Лишний (джен)

Тем, кто знает путь,

«Курыниксы» / «Моральный кодекс»

Я стою с нацеленной на него палочкой, и чётко осознаю, что это так просто — всего одно движение, и проклятие легко полетит в его сторону. И у него не будет ни малейших шансов ускользнуть.

Я ненавижу его и его семью. Они испортили мне всё. Его отец, осудивший моего, он сам, притесняющий меня с первого дня в Хогвартсе, его брат, помогающий ему в этом. Ненавижу. Всего одно заклинание. Достаточно даже одного слова. Это так просто…

И так сложно. Потому что пути назад уже может не быть. И вместо спасения — наступит конец.

Это не страх. Это выбор. Выбор правильного пути, которого нет, и никогда не будет.

* * *

— Папа, папа, папочка, — шепчу я по ночам, пытаясь уснуть. Изо всех сил надеясь, что однажды, он мне всё-таки приснится. Даже не смея мечтать, что когда-нибудь я смогу его увидеть. Не смогу. И от этого гораздо больней.

Пока не пришло письмо.

* * *

— Отработка на неделю. С мистером Филчем. — профессор МакГонагалл хмурится. — И запомните одну вещь: дуэли в школе запрещены. Ещё одна подобная выходка, и вы вылетите из школы. А пока я вынуждена сообщить о вашем поведении вашей матери. — Она хмурится ещё сильнее. Ну да, что победит — воспоминания о мамином детстве, или осознание того факта, чей я сын? На одно мгновение в её лице что-то меняется. — Пожалуйста, не повторяй его ошибок.

Я киваю. Это похоже на приговор. Это неизбежность. Потому что одну вещь я знаю точно: я не должен повторять его ошибок. Мне говорят это все. Преподаватели. Ученики постарше. Иногда родители других учеников. Не повторяй его ошибок. Только говорится это с разными интонациями и разным смыслом.

«Не повторяй его ошибок, ты, мелкий придурок».

«Не повторяй — иначе закончишь как он».

И это не забота обо мне и моём будущем. Это напоминание о том, кто я есть.

А я и не собираюсь повторять.

Единственное, что меня ещё держит — надежда всё изменить.

* * *

— Ну что, тебя ещё не выгнали? — смеется мне в лицо. — Тебе не долго здесь осталось!

Лишь пожимаю плечами. Отвечать на подначки в факультетской гостиной — себе дороже. Здесь — на его стороне весь факультет. А я — лишний. Я — сын предателя и убийцы, приговорённого к заключению в Азкабане. Я — сын женщины, которая предпочла оставить магическое сообщество, но не предать свою память о нём. Я — волшебник, до одиннадцати лет даже не подозревающий, что являюсь таковым. Студент Хогвартса — каким-то глупым решением шляпы распределённый в Гриффиндор.

Письмо принесла сова. Не очень крупная, необычайно пушистая, настоящая живая сова. Однажды утром она просто постучалась в кухонное окно. Дедушка пролил на себя кофе, бабушка уронила на пол сахарницу, а мама напряжённо замерла.

Я не знал, что такое Хогвартс. А вот домашние, кажется, знали...

* * *

— Великолепно, просто великолепно, — Слагхорн заглянул в мой котёл, зелье в котором давно уже приобрело нужный оттенок. — Великолепно, — повторил он. — Похоже, вы унаследовали таланты вашей матери, и, несомненно, талант вашего отц... — он резко прервал фразу и испуганно заозирался по сторонам. — Двадцать баллов с Гриффиндора за беспорядок на вашем рабочем месте, — неожиданно рявкнул он.

— Придурок, — громко прошептал кто-то с последних парт. Но я знал, что этот эпитет адресован вовсе не вспышке Слагхорна. Он адресован мне.

* * *

— Знаешь что, — заявили мне вечером в гостиной несколько старшекурсников, — ты уже достал всех. Из-за тебя три года мы постоянно теряем баллы. И очень даже большое количество баллов.

— Ну и что, — фыркнул я, — Гриффиндор всё равно выигрывает кубок школы. — Ещё бы, он не выигрывал, ведь здесь учатся дети Министра магии.

— А не имеет значения. Баллы теряешь ты. Да, и Слагхорн абсолютно прав — ты действительно унаследовал таланты своего папочки — талант влипать в неприятности и всеобщую ненависть. И однажды, ты закончишь также плачевно, как он.

* * *

— Понимаешь, — рассказывала мне в тот день мама, — некоторые дети получают письмо с приглашением в волшебную школу. Там их учат магии, потому что они — волшебники.

