Один день диванной жизни, или Наблюдения кота (джен)

Часы на каминной полке пробили шесть раз. Не по-осеннему тёплый солнечный свет проникал в комнату, освещая кружащиеся в затейливом танце пылинки. Конец сентября выдался тёплым в этом году, поэтому камин в гостиной не зажигался до позднего вечера. Да к тому же, кроме меня днями теперь никого не бывало дома. Дети были в школе, а Гермиона до вечера пропадала на работе. Не могу сказать, что меня это не радовало, ведь дом был в моём полном распоряжении.

Я лениво потянулся на диване. Гермиона должна была скоро вернуться с работы. Признаюсь, что ждал её с нетерпением. Вы не подумайте, я не какой-то там ручной котёнок! Просто я люблю, когда меня чешут за ушами и гладят, только не против шерсти, к тому же, в компании всегда приятнее дурачиться — играть с перьями и шерстяными клубками. Не то, чтобы я этим злоупотребляю, но трудно удержаться, когда она устраивается в гостиной. А занимается она всегда одним и тем же — читает, пишет и вяжет. Можно сказать, что я ей мешаю, особенно, когда начинаю гонять её клубки, но, не буду кривить душой, вяжет она так себе. Нет, конечно, намного лучше, чем в школе, но ничего особенно путного у неё всё равно не выходит. Да она и не сильно ругается. Иногда она даже сама кидает мне клубки и щекочет пером. Конечно, она никогда не достаёт меня, когда я не в настроении, она меня хорошо знает. Дети намного надоедливее, но и они уже усвоили: если что, я не стану терпеть. Я стараюсь не царапаться, но нужно же как-то объяснить этим людям, что усы и хвост лучше не трогать!

В прихожей послышался хлопок. Я почти радостно, но с должной долей степенности соскочил с дивана и пошёл встречать Гермиону. Она положила папку с документами на столик в прихожей, на который я запрыгнул, будто вовсе меня не заметив. Нет, эти люди действительно иногда невыносимы, и о чём они только думают?! Пришлось выразить своё возмущение в устной форме, попросту говоря, мяукнуть. Всё-таки какие дурацкие названия придумывают люди тому, чего не понимают!

— Ну, здравствуй, Крукшенкс, — улыбнулась она, протягивая руку для того, чтобы погладить меня (я не дался), — как прошёл день?

Нормально прошёл, нормально. У меня вообще всё в порядке, это у людей вечно всё не слава Богу.

— Знал бы ты, какие идиоты эти большие шишки! — воскликнула она. — Считают, что нет ничего страшнее перемен! Неудивительно, что иногда можно подумать, что мы живём в Средние века. Только, я тебе этого не говорила!

Милашка, буду нем, как ры... как могила! Тьфу, я начинаю говорить, как эта безмозглая канарейка!

— Ну всё, пойдём, я ужасно хочу чаю!

Эй, поосторожнее! Я же не мешок с картошкой! Ладно, на всякий случай ухватился когтями за её кофту. До кухни доехал на руках. Что поделаешь, иногда с этими людьми нельзя ничего сделать. Честное слово, не встречал существ упрямее! Ну, разве что жабы... но они просто слишком туго соображают.

Пока она суетилась у плиты, ставя чайник, решил немного привести себя в порядок. С утра не вылизывался, а ведь успел побегать на чердаке. Там есть пауки, а я иногда люблю поохотиться на них. Мышей у нас в доме уже сто лет, как и в помине нет. Ещё бы! Какой был бы позор, если бы они водились при мне, живом и здоровом!

Мм... как я люблю этот её травяной чай! Он пахнет очень приятно, и мне всегда хочется подойти поближе и потереться о чашку. Но я знаю, что этого лучше не делать. Чашка может перевернуться, и я весь буду мокрый. Я отказываюсь отвечать, почему я в этом так уверен!

В гостиную я вернулся на своих четырёх (не люблю, когда меня носят подмышкой, как какую-то кошёлку) и устроился рядом с ней на диване. Она с наслаждением сделала глоток и даже сказала «Умм..», ставя чашку на столик. Я невольно подался вперёд и принюхался. Нет, всё-таки у меня слабость к этим травяным чаям. Только без глупостей. Сейчас допьёт, немного потрусь об её руки. Пусть думает, что я очень ласковый.

