Бремя лирика (джен)

Просторная комната, залитая мягким живым светом. Ковёр на полу. К одной из стен прислонился старый камин, мирно держащий внутри себя скачущее то влево, то вправо яркое пламя. К соседней стене прижался стол. На столе была погасшая свеча, чернильница да брошенное на стопку чистых листов металлическое перо. Идиллия. В недрах каминного пламени догорала скомканная бумага...

* * *

Уличный жестокий холод. Снег. Холмы. Редкий хвойный лес. И тёмное звёздное небо... Звёзды, величественные и прекрасные, но далёкие и совсем холодные. Они чисты. Их не заботит земная, скучная, тяжёлая жизнь. Наверняка им не знакомы ложь, предательство и обман. Но мы — не звёзды...

Небо было черно как смоль, ни одно облако не решалось нарушить его первозданную чистоту. Луна тоже пряталась, будто назло потерявшемуся в ночи. Или тоже боялась загрязнять небо? Кто их разберёт... Лишь звёзды ничего не боялись, освещая заснеженные просторы тусклыми, синеватыми лучами. В этом тусклом свете виднелась тоненькая дорожка следов, идущих по рыхлому снегу. Где-то там, где начиналась эта тропа, виднелась россыпь тёплых огоньков. В другом же конце слегка заметно дрожала жёлтая точка. Зачем это всё?

Свет. Яркий солнечный свет. Запах пшеницы. Лёгкий шум ветра. Он открыл глаза. Он лежал на земле среди колышущихся колосьев. От почвы исходила легкая прохлада. Было сухо. Солнце было ещё высоко, но уже стремилось к горизонту. Небо было ярко-голубым и тянулось куда-то ввысь. Ни одно облачко не пролетало над головой.

Его голова была пуста: он не помнил ни кто он, ни как он здесь очутился. Мысли были лёгкими и глупыми. Он сделал очередной вдох, лёгкие наполнились тёплым воздухом. Он встал. Пшеничное поле тянулось до самого горизонта. Глаза его пытались выцепить хоть что-нибудь интересное из этой однообразной округи. Солнце уже начинало напекать голову. Под таким можно получить тепловой удар, однако его это не беспокоило. Поле было плоским и пустым — даже деревьев не было видно в округе. Тишина, прерываемая лишь слабыми, едва слышимыми дуновениями ветерка, начинала давить на уши. Однако ничто не хотело нарушать это спокойствие.

Он ещё раз осмотрелся. Желтеющие колосья начинали резать взгляд. Он задумался. Что-то казалось неправильным. Что-то напрягало и давило. Что-то заставляло его чувствовать себя будто под прицелом невидимого охотника. От этих чувств ему хотелось бежать. Что-то было неестественным, но он не мог понять что именно. Всё было обычным. Слишком обычным. И слишком пустым.

Внезапная мысль, казалось, прострелила всё его тело. Конечно! Вокруг ничего, совершенно ничего не было! Не было ни людей, ни троп, ни птиц, ни жуков, ни надоедливых мух и комаров! Этого не могло быть! Он побежал. Резко. Прямо к горизонту.

Это бред! Это ложь! Морок! Иллюзия! Нельзя здесь оставаться! Он бежал. Долго. Дыхание сбивалось. Время, казалось, остановилось. Или наоборот, разогналось до неведомых скоростей. Вперёд! Нельзя останавливаться! Ноги уже начинали ныть от усталости. «Нельзя останавливаться!» — единственная мысль, которая была у него в голове.

Он уже не почти бежал — ноги почти не слушались его. Перейдя на шаг, он, пройдя ещё пару метров, упал от бессилия. Солнце не сдвинулось со своего места, хотя ему казалось, что оно уже давно должно было сесть. Страх всё ещё пульсировал в его голове, однако бежать он больше не мог. Маячившая в голове мысль: «Ложь! Иллюзия! Неправда!», — мешала сделать вдох. От отчаянья он ударил себя по ноге.

Боль от удара начала стремительно распространяться по всему телу: сначала до кончиков пальцев на ногах, потом на позвоночник, от него перешла на руки и шею, а в конце разразилась в голове тысячью мелких иголок. Тело свело судорогой. Небо над головой начало темнеть, а колосья на краю поля зрения пошли рябью. Сквозь боль в голове пронеслась мысль облегчения от того, что это сон. Секунда. Две. Дневной мир исчез. Со всех сторон его обдало холодом. Сквозь черноту проступили звёзды... Это не конец...

Человек. Чёрная одежда. Знакомый камин и письменный стол, только свеча зажжена. Перо в руке. И чистый лист на столе. Сквозь окно проблескивали первые звёзды. Наверняка, если выйти на улицу, то можно увидеть Большую Медведицу. Или Малую. Или если задрать голову, то можно увидеть Кассиопею. Эх... Не то! Всё не то! Отчего ничего не выходит! За что мне это наказание!