— И твой отец тоже учился в Хогвартсе, — решительно произнесла мама. — Хотя я до последнего надеялась, что тебе письмо не придёт.

Про Войну говорили всё время. На истории магии освещались основные события, на защите и чарах — приводили примеры использованных заклинаний. Преподаватели рассказывали какие-то истории, студенты обсуждали в гостиных, в Большом зале, на тренировках — везде, где можно было с кем-нибудь поговорить. В «Ежедневном пророке» печатали обширные материалы, посвящённые министру Магии, победившему Тёмного Лорда. Министр был героем. Но я-то знал, что он ошибся как минимум один раз.

* * *

Мама тогда рассказала всё. Видимо, ей давно уже нужно было выговориться, объяснить мне правду, а она молчала. Боялась, или не хотела говорить — не важно. Но в тот день она рассказала мне всё.

Про маленького мальчика, росшего в чулане, и не знавшего, что он знаменит, про девочку, попавшую в волшебную школу из мира магглов, и долго не имевшую друзей. Про Вольдеморта, философский камень, оборотное зелье и василиска. Про дементоров и Сириуса Блэка. Про турнир, пророчество и поиск крестражей. Про преподавателей Хогвартса, про гиффиндорцев и слизеринцев, про Отряд Дамблдора, про Пожирателей и Орден Феникса. И только про одного человека я жадно впитывал всю информацию, вздрогнув при первом упоминании его фамилии — потому что сам носил такую же.

* * *

Война оказала огромное влияние на волшебный мир. Разделила его на до и после. Разделила на за и против. Спасла многих от совсем иной, гораздо худшей жизни. И разрушила жизни других.

Спасти всех — невозможно. И всегда есть победители и проигравшие. Проигравшие, которые расплачиваются за свои ошибки. Или за чужие.

Война сломала жизнь моей семьи. Нас всех. Мою, моей матери, и моего отца. И особенно — моего отца. Но при этом я очень чётко понимал одну вещь — без этой войны мои родители, скорее всего, никогда бы не были вместе. Война сломала жизнь моей семьи. Но она же ей её и подарила.

До конца лета я наслаждался новыми ощущениями.

А потом мы пошли за палочкой.

* * *

Только в Хогвартсе я окончательно понял, что для волшебника значит его палочка. Для меня достаточно долго она была лишь предметом. Предметом, демонстрирующим, что волшебство есть. Предметом, внёсшим в жизнь какой-то новый смысл. Символ, да. Но в тоже время всего лишь вещь.

* * *

Оливандер же... Он был странным. Он пытался искать скрытые знаки там, где их не было. А не находя, тут же придумывал свои.

А она неожиданно засмеялась и крепко прижала меня к себе.

— Как трогательно. — Раздался рядом мужской голос. — Истинный сын своего отца.

А что тут было говорить. Это он. Человек, уничтоживший Тёмного Лорда. Человек, спасший весь мир. И уничтоживший мой.

* * *

Инцидент с попыткой дуэли закончился отвратительно. Если МакГонагалл всего лишь написала о моём поведении маме, то Джеймс сам написал своему отцу.

Министр Поттер прибыл в школу вместе с супругой — посетить ведущую магическую школу, и, неофициально, навестить своих детей.

МакГонагалл пришла за мной почти перед самым отбоем. Грустно вздохнула и отвела в свой кабинет.

От разговора у меня осталось очень сумбурное впечатление — миссис Поттер всю беседу просидела молча, директор МакГонагалл тоже не вмешивалась, а Министр говорил много: нотации сменялись увещеваниями, уговоры — требованиями объяснить поведение. Поттер отказывался принять одну вещь — не я начал это противостояние. Я всего лишь ответил. Пытался защитить своё имя, которое итак трепалось всеми. Пытался. Но не смог. А ему гораздо проще было видеть во мне черты моего отца, чем меня самого.

* * *

— Вы всё усвоили? — спросила у меня профессор МакГонагалл.

Очень хотелось ответить ей: «Нет». Но я просто кивнул. Потому что провоцировать новый виток раздражения министра было делом бессмысленным.

— В таком случае, вам пора отправляться по своим спальням, — продолжила директор.

— Минерва, я бы хотел пообщаться со своими детьми, — сказал Министр.

— Разумеется, — согласилась МакГонагалл, — мой кабинет тебя устроит, Гарри?

— Не хорошо, если он один будет бродить по школьным коридорам, может попасть в очередные неприятности, — улыбнулась миссис Поттер, — я могла бы проводить его до гостиной Гриффиндора.

