил Гарри вслух. — Мы достанем этот Камень.

Драко посмотрел на часы — старинный брегет на цепочке.

— Аукцион начинается через час. Нам пора. И помните легенду: я — Драко Малфой, меценат и коллекционер проклятий. Ты, Грейнджер — моя кузина из Франции, мадам Лестрейндж (не морщись, это самая страшная фамилия, которую я знаю, её там уважают). А ты, Поттер…

Драко окинул Гарри критическим взглядом.

— Ты — мой телохранитель. Немой. Без имени. Просто «Тень». Твой глаз скажет всё за тебя. Никто не посмеет задавать вопросы человеку с глазом, который светится как Авада, смешанная с Люмосом.

— Немой? — хмыкнула Салли. — Мне нравится. Молчание — золото. А когда придет время говорить, мы будем говорить огнем.

Гарри надел маску. Она плотно прилегла к лицу, скрывая шрам, но оставляя открытым правый глаз.

— Готовы? — спросил он.

Гермиона глубоко вздохнула и взяла Драко под руку. Тот накрыл её пальцы своей ладонью — уверенно, крепко.

— Вперед, — скомандовал Малфой. — В кроличью нору.

Они шагнули к камину, где уже ревело зеленое пламя, готовое перенести их в самую темную точку Лондона.

* * *

Косой переулок остался позади, как яркая, шумная витрина. Лютный встретил их тишиной и туманом, который пах сыростью Темзы и чем-то сладковато-гнилым — запахом черной магии, въевшейся в брусчатку за столетия.

Они шли не по главной улице, где торговали сушеными головами и ядами, а свернули в узкий, безымянный проулок, заканчивающийся глухой кирпичной стеной.

Драко шел первым. Его трость с серебряным набалдашником глухо стучала по камням.

— Держитесь ближе, — его голос был тихим, лишенным привычной надменности. — Здесь воздух имеет привычку дурманить. Если услышите шепот, зовущий по имени — не оборачивайтесь.

Гермиона, идущая под руку с Драко, крепче сжала его локоть. Она чувствовала, как под тонким шелком его рукава напряжены мышцы.

— Это место, — прошептала она, глядя на стену. — Я не чувствую здесь никакой магии. Абсолютный ноль.

— Именно, — кивнул Драко. — Это «Мертвая зона». Заклинания обнаружения здесь просто тонут. Идеальное место, чтобы спрятать то, что не хочет быть найденным.

Он подошел к стене. Там не было двери, только старый, проржавевший газовый фонарь, который не горел. Драко достал из кармана тяжелую монету — старинный золотой галлеон, стертый почти до гладкости, — и постучал ребром монеты по столбу фонаря.

Три раза. Пауза. Два раза.

Кирпичи не разъехались, как в «Дырявом Котле». Стена просто… перестала быть твердой. Она стала похожа на густой черный дым, висящий вертикальной пеленой.

— Маски, — скомандовал Драко.

Они надели бархатные полумаски. Мир через прорези сузился, стал кинематографичным.

— Помните легенду, — Драко повернулся к ним. Теперь он был не Малфоем-школьным-врагом, не Малфоем-союзником. В маске он стал Чужаком. Холодным, опасным аристократом. — Вы — мадам Лестрейндж. Взгляд поверх голов, Гермиона. Ты смотришь на них как на грязь, даже если они короли. А ты…

Он перевел взгляд на Гарри.

— Ты — Тень. Ты не существуешь, пока я не прикажу.

— Мне нравится этот спектакль, — прошелестела Салли в голове Гарри. — В нем есть стиль.

Они шагнули сквозь дым.

Ощущение было, словно они прошли сквозь ледяной водопад. Звуки улицы отрезало мгновенно.

Они оказались в лифте. Огромная кабина, обитая красным бархатом и темным деревом. Зеркала на стенах были старыми, мутными, и в них отражалось чуть больше, чем должно было.

Лифт начал опускаться. Плавно, беззвучно, но с ощущением, что они едут к самому центру Земли.

Гермиона глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь рук.

— Я ненавижу это, — прошептала она едва слышно. — Я чувствую себя… голой.

Драко, не глядя на нее, накрыл её руку своей. Его пальцы были теплыми.

— Это пройдет. Маска дает свободу, Грейнджер. Через пять минут ты поймешь, почему они это любят. Анонимность — самый сильный наркотик.

— Он прав, — заметила Салли. — Когда я надевала шлем Верховного Инквизитора, я переставала быть Салли. Я становилась Законом. Маска защищает душу от грязи, которую творят руки.

Лифт остановился. Двери — тяжелые, позолоченные решетки — разъехались.

Они вошли в «Tenebris».

Это был не клуб в понимании маглов. Это был собор греха.

Огромный зал с высоким куполообразным потолком, расписанным фресками, изображающими падение ангелов. Но ангелы падали не в ад, а в экстаз.

Свет был приглушенным, янтарно-золотым, исходящим от сотен свечей, парящих в воздухе без подсвечников.

Музыка. Она была везде. В углу, на небольшом возвышении, квартет музыкантов играл что-то тягучее, виолончельное. Глаза музыкантов были завязаны черными лентами. Они играли не по нотам, а по наитию, извлекая звуки, от которых вибрировала диафрагма.

И гости.

Десятки людей в смокингах и вечерних платьях. Все в масках. Венецианские бауты, маски животных, абстрактная геометрия, инкрустированная бриллиантами.

Никто не повышал голос. Разговоры велись полушепотом, сливаясь в единый, монотонный гул, похожий на молитву.

— Не верти головой, — процедил Драко, ведя Гермиону под руку. Гарри шел на шаг позади, справа. — Идем к бару. Нам нужно осмотреться.

Они прошли сквозь толпу.

Гарри чувствовал запахи. Дорогие духи. Табак. И под всем этим — запах крови. Не свежей, а ритуальной. Кто-то здесь использовал магию крови совсем недавно.

— Смотри, — Салли направила его внимание. — Вон тот, в маске шакала. У него на поясе ритуальный кинжал атлантов. А та женщина в перьях… её аура черная, как смола. Некромант.

Они подошли к барной стойке, вырезанной из цельного куска черного обсидиана. Бармен — абсолютно лысый человек с татуировкой змеи, обвивающей шею, — молча поставил перед Драко три бокала с прозрачной, дымящейся жидкостью.

— «Слеза Феникса» с каплей абсента, — тихо сказал бармен. — Ваш обычный заказ, мистер… М.

— Ты внимателен, Харон, — кивнул Драко, не притрагиваясь к бокалу. — Сегодня у нас особый интерес.

— Все интересы сегодня направлены на сцену, — бармен кивнул в сторону дальнего конца зала, где за опущенным занавесом угадывалась сцена аукциона. — Говорят, Лотом Номер Один будет не вещь. А Место.

— Место?

— Ключ от двери, которая ведет туда, где нет времени.

Гарри и Салли переглянулись (внутри его сознания).

— Камень Земли, — поняла Салли. — Они продают не сам камень. Они продают доступ к его силе.

Гермиона взяла бокал. Её рука в длинной перчатке выглядела изящно. Она сделала маленький глоток.

— И кто продавец, Харон? — спросила она голосом, в котором вдруг прорезались ледяные, властные нотки Беллатрисы Лестрейндж. Это было жутко и восхитительно одновременно. — Надеюсь, не какой-нибудь шарлатан?

Бармен на секунду замер, протирая стакан. Он посмотрел на Гермиону с уважением и опаской.

— Продавец называет себя Дирижером, мадам. Он не выходит к публике. Но его… куклы уже здесь.

Он глазами указал на ложу на втором ярусе.

Там, в полумраке, стояли две фигуры. Они были одеты в белые костюмы, резко контрастирующие с черным залом. На их лицах были маски. Не из ткани.

Из кости.

Гладкие, белые черепа без нижней челюсти.

— Вот они, — прошипела Салли. И Гарри почувствовал, как её ярость начинает нагревать его кровь. — Слуги Бездны. В белом. Какая ирония.

— Спокойно, — прошептал Драко, заметив, как сжались кулаки Гарри. — Не здесь. Мы не можем устроить бойню. Здесь защита такая, что Хогвартс покажется проходным двором.

— Нам нужно подобраться ближе, — сказал Гарри.

В этот момент музыка смолкла. Свет стал еще глуше, оставив освещенной только сцену.