Человек в чёрном всплеснул руками, после чего жёстко вернул их на стол. Пламя свечи дрогнуло, чернильница слегка съехала по столу. На пол упало несколько смятых листков бумаги. Человек устало принялся их поднимать. Что же делать, что делать...

Он с грустным выдохом развернул один из комков. Несколько строчек и пара чернильных клякс внизу листка. Пламя дрогнуло. Чернила на секунду полыхнули кроваво-красным, но через секунду вновь стали чёрными. Он обречённо смял лист обратно. Что же делать... Да ничего не делать!

Внезапная вспышка ярости заставила его кинуть комок бумаги в камин. Ярость не прошла. Он рывком схватил ещё один комок и отправил его к предыдущему. Затем ещё один. И ещё один. И ещё. И ещё... И так он сжигал их один за другим, пока стол не стал чист от «бездарных» его трудов.

Ярость ушла. Пришла апатия. Развернувшись к столу, он макнул перо в чернила. Занеся руку над листом, он внезапно остановился. С минуту он сидел без движения, будто парализованный. Капля чернил предательски собралась на кончике пера. Оторвавшись, она, точно камень, брошенный с обрыва, полетела к бумаге. Он, словно завороженный, смотрел на синевато-чёрную жидкость. Капля впиталась в бумагу, оставив очередную кляксу. Пламя вновь дрогнуло. Чернила вновь полыхнули кровью. Лист вновь полетел в огонь...

* * *

Он стоял у окна. Уже давно наступившая ночь грустно поблёскивала звёздами. От холода его отделяло лишь тонкое стекло. Звёздный свет отражался в снегу, от чего тот так же невесело блестел. Тишина. Лишь поленья в пламени камина слегка потрескивали. За окном виднелись огни других домов.

Он вновь поднял глаза на небо... Созвездия. Древние эпические герои. Те, кого почитали прошлые поколения. Судьбы их трагичны. Он им не ровня. Так почему же в горле застрял этот противный ком, мешающий дышать? Почему он должен что-то делать? И что он делает не так? Чистый лист со стола полетел в камин...

Уличный жестокий холод. Снег. И тёмное звёздное небо... Человек в чёрном шёл сквозь снег. В руках он нёс масляный фонарь. Россыпь тёплых огней постепенно уходила вдаль. Тёмные ели впереди тихо перешёптывались, шурша заснеженными ветвями. Издали он, наверное, почти незаметен, лишь, может быть, фонарь виднеется оранжевой дрожащей точкой.

Огней сзади уже почти не видно. Небо над головой девственно чисто. Лишь звёзды грустно поблёскивают. Холод. Он не останавливается. Снег слегка хрустит под его сапогами. Он не знает, куда идёт. Да и зачем он тоже не понимает. Лес приближается. С каждым шагом он может всё глубже и глубже всмотреться в его черноту.

Он остановился. Холод. Фонарь скоро угаснет. Холод. Ноги заледенели. Он пытается сделать ещё шаг, но падает навзничь. Холод. Только не сейчас. Рывок. Встать. Нужно встать. Холод. Ещё рывок. Пламя фонаря угасло. Ещё рывок! И ещё! И ещё! И ещё. И ещё. И ещё... И ещё... Холод. Он сдался. Мир медленно погрузился в кромешную тьму. Где-то погасло ещё одно пламя... Он погрузился в сон...

Бред прекратился. Сквозь прошедший ужас он почувствовал чей-то усталый голос. Он не мог разобрать слов, но чувствовал, что теперь всё хорошо. Мысли роились в голове, словно мухи. Страх ещё отдавался в ушах. Ощущение неестественной пустоты уходило. Он дома, он наконец-то дома...

Два человек подхватили его и понесли куда-то. Губы не слушались его — вместо слов выходил неясный хрип. Ему что-то сказали, но смысл опять прошёл мимо его измученного сознания. Взглянув вперед, он увидел давешнюю россыпь огней, к которой они всё приближались, и приближались, и приближались... Явь ускользала, и он опять погрузился в сон...

* * *

Тепло. Родное тепло. Потрескивание камина. Он открыл глаза. Его родная привычная комната. Ковёр на полу. Камин у стены. Письменный стол с бумагой, свечой и пером. Ноги были слабы. Голова гудела. Он встал, превозмогая усталость и боль. В три шага он достиг стола. Сев за него, он взял перо, обмакнул его в чернильницу и плавными движениями вывел на бумаге: «Просторная комната, залитая мягким живым светом. Ковёр на полу. К одной из стен прислонился старый камин, мирно держащий внутри себя скачущее то влево, то вправо яркое пламя».