— Джинни, — удивился Министр, — зачем тебе это нужно?

— Дорогой, всё, что ты говорил — это правильно, но детям ещё нужно и правильное воспитание со стороны матери. Поверь, я смогу подобрать нужные слова.

* * *

По коридорам мы шли в молчании.

— Миссис Поттер, — наконец, не выдержал я. — Вы же явно хотели что-то сказать мне, и, очевидно, вовсе не продолжить чтение нотаций. Тогда что именно?

— А ты проницательный мальчик, — улыбнулась она. — Своими рассуждениями похож на мать. Хотя, наверное, на них обоих.

Я лишь фыркнул. Конечно, похож. Я не сомневался в этом.

— Я знаю, твоя мать придерживается другой точки зрения на произошедшие во время войны события, и не раз пыталась об этом говорить, но её никто не слушал. Я не могу связаться с ней сама, но очень хотела бы с ней встретиться и поговорить. Пожалуйста, — вдруг добавляет она.

А когда я называю пароль и захожу в гостиную, она чуть слышно шепчет:

— Мне ведь тоже нелегко, и с каждым днём становится всё хуже...

А что я ей на это отвечу? Она ведь сама делала свой выбор.

Хогвартс был великолепен. Старинный замок, от которого просто веяло волшебством.

— Отлично, произнесла шляпа, и прокричала на весь зал. — Гриффиндор!

* * *

После разговора с миссис Поттер маме я всё-таки написал. С одной стороны, это могла быть провокация, но мама в состоянии обдумать всё сама, а вдруг то, что жена Министра сама начала такой разговор, означает нечто важное?

* * *

Через пару дней пришло письмо. Я вскрывал конверт дрожащими руками — почерк дедушкин — он писал редко, ограничиваясь небольшими приписками в маминых письмах — а значит, что-то произошло.

«Дорогой Риан!

Твоя мать приняла решение не говорить тебе об этом, но мне кажется, что ты должен знать. Это ведь касается и тебя.

Сегодня Гермиона поехала в Министерство Магии, ей обещали помочь с информацией о судьбе твоего отца.

Будем надеяться на лучшее, но знаешь, малыш, мне думается, что иногда любая правда лучше бесконечного ожидания.

Макриан, пожалуйста, постарайся не делать глупостей. Хотя бы ради своей матери.

Даже нет, не так.

Ради него.

Дедушка.»

Мама зря не сказала мне. Знаю, она просто боится. Боится как неизвестности, так и реальности.

Каков он, шанс, что мой отец жив? Я не знаю

На первые Рождественские каникулы я уезжал, мечтая, наконец-то, ото всех отдохнуть — не слышать оскорбительных слов, не чувствовать презрительных взглядов и не держать больше на лице маску безразличия. Но сбежать сразу не удалось. В Хогвартс-экспрессе Джеймс Поттер, пользуясь отсутствием преподавателей, и явным попустительством по отношению к нему со стороны старост, устроил на меня настоящую охоту. Заклинания он использовал простенькие, но защитой владел виртуозно. Продержаться против него, я бы продержался. А вот победить — скорее всего, не сумел бы.

— Бить? — Переспросил дед. — Я его не бил. Но если он будет продолжать высказываться в том же духе, то обязательно познакомлю его с ремнём. Пускай запомнит. Хочешь, чтобы он повторил судьбу своего отца, да? Мало Гермионе страданий — так пускай и с ним всё будет также? Ты что не помнишь, что он тогда нам рассказывал? Только первое Круцио даётся с трудом, каждое последующее — гораздо легче и проще. Особенно, если ты веришь в правильность совершаемого. Хочешь, чтобы наш внук сидел потом в Азкабане? Или ещё лучше — стал кем-то вроде Тёмного Лорда. Запомни, Риан, — он повернулся ко мне. — Лёгких путей не бывает. Ты сам принимаешь все решения. Но, выбирая между правильным и лёгким, хоть иногда, Риан, вспоминай своего отца. И думай, как поступил бы он. Не тот он, что был в одиннадцать лет или в семнадцать. Но тот, каким он был во время Второй войны. И после неё. Именно тот он, которым ты так гордишься, Риан.

Мама не выходила из своей комнаты весь вечер. Бабушка вздыхала, а дедушка поглядывал на меня весьма неодобрительно. Но утром она сама подошла ко мне.

— А если нет — то, значит, нет, — шепчет он, и осторожно разворачивает её к себе.

