Учитель (джен)

* * *

Боль больше не была ни горем, ни проблемой. Абсолютное безразличие, навалившееся на Гарри этим летом, сделало его равнодушным и к боли. Он понял это, когда стоял, удерживаемый Пирсом и Мэтью, а Дадли, пользуясь отсутствием родителей, отрабатывал на кузене боксерские удары. В детстве в таких ситуациях Гарри вырывался, кричал или угрожал, а то и отбрасывал обидчиков стихийным выбросом магии. Сейчас он не пытался сопротивляться — этим летом все было неважно. После гибели Сириуса, последнего родного ему человека, и утраты доверия Дамблдору, который, как выяснилось, намеренно скрывал от Гарри информацию о пророчестве, у юноши ничего не осталось. Были друзья, были родственники, обязанности по дому и обязательства перед учителями… Гарри не избегал их — механически выполнял поручения тети Петунии, машинально писал «У меня все хорошо» в ответах на письма Рона и Гермионы, автоматически читал учебники и делал домашнее задание. Все это стало неважным на фоне его потери. Что он ел и ел ли вообще, ругали его или били, писали ему друзья или игнорировали — это все было неважно.

За 15 лет жизни Гарри пережил слишком много потерь, и последняя убила его. Если бы можно было вернуться в прошлый год, Гарри был готов ежедневно резать свою руку на отработках Амбридж, на коленях умолять о дополнительных занятиях по окклюменции Снейпа, и снова сразиться в Министерстве хоть с Волдемортом. Проблема в том, что это уже не могло помочь — ничто не могло. Формально на днях ему исполнилось 16 лет, но подарки друзей пылились нераспакованными в чулане — он умер пятнадцатилетним и не собирается оживать.

* * *

С переездом на площадь Гриммо ничего не изменилось. Этот дом, хоть и использовался под штаб Ордена Феникса, принадлежал ему, как наследство от Сириуса и не уставал напоминать о крестном — детским рисунком на обоях, забытой в ящике колдокарточкой, клочком черной шерсти в неубранном углу дальней комнаты...

В доме постоянно были люди — Гарри не знал, была ли на то необходимость, или они приходили из опасения за его душевное состояние. Единственный, кого Гарри не желал видеть — Ремус Люпин — не приходил и не навязывался. Гарри подозревал, что никогда больше не сумеет взглянуть в глаза оборотню, наверняка винившему его в смерти лучшего друга. Рон с преувеличенным энтузиазмом пытался занять его разговорами о квиддиче, Гермиона вздыхала и пыталась цитировать книжки о борьбе с депрессией, взрослые Уизли обнимали и выражали сочувствие, а язвительный зельевар, проходя мимо, как-то обронил в его сторону:

— Поттер, долго Вы еще собираетесь изображать страдающего героя? В своем эгоизме и стремлении к славе Вы, как обычно, не подумали, что у остальных есть дела поважнее, чем любоваться Вашей постной миной?

Гарри тогда не сорвался, не стал отвечать, просто ушел в свою комнату. Не станешь же объяснять ненавистному учителю, что ты уже мертв. Умер вместе с последним родным человеком — самой большой потерей, в которой некого винить, кроме самого себя. Ни брюзжащий домовой эльф, ни издевающийся на каждом уроке зельевар, ни жабоподобная склонная к садизму министерская чинуша не виноваты в допущенных ошибках. За смерть Сириуса ответственен только он, и никакие оправдания не помогут.

Однако, из слов Снейпа Гарри наконец уяснил одно — его горе слишком открыто. Его беда была чем-то личным, интимным, и не должна была служить поводом для насмешек или сочувствия. Тем более, он не стоит участия и помощи, предлагаемых друзьями. Во-первых, не заслужил, а во-вторых, от них еще тяжелее — от того, что своим страданием заставляешь страдать других.

* * *

Очередной раз пожалев, что не может заставить свое сердце остановиться простым решением, Гарри понял, что пора оживать, по крайней мере, в глазах окружающих. За это лето он забыл, что такое жить, и вспоминать было трудоемко и болезненно. Гарри начал с того, что вспомнил свои цели и интересы до смерти Сириуса.

Дальней, но от того не менее реальной перспективой была битва с Волдемортом — и, желательно, победа в конце. Ближайшими планами были возрождение Армии Дамблдора, окончание школы и поступление в Школу Авроров. Впрочем, последняя перспектива ускользала на глазах — Аврорат требовал ТРИТОН по Зельям, Снейп же не собирался принимать на Высшие Зелья студентов с отметкой по СОВ ниже «Превосходно». У Гарри стояло «Выше ожидаемого» и это был приговор выбранной карьере.

Тщательно проконтролировав перед зеркалом выражение лица, чтобы не производить впечатления «убитого горем героя», Гарри вышел к друзьям посоветоваться по поводу СОВ. Рон отнесся к такой же своей оценке по Зельям равнодушно, заметив, что не очень-то и хотел становиться аврором, Гермиона имела свое «Превосходно», но ни один из них не имел идей, как убедить Снейпа взять Гарри на курс. Обсудив с десяток глупых и невероятных вариантов (подделать министерский бланк с результатами, в нужный момент запустить в зельевара «Конфудусом», потребовать пересдачи СОВ в Отделе Магического Образования , и т.п.), Гарри выбрал единственный стоящий — надо надавить на преподавателя через директора. Ни для кого не было секретом, что Альбус Дамблдор может заставить себя слушаться, а перед Гарри у него (по личному мнению мальчика) имелся должок за прошлый год. Рон, как ни странно, поддержал авантюру:

— А что, Гарри, правильно, как ты им будешь спасать магический мир без знания зелий? Они от тебя ожидают исполнения пророчества — так пусть идут на уступки Мальчику-Который-Выжил. На это и напирай, можешь и скандалом в газетах пригрозить…

Гермиона только вздохнула:

— Гарри, ты представляешь, как будет к тебе придираться профессор Снейп, если его вынудят взять тебя на курс? Тебе придется просто вызубрить Зельеварение наизусть! Но если тебе этого хочется…

Гарри сейчас сам не знал, чего ему хочется, кроме как лечь и умереть, но единственный разумный вариант надо было попытаться реализовать.

— Думаю, сложно придираться больше, чем он делал все прошедшие пять лет, а уж учить Зелья придется так и так…

— Гарри, ты знаешь, что шантаж — не лучший способ добиваться желаемого?

— Не лучший, Гермиона. Но иногда — единственный.

С тяжелым вздохом Мальчик-Который-Выжил пошел устраивать скандал величайшему светлому магу современности, Председателю Визенгамота, Директору Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс Альбусу Дамблдору.

К его удивлению, скандал завял в самом начале. Гарри довольно нагло изложил свою просьбу, перечислив аргументы, и старый директор только кивнул:

— Хорошо, мальчик мой. Я полагаю, тебе действительно нужно знать Высшие Зелья.

* * *

Спустя сутки два мага ссорились на кухне дома №12 на площади Гриммо.

— Альбус, вы же видите, до чего он себя довел! Я больше полугода учил его закрывать сознание, и потерпел полную неудачу, потому что мальчишка не умел сдерживать эмоции! Но вот он возвращается летом — с наглухо закрытым блоком! Никаких эмоций, полное отрешение! Это, конечно, не идеальный мыслеблок, но уже очень много. И вы пытаетесь меня убедить, что это не влияние Темного Лорда? Мальчишка сам никогда не смог бы этого добиться, это Лорд завладел его сознанием и блокирует от нас!

— Тише, Северус. Я занимался этим вопросом. Могу тебя уверить, Том здесь ни при чем. Блок Гарри имеет ту же природу, что и твой — ужасающая потеря, отключившая чувства, но не затронувшая разум. Я, по правде говоря, предпочел бы обходиться вообще без блоков, лишь бы Гарри смог почувствовать себя нормально. Мне очень жаль, мой мальчик, что это случилось с тобой, но Гарри еще моложе, чем ты был тогда…

— Только не говорите, что он настолько горюет по блохастой псине?

— Именно, мой мальчик. Его горе всеобъемлюще, как большинство эмоций в этом возрасте. Я знаю, ты не любил Сириуса Блэка, но даже ты должен признать, что он благотворно влиял на Гарри.

— Так займитесь исследованием Арки, позовите специалистов, употребите власть! В конце концов, это ваш Золотой мальчик страдает от потери, так займитесь этим, возможно, дворнягу еще можно вернуть — не то, чтобы мне этого хотелось… Это же не окончательная смерть, а поглощение артефактом!

— Нет, мальчик мой. Сейчас не время — идет война, у нас всех есть более важные задачи. А потом… Ты же сам знаешь, Гарри вряд ли это понадобится.

— Альбус, этот факт бесит меня все больше и больше. Как Вы можете? Вы уверены, что нет другого выхода?

— По крайней мере, мне о нем ничего неизвестно. Так ты возьмешь мальчика на Высшие зелья?

— Хотите пожертвовать моей репутацией ради вашей? Альбус, все годы преподавания я беру только студентов с «Превосходно» и не собираюсь делать исключений!

— Сделаешь, Северус. Считай это приказом. Сейчас мне важнее доверие мальчика, а не твои глупые обиды. Возьмешь ты его на зелья или нет, в конечном итоге это ничего не изменит. И не придирайся к нему слишком, мальчику и так трудно.

— Значит, так вы размениваете ваших пешек, директор? Хорошо, я выполню ваш… приказ. Выполню все ваши приказы — но не надейтесь, что буду выполнять при этом ваши просьбы. Мне очень жаль, что вы так не цените свои фигуры, директор! — зельевар ушел прочь, резко развернувшись на каблуках.

Как ни странно, но ни один из двух сильных магов не заметил медленно уползающую прочь веревку телесного цвета и не услышал прерывистого дыхания излишне любопытного черноволосого мальчишки наверху… Тем более, никто из них не мог знать, что у этого мальчишки сегодня появились целых две причины жить — неразгаданная тайна неизученной Арки и загадочная Шахматная Партия директора Дамблдора. Первая давала надежду, вторая могла отобрать, а значит, придется разгадать обе…

* * *

Между тем настало время возвращаться в Хогвартс. После каникул, в течение которых он увиделся с друзьями только четыре раза, Гарри неуютно чувствовал себя в вечно шумной атмосфере замка. Красно-золотой факультет по обыкновению приветствовал его со всей возможной эмоциональностью, и Гарри, принужденно улыбаясь, жалел, что не может укрыться от бурного водоворота школьной жизни за своим новоявленным блоком.

Хотя он пытался реагировать на приветствия и новости адекватно, от друзей не укрылось его депрессивное состояние. Уже в первый вечер Рон и Гермиона отвели его в угол гостиной для «серьезного разговора». Гермиона не собиралась тратить лишних слов:

— Гарри, что происходит? Ты так и не оправился после лета? Я знаю, тебе тяжело, но ты не должен замыкаться в себе. Поделись с нами, и тебе станет легче. И не вздумай устраняться от общественной жизни! Твой запрет на квиддич снят, кроме того, я слышала уже много предложений возобновить занятия Армии Дамблдора. Прошлогодний опыт многому нас научил и какими бы ни оказались уроки ЗОТС в этом году, дополнительные занятия не повредят.

Юноша поднял на нее глаза:

— Я не прячусь, Герми! Просто мне очень тяжело отпустить Сириуса, очень! Но я… — он на минуту засомневался, не рассказать ли о подслушанном разговоре, но не решился зря обнадеживать девушку, — я очень постараюсь прийти в норму. В конце концов, у меня сейчас столько занятий, что скучать не придется. Я не собираюсь возвращаться в квиддичную команду — думаю, я уже перерос тот возраст, когда спортивные состязания кажутся главным в жизни, но я хочу серьезно заняться учебой и надеюсь на твою помощь!

— Неужели я слышу эти слова от тебя? — Гермиона счастливо улыбалась, — я буду рада помочь, если ты, наконец, решил начать серьезно учиться. Тем более, после твоей выходки тебе придется как следует выучить зелья, если не хочешь оказаться последним по этому предмету. И я думаю, тебе стоит попросить профессора Снейпа снова заниматься с тобой окклюменцией. После того, что произошло, ты не можешь не понимать, насколько это важно…

Гарри заставил себя проигнорировать боль, терзавшую сердце при этом заявлении Гермионы. Он не хотел признаваться ей, насколько глубоко его сожаление о случившемся, и на что он пошел бы, если бы был в силах изменить произошедшее. Он подумал, что его попытка уйти в учебу будет хорошим поводом избегать товарищеских посиделок и дружеского трепа, царивших в гриффиндорской башне. По крайней мере, от пустых разговоров всегда можно было спрятаться в библиотеке. Не то, чтобы он жаждал учиться, но появившаяся надежда на то, что Сириуса можно вернуть из Арки, требовала проверки, и нахождение в библиотеке было бы удивительно кстати. Поэтому он только кивнул девушке:

— В этом году учусь серьезно. Окклюменция мне, к сожалению, не светит, — после моей прошлогодней выходки Снейп меня не простит, но школьными предметами я займусь. Я не собирался воскрешать занятия АД, но ко мне еще в поезде успели подойти несколько человек с этой просьбой, и, боюсь, за следующие пару дней придут остальные, так что занятия придется восстановить. На днях я постараюсь уладить вопросы с помещением, списком участников и программой занятий. Я рад, что людям это нужно, хотя я не надеялся на это после того, как в прошлом году всем участникам АД пришлось страдать от Пыточного пера Амбридж… Интересно, почему ее любимое Министерство не запретило использование темных артефактов в школе?

— Сразу видно, что предыдущие пять лет ты лишний раз не заходил в библиотеку. Я заинтересовалась законностью этого перышка сразу после твоей первой отработки у нее. К сожалению, артефакт совершенно законный и зачастую полезный, называется Перо Мгновенной Связи. Вещь, использующаяся для передачи сведений в военных условиях — можно зачаровать конкретное перо на определенную часть тела конкретного адресата или пишущего. Тогда в экстренной ситуации можно быстро передать информацию, имея при себе это перо.

— Но зачем так, почему не на пергамент? Больно же!

— Ну во-первых, волшебники в древности, когда создавался этот способ связи, не считали легкую царапину болью — никто же не заставлял их писать одно и то же несколько сотен раз. Во-вторых, если тебя возьмут в плен и обыщут, никакой пергамент протащить с собой в камеру не получится. А так у тебя, скажем, на ноге, появится план побега, — правда, здорово? Ну и, в-третьих, тогда это был самый быстрый способ связи. Сейчас есть, разумеется, каминная связь, и совы, но ни то, ни другое не спасет тебя, если ты командующий на поле сражения и тебе срочно надо согласовать отход армии со штабом.

— Ух ты! Поразительные возможности, оказывается, у перышка! Ты покажешь мне, где нашла информацию про эти перья?

— Конечно, Гарри! — Гермиона была рада его энтузиазму и Гарри решил не разочаровывать ее признанием, зачем ему это понадобилось.

* * *

В вечер первого учебного дня в спальне шестикурсников Гриффиндора все легли рано, даже не устроив обычных ежевечерних разговоров, и только Гарри долго не мог заснуть. Поворочавшись в постели, мальчик понял бесполезность попыток. Ввиду того, что заснуть не получалось, Гарри решил, что было бы неплохо сделать часть дел, которыми загрузили его однокурсники. Может быть, проверить состояние Выручай-комнаты? На днях придется использовать ее под тренировки АД, и Гарри хотел поэкспериментировать с различными вариантами обстановки, пока в коридорах пусто.

Часы показывали полночь, когда Гарри, завернувшись в мантию-невидимку и проверив безопасность пути по карте, юноша поднялся в левый коридор восьмого этажа. Первые четыре попытки дали не идеальный результат — в комнате то было мало места, то не слишком безопасно, то не хватало материала для тренажеров… В коридоре, в пятый раз задумавшись, как лучше сформулировать желаемое, он услышал шаги. Мальчику совсем не улыбалось попасться завхозу или дежурному преподавателю, и он быстро сформулировал желание: «Мне нужно место, где меня никто не сможет заметить». Затем, подумав, что с Филчем может быть его кошка, быстро добавил: «Мой запах и мою магию тоже». Рванув ручку появившейся двери, он попал в какое-то помещение, и, быстро захлопнув дверь, стянул с головы мантию и огляделся. Гарри обнаружил себя стоящим в большом зале, напоминающем тренировочный. В зале стоял мягкий полумрак. Середина зала была ограждена канатами и имела мягкий парусиновый пол, наподобие боксерского ринга, по периметру которого стояли тренировочные манекены, а вдоль стен тянулись бесконечные шкафы с книгами, и, как ни странно, зельями. Обрадовавшись полезной находке, Гарри бросился было к книжным шкафам, но замер на полпути. Дверь комнаты скрипнула, открываясь. Натренированные в квиддиче рефлексы помогли молниеносно накинуть мантию на голову и бесшумно отступить в тень ближайшего шкафа, думая лишь о том, почему магия Выручай-комнаты подвела его на этот раз и как скоро его обнаружат.

Однако вошедший вовсе не кинулся искать и ловить нарушителя, хотя настороженно оглянулся по сторонам. Обернувшись к стене, мужчина постучал по ней палочкой, накладывая на комнату заклятия тишины и некоторые защитные, и вышел в освещенный центр. Сердце Гарри забилось чаще, и он замер, стараясь дышать тише, когда узнал в вошедшем профессора Снейпа. Юношу успокаивал только тот факт, что зельевар действовал, не подозревая о присутствии зрителя. «Как он мог попасть сюда?» — удивился Гарри, вспоминая свой приказ комнате. Затем он вспомнил, как приходили на занятия АД опоздавшие, знавшие точную формулировку приказа комнате, и догадался, что то место, в котором были они со Снейпом, было результатом их одинакового или похожего желания. Поскольку он был здесь в первый раз, а зельевар явно действовал привычно и уверенно, похоже, ему удалось найти тайное убежище профессора. Гарри чуть было не засмеялся от мысли о постоянном шпионаже здесь, но не решился настолько испытывать чары комнаты. Однако, теперешнее положение означало, что он не сможет уйти из комнаты раньше Снейпа, не вызвав подозрений открывшейся дверью, и станет невольным свидетелем занятий профессора, какими бы они ни оказались. Гарри покраснел от этой мысли, особенно увидев, что зельевар резко сбрасывает мантию и начинает расстегивать рубашку. О том, чем может заниматься мужчина поздней ночью в ненаходимой комнате с изолированными звуками, запахом и магией, он как-то не подумал. Еще больше мальчик смутился, наблюдая, как освободившийся от рубашки зельевар призвал манящими чарами из темного угла комнаты большое, в рост, зеркало, почему-то неволшебное, с большими часами в верхнем углу. Настолько нелепо выглядела картина с полураздетым профессором зельеварения, застывшим в центре боксерского ринга перед маггловским зеркалом, что Гарри боялся строить догадки, что же должно произойти. Взгляд остановился на уродливой татуировке на левом предплечье, пробежал по оголенному торсу, замер на черных глазах. «Стоп, я же могу открыть ему канал для легилименции», — Гарри быстро отвел взгляд.

Тем временем профессор тяжело вздохнул, скривился, словно в ожидании чего-то неприятного, отошел на полтора метра от зеркала и поднял палочку, направив ее на себя. Следующее сложное движение Гарри узнал — они не так давно повторяли чары, откладывавшие колдовство во времени. Назвав интервал отсрочки действия чар — 10 минут, профессор наложил на себя… Finite Incantatem. После чего метнул взгляд на часы, резким жестом направил палочку себе в грудь и, сконцентрировавшись, решительно произнес:

— Crucio.

Ошеломленный Гарри подумал было, что заклятие не сработало — ненавистный преподаватель остался стоять прямо, как и за минуту до этого, но потом увидел, как дернулись мышцы лица, искажаясь в гримасу мучительной боли. Секунду спустя лицо вернулось к прежней каменной маске, но теперь было видно, каким усилием она дается. Руки прижались к груди, по телу пошла еле заметная дрожь, судорожно стиснутые зубы скрипнули. В черных глазах плескалась боль, зрачки расширены, взгляд мечется между часами и собственным отражением. Тело возвращается в исходное положение после каждого конвульсивного рывка, но с каждым разом это дается все труднее. Правая рука судорожно стиснула волшебную палочку, не позволяя себе выпустить ее ни на секунду. Интересно, зачем — колдовать в таком состоянии, очевидно, не сможет ни один маг.

Невидимый Гарри поймал себя на мысли, что забывает дышать, а секундная стрелка движется по циферблату часов невообразимо медленно. Сколько времени дал себе Снейп? Десять минут? Но такое невозможно. Пусть даже секунд тридцать из них он потратил на концентрацию для заклинания, Пыточного такой продолжительности не может вынести человек. Или может? Гарри заворожено смотрел на тонкую струйку крови, текущую из прокушенной губы. Сколько времени прошло — минуты три? Для мучающегося человека перед ним явно прошло несколько часов, а может, и дней невыносимой пытки. Спустя еще минуту сквозь сомкнутые губы пробился сдавленный стон, а тело завалилось на пол, неловко подворачивая руку.

Гарри не мог больше наблюдать страдания человека, пусть даже тот не вызывал теплых чувств, но явно не заслужил такого. Юноша поднял палочку, собираясь остановить заклинание, тем самым выдав свое присутствие. Эгоистическая мысль о том, что такого этот человек никогда не простит, пронеслась в мозгу и умерла, не оформившись. Очередная волна конвульсий сотрясла зельевара, но тут он какой-то невероятной силой воли поднял тело на колени, упершись руками в пол по бокам и гордо подняв голову. В ту же минуту Гарри понял, — за что бы этот человек ни приговорил себя к такой муке, он никогда не решится оскорбить его мужество преждевременным прекращением заклинания. Зато он может остаться здесь, наблюдая до конца, может помочь восстановить силы или привести помощь, если она понадобится, но только по окончании этой… пытки? наказания? испытания? Гарри и сам не знал, как назвать то, что он видит.