На сцену вышел конферансье в маске с длинным клювом чумного доктора.

— Дамы и господа, — его голос, усиленный магией, был бархатным и обволакивающим. — Тени и призраки. Мы рады приветствовать вас на Вечере Тишины. Сегодня мы предлагаем вам то, чего нельзя купить за золото. Сегодня мы торгуем Вечностью.

Зал замер. Гермиона поставила бокал. Её пальцы дрожали, но она положила вторую руку сверху, успокаивая их.

— Драко, — шепнула она. — Вон там, у колонны. Кингсли.

— Что?

— Мужчина в маске льва. Это Кингсли Шеклболт. Министр Магии.

Драко и Гарри посмотрели в указанном направлении. Высокий, мощный мужчина действительно напоминал Кингсли. Он стоял неподвижно, скрестив руки на груди, и смотрел на сцену.

— Если Министр здесь… — прошептал Гарри.

— …то либо он под прикрытием, — закончил Драко. — Либо система прогнила гораздо глубже, чем мы думали.

— Или это не он, — предположила Салли. — Маска может скрывать кого угодно. Но одно я знаю точно: сегодня здесь прольется кровь. Я чувствую, как натягивается тетива.

Конферансье взмахнул рукой, и занавес на сцене пополз вверх.

Там, на черном бархате, лежал предмет.

Это не был Камень.

Это была девушка. Живая. Спящая.

Она парила в воздухе, окутанная той самой геометрией Бездны, что Гарри видел в пещере. И из её груди исходило слабое, ритмичное сияние.

— Лот номер один, — объявил конферансье. — «Сосуд». Живой носитель резонанса. Идеально подходит для тех, кто хочет… услышать музыку сфер.

— Мерлин… — выдохнула Гермиона. — Это Джинни.

Гарри почувствовал, как мир вокруг него взрывается. Джинни Уизли. Его бывшая девушка. Сестра его лучшего друга. Здесь. Как лот.

— Держи себя в руках! — крикнула Салли внутри, удерживая его тело от рывка. — Если ты сейчас атакуешь, они убьют её раньше, чем ты достанешь палочку! Думай, солдат!

Драко вцепился в плечо Гарри железной хваткой.

— Жди, — прошипел он в самое ухо. — Мы выкупим её. У меня хватит денег. Главное — не выдай себя.

Аукцион начался.

— Пятьдесят тысяч галлеонов, — лениво произнес Драко, поднимая табличку с номером. Его голос был спокоен, но Гермиона видела, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих трость.

— Шестьдесят, — тут же отозвался один из «Белых Масок» с балкона. Голос был механическим, лишенным интонаций.

— Семьдесят, — Драко даже не повернул головы.

Гарри стоял за их спинами, сливаясь с портьерой. Его задача была молчать и наблюдать. Но наблюдать было больно. Джинни висела в воздухе над сценой, её рыжие волосы медленно колыхались в невидимых потоках магии, а лицо было пугающе безмятежным. Она не спала. Она была отключена.

— Гарри, — голос Салли прозвучал резко, как щелчок затвора. — На три часа. У колонны. Человек в сером костюме. Он смотрит не на сцену. Он смотрит на тебя.

Гарри скосил глаза.

У дальней колонны стоял невзрачный мужчина. Типичный клерк или лакей. Ничего примечательного, кроме того, что он потел. Крупные капли катились по его лбу, хотя в зале было прохладно.

Мужчина встретился взглядом с Гарри.

И моргнул.

Но не сверху вниз. Его веки сомкнулись горизонтально, от переносицы к вискам, на долю секунды обнажив молочно-белую пленку под человеческим глазом.

— Он не человек, — констатировала Салли.

«Клерк» понял, что его раскрыли. Его лицо дернулось в гримасе паники, совершенно не подходящей для элитного клуба. Он развернулся и… не побежал. Он скользнул сквозь толпу, как кусок мыла, огибая гостей с неестественной гибкостью.

— Я отойду, — шепнул Гарри Драко.

— Стой, — процедил Малфой, не отрываясь от торгов. — Восемьдесят тысяч!

— Это важно, — Гарри уже двигался.

Он нырнул в толпу. «Клерк» двигался к служебному выходу за барной стойкой. Гарри ускорил шаг, стараясь не толкать гостей в масках, но те сами расступались перед ним, словно чувствовали холод, исходящий от его фигуры.

Существо юркнуло за бархатную штору. Гарри — за ним.

Они оказались в длинном, узком коридоре, освещенном тусклыми газовыми рожками. Здесь не было музыки, только гул вентиляции и стук шагов.

«Клерк» бежал впереди. Гарри рванул следом.

— Стоять! Аврорат!

Существо даже не обернулось. В конце коридора была стена. Тупик.

Гарри замедлил бег, готовя заклинание.

— Тебе некуда деваться…

Но существо не остановилось. Оно с разбегу прыгнуло на стену. И не упало.

Его конечности вывернулись под невозможными углами, пальцы вцепились в кирпич, как крючья насекомого. Оно побежало вверх по вертикальной стене, к вентиляционной решетке под потолком, с тошнотворной легкостью таракана.

— Лови его! — крикнула Салли.

Гарри вскинул руку.

— Инкарцеро!

Веревки вылетели из его ладони… и прошли сквозь существо, как сквозь голограмму.

Гарри замер. «Что?»

Существо добралось до потолка, сорвало решетку и оглянулось. Его челюсть отвисла неестественно низко, открывая ряды игловидных зубов. Оно издало шипящий звук и нырнуло в шахту.

— Нет! — Гарри подбежал к стене.

Он попытался ухватиться за выступ кирпича, чтобы подтянуться.

Его рука прошла сквозь камень.

Гарри пошатнулся, чуть не упав. Он посмотрел на свои ладони. Они были здесь. Он их видел. Но когда он ударил кулаком по стене — кулак погрузился в кладку по запястье, не встретив сопротивления и не чувствуя фактуры.

— Что происходит? — паника Салли смешалась с его собственной. — Почему ты бесплотный?

В голове всплыл голос Драко, холодный и властный, произнесенный на входе, когда он накладывал на них маскировочные чары клуба:

«Ты — Тень. Ты не существуешь, пока я не прикажу».

— Малфой, — выдохнул Гарри. — Это место… оно воспринимает слова буквально. Я тень. Я не могу касаться мира.

Шум в вентиляции удалялся. Существо уходило.

Гарри был бессилен. Он мог видеть, слышать, проходить сквозь стены, но не мог остановить врага.

— Ты — нет, — вдруг сказала Салли. Её голос изменился. Стал низким, вибрирующим. — Но тень может поймать тень.

— О чем ты?

Гарри посмотрел на пол. Света здесь было мало, но его собственная тень от газового рожка была четкой. Черной. Густой.

Она зашевелилась.

Она отделилась от его ног, словно кто-то отрезал пуповину.

— Прикажи мне, — потребовала Салли. — Ты не существуешь. А я — существую. Я — твоя Тень. Дай мне охоту!

Гарри понял. Это было безумие, но другого выхода не было.

— Фас, Салли. Взять его.

Тень на полу рванулась вперед. Она не побежала по стене. Она протекла по ней чернильным пятном, с невероятной скоростью устремившись в вентиляционную шахту.

Гарри остался стоять внизу. Он чувствовал всё, что чувствовала она.

Холод металла шахты. Запах страха «клерка». Восторг погони.

Он «видел» её зрением, но не глазами.

Тень нагнала существо в узком коробе. «Клерк» попытался отбиться, плюнув кислотой, но кислота прошла сквозь тьму.

Тень Салли материализовала из своей черноты руки. Длинные, когтистые руки. И они, в отличие от рук Гарри, были вполне материальны для другого монстра.

Она схватила его за лодыжку. Рывок.

Хруст кости. Визг, переходящий в ультразвук.

Тень поволокла добычу назад, против гравитации, против логики.

Через секунду из отверстия вентиляции в коридор вывалилось тело «клерка». Оно шлепнулось на пол с мокрым звуком.

Следом, стекая со стены как жидкая смола, спустилась Тень. Она нависла над существом, приняв форму той самой женщины с посохом, только полностью черную, двухмерную, но пугающе объемную в своей угрозе.

Существо попыталось отползти. Его нога была сломана, вывернута коленом назад. Личина человека сползла — кожа на лице висела лоскутами, под ней была серая, склизкая плоть Безликого.

