Swallow Your Pride (гет)

«Это не сработало».

Фраза произвела впечатление. Я уставилась на Джеймса, не в силах вымолвить ни словечка.

Что он имел в виду? Каждый раз, как я вспоминала наш разговор, мне хотелось ударить себя. Прежде всего, мне было стыдно за мою дурацкую ложь. Сифилис? О чем, черт возьми, я думала? И внезапно вырвавшиеся слова признания. Так хотелось сжаться в уголке, чтобы никто меня не нашел. Наверное, я никогда больше не смогу посмотреть ему в глаза.

Прошла неделя — хуже не бывает. И все это время я держалась от Джеймса как можно дальше. Из-за этого даже пришлось пропустить матч между Гриффиндором и Слизерином. Все свободное от уроков время я сидела в спальне, терпя бесчисленные вопросы от Эми и Кары:

«Почему тебя не было на матче?»

«Почему ты избегаешь Поттера?»

«Ты не заболела? У тебя нездоровый вид! Обратись к мадам Помфри».

«Что с тобой происходит в последнее время?»

Никто не оставлял меня в покое. И я стала шарахаться ото всех. Даже Сириус Блэк:

«Вы с Сохатым странно себя ведете. Что происходит?»

Джеймс ничего не рассказал своему лучшему другу! Все это слишком ужасно! Возможно, он был смущен, чтобы поведать ему о моей влюбленности? Может, тогда он подвергся бы бесконечным насмешкам типа «Какая сумасшедшая влюбится в тебя?»

Я, правда, никогда не понимала, как человек может признаться в любви кому-нибудь? Без страха и смущения. Теперь я вообще не была уверена, что когда-нибудь смогу находиться в одной комнате с Джеймсом.

Несколько дней спустя профессор Дамблдор пригласил меня в свой кабинет. Было любопытно и одновременно страшно. Назвав горгулье пароль, я поднялась по лестнице и постучала в дверь.

— Войдите.

Начался обычный обмен любезностями:

— Здравствуйте.

— Ах, мисс Эванс. Как дела?

— Хорошо, спасибо. А у вас как?

— Замечательно. Мистер Поттер только что рассказал мне, как все идет.

Почва ушла из-под ног. Только сейчас я заметила Джеймса, сидящего на одном из стульев.

— Привет, — я почувствовала, как мои щеки заливаются румянцем. Джеймс улыбнулся в ответ на мой настороженный взгляд.

— Пожалуйста, Лили, присаживайся, — Дамблдор жестом указал на свободное место. — Вы, наверное, хотите знать, почему я вас позвал?

Я кивнула и уставилась в пол. В голове замелькали мрачные мысли.

— Ничего захватывающего, как вы, возможно, ожидали, — я тут же получила ответ на мысленный вопрос. — Просто хотелось узнать, как дела? Я помню, вначале у вас были сложные отношения.

— Что вы имеете в виду, профессор? Лили и я упорно работали с самого начала.

Я почувствовала, как по телу разливается тепло.

— Я не имел в виду с начала этого года, — улыбнулся директор. — С начала учебы в Хогвартсе. Вы двое не всегда жили в мире. Прекрасно помню ваши стычки, — он уставился на меня, от чего мне стало жарко. — Я назначил вас на эти должности, чтобы вы забыли прошлое и сотрудничали.

Джеймс невозмутимо пожал плечами:

— С Лили легко. По большей части в наших напряженных отношениях виноват я.

— Неправда. Это была моя ошибка. Я никогда не понимала его, — выпалила я и, вспыхнув, закусила губу.

— А теперь, мисс Эванс?

— Да. Теперь я понимаю его чувства, и почему он так себя вел.

И это была правда. Я никогда не представляла, как трудно привлечь чье-то внимание. Но сейчас Джеймс с Анитой. И не думает обо мне. Долгое время я ему нравилась, но у меня был парень. А он ревновал и делал глупости, надеясь обратить мое внимание на себя.

— А ты, Джеймс?

— Думаю, что теперь я тоже понимаю Лили.

— Насчет обязанностей старост: все хорошо?

Мы одновременно кивнули. На негнущихся ногах я повернулась в сторону выхода. Но это, как выяснилось, не было концом беседы.

— И еще одна вещь. Я хотел бы, чтобы вы сообщили студентам о запрете кататься на коньках, пока лед на озере не окрепнет. И сделайте это вместе, пожалуйста. — Дамблдор, по-моему, просто наслаждался происходящим.

В который раз за вечер я покраснела. Как же иногда раздражает его знание обо всем!

На обратном пути нам никто не встретился. Коридоры были пусты. Так хотелось убежать куда-нибудь. Скрыться от этой неловкости и смущения.

— Ты идешь на ужин?

— Нет, я не голодна, — голос предательски дрогнул.

— Я тоже, — вздохнул Джеймс. — Тебе неловко?

— Ага, — я смотрела куда угодно, но только не на него.

— Мне жаль, — в его голосе было слышно огорчение.

Как же он изменился с момента нашей первой встречи! Раньше, когда он видел меня или какую-нибудь другую симпатичную девочку, он распрямлял плечи и выпячивал грудь. А сейчас передо мной впечатляющая, неординарная личность. Или я субъективна?

— Это, вероятно, пройдет, — пробормотала я, прекрасно понимая, что это вовсе не так. Пока я так отношусь к нему, не смогу говорить с ним без боли, сжимающей горло.

— Я хотел поговорить с тобой.

— Правда? И о чем же?

— Мой дедушка в больнице. Я думал, ты поймешь.