Крупная дрожь пробегала волнами по телу профессора Снейпа, в огромных черных глазах плескалась боль, лицо исказила гримаса. На ненавистных часах стрелки как будто не двигались, лишь секундная конвульсивно дергалась каждое нескончаемое мгновение. Когда до окончания действия заклинания осталось около полутора минут, губы разжались, пропуская стон, потом другой, и вот уже человек на полу стонал не переставая, глотая крик, раскачивался и едва не катался по полу, не выпуская при этом палочку из правой руки. Взгляд его, однако, неотрывно был направлен в верхнюю часть зеркала, и Гарри вдруг понял, что зельевар смотрит вовсе не на часы, а ближе к центру зеркала. Гарри уже целенаправленно вгляделся в глаза зельевара и вдруг увидел, что они не выражают чувств кроме боли и… любви? Не похоже. Скорее преданности, верности и вины. Именно так — взгляд избиваемого щенка, готового целовать сапоги хозяина. Взгляд домового эльфа, наказывающего себя за оплошность. «Я виноват, накажите. Что хотите делайте, только не прогоняйте, умоляю, позвольте служить вам и дальше, хозяин», — говорит этот взгляд. Выражение настолько абсурдное для гордого зельевара с ледяным взором, что Гарри на секунду заподозрил, что это некто под Оборотным зельем. Однако еще через секунду он понял, на кого профессор мог смотреть с такой преданностью и обожанием. Обязан был смотреть, по крайней мере. Несмотря на склонность этого субъекта… ну да, разбрасываться пыточными. Воображение тут же дорисовало вместо зеркала фигуру в темном плаще с капюшоном, стоящую в полный рост — да, тогда Снейп смотрит правильно — прямо в красные глаза мучителя. Последний сдавленный стон прерывает сработавшее заклятие окончания пытки. Человек вздрагивает и говорит спокойным голосом, полным уважения и признательности:

— Благодарю за милость, мой Лорд. Я снова виноват, снова не привел Поттера. Но мальчишка все еще не доверяет мне, и он под особой охраной старика…

И тут, прервавшись на середине фразы, железный человек ломается, падает на пол, задыхаясь, а потом шепчет себе под нос тихим злым голосом, сжимая кулаки:

— Обойдешься… Ты должен, должен этому научиться, и никакой слабости! Легилименция с круциатусом, это же так очевидно! Он скоро додумается до этого, раз уж начал демонстрировать задвоеные заклинания. Этот промах будет последним для всех — и тебя, старика, сопляка, и кучи других идиотов. Ты и так слишком многих подвел, и если сам давно заслужил, то остальные не должны погибать из-за твоей нежности. Вставай, слабак, тебе полчаса на отдых, и второй раунд.

Гарри потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что преподаватель обращается к себе, и его тон не отличается от обычного выражения крайнего презрения и ненависти, щедро раздаваемого на уроках. Снейп поднялся и, морщась, подошел к шкафу с зельями. Гарри увидел, как рука преподавателя берет восстанавливающее и ранозаживляющее, замирает над обезболивающим и резко опускается, а сам профессор с тоской глядит на голубой состав.

«Понятно, он должен чувствовать боль во второй раз, значит, обезболивающее он может позволить себе не раньше конца… тренировки», — Гарри под мантией задыхался от открывшейся правды. Так значит, вот в чем состоит роль двойного агента? Значит, вот что Дамблдор снисходительно называет фразой «Северусу можно доверять»? Гарри и сам бы не отказался сейчас от обезболивающего — он слишком ясно вспомнил те два круциатуса, которые пришлись на его долю на кладбище. Сколько он тогда был под заклятием? Полминуты, минуту, две? И орал как резаный, испытывая такую боль, которой прежде не мог и представить. Что бы случилось с ним за 10 минут под двойным напором пыточного и легилименции? Сошел бы с ума как родители Невилла? Рассказал бы все что знал и чего не знал спустя три минуты, чтобы только прекратили пытать и убили? Присягнул бы Вольдеморту и убил Рона и Гермиону? Ну нет, последнее никогда, сколько бы и как его ни мучали. Значит… значит есть какой-то предел у каждого человека, предел, за который никак нельзя сломаться, потому что от этого зависят жизни других людей. А если от тебя зависят жизнь и судьба всего магического мира? Эту фразу Гарри столько раз слышал по отношению к себе и только сейчас — наглядно — понял всю ее горечь, всю ответственность и всю боль, которые она в себе таила. Сейчас судьба магического мира была не на его плечах, он сбросил ее на плечи другого человека, и тот вот уже 15 лет тащил эту тяжесть. В одиночку. Всеми ненавидимый и всех ненавидящий. Нет, стоп. Нельзя ненавидеть тех, за кого ежедневно больше чем умираешь. Это не ненависть, чтобы там не говорил сам ненавистный профессор Снейп… ненавистный? Какое нелепое слово. Профессор Снейп? Гарри всегда сокращал эту мысль до злобного плевка «Снейп» и огрызался, когда его поправляли. А теперь она и сама родилась и зазвучала естественно как никогда. Будь он даже злейшим врагом, разве такую силу можно не уважать?

Сейчас в душе Гарри не осталось ни капли ненависти к этому человеку, зато волной поднималась другая, более злая и жестокая ненависть с растворенным в ней презрением — к самому себе. Как можно поступать так глупо год за годом? Подозревать в своих бедах кого угодно, кроме себя. Обижаться на весь мир, ничего при этом не делая. Нарушать правила и не слушать советов. Смотреть, как вокруг гибнут и страдают за тебя люди, сожалеть об этом и ничего не делать. Седрик, Сириус, чуть было не погибшие Джинни и Гермиона… Играть в любовь и дружбу, забавляться приколами Уизли и прогуливать уроки... Жить жизнью ребенка — это было бы простительно любому, кроме того, от кого зависят жизни окружающих. Ведь ему ясно объяснили, в чем его миссия, а он, вместо того, чтобы учить боевые и защитные заклинания, тренироваться в окклюменции, осваивать легилименцию и закапываться в книгах, не входящих в школьную программу… просто играет. Да, никто не виноват, что именно он оказался Избранным, и он не хотел, видит Бог, не хотел этой доли! Но стань Избранным его будущий «ненавистный преподаватель», от Волдеморта к началу его шестого курса уже не осталось бы и следа. Гарри заскрипел зубами от ненависти к себе, но Снейп никак не среагировал на звук — видимо, комната сделала Гарри действительно ненаходимым. Интересно, почему Снейп не отдал такой же приказ? Впрочем, его наверняка волновала в первую очередь защита от отслеживания магии — он же пользуется Непростительным. Разве мог он предположить в комнате наличие необнаружимого наблюдателя?

Тем временем чуть передохнувший зельевар посмотрел на часы, снова встал к зеркалу, сконцентрировался…

— Finite Incantatem tempory, ten minutes, — тяжелый вздох, — Crucio.

Смотреть на молча страдающего зельевара у Гарри не было сил, и он отвернулся, размышляя о своей ненависти к этому человеку, выгоревшей дотла за десять минут. Как же профессор со своей стороны должен ненавидеть его, самоуверенного наглого мальчишку, за безопасность которого он страдает снова и снова! Мальчишку, который вдобавок слишком сильно напоминает ему худшего школьного врага… Гарри не тешил себя надеждой, что Вольдеморт щадит своих слуг — он слишком хорошо понял смысл «тренировки» Снейпа, помнил дикую боль в шраме при видении наказания провинившегося Эйвери, видел выражение лица Петтигрю, отрубающего себе руку. Кажется, в первый раз Гарри понял, за что именно шляпа определила в Гриффиндор будущего предателя. А он сам… Гарри только что осознал, что никогда не смог бы поступить так, будь это нужно для спасения Дамблдора. Самому отрубить себе руку и не возненавидеть человека, ради которого это сделано? Да, умел же Том Риддл находить себе слуг! Он обернулся к зельевару, все еще упрямо молчавшему. Второй круг пытки давался ему тяжелее первого, но гордость или ответственность не позволяла сдаться, и уставший мужчина упрямо сжимал губы и придавал ненавидящему взгляду черных глаз выражение покорного слуги.

Гарри думал раньше, что никакие действия его учителя не смогут вызвать в нем сочувствие, однако с удивлением услышал свой облегченный вздох, когда действие проклятия прекратилось. Наблюдая за трясущимся от боли Снейпом, он старался запомнить, какие зелья принимает тот, чтобы привести себя в порядок. Промелькнула мысль, что надо бы обеспечить подобный запас зелий и для занятий АД — несчастные случаи при отработке проклятий были не так уж и редки.

Тем временем зельевар перешел к каким-то непонятным экспериментам, тренируясь на манекенах сначала в сложных проклятиях, а затем в беспалочковой магии. В первый раз Гарри пожалел, что профессор Снейп не преподавал у них ЗОТС. Возможно, он мог бы научить многому. «Если бы захотел учить», — ехидно заметил внутренний голос.

Часы показывали начало четвертого, когда зельевар, наконец, оделся, взмахом руки убрал зеркало, снял защитные чары и вышел за дверь. Гарри хотел было последовать за ним, но вдруг вспомнил, что пока он остается в комнате, никто не может придать Выручай-комнате другой вид и войти в нее. Если Снейпу нужна еще другая комната, он заметит этот факт и догадается о наблюдателе. Не желая схлопотать «Obliviate» сразу по выходе из двери, Гарри поудобнее устроился в углу, коротая время до утра. Нет уж, этого знания он не хотел терять. В спальню мальчиков Гарри, с облегчением убедившись в отсутствии профессора в коридоре, вернулся уже перед самым подъемом. Бессонная ночь вылилась в усталость и сонливость на уроках, но юноша ни разу не пожалел о своем ночном приключении. Эта ночь поставила перед ним новые цели и принесла новые откровения, которые стоило обдумать.

* * *

С той ночи поведение Гарри изменилось. Друзья и одноклассники не могли понять, почему мальчик просиживает вечера за учебниками и не соглашается на предложения развеяться, сыграть в плюй-камни или сделать гадость слизеринцам. Юноша стал задумчивым, тихим, и зачастую не реагировал на обращение к нему товарищей. Что касается самого Гарри, он все еще пытался осознать, куда завела его жизнь. После памятной ночи 2го сентября он не мог представить, как посмотрит в глаза профессору Снейпу. Еще больше Гарри пугало, что профессор мог применить легилименцию и узнать о непрошенном наблюдателе. «Будто снова вторгся в его личную жизнь, — думал Гарри, — только на этот раз я разбитой вслед банкой с тараканами не отделаюсь». Подумав, что лучше не вызывать раздражения учителя, Гарри который раз перечитывал первые главы учебника по Высшим зельям, заучивая наизусть рецептуру того, что им предстояло варить на первых уроках, и просматривая дополнительную литературу. Тем большим шоком для однокурсников стал Гарри Поттер, верно ответивший на четыре из пяти заданных ему вопросов и сваривший качественный Глоток Живой Смерти. То, что при этом юноша упорно сверлил взглядом парту, не поднимая глаз, заметить и верно понять сумел только сам преподаватель.

Гермиона, впечатлившись успехами Гарри в зельеварении, встала на его защиту, отгоняя всех, решивших пристать к нему с пустяками, а после сама предложила ему заниматься вместе в ее комнате старосты. Рон, уверенный, что учебный энтузиазм друга не продержится долго, только хмыкнул на это предложение и отпустил почти безобидную (по его меркам) шуточку насчет желания девушки уединиться с Гарри в своей спальне.

* * *

Уже на первой учебной неделе Гарри успел поссориться с гриффиндорцами. Несмотря на снятие запрета Амбридж, он не собирался в этом году играть в факультетской команде по квиддичу. Впечатления последнего года заставили его относиться к жизни серьезнее, и он счел непозволительным тратить свое время и силы на квиддич. Однако большинство сокурсников явно считало иначе, желая видеть его не только ловцом, но и капитаном факультетской команды. Когда их уговоры ни к чему не привели, на него обиделись не только члены команды, но и большинство учеников — равнодушных к спортивным соревнованиям было мало. По счастью, его подруга, а по совместительству староста факультета, всегда принадлежала к последним. После ссоры в гостиной она ласково обняла его за плечи и увела к себе в комнату.

— Гарри, я не совсем понимаю, для чего ты пошел на конфликт? — спросила Гермиона. — То есть, я, конечно, только «за», но тебе всегда хотелось играть…

— Герм, мне и сейчас хочется. Но у меня нет ни времени, ни сил на это. Волдеморт возродился, и если в прошлом году мы еще пытались игнорировать это, то битва в Министерстве и смерть Сириуса все расставили по своим местам. Игры кончились, идет война, и я в ней — ключевая фигура. При этом я не знаю, что и как мне предстоит делать — Дамблдор скрывает от меня информацию и никогда не говорит правды. Даже то, что в конце прошлого года я разгромил его кабинет, не помогло. Остальные члены Ордена то ли сами ничего не знают, то ли молчат по приказу директора. Знаешь, что он мне сказал? «У тебя есть сила, которой никогда не обладал Волдеморт, и которая поможет тебе победить его, и имя этой великой силы — любовь…». Много полезной информации? Как он себе представляет мою с Волдемортом битву? Я должен залюбить его насмерть?

Гарри остановился, увидев покрасневшие щеки подруги.

— Гарри, я думаю, Дамблдор просто сам не знает, как ты должен выполнить пророчество…

— Герм, он знает. С того несчастного Хеллоуина, оставившего меня сиротой, он вмешивается, тайно или явно, во все события моей жизни. Он отправил меня на воспитание к Дурслям. Он послал за мной Хагрида. Настроившего меня против факультета Слизерин, так что шляпа так и не смогла уговорить меня распределиться туда, хотя именно там я и должен был оказаться по природным склонностям. Он устроил нам на первом курсе эту ловушку с препятствиями уровня первоклассников — надеюсь, теперь, на шестом курсе, ты понимаешь, какого уровня охранные чары должны были стоять на пути к философскому камню на самом деле? Он в конце года окончательно настроил против меня весь факультет Слизерин, одним махом отняв у них заслуженную победу. Что бы ты сказала, Герм, если бы, весь год в поте лица набирая баллы, в конце года обнаружила, что директор, прилюдно унизив твой факультет, накрутил баллы за неизвестные тебе подвиги твоим соперникам? Как бы чувствовала себя на их месте? А виноватым для них остался не директор — я. Хорошая гарантия того, что Поттер никогда не подружится ни с одним слизеринцем, правда? Да они до сих пор плюются в мою сторону!

— Знаешь, я не думала об этих событиях под таким углом, мне просто казалось, что он подсуживает своему бывшему факультету также, как подсуживают своему профессор Снейп на зельях или профессор Макгонагалл на трансфигурации.

— Кстати, о Снейпе! Ты знаешь, что он постоянно рискует жизнью за меня, шпионя у Волдеморта? Контролирует не то что свои действия — свои мысли, а в случае прокола даже представлять не хочу, что его ждет! При каждом мелком промахе отдувается своей шкурой, валяясь по земле под действием Круцио. Я знаю, как это, Герм. И в прошлом году неоднократно видел, как Волдеморт наказывает своих слуг. А директор принимает все как должное, хотя даже наш злобный зельевар не заслуживает такого! Я понимаю, почему он ненавидит меня. Я бы на его месте тоже ненавидел…

— Гарри, ты говорил мне, что сам виноват в прекращении ваших занятий окклюменцией — это так? Тебе все же надо научиться закрывать сознание. Может быть, попросишь профессора Снейпа или директора Дамблдора продолжить занятия?

— Я думал об этом. Дамблдора я уже просил нажать на Снейпа ради Высших зелий, второй раз он, думаю, не согласится. А профессор Снейп… Понятия не имею, как мне уговорить его. Я в прошлом году сделал кое-что очень опрометчивое. Слизеринцы такого не прощают, Герм.

— Откуда тебе знать, что прощают слизеринцы? Ты говорил хоть с одним из них?

— Что ты хочешь сказать?

— Что если хочешь извиниться перед профессором, лучше сделать это его способом. У Гриффиндора и Слизерина разный взгляд на жизнь. То, что легко простит и забудет гриффиндорец, станет поводом для ссоры на всю жизнь со слизеринцем. Искренне извинение, которого нам хватает, для них, обычно, вообще не аргумент. Может, стоит понять, что им нужно?

— Как это понять?

— Спроси. Напрямую спроси у кого-нибудь из слизеринцев.

— Ага, так и стали Малфой или Паркинсон давать мне честные советы. Да они меня так подставят, что из школы вылечу и всю жизнь не отмоюсь.

— Причем тут Малфой? На Слизерине учатся и младшекурсники, которых не было в школе в наш первый год. Они не питают к тебе такой ненависти, скорее просто межфакультетская неприязнь. Найди кого-нибудь, кто согласится помочь.

— И кого? И что я могу дать взамен? Слизеринцы ничего не делают просто так.

— Ты же собрался возрождать Армию Дамблдора? У Эрни Макмиллиана сестра-третьекурсница учится в Слизерине, Сара, кажется. Спроси его.

* * *

Первое занятие возрожденной Армии Дамблдора прошло «на ура». Участников стало меньше, зато это была проверенная старая компания, прошедшая через жестокое наказание в прошлом году и не собиравшаяся отступать. Несмотря на довольно приличный уровень преподавания Защиты от Темных сил в этом году (уроки вел новый преподаватель, тридцатилетний Кениус Браун, выпускник Райвенкло, приходившийся дальним родственником Лаванде), ребята из АД опережали программу, уча заклинания, недоступные их сверстникам. Гарри занимался с каждым, радуясь их успехам и гордясь достижениями.

На третьей неделе сентября во время очередной тренировки в выручай-комнату зашел… Дамблдор.

— Гарри, зайди, пожалуйста, в мой кабинет после занятия с ребятами. Пароль «сливочная тянучка», — шепнул он изумленному Поттеру, после чего улыбнулся замеревшим на местах ученикам, — удачной тренировки, господа!

После занятия все были уверены, что занятия АД одобрил и поддерживает сам директор, только Гарри и Гермиона не знали, как реагировать. Гарри с опасением подходил к каменной горгулье, пытаясь выбросить из головы свои подозрения насчет директора и подсмотренную тренировку Снейпа. Он боялся, что директор сможет почувствовать его настрой и прочитать воспоминания, но, кажется, все обошлось. Директор говорил о занятиях «Армии», хвалил педагогический талант Гарри и намекнул, что будет рад видеть его преподавателем ЗОТС после войны. Затем Дамблдор перевел разговор на борьбу с Волдемортом и сообщил, что намерен показать Гарри некоторые воспоминания. Просмотрев приготовленные Дамблдором воспоминания о Меропе Гонт, Гарри решил осторожно завести разговор на интересующую его тему:

— Профессор Дамблдор, я понимаю, что очень важно, чтобы я уничтожил Волдеморта, но как же Сириус? Мы собираемся его спасать?

— О чем ты, мальчик мой? Я уже говорил тебе, Сириус Блэк, к большому сожалению, погиб во время битвы в Министерстве…

— Но он ведь просто упал в Арку, это какой-то артефакт…

Директор хотел что-то возразить, но с портрета над его головой раздалось старческое покашливание:

— Кхе-кхе, молодой человек. Я еще в прошлом году, кажется, ясно сказал вам, что если бы умер один из Блэков…

— Силенцио! — заклинание Дамблдора оборвало слова Финеаса Блэка. Голубые глаза директора сверкали гневом, палочка уперлась в грудь юноши, и Гарри показалось, что директор всерьез раздумывает, не применить ли «Obliviate». Наконец директор опустил палочку и улыбнулся мальчику:

— Я все прошу портреты не вмешиваться в мои разговоры, но им иногда так хочется поболтать от скуки… Ты должен простить мою горячность. Они страшно скучают здесь, вот и начинают выдумывать всякую… ерунду.

Гарри покорно кивнул директору и сделал вид, что поверил. Возмущение окружавшей его полуправдой и недоверие директору достигли пика.

* * *

— Он просто стоял и в открытую лгал мне, Герм! Он сказал, что я должен ему во всем подчиняться! Он скрывает от меня правду как в прошлом году! Почему никто никогда не говорит мне правды, все думают, что могут мной управлять! — разорялся Гарри, вернувшись в комнату и наложив Заглушающие чары.

Девушка попыталась успокоить его, но Гарри только продолжал психовать:

— Почему все они лгут мне? Я никому не могу доверять в своей жизни, никому! Мне что, на сторону Волдеморта перейти, может хоть он честнее окажется?

Гермиона всерьез обеспокоилась. Положение надо было спасать.

— Гарри, мне ты можешь доверять, — девушка обняла его за плечи. — Я твой друг и останусь им, даже если все вокруг отвернутся. Я всегда буду на твоей стороне, и Рон тоже, я уверена. Только не говори больше таких страшных вещей про Волдеморта, ладно?

— Извини, Герм, погорячился. Вам с Роном я доверяю, но ведь и вы не знаете правды, чтобы сообщить мне. Я имел в виду взрослых.

— Гарри, я знаю, тебе это не понравится, но я знаю человека, который тебе никогда не лгал.

— О ком ты?

— О профессоре Снейпе. Он тебя, конечно, терпеть не может, но почему-то всегда спасает. И не говори про Долг Жизни перед твоим отцом — он его тебе вернул еще на первом курсе, когда ты с метлы не упал. И правду говорит всегда — свою правду, конечно, нелицеприятную. Может быть, ты все же попробуешь перед ним извиниться… за прошлый год? Не знаю, что ты там натворил, но не убьет же он тебя? Правда, придется вытерпеть кучу оскорблений тебя и твоего отца, но ты просто отстранись от этого, ладно? Я так делаю, когда он или Малфой меня оскорбляют. Слова не бьют, иногда надо просто переждать, чтобы человек успокоился.

Ночью Гарри думал о словах Гермионы, вспоминая свои со Снейпом отношения с самого первого курса. Теперь он видел их вражду в другом ракурсе — обида Снейпа на Джеймса Поттера, который жестоко третировал его в школе, конечно, была первопричиной этой вражды, но и поведение самого Гарри подлило масла в огонь. Теперь он понимал, как жалко выглядели его выпады для преподавателя, но не мог оправдать и отношение профессора, с первого урока настроившего мальчика против себя. Хотя… Он попробовал представить, что было бы, стань профессор Снейп любимым учителем Мальчика-Который-Выжил. Дамблдор и Орден были бы недовольны влиянием на Гарри бывшего Пожирателя, гриффиндорцы возмущались бы его общением со «слизеринским гадом», а Волдеморт… Гарри вспомнил услышанное в ту ночь. Волдеморт давно приказывает Снейпу привести к нему Гарри, и только взаимной ненавистью Снейп может оправдаться. Начать открыто общаться значило поставить под удар жизнь зельевара. Меньше всего Гарри хотел сейчас получить еще одну смерть на своей совести, после Седрика и Сириуса. Однако, пусть тайно, но поговорить с зельеваром надо было. Мальчику категорически не нравились масштабы сплетающейся вокруг него интриги.