С тех пор, как дедушка прислал письмо, я каждый день с нетерпением жду почты. Я стараюсь не думать, что добиться освобождения отца всё равно будет невозможно. Это неважно. Я хочу хотя бы надеяться. Я хочу знать, что он жив. Пусть даже он и не знает о моём существовании.

* * *

Спустя ещё два дня сова принесла небольшой клочок пергамента. Там, явно второпях, маминой рукой было выведено всего одно слово: «Живой».

* * *

Эйфория захлестнула меня настолько, что на зельях я неоправданно расслабился. Мы не проходили чего-то такого, что я бы не смог приготовить. Я легко сделал бы и более сложные составы. Но я забыл, что в классе я не один. И что моим состоянием можно было легко воспользоваться.

* * *

Зелье было почти готово, когда я краем глаза заметил какую-то подозрительную активность со стороны Джеймса Поттера. Миг — и в мой котёл летит нечто, весьма напоминающее петарду. Но он плохо рассчитал траекторию и подобрался слишком близко — я это успеваю понять, а вот сам он — нет. Зелье фонтаном бьёт из котла, но я всё-таки успеваю. Успеваю отшвырнуть его в сторону так, что брызги попадают только на меня.

И в резко наступившей тишине я ещё успеваю различить голос Малфоя:

— На этот раз ты серьёзно влип, Поттер.

* * *

Из больничного крыла меня выписали на следующий день, и сразу же направили в кабинет директора, где уже присутствовали очень бледный Джеймс, его отец — ну, кто бы сомневался — и моя мама. Джеймс что-то мямлил, пытаясь то ли извиниться, то ли, наоборот, оправдаться…

И мама не выдержала:

— Гарри Джеймс Поттер! Неужели ты сам ничего не замечаешь? Гарри, — всхлипывает она, — ладно, ты. Но твой сын, Гарри! Он ведь становится всё больше и больше похож на тебя, он копирует твоё поведение, Гарри, Джеймс копирует тебя — а ты, ты позволяешь крестражу управлять собой! А Джинни, ты о ней подумал? Она же любит тебя, а в кого ты превращаешься, Гарри!

— Ладно-ладно, — примирительно поднимает ладони Поттер. — Джеймс зря кидал хлопушку, но я думаю, мы легко решим этот вопрос. Что вы хотите в качестве компенсации, Гермиона? Неограниченный доступ в Национальную библиотеку для тебя? Или и для тебя и для Макриана? Или он предпочтёт билеты на Чемпионат мира по квиддичу?

— Посмотрите воспоминания, — выпаливаю я.

— Воспоминания? — хмыкает Поттер. — Не самая высокая цена. Хорошо. Посмотреть пару картинок не так уж и сложно, если это всё, что вы хотите. Я даже почему-то уверен, Гермиона, что носишь их с собой всегда, в неразбиваемом фиале.

Мама кивает и бережно достаёт флакончик.

Министр извлекает из шкафа думосброс, и, по его кивку, мама выливает воспоминания. Поттер секунду задумчиво смотрит на них, а затем решительно опускает голову.

Министр выныривает из думосброса тяжело дыша, какой-то растерянный и даже жалкий.

— Ты и правда его любила? — Вдруг спрашивает он.

— Да. Хотя почему любила, я и сейчас его люблю.

Он молчит, а потом срывает с шеи цепочку со снитчем:

— Я ношу его почти пятнадцать лет. Всё это время я думал о том, что камень мне так и не пригодился, и я даже не знаю, как его достать. А сейчас я понимаю, что всё очень просто. Он бы мне понадобился только один раз. Наверное, я бы смог увидеть родителей. И Сириуса. Но я всё сделал не так. Это самая большая моя ошибка, да?

— Это не ошибка, Гарри. Это... Просто подумай, если бы ты тогда сделал всё как нужно, у меня, скорее всего, никогда не было бы Риана. А у тебя — Джеймса, Альбуса и Лили. Они стоят этой ошибки, Гарри, стоят. И посмотри ты воспоминания, мир не стал бы лучше или хуже. Он был бы просто другим. И всё. Но таким мы делаем его сами.

— Ты знаешь, как это можно уничтожить?

— Нет.

— Не обманывай, знаешь. И я знаю. И не говори ничего, Гермиона, это правильно. Всё заканчивается тем, чем началось. Я не буду просить тебя передать Снейпу мои извинения — через столько лет даже самые искренние прозвучат фальшиво. Просто скажи ему, что он всегда был прав. Когда говорил мне, какой я, а я возражал. Он видел меня насквозь лучше всех. И всегда направлял. Только я не слушал. А теперь я больше всего жалею, что не послушал шляпу. Будь я хоть немного ближе к нему — у него бы получилось.