Гарри подошел ближе. Он все еще был неосязаем, но существо видело его. И оно боялось его Тени больше, чем смерти.

— Кто твой хозяин? — спросила Тень голосом, который был не звуком, а вибрацией воздуха.

Безликий захрипел, пуская черные пузыри.

— Тот… кто… держит… струну…

— Дирижер, — утвердительно кивнула Тень. — Где он?

Существо захихикало. Жутко, булькающе.

— Он… везде. Он… покупает… девчонку… чтобы… разбудить… Отца…

— Кто покупает? — крикнул Гарри, забыв, что его не слышно.

Но Тень поняла. Она склонилась ниже.

— Кто из Белых Масок — Дирижер?

— Никто… — прошептал Безликий. Его глаза закатились. — Белые маски… это просто… пальцы. Дирижер… не носит маску. Он носит… лицо…

Тело существа судорожно дернулось. Внутри него что-то начало надуваться.

— Назад! — мысль Салли ударила Гарри.

Тень мгновенно метнулась к Гарри, обволакивая его коконом тьмы.

Безликий взорвался.

Не огнем. Фиолетовой жижей, которая разъела каменный пол и стены, оставив дымящиеся кратеры.

Если бы Гарри был материален, его бы забрызгало кислотой. Но кислота прошла сквозь него, не причинив вреда. А Тень, принявшая удар, лишь слегка побледнела, став серой.

В коридоре повисла тишина.

Гарри стоял посреди лужи кислоты, абсолютно целый.

Тень снова скользнула к его ногам, пришиваясь обратно к пяткам.

— Он носит лицо, — повторила Салли в голове. — Гарри, нам нужно вернуться в зал. Срочно. Я поняла загадку.

— Что ты поняла?

— В этом зале все в масках. Кроме одного человека.

Гарри похолодел.

— Драко говорил, что Кингсли…

— Нет. Не Кингсли. Бармен. Харон.

Гарри вспомнил лысого человека с татуировкой змеи. Единственного, кто был с открытым лицом.

— «Лица здесь — это вульгарность», — процитировал Гарри слова Драко. — Если только ты не хозяин всего этого цирка.

Он развернулся и побежал обратно к залу.

Ему нужно было как-то отменить приказ Драко. Иначе он не сможет спасти Джинни. Он — призрак. А Салли потратила слишком много сил на эту атаку тени.

* * *

Гарри бежал сквозь зал «Tenebris», но его бег был странным. Его ноги не касались пола, он скользил, проходя сквозь гостей, официантов и клубы сигарного дыма. Он был призраком, но призраком, заряженным яростью ядерного реактора.

Аукцион подходил к концу.

— Сто тысяч! — голос Драко сорвался на крик. Он уже не играл роль. Он спасал семью.

— Сто десять, — равнодушно отозвался Белая Маска с балкона. — И мы готовы добавить к сумме флакон крови Первородного Вампира.

Зал ахнул. Это была цена, которую Малфой не мог перебить деньгами.

Гарри добрался до барной стойки. Харон стоял там, спокойно протирая бокал, наблюдая за отчаянием Драко с легкой, почти отеческой улыбкой.

Гарри попытался схватить его за грудки. Его руки прошли сквозь смокинг бармена, сквозь его грудь, ощутив лишь ледяной холод чужого сердца.

Харон не вздрогнул. Он медленно повернул голову и посмотрел прямо в пустоту, где стоял Гарри.

В его глазах не было зрачков. Там вращались крошечные галактики.

— Ты слишком громок для того, кого не существует, мистер Поттер, — произнес Харон одними губами. Его голос прозвучал не в воздухе, а прямо в слуховом нерве Гарри.

— Ты видишь меня? — мысль Гарри была острой, как лезвие.

— Я вижу тени, — Харон поставил бокал. — Твой друг наложил на тебя старое проклятие «Verbum Caro Factum Est». Слово стало плотью. Или, в твоем случае, отсутствием плоти. Ты — ничто. Ты не можешь ударить. Ты не можешь спасти её.

Он кивнул в сторону сцены, где Джинни начала медленно опускаться в специальный контейнер, приготовленный победителями торгов.

— Он прав, — голос Салли зазвучал иначе. Глубоко. Мрачно. — Ты не можешь коснуться материи. Но, Гарри… вспомни, чему учили жрецов теней в Подгороде. Материя — это иллюзия. Разум — вот единственная реальность.

— Что мне делать?

— Не пытайся ударить его кулаком. Ударь его своим страхом. Заставь его поверить в то, что ты реален. Затумань его разум!

Гарри закрыл глаза. Он представил себя не мальчиком в пальто. Он представил себя тем, чем он стал. Бездной и Светом. Тенью, которая знает все грехи этого зала.

Он собрал всю свою волю, всю боль Салли, всю ярость за Джинни и швырнул это ментальным импульсом в зал.

И он засмеялся.

Сначала тихо. Потом громче.

Это был не смех Гарри Поттера. Это был смех, в котором слились баритон мужчины и вибрирующее, истеричное контральто женщины. Звук, отражающийся от стен, проникающий в костный мозг.

— ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!

Зал замер. Музыка оборвалась. Гости начали оглядываться, хватаясь за головы. Бокалы на столах лопнули синхронно, осыпав скатерти дождем из стекла.

— Кто знает, какое зло таится в сердцах людей? — голос Гарри, усиленный магией Тени, заполнил пространство, идя отовсюду и ниоткуда. — Тень знает!

Харон перестал улыбаться. Он огляделся, впервые выглядя обеспокоенным.

— Иллюзия, — громко сказал он. — Игнорируйте! Завершайте сделку!

Белые Маски на балконе дернулись, направляя палочки в пустоту.

— Драко! — голос Гарри прозвучал в голове Малфоя. — Отмени приказ! Сейчас!

Драко, стоящий посреди зала с палочкой в руке, понял. Он искал глазами друга, но видел только сгущающийся мрак.

— Я… — начал он.

— Поздно! — крикнула Салли. — Смотри!

Один из Белых Масок уже накладывал заклинание стазиса на Джинни.

Гарри понял, что не успеет стать материальным.

— Салли! — крикнул он. — Тень! Дай мне Тень!

Он вспомнил тот фильм. Сцену на мосту.

Гарри вытянул свои призрачные руки вперед. Его физическое тело (которого не было) осталось на месте.

Но его Тень…

Она отделилась от пола. Гигантский, черный, плоский силуэт вытянулся через весь зал. Он скользнул по стенам, по потолку, удлиняясь неимоверно, нарушая все законы оптики.

Черные руки Тени, похожие на лапы гигантского паука, накрыли балкон.

Тень схватила Белую Маску за шею.

Маг захрипел, хватаясь за горло. Там не было рук. Там была только тьма. Но он задыхался по-настоящему.

— ТЫ НЕ ТРОНЕШЬ ЕЁ! — взревел Гарри-Тень.

Он дернул призрачной рукой.

Тело мага на балконе перелетело через перила, словно его дернул невидимый трос, и с грохотом рухнуло на сцену, прямо к ногам Джинни.

В зале началась паника. Гости визжали, сбрасывая маски, и бежали к выходу.

— Убить его! — заорал Харон, теряя самообладание. Его лицо начало меняться. Кожа на лысине пошла трещинами, обнажая что-то пульсирующее под ней. — Убить Тень!

Охрана — огромные тролли в ливреях — ворвалась в зал.

— Драко! — снова мысленный крик Гарри. — Сними с меня это дурацкое «несуществование»! Я не могу долго держать форму!

Драко вскинул трость, направляя её в центр зала, где сгущался мрак.

— Гарри Поттер! Я приказываю тебе: СУЩЕСТВУЙ!

Эффект был похож на схлопывание вакуумной бомбы.

Воздух в центре зала взорвался вовнутрь.

Тень, растянутая по всему залу, с оглушительным хлопком втянулась в одну точку.

И в этой точке материализовался Гарри.

Он упал на одно колено, проломив паркет ударом кулака.

Вокруг него, от инерции возвращения в реальность, поднялась взрывная волна. Столы перевернулись. Троллей отбросило к стенам.

Гарри медленно поднялся.

Его пальто развевалось, хотя ветра не было. Правый глаз сиял так ярко, что на него было больно смотреть. Левый глаз был зеленым и холодным.

Рядом с ним, на стене, плясала его Тень — живая, вооруженная посохом, повторяющая его движения с задержкой в долю секунды.

