Подарок (джен)

Лили Поттер очень любила Сириуса Блэка. Как друга, разумеется. По-другому она любила только Джеймса, и в этом была уникальна. Не в том, конечно, что любила собственного мужа, а в том, что по-разному относилась к этим двоим. Все остальные, включая, кажется, ближайших родственников, давно уже воспринимали Сириуса Блэка и Джеймса Поттера практически как одного человека и относились к ним одинаково, вне зависимости от того, была это любовь или ненависть.

Впрочем, на свете наверняка существовало множество представительниц прекрасного пола, только и мечтающих получить право на особое отношение к Сириусу Блэку, на редкость точному воплощению Прекрасного Принца волшебных сказок. И Лили, не будь она последние два года занята столь важными вещами, с удовольствием помогла бы кому-нибудь из них. Как почти всякая молодая жена, она страстно мечтала «окольцевать» всех друзей мужа, а Сириус в этом плане был наиболее перспективен. Люпин шарахался от любого заинтересованного взгляда — Блэк как-то на полном серьёзе заявил, что боггарт в присутствии Рема превратится в красивую влюблённую девушку. Даже узнав о причинах такого поведения, Лили продолжала считать, что Ремус перехлёстывает, но в любом случае с этим приходилось считаться. А невзрачный Питер не привлекал внимания девушек. Но времени всерьёз заняться сватовством у Лили не было, а сам Сириус до сих пор не выказывал ни малейшего желания избрать спутницу жизни.

Как бы там ни было, Лили Поттер искренне любила лучшего друга своего мужа и была совершенно согласна с решением назначить его крёстным их первенца. Но вот именно сегодня она предпочла бы видеть в этой роли кого-нибудь другого. Всего на пару часов, на время собственно обряда. Например, Люпина — Рем человек разумный и ответственный. Или старательного Питера. Ей было бы гораздо спокойнее.

Потому что Сириус, как всякий по-настоящему идеальный человек, имел некоторое количество недостатков. И первым из них было неистребимое стремление превращать в балаган что угодно, от урока истории магии и до схватки с гвардией Волдеморта включительно. А о собственной свадьбе Лили до сих пор вспоминала с содроганием. Было там несколько моментов, когда шафер жениха избежал мучительной смерти только по одной причине: хохочущая в голос невеста была просто не в состоянии произнести нужное заклинание. Но на свадьбе и должно быть весело, а Имянаречение — совсем другое дело. Серьёзное. И если бы можно было устроить так, чтобы Сириус крёстным был, а в обряде не участвовал, Лили ею непременно бы воспользовалась. Несмотря на клятвенные заверения мужа, что всё будет как надо.

Впрочем, он оказался прав.

То ли Сириус проникся серьёзностью момента, то ли решил избавить лучшего друга от семейного скандала, но на этот раз ограничил самодеятельность украшением залы и ритуальных чаш. Да и то проявил сдержанность: олень издавна считался символом мужской силы, лань с оленёнком — материнства, а лилии — чистоты, так что непосвящённые не усмотрели бы ничего особенного ни в олене, кокетливо украсившем рога венком из лилий, ни в оленёнке, спящем в чашечке того же цветка, а в пристроившемся на краешке изображения псе-охраннике — и подавно.

Впрочем, непосвящённых было не так уж много — пятеро родственников Джеймса да две подружки Лили. Родственников достаточно близких, чтоб посвящать их в тайны магического мира, у неё после прошлогодней автокатастрофы не осталось. Кроме сестры — но Петунья приехать не пожелала, отговорившись хлопотами с собственным малышом. Да Лили и не надеялась, зная отношение сестры к магии вообще и любому представителю магического сообщества в частности. Особенно после той идиотской истории трёхлетней давности.

Тогда, после шестого курса, Лили наконец-то получила право колдовать вне школы и, как любой из её ровесников, правом этим начала вовсю пользоваться. Родителям нравились нехитрые фокусы вроде «оживления» увядших цветов в вазе или будильника, вместо звонка поющего песенки, по одной на каждый день недели. А при Петунье она честно пыталась не колдовать. Пока как-то за завтраком не зашла речь о ручной крысе Джессики, её соседки по спальне.

— Нет, я понимаю, когда держат котов, — удивилась мама. — Ну ладно, совы эти ваши. Но крыса?

— Мам, она же такая хорошенькая! — горячо возразила Лили и по привычке ткнула палочкой в первое, что показалось подходящим для трансфигурации — только что отодвинутую Петуньей чашку из-под кофе. — Вот, смотри!

На визг едва не сбежались соседи. Придя в себя, Петунья устроила дикий скандал, смертельно обидевшись не только на сестру, но и на родителей, посмевших не наказать негодяйку под тем предлогом, что она «не хотела ничего плохого». Лили действительно ничего плохого не хотела, она пыталась извиниться перед сестрой, но Петунья извинения слушать не пожелала и месяц вообще с ней не разговаривала. Потом они формально помирились, но отношения, и так не слишком тёплые, к формальностям с тех пор и свелись. Последний раз сёстры виделись на похоронах родителей.

Так что ожидать приезда Петуньи, да ещё на магический обряд, явно не стоило. Правда, она прислала подарок — на редкость безвкусную вазу, которую Джеймс предложил вкопать в саду в качестве мышеловки, но Лили честно выставила на шкаф, постаравшись максимально замаскировать развесистым сухим букетом. На крещение собственного сына Петунья сестру и не приглашала, чему Лили была втайне рада. Хотя с рождением первенца поздравила, конечно, и подарок послала. И даже не магический, а самый обыкновенный. И очень симпатичный. Возможно, впрочем, что у Петуньи было другое мнение по этому поводу.

