Панихида второпях (джен)

На день веселый Хэллоуин.

Люциус Малфой был бесповоротно и окончательно мертв. Вызванный из больницы Святого Мунго целитель двумя пальцами приоткрыл покойному глаз, брезгливо пожал плечами и покосился на дементора. Мысленно он все еще находился в собственном кабинете и выпивал за здоровье коллеги, но сова из Азкабана разрушила идиллию.

— Мне забрать его сейчас?

Судя по жуткому всасывающему звуку, забрать мертвеца стоило побыстрее.

— А адресок жены не дадите? — скромно попросил Сметвик, сжимая в потной ладони фонарик. Может, удастся сразу спихнуть покойника родственникам?

Адресок ему дали. Уже через пару часов дверь Малфой-мэнора открылась, сначала показался огромный поднос, а уж потом домовик.

— Я к хозяевам, — неловко ответил целитель на немой вопрос и переступил порог. Он шагал за эльфом, с открытым ртом рассматривая кованые подсвечники и портреты неизвестных волшебников. Один из них, похожий на павлина, демонстративно поднял воротник мантии и отвернулся.

— Дед моего мужа, — это, наверное, Нарцисса, подумал Сметвик, вспомнив замызганную анкету заключенного. Фамильного дерева там, правда, не было, и дед остался безымянным. — А вы кто? — женщина напомнила ему клюку, обмотанную бархатной тряпкой.

— А я вот тут...

— Покороче, нам некогда, — ну да, накрытый стол и все дела.

— Мистер Малфой скоропостижно скончался в камере Азкабана, — опустив голову, пробормотал целитель в ожидании слез и стенаний. — А у вас праздник? — добавил он, желая показаться прозорливым, и лучезарно улыбнулся.

— У мамы день рождения, — тихо произнес высокий молодой человек в черном пиджаке, поставив бокал на стол. Драко обошел мать и остановился напротив камина — в неверном свете догорающих дров он казался инферналом.

— Что за чушь? — резко выкрикнула Нарцисса, хватаясь за виски.

— Так получилось, — будто оправдываясь, выдавил Сметвик, хотя он-то здесь причем?

— Это обязательно было делать двадцать третьего января?

— Прости-и-ите?

— Отец умер? — Драко теребил запонку.

— Да. Тело со мной. Заберете? — целитель с надеждой заглянул ему в глаза.

— Несите.

* * *

«Люциус Малфой скончался третьего дня в камере, где провел последние четыре года в качестве осужденного по семьдесят девятой статье. Оплаканный близкими, он был отправлен в подземелье собственного поместья и ожидает похорон…» Это не отчет, а сочинение какое-то, — Гарри Поттер бросил листки на пол и устало откинулся на спинку своего кресла. Рон несмело оперся на стол, украдкой оглядывая подлокотники из красного дерева. У него такого кресла не было — и никогда не будет, частенько добавляла Гермиона в пылу ссоры. Да, первым помощником третьего заместителя министра ему точно не стать.

— Ты пойдешь?

— А есть варианты? — кисло протянул Поттер, листая календарь. — У меня еще две встречи в тот день.

— А у меня ужин у Билла и Флер. И кому повезло меньше?

— Мне, — произнесли они хором.

«Все-таки мне, — солнечным январским утром Гарри шагнул на ковровую дорожку, прикрываясь увядающим букетиком. Чахлый веник был куплен за бесценок, и Поттер проклял все на свете, отряхивая с парадной мантии сухие листочки. — Еще и пришел рано».

Тело Люциуса покоилось в гробу, засыпанное цветами и накрытое саваном, почти забытое из-за скорбных хлопот. Десятки людей сновали вокруг, натыкаясь на возвышение с домовиной, и отчаянно переругивались.

— Букеты?

— Разбросал.

— Стулья?

— Есть пара сломанных, но опоздавшие постоят.

— Куда прешь? Не видишь — покойник?

— Ему уже все равно.

Люциусу было не все равно. Ящик, в котором он лежал, слегка потряхивало, в нос ударил резкий запах подгнивших хризантем, а еще усопший жутко хотел в туалет. Когда давление в мочевом пузыре и щекотание в носу стали невыносимыми, он чихнул и рывком сел, откинув покрывало. Выбравшись из гроба, машинально потянулся за палочкой, но не обнаружил карманов. Робу забыл, подумал Малфой, и неожиданно вспомнил о своей гибели. Это было важнее мантии.

«Значит, я умер, да? Заснул в спальне, нет, в камере, — взгрустнулось, — и проснулся здесь. Либо я сошел с ума, либо умер. Не знаю, что лучше».