— Мы вернулись, — прошипела Салли его губами.

Он выхватил палочку.

— Экспекто Патронум! — но вместо привычного оленя из палочки вырвался сияющий рыцарь в латах, сотканный из серебряного света. Рыцарь поднял меч и встал между Гарри и Хароном.

— Дирижер! — крикнул Гарри, указывая на бармена палочкой. — Спектакль окончен! Отдай Камень!

Харон, который уже наполовину трансформировался в нечто многорукое и хитиновое, расхохотался. Его смех был похож на скрежет металла.

— Окончен? О нет, мальчик. Мы только настраивали инструменты. Ты думаешь, ты сорвал план? Ты просто добавил в оркестр партию ударных!

Он ударил рукой по барной стойке. Обсидиан раскололся. Из трещины ударил луч фиолетовой энергии, устремляясь в потолок, пробивая защиту клуба, пробивая землю, уходя в небо над Лондоном.

— Лей-линии активированы! — крикнула Гермиона, которая уже была на сцене, отстегивая Джинни от постамента. — Гарри, он начинает ритуал прямо здесь!

Харон прыгнул. Не на Гарри. В луч энергии.

Его тело начало растворяться, возносясь вверх вместе с потоком силы.

— Хочешь Камень, Поттер? — прогремел его голос сверху. — Догони меня… в Зазеркалье!

Здание затряслось. С потолка посыпались фрески падших ангелов.

— Он уходит! — Салли рванулась внутри. — Гарри, лови его за хвост!

Гарри посмотрел на луч. Это была чистая энергия Бездны. Прыгнуть туда — самоубийство.

Но он посмотрел на Джинни, которую Драко и Гермиона пытались привести в чувство. Посмотрел на свою Тень, которая протягивала руку к лучу, готовая к охоте.

— Драко! — крикнул Гарри. — Забирайте Джинни и уходите!

— А ты?!

— А я иду за билетом на этот концерт!

Гарри разбежался.

— Вместе! — крикнула Салли.

Он оттолкнулся от пола, используя телекинетический толчок Тени, и прыгнул прямо в столб фиолетового пламени, вслед за монстром.

Полет сквозь луч энергии ощущался как падение в колодец, стены которого сделаны из жидкого неона. Гравитация исчезла, верх и низ поменялись местами.

Гарри приземлился на твердую поверхность.

Или ему показалось.

Под ногами был полированный пол, черный, как нефть. Но когда он посмотрел вниз, он увидел не свое отражение, а перевернутый Лондон. Город горел фиолетовым огнем, шпили башен изгибались, как щупальца, а Темза текла не водой, а густой звездной пылью.

Он поднял голову.

Он находился в бесконечном зале. Стен не было. Вместо них — тысячи, миллионы зеркал разной формы и размера, парящих в пустоте. Одни были огромными, как ворота Хогвартса, другие — крошечными, как осколки зеркальца Сириуса.

— Где мы? — голос Гарри эхом отразился от зеркал, распадаясь на сотни оттенков.

— Внутри Лей-линии, — ответила Салли. — Это магистраль магии. Но Харон превратил её в свой лабиринт.

— Приветствую в моем святилище, мистер Поттер, — голос Харона прозвучал отовсюду сразу.

Гарри резко обернулся.

В одном из зеркал слева отразился Харон. Он был одет в тот же смокинг, но теперь он выглядел величественно, как император зла.

Гарри вскинул палочку:

— Ступефай!

Красный луч ударил в зеркало. Стекло разлетелось вдребезги.

Но Харон не исчез. Его смех перекатился в другое зеркало, справа. Потом в третье, сверху.

Внезапно отражения Харона появились во всех зеркалах вокруг. Тысячи лысых людей с татуировкой змеи смотрели на Гарри с насмешкой.

— Ты пытаешься разбить отражение, — сказал Харон. — Но разве можно разбить идею?

Он поднял руку.

Осколки разбитого зеркала, лежащие на полу, задрожали. Они медленно, гипнотически поднялись в воздух. Сотни бритвенно-острых лезвий повернулись остриями к Гарри.

— Телекинез, — оценила Салли. — Как в Некроситете. Гарри, не используй щит. Используй волю.

— Что?

— Ты — Тень. Тень не боится стекла. Подчини его!

Осколки со свистом полетели в Гарри.

Он не стал ставить Протего. Он выставил вперед пустую руку и мысленно ударил по воздуху, представляя, что пространство — это густая вода.

— СТОЯТЬ!

Осколки замерли в дюйме от его лица, вибрируя от напряжения. Гарри чувствовал их вес своим разумом. Это было тяжело, словно он держал падающий потолок.

Харон в зеркалах удивленно приподнял бровь.

— Неплохо. Для самоучки.

Гарри резко махнул рукой.

Осколки развернулись и полетели обратно — не в одно зеркало, а веером, разбивая десятки отражений вокруг.

Звон бьющегося стекла был оглушительным. Он звучал как музыка — какофония разрушения.

Но Харона там не было.

Гарри стоял посреди дождя из осколков, тяжело дыша.

— Покажись! — крикнул он. — Хватит прятаться за стекляшками!

— Я не прячусь, — шепот раздался прямо над ухом.

Гарри развернулся и ударил локтем. Пустота.

В зеркале напротив он увидел себя. И за своей спиной — Харона, заносящего кинжал.

Кинжал был живым. Это был не металл, а костяной шип, с рукоятью в виде скалящегося черепа. У черепа были глаза, и они вращались.

Гарри уклонился, глядя в зеркало.

Но в реальности кинжал полоснул его по плечу с другой стороны.

— Это обман зрения! — крикнула Салли. — Зеркала лгут! Он не там, где ты его видишь!

Харон снова исчез.

Гарри зажал рану. Кровь была черной в этом свете.

— Как мне его найти? — в отчаянии спросил он. — Он везде и нигде!

— Как мы нашли того Спящего? — напомнила Салли. — Не смотри глазами. Глаза можно обмануть. Смотри Светом.

— Но здесь нет Света!

— Ты и есть Свет.

Гарри закрыл глаза.

Мир погрузился в темноту. Исчезли зеркала, исчезла рябь лей-линий.

Он прислушался. Не к звукам. К сердцебиению пространства.

Он почувствовал холод. Сквозняк Бездны.

Харон двигался бесшумно, но его аура оставляла след, как запах серы.

Вот он. Слева. Готовится к прыжку.

Но отражение в зеркалах справа показывало, что он стоит там.

— Верь чутью, — шепнула Салли.

Харон, уверенный в своей невидимости, метнул живой кинжал.

Артефакт летел со звуком разрезаемого воздуха, целясь в сердце Гарри.

Гарри не открыл глаза.

Он поймал кинжал.

Не рукой. Телекинезом. Он перехватил волю кинжала своей собственной волей, жесткой и холодной, как сталь инквизитора.

Кинжал завис в воздухе, яростно жужжа и пытаясь вырваться, в полуметре от груди Гарри.

Гарри открыл глаза.

Правый глаз сиял белым огнем.

Кинжал медленно развернулся острием к хозяину.

Харон, стоящий в невидимости в десяти метрах, вдруг проявился. Его маскировка спала от шока.

— Невозможно… — прошептал он. — Этот клинок выкован из зуба Древнего Бога! Ты не можешь его контролировать!

— Я не контролирую его, — сказал Гарри. Его голос двоился. — Я просто объяснил ему, кто здесь настоящий хищник.

Гарри сделал жест пальцами.

Кинжал со свистом полетел обратно.

Харон попытался закрыться зеркалом, притянув его к себе.

Кинжал пробил зеркало. Стекло взорвалось.

Но Харон успел уйти перекатом. Он был быстр. Чертовски быстр.

Он выпрямился, и в его руках появился предмет. Тот самый.

Сердцевинный Камень.

Он выглядел как пирамидка из необработанного алмаза, внутри которой пульсировала магма.

— Ты хочешь это? — закричал Харон, поднимая Камень над головой. — Ты думаешь, это спасет тебя? Спасет твою шлюху-призрака?

Он начал сжимать Камень.

Пространство Зазеркалья задрожало. Зеркала начали трескаться сами по себе.

— Он уничтожит Камень! — ужаснулась Салли. — Гарри, если Камень взорвется здесь, нас распылит на атомы!

Гарри понял, что не успеет добежать.

Харон стоял на возвышении из парящих осколков.