Удивительно, но всё шло как по маслу. Обряд начался вовремя и двигался своим чередом. Все участники, включая молодого отца и крёстного, вели себя идеально. Даже младенец — он таращил любопытные глазёнки и не плакал, покорно позволяя передавать себя из рук в руки, мазать и посыпать чем положено и даже умудрился радостно пискнуть когда Сириус произнёс его имя, словно соглашаясь с выбором родителей. Впрочем, при всём своём умилении сыном Лили не считала его настолько разумным. Скорее всего, малыш просто отреагировал на громкий голос.

Как рассказывал начитанный Ремус, в древности истинное имя ребёнку нарекал глава рода и сообщал его только одному избранному родителями человеку, который назывался поэтому имяхранителем. Тогда считалось, что, зная настоящее имя, можно подчинить себе человека или причинить ему вред. Позже было доказано, что это не так, и постепенно обряд несколько изменился. Теперь имя выбиралось чаще всего родителями, а во время обряда громко оглашалось избранным ими другом, которого по христианской традиции называли крёстным. Когда-то использовали другой термин — «хранитель». Некоторые приверженцы старины и сейчас так говорили. Но не Поттеры, и уж тем более не Сириус. Его вообще передёргивало от слова «старинный», если оно не относилось к вину. Ну, в крайнем случае — к научному трактату.

Сириуса Блэка чрезвычайно забавляли встревоженные взгляды молодой матери. Вообще-то он был вполне серьёзен, с магическими обрядами шутки плохи. Но дразнить Лили ему ужасно нравилось, хотя обижать её по-настоящему он себе никогда бы не позволил. А другим — тем более. Сириус очень любил Лили.

Можно было бы сказать, что он любил её как сестру. Но, когда речь шла о любви, родственные сравнения просто не приходили Сириусу в голову. Поэтому он любил жену Джеймса как друга. Почти так же, как самого Джеймса. Любил давно, ещё с тех времён, когда она носила фамилию Эванс, а не Поттер, в друзьях его не числила и называла самую популярную парочку Хогвартса не иначе как «эти самовлюблённые идиоты». Что по мнению нынешнего Сириуса было верным ровно наполовину — самовлюблёнными они, пожалуй, не были, а вот идиотами... Впрочем, по мнению Лили, идиотами они не только были, но и остались. Что не помешало ей выйти за одного из них замуж, а другого сделать крёстным своего первенца. И Сириус был полон решимости оправдать это высокое звание. Для начала — в точности выполнив все требования обряда.

Он бережно принял от матери виновника торжества. До последнего времени ему не приходилось близко общаться с новорожденными, и теперь он каждый раз ощущал себя страшно большим и неуклюжим рядом с крохотным, но совершенно настоящим человеческим существом. Это ощущение, смесь робости и восторга, было удивительно приятным. Настолько, что закрадывались крамольные мысли — а не пора ли самому... Но Сириус, хоть иногда и пользовался своей популярностью у прекрасного пола, женитьбу по расчёту считал делом нечестным. В чём бы этот расчёт ни заключался.

Малыш, уставший от суеты, сморщил было личико, готовясь зареветь, но увидел солнечную улыбку крёстного — и передумал. «Потерпи, недолго осталось», — мысленно подбодрил его Сириус. Оставалось и правда недолго — всего несколько минут. Вернее — несколько слов. «Подарок крёстного».

Ходили слухи, что в древние времена маги и правда умели по своему выбору наделять новорожденного каким-либо свойством или умением. Никто не знал наверняка, так ли это, поскольку дару полагалось быть тайным. Теперь же обычай просто предписывал крёстному в самом конце обряда взять малыша на руки и прошептать ему на ухо какое-нибудь пожелание.

Некоторые верили, что эти пожелания непременно сбывались, если были искренними. Другие считали Подарок всего лишь традицией.

— Я мог бы пожелать тебе счастья, — едва слышно заговорил Сириус, склонившись к самому личику малыша, — если бы знал, что это такое. Но счастье — оно для каждого своё, а подарить можно только то, что имеешь, правда? Я подарю тебе Удачу, что может быть нужнее рождённому в столь беспокойное время? Пусть же непостояннейшая из богинь будет благосклонна к тебе, как была она благосклонна ко мне все эти годы!

— Пожелание? Или подарок?

Сириус вздрогнул. Раздавшийся в мозгу голос был сух, деловит, и полностью исключал всякую мысль о галлюцинации. И смысл вопроса он понял сразу, сам ведь только что сказал — подарить можно только то, что имеешь. Что ж, ему и правда всю жизнь везло просто невероятно, хотя порой и несколько своеобразно.

— Подарок!

— Ты уверен?

— Да!

— Подтверди ещё раз.

— Подтверждаю!

— Принято.

Мысленный диалог занял всего несколько секунд — никто ничего не заметил. Да и сам Сириус вскоре забыл о произошедшем. В конце концов, голос в голове — далеко не самое странное, что может случиться в жизни мага, стоит ли в такой день думать о подобных пустяках?

Он вспомнил об этом много времени спустя. Но не пожалел.

Ни разу.