Вереница скорбящих тянулась тоненьким ручейком: люди проходили мимо, вздыхали и быстро рассаживались по местам. Юркий мальчишка пробежал сквозь Люциуса и даже не извинился. Ничего, он уже начал привыкать и да — кажется, действительно умер.

Малфой стоял, прислонившись к стенке гроба, и с грустью осматривал свое тело. То ли эта мантия его стройнила, то ли тюремная еда не способствовала развитию мускулатуры, но Люциус казался самому себе усохшим. Пальцы, сцепленные на груди, будто кто-то мелом натер, оставив грязноватую кайму под ногтями. А кружева ему не идут: словно лежишь в чепце и пеньюаром Нарциссы укрываешься. Кстати, кто додумался надеть на него эту сорочку? Никакого уважения.

Скорбящие тихо переговаривались, обсуждая последние новости: открытие нового магазинчика мадам Малкин и громкую женитьбу Виктора Крама на какой-то румынской охотнице. Все они как один облачились в парадные мантии, и каждый из них, надевая с утра узкие ботинки, сожалел о безвременной кончине Малфоя:

«Жаль, что он умер не на следующий неделе, тогда мне не пришлось бы тащиться на работу».

«Жаль, я так хотел поспать подольше. Он умер, но я-то жив».

«Опять придется напялить эти жуткие штиблеты».

«Жаль, что нет завещания, теперь все достанется жене, а я? — Рабастан потянулся за вином, но вовремя спохватился: — Я пришел сюда, чтобы проводить родственника, — напомнил он себе, — а не чтобы напиться».

«Зачем все эти люди? — задавался вопросом Люциус. — Четыре года никто не вспоминал про меня — засунули в камеру и забыли. А тут такое присутствие, я польщен».

— Министр, — Нарцисса остановила Кингсли, прижимая к глазам кружевной платочек. Шеклболт состроил скорбную мину. — Я благодарна за поддержку, не знаю, что бы я без вас делала… — пальцы миссис Малфой обхватили его запястье чуть нежнее, чем положено пальцам вдовы.

— Ну да, ну да, — Кингсли важно кивал и в уме подсчитывал, сколько еще министерских денег он может выделить безутешной Нарциссе.

— Простите за скромную церемонию, — министр обвел взглядом ее расшитую мантию, повертел в руках позолоченный кубок и промолчал. — Не имеем свободных средств…

— Дорогая, — перебил Шеклболт, посмотрев на часы. Сегодня они с женой приглашены на ужин к Беккерам, и опоздать на него никак нельзя. Долг перед Малфоями исполнен, визит нанесен, пора приступать к наведению мостов с Германией. — Эта безвременная утрата огорчила нас всех, скорблю вместе с вами. На днях обязательно проведаю, а сейчас позвольте откланяться — дела!

— Но как же?..

— Позже, — Кингсли, едва не сбив с ног Грейнджер, схватил со стула плащ и был таков. Гермиона неодобрительно покосилась на министра, но ничего не сказала — должность начальника отдела по связям с общественностью важнее предрассудков. Она сделала шаг вперед, убрала бумажку с текстом в карман и, хлопнув по крышке гроба, начала:

— Прошу внимания, — жужжание стихло, сменившись зловещей тишиной. Люциус хмыкнул. — Сегодня мы понесли тяжелую утрату. Мистер Малфой был человеком строгим, но справедливым, — речь напоминала стук колес поезда: ты-гы-дым, помноженное на сотню. — Все мы помним, как в девяностые годы он помогал больным, обездоленным и попавшим в беду. Оступившийся единожды, попал в сырую камеру Азкабана, где и закончил свой жизненный путь, — Гермиона промокнула глаза. Почему-то вспомнились школьные годы и Отдел Тайн, но злости уже не осталось, только ностальгия. Когда ты молод, четыре года — ужасающий срок. — Примерный семьянин, мистер Малфой до последней секунды думал о жене и сыне. Ответственный служащий, без остатка отдававший себя работе… — дыхание перехватило, и она замолкла.

«Да я ни дня в своей жизни не работал», — усмехнулся Люциус, потянувшись к бокалу вина. Но понял, что не сможет взять его, и приуныл.

Поттер воспользовался паузой в речи Грейнджер и выступил вперед, вытащив из-за пазухи шпаргалку.