Вокруг него кружились сотни зеркал, создавая защитный купол.

— Вспомни фильм, — пронеслась шальная мысль. — Вспомни, как Тень победил Хана.

Шиван Хан прятался в отражениях. Он стал зеркалом.

Чтобы убить его, нужно было разбить не зеркало. Нужно было разбить источник.

Гарри опустил палочку.

Он посмотрел на Харона. Не на его фигуру. Не на Камень.

Он посмотрел в его разум.

Там, за щитами окклюменции, за безумием Бездны, была маленькая, жалкая точка страха.

Гарри глубоко вдохнул.

— Салли… — позвал он. — Свет.

— Сколько?

— Весь.

Гарри развел руки в стороны.

— Люмос… — начал он шепотом.

Харон расхохотался.

— Фонарик? Против Бездны?

— …МАКСИМА! — закончил Гарри криком.

Это был не луч.

Гарри сам стал вспышкой.

Он превратился в живое солнце внутри зеркальной комнаты.

Свет ударил во все зеркала сразу.

Миллионы зеркал отразили свет. Усилили его. Переотразили друг в друга.

Зал превратился в бесконечный лазерный реактор.

Харон закричал.

У него не было тени, куда спрятаться. Свет был везде. Он шел со всех сторон — сверху, снизу, из каждого осколка.

Его глаза, привыкшие к тьме, выгорели мгновенно.

Его ментальные щиты лопнули под давлением абсолютной белизны.

Камень выпал из его рук.

— Лови! — скомандовала Салли.

Гарри, щурясь от собственного сияния, метнул Тень.

Черная рука удлинилась, проскользнула между лучами света (парадокс, возможный только в магии) и подхватила падающую пирамидку в сантиметре от пола.

Харон упал на колени, закрывая лицо руками. Его кожа дымилась.

— Ты… ты не человек… — хрипел он. — Ты…

Гарри подошел к нему. Свет начал угасать, возвращаясь в его тело, но глаза все еще горели.

В руке он сжимал Камень Земли. Он был теплым. Тяжелым.

— Я Гарри Поттер, — сказал он. — И во мне живет Верховный Инквизитор. Плохая компания для таких, как ты.

Он приставил палочку к лбу Харона.

— А теперь верни нас домой. Или я оставлю тебя здесь, в темноте, наедине с тем, что ты призвал.

Харон поднял слепые, белые глаза. И улыбнулся.

Кровавой, безумной улыбкой.

— Домой? — прошептал он. — Ты уже не сможешь вернуться домой, Поттер. Посмотри на себя.

Гарри посмотрел в ближайшее уцелевшее зеркало.

На него смотрел человек в черном пальто.

Но его левая рука… та, что держала Камень…

Она больше не была рукой из плоти.

Она была сделана из чистого, прозрачного кристалла, внутри которого циркулировал жидкий свет.

— Процесс завершен, — хихикнул Харон. — Ты — Призма.

Гарри ударил его рукоятью палочки в висок, вырубая.

Он посмотрел на свою хрустальную руку. Пальцы сгибались со странным мелодичным звоном.

— Гарри… — голос Салли был полон боли. — Мы победили. Но… какой ценой?

Мир вокруг начал рушиться. Без хозяина Зазеркалье схлопывалось.

Гарри схватил бесчувственное тело Харона за шиворот своей новой, кристаллической рукой.

— Уходим. Разберемся с ценой позже.

Он сжал Камень Земли. Артефакт отозвался гулом, и реальность вокруг них разбилась, как-то самое зеркало, выбрасывая их обратно в лондонскую ночь.

* * *

Харон валялся на полу из черного обсидиана, но Гарри забыл о нем. Битва с Дирижером была лишь прелюдией. Настоящий враг проснулся только сейчас.

Тишина.

Грохот разрушения в Зазеркалье внезапно смолк. Осколки, кружившиеся в воздухе, замерли.

Мир вокруг Гарри изменился. Черная пустота Изнанки отступила, и на её месте начала проступать другая реальность.

Сначала появился пол — мраморный, выложенный алыми плитами. Затем из темноты выросли колонны, уходящие в бесконечную высь. Витражи вспыхнули несуществующим солнцем.

Это был Собор. Главный зал Алого Монастыря.

Но он был слишком идеальным. Здесь не было копоти от пожаров, не было крови на ступенях, не было трещин на статуях. Это был Монастырь из мечты. Или из памяти, очищенной от боли.

— Гарри… — голос Салли прозвучал не в голове, а отовсюду.

Гарри обернулся.

В центре зала, на ступенях алтаря, стояла она.

Здесь она была материальна. Более того — она была величественна. Её мантия сияла, кожа была безупречно белой, без единого шрама. В её руке был Посох, навершие которого горело ровным, спокойным светом.

Она смотрела на Гарри с выражением странного, пугающего покоя.

— Зачем нам уходить? — спросила она. Её губы двигались, и звук был чистым, как звон хрусталя. — Посмотри вокруг. Здесь нет боли. Здесь нет «голосов». Здесь я снова Дома.

Гарри сделал шаг к ней. Его шаги гулко отдавались под сводами.

— Это не дом, Салли. Это склеп. Красивый, зеркальный склеп.

— А что там? — она кивнула на черную дыру портала, который Гарри удерживал своей волей и Камнем Земли. — Грязный Лондон? Тело заморыша, которое мы делим на двоих? Боль от старых ран?

Она спустилась на одну ступеньку. К ней тут же подошли фигуры. Призрачные, полупрозрачные рыцари в алых накидках. Они преклонили колени.

— Здесь я королева, Гарри. Я могу командовать армиями, которые никогда не умрут. Я могу исправить прошлое. Я могу спасти их всех.

Гарри почувствовал, как холод ползет по спине. Зеркало искушало её. Оно предлагало ей вечность в золотой клетке. Если она останется здесь, её душа окончательно отделится от него и растворится в этой иллюзии.

— Они не настоящие, — тихо сказал Гарри. — Потрогай их.

Салли протянула руку к коленопреклоненному рыцарю. Её пальцы прошли сквозь его шлем, как сквозь дым. Рыцарь даже не шелохнулся.

Лицо Салли исказилось. Маска покоя треснула.

— Здесь все — отражение, — жестко продолжил Гарри, поднимая свою кристаллическую руку, в которой пульсировал Камень. — Холодное. Мертвое. Немое. Ты хочешь править кладбищем воспоминаний, Салли? Или ты хочешь жить?

Салли посмотрела на свою руку, прошедшую сквозь призрака. Потом на Гарри.

В её глазах вспыхнул тот самый фиолетовый огонь — яростный, живой, несовершенный.

— Я хочу… чувствовать, — прошептала она. — Даже если это будет боль.

Мир вокруг дрогнул.

Идеальный Монастырь пошел трещинами. Витражи зазвенели. «Рыцари» вокруг неё вдруг подняли головы. У них не было лиц — только гладкие зеркальные овалы.

Зазеркалье поняло, что жертва хочет уйти. И оно разозлилось.

— Тогда иди ко мне, — Гарри протянул руку. — Я не могу вытащить тебя силой. Ты уже не часть меня. Ты — отдельная сущность в этом мире. Ты должна сама пройти путь.

— Какой путь? — она оглянулась. Стены Монастыря начали сжиматься, превращаясь в острые стеклянные шипы.

Гарри поднял Камень Земли.

— Я покажу тебе.

Он сжал Камень.

Из его кристаллической руки ударил луч. Но он не был направлен в пространство. Он был направлен в структуру реальности.

Луч ударил в пол между Гарри и Салли, и черная бездна Зазеркалья расступилась.

В воздухе, вися над пропастью небытия, возникла тропа.

Она была соткана из золотого света, но выглядела хрупкой, как паутина.

— Это маршрут, — крикнул Гарри, перекрывая нарастающий гул рушащегося мира. — Это связь наших душ, Салли! Это «кабель», по которому ты можешь загрузить себя в реальность! Но ты должна пройти по нему! Сама!

Салли ступила на мост.

В ту же секунду «рыцари» встали с колен. Их зеркальные лица исказились. Из их рук выросли лезвия.

— ОСТАНЬСЯ, — прогрохотал сам Собор тысячей голосов. — ТЫ НАША.

Стены Монастыря ожили. Зеркальные поверхности начали выгибаться, пытаясь преградить ей путь. Пол под её ногами стал вязким, как ртуть.

Салли вскинула Посох.