Немного подумав и оценив собственные приоритеты, Гарри Поттер понял, что ради ответов на свои вопросы стерпит все — оскорбление, унижение, боль, предательство тех, кому верил… Стиснет зубы и стерпит, если это даст хоть малейший шанс узнать то, что от него скрывают.

* * *

Сара оказалась невысокой русоволосой девочкой с двумя тугими косичками — ребенок, не подросток. Однако взгляд ее был холодным и недоверчивым, а движения — плавными и осторожными. Гарри решил приободрить ее:

— Заходи, не бойся.

— Вопреки мнению большинства гриффиндорцев, слизеринцы не трусы.

— Я не имел ввиду…

— Тогда выражайся конкретнее. Эрни сказал, тебе нужно поговорить о различиях факультетов. Я ожидала подобного выпада.

— Странно. Я хотел только ободрить тебя и дать понять, что не представляю угрозы. Вы всегда сидите в словах скрытый смысл?

— Почти всегда. Но я забыла, что ваш факультет славится прямолинейностью. Так что вам надо, мистер Поттер?

Юноша почувствовал себя неуютно.

— Называй меня Гарри, пожалуйста. Какой я тебе мистер?

Девочка на мгновение задумалась:

— Хорошо. Тогда я — Сара. Так что ты хочешь?

— Я хочу… Ты не могла бы дать мне совет?

— Смотря, по какому вопросу. Излагай, я подумаю.

— Я в плохих отношениях с одним слизеринцем. Причем по моей вине. Как извиниться так, чтобы он принял мои извинения?

— Значит, информация. Я могу дать ее тебе. И что ты можешь предложить мне взамен? Назовешь его имя?

— Что?

— Мы не оказываем услуг просто так. Впрочем, услугу Мальчику-Который-Выжил можно оказать и безвозмездно, если он не забудет об этом. Или просто назови имя и считай платой за этот разговор удовлетворение моего любопытства. Это приемлемо?

— Что такое ты говоришь? Я просто прошу совета.

— А я просто предлагаю тебе его. Ты ведь не думаешь, что я обязана дать тебе информацию бескорыстно? Я никак не завишу от тебя и могу постоять за себя.

— Не понимаю. Почему просто не ответить на вопрос?

— А смысл? Где тут моя выгода?

— Просто мое дружеское расположение.

— Подойдет. Так ты сделал выводы?

— О чем?

Девочка загадочно улыбнулась:

— Я же только что продемонстрировала тебе наш стиль мышления. Хочешь помириться со своим загадочным слизеринцем — отдай ему долг. Возмести ущерб. Разреши отомстить тебе. Выбирай любое выражение — все верны. Мы всегда помним тех, кто нам должен — оскорблением ли, ссорой, поступком…

— То есть, вы злопамятны?

— Можно и так сказать. Но и свои долги мы помним также хорошо. Поэтому со слизеринцем приятно иметь дело — нельзя раскрутить его на бескорыстный поступок, но можно договориться. Сравнять счет, отдать долги.

— И каким способом это сделать? Деньгами отдать?

— Можно и финансово. Это должен сказать тот, кому ты должен. Иногда достаточно будет извинения, иногда ему захочется тебе отомстить физически или магически. Говоря вашим языком, морду набить или проклясть. А может, его интересуют деньги, артефакты или услуга… Это только вы с ним договориться можете.

— А если это он должен мне?

— Слизеринцы предпочитают не быть в долгу ни у кого — это непозволительно для умного человека. Гораздо выгоднее сделать, чтобы были должны нам. Поэтому мы так осторожны, хотя другие факультеты называют это хитростью или трусостью.

— Но слизеринцы не раз нападали на меня первыми.

— Конечно, а кто был наказан в тех случаях?

— Обычно я.

— Правильно, слизеринцы тебя провоцировали на определенные действия, и ты велся на провокацию. Мы можем напасть только зная, что за нами стоит сила, или преследуя определенную цель, или забирая свое, в качестве расплаты за долг. Мести, на языке гриффиндорцев.

— Но тот же Малфой цеплялся ко мне с первого курса безо всякой причины!

— Понятия не имею, какие у вас отношения, но значит, он считал, что ты ему должен, или же имел другую цель.

— За что должен? До распределения мы встречались только два раза — познакомились, он предложил мне дружбу, я отказался, ну и что?

Девочка заливисто расхохоталась:

— И ты действительно считаешь, что у него не было причины? Какие все-таки гриффиндорцы смешные! Представитель одной из самых лучших чистокровных аристократических семей магической Британии дважды предлагает тебе дружбу, и ты дважды прямо ему отказываешь? Если это еще и происходило при свидетелях… А зная, вас, гриффиндорцев, это еще и могло звучать вроде «отвали, белобрысый». Вы обычно не стесняетесь в выражениях.

Гарри залился краской:

— Ну да, так примерно это и было. Откуда я мог знать, кто он?

— Разве он не представился?

— Представился, и что? Меня воспитывали магглы, откуда мне знать магическую аристократию?

— Ну а ему откуда знать, что ты не в курсе элементарных вещей? Ты — Поттер, наследник древнего чистокровного рода, он видел в тебе равного и предложил дружбу как равному. Это с ним ты хочешь помириться? Боюсь, придется попотеть…

— Нет, нет, что ты. С Малфоем я мириться ни за что не буду!

— А зря. Ваша вражда уже обоим факультетам в печенках сидит. Можешь считать за бесплатный совет. И вот еще: маленькая слизеринская хитрость — лучший способ добиться чего-то от слизеринца — вынудить его быть у тебя в должниках, навредив тебе. Правда, мы осторожны и редко ведемся на такие провокации.

— Спасибо, Сара. Ты умная для третьекурсницы!

— Ладно, я постараюсь считать это комплиментом, а не оскорблением. К твоему сведению, шляпа предлагала мне Райвенкло.

— И ты выбрала Слизерин?

— Конечно. Не хотела попасть под опеку старшего братика, да и вообще, предпочитаю слизеринский вид интеллекта.

— Кому что… Я вот не выбрал его в свое время… Может быть, и зря.

* * *

В конце сентября Гарри все еще думал, как ему поговорить со Снейпом. В один из дней эти раздумья завели его в подземелья.

— Petrificus Totalus, — в него полетел луч заклинания. Гарри едва успел открыть рот, чтобы поставить щит, когда луч вошел в его тело, парализуя. Он упал на пол и полминуты не мог ничего разглядеть, перед глазами все плыло. Когда зрение сфокусировалось, Гарри увидел склонившегося над ним Малфоя:

— Мы с тобой еще не закончили беседу о моем отце, верно? Он с весны в Азкабане по твоей вине! Полежи здесь, подумай, чем ты можешь мне помочь, шрамоголовый!

Малфой удалился, не сняв заклинание, а для Гарри началась настоящая пытка. Он не знал, сколько времени провел в парализованном состоянии, надеясь, что его обнаружат друзья. К сожалению, в подземелья почти никто не спускался, лишь изредка проходили группы слизеринцев, косо посматривающие в его сторону. Как и ожидалось, никто из них не собирался помогать Мальчику-Который-Выжил. Падая, он ударился головой, и теперь она раскалывалась от боли. Все мышцы ныли от окаменения, в глаза будто песка насыпали, горло пересохло. В конце коридора мелькнула русая головка с двумя косичками. Сара? Сара увидит его в таком положении? К сожалению, она не подошла, и только дальше по коридору раздался отчетливый стук в дверь. Он отчаянно мечтал, чтобы его нашел хоть кто-нибудь…

— Finite Incantatem! — Гарри мысленно застонал. Ну конечно, его спасителем снова должен был оказаться именно Снейп! Против ожидания, тот не думал насмехаться и язвить:

— Мистер Поттер, встать можете?

— Да, — пересохшее горло не слушается, пришлось повторить трижды. Гарри с трудом поднялся — как же ноют мышцы!

— Спасибо, профессор!

Снейп не удостоил его взглядом, бурча себе под нос.

— Хм, в этом есть какая-то высшая справедливость...

Гарри услышал его и застыл в шоке.

— Какая еще справедливость, профессор? Я это заслужил? — в пересохших глазах не было слез, таких необходимых в этот момент.

— Не знаю, Поттер. Просто это одна из любимых шуточек Вашего отца. Правда, его обычно было некому остановить, — профессор развернулся на каблуках и ушел в свои комнаты. Ему не требовалось пояснять, на ком Джеймс Поттер тренировал свои «шуточки». Гарри с ужасом представил себе свое состояние, продержи его Малфой так несколько часов подряд. Неужели и Джеймс, его отец, был таким же извергом? Вспомнилась подсмотренная в прошлом году в Омуте памяти мерзкая картина. Да если бы такое сотворил с ним Малфой, Гарри до конца жизни ненавидел бы и этого человека, и всю его семью. Теперь он признавал за Снейпом право мстить.

Придя в комнату Гермионы, и приведя себя в порядок, Гарри задумался. В понимании Снейпа, долг Гарри перед ним наверняка рос как снежный ком. С извинением надо было поторопиться, и ближайшая возможность, как он предполагал, появится в день общешкольного праздника. Снейп крайне не любил такие мероприятия, с мученической гримасой присутствовал на праздничном ужине и шел к себе. Гарри решил, что это будет идеальный случай поговорить без свидетелей — директор, учителя и ученики в абсолютном большинстве присутствовали на праздниках.

— Гермиона, можешь выполнить мою просьбу? — обратился он к девушке.

— Конечно, что ты хотел?

И Гарри принялся объяснять ей родившийся у него план.

* * *

Вечер 31 октября в Хогвартсе ежегодно был посвящен празднованию Хеллоуина. Каждый год Северус Снейп вежливо просил разрешения директора Дамблдора не появляться в Большом зале ввиду личного траура в этот день, и каждый раз получал не менее вежливый отказ в мягкой форме пожелания присутствовать на празднике ввиду возможности возникновения непредвиденных обстоятельств. Однако сегодня Снейпу было глубоко плевать на советы и приказы Альбуса Дамблдора. Разговор, состоявшийся после уроков, завершился той же фразой, но Северус не собирался в Большой зал. Директор Дамблдор только что сообщил ему о почетной миссии в последний момент передать Мальчику-Который-Выжил, что для победы над Темным Лордом самому мальчику придется умереть. Северус не мог поверить, что все усилия последних пятнадцати лет, старания Ордена, аврората и лично Северуса Снейпа по сохранению жизни сына Лили имели только одну цель — вырастить из мальчика оружие, способное уничтожить Волдеморта ценой своей жизни. Ничего не добившись от директора, Северус понял, что планы великого комбинатора Альбуса не терпят возражений или коррекции. Сославшись на неуравновешенное душевное состояние, Снейп поставил директора в известность о том, что все же не появится на празднике, круто развернулся и ушел к себе, не дожидаясь ответа. Последний смысл жизни ускользал сквозь пальцы.

В подземельях Северус сделал то, чего уже очень давно не делал, дабы не бередить рану, и что был вынужден продемонстрировать сегодня директору — вызвал своего Патронуса. Опустившись на пол, он нежно гладил призрачную лань, не обращая внимания, что пальцы скользят по воздуху, изредка погружаясь в серебристый туман.

— Лили, — прошептал он, опуская веки и вспоминая рыжеволосую девочку, — Лили, вот все, что от тебя осталось. Я думал, есть еще он. У него твои глаза и иногда проявляется твой характер. Я думал, что, защитив его, верну тебе хоть часть долга. Думал, что рискую, терплю все и вообще живу, только чтобы он жил, а оказалось — чтобы он умер. Лучше бы я покончил с собой сразу — когда тебя не стало. Все это время я позволял Альбусу использовать себя, а теперь оказалось, что все зря…

К тому времени, как Северус открыл глаза, лань исчезла. Хотелось плакать, биться головой в стену и умереть. Вздохнув, из трех вариантов он, как истинный слизеринец, выбрал четвертый — напиться. Много лет он не мог позволить себе такой роскоши, но сегодня был готов послать подальше и Альбуса, и Темного Лорда, буде им потребуется его беспокоить. Виски моментально ударил в голову, к концу первой бутылки стало не то чтобы легче, но хотя бы на все наплевать. Открыв вторую, он едва успел отхлебнуть, как в дверь постучали. Хотелось проигнорировать стук, послав подальше любого, кто стоит за дверью — директора, пришедшего звать на праздник, коллег, волнующихся за его здоровье, слизеринцев со своими проблемами, Пожирателей, захвативших школу… Сегодня все было неважно. Но открыть дверь стоило хотя бы для того, чтобы эффектно отправить по адресу осмелившегося его беспокоить. Распахнув дверь, Северус на пару секунд подумал, что пить на пустой желудок не стоило — в коридоре стоял Золотой Альбусов Мальчик-Который-Выжил-Чтобы-Сдохнуть, обреченный сын Лили, звезда школы Гарри Поттер. На коленях стоял.

* * *

Ученики заканчивали последние приготовления к торжеству, критически осматривая себя в зеркалах и поправляя прическу. Девушки сбивались в стайки, стремясь побыстрее попасть в Большой Зал, чтобы занять там лучшее место.

— Гермиона, идешь? — поинтересовалась Джинни, уже направляясь к выходу.

— Нет, Джин, я позанимаюсь еще немного, появлюсь попозже.

— Только не зависни в сочинениях на весь праздник. Надо и отдыхать иногда.

— Хорошо, Джин, я найду тебя позже.

— Герм, а ты Гарри не видела?

— Нет, но думаю, он скоро появится в зале.

— Хорошо, подруга, — Джинни убежала в Большой зал.

Гермиона поднялась в свою спальню и встретилась взглядом с Гарри. Тот держал в руках свою парадную мантию. На столике рядом стояли пять порций Оборотного зелья — результат их совместного труда за последний месяц.

— Вот, тут парадная мантия и кое-какие мои вещи… Еще я оставлю несколько волосков про запас. И не забудь, пожалуйста, что надо лечь спать, чтобы Рон увидел… Карта показывает, что Снейп в своих комнатах, и, похоже, никуда не собирается. Я сразу туда.

— Гарри, не нервничай так. Все будет хорошо, вот увидишь. План я помню. Сначала на балу покажешься ты, уйдешь спать пораньше, потом появлюсь я, покажусь всем и уйду спать пораньше. Когда Рон с остальными придет в спальню, увидит тебя спящим и не станет будить. У меня отдельная комната, как у старосты, никто не будет знать, что я там не ночевала. Утром, если ты до того времени не вернешься, я снова побуду тобой. Когда вернешься, иди ко мне в комнату и жди меня. Карта мародеров будет здесь, чтобы я всегда могла выяснить, где ты, а ты — где я. Все, беги и удачи!

— Удачи, Герм! — Юноша накинул мантию-невидимку и еще успел увидеть, как девушка, залпом выпив зелье, превращается в его копию.

* * *

Не уверенный, что сие зрелище — не проявление алкогольного делирия, Северус опустил руку на плечо мальчишки, почти надеясь, что рука пройдет сквозь, как прошла через лань. Однако пальцы сомкнулись на плече, а мальчишка что-то забормотал. Приняв решение, Северус втянул его в комнату и захлопнул дверь. Если он искал, на ком спустить пар — то вот он, идеальный объект. Сам пришел. Северус опустился в кресло и потянулся к недопитой бутылке.

Тем временем, мальчишка продолжал что-то бубнить:

— Профессор, я извиниться хочу. Я не прав был, когда вас ненавидел. Я не должен был вам грубить… и в Омут памяти залезать не должен был… и мой отец и крестный были неправы, когда на вас нападали. Я хочу отдать долг за них и за себя. Любым способом, как захотите. Я расплатиться хочу, чтобы не враждовать больше…

Северус отхлебнул из бутылки. Он еще не настолько пьян, чтобы не понять ахинею, которую несет мальчишка. Расплатиться он решил, видите ли. Не все ли равно смертнику? Выгнать, выгнать, чтобы не смел тут сверкать зелеными глазищами, выставить из комнат, допить виски и заснуть в надежде не проснуться!

— Поттер, вон отсюда! — стоит, продолжает бормотать, просит о чем-то, порывается снова бухнуться на колени. Ничего, пацана надо только покачественнее напугать. Северус сосредоточился и изобразил на лице ярость:

— Поттер, я сказал, вон! Не стоит испытывать на себе мой гнев! — мальчишка даже не подумал двинуться к двери. Как же его вытурить-то? Вставать с удобного кресла и тащить пацана силком не хотелось. Северус направил на него палочку, пытаясь вспомнить какое-нибудь болезненное заклинание, чтобы мальчишка, наконец, ушел:

— Flagello! Теперь ты уберешься, наконец? — почему в голову первым пришло проклятие плети, он и сам не знал. Парень вздрогнул, ощутив удар по спине, но никуда не ушел, вдруг сбросил мантию, потом расстегнул рубашку и снял ее тоже.

— Профессор, продолжайте! Я правда хочу расплатиться!

Ну что ж, щенок, ты сам нарвался. Довести до слез, до крика, потом унизить и вышвырнуть.

— Flagello! Flagello! Flagello! — мальчик молчал, закусив губу, и смотрел на него. Да что ж это такое! Не видя спины пацана, было трудно сказать наверняка, но Северус был уверен, что проклятие действует. Не настолько же он слаб, чтобы спьяну не суметь наложить простенькое болевое заклинание? Он повторил проклятие снова, и еще, и еще. Мальчик дернулся, закусил губу посильнее и остался стоять. Виски придало зрению нечеткость, начинало казаться, что этот Поттер намеренно издевается над ним. Вот тогда Северус сорвался. В душе закипели злость и досада на свою исковерканную судьбу, гибель любимой, годы бессмысленного шпионажа, сотни полученных болевых заклинаний, десятки совершенных преступлений… Благоразумие пыталось что-то сказать, но содержание алкоголя в крови задушило его на корню. Он избивал мальчишку как безумец, пытаясь выпустить пар в магической экзекуции, как научился этому много лет назад, будучи восторженным молодым Пожирателем. Как он тогда мечтал отомстить мародерам и особенно их заводиле Джеймсу! Наконец он получил Поттера! Грань между мальчишкой и его отцом почти стерлась в сознании. Когда пацан упал на пол, хрипя и задыхаясь от боли, Снейп опустил палочку. Пытка без отдачи очень выматывает, магический резерв растратился больше, чем наполовину. К счастью, всегда есть выход — яды боли, изготовленные по заказу Лорда. Они не требуют ни сил, ни магической энергии для поддержки. Отхлебнув виски, Северус мстительно прыснул изо рта на покрасневшую, покрытую набухающими рубцами спину мальчишки. Что, задохнулся от боли, паршивец?

Из лаборатории Северус вернулся с тремя флаконами в руках. Остатки сознания кричали прогнать пацана, пока не поздно. Поднявшееся внутри желание отомстить толкало наплевать на все запреты — директор ведь все равно не уволит, он еще нужен по плану здесь, в Хогвартсе. Скрипнув зубами и собрав остатки воли, Снейп решил дать мальчишке еще шанс выкрутиться:

— Поттер, бегите, пока не поздно. Бегите, пока моя месть еще знает границы.

Ребенок поднял на него затуманенные болью глаза и сказал тихо, но твердо:

— Нет. Я хочу расплатиться сегодня. Продолжайте.

— «Продолжайте»? Ты издеваешься, да? Почти весь резерв выел, паршивец. Хочешь остаться — сам продолжай. Вот яды боли. Ни один не смертельный, в каждом фиале дозировка на взрослого, тебе хватит и половины. Или вообще одного глотка, чтобы получить представление о действии и убраться отсюда, наконец! Вливать в тебя их силком я не собираюсь, а вот полюбоваться не откажусь. Выпьешь все до конца — подумаю о твоем прощении.

Ну же, идиот, испугайся и уйди! Не испугался — на то и гриффинорец. Берет первый попавшийся фиал, отпивает. Куда сразу половину, идиот? Там же «Жидкое Стекло». Все, теперь четверть часа острой боли тебе обеспечена. И фиг я дам нейтрализатор без твоей просьбы. Пацан корчится на ковре, стараясь выровнять дыхание и не закричать одновременно. Ну попроси же нейтрализатор!

Снейп отбрасывает пустую бутылку в сторону камина. Открывать следующую бутылку вроде бы уже не обязательно — зрелище чужой боли достаточно пьянит. Все-таки, это то, что было нужно. Расквитаться с обидчиком, внимательно наблюдать его муки, упиваться исходящими от него волнами страха и боли, слышать его крики… Стоп, криков-то нет. Кто ставил заглушающее? Тонкая дрожащая рука тянется к фиалу, мальчишка допивает вторую половину. А, пошло оно все! В кои веки выпало увидеть Поттера мучающимся — можно просто расслабиться и наслаждаться. Дальнейшее Снейп помнил нечетко. Помнил, как Поттер отпил половину второго пузырька — с «Языком Пламени». Ощущения от него соответствующие — будто в огне горишь, сам пробовал. Зато никакого физического вреда. Личная его, Снейпа, разработка — после всасывания не оставляет никаких следов, повод для гордости… Помнил, как мальчишка побагровел и тихонько скулил под действием яда, потом пытался отползти в сторону, не желая допивать остаток. Помнил свою руку, зачем-то направившую на пацана палочку. Помнил, как тот бился в магических путах, пытаясь отстраниться от пузырька, помнил тихий шепот: «профессор, не надо»… Помнил слезы — то ли обиды, то ли боли, текущие по вновь покрасневшему лицу пацана. Помнил, как, не дав и минуты передышки, вливал в него содержимое третьего пузырька целиком — «Молот Гиппократа» — смесь костеломки с костеростом, долгоиграющий состав, весьма действенный… Помнил, как ярко-синее зелье выплеснулось изо рта не желавшего глотать врага, по щеке потекла синяя струйка… Помнил, как, нажав на горло и закрыв нос, заставил проглотить остаток, как крепкой пощечиной стер вытекшую изо рта синюю струйку… Как начал мелко дрожать и скулить мальчишка, почувствовав действие состава. Вот и отлично, этого удовольствия хватит на остаток ночи. Дальше Северус ничего уже не помнил…

* * *

Утро навалилось непонятной тяжестью. Помимо вполне ожидаемого похмелья преследовало чувство какой-то неправильности, ошибки. Северус с трудом разлепил глаза, дотянулся до стакана с заранее приготовленным антипохмельным, выпил и прислушался к ощущениям. Чувство совершенной ошибки не пропало, из памяти явно что-то ускользало. Умывшись, он почувствовал себя лучше, и нечто ускользающее обрело имя. Поттер. Раздражающий маленький поганец, который…

О, нет! Вчерашний ночной кошмар ведь не может быть правдой? Снейп бросился в гостиную — и вот он, измученный, но упрямо молчавший всю ночь мальчишка. Тяжело дышит — еще бы, связан и испытывает боль. На кофейном столике стоят три пустых фиала из-под… О, Мерлин! Северус мысленно отвесил себе оплеуху — это ж надо было сотворить такое с собственным учеником? В глаза мальчишке он посмотреть не рискнул — запомнить яростную ненависть в зеленых глазах было бы мучительно. Сейчас надо привести пацана в порядок, а потом уж думать, как исправить совершенную глупость. Снейп поднял палочку:

— Libero!