— Гарри…

Он молча качает головой, и мама берёт меня за руку и выводит из кабинета. А когда я смотрю на неё, то замечаю, что в её глазах стоят слёзы.

Когда мы выходим в коридор, мама обнимает меня, и тихонько шепчет:

— Риан, прости меня, пожалуйста, я сама создала тебе многие проблемы, но, когда я выходила за твоего отца, мне хотелось доказать всем, что они не правы, и взять его фамилию казалось отличной демонстрацией. А когда появился ты, родители уговаривали меня записать тебя Грейнджером, но я не послушалась.

Я целую её в щёку и пытаюсь улыбнуться. Может быть, было бы и легче. Но я Снейп. И меня это вполне устраивает.

* * *

Утром в «Пророке» появляется заметка о плохом самочувствии Министра, который вынужден взять отпуск на пару дней по состоянию здоровья. Джеймс ходит по школе с глазами, явно покрасневшими от слёз, но, столкнувшись со мной в гостиной, даже выдавливает из себя:

— Извини.

* * *

— Мистер Снейп, — профессор МакГонагалл заходит в класс посреди урока. — Следуйте за мной.

В кабинете меня снова ждёт мама.

— Спасибо, — кивает она МакГонагалл, — мы воспользуемся камином?

* * *

Я не успеваю разобрать, какой адрес она называет, как уже вываливаюсь на чей-то ковёр.

В кресле, укутанный пледом, сидит Министр.

— Я видел Дамблдора, — произносит он, опережая мамин вопрос. — Он мне много чего сказал, да. Не слишком-то он был доволен мной. Когда я... — Поттер на секунду замолкает и тяжело сглатывает. — Когда я использовал Аваду, я хотел просто закончить всё. Но он предложил мне возможность выбора, сказал, что раз я рискнул пожертвовать всем, то у меня есть шанс, а здесь ещё много чего нужно исправлять.

— Я думала что ты... — шепчет мама.

— Я попросил Джинни просто пригласить вас, не говоря обо мне. Так было больше шансов, что ты придёшь. Держи, — он протягивает мне свиток пергамента. — Это приказ об освобождении. И не думай, я подписал его до того как... В общем, вас там ждут уже сегодня.

— Гарри, — вдруг спрашивает мама, — а крестраж? Он...

— Он уничтожен, Гермиона, уничтожен.

Она кидается ему на шею:

— Я так рада, Гарри, я рада, что ты сумел с ним справиться.

— Гермиона, прости меня. Я зря тебя не послушал тогда. Я понимаю, что прошлого не вернуть, но я всегда буду рад тебя видеть.

* * *

Специальный личный портал министра переносит нас в Атриум Министерства Магии, куда авроры должны доставить отца.

Я кручу головой по сторонам, рассматривая толпу снующих волшебников, пока не натыкаюсь взглядом на него...

Высокий, неимоверно худой, лицо бледное, осунувшееся, под глазами чётко залегли тени. Но, несмотря на его измождённый вид, я вдруг ощущаю в нём какую-то внутреннюю силу.

Он не замечает ничего вокруг, только не отрываясь смотрит на маму. Я перевожу взгляд на неё и вижу, как по её лицу текут слёзы. А он просто стоит и смотрит на неё. Словно принимает решение. И меня впервые посещает мысль, что, возможно, всё зря. Нет, конечно, не зря — просто мы ему можем быть не нужны. Совсем не нужны.

Резким, порывистым движением он преодолевает разделяющее их расстояние, тыльной стороной ладони начинает стирать её слёзы и хрипло шепчет:

— Ну что ты, не надо.

А затем пытается улыбнуться. Улыбка выходит натужной, и какой-то изломанной. Но маме хватает и такой.

Она вдруг как-то робко оборачивается ко мне, и он, наконец, замечает меня. Мама молчит, и несколько мучительных мгновений он просто рассматривает меня, в какой-то момент бровь вопросительно приподнимается, и я уже начинаю придумывать, как же ему объяснить... А потом на его лице отражается понимание. Он с шумом втягивает в себя воздух, одной рукой крепко обнимает маму, а второй судорожно притягивает меня к себе. Его подбородок утыкается мне куда-то в макушку, и я, наконец, понимаю: вот теперь действительно всё будет хорошо.