— Я. Сказала. Нет!

Она ударила магией Света. Вспышка разнесла ближайших «рыцарей» в стеклянную крошку.

Она сделала шаг. И еще один.

Её движение было тяжелым, словно она шла против ураганного ветра. Ветер из осколков бил ей в лицо, пытаясь сбить с тропы, вернуть в сладкую ложь.

— Гарри! — крикнула она. — Держи мост! Они тяжелые!

Гарри стоял на краю портала, в реальном мире, удерживая конец световой тропы обеими руками. Его вены вздулись, рука-кристалл гудела от перенапряжения. Он чувствовал сопротивление целой вселенной, которая не хотела отпускать свою добычу.

— Иди! — ревел он. — Не останавливайся! Бей их! Ломай их! Это всего лишь стекло!

Салли бежала.

Это было похоже на тот самый клип. Она бежала по коридору, который строил сам себя, а за ней, из стен, из пола, вырывались руки, шипы, монстры, пытаясь схватить её за подол, за волосы, за лодыжки.

Один из зеркальных демонов схватил её за плащ.

Салли не остановилась. Она рванулась вперед, и алая ткань с треском лопнула. Она оставила часть своего «инквизиторского» образа там, в лапах чудовищ.

Осталась в простой белой тунике, босая, с распущенными волосами.

Она бежала к Гарри. К единственной точке в этом хаосе, которая была теплой и настоящей.

Но перед самым выходом, когда до протянутой руки Гарри оставалось три метра, путь преградила Стена.

Невидимая, но абсолютно непреодолимая.

Граница миров.

Салли врезалась в неё с разбегу. Ударила кулаками.

Стена даже не дрогнула. Она была тверже алмаза.

— Гарри! — она била по невидимой преграде, и Гарри видел, как на её костяшках проступает кровь. Настоящая кровь.

— Барьер слишком плотный! — понял Гарри. — Камень не может пробить его снаружи! Ты должна разбить его изнутри!

— Как?!

Гарри посмотрел ей в глаза через прозрачную стену.

— Перестань быть отражением! Отражение не может разбить зеркало! Стань причиной! Вспомни то, что делает тебя реальной! Не титулы! Не магию! Вспомни боль!

Салли замерла.

Вокруг неё зеркальные монстры уже подбирались вплотную, готовясь утащить её обратно в вечный сон.

Она закрыла глаза.

Она вспомнила холод снега. Вспомнила смерть Рено. Вспомнила деревянный меч в глазу матери. Вспомнила тепло руки Гарри во сне.

Она открыла глаза.

И закричала.

Это был не боевой клич. Это был крик новорожденного, который впервые вдыхает холодный воздух. Крик существа, которое заявляет вселенной: «Я ЕСТЬ!»

Она размахнулась не посохом, а своим собственным телом.

Она бросилась на невидимую стену плечом.

КРАК!

По поверхности границы пошла трещина. Тонкая, извилистая, сияющая.

— ДАВАЙ! — заорал Гарри. — ЕЩЕ РАЗ!

Салли отступила на шаг. Монстры были уже за спиной. Когтистая лапа занеслась над её головой.

Она не обернулась.

Она прыгнула вперед, вкладывая в этот удар все свое желание жить.

Переход не был похож на рану. Он был похож на попытку вырваться со страницы закрывающейся книги.

Гарри тянул Салли за руку, и Камень Земли в его ладони сиял, как умирающая звезда. Но Зазеркалье не сдавалось. Оно не использовало когти. Оно использовало перспективу.

Гарри с ужасом увидел, как тело Салли начинает… уплощаться.

Там, за чертой зеркала, её объем исчезал. Она превращалась в живой набросок, сделанный карандашом и светом. Цвета тускнели, становясь черно-белыми штрихами. Реальность пыталась превратить её обратно в отражение, в картинку, в воспоминание.

— Не отпускай! — её голос звучал уже не как звук, а как эхо в пустом коридоре.

— Я держу! — кричал Гарри, упираясь ногами в пол клуба.

Но сила притяжения Зазеркалья была чудовищной. Это была инерция целой вселенной.

Зеркальные стены вокруг Салли начали схлопываться, как страницы альбома. Геометрические фигуры — острые, абстрактные, безжалостные — летели к ней, пытаясь запереть её в рамку.

Вдруг Камень Земли в руке Гарри мигнул.

Яркий, ровный свет сменился прерывистым стробоскопом.

— Нет… — выдохнул Гарри. — Только не сейчас!

По руке-кристаллу побежали трещины. Не кровавые, а сухие, как на перекаленном стекле. Раздался звон — высокий, мучительный. Энергия заканчивалась.

— Гарри! — Салли рванулась к нему, но её «нарисованная» нога застряла в черноте фона.

Рывок.

Пальцы Гарри соскользнули с её запястья.

Кристалл погас.

Связь оборвалась.

Гарри по инерции отлетел назад, упав на спину.

Он мгновенно вскочил, глядя на зеркало.

Оно почернело. Поверхность стала матовой, непроницаемой, как обсидиан.

Салли осталась там.

— Нет! — Гарри бросился к зеркалу и ударил по нему кулаком. — Салли! Вернись!

Тишина.

Гермиона и Драко замерли. В воздухе повисло тяжелое, свинцовое ощущение поражения.

Они проиграли. Она была так близко, она почти коснулась реальности, но мир захлопнул дверь перед её носом.

Гарри сполз по раме на пол. Он прижался лбом к холодному черному стеклу.

— Я не удержал… — прошептал он. — Прости меня…

И в этот момент, в мертвой тишине зала, раздался звук.

Тук.

Гарри поднял голову.

Звук повторился. Глухой, ритмичный.

Тук. Тук.

Кто-то стучал. Не снаружи.

Изнутри.

По черной поверхности зеркала пошла рябь.

В глубине мрака появилась белая точка. Она росла, приближалась.

Салли не сдавалась. Она бежала сквозь пустоту, сквозь черноту небытия, отказываясь становиться просто картинкой.

Гарри увидел её силуэт. Он был все еще «штрихованным», контурным, мерцающим. Она билась о границу миров кулаками, плечами, всей своей волей.

Она пробивалась сквозь кадр.

— Давай! — закричал Гарри, вскакивая. — Бей!

Салли в зазеркалье разбежалась.

Она не использовала магию. Она использовала чистую ярость жизни.

Она прыгнула.

В момент удара время словно растянулось.

Гарри увидел, как по черному стеклу бегут белые трещины — словно молнии.

Стекло выгнулось пузырем, не выдерживая давления изнутри.

ДРЫЗНЬ!

Это был самый чистый и громкий звук, который когда-либо слышал этот зал.

Зеркало взорвалось.

Миллионы осколков брызнули в зал дождем из черных бриллиантов.

И сквозь этот дождь, в ореоле пыли и света, вылетела она.

В полете происходило чудо.

Её «карандашные» контуры заполнялись цветом. Черно-белая мантия наливалась густым алым. Плоская кожа обретала объем, тепло, розовый оттенок жизни. Волосы из белых линий превращались в настоящий

шелк.

Она врезалась в Гарри, сбив его с ног.

Они покатились по полу, путаясь в полах одежды.

Гарри замер, лежа на спине. Его сердце колотилось где-то в горле.

Сверху, прижимая его к полу, лежала Салли Вайтмейн.

Не призрак. Не набросок.

Живая. Целая. Прекрасная.

Она тяжело дышала. Её грудь вздымалась и опускалась. Её волосы, растрепанные, но настоящие, щекотали ему лицо.

Она медленно приподнялась на руках, глядя на него сверху вниз.

В её рубиновых глазах стояли слезы, но это были слезы триумфа.

Она подняла руку. Посмотрела на свою ладонь — розовую, с линиями судьбы, с аккуратными ногтями. Сжала кулак. Разжала.

Потом она коснулась лица Гарри.

Её пальцы были теплыми. Не горячими, как огонь, а просто теплыми, человеческими.

— Я… — её голос сорвался, она прочистила горло. Это был звук реальности. — Я настоящая.

Гарри накрыл её руку своей — здоровой. Кристаллическая левая рука лежала рядом, тускло поблескивая, но он даже не чувствовал боли.

— Ты настоящая, — подтвердил он, улыбаясь так широко, что сводило скулы. — Ты пробила стену.