Хотелось подпрыгнуть от радости: он думал обо мне! На мгновенье забылись все мои страдания. Но настроение сразу упало, стоило мне взглянуть в его глаза. Там было столько горя и отчаяния! Сердце нехорошо дрогнуло. Вот, о чем следует побеспокоиться: я волнуюсь за него больше, чем за себя, его жизнь для меня важнее собственной.

— Что случилось?

— Не знаю. Но целители всерьёз обеспокоены. После смерти бабушки он был разбит, и мама считает, что он не хочет жить, — Джеймс нервно переплел пальцы, суставы щелкнули.

Мне было восемь, когда умерла моя бабушка. И я прекрасно помню, что тогда сказал мне отец: лучшее, что можно сделать в этот момент — это быть рядом с человеком. Чтобы он знал: ты всегда поддержишь его.

— Анита не поймет. Я имею в виду, она недостаточно хорошо меня знает, чтобы понять.

— А твои друзья?

— Трудно обсуждать подобное с ними.

— Я тоже не всегда хочу все рассказывать подругам.

Шаг к откровенности. Это навсегда останется между нами. Чтобы ни случилось. Мы решили сменить тему. И весь путь до башни проговорили и даже шутили. С ним было так легко!

* * *

Мы сидели в гостиной и улыбались друг другу. Словно никогда и не было ссор и разногласий. Просто из чистой, неподдельной симпатии.

— Хочу тебе кое-что рассказать.

— Давай.

— Мне было пять лет, а моей сестре шесть с половиной, и вот однажды родители оставили нас с няней, — я не сдержалась и засмеялась, вспоминая, что произошло дальше. — Так вот. Няня играла со мной, думая, что Петунья в своей комнате. Примерно час спустя в дверь постучали. На крыльце стояла наша соседка, миссис Кэсседи, с абсолютно голой Петуньей, — у Джеймса упала челюсть. Я захихикала. — Она бегала в таком виде по соседнему дворику в течение получаса. Когда мама вернулась домой, миссис Кэсседи целый час вопила о том, как ее сын был шокирован. Никогда не видела свою маму такой сердитой. Петунья всегда выкидывала какой-нибудь фокус, когда у нее появлялась возможность.

— А ты? Какие-нибудь голые походы?

— Нет, но со мной всегда что-нибудь случается зимой. Ты этого не заметил, когда вытаскивал меня из озера?

— О, я об этом не подумал. Меня больше интересовала твоя намокшая полупрозрачная рубашка.

Мы оба захихикали, наши глаза встретились. Теплота беседы окутывала.

— Ладно. Твоя очередь.

Пару минут Джеймс молчал, решая, какую бы историю рассказать. Его глаза светились радостью. Мне было так хорошо, как не было уже давно. И я понимала, что это только из-за него.

— Вспомнил! На третьем курсе мы вчетвером бродили по школе после отбоя. Нам нужно было найти кое-какую информацию по трансфигурации. Она находилась в запретной секции. Мы пробрались в библиотеку. И то, что мы увидели, я не забуду никогда.

Я удивленно склонила голову. Что такого увидел Джеймс, отчего у него такое странное выражение лица?

— Ты же знаешь Пинс?

— Конечно.

— Ну... вообщем... мы видели немного «необычное» ее поведение с профессором Слагхорном.

— Что?

Не могу поверить! Слагхорн и Пинс? Меня сейчас стошнит. Джеймс усмехнулся, заметив выражение моего лица:

— Я должен был принять меры? — он пошевелил бровями с намеком, что вызвало приступ смеха.

— Меня там даже не было, но могу представить эту ситуацию, — мне уже воздуха не хватало из-за хихиканья.

Стоп! О, Мерлин! Я снова сближаюсь с ним. Сейчас я должна была бы встать и уйти, но не могла. Мне так нравилось разговаривать с ним, шутить, смеяться. Гостиная постепенно пустела. Рядом с Джеймсом мне было так хорошо, и я чувствовала небывалую легкость. Он понимал меня, как никто другой. Мы были похожи: те же идеалы, цели, нравы.

— Опиши себя одним словом.

Я любила, как наши беседы переходили от шуток к серьезному и наоборот.

— Только одним? — я ненадолго задумалась, а потом расплылась в улыбке: — Сумасшедшая.

— Почему? — Джеймс чуть наклонился и наши лица оказались на опасном расстоянии. Его глаза гипнотизировали меня. Я не могла отвести взгляд.

— Потому что это так.

«Не пускай его в свое сердце. Не давай хозяйничать в нем!»

Вспомнились обнимающиеся Джеймс и Анита.

«Да забудь ты про это. Любовь превыше всякого ума».

Я наклонилась еще ближе и была уверена, что наши губы вот-вот соприкоснутся, но этого не случилось. Джеймс резко подался назад. Должно быть, тоже вспомнил об Аните.

— А как бы ты описал себя? — быстро спросила я, невинно взмахнув ресницами. Мне не было стыдно за то, что я хотела поцеловать его. Ведь он тоже наклонился ко мне.

— Не знаю. Глупый, наверное.

У меня было миллион слов, чтобы описать его. Но только не глупый.

— Почему?

Джеймс пробежался рукой по волосам:

— Потому что... — он вздохнул, — потому что... ну... Ты же видишь, что… — его рот открылся и закрылся. — Это трудно сказать... Вообщем... ты мне очень нравишься.

Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди.

— Так было всегда. И ничего не изменилось с тех пор, как я с Анитой.

Мне захотелось плакать от счастья. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. АНИТА. Не думаю, что Джеймс настолько бессердечен, чтобы бросить ее. Он не такой. И по иронии мне это в нем нравилось.