Магические путы исчезли, Поттер свалился кулем на пол, тихо охнув. Северус отлевитировал его на диван, осмотрел и ужаснулся. Прошедшей ночью он был слишком пьян, чтобы сдерживать гнев, такого не было уже много лет. Торс мальчика покрыт вздувшимися багровыми рубцами, кое-где засохла кровавая корка. Так, первым делом призвать обезболивающее, иначе ребенок просто не даст прикоснуться к ранам. Потом заживляющую мазь и укрепляющее зелье. Влить зелья в мальчишку, машинально смазать раны, отводя взгляд, чтобы оттянуть, еще оттянуть этот неизбежный разговор. Извиняться Северус никогда не умел, а уж извиняться перед Поттером… Большего позора представить нельзя. Однако придется — паршивец, конечно, сам напросился, но основная вина лежит на взрослом. Все последние годы он боялся, что это случится — он от усталости или несдержанности спутает две свои реальности и поведет себя как Пожиратель в «мирной» жизни. Это означало бы конец всему — потому что Азкабана снова он не переживет. В реальности это оказалось хуже, чем в страхах — пострадавшим от него оказался Альбусов «Золотой мальчик». Даже если бы это был не он…

Учитель, покалечивший ученика… Узнай об этом Альбус (а он быстро узнает, пролегилиментив пацана), и Азкабан покажется самым желанным местом отдыха. Выход, похоже, только один — подлечить мальчишку и стереть ему память. Только очень, очень аккуратно, чтобы никто не подкопался. А уж заплатить за свой срыв он сумеет, всегда был себе самым строгим судьей. Северус невольно вздрогнул, представив, как будет отвечать за последствия. Тут и неделей ежедневных «Круцио» не отделаешься, придется варить новую порцию ядов… Хотя… по справедливости, платить надо не себе, а мальчишке — все равно после Обливиэйта не вспомнит, а совесть будет успокоена. Извиняться перед Поттером, отдать себя на его суд — хуже десятка пыток. Сжав зубы, напомнить себе, что заслужил это. Глубоко вздохнуть и решиться, как бы неприятно не было:

— Поттер, если вы думаете, что я вам должен…

— Профессор, вы не могли бы дать воды? Зелья на вкус противные, хотя действуют отлично.

Странно. Более чем странно. Голос ровный, без скрываемой ярости или обиды, без обычной Поттеровской дерзости, да и просьба… Просьба, обращенная к нему — садисту и мучителю? Протягивая наколдованный стакан воды, зельевар рискнул встретить взгляд зеленых глаз. Ни ярости, ни ненависти — спокойный открытый взгляд истинного дурака-гриффиндорца, лицо напряженное, но на губах играет подобие улыбки.

— Спасибо, профессор! За воду, за зелья и за вчерашнее.

Вот оно: мальчишка предпочел сам начать этот разговор. Надо попытаться еще раз:

— Поттер, я понимаю, что превысил свои полномочия, но вам не следовало меня…

— Провоцировать? Простите, что перебиваю, профессор, просто я же вижу, как вам неприятно! Можно я скажу? Я не имею никаких претензий к вам, профессор, я вчера сам напросился, и сделал это сознательно. Я не расскажу никому, клянусь, и не буду ждать от вас ничего взамен. Мне просто хотелось, чтобы мы решили все… недоразумения между вами и моим отцом. Если вы все еще ненавидите меня, я готов продолжить, когда кончится действие обезболивающего.

Гарри понял, что с последним предложением он явно переборщил, но брать слова назад было поздно. Нет уж, к новым пыткам он сейчас не готов, но и профессор, вроде бы, уже трезв. Взгляд Снейпа из возмущенного стал изучающим.

— Поттер, я вас вроде бы по голове не бил, галлюциногенных зелий не давал, отчего же вы несете такую ахинею? Вам что, подлили приворотного, ориентированного на меня? Так я за полчаса антидот сварю, и считайте, что расплатился! — последние слова вырвались невольно, по слизеринской привычке уравнивать долги до взаимозачета.

— Нет, профессор, никаких приворотных, так как «страстной тяги по отношению к объекту, сопровождающейся приступами учащенного дыхания, ощущением оставленности, желанием прикоснуться к объекту ориентирования зелья и нечеткости прочих мыслей и суждений», как написано в учебнике, я явно не ощущаю.

— И с каких пор Поттер дословно цитирует учебник по зельеварению?

— С тех пор, как напросился к вам на Высшие зелья. Простите, что пришлось сделать это через директора, но я не нашел другого решения…

— Хватит, Поттер, вы меня больше не отвлечете! Прекращайте извиняться! Лучше объясните, наконец, что за фарс вы тут разыгрываете, и по какой причине вам вздумалось меня спровоцировать на физическое насилие? Что вам так нужно, Поттер?

— Хорошо, раз уж вы рассуждаете только по-слизерински… Попробую объяснить откровенно: у моего отца неоплаченный долг перед вами, из-за которого испортились и наши с вами отношения. У меня долг перед вами за много-много мелких проступков и перебранок, неоднократно спасенную вами мою жизнь и мой непростительный визит в ваш омут памяти. Я хотел наладить с вами отношения — и не нашел иного пути, кроме как расплатиться по долгам.

Гриффиндорец, мыслящий по-слизерински? Дикая картина, вот уж чего не ожидал.

— Хорошо, это мне понятно. Но мои взаимоотношения с Джеймсом Поттером — не ваша забота, а ваш долг, полагаю, не столь существенен, чтобы устраивать вчерашнее представление. Так что повторяю вопрос: что вам нужно?

Гарри вздохнул. Пришло время выкладывать главную просьбу.

— Я не считаю, что вы мне что-то должны, профессор. Тем не менее, у меня есть к вам просьба. Директор все время что-то от меня скрывает или умалчивает, считая меня ребенком. Меня ведут по пути, которого я не понимаю, к цели, которой я не могу достичь без необходимой информации, мной манипулируют с детства. Вы единственный были со мной всегда честны, сэр, и искренни даже в своей ненависти. Прошу вас, расскажите мне всю правду!

— Всю правду директор тебе не скажет никогда, охраняя тебя, сопляка, от излишних потрясений. И даже если я открою тебе ее, она тебе не понравится.

— Пусть не понравится. Прошу вас, скажите!

Пауза затянулась. «За свои поступки надо отвечать, Северус» — шепнула совесть. Может быть, это как раз лучший выход. Сам он, на месте мальчишки, тоже предпочел бы узнать о планах Альбуса заранее, а не в последний момент. Судя по словам Поттера, он и сам начал о чем-то догадываться… Зельевар принял решение, достал омут памяти и начал сосредоточенно вытягивать из головы молочно-белые нити.

— Хорошо, я покажу тебе воспоминания. На этот раз добровольно покажу, если ты дашь мне клятву не говорить об этом никому. Там снова твой идиот папаша… и наш добрейший директор, разумеется.

— Профессор! Я не хочу снова смотреть на дурацкие шуточки моего отца сотоварищи! Я просто хочу знать правду. И клянусь никому не рассказывать без вашего разрешения!

— Я понимаю, что тебе очень неприятно будет на это смотреть, мне и самому неприятно. Я дам тебе правду, а не пустые сцены школьных издевательств. Ничего лишнего, только необходимое. Реши для себя: ты взрослый человек и принимаешь всю правду, или ребенок и доверяешь директору кормить тебя сказками на ночь? Между прочим, это мои личные воспоминания, которые я меньше всего хотел бы кому-нибудь показывать, но раз уж так… Второй раз предлагать не буду, учти. Я и так сегодня иду тебе навстречу только из-за вины перед тобой за случившееся прошлой ночью.

— Спасибо, сэр. Я посмотрю, сэр.

Гарри решительно наклонил лицо к омуту памяти, и его затянуло в воспоминания.

* * *

— Все. Все, что угодно.

* * *

— Всегда, — тихо ответил Снейп.

* * *

Гарри выпал из омута памяти и свалился кулем на пол. Закрывая лицо, по которому бежали злые слезы, он содрогался в рыданиях. Острая боль, сильнее чем от Пыточного заклинания, пронзала сердце, выворачивала внутренности, разрывала тело на куски. Почувствовав чье-то прикосновение, он зарыдал еще сильнее, потом его вырвало. Он чувствовал, как кто-то чистит и сушит заклинанием его одежду, подносит ко рту стакан воды, потом зелье, но это было не то, что нужно. Самые дорогие люди в жизни Гарри только что умерли для него навсегда и единственное, что могло его утешить — капля любви, ощущение, что он кому-нибудь небезразличен. Отсутствие этого чувства было равносильно смерти, и Гарри сделал единственное, на что хватило его сил в этой ситуации: нащупал рядом какого-то человека, обнял его, уткнувшись лицом в черную мантию, и зарыдал еще сильнее, выпуская из себя всю боль и разочарование, переполнявшие душу. Спустя некоторое время он почувствовал ответные объятия и руку, сжавшую его плечо в немой поддержке. Прошло нескончаемое количество минут, когда слезы и эмоции кончились одновременно, и в душе Гарри остались только пустота и принятие своего положения. Сейчас он понял, что не боится пророчества, и смерть его больше не пугает — ничто уже не испугает. Он выучится, убьет Волдеморта, погибнув сам, и окончит этот гениальный фарс, распланированный Дамблдором. Увидится с мамой — единственной, которая его любила. Все, что было у него, оказалось ложью, а нового не появилось.

— Наревелись, мистер Поттер? Зато вы получили правду, на которую так нарывались.

У Гарри не осталось сил отвечать на сарказм учителя, он только тихо прошептал:

— Какой же он подонок…

— Вы имеете ввиду Темного Лорда, Вашего дорогого родственника, его блохастого дружка, меня или директора, Поттер?

Гарри глубоко вздохнул и постарался ответить спокойно:

— Всех, кроме вас, сэр. Вы сделали все, что могли, и мне жаль, что они поступили так с вами… — сделав паузу, он тихо добавил: — и со мной. У меня ничего и никого не осталось, сэр, но я рад, что узнал эту… правду.

Профессор зельеварения услышал и задумался, какие последствия поступки мародеров и план Дамблдора имели на Мальчика-Который-Выжил-И-Должен-Умереть. Глядя в зеленые глаза Лили на ненавистном лице мальчишки, он снова думал, как же жаль, что от Лили Эванс на этом свете скоро ничего не останется. Сейчас есть этот раздражающий выскочка, но если план Дамблдора осуществится, он не успеет передать дальше кровь Лили. И собственная ненужная жизнь, все последние 15 лет ада, станет бесполезной.

Возможно, он все равно отдал бы мальчишке эти воспоминания, вина за вчерашнее оказалась просто неплохим предлогом. Когда твоей жизнью играют, словно шахматной фигурой, лучше это осознавать. Даже мальчишка, каким бы глупцом не был, должен понять это. Пусть пацан поймет отведенную ему роль белого ферзя — и согласится играть ее, либо начнет свою партию. Если начнет — что ж, возможно, за ним с доски уйдет и еще одна фигура… В конце концов, он задолжал это Лили.

— И что вы собираетесь делать теперь, Поттер?

— В каком смысле? — мальчишка удивленно поднял глаза на учителя. Знал бы он, что этот взгляд зеленых глаз — самое надежное его оружие против сурового зельевара… Впрочем, теперь же знает…

— Нет, Поттер, вы точно идиот! Что будете делать дальше?

— Но вы же сами показали. Мне надо будет встретиться с Волдемортом и умереть от его руки…

Мальчишка, похоже, действительно не понимал. Послушный баран гриффиндорской выучки. На секунду у Снейпа появилась мысль оставить все как есть и не осложнять себе жизнь. Но глаза Лили опять с надеждой уставились на него. Вздохнув, зельевар принял решение:

— Да-да, наш дорогой директор, несомненно, растит из вас агнца на заклание! А вы этого хотите?

— Какая разница, чего я хочу, мне придется исполнить это пророчество… Я же этот… как его… хоркрукс…

— Вы в первую очередь человек, что бы там не думал Дамблдор! Если вы решите исполнять пророчество — дело ваше. Но если хоть раз в жизни используете мозги по назначению и решите свою судьбу сами…— мужчина сделал паузу и добавил тихо, — может и не зря я живу на свете.

— Но что я могу сделать? Все вокруг доверяют директору. Мне же никто не поверит, если я выберу другой путь, Дамблдор ведь самый великий светлый маг современности и так далее…

— Поттер…

— Да?

— Вы уже забыли остальные мои воспоминания кроме последнего?

— Нет, сэр. Я помню.

— Вам не кажется, что здесь есть еще один человек, который успел много раз раскаяться в том, что однажды поверил директору Дамблдору, когда тот обещал защитить его любимую женщину? — профессору стоило огромных усилий сформулировать это так.

— Вы… вы предлагаете свою помощь, сэр? — Гарри не мог поверить в неожиданный проблеск надежды, — Вы поможете мне, научите меня?..

— Да, если ты, глупый ребенок, наконец повзрослеешь и попросишь помощи! — Снейп перешел на «ты» без предупреждения, но мальчика это не смутило:

— Я прошу вас помочь мне. Пожалуйста. Научите меня! — в голосе Гарри слышались истерические нотки. Зельевар вздохнул.

— Тогда слушай внимательно, а не как на уроках. Я рискну. Второй раз в жизни я предаю хозяина, и на этот раз рискую за тебя, мелкое ты недоразумение. Поэтому вот мои условия: подтирать сопли вздорным мальчишкам я не умею и не собираюсь. Так что если ты действительно хочешь иметь выбор, то будь добр вести себя как взрослый человек на войне, а не капризный сопляк, которым ты пока являешься. Лимонных долек у меня нет, чаепитий не будет, напоить могу максимум ядом. Меня учила жизнь, строго, больно и жестоко. Учить иначе я не умею. Если согласишься, будет трудно, больно и временами унизительно. Зато ты, может быть, останешься жив.

— Я согласен, профессор! — излишне поспешно. Похоже, щенок так и не понял, что это значит. Как бы его напугать посильнее?

— И ты будешь мне полностью доверять и подчиняться. Полностью — это значит полностью, и без возможности передумать. Полностью пускаешь меня в свои мысли, полностью честно отвечаешь на вопросы, без возражений выполняешь мои распоряжения, никогда и никому не жалуешься и не рассказываешь о наших занятиях и разрешаешь применять к себе любую магию, включая Непростительные.

Вот теперь мальчишка ошарашен. Мнется, не решаясь ответить. Что ж, значит, пацан действительно трус и Дамблдор добился своего. Осталось поднять палочку и наложить Obliviate, и мальчишка пойдет дальше играть в плюй-камни и бездельничать на уроках, пока не придет его время умереть. Жаль.

— Но я и так полностью доверяю Вам, профессор! — это издевательство? Поднять бровь «фирменным» жестом:

— Не смеши меня, Поттер!

— Вот… — пацан достает из кармана какой-то смятый листок, протягивает учителю. Магическая расписка, засвидетельствована магией, что подтверждает легкое голубоватое свечение текста, датирована вчерашним числом. «Я, Гарольд Джеймс Поттер, добровольно, находясь в здравом уме и без принуждения даю моему учителю, профессору Северусу Тобиасу Снейпу, право применять ко мне любое магическое и физическое воздействие на его усмотрение, включая смертельное, и призываю магию в свидетельство, что не ставлю ему этого в вину и прошу в случае причинения им вреда моему здоровью или смерти считать их причиненными по моей просьбе. Гарольд Джеймс Поттер, 1996, октябрь, 31».

— Что это, Поттер? — рык зельевара грозил пробить наложенное на помещение заклинание неслышимости. Как хорошо, что вчера он не знал, что его помилование лежит у мальчишки в кармане! Ох, чего могла бы в этом случае наворотить пьяная фантазия опытного Пожирателя!

— Расписка, сэр. Магическая. Я же вчера не знал, что так легко отделаюсь…

Снейп медленно закипал. Это щенку показалось «легко отделался»? Обычная поттеровская бравада, надо думать.

— А чего вы ожидали, позвольте спросить? Непростительных? Авады?

— Как минимум Круцио.

— Поттер, не надо говорить о том, чего не знаете. Во-первых, это не зря Непростительное заклинание, а я не жажду оказаться в Азкабане, как бы тебе не хотелось там меня видеть, во-вторых, с чего ты взял, что я на такое способен, а в-третьих, не дай Мерлин тебе когда-нибудь реально испытать на себе Пыточное!

— Но профессор! Я же… — мальчишка замялся.

— Что «ты же», Поттер? — как любят эти дети рассуждать о том, чего не знают!

— Ну, после своего возрождения Волдеморт пытал меня там, на кладбище. Круцио два раза. И Империо накладывал тоже.

Зельевара как ледяной водой окатило. Четвертый курс, ребенок… под пыткой сильнейшего мага современности? А не так прост пацан, как может показаться, не только жив остался, но и храбрится сейчас.

— Да уж, теперь ты единственный человек, испытавший в жизни все три Непростительных… Круциатус в 14, это, конечно… это… жестко. Тебе следовало бы повзрослеть после этого, или так понравилось? И почему же ты ожидал от меня такого по отношению к ученику?

— Сэр, я доверяю Вам полностью, и могу рассказать, почему. Простите меня, это вышло случайно. Посмотрите сами, — мальчик поднял глаза на учителя. Интересно, и что же он мне хочет показать? Но пока открывается добровольно, не следует упускать возможность.

— Legilimens! — перед учителем замелькали кадры его пребывания в Выручай-комнате. С каждой секундой гнев зельевара рос и множился. Мальчишка знал его тайну! Видел его слабым. Наверняка, хвалился друзьям… «Стоп, надо взять себя в руки, чтобы не прибить пацана сразу. Кстати, пока я нахожусь в его мыслях, не помешает проверить, кто еще об этом знает». Снейп бесцеремонно углубился в память мальчишки, не заботясь о грубости воздействия, и послал запрос: «кто еще знает?». После долгих поисков убедился, что никто. Гнев стал более управляемым. На всякий случай проверить, что мальчишка думает о нем и об увиденной сцене. Что? Не презрение, не насмешка, не жалость… Восхищение и желание подражать… Да уж, Поттер, умеешь ты удивить… Учитель резко вынырнул из мыслей мальчишки, злорадно отметив, как тот поморщился от головной боли. Убивать пацана временно расхотелось.

— Как… как Вы меня накажете за это, сэр? — мальчик храбрится, но голос дрожит — заметил его гнев, заметил. Плохо, надо контролировать свои эмоции даже во время легилименции. Так что спорный вопрос, кого тут наказывать. Зельевар невольно поморщился.

— Считай, что уже наказал грубым вмешательством в твой разум.

— Но я же сам позволил…

— И спорить со мной тоже нельзя, Поттер! Так мы договорились насчет твоего доверия и ученичества?

— Да, сэр. Спасибо, сэр. Я буду полностью Вам доверять и Вас слушаться. Помогите мне выжить и победить.

— Отлично. Магический контракт писать будем, или твоей самодеятельной писулькой обойдемся? Как бы глупо она не была составлена, магия ее засвидетельствовала.

— А зачем нужен контракт, сэр?

— Контракт — разновидность Непреложного обета, он подразумевает обязательства обеих сторон. И, разумеется, составляется не от балды, как твоя писулька, а с определенными, веками выверенными формулировками. Когда заключим контракт, он свяжет нас — тебя послушанием мне, меня — верностью тебе.

— Что значит, верностью?

— Если попытаюсь выдать тебя Темному Лорду, неважно — добровольно, под пытками, под веритасерумом или не удержав мыслезащиту — умру раньше, чем успею сказать или подумать хоть слово. Пункт про Дамблдора сформулируешь сам, с такими же или менее строгими ограничениями.

— И Вы так спокойно говорите о клятве, которая может повлечь вашу смерть, сэр?

— Ну ты же спокойно дал клятву, дающую мне право пытать и убить тебя?

— Так мне, сэр, терять уже нечего.

— Представь, Поттер, мне тоже.

— Не надо контракта, сэр, если можно. Пусть у Вас будет моя расписка.

— Ох, идиот…

* * *

— Вы будете учить меня Темной магии, сэр?

— Да, если будет необходимо, и если ты сумеешь с ней справиться.

Поттер обиженно надулся:

— Я довольно неплох в заклинаниях…

Снейп внимательно посмотрел на мальчика, вздохнул, но постарался честно ответить.

— В случае с Темной магией дело не в твоей магической силе. Но об этом потом. Сейчас нам важно защитить от директора информацию о том, что здесь случилось со вчерашнего вечера. Может быть, у тебя есть идеи, как это сделать? Хроноворота, чтобы показаться на вчерашнем празднике, у нас нет, а значит Дамблдор может постучать в мою дверь в любой момент.

Против ожидания мальчишка расплылся в улыбке:

— На вчерашнем празднике я был, профессор. И сегодня на завтраке, скорее всего, тоже.

— Поттер, это глупая шутка. Как тебя понимать?

— Я договорился с Гермионой. Она староста и может проводить довольно много времени в своей комнате без постороннего наблюдения. У нее 5 порций Оборотного зелья с моим волосом и моя одежда. Этого должно было хватить, чтобы появиться на вчерашнем пиру, лечь вечером спать в нашей спальне и проснуться утром там же. Если повезло, то на завтрак в Большом зале тоже хватило. Если нет, все спишут это на юношеское послепраздничное состояние.