Салли засмеялась. Сначала тихо, потом громче — счастливым, недоверчивым смехом человека, который обманул смерть. Она упала ему на грудь, обнимая за шею, зарываясь лицом в его плечо.

— Я не хотела оставаться картинкой, — прошептала она ему в шею. — Я хотела цвета.

Гермиона и Драко стояли в стороне, ошеломленные.

Вокруг них, среди осколков разбитого зеркала, медленно оседала магическая пыль, сверкая в свете уцелевших ламп, как звездный снег. Это было красиво. Невероятно, кинематографично красиво. Победа жизни над геометрией смерти.

Гарри лежал, глядя в потолок, и чувствовал тяжесть её тела на себе. Самую приятную тяжесть в мире.

Он знал, что впереди будет много сложностей. Его рука была разрушена. Мир все еще был полон угроз.

Но сейчас, в эту секунду, всё было идеально.

Она была здесь.

И она была теплой.

Белизна.

На этот раз не слепящая белизна магии Света и не холодное сияние зеркал. Это была скучная, пахнущая хлоркой и зельями белизна палаты Святого Мунго.

Гарри моргнул. Веки были тяжелыми, словно налитыми свинцом.

Он лежал на кровати. Ощущения были странными: тело болело, но это была «хорошая» боль — боль заживающих мышц, а не распадающейся материи.

Первым делом он посмотрел на левую руку.

Он боялся увидеть кристалл. Боялся увидеть обугленную кость.

Но рука была… рукой.

Бледная кожа, синеватые вены, знакомые мозоли от древка метлы и палочки.

Только ладонь изменилась.

В самом центре, там, где он держал Камень Земли, остался шрам. Но не уродливый рубец. Это был тонкий, едва заметный рисунок, словно выжженный белыми чернилами под кожей. Спираль. Или воронка. След, оставленный чистой энергией, которая прошла сквозь него и ушла, не забрав с собой плоть.

— Очнулся?

Гарри повернул голову.

На соседней койке, отделенной тумбочкой с цветами (лилии?), сидела Салли.

Она была одета в больничную пижаму — нелепую, в мелкую полоску. Её белые волосы были чисто вымыты и расчесаны, спадая на плечи.

Она не спала. Она сидела, поджав ноги к груди, и с напряженным вниманием рассматривала… свои пальцы. Она сгибала и разгибала их, касалась подушечкой большого пальца остальных, словно проверяя механизм.

— Моя рука… — прохрипел Гарри. Голос был слабым, горло пересохло.

Салли вздрогнула и повернулась к нему. В её фиолетовых глазах (теперь таких ярких на фоне бледного лица) вспыхнула радость.

— Целители сказали, что это чудо, — её голос звучал непривычно. Он шел снаружи. Гарри впервые слышал его не в своей голове, а ушами. У него был низкий, грудной тембр, немного хрипловатый. — Камень Земли не разрушил тебя. Он… провел энергию и распался. Ты просто проводник, Гарри. Хороший проводник не сгорает.

— А ты? — Гарри попытался приподняться на локтях. — Как ты?

Салли опустила ноги на пол. Она встала. Неуверенно, пошатнувшись, но удержала равновесие. Сделала два шага к его кровати.

— Я учусь, — сказала она серьезно. — Учусь дышать. Оказывается, это нужно делать постоянно. Если забываешь — кружится голова. Учусь чувствовать температуру. Пол холодный. Одеяло колючее. Воздух пахнет… — она поморщила нос. — Лекарствами и страхом.

Она подошла вплотную и положила руку на край его кровати.

— И я больше не слышу твоих мыслей, — тихо добавила она. — В моей голове… тихо. Впервые за столько лет. Это пугает.

— Тишина может быть громкой, — кивнул Гарри. — Салли… мы сделали это.

— Сделали, — она осторожно, словно боясь обжечься, коснулась шрама на его левой ладони. — Но я помню тот момент. Когда я проходила через барьер… я думала, ты умрешь. Я чувствовала, как твоя жизнь утекает в меня. Зачем ты это сделал? Зачем рискнул всем ради… голоса в голове?

В палату вошла Гермиона. За ней, с огромным пакетом апельсинов, плелся Рон. Увидев, что Гарри в сознании, Рон выронил пакет. Апельсины весело раскатились по полу.

— Гарри! — Гермиона подбежала первой. Она выглядела так, будто не спала неделю, но в её глазах стояли слезы облегчения. Она порывисто обняла его, но тут же отстранилась, вспомнив о его травмах. — Осторожно, у тебя реберный каркас еще хрупкий!

— Я в порядке, Гермиона, — улыбнулся Гарри. — Честно.

Рон, красный от смущения, собирал апельсины.

— Привет, приятель, — буркнул он, выпрямляясь. — Ты нас напугал. Серьезно. Когда Малфой притащил вас сюда… ты выглядел как стейк средней прожарки.

Рон перевел взгляд на Салли. В его глазах читалась смесь любопытства, страха и благоговения.

— Эм… привет? — он неловко махнул рукой. — Ты ведь… та самая? Которая спалила гоблинов и… ну… вышла из зеркала?

Салли выпрямилась. Даже в пижаме она умудрилась принять позу Верховного Инквизитора.

— Меня зовут Салли Вайтмейн, — сказала она четко. — И я благодарна вам за заботу о Гарри. И за апельсины. Хотя я пока не знаю, что с ними делать.

— Их едят, — подсказал Рон, и вдруг улыбнулся своей широкой, простой улыбкой. — Я покажу. Это проще, чем сжигать нежить, честное слово.

— Где Джинни? — спросил Гарри, и улыбка Рона погасла.

— Она в соседнем крыле, — тихо ответила Гермиона, садясь на стул. — С ней мама и папа. Она физически здорова, Гарри. Но… она помнит все. Помнит холод алтаря. Помнит шепот Дирижера. Ей нужно время.

— Я должен её увидеть, — Гарри попытался спустить ноги с кровати.

— Не сейчас, — Гермиона мягко, но настойчиво удержала его. — Сейчас тебе нужно поговорить с целителем Сметвиком. И… с нами. Гарри, то, что произошло в «Tenebris»… Министерство стоит на ушах. Кингсли сдерживает прессу, но слухи ползут. Говорят о некромантии, о демонах, о секретных экспериментах.

— Пусть говорят, — вмешалась Салли. Она подошла к окну и отдернула штору, впуская свет. — Люди всегда боятся того, чего не понимают. В моем мире меня называли святой и ведьмой в один и тот же день.

Она повернулась к ним, и солнечный свет очертил её фигуру, делая её почти прозрачной, но в то же время невероятно реальной.

— Главное, что мы здесь. И мы живы.

Рон протянул ей очищенную дольку апельсина.

— Попробуй. Это… заземляет.

Салли недоверчиво взяла дольку. Положила в рот. Её глаза расширились.

— Кисло! — воскликнула она, и её лицо сморщилось так забавно, что Рон прыснул. — Это… это как взрыв во рту!

Гарри смотрел на них и чувствовал, как внутри разжимается пружина, которая была взведена с момента его пробуждения в той пещере в Дартмуре.

Его рука была нормальной (почти). Его друзья были рядом. А женщина, которая делила с ним душу, теперь морщилась от кислого апельсина в двух метрах от него.

— Гермиона, — позвал он. — А где Драко?

Гермиона слегка покраснела. Едва заметно, но Гарри заметил.

— Он… он в Министерстве. Вместе с юристами Малфоев. Пытается объяснить, почему он, ты и я разнесли частную собственность, нарушили Статут Секретности и использовали запрещенную магию, чтобы спасти мир. Он сказал, что это «его часть работы».

— Змей чистит чешую, — прокомментировала Салли уже вслух, и Гарри улыбнулся, узнавая её интонации.

В дверь постучали.

Вошел целитель Сметвик — суровый старик в зеленой мантии.

— Мистер Поттер, — проворчал он. — Вижу, вы уже принимаете гостей. Это нарушение режима. Но учитывая, что ваша физиология сейчас представляет собой загадку для науки, я сделаю исключение. Но только на пять минут. Потом — процедуры. И вам, мисс… — он строго посмотрел на Салли. — Вам нужно пройти полное сканирование. Ваше магическое ядро нестабильно. Оно… слишком яркое для человека.

Салли кивнула.

— Я готова, доктор. Но сначала… Гарри?

Она посмотрела на него. В её взгляде был вопрос, который не требовал слов. «Мы теперь чужие? Разделенные?»

Гарри покачал головой.