— Но…

— Время, Гермиона, — шепнул ей Гарри и, подглядывая в записку, завел: — Мистер Малфой ушел в расцвете сил. С его смертью мир потерял человека сильного и нежного... нужного. Кто сочинял этот бред? — он осекся, подняв глаза от бумажки — нехорошо вышло, конечно. Поттер уважал Люциуса за его конформизм и умение в последний момент сменить точку зрения. — То есть я хотел сказать, что лично обязан ему… его жене, — кивок Нарциссе, — жизнью. И сегодня, провожая мистера Малфоя в последний путь, я чувствую боль утраты, — Гарри никогда не умел красиво говорить, поэтому пришло время закругляться: — Почтим…

Толпа зашевелилась, как большой муравейник: сотни людей поднимались на ноги, подхватывая упавшие шляпы и поправляя мантии.

«Поттер — слюнтяй», — посетовал Люциус, пытаясь содрать со своего тела нелепые кружева, но тряпка скользила сквозь пальцы.

— Мерлинова бабушка! Я опоздал! — маленький человечек, тот самый, что отправлял похороны Дамблдора и венчал Билла с Флер, стремглав пробежал между рядов. Бухнув тяжеленный фолиант на стол, он вскричал: — Какое недоразумение! Начнем. Миссис Коул покинула бренный мир, прожив долгую и достойную жизнь… Что вы говорите? Ох, не та речь! Мистер Малфой…

«За те деньги, что я оставил, можно было заказать лучших церемониймейстеров, — обозлился Люциус. — Уберите этого олуха».

— Позвольте, — Минерва Макгонагалл оттеснила человечка властной рукой. Опираясь на трость, дохромала до возвышения, и Малфой предпочел отойти подальше. Ему ничего не грозит, но береженого Мерлин бережет. — Скажу кратко. Школа никогда не забудет великий вклад мистера Малфоя. Будучи членом Совета попечителей, он вывел Хогвартс на новый уровень, способствовал усовершенствованию образовательных программ, курировал новаторские проекты, — а еще прекрасно владел заклинанием трансформации человека, добавила профессор про себя. — Скорбим вместе с близкими, — она отрывисто кивнула, поблагодарив за внимание, и зашагала к своему месту.

— Кстати, а близкие? Наверное, сын захочет попрощаться с отцом? — Гермиона участливо улыбнулась, переминаясь с ноги на ногу. И фальшь в голосе, и спешка — все это очень неприятно и неправильно, не по-человечески, как сказала бы миссис Грейнджер. Но запланированные двадцать минут вылились в сорок, так и на обед к Биллу опоздать недолго.

Про родных все действительно позабыли. Малфой нерешительно поднялся со стула, покачнулся, взглянув на гроб, и быстро помотал головой; в покрасневших глазах стояли слезы.

— Драко, ты чего? — удивленно спросила Панси, спрятав «Ведьмополитен» под мантию.

— Твари.

Это слово, с исступленной злостью брошенное Драко, превратилось в огромный мыльный пузырь. Покачиваясь в воздухе и угрожая лопнуть, он медленно поплыл к Люциусу. Малфой отступил к стене, закричав что было сил, но тело уже обволакивало чем-то липким, скользким, противным. Мир превратился в огромный аквариум: смытые краски обращали лица в причудливо искаженные гримасы, словно Люциус смотрел на происходящее сквозь мутное стекло. Шар подхватил его и понес по воздуху — наверное, душа все-таки нематериальна, а значит, невесома. Малфой метался по прозрачной клетке, искал выход, но тщетно: пузырь взорвался, и Люциус, нелепо барахтаясь в воздухе, полетел прямо в гроб. Глаза слипались, будто кто-то подклеил веки, единственный выход — покориться сну. Укрываясь кружевом и проваливаясь в забытье, Малфой понял, что похороны придумали мудаки.

Прошла лишь секунда, а может, вечность, звуки вновь стали реальными, а тело осязаемым. Он пошевелился, привыкая к забытым ощущениям, сел в домовине и помотал головой. Выбравшись из деревянного ящика, Люциус с удовольствием сбросил с себя кружева и краем глаза заметил округлившиеся глаза родственников и раскрытые рты официальных лиц. Подмигнув оторопевшему Драко, Малфой взял со стола желанный бокал; в воцарившейся тишине слова прозвучали громогласно и насмешливо:

— Вы все забыли сказать самое главное. Я был Пожирателем и гадом. Но все равно! Мне очень приятно, — и вышел, прихватив вино.

* * *

«Летаргия — неизученное состояние организма, сопровождающееся утратой магических способностей, потерей сознания и глубоким продолжительным сном. Летаргический сон является крайней степенью реакции на шокирующие обстоятельства. Излечению не подлежит. В случае рецидива мистеру Малфою рекомендовано обращение к целителю.

Целитель Сметвик».

— Не знаю я, как составляются эти заключения, — пробормотал Сметвик, сворачивая пергамент. — Да и какая разница? Пусть сначала больного найдут.