Зельевар покачал головой. Если это сработало (а, судя по тому, что на пороге еще не стоит Альбус Дамблдор, ломящийся в покои зельевара, сработало), у этих детей получился неплохой план и не самый худший способ его реализации. И это гриффиндорцы! Кто бы мог подумать?..

Однако оставалась актуальной проблема с мыслезащитой. В школе нет возможности защититься от легилименции директора, и надо бы как можно быстрее научить Поттера окклюменции. Будем надеяться, мальчишка сумеет восстановить хотя бы тот жиденький блок, что имел летом.

— Поттер!

— Да, сэр?

— Придется тебе еще немного задержаться. У нас с тобой есть одна задача, требующая немедленного решения.

— Какая задача, профессор?

— Твой ментальный блок, точнее, его отсутствие. Альбус Дамблдор, если ты не забыл, легилимент, и ему хватит одного пристального взгляда на тебя, чтобы узнать все подробности твоего веселого здесь времяпрепровождения. О последствиях догадаться не сложно: тебя и мисс Грейнджер ждет Обливиэйт, меня тем или иным способом выведут из игры. Так что, если не хочешь забыть всю с таким трудом полученную информацию, нужно заняться твоим блоком.

— Э-э-э… профессор, у нас ничего не получилось в прошлом году. Может, я не способен?

— Научить окклюменции, при наличии времени и обоюдного желания, можно хоть Гойла-младшего. У нас с тобой, в прошлом году, боюсь, не хватило желания, причем с обеих сторон.

Гарри непроизвольно покраснел, а Снейп продолжил:

— Сейчас у нас с тобой нет времени на обучение, нам нужен хоть какой-нибудь блок уже сегодня. Постарайся вспомнить свои ощущения в начале этого лета. Да, ты был в депрессии, но это одновременно избавило тебя от выражения лишних эмоций, заперев их внутри и загородив заслоном. Конечно, взломать такой блок можно, но вот незаметно сделать это уже не получится. Дамблдор не станет рисковать твоим доверием без серьезной причины и пытаться взломать блок.

Мальчик сосредоточился, вызывая в себе чувство вины и опустошенность, которые заполняли его летом. Неосознанно лицо выдало его эмоции, и зельевар остановил ученика:

— Нет, тебе не надо снова замыкаться в себе и испытывать боль и отчаяние. Достаточно, если ты вспомнишь свои ощущения, не затрагивая эмоциональную сферу. Ну же, ты же наверняка почувствовал, когда я пытался тебя «прочитать». Помнишь, как это было? Ты просто не оставил ни единой мысли на поверхности, спрятав их за свою заслонку. За ней ты можешь испытывать любые эмоции, не обязательно отрицательные. Кстати, ты делал то же самое, когда пришел ко мне вчера.

С третьей попытки у Поттера получилось.

— Хорошо. Пока сойдет и эта фанерная стеночка. Если ее попытаются сломать, ты почувствуешь. Но вот скрыть ее присутствие в сознании ты наверняка не сумеешь. Так что я со своей стороны доложусь нашему дорогому директору, что ты извинился, а я простил, и мы продолжили занятия окклюменцией, и эта твоя хлипкая загородочка — первый успех. Он не захочет ломать то, чего добивался с таким трудом. Но остается еще проблема Грейнджер…

— Гермиона никому не скажет!

— Директору и говорить не надо, сам прочитает все, что она знает о твоем долговременном отсутствии. Право, Обливиэйт мне кажется лучшим выходом!

— Не смейте! Не надо, профессор, Гермиона все про меня знает. Кто же меня прикроет в следующий раз, если не она?

Зельевар о чем-то надолго задумался. Потом внимательно посмотрел на Поттера:

— Какие отношения у тебя с мисс Грейнджер? Я не просто так любопытствую, это может сыграть важную роль в твоем обучении.

— Дружеские, конечно. Она мой самый близкий друг и все обо мне знает.

— Только друг?

Гарри сделал небольшую паузу перед ответом:

— Да… пока.

— Значит, тебе нравится эта девушка, но ты еще не объяснялся с ней?

— Это вас не касается!

— Мы, кажется, договорились, что у тебя не будет от меня секретов. И не смей кричать на меня. Если спрашиваю — значит, касается.

Гарри тяжело дышал. Ну, решится ответить или начнет протестовать? Снейп смерил его взглядом — насколько серьезны намерения мальчишки? Поттер вспомнил все, что пережил за последние сутки, с огромным трудом взял себя в руки и ответил:

— Да, сэр. Именно так.

— Хорошо, Поттер. В понедельник вечером приходите на занятие по окклюменции. Вместе. Разумеется, мисс Грейнджер следует идти под твоей мантией-невидимкой — о ее обучении я докладывать директору не собираюсь.

* * *

В понедельник Снейп убедился, что либо был несправедлив в оценке умственных способностей учеников, либо эта пара решила его поразить. За остаток воскресенья Грейнджер и Поттер умудрились прочесть учебник по основам окклюменции и потренироваться в паре, что дало каждому из них хлипкую, но все же постоянную стену в сознании. В отношении Грейнджер основная проблема была в маскировке стены, и Снейп в первую очередь ей занялся. Поттер только наблюдал, а девчонка пыталась выдвинуть на первый план перед своей стенкой невинные воспоминания, спрятав остальные. Надо сказать, у девчонки неплохо получалось, хотя к концу второго часа занятия она была вымотана физически, психологически и магически. Зато заслон сознания стал совершенно незаметен, а вот она, наоборот, четко чувствовала попытки ее «прочитать». Разрешив ей не приходить на следующее занятие и велев продолжать парные тренировки по защите сознания в гриффиндорской башне, Снейп отпустил девушку.

* * *

После ухода Гермионы Гарри задержался в кабинете Снейпа.

— Я хотел спросить, сэр, какие у меня вообще есть варианты, с этим пророчеством? Может быть, Дамблдор прав, и я не выживу в любом случае? Как нам победить Волдеморта без моей смерти?

— Поттер, просьба первая — не называйте Лорда при мне по имени — метка болит. Просьба вторая: подумайте головой. Для начала, что вы думаете о вашем преподавателе прорицаний? Действительно все ее пророчества истинны?

— Нет, профессор Трелони, конечно, обычно несет чушь, но она сделала то пророчество обо мне. И потом, на моем третьем курсе, еще одно, про Петтигрю, оно сбылось.

— Допустим, Сивилла Трелони иногда делает истинные пророчества, в большинстве же своем — ложные. Значит, мы никак не можем удостовериться, было ли то первое пророчество истинным или ложным, так? Мы знаем только, что Дамблдор и Темный Лорд верят в его истинность.

— Профессор, простите, но если вы сами не верите в истинность того пророчества, то зачем вы рассказали…

— Рассказал о нем Лорду? А я и не рассказывал. Мне этот эпизод показался таким мелким и незначительным, что я не подумал его скрывать. И просто выложил в воспоминаниях за тот день — а тогда я следил за Дамблдором — сцену найма новой преподавательницы по Предсказаниям. Кстати, я был уверен, что Альбус ее не возьмет. И очень удивился, когда Лорд рассвирепел и начал что-то высчитывать по этому предсказанию. Мне показалось странным, что такой серьезный человек верит в такую ерунду, это уже позже я узнал, что существуют истинные пророчества, влияющие на судьбы мира и отдельных людей, и многие высшие ритуалы, как светло— так и темномагические совершаются в определенное пророчествами время. Впрочем, в конечном итоге все зависит от положения звезд и планет, а пророчества только конкретизируют ситуацию, но все же… Об этом лучше спроси Фиренце, кентавры сохранили это знание. Разумеется, Альбус и Лорд знали это отлично, и оба приняли то пророчество как истинное. И все равно, я сожалею, что рассказал о нем. Очень сожалею, Гарри.

— Я понимаю, вы не думали, что мама…

— Да. Я не подумал, и это стоило ей жизни. Всегда думайте прежде, чем делать, Поттер. Всегда решайте, готовы ли вы к последствиям своих поступков. Но мы отвлеклись. Итак, допустим даже, что пророчество истинное. Возвращаемся к вопросу толкования. Что значит, «рожденный на исходе седьмого месяца»? Какого года? Маг ли это? Обязательно ли это мальчик, а не девочка? Какого седьмого месяца? По юлианскому или григорианскому стилю? Седьмого от произнесения пророчества? Седьмого лунного месяца? Седьмого месяца беременности? Никакой конкретизации. Кстати, как и с родителями, «трижды бросавшими вызов» Темному Лорду. Участие в операции аврората, призванной предотвратить налет Пожирателей на мирное население — это считать за «вызов»? А если там не было лично Лорда? А может, любую пьяную похвальбу в стиле «уделаю я вашего Лорда, дайте мне его сюда» считать вызовом? Или только личный бой с Лордом? Что считать верным? И так до конца пророчества. Кто сказал, что вы непременно должны биться с Лордом? «Ни один не может жить спокойно, пока жив другой» — и что? Поттер, скажите, у вас жизнь спокойная? А у меня? Может, она у Лорда спокойная? Ну так живем же все, и помирать не торопимся. Зачем, скажите, абсолютизировать власть пророчества над вашими судьбами? «Один должен умереть от руки другого» — и что? Может быть, героям пророчества суждено подружиться, прожить бурную насыщенную приключениями жизнь, и в стопятидесятилетнем возрасте один избавит второго от мучений, добив умирающего на больничной койке? Кто вообще сказал, что они должны воевать и погибнуть в битве?

* * *

Следующее занятие состоялось в пятницу, и присутствовал на нем только Поттер.

— Добрый вечер, сэр!

— Возможно.

— Сэр, я давно хотел спросить…

— Спрашивай.

— Почему Вы все-таки тогда согласились мне помогать? Только из-за мамы?

— В первую очередь да. Но вообще решающим фактором стало то, что ты молчал.

— Что? Когда молчал?

— Ночью, когда я тебя пытал. Мне стало интересно, понимаешь ты, что делаешь, и намеренно меня выматываешь, или это просто гриффиндорские гордость и упрямство? Пока понял, что второе, отступать было уже поздно.

— А причем тут это, сэр? Ну… если человеку больно, он же стыдится показывать свою боль, верно? А дальше зависит от силы воли… Вы же и сами?

— Я же говорю, гриффиндорские гордость и упрямство. Ты не видишь другого мотива, кроме показателя своего мужества или терпения, проще говоря — бессмысленной гордости.

— А разве есть еще что-то?

— Мерлин, за что мне достается просвещать таких идиотов? Поттер, что ты знаешь о Темной магии?

— Ну… ее нельзя использовать, потому что она темная.

— А чем она темная?

— Она… наверное, только вредит. Ну, чтобы пытать, убивать, ранить, подчинять…

— Какой бред! Темномагическим обжигающим заклинанием можно пытать, а можно прижечь рану другу, спасти его от критической кровопотери. С помощью темной магии на крови строятся самые сильные защитные системы — тот же Фиделиус в том числе. С другой стороны, как ты со своей компанией доказал на первом курсе, вполне «светлой» левиосой можно оглушить или убить не только человека, но и тролля. Убить можно простой «светлой» подножкой, посланной на верху длинной лестницы. Можно обездвижить противника и, направив палочку в дыхательное горло, произнести Агуаменти — и ты убьешь светлой магией! Магия только средство — как ее использовать, ты решаешь сам.

— Тогда… в чем же разница?

— У каждого мага есть определенный резерв магической энергии. Больший или меньший, определенный от рождения. Кстати, часто величина резерва зависит от происхождения, что возвращает нас к вопросу о чистокровных и маглорожденных, но это в другой раз. Если запас слишком мал, получаем сквиба, хотя даже большинство сквибов могут пользоваться бытовыми пустяками вроде люмоса или очищающего заклинания. Так вот, так называемые «светлые» заклинания, из которых, в основном, состоит школьная программа, может выполнить и довольно долго поддерживать любой маг — они требуют совсем немного магической энергии. Ты можешь оставить зажегшуюся «люмосом» палочку на годы, и совершенно не будешь этого ощущать, хотя заклинание будет подпитываться твоей магической энергией. На «люмос» ты за всю жизнь не потратишь и десятой части резерва. Левитируя тяжелый предмет, ты тратишь уже больше энергии, и вздумай ты левитировать, скажем, мешок весом в центнер, часов через десять-двенадцать свалишься с магическим истощением и долго будешь накапливать энергию, если не откуда будет набрать.

«Темные» заклинания гораздо более энергоемкие. Если бы не восполнение энергии, самый сильный маг потерял бы больше половины резерва на первой же «Аваде» и восстанавливался потом годами, накапливая магическую энергию из окружающего пространства — правда, там ее ужасно мало. Так вот, в случае с «Авадой» сам факт смерти выделяет количество энергии, способное практически восполнить потерю, и маг, применивший Непростительное, впитывает ее. Смерть смерти рознь, энергии может выделиться меньше потраченного, а может гораздо больше, так же как и другими путями. Выброс энергии происходит при сильных эмоциях, вместе с вытекающей из тела кровью, при смерти… Первые стихийные выбросы у детей, кстати, тоже на пике эмоций происходят. И, как правило, находятся желающие эту энергию впитать, обычно — тот, кто сотворил эту ситуацию. Естественно, это позволяет магу творить более сильное волшебство за счет чужой энергии. Теперь рассмотри с этой точки зрения любое пыточное заклинание. Посылая «Круцио» маг концентрирует гнев и ненависть, начинает тратить свой резерв, надолго его не хватит без внешней подпитки. Но тут подключается жертва — не желая принимать боль, она сопротивляется боли, боится, истошно кричит — и вот он, выброс, подпитывающий заклинание. Дальше первому магу можно не только не тратиться на поддержание заклинания, но и впитывать изобильно текущую энергию жертвы. Жертва же от сопротивления и магического выброса моментально слабеет и начинает нервничать еще больше, усиливая эмоции и делая себе еще хуже. Замкнутый круг.

— Значит, Темная магия просто энергоемкая? Или она обязательно подпитывается чужой энергией?

— Почему, можно и своей, если ты альтруист такой. Когда вызываешь патронуса, ты же тратишь свои эмоции? Никогда не замечал, как выматывает поддержание телесного патронуса хоть несколько минут? Не зря это заклинание в школьную программу не входит.

— То есть, вызов патронуса — темномагическое заклинание? Но… это же сосредоточение светлой силы, радости, всего добра…

— Вот-вот. Все твои положительные эмоции ты приносишь в жертву этому заклинанию. И в данном случае не принципиально, что эмоции положительные — мы рассматриваем не этические нормы или окраску эмоций — они для каждого заклинания свои, а расход магической энергии. Заклинание патронуса считается светлым только из-за того, что невозможно подпитывать его за счет чужой энергии — только своими эмоциями. Но по энергоемкости оно вполне сопоставимо с иными темными заклинаниями.

— Поэтому у меня в Министерстве не получилось «Круцио» на Беллатрикс? То есть, мне сначала показалось, что получилось, я сшиб ее с ног, но через пару секунд она рассмеялась и сказала, что я не умею им пользоваться, потому что надо по настоящему хотеть причинить боль.

— Конечно, поэтому. И я думаю, что в первый момент на всплеске эмоций у тебя получилось за счет ненависти и гнева, но подпитывать ты правильно не умеешь, а Белла слишком умна, чтобы подпитать заклинание со своей стороны. Испробуй ты заклинание на ком-то из своих друзей, у тебя бы отлично получилось — их страх и боль «подкормили» бы и заклинание, и твой резерв. Но наша Беллочка долгие годы тренирована лично Лордом… С нее так просто не возьмешь.

— И Вы тоже так умеете, да? Научите меня?

Лицо зельевара потемнело.

— Нам всем пришлось научиться. После возрождения Лорд настолько параноидален, что разбрасывается пыточными и ради пыток, и для проверки, и для профилактики, и просто срывая гнев. Те дураки, что отдают по полной, уже мертвы или исчерпали резерв и на несколько лет стали почти сквибами.

— Я понял, сэр. Но одного я понять не могу — как возможно физически выдержать такую боль без выплеска эмоций, без вскрика, так… достойно?

Зельевар довольно усмехнулся.

— А на этот вопрос я тебе сегодня уже дал ответ. Помогают гриффиндорские гордость и упрямство.

* * *

Среди ночи Гарри проснулся от кошмара. Благодаря занятиям ментальными практиками, видения деятельности Волдеморта почти не тревожили его, а вот обычные кошмары остались. Сознание, перегруженное за день учебой и интенсивными тренировками, норовило подкинуть неприятные сюрпризы ночью. Как он ни очищал разум перед сном, периодически в кошмары прорывались то мертвые глаза Седрика, то Арка, затягивающая Сириуса, то приближение сотни дементоров у Хогвартсского озера. Последний ужастик всплывал особенно часто — Гарри был уверен, что его боггарт до сих пор принимает форму дементора.

Не зная, куда деваться, Гарри с трудом дождался раннего утра, накинул мантию-невидимку и побрел в подземелья. Как ни странно, Снейп уже не спал. Впустив мальчика, напоив Успокоительным зельем и расспросив его о кошмарах, он обещал объяснить, как справляться с кошмарами, когда Гарри достаточно продвинется в окклюменции.

Перед тем, как вернуться в башню, Гарри спросил:

— Профессор?

— Да, Поттер?

— Вы сказали, что будете учить меня темной магии, когда я смогу с ней справиться...

— Давай, пожалуй, попробуем сегодня.

— Но разве я уже могу достаточно контролировать эмоции?

— У нас нет времени ждать, когда ты сможешь, Поттер. Контроль над желаниями и чувствами сродни окклюменции. Поскольку она у тебя получается, темные заклинания — дело опыта. После отбоя я жду тебя в Выручай-комнате. Формулировку для моего убежища ты знаешь. Там же можно будет потренироваться с темными существами.

Гарри кивнул и уже собирался уходить, но вдруг, неожиданно для самого себя, остановился, вновь вспомнив о своих страхах:

— Могу я задать личный вопрос, профессор?

— Да?

— Азкабан, сэр. Сколько вы провели там тогда?

Снейп поморщился.

— Неделю. Я не хочу об этом вспоминать.

Гарри помолчал, потом осмелился тихонько добавить:

— Там очень тяжело, да?

Он ожидал вспышки гнева или язвительного «А вы сами как думаете, Поттер?», но услышал только столь же тихое:

— Невыносимо, Гарри. Там невыносимо.

* * *

Уроки шли своим чередом, и Гарри уже направлялся на обед в Большой зал, когда перед ним, словно из ниоткуда, появилась Сара Макмиллиан.

— Гарри, — позвала она. — Не уделишь мне минутку?

Гарри извинился перед друзьями и пошел за Сарой. Та завела его в пустой класс.

— Помнишь, ты обещал мне свое... дружеское расположение? Мне нужна одна услуга.

— Какая, Сара? Я буду только рад помочь тебе.

Сара закусила губы и чуть втянула голову в плечи.

— Боюсь, тебе это не понравится, но я гарантирую — опасности нет.

— Что мне может не понравиться? — Гарри насторожился.

— Сначала пообещай, что согласишься.

— Нет уж, в такие игры со слизеринцами я не играю. Выкладывай, что тебе нужно?

— Я обещала, что ты встретишься с Малфоем. Один на один, без палочек, просто поговорить.

— Что значит, ты обещала? Этот подлый хорь тебя шантажировал?

Сара посмотрела на него снисходительно.

— Нет, конечно. Скорее, это я его шантажировала... Впрочем, цена оказалась приемлемой, мы договорились. О чем — это наше с Драко дело. Но я не в накладе.

— И что заставило тебя думать, будто я соглашусь на такое безумство, как встреча с Малфоем невооруженным? Я вовсе не хочу сам идти в ловушку.

— С его стороны все будет честно, не беспокойся. А то, что ты согласишься... честно говоря, я рассчитывала, что гриффиндорское благородство не позволит тебе оставаться в долгу.

— Ты считаешь, один совет стоит услуги?

— Если ты не пойдешь мне навстречу, боюсь, в следующий раз я не буду звать учителей, когда кто-то будет валяться бревном, попав по Петрификус.

— Значит, это все же была ты? Спасибо, конечно, но меня рано или поздно нашли бы.

— Даже так... Хорошо, я передам Драко, что ты не хочешь с ним встречаться, потому что боишься его.

Гарри даже задохнулся от возмущения:

— Я? Боюсь Малфоя? Я не трус, и не позволю...

Сара мило улыбнулась, в синих глазах мелькнула искорка торжества.

— Так, значит, ты придешь?

Гриффиндорец чувствовал, что его поймали в наипростейшую ловушку, но ничего не мог поделать — не хватало еще выставить себя трусом перед Малфоем и всем слизеринским факультетом, да еще и заполучить врага в лице Сары. Девочка ждала его решения, победно улыбаясь.

— Хорошо, я приду, но только не на слизеринской территории.

— В туалете Плаксы Миртл, послезавтра, после занятий.

— Я приду.

Гарри покидал кабинет с чувством, что ввязался во что-то очень нехорошее...

* * *

После очередного занятия окклюменцией, на котором Гермиона училась строить ментальный блок, а Гарри по настоянию Снейпа тренировался осознавать и контролировать эмоции, гриффиндорцы были полностью вымотаны. Они уже нырнули под мантию-невидимку, когда Снейп вдруг остановил их.

— Мисс Грейнджер, задержитесь, пожалуйста, я потом сам провожу вас в башню. Мистер Поттер, можете идти. Гарри было неприятно оставлять подругу с учителем, но он был абсолютно уверен, что ничего плохого Гермионе Снейп не сделает. Попрощавшись, он вышел в коридор, решив дождаться Гермиону здесь, а не в башне.

Прошло пять минут, десять, а подруга все не выходила. Гарри стало любопытно, потом он начал волноваться, и спустя еще пять минут убедил себя, что должен знать, о чем говорят в кабинете. Размотав длинную веревку Удлиннителя ушей, которую после разговора на Гриммо всегда носил с собой, он осторожно подсунул ее под дверь кабинета и двигал вперед, пока она не преодолела магический барьер неслышимости.

— ...Профессор, но Гарри уверен, что есть шанс, он же просто живет этой надеждой! Он и к вам на занятия ходит больше потому, что надеется спасти Сириуса!