— Мы не чужие, Салли. Мы просто… переехали в разные комнаты.

Сметвик выгнал Рона и Гермиону.

Когда дверь закрылась, Гарри остался лежать, глядя на шрам-спираль на ладони.

Он чувствовал пустоту в голове. Там, где раньше был её голос, теперь были только его собственные мысли. Это было одиноко.

Но потом он посмотрел на апельсиновую корку, оставленную Салли на тумбочке, и понял: это не одиночество. Это свобода. Для них обоих.

* * *

Коридор, ведущий в крыло восстановительной терапии, казался бесконечным. Белый линолеум, белые стены, запах зелий и апельсинов — всё это создавало ощущение вакуума.

Гарри остановился перед дверью с табличкой «Д. Уизли».

Он поправил манжет рубашки, скрывая шрам-спираль на ладони. Ему было страшно. Страшнее, чем перед прыжком в Зазеркалье. Там он рисковал жизнью. Здесь он рисковал причинить боль человеку, который этого не заслужил.

Рон, стоявший у стены, молча кивнул ему.

— Она не спит. Родители ушли в кафетерий. Иди.

Гарри толкнул дверь.

Джинни сидела в кресле, укутанная в плед. Она смотрела в окно, на серый лондонский пейзаж. Она похудела. Её огненно-рыжие волосы потускнели, словно из них выкачали часть света.

Услышав шаги, она не обернулась сразу.

— Я знала, что ты придешь, — её голос был тихим, лишенным той звенящей энергии, которую Гарри помнил. — Ты всегда приходишь, когда чувствуешь вину.

— Привет, Джинни, — Гарри остался стоять у двери.

Она наконец повернулась. Её карие глаза были сухими, но в глубине зрачков застыла тень. Тень того, что она видела на алтаре в «Tenebris».

— Садись, — она кивнула на стул. — Не стой надо мной, как на похоронах. Я жива.

Гарри сел. Между ними было всего полметра, но казалось — океан.

— Я слышала, — сказала Джинни, глядя на его руки. — Слышала, что ты сделал. Рон рассказал. Ты вытащил… женщину. Из зеркала.

— Да. Её зовут Салли.

— Та самая, что жила у тебя в голове? — Джинни горько усмехнулась. — Знаешь, Гарри, когда мы встречались после войны… я всегда чувствовала, что ты где-то не здесь. Ты сидел со мной, держал меня за руку, но смотрел сквозь стены. Я думала, это ПТСР. Думала, ты всё еще воюешь с Волдемортом в своих снах.

Она подалась вперед, и плед соскользнул с её плеч.

— А оказалось, ты просто ждал кого-то другого.

— Это не так, — тихо возразил Гарри. — Я не знал её тогда. Мы встретились случайно. Это была катастрофа, Джинни, а не план.

— Катастрофа, — эхом повторила она. — Знаешь, что я чувствовала там, на алтаре? Когда Дирижер начал петь? Я не спала, Гарри. Я была парализована, но я всё чувствовала. Я чувствовала, как меня разбирают на

части. Как мою магию вытягивают, чтобы открыть дверь для чего-то древнего и голодного.

Гарри сжал кулаки.

— Я убью того, кто это заказал.

— Не сомневаюсь, — Джинни посмотрела ему прямо в глаза. — Ты убьешь. Ты мститель, Гарри. Ты воин. А я… я хотела дом. Я хотела, чтобы воскресенья были для блинчиков, а не для зачистки темных артефактов.

Она протянула руку и накрыла его ладонь — ту самую, левую. Она почувствовала шрам под пальцами.

— Твоя рука холодная, Гарри. Даже сейчас. Ты спас меня, спасибо. Но ты спас меня, потому что это твоя работа. А её… — голос Джинни дрогнул. — Её ты спас, потому что не мог без неё дышать. Я видела твое лицо, когда ты нес её. Ты никогда так на меня не смотрел.

Гарри хотел возразить, сказать что-то утешительное, но слова застряли в горле. Врать Джинни сейчас было бы преступлением.

— Прости меня, — только и смог сказать он.

Джинни убрала руку.

— Не извиняйся за то, кто ты есть. Ты — шторм, Гарри. А я устала от ветра.

Она откинулась на спинку кресла, выглядя внезапно очень взрослой и очень уставшей.

— Иди к ней. Она там, в коридоре? Ждет тебя?

— Она в соседней палате. Учится есть апельсины.

Джинни слабо улыбнулась.

— Иди. И, Гарри… будь счастлив. Насколько такие, как ты, вообще могут быть счастливы.

Гарри встал. Он чувствовал странную смесь боли и облегчения. Узел, который затягивался годами, был разрублен.

— Ты тоже, Джинни. Ты заслуживаешь лучшего, чем шторм.

Он вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

* * *

В коридоре его ждал Рон. Он не собирал апельсины. Он стоял, прислонившись спиной к стене и глядя в потолок.

— Ну как? — спросил Рон, не поворачивая головы.

— Мы… поговорили.

— Она плакала?

— Нет. Она сильнее, чем мы думаем, Рон.

Рон вздохнул и посмотрел на друга. В его взгляде не было осуждения, только усталая мудрость человека, который слишком много видел.

— Знаешь, Гарри, я злился на тебя. Когда Гермиона рассказала про эту… связь. Я думал: «Какого чёрта? Он бросил мою сестру ради голоса в башке?»

Гарри опустил глаза.

— Рон, я…

— Заткнись и слушай, — беззлобно перебил Рон. — Я злился. А потом я увидел, как ты дрался в том клубе. Как ты орал, когда зеркало пыталось её забрать. Ты горел, Гарри. Я не видел тебя таким живым со времен битвы за Хогвартс. С Джинни ты был… потухшим. Как камин, в котором остались одни угли.

Рон отлип от стены и положил тяжелую руку на плечо Гарри.

— Джинни найдет себе кого-то нормального. Кого-то, кто будет играть в квиддич по выходным и бояться пауков. Ей нужен покой. А тебе… тебе нужна война. И, похоже, ты нашел себе идеального напарника для этого.

— Она не просто напарник, Рон. Она… сложная.

— Женщины все сложные, дружище. Спроси меня, я пытался строить отношения с Гермионой Грейнджер, — хохотнул Рон. — Не сложилось. Эта твоя… Салли. Она странная. Она смотрит на апельсин так, будто он сейчас взорвется. Но она смотрит на тебя так, будто ты — единственный якорь в этом мире. Не облажайся.

— Постараюсь.

— И еще, — Рон понизил голос. — Кингсли не просто так дал тебе карт-бланш. Он боится. В Министерстве шепчутся. Харон был только началом. Если то, что сидит в Бездне, реально проснулось… нам всем понадобится твой «Свет». Так что корми её апельсинами, Гарри. Она нам пригодится.

Дверь соседней палаты открылась.

На пороге стояла Салли.

Она уже переоделась в ту одежду, которую принесла Гермиона — простые джинсы и свитер. Это выглядело на ней непривычно, слишком по-магловски для Верховного Инквизитора, но ей шло.

Она держала в руках наполовину съеденный апельсин.

— Гарри, — позвала она. — Там доктор Сметвик ругается. Говорит, что у меня уровень магии скачет, как… как он сказал? Как бешеная пикси?

Гарри улыбнулся Рону.

— Мне пора.

— Иди, — Рон хлопнул его по спине. — Иди, спасай свою катастрофу.

Гарри подошел к Салли.

— Всё в порядке? — спросил он, глядя на её обеспокоенное лицо.

— Нет, — честно ответила она. — Мне холодно, эта одежда колется, и я не понимаю половину слов, которые говорит доктор. Но… — она посмотрела на него своими невероятными фиолетовыми глазами. — Ты вернулся. Значит, всё будет хорошо.

Она взяла его под руку — просто, естественно, как будто делала это всю жизнь.

— Идем, Гарри. Я хочу домой. В тот дом, где пахнет собакой и старыми книгами. Я хочу перестроить его. Сделать из склепа крепость.

— Крепость? — переспросил Гарри, ведя её по коридору.

— Конечно. Если за нами придут… мы должны встретить их на своей земле.

Они уходили по длинному белому коридору.

Две искалеченные души, которые нашли способ стать целыми, только соединившись.

Тень Гарри на полу падала чуть левее, чем нужно. А тень Салли, несмотря на отсутствие солнца, гордо держала в руках призрачный посох.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