— Мисс Грейнджер, разве я сказал, что это невозможно? Арка Смерти мало изучена. Я сейчас ищу в литературе все сведения о ней. В одном я уверен — поглощение артефактом не может быть необратимым. Но давать мистеру Поттеру ложную надежду я не намерен. Цена может быть слишком высока. Как бы я ни сочувствовал Поттеру, я не буду устраивать Апокалипсис ради Блэка. Думаю, он со мной согласится. Надеюсь все же, плата за возвращение будет обычная.

— А что значит «обычная», профессор?

— Жизнь за жизнь, то есть душа за душу. Это даже магглы знают, — пожал плечами Снейп.

Гермиона сдавленно ахнула. Гарри удивился, как смело и настойчиво она говорит с учителем, которого боится три четверти школы. Видимо, в стремлении к справедливости и защите нравственных идеалов, девочка действительно не останавливалась ни перед чем.

— Вы так легко говорите об убийстве? Вы, преподаватель!

— Спокойней, мисс Грейнджер, я же сказал, что у меня есть одна мысль...

— Даже так? И кого вы собираетесь...

— Не волнуйтесь. Часть в данном случае не слишком отличается от целого, сойдет и кусок души, — послышался короткий смешок. — Кажется, у мистера Поттера как раз припасен лишний.

N.B.: Автор не разделяет точку зрения героев фика на магию вообще и темную магию в частности. Автор считает нужным предупредить, чтобы читатели не принимали изложенные рассуждения об этике за непреложную истину, помня о том, что у героев фика может быть свое, зачастую ошибочное мнение. Глава содержит спорные с нравственной, этической и религиозной точки зрения сцены, а также графическое описание жестокого обращения с животными.

* * *

Гарри шел с Роном и Гермионой по школьному коридору, когда заметил какого-то первоклашку, у которого развязался шнурок на ботинке. Рон, видимо, тоже это заметил, потому что довольно доброжелательно посоветовал малышу не споткнуться. Гарри же подумал, что первоклассник наверняка еще не знает нужного заклинания, и запустил в ботинок узловерткие чары, от которых малыш, к его удивлению, с возмущением увернулся. Гарри снова поднял палочку, но тут послышался голос их декана:

— Два балла с Гриффиндора за колдовство в коридоре, мистер Поттер.

— Но я же только хотел помочь, — удивился мальчик, и Гермиона, видимо, разделяла его удивление, потому что уже открыла рот, чтобы высказаться в его защиту.

— Гарри, ты что?.. — зашипел Рон, но профессор МакГонагалл его опередила:

— Скажите, мистер Поттер, почему в Хогвартсе запрещено колдовать в перерывах между занятиями?

— Ну… чтобы мы не проклинали друг друга, мэм?

Профессор тяжело вздохнула.

— Сколько раз предлагала ввести для магглорожденных курс магической этики, — она неодобрительно покачала головой. — Выросшие среди магглов волшебники обычно не сразу понимают — как воспитанный человек в порядочном обществе не швыряется камнями и не плюется, так никто и не применяет к людям заклятия без их ведома и согласия, кроме экстренных ситуаций. Прикосновение магии, как и прикосновение физическое, — нечто личное. Посланное в друга заклинание щекотки уместно, если вы с ним настолько близки, что можете позволить себе дружеский тычок под ребра. То же заклинание, посланное во врага, будет нападением, даже если не причинит серьезного вреда. И в данном контексте между Экспеллиармусом и Авадой разницы не будет абсолютно никакой. К шестому курсу пора бы это уже понимать.

— Да, мэм, — ответил Гарри, пообещав себе больше узнать про этикет волшебного мира.

Как назло спокойно дойти до Большого Зала в этот раз им не удалось. Прямо за поворотом друзья наткнулись на шестой курс Слизерина списочным составом.

— Глядите: Золотой Мальчик ходит со своей охраной! — начал было Блейз Забини, но Гарри не хотелось сейчас скандала.

— Блейз, дай пройти, — сказал он почти мирно.

— Почему это я должен делать тебе такое одолжение? — слизеринцы встали так, чтобы блокировать проход.

— Ну я же делаю одолжение твоему приятелю, Блейз? — сорвалось у Гарри. Малфой побледнел, а Забини только шире ухмыльнулся:

— Никому из слизеринцев не нужно одолжений от тебя, Потти! — заявил он.

Гарри уже хотел было возмутиться, но поймал странный, почти просящий взгляд Малфоя. Видимо, слизеринец не сказал товарищам о своем «договоре». Появившаяся профессор МакГонагалл избавила Гарри от необходимости отвечать Забини.

* * *

Возвращаться в общую спальню Гарри не хотелось, и он позволил Гермионе утянуть себя в комнату старосты. Присев на край кровати, мальчик с наслаждением потянулся. Мышцы спины слегка ныли в том месте, где он повредил их на испытании турнира, уворачиваясь от хвостороги. «Жаль, что магическая медицина не всемогуща», — подумал он.

Гермиона присела на кровать сразу за ним и осторожно прикоснулась к плечу.

— Гарри, ты позволишь?

— Что именно?

— Вот так, — сказала девушка, осторожно поглаживая и разминая ноющие мышцы в нужном месте. Увидев изумление на лице Гарри, она отдернула руки. — Что, неприятно?

— Да нет, — мальчик покраснел. — Просто странно, что ты знаешь…

— Брось, Гарри, я же была тобой, помнишь? Я знаю твое тело как свое.

Парень покраснел еще больше. Об этой возможности Оборотного зелья он как-то не думал, и поспешил перевести разговор:

— Что тебе говорил Снейп, Гермиона?

Настал черед девушки краснеть.

— Ну… он спрашивал, как я к тебе отношусь, и уверена ли я в том, что делаю, помогая тебе.

— И что ты ему ответила? — поинтересовался Гарри как можно небрежнее.

— Что уверена, и что ты — мой самый близкий друг.

Гарри обрадовался, что Гермиона не может видеть его лица.

— А еще?

— Он стал уточнять, только ли друг, и все такое, так что я рассердилась, и сказала, что это не его дело. А потом перевела тему, пока он не снял баллы. Поинтересовалась его исследованиями насчет Арки.

Парень подавил вздох разочарования. Ну почему ей было не выразиться более определенно в ответе на вопрос Снейпа? Однако, задать тот же вопрос самому не хватало смелости.

— И что он сказал про Арку?

— Что пока ни в чем не уверен и ищет нужную информацию, — с облегчением отрапортовала девушка. Ее, похоже, тоже здорово смутил этот разговор.

* * *

После отбоя Гарри накинул мантию и поспешил в Выручай-комнату, оставив соседей по спальне в недоумении. Впрочем, он был уверен, что никто не сдаст его учителям — не первый раз друзья замечали его отлучки в запрещенное время.

Снейп уже был на месте.

— Прежде, чем мы начнем, нужно, чтобы ты уяснил себе одну вещь: я считаю, что темная магия опасна намерением, как и любая другая. Если ты вознамеришься убить человека, лично мне будет абсолютно все равно, каким заклинанием или предметом ты это сделаешь — ты все равно станешь убийцей. Для того, чтобы использовать магию — любую магию, ты очень хорошо должен понимать, для чего ты совершаешь то или иное действие. Это понятно?

— Понятно, сэр.

— Тогда приступим?

— Вы покажете мне для начала что-то… относительно безобидное?

— Вот уж нет, мы начнем с Непростительных.

— Что? Но зачем? Я не готов…

— Во-первых, чтобы сразу показать весь ужас Темной магии на конкретных примерах. Во-вторых, ты уже пытался применить Непростительное и я хочу, чтобы в следующий раз у тебя был шанс сделать это правильно. Ну и наконец, если ты не готов, можешь быть свободен. Я уделяю свое личное время вовсе не для успокоения твоей хрупкой нервной системы, Поттер!

— Хорошо, сэр, я смогу. Только… на ком мы будем тренироваться? Крауч, когда он притворялся Хмури, показывал нам действие Непростительных на увеличенных пауках…

Снейп только хмыкнул и молча вывалил на стол кучку отслуживших свой срок перьев для письма.

— Пауки, Поттер, не у многих вызывают сочувствие, им легко причинить боль, особенно не слыша их реакции. Нет уж, нам нужен кто-то, умеющий издавать звуки. Кого там у гриффиндорцев принято жалеть — котят, щенят?

Гарри замутило от жестокого цинизма Снейпа. Неужели учитель хочет, чтобы он причинял боль милым невинным существам? Беллатрикс, по крайней мере, была отнюдь не невинна. А котята…

Профессор посмотрел на позеленевшее лицо ученика и со вздохом трансфигурировал три пера в трех белых лабораторных мышей.

— Пока пусть будет так. К мышам ты, надеюсь, слабости не испытываешь?

Гарри поспешно закивал головой: лучше мыши, чем другие зверьки. Может быть, даже удастся представить, что это всего лишь лабораторный эксперимент. Превращают же они мышей в чернильницы на трансфигурации? Гарри подумал, что для мыши стать чернильницей, наверное, ничем не лучше, чем попасть под Империус. В конце концов, это заклинание, в отличие от двух остальных, вполне безобидное — действовавших под его влиянием даже не судят за совершенные по чужой воле действия.

Задумавшись, Гарри не заметил, что пауза затянулась. Вернувшись к реальности он поднял глаза и встретил изучающий взгляд профессора, прочитавшего его размышления.

— Заблуждаетесь, как и большинство, Поттер. Многие недооценивают заклинание Империо, порой даже не понимая, почему оно включено в число Непростительных. До того, как увидят его действие в боевой обстановке. Бывают ситуации, Поттер, когда я предпочел бы получить Круцио или даже Аваду, а не Империо.

— Почему? Ведь Империусу можно же сопротивляться?

— Очень сложно. Зависит от силы, вложенной наложившем заклинание магом, и от мотивации жертвы. Когда на кону жизнь, волшебник может сопротивляться с разным успехом, магглам и животным и того не дано.

— Я успешно сбрасывал Империо.

— Поздравляю, значит, у тебя был достаточно сильный стимул это сделать, а у посылающего заклятие не было причин принуждать вас во что бы то ни стало. Но мы отвлеклись. Эмоцией, порождающей действие Империо, должна быть сильная потребность подчинить существо своей воле. Нечто подобное, в гораздо более слабом варианте, все делают с неживыми предметами, применяя Акцио. Ты желаешь, чтобы предмет подчинился тебе и влетел прямо в руки. Ты намеренно хочешь навязать ему пребывание в конкретном месте — в твоих руках. Вспомни, сколько попыток потребовалось тебе и однокурсникам, чтобы научиться приказывать вещи? Догадаешься сам, почему Акцио не применяется к живым существам?

— У них есть способность самим принимать решения, а у предметов нет?

— Именно. Живые существа обладают волей — даже такие примитивные, как эти мыши. Превратив перо в мышь, я наделил его этой волей. Теперь она может сидеть на месте или бежать, играть с соседкой или искать пищу. Это ее выбор, и она обладает свободой выбирать. Заклятием Империо я эту свободу насильно у нее отбираю. Я трачу на ее порабощение магическую энергию, но тут же получаю ее обратно вследствие подчинения. Если я пошлю заклинание в тебя, и ты немедленно освободишься от него, ты получишь вложенную мной в заклинание магию, а я твою — нет, т.к. ты не подчинился. Ясно?

— Да.

— Тогда для начала небольшая демонстрация возможностей, чтобы ты не относился к заклинанию несерьезно.

Учитель направил палочку на тоненько попискивающих животных и резко, жестко продиктовал.

— Imperio! Откуси себе хвост! Imperio! Падай со стола, забирайся и падай снова. Imperio! Беги в камин и оставайся там!

Гарри замутило, когда мыши незамедлительно начали выполнять приказания, особенно когда последняя добралась до горящего очага. Он отвернулся было, но Снейп схватил его за плечо и развернул лицом к столу:

— Не смей отворачиваться! Ты должен четко знать, к чему приводят твои действия. Если не можешь — лучше не суйся в подобную магию вообще. Тебе напомнить, что это всего лишь старые перья? Что может это заклинание сотворить с человеком, сам сообразишь или подсказать? Фантазия у тебя, Поттер, надеюсь, богатая?

Когда по комнате поплыл отвратительный запах горелого пера, Гарри все-таки вырвало. Однако одну странность он про себя успел отметить. Мышь горела, из последних сил пищала от боли, но при этом она была пером. По-настоящему была. Снейп лениво махнул палочкой в сторону стола, отменяя заклинание, и вот, вместо расплющенного, с разбитой в кровь мордочкой и сломанными лапками зверька, на полу лежало мятое, растрепанное писчее перо. Еще одно, с откусанным кончиком, лежало на столе. Следующее движение палочки очистило воздух в комнате и убрало следы рвоты, и вот уже ничто не напоминало о страшной картине. Гарри долго думал, оценивая свои силы и эмоции. Потом глубоко вздохнул, выстроил в сознании окклюменционный щит и попросил:

— Вы не могли бы создать еще мышей, профессор?

Первая мышка затанцевала с шестой попытки. Вторая спрыгнула со стола с седьмой. Снейп, глядя на это, только покачал головой и закатил глаза. Гарри рассердился на себя: он понял, что хотел сказать учитель. Это было страшно, но необходимо. Третья мышь бросилась на нож после первого же приказа. Гарри не отвел взгляда, глядя, как она корчится на лезвии, умирая. Это сделал он, он сам так захотел, и надо привыкнуть отвечать за последствия. И все равно картина была мерзкой, а мышку было отчаянно жаль. Гарри даже пожалел, что они не начали занятия с Авады, чтобы теперь он мог прекратить страдания животного.

Снейп тем временем подошел поближе.

— Запомни, Поттер: когда ты перестанешь находить это зрелище отвратительным и начнешь им наслаждаться, ты перешагнешь ту черту, которую перешли Темный Лорд и некоторые его последователи. Ты будешь радоваться причиняемой живым существам боли или смерти. И если это случится, Поттер, я сам тебя убью.

Гарри вспомнил Министерство, победный смех безумной женщины: «Я убила Сириуса Блэка», и серьезно кивнул. Такому действительно лучше не существовать.

Снейп вернул пострадавшим мышам их прежнюю форму и на столе снова лежали только растрепанные и изломанные перья. Затем, тяжело вздохнув, профессор продолжил свои объяснения.

— Переходя ко второму Непростительному проклятию, Crucio… Основополагающая эмоция этого заклинания — желание причинить боль. Не ненависть к объекту, а желание увидеть его страдание. Поэтому опытные темные маги могут использовать его и на абсолютно безразличном им объекте. Даже на неживом, хотя, разумеется, неживое ничего не почувствует. Мучитель забирает у жертвы магическую энергию, именно впитывая ее страдание, а не просто по факту наложения заклинания.

— Сэр, а когда вы… ну, тогда, на себя…

— Когда я посылаю заклинание в себя, я, естественно, ничего не теряю и не приобретаю. Моя магия проходит по кругу и возвращается ко мне же, потому что в этом случае я и дающая сторона, и принимающая. И да, это не то заклинание, которым можно шутить или разбрасываться налево и направо. Только тогда, когда ты действительно хочешь причинить боль, или когда тебе это по-настоящему нужно.

— Я понял, сэр.

— Ну как, будешь тренироваться на животных? Учти, тебе надо научиться вызывать в себе нужные эмоции также легко, как и подавлять. В этом и состоит контроль над собственным разумом, без которого сильному магу не обойтись. Так что учись ненавидеть невинных трансфигурированных мышек. Сейчас покажу.

— Ммм… профессор?

— Что?

— А у вас получится крыса с серебряной лапой?

Снейп понял намек, усмехнулся самыми уголками губ, потом все же не сдержался и фыркнул в рукав мантии. Повинуясь движению его палочки, на столе появилась жирная крыса, ее передняя правая лапка знакомо поблескивала. Учитель едва успел прицелиться в заметавшееся в страхе животное, когда…

— На твоем месте я бы не стал учить мальчика такой магии, Северус!

Гарри обернулся. В дверях стоял директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс Альбус Дамблдор.

* * *

— Северус, мы договаривались, кажется, что ты займешься с Гарри ментальными науками, а не темной магией! Я доверял тебе!

— Не льстите мне, Альбус, вы никому не доверяете, иначе бы вас здесь не было.

— Ты ошибаешься, если думаешь, что директор не знает всего, что творится в стенах его школы.

— Даже в этой комнате? Значит, вы всегда знали…

— Пока ты тренировался один, я позволял тебе это. Но притащить сюда ребенка! Учить его такому!

Гарри вздохнул. Этот разговор, с разными вариациями, длился уже не меньше часа, и сводился к одному — сотрут ли ему память о примирении и занятиях со Снейпом, или нет. Мнение самого Гарри, естественно, никто учитывать не собирался.

Войдя в комнату, Альбус Дамблдор не стал терять времени зря. Легким движением руки обезоружил Гарри и бросил одно-единственное заклинание. «Legilimens» — и никакие «успехи» в окклюменции, которые, как казалось Гарри, он делал, не помогли. Спустя пару минут Дамблдор знал все — и о подслушанных разговорах, и о слизеринской хитрости, и о той полной боли ночи в подземельях. С этого момента, собственно, директор и пришел в ярость.

— Северус, что я говорил тебе о насилии по отношении учеников?

Снейп смерил Гарри презрительным взглядом, укоряя за выданную информацию, и тяжело вздохнул.

— Это была моя ошибка, Альбус.

— Ошибка? Применение темномагических заклинаний и ядов теперь называется ошибкой?

Гарри почувствовал, что надо вмешаться.

— Профессор Дамблдор, но я же сам позволил…

— Гарри, мальчик мой, ты не понимаешь, насколько могут повредить такие вещи и тебе, и Северусу…

— Не понимаю, потому что вы не объяснили!

— Тебе и не надо такого знать! Гарри, не вмешивайся в наш разговор. Ты ни в чем не виноват, мальчик. Это я, видимо, ошибался, когда был уверен, что педагоги в моей школе…

— Альбус, я признаю, что не имел права так поступать. Я не буду оправдываться — что сделано, то сделано, и я готов за это ответить…

Дамблдор устало махнул рукой.

— Ладно, пусть тебе наплевать на мои запреты и свою судьбу. Но ты утверждаешь, что Гарри тебе дорог! Только подумай, что ты сейчас с ним делаешь! Мальчик должен победить любовью, а ты будишь в нем ненависть.

— Если любовь, Альбус, настолько всепобеждающа, как вы считаете, то почему моя любовь не спасла Лили? Не было ничего, чего я не отдал бы или не сделал бы для ее спасения. Вы знаете это, так ответьте: как еще мне надо было ее любить?

— Я сочувствую твоей потере, Северус, но сейчас мы говорим не о Лили. Не надо давить на эмоции. Ты действовал за моей спиной, обучая мальчика даже не боевой — темной магии!

— Для меня, директор, это все еще разговор о ней. Вы дали мне причину, чтобы жить дальше, вы заставили меня охранять жизнь мальчика ради ее памяти и ее жертвы. Я темный маг, я предавал, лгал и убивал. Но для нее, Альбус, для того, что от нее осталось, я готов перевернуть мир. Вы понимаете, что такое, когда какое-то чувство владеет тобой целиком, не отпуская ни на секунду, определяя все твои поступки? Можете назвать это любовью, одержимостью или болезнью, но, Бог Свидетель, во мне нет и никогда не было ничего хорошего, кроме этого!

Дамблдор с сомнением покачал головой, не соглашаясь.

— Ты болен, Северус, ты действительно болен этой любовью. Столько людей гибнет в этой войне, а когда у нас появляется шанс на победу, ты хочешь лишить нас его! Я думал, Гарри поймет, что одна жизнь по сравнению с тысячами не так существенна… А ты…

— Если бы я не понимал этого, Альбус, я схватил бы пацана в охапку и аппарировал с ним на другой конец света в тот же день, когда вы сказали мне о своих планах на него. Но я всего лишь ищу другой путь, даю ему возможность защититься и попытаться выжить! Право, большей лояльности вы вряд ли могли от меня ожидать!

— Северус, мне напомнить тебе о клятве?!

Снейп опустил голову и надолго задумался. Потом сказал, будто нехотя, выдавливая каждое слово:

— Когда она умерла, вы сказали мне, что причина в том, что и я, и Поттеры доверились не тому человеку. Но это были вы — тот, кому мы доверяли и от кого ждали защиты. Вам мы отдали все способности и умения, вашим приказам подчинялись, и от вас ждали защиты.

Вы же не думали, что я наступлю на эти грабли дважды?

Мне кажется, или Вы действительно забыли, что я обещал вам? Я не переходил на пресловутую «сторону Света», я не ставил своей целью победу в этой войне. Я не обещал верности лично вам. Все, на что я согласился — охранять ее сына и помочь ему выжить. Я слушался вас до тех пор, пока планы не противоречили этому. Но теперь, когда вы заявили мне, что растили его на смерть…

— Тише, не при…

— Разумеется, я показал ему наш разговор, Альбус, на следующий же день! Вы действительно не считаете Гарри человеком, если не даете ему выбора?

Дамблдор расстроено поджал губы.

— Мне следовало довериться Минерве, а не тебе. Она передала бы это Гарри вовремя, когда он был бы готов к таким новостям.

Снейп устало потер лоб.

— Альбус, вы должны умереть сегодня.

Дамблдор мгновенно посуровел и будто невзначай поменял позицию, держа собеседника под прицелом.

— Ты угрожаешь мне, мальчишка?

— Нет, я обещаю вам, что это поможет победить Темного Лорда.

— Что???

— Если вы умрете, Лорд начнет наступление на Хогвартс, только ваше присутствие останавливает его от этого. Мы будем готовы и сдадим Хогвартс без боя, жертв не будет. Войдя в замок, Лорд поспешит в директорский кабинет, но сегодняшнее расположение Марса относительно Юпитера ясно говорит мне, что на пятой винтовой лестнице он поскользнется и свернет себе шею.

— Северус, у тебя неуместный юмор. При таком раскладе моя смерть вообще ни при чем.

— Однако вы скармливаете точно такую же сказку мальчику, в уверенности, что его смерть как раз ключевой момент. Вы считаете, вы сами «готовы к таким новостям»? К этому вообще можно быть готовым?

— Я приношу нашему делу больше пользы живым, чем мертвым. Но не сомневайся, если бы моей смертью можно было решить эту проблему…

— Если бы это было так, Альбус, и вы знали бы об этом, вы все равно искали бы другие варианты, пытаясь обмануть судьбу. Инстинкт самосохранения — это естественно и нормально. Я не понимаю, почему вы отказываете мальчику в праве бороться, оставив такую возможность себе. Может, нам все-таки стоит попробовать вариант с лестницей? Вдруг получится?

— Северус, ты переходишь границы! Я не против альтернативных вариантов, но не твоими методами! Если ты повредишь душу мальчика так, как повредил свою… Неужели ты ничему не научился на горьком опыте?

— Научился. Тому, что, защищая самое дорогое, нельзя верить ничьим обещаниям.

В голосе Снейпа теперь слышался вызов.

— Хватит! Это бессмысленный спор. Давай решим, что делать с мальчиком, а тебя я предупреждаю последний раз: не пытайся идти против меня. Не ломай мои планы, не пытайся строить свои. Ты проиграешь, Северус!

Снейп как-то быстро сник.

— Хотя бы не стирайте мальчишке память — это уничтожит его начальные знания окклюменции.

— Хорошо. Но ты, Северус, отныне будешь учить его только зельям и ничему больше. Никаких заговоров, никаких тренировок, никаких разговоров наедине, никаких посторонних контактов вне уроков зельеварения. Гарри, не смей задерживаться в кабинете дольше положенного. Северус, не назначай ему отработок у себя. Дел вы и так уже наворотили, хватит!

— Но, профессор Дамблдор, я думаю…

— Ты, Гарри, еще ребенок, и не понимаешь, куда лезешь. А вот Северус — взрослый, и несет за тебя ответственность. И, кроме прочего, прекрасно знает, насколько опасна Темная магия! Тебе совсем нельзя прикасаться к тьме, Гарри, иначе тебе не победить. И до недавнего времени у меня получалось изолировать тебя от этой стороны магии!

— Альбус, позвольте, хотя бы…

— Не позволю. Северус, больше предупреждений не будет: увижу вас вместе — пойдешь в Азкабан. Поверь, я сумею это устроить.

— Вам уже не нужен шпион у Темного Лорда?

— Мне не нужен шпион, который не выполняет мои приказы или зельевар, которому я не могу доверять. На этот случай у меня есть запасной план. Одна ошибка — и пойдешь к дементорам на пожизненное. Это мое последнее слово, Северус!

Лицо Снейпа перекосилось, на нем отразился страх. Гарри уже видел подобное в воспоминаниях, но все равно удивился, что эмоции настолько явно читаются на лице учителя. Он не ожидал проявления слабости, не от этого человека! В момент, когда Снейп заговорил, Гарри понял, что снова остался без наставника. Под такой угрозой Снейп рисковать не будет.

— Вы хорошо запомнили, чего я боюсь, да, директор? Что ж, видимо, настал мой черед отступить. Я сдаюсь.

— Обещаешь?

— Приходится.

— Позволишь удостовериться? — Дамблдор выглядел довольным.

Снейп обреченно поднял взгляд:

— Проверяйте.

Так вот как выглядит легилименция со стороны! Парный танец взглядов, тонкая, почти ощутимая нить, связавшая мысли, предельная концентрация на лице одного, страдание, граничащее с ужасом, на лице другого. Нечто, видимое только им двоим, знание, отнимаемое силой, напор, перед которым бесполезно сопротивление. Не кошка, играющая с мышью, как ему казалось раньше, нет — удав и кролик, уверенная настойчивость и обреченное подчинение. Гарри наблюдал за действом, почти не дыша. Пусть Снейп согласится! Пожалуйста, пусть согласится, хотя бы притворно! Он и так уже сделал для него все, что мог. Никто не посмел бы ожидать большего.

Дамблдор долго всматривался в черные глаза, потом удовлетворенно кивнул.

— Отлично. Не пытайся передумать. Со своей стороны, я позволю Гарри сохранить ту информацию, которой он уже владеет. Я надеюсь, мальчик понимает, как она опасна.

— Я понимаю, директор, — произнес Гарри сквозь сжатые зубы, пытаясь сдержать гнев и неуместные слезы. — Я буду использовать ее разумно. Как мантию-невидимку, помните?

Альбус Дамблдор усмехнулся воспоминанию о своей записке и поразительно легко вошел в роль рассеянного доброго старика:

— Конечно, помню, мальчик мой, хотя ты и используешь ее в основном для шалостей. Но таков твой возраст, Гарри. Время забавных шуток и беззаботного детства…

С этими словами директор покинул комнату, уведя с собой Снейпа, а Гарри только и оставалось, что молча разинуть рот, не в состоянии вымолвить ни слова от такой наглости. Наконец, и он вышел и поплелся в башню Гриффиндора, растерянный и разочарованный.

Мальчик и не заметил, как всеми забытая в пылу ссоры трансфигурированная крыса серой тенью выскользнула за дверь и, ведомая древним крысиным инстинктом, устремилась вниз, в подземелья.

* * *

— Это не может быть правдой, Гарри!

— Именно так, Гермиона. Директор настоял, и Снейп согласился — а что ему оставалось?

— Может быть, он притворялся? В конце концов, он же шпион, мастер двойной игры!

В сердце Гарри поселилась надежда. С трудом дождавшись следующей ночи, он выскользнул из-под одеяла и, накинув мантию-невидимку, поспешил в подземелья. Он был уверен, что ни один человек, ни одна картина, ни один призрак не заметили его перемещений. Он трижды проверил, не следит ли за ним кто-нибудь. Он прошел в подземелья окольным путем. Тихо-тихо постучал в комнаты преподавателя, уверенный, что тот ждет, что услышит. Внутри послышались шаги, затем стихли. Ему не открыли. Он даже позвал шепотом — «профессор?», но не получил ответа. Пришлось вернуться в гриффидорскую спальню, не добившись желаемого.

Весь следующий день Снейп намеренно избегал встречаться с Поттером даже взглядом. Гарри даже казалось — слишком демонстративно, чтобы укорить Дамблдора за его отповедь. Парень никак не мог поверить: неужели, и правда, все? Все его обучение кончилось, толком не начавшись, и даже окклюменцией ему не заняться иначе, чем с Гермионой? Должен же быть у Снейпа какой-то план, обязательно должен! Но тот все время отводил глаза, не позволял Гарри «поймать» его в коридоре для разговора или передать записку, не удостаивал и фразой. Сначала юноше казалось, что это видимость, для директора, но позже он припомнил, чем грозил Дамблдор. Если худшее, что случится с Гарри — Обливиэйт, то Снейпа ждет… вспомнился разговор в комнатах преподавателя: «Невыносимо, Гарри. Там невыносимо». Припомнилось выражение лица Снейпа при упоминании об Азкабане. Помощи ждать бесполезно. Снейп не будет рисковать… этим.

* * *

Вечером, лежа в кровати, Гарри вспоминал сегодняшний разговор с Малфоем, и думал, что же сделал не так. Увы, Снейпа, чтобы подсказать правильный курс, больше не было рядом. Решение пришлось принять самому.

Малфой, на удивление, действительно ждал один и без палочки.

— Поттер.

— Малфой. Что тебе нужно?

— Я хочу заключить сделку, Поттер. Но предпочел бы, чтобы никто об этом не знал. И особенно, мой факультет.

— Почему?

Вместо ответа юноша засучил левый рукав. Гарри почти не удивился, увидев Черную метку.

— Ну и? На факультете не одобрят?

— Плевал я на факультет. Поттер, ты не понимаешь, как я вляпался.

— Не надо было принимать метку.

— Ты действительно считаешь, что нас кто-то спрашивал? Другого выхода просто не было. Только поэтому я иду на эту сделку. Пытаюсь создать себе… альтернативный выход.

— И что тебе нужно?

— Безопасность в случае твоей победы. Я готов обсудить цену.

— Для тебя или для всей семьи?

— Для меня. Я понимаю, что отца мне уже не вытащить, а мама, спасибо тетке Белле, во всем этом не замешана.

— То есть, ты хочешь, чтобы я пообещал, что Пожирателя Смерти не будут судить? Очнись, Малфой, ты уже ввязался в эту войну и сделал выбор! Чем ты надеешься оправдаться?

— Поэтому я и пришел к тебе сейчас, а не после победы, чьей бы она ни была. Я мог бы… доставать сведения или… помочь в какой-нибудь диверсии, если буду точно уверен, что на меня не падут подозрения. Что до выбора — это был не мой выбор. Я просто не хотел умереть. Или смотреть, как умирает моя семья. Мне плевать, кто победит в итоге. Я хотел бы навсегда забыть об этой войне.

— Каким ты был трусом, таким и остался.

— Просто… ты не понимаешь, чем я рискую, предлагая тебе такое… Тебе еще кажется, что это приключение, а не война.

— Ошибаешься.

— Иначе ты имел бы планы, в которые отлично вписалось бы мое… сотрудничество.

Гарри задумался. Что может включать в себя это предложение? Образ запуганного мальчишки, которого силой и шантажом заставили вступить в ряды террористической организации, уж очень не вязался с образом Малфоя-младшего. Что это — провокация, ловушка, попытка внедриться во вражескую организацию? Не с кем было посоветоваться, да и не мог Гарри проверить Малфоя на чем-то конкретном — планами Ордена феникса явно распоряжался не он, но врагу об этом знать не обязательно. Наконец он поднял глаза на малфоя, безуспешно пытаясь по выражению лица оценить его искренность.

— Ты пришел со своим предложением не к Дамбдлору, а ко мне. Почему?

— Ну это же ты, Потти, надежда и избавитель магического мира?

— Нет, не поэтому… Дай подумать. Может, ты рассчитывал, что я потребую меньше, чем директор? Или что меня легче провести? Как бы то ни было, сейчас я не заинтересован в твоем предложении. Мне ничего не нужно от тебя… Пока не нужно.

— Ты еще пожалеешь, что не согласился, Поттер!

— Вряд ли. И очень не советую тебе идти с этим к Дамблдору. Будет только хуже.

С самого утра, перед завтраком, Гермиона ждала Гарри в гостиной.

— Ну, ты ходил к Снейпу? И что?

— И все. Снейп больше не будет со мной заниматься, а к Дамблдору я сам не пойду. Мое обучение кончилось, толком не начавшись. Как теперь мне исполнить пророчество — понятия не имею.

— Пророчество — на то и пророчество, чтобы исполняться само, независимо от обстоятельств. И потом, мы все еще можем заниматься вместе.

— Да, но это, без нужных книг и наставника, гораздо труднее и займет больше времени.

— Вспомни обо всем остальном. Ты обещал ребятам возобновить занятия Армии Дамблдора, на дворе уже начало декабря, а еще ни одной встречи не было!

— Не хочу даже слышать ни о чем, связанном с Дамблдором.

— Мало ли, чего ты не хочешь. Гарри, ребята ждут, они верят и тебе, и директору, надеются научиться чему-то полезному. Они могут тебе помочь, стать не армией не Дамблдора, а твоей. Не думаешь же ты, что сможешь справиться со всем в одиночку?

— Я не знаю, Гермиона. Правда, не знаю. Решиться сейчас учить их — значит, вовлечь в войну. И если кто-то из них пострадает, это будет на моей совести.

— Думаешь, лучше будет, если война сама найдет их, и они даже не смогут защититься? Как… — она не договорила, но Гарри понял ее фразу однозначно. Как Сириус. Гарри было над чем поразмыслить.

* * *

— Рон, ты не передашь мне соль?

Обычная просьба Гермионы, прозвучавшая за завтраком в Большом зале, вызвала странную реакцию Рональда Уизли. Вместо ответа он вскочил из-за стола, наскоро вытирая руки салфеткой, подхватил сумку и убежал из зала.

Гарри и Гермиона, чувствуя себя объектом внимания гриффиндорского стола, быстро дожевали и поспешили за ним. Догнать друга они смогли только у класса трансфигурации.

— Рон, что случилось? — Гермиона попыталась взять друга за руку, но тот отошел на пару шагов и, прищурившись, скептически смотрел на них.

— Со мной? Нет уж, что случилось с вами, ребята? Гарри, Гермиона, мы же всегда были друзьями! А теперь вы что-то скрываете от меня, уходите, ничего не говоря, ночами, вечно шепчетесь вдвоем, будто я вам не нужен. А после этого как ни в чем не бывало обращаетесь, когда вам что-то нужно! Вы уж определитесь, друзья вы мне или нет? Я устал угадывать.

— Друзья, Рон, конечно, друзья. Мне жаль, если мы тебя расстроили, ноу нас и в планах не было скрывать что-то важное, — уже произнося эти слова, Гарри понял, что попался.

— Не было в планах, говоришь? Ну хорошо, тогда скажи, куда ты ходил вчера ночью в своей мантии? Или ты думаешь, я все проспал и не заметил?

Гарри замялся. Происходившее между ним и Снейпом касалось только их двоих, и даже Гермионе он не рассказывал о том, что видел в воспоминаниях учителя. Если ее не пришлось долго убеждать в том, что Снейп искренне хочет помочь, то Рон всегда придерживался противоположного мнения. От родителей он воспринял безграничное доверие к Дамблдору и не одобрил Сейчас же все это было в прошлом и уже не имело значения — занятия со Снейпом прекратились, никакой помощи от него, очевидно, больше не будет.

— Рон, послушай! Я прошу прощения за то, что скрывался от тебя, но я, правда, поклялся ничего не говорить. Мы не можем рассказать тебе, но, обещаю, больше мы не будем никуда уходить! Ну или будем делиться с тобой своими планами.

— Точно, Гарри? Таинственных вылазок не будет?

— Не будет, — подтвердил он, и добавил про себя, — а так жаль…

Рон протянул руку:

— Хорошо, Гарри, мир. Я понимаю, дружба должна уметь терпеть. Если для тебя это так важно, я забуду о ваших секретах, хотя сам никогда ничего не скрывал от тебя или Гермионы, ты же знаешь!

— Спасибо, Рон! — Гарри пожал руку друга и похлопал его по плечу. Было очень приятно знать, что кто-то настолько ему доверяет.

* * *

Уроки зельеварения в последние дни стали еще тяжелее, чем раньше. С одной стороны, Снейп перестал цепляться к каждому жесту Гарри и комментировать его неудачи. С другой, он его теперь демонстративно игнорировал. Домашнее задание, казалось, можно было вообще не учить — Снейп упорно не спрашивал Гарри на уроках, не критиковал его зелья, совсем не замечал, и только письменные работы возвращались все же проверенными. Над каждой из них Гарри упорно шептал «Revelio», надеясь, что там может содержаться тайное послание, какое-нибудь указание, план действий, но свитки оставались свитками с домашней работой — ничего более.

Гарри совсем было расслабился, когда две недели спустя на практикуме по зельеварению что-то кольнуло его левую руку. Он едва не ойкнул вслух, схватившись за предплечье, но вовремя сдержался, не желая давать повод для насмешек. Он как раз отмерял шесть гран толченых жучиных глазок, когда руку кольнуло снова, в том же месте. Порошок просыпался на стол.

— Мистер Поттер, будьте добры не расходовать ценные ингредиенты попусту!

Обычное замечание учителя заставило отвыкшего от такого внимания Гарри вздрогнуть. Снейп, наконец, к нему обратился! Он поднял глаза на учителя и увидел, как тот, оглядывая класс со своего места, размеренно постукивает по столу кончиком пера — машинальный жест задумавшегося человека. Точнее, был бы машинальным, если бы от него по левой руке мальчика не расходились волны боли, несильные, но острые, похожие на булавочные уколы.

Как только Снейп убедился, что ему удалось привлечь внимание ученика, он подтянул к себе пергамент и начал что-то писать. Гарри стоило огромных усилий не скривиться от боли — руку теперь резало по живому. Вспомнилось, как Гермиона расхваливала преимущества «пера мгновенной связи». Нет уж, Гарри определенно не был в восторге от этого изобретения! Сжав зубы, от отмерил и всыпал жучиные глаза, но дальше работать был не в состоянии. По счастью, зелью теперь требовалось настаиваться с течении десяти минут, и мальчик, изобразив скучающую физиономию, плюхнулся на стул, незаметно опустив руку под парту.

Резь на руке закончилась, Снейп отложил перо в сторону и углубился в чтение чьей-то работы, исподтишка окидывая класс в целом и Гарри в особенности внимательным взглядом. Убедившись, что никто из слизеринцев не смотрит в его сторону, Гарри осторожно поднял рукав. «Полночь. Здесь. Оба невидимы». Мальчик порадовался умению зельевара кратко выражать мысли, но руку все же ощутимо саднило. В этот момент он поймал взгляд учителя, обращенный на него, нарочито медленно повернулся в сторону Гермионы и коротко кивнул. Тут же рука вспыхнула болью, едва не заставив его заскрипеть зубами. Он перевел взгляд на стол преподавателя: Снейп короткими горизонтальными линиями старательно зачеркивал написанное. Гарри почти истерически рассмеялся сквозь боль: учитель остался прежним.

* * *

Стоило Гарри и Гермионе, закутавшись в мантию-невидимку, приблизиться к классу зельеварения, как дверь неслышно отворилась. Они скользнули внутрь, не забыв проверить по карте, что в коридоре и классе нет непрошеных слушателей, а директор отдыхает в своих покоях. Снейп не поставил даже Заглушающих чар. Гарри обернулся было к двери, чтобы сделать это самому, но учитель остановил его:

— Никаких заклинаний, Поттер. Если ты вдруг пропустил мимо ушей — директор чувствует, кто и где в замке применяет магию. Если я, находясь здесь в одиночестве, поставлю «заглушку», это будет странно. А уж если это сделаешь здесь ты…

— Зачем же вы тогда позвали нас, если мы не можем тренироваться?

— Чтобы отдать вот это, — Снейп протянул Гарри красно-золотое сувенирное перо, вроде тех, что покупали в Хогсмиде гриффиндорцы, желающие подчеркнуть принадлежность к факультету. Перо было обернуто узкой полоской пергамента. — Если, конечно, ты его возьмешь.

Гарри тупо смотрел на сувенирное перо, не понимая, зачем оно ему. Тем временем, Гермиона, раздраженно вздохнув, забрала странный подарок.

— Куда перенесет нас портал, сэр?

— В дом к тому, кто, надеюсь, нам поможет.

Гарри мысленно обругал себя за тупость. Некто, кто поможет… С некоторых пор он опасался неизвестных «помощников».

— И кто этот человек? — Пристально глядя на Снейпа, Гарри попытался уловить ответ в его мыслях.

Снейп только поморщился.

— Кто тебе сказал, Поттер, что это вообще человек? И почему ты больше не доверяешь мне — боишься?

— Нет, сэр, я не… я просто…

— Тогда в субботу в Хогсмиде, в полдень активируете портал. Пароль запомнить, запись уничтожить. Я буду ждать вас на месте. И придумайте заранее, что будете рассказывать по возвращении. И еще… мисс Грейнджер, вы не обязаны в это ввязываться.

— Вы запрещаете мне, профессор?

— Нет, выбор за вами, но мне хотелось бы, чтобы вы хорошо понимали, чем рискуете. В случае, если мы попадемся, своего «Золотого мальчика» Дамблдор в любом случае не исключит из школы, не накажет серьезно, даже память вряд ли будет корректировать. А вот вы на такие привилегии едва ли можете рассчитывать.

— Но, профессор Снейп! Я… я же не могу оставить Гарри. Мы всегда были вместе, с первого курса. Это и моя проблема тоже, я ведь его друг!

— Только друг, мисс Грейнджер?

Гермиона вспыхнула, собираясь ответить, что это не его дело, а Гарри достал палочку и сделал шаг вперед. Его все больше бесило, что Снейп смеет лезть в их личную жизнь. Учитель окинул их холодным взглядом:

— Так, зря я пустил это на самотек. Меня не волнуют подробности ваших отношений, но разберитесь в них сами, пожалуйста. У нас нет времени на подростковые комплексы и неловкую первую влюбленность. Это так банально, что я устал ждать, когда вы это признаете. Когда люди любят друг друга, между ними возникает связь, которую отлично видят маги. Тем более четко видят, если связь двусторонняя, — Снейп взмахнул палочкой. — Adfectus Revelio!

Пространство комнаты расцветили многочисленные светящиеся разноцветные нити. Одни из них были тонкими, полупрозрачными, золотистыми, их было больше всего. Другие были толще и плотнее, самых разных цветов. Гарри и Гермиона с одинаковым смущением уставились на соединяющую их толстую нить. Она светилась ярко-алым и была свита из двух толстых жил. Столь же яркая красная нить уходила от головы зельевара куда-то вверх. Вокруг Гарри было много оранжевых нитей разной интенсивности, у Гермионы две синих нити тянулись куда-то за пределы комнаты, а нити, опутывавшие Снейпа, по большей части были черными или темно-коричневыми. Среди этого темного клубка, кроме верхней красной, была только одна яркая нить — голубая, и тянулась она прямиком к Поттеру. Более того, в ответ к ней тянулась тоненькая, но плотная синяя жилка. Снейп уставился на это явление с явным удивлением, но ничего не сказал и снял заклинание.

— Я полагаю, вам нужно объясниться, — недрогнувшим голосом бросил он, подталкивая их к двери.

* * *

Возвращаясь в факультетскую спальню, оба молчали. Да и что тут скажешь, когда все твои чувства вот так, без предупреждения, вывернули напоказ? Да еще и сказали, что все взрослые маги в курсе твоих привязанностей! Гарри тяжело вздохнул. Чем-чем, а тактичностью Снейп явно не отличался. И как теперь прикажете начать разговор?

Наконец, Гермиона не выдержала:

— Ты все-таки к нему пойдешь?

— Да. А ты?

— Я тоже. Каким бы он ни был человеком, он, кажется, все еще пытается тебе помочь.

Гарри кивнул в знак согласия. Говорить по-прежнему было неловко. К счастью, они уже пришли.

Осторожно пробираясь в темную гостиную, освещенную только остывающими в камине углями, Гарри подал Гермионе руку, помогая перешагнуть порог. К несчастью, мантия-невидимка запуталась между их ногами, зацепилась за портрет и потянула их назад. Девушка, в тот же момент шагнувшая вперед, практически упала на него. Гарри удержал ее от падения, приобняв за плечи, и вдруг осознал: Гермиона стоит в его объятиях и не пытается высвободится, хотя давно востановила равновесие, а мантия-невидимка окончательно сползла с них обоих. Ему захотелось продлить этот момент. Он крепче обнял ее, скрестив руки спереди, и потерся носом о ее шею. Получилось смешно, но Гермиона не рассмеялась, а склонила голову и прижалась щекой к тыльной стороне его ладони. Слов не требовалось.

Внезапно прямо в глаза ударил луч света из чьей-то палочки. Гарри моментально расцепил руки и инстинктивно шагнул вперед, заслоняя подругу от неведомой опасности. Он уже выхватил свою палочку, когда понял, что это только Рон. Друг, однако, почти кричал, лишь едва сдерживая голос, отчего получалось громкое шипение:

— Значит, так, да? Не будете больше никуда ходить, говорите? Что ж, мне теперь понятно, чего стоили наша дружба и ваши обещания! Хотите обжиматься ночами — пожалуйста, но почему нельзя было об этом сказать? Мы с Лавандой хотя бы не скрываемся!

Рон погасил палочку и пошел в спальню, не оглядываясь.

— Мы поговорим с ним утром, — шепнула Гермиона, отправляясь к себе.

Тем не менее, Гарри чувствовал себя виноватым. Он нарушил свое обещание, и Рон будет прав, если окончательно перестанет ему верить.

* * *

Все оказалось еще хуже, чем мог представить себе Гарри. Рон злился, но его порядочность не позволяла ему объявить во всеуслышание, почему он зол на своих лучших друзей. Однако его демонстративное игнорирование Гарри и Гермионы не могли не заметить окружающие. Уже к вечеру весь факультет разделился на две неравные группы. Меньшая из них, состоявшая из наименее уважаемых Гарри гриффиндорцев, поддерживала Рона, хотя тот никак не отвечал на их выражения сочувствия. Гарри даже казалось, что они окружают Рона просто чтобы раньше остальных узнать новую сплетню про ссору Мальчика-Который-Выжил с лучшим другом. Но остальные, львиная доля львиного факультета, поддерживали Поттера, то в открытую заявляя, что Уизли им никогда не нравился, то пытаясь, каждый на свой лад, подбодрить Гарри. Благодаря их усилиям парень чувствовал себя совсем плохо. Ведь это он был виноват перед Роном, а эти… доброжелатели пытаются свалить всю вину на рыжего. В конце концов, ему это надоело.

— Замолчите все! — закричал он в гостиной факультета. — Наши с Роном отношения — только наше дело!

Он хотел было остановиться, но увидел, что все внимание обращено к нему, и рискнул произнести еще одну фразу, надеясь, что Рон поймет:

— И я хочу сказать всем: Рон по-прежнему мой лучший друг и мне совершенно не за что на него сердиться.

Рон в своем углу пробурчал, обращаясь в пространство:

— С такими друзьями и врагов не надо, ага, — и на этом их небольшой диалог завершился.

Факультет, к ужасу Гарри, окончательно решил, что прав Поттер, который, к тому же, простил друга, а «этот Уизли напрасно дуется». Совесть грызла Гарри, но поговорить с Роном наедине он так и не смог.

* * *

Портал перенес их на грязную улицу с покосившимися заборами и погнутыми, разбитыми фонарями. Несмотря на разгар дня, а может, именно по этой причине, улица была пуста. Не играли дети, не присматривали за ними, добродушно ворча, старики, не спешили по своим делам прохожие. Впрочем, люди здесь все же жили: две непонятных тени в капюшонах, сторонившиеся освещенных мест, да бедно одетая женщина, возившаяся в огороде и кидавшая на пришельцев подозрительные взгляды. Других свидетельств того, что это место обитаемо, не было.

Гарри казалось, что тишина становится почти угрожающей. Гермиона неосознанно сделала шаг к нему, оказавшись почти вплотную. Она тоже тревожно оглядывалась по сторонам.

— Довольно привлекать внимание, — Снейп возник прямо за их спинами. Пойдемте в дом.

Кособокий деревянный дом за ближайшим забором, когда-то выкрашенный зеленой красной и хваставший резными белыми наличниками, сейчас выглядел жалко. Краска давно облупилась, наличники были изъедены жучком, а большинство стекол, похоже, давно отсутствовало. Входная дверь провисла в петлях. Этот дом никак не походил ни на безопасное убежище, ни на место для тренировок. Если уж на то пошло, дом вообще не вызывал доверия, и Гарри усомнился, что здесь может жить волшебник.

Снейпа, впрочем, это не смутило. Он взялся за ручку и просто открыл дверь, не применив даже аллохоморы, лишь неразборчиво буркнул что-то себе под нос. Не пытаясь скрываться или вести себя тише, он велел Гарри и Гермионе следовать за ним.

— Хватит прятаться, — закричал он кому-то. — Я знаю, что ты здесь, и ты нас слышал. Выходи!

Внутри стоял запах не слишком чистого деревенского дома. Старый пропылившийся диван, настольная лампа с треснувшим абажуром, чуть сыроватые неровные половицы. Гарри с удивлением разглядывал клочьями свисающие со стен прожелтевшие обои, когда на пороге комнаты бесшумно появился… Ремус Люпин.

Он выглядел теперь гораздо хуже, чем в Хогвартсе — исхудавший до предела, с черными кругами под глазами и ввалившимися скулами, он казался живым мертвецом.

— Что с тобой, Ремус? — взвыл Гарри, бросаясь к Люпину. — Ты чем-то болен?

На этом месте он прикусил язык, вспомнив, что Ремус действительно болен — ликантропией. Быть может, болезнь прогрессирует?

— Нет-нет, Гарри, что ты… Все хорошо, я очень рад вас видеть...

— Но ты выглядишь…

— Довольно, Поттер! — перебил его Снейп. — Мы пришли сюда обсуждать не его внешний вид. Выглядит он как нищий оборотень, который ввиду болезненной честности никак не научится воровать или просить милостыню даже для спасения своей блохастой гриффиндорской шкуры. Я предупреждал, кстати, что ты этим кончишь, зверюга.

— Северус, я, пожалуй, изменил свое мнение. Тебя я видеть не рад.

— Даже несмотря на то, что я притащил тебе зелье?

— О, неужели я зачем-то понадобился Альбусу и он расщедрился на…

— Альбус в курсе, но он тут ни при чем. Фенриру со стаей не нашлось занятия на это полнолуние, а трутся они все больше в ставке Темного Лорда — там сытнее. Вот Лорд и приказал сварить для них Аконитовое, чтобы не опасаться нападения. Я просто слегка пересчитал дозировку. Где тридцать порций, там и тридцать одна, верно?

Люпин слегка отшатнулся и чуть поморщился, но Снейп это заметил.

— Что, брезгуешь?

— Как ты можешь так спокойно говорить о…

— Что тебя смущает? То, что это зелье варилось для стаи Сивого или то, что эту порцию я украл?

Люпин чуть отвернулся и сверлил взглядом доски пола. Было видно, как он, напрягшись, борется с собой. Щеки его слегка покраснели, когда он выдавил через силу:

— Ты прав, Северус. Не в моем положении… Я тебе благодарен, — в голосе, впрочем, благодарности не было ни на грош.

— Тогда держи.

Снейп протянул Люпину объемный пакет:

— Кроме зелья там кое-что из еды. Ты нужен мне адекватным и, желательно, сытым.

Ремус покраснел еще сильнее, но пакет взял и, бормоча благодарности, ушел вглубь дома, пообещав вернуться через пять минут.

Гарри все еще пытался отойти от шока, Гермиона погрустнела и закусила губы. Мальчик не выдержал первым:

— Что с ним такое, сэр?

— Знакомьтесь, Поттер, так выглядит нищета.

— Но… директор говорил, что Ремус живет на пособие…

— Какое пособие, Поттер? Для безработных оборотней? Не будьте так наивны! Если вы не удосужились прочесть учебник за третий курс, поясняю: с точки зрения Министерства оборотень является опасной темной тварью, подлежащей отлову и истреблению. Только тридцать лет назад партия защиты прав волшебных существ смогла добиться закона, согласно которому зарегистрированные оборотни могут проживать в пределах отведенных им территорий при условии, что они не несут угрозы обществу. При этом у них нет права работать, иметь гражданство или владеть собственностью, зато есть обязанность принимать Аконитовое зелье ежемесячно и добровольно участвовать в любых исследованиях природы оборотней. В качестве подопытной зверушки, разумеется.

— И… на что же он живет?

— Спросите у него сами, Поттер. Не все же рождаются с фамильным банковским сейфом, — Снейп поморщился.

Гермиона вдруг забеспокоилась:

— Профессор, вы хотите сказать, что мы сейчас находимся в… — она замялась, пытаясь подобрать слово, — спецпоселении оборотней?

— Министерство предпочитает называть это резервацией зараженных ликантропией. Но да, суть вы поняли верно.

— А… То есть, вы уверены, сэр, что здесь безопасно?

— Днем — да, — серьезно отозвался зельевар. — Большинство здешних жителей предпочитает вести ночную жизнь. Сейчас они отсыпаются — за ночь им надо успеть наворовать себе на пропитание и на дозу Аконитового зелья. Министерский зельевар привозит его сюда каждый месяц. К сожалению, продает он его, не делая скидок, а ингредиенты Аконитового весьма дороги… Альтернатива для тех, кто не сможет достать зелье — полнолуние в Азкабане, откуда не так просто вернуться обратно.

— Но… это же геноцид! — Гермиона была возмущена до глубины души. — Оборотни должны бороться за свою свободу, свои права…

Снейп усмехнулся.

— И как вы это себе представляете, мисс? Все магическое население вполне устраивает существующий закон. Добродетельные домохозяйки менее всего хотят видеть по соседству тварь, каждый месяц способную убить или искалечить их ребенка. Впрочем, борцы за права оборотней всегда найдутся. Стая Сивого, например, из таких и собиралась. Они считают, что если смогут заразить ликантропией как можно больше народу, это привлечет на сторону оборотней не только зараженных, но и их близких. Я даже благодарен Темному Лорду за то, что он может хоть как-то их сдерживать.

— Но ведь это же… настоящая война, хоть и скрытая!

— Этой войне уже не первое десятилетие, мисс Грейнджер. Вы ничего не измените.

— И я тому прискорбное свидетельство, — добавил вернувшийся Люпин, присоединяясь к разговору. — Я тоже в свое время стал жертвой этих самых оборотней, борящихся за свою свободу. Но сам я, по понятным причинам, уходить в подполье и заражать других не хочу.

Гарри не знал, что сказать. Ему было стыдно, что он никогда не интересовался, в каких условиях живет Ремус. Гермиона же продолжала расспрашивать Люпина:

— Скажите, а почему дом и забор выглядят такими старыми? Даже не имея денег, с волшебной палочкой можно многое исправить, починить…

— По той же причине, почему дом не защищен от вторжения. Тут, мисс Грейнджер, живут все подряд оборотни, которых определили на эту территорию. К сожалению, чиновнику, осуществлявшему распределение, не было никакого дела до удобства волшебников…

— Вы хотите сказать, что тут есть оборотни-магглы?

— Именно, и их большинство. А на нас действуют те же ограничения, что и на других резидентов магглонаселенных территорий. Вы ведь должны прекрасно знать эти ограничения, верно?

— Д-да, — Гермиона была шокирована. — Да, я знаю, конечно… Но они же оборотни! Разве нельзя их посвятить в тайну существования магического мира?

— Ни в коем случае, мисс Грейнджер. Министерство тщательно следит за этим и регулярно присылает отряды легилиментов и обливиаторов. Представьте себе, что начнется, если все эти магглы узнают, кто виноват в таком их бедственном положении? Оборотней много, но магов из них — единицы, а уж тех, кому повезло закончить Хогвартс, и вовсе по пальцам пересчитать. Однако, если они превратятся в сплоченую армию, вооруженную маггловским и магическим оружием одновременно… — Люпин не договорил, просто покачал головой.

Гермиона порывалась еще что-то спросить, но Снейп прервал ее.

— Если все уже прониклись ситуацией и изошли сочувствием, мы, может быть, вспомним о цели нашего визита?

Гарри показалось, что Снейп будто специально перешел на язвительный тон, желая выставить напоказ самую худшую свою манеру общения.

Люпин, смущенно помявшись, поднял глаза на Гарри:

— Северус рассказал мне, чему ты хочешь научиться. Я могу дать вам возможность встречаться и заниматься на моей территории. Кое-чему даже могу научить сам. Но ты должен знать, Гарри, что если директор Дамблдор не одобряет твоих занятий в этом направлении, то у него наверняка есть на то веские причины.

— Да-да, давайте потеряем два часа, выслушивая лекцию о святом Дамблдоре, — тут же отозвался зельевар.

Люпин уже набрал в легкие воздух для ответа, но Гарри решил прервать спор в зародыше. Ему было больно это говорить, но он знал, какой аргумент подействует на Люпина лучше всего.

— Дамблдор знает, что Сириуса можно вернуть, но не позволяет это сделать. Этого тебе достаточно, Ремус?

Оборотень поперхнулся несказанным. Взгляд Снейпа принял торжествующее выражение «я же тебе говорил!». Люпин взглянул на него, на Гермиону, потом на Гарри, и тяжело вздохнул.

— Хорошо, Гарри, если ты и впрямь обдумал все риски и решил, чему тебе стоит учиться, а чему нет, то я буду рад помочь. Вы сможете выбраться ко мне в каникулы, после Рождества? А может быть, и в некоторые выходные… Только вам лучше не афишировать в школе, что вы бываете здесь. Уверен, Альбус не хотел бы, чтобы вы двое видели это. И я не хотел бы, но раз уж Северус привел вас сюда…

Гарри покраснел от смущения.

— Ремус, послушай, я мог бы помочь тебе материально… Мне ведь совсем не трудно…

— Пожалуйста, Гарри, никогда больше не заводи этот разговор! Я не настолько нуждаюсь, чтобы брать деньги у ребенка!

— Я взрослый!

— Значит, тем более найдешь, как ими правильно распорядиться! И эта тема закрыта! — Люпин не на шутку рассердился и Гарри оставалось только кивнуть, соглашаясь.

Чтобы отвлечь всех от неприятной темы, Гермиона обратилась ко взрослым магам:

— Как нам лучше добираться сюда? Не думаю, что камин тут подключен к сети…

Снейп кивнул на красно-золотое перо, которое Гермиона все еще держала в руках.

— Этот портал многоразовый, вы сможете попасть сюда и вернуться обратно в любое время. И, мисс Грейнджер, я надеюсь, вы не окажетесь идиоткой и сверитесь с лунным календарем прежде, чем соваться на территорию оборотней.

Гермиона кивнула и бережно спрятала писчее перо в сумочку.

Уходя, Снейп задержался на пороге, и Гарри услышал голос Люпина:

— Северус, надеюсь, ты понимаешь, по какому пути ты его ведешь?

— Будь уверен, зверюга, я не нуждаюсь в напоминании, чем рискую и куда этот путь завел меня самого.

— Я бы и не позволил себе…

— А зря. Твой такт не позволяет тебе говорить правду, когда тебе этого так хочется. Зачем ты себя ограничиваешь?

— А зачем ты при любой возможности варишь мне зелье?

— Мне перестать?

— Нет, конечно. И все же, Северус, ты понимаешь, куда тянешь ее сына? Думаешь, она обрадовалась бы этому?

Снейп тихо рыкнул сквозь зубы.

— Она, зверюга, обрадуется тому, что он жив. А все прочее меня мало волнует.

* * *

— Неисправимый гриффиндорец! — фыркнул Снейп, когда они уже оказались в Хогсмиде. Учитель почему-то не поспешил оставить их немедленно, а вместе с ними зашагал в сторону Хогвартса — должно быть, счел, что это безопасно. — Люпин и в детстве был таким же гордым и тактичным до безобразия: умирать с голоду будет, а вида не подаст! Мне кажется, он у и твоего, Поттер, отца денег не брал. Вам обоим, конечно, этого не понять, но когда имеешь такое детство, надо учиться выживать всеми доступными способами.

Это самое «вам не понять» задело Гарри за живое. Кроме того, подслушав прощальный разговор взрослых, он сейчас чувствовал острую потребность поделиться с учителем чем-то личным. Вздохнув, он обратился к профессору:

— Вы, наверное, думаете, что мое детство было безоблачным… Но, понимаете, все мое детство родственники не любили меня — унижали, игнорировали… и денег у меня вовсе не было. Поэтому я так хочу немного тепла хотя бы сейчас!

— Греться будешь в постели со своей женой, Поттер, — резко оборвал зельевар. — Что же касается детства — я бы советовал тебе заканчивать размазывать сопли по этому поводу.

— Что? — Гарри был ошарашен грубостью, прозвучавшей в ответ на его откровенность. — Да вы… вы ничего не знаете! И представить не можете, каково мне было, рядом с Дадли, которого все любили! Я же не был эгоистом! Всего лишь хотел немного внимания, тепла, ласки…

— Поттер, поверь, я вполне могу представить детство нелюбимого ребенка, — Снейп саркастически усмехнулся, и Гарри залился краской, вспомнив показанные ему воспоминания. — Но дело совершенно не в том, кого больше, а кого меньше любили в детстве. Дело в том, что ты не хочешь оставлять прошлое в прошлом, и зацикливаешься на детских комплексах. Множество людей, как в магическом, так и в маггловском мире, имели несчастливое детство. Но чего-то достичь смогли только те, кто перестал жалеть себя и смог двигаться дальше. Понимаешь, можно всю жизнь оправдываться, мол, как меня недолюбили в детстве, да чему не научили, да откуда у меня эти комплексы… А можно принять то, что ты сейчас таков, и, отталкиваясь от этого, работать над собой.

— Так что, выходит, мне надо Дурслей просто… простить?

— Тебя калечили? Забывали без воды на неделю? Выкидывали в мороз на улицу? Кормили сгнившими объедками? Твоей жизни что-нибудь угрожало?

Гарри задумался. Профессор говорил ужасные вещи, но в новостях по телевизору зачастую приходилось слышать и не о таких зверствах.

— Нет, профессор. Но меня могли, например, закрыть в чулане на несколько дней, выпуская только в туалет и поесть. Там было скучно и совершенно нечего делать.

— Просто так или по какой-то причине?

— Ну… чаще всего, когда что-то происходило из-за меня. Я имею в виду стихийную магию, конечно. Ну, или если я что-то натворил…

Снейп тяжело вздохнул.

— Открою тебе секрет, Поттер. Это называется «наказание». Это такой способ объяснить ребенку, что чего-то делать не следовало.

— Но Дадли же никогда не запирали!

— Мы сейчас говорим не о промахах в воспитании твоего кузена, Поттер. Поверьте, вседозволенность и гиперопека ему еще не раз аукнутся. Что еще?

— Ну, меня рано начали заставлять убираться и готовить… Летом я работал в саду…

— Рад слышать, что твои родственники имеют понятие о трудовом воспитании. Ты предпочел бы остаться неучем, не способным самостоятельно заштопать дырку на штанах и умирающим с голоду рядом с забитым продуктами холодильником?

— Нет, сэр. Но Дадли…

— Да прекрати уже сравнивать себя с жертвой чрезмерной опеки! Вот, спроси мисс Грейнджер, умеет ли она готовить и убираться без магии, и что из этого делает дома на каникулах?

Гарри взглянул на покрасневшую Гермиону. Против обыкновения, она не рвалась отвечать.

— Гермиона?

— Знаешь, Гарри, вообще-то профессор прав. Мои родители очень меня любят, но когда я живу с ними, у меня есть обязанности по дому. Я помню, как года в четыре ужасно гордилась тем, что мне впервые доверили мыть ложки после обеда. А чуть позже — тем, что вставала раньше всех, чтобы выгулять во дворе Дика — нашу собаку. Однажды я проспала, а потом ревела весь день, так мне было стыдно и обидно, что с Диком погулял папа, вместо того, чтобы разбудить меня. Ох, Гарри, на самом деле я очень рада, что ты умеешь готовить, потому что мне это всегда неважно удавалось, — девушка смутилась еще больше. — Зато я очень люблю убираться и отчищать все до блеска. С магией это, конечно, проще, но и без нее так приятно, когда все сверкает чистотой!

— Мисс Грейнджер, семейные обязанности вы с мистером Поттером поделите позже. Сейчас я бы хотел убедиться, что он понял меня правильно.

— Да, сэр, — вклинился Гарри. — Выходит, Дурсли со мной… делали все правильно?

— Возможно, чуть строже, чем следовало, и, несомненно, без явных проявлений любви к нежеланному племяннику, но да, я считаю, твои родственники сделали все, что требовалось от вынужденных опекунов. Ты социализован, грамотен, имеешь начальные трудовые навыки и необходимое образование. Их функции по твоему воспитанию на этом исчерпаны. Остальное зависит от тебя.

— И что мне делать дальше, сэр?

— Не оправдывать себя несчастным детством. Развивать свои сильные стороны. Компенсировать слабые. Выполнять те задачи, что ставит жизнь. Одним словом, — жить, как взрослый человек, каким ты, после всего пережитого и с твоей ответственностью перед обществом и близкими, — зельевар кивнул в сторону Гермионы, — давно должен являться.

Гарри вспомнил Молли Уизли с ее домашними пирогами и рождественскими свитерами.

— Но, например, мама Рона…

— Молли — мать семерых детей, Поттер. Ей сложно принять то, что они вырастают и требуют все меньше и меньше опеки. Также как и сложно смириться с самостоятельностью повзрослевших детей. Если я правильно помню, у нее до сих пор конфликт с Персивалем, чем она прожужжала уши всему Ордену. Вместо того, чтобы уважать решение взрослого человека, она пытается навязать ему свою идеологию и политическую позицию. Распространенная ошибка.

— По-вашему, ей лучше было бы…

— Не возьмусь судить отношения в чужой семье. Я бы и не знал о них, если бы она постоянно не жаловалась на это.

— Но почему вы тогда не скажете ей, чтобы она приняла позицию Перси как мнение взрослого человека?

Снейп пожал плечами:

— Я говорил. Она не пожелала слушать. В конце концов, не навязывать же мне ей свою точку зрения? Каждый должен учиться на своих ошибках, — он почему-то резко погрустнел, и Гарри счел за благо завершить разговор.

— Спасибо, сэр. Я подумаю над вашими словами.