Нет, всё-таки у неё очень приятные руки, очень нежные. Она вообще у меня добрая, но достаточно умная — знает меру, а то некоторые тискают, будто ты плюшевая игрушка и пищат, как ненормальные: «ой, какой хорошенький!». Нет, руки у неё супер! Я терпеть не мог, когда этот рыжий олух трепал меня по башке. Я ему не собака какая-то! Да ещё делал это с таким видом, будто делает мне огромное одолжение. Руки у него не из того места растут, честное слово! Нет, я его вообще терпеть не мог. Мы друг друга невзлюбили с самого начала, и я был очень рад, когда она выставила его за дверь. Я вообще не понимал, что она в нём нашла? Он же толстокожий недоумок! Он только и делал, что валялся на диване, ел и спал, да ещё действовал всем на нервы. Собственно, у них всегда не ладилось, они вечно ссорились. Гермиона всегда расстраивалась. Даже мне было её очень жалко, а я вовсе не мягкотелый. Просто невозможно было смотреть, как этот придурок ко всему цепляется. Ну и пёс с ним. Я и сам ему жизни не давал. Наверное, и пауков поэтому полюбил ловить — надо же было что-то ему на подушку с утра класть...

— Круки, какой же ты у меня ласковый...

Ладно, я уже привык, что она меня так называет, не так уж и слюняво. Я же не Пушистик какой-нибудь! А имя у меня и, правда, длинное.

Ну всё, она, как всегда, призвала свои папки и мгновенно завалила бумажками весь столик. Я устроился у неё на коленях — пускай не забывает обо мне. О, моё любимое перо — орлиное, с загнутым концом (моя работа!). Сейчас ещё раз махнёт им, и я его цапну. Специально дразнила! Кто интересно из нас больше дурачится? Но ей, наверно, просто скучно без детей. Ладно уж, подыграю ей. Главное — в чернила не вляпаться.

Конечно, я победил! Перо у меня, и я ей его не отдам ещё несколько минут. Надо же насладиться победой! Но я, между прочим, тоже знаю меру. Переигрывать — мове тон!

Как примерный кот, свернулся клубком перед камином. Да, бумажек у неё сегодня действительно много. Уж и не знаю, до клубков дело дойдёт, или нет. Она всё ещё возилась с ними, когда часы пробили восемь.

— Похоже, ещё чашечка чая мне не повредит, — заявила она.

Нет, до кухни провожать не стал, решил, что не маленькая, не заблудится. Вяло посмотрел на окно — уже темнело, скоро можно было зажигать камин. Будто в ответ на мои мысли камин действительно загорелся, но, так как я не дальтоник, как эти «лучшие друзья человека», по зелёному цвету я сразу определил, что у нас гости. Собственно, я знал, кто это — он появлялся у нас почти каждый день весь этот месяц.

Он отряхнул крупинки золы с мантии и шагнул в гостиную.

— Привет, Крукшенкс, — сообразил поздороваться он.

Ладно, так уж и быть, разрешил погладить себя. По правде говоря, у него это гораздо лучше получается, чем у того, другого. Он мне вообще всегда больше нравился. Он, по крайней мере, не такой грубиян, и тоже знает меру. Конечно, от него бывает много проблем, но он, во всяком случае, сам с ними разбирается.

— Гарри, это ты? — крикнула Гермиона из кухни.

— Да! — отозвался он. — Не помешал?

Ага, так бы и пустил я его, если бы он мешал!

— Нет, конечно, — сказала Гермиона, вернувшись в гостиную. — Чай будешь?

— С удовольствием, — улыбнулся он.

Она всегда заваривает ему с корицей. Корица мне тоже нравится, и мне с ней даже проще, чем с травами.

Он тем временем снял мантию и повесил её в прихожей. Мне пришла в голову гениальная дизайнерская мысль — поставить вешалку рядом с камином, жаль, что никто больше до неё не додумался.

Этого решил на кухню проводить, так, на всякий пожарный. На кухне устроился на табуретке и стал наблюдать за гостем. Всё-таки, мозги у него временами правильно работают: догадался сначала поцеловать её, а уж потом брать чашку.

— Как твои успехи с запретом телесных наказаний домовых эльфов? — поинтересовался Гарри.

— Как всегда, борюсь с закоснелыми взглядами, — ответила Гермиона, усаживаясь к нему на колени.

И ещё меня называют приставучим! Я ей под руку с чашкой не суюсь! А этому, конечно, всё нипочём. Ладно хоть удосужился обнять её по-человечески, даже по-кошачьи — ничего так.

— Я уверен, ты справишься, — сказал он, — а если нет, то придётся немножко пригрозить им заинтересованностью аврорского отделения или просто личным интересом Гарри Поттера...

— Именно на это я и рассчитывала, — лукаво улыбнулась она и отхлебнула из своей чашки.

Он тоже сделал глоток.

— Обожаю твой чай, — проговорил он, поставив чашку на стол, — и дня не могу без него прожить.

— Это просто корица, — отозвалась она.

— Это просто ты, — сказал он и поцеловал её в висок.

Это он правильно сделал. Она сразу поставила чашку и обвила руками его шею. Конечно, корицей там уже и не пахло. То есть ею, конечно, пахло, для моего носа даже слишком сильно, но им явно больше нравилось прижиматься друг к другу губами — «целоваться», говоря по-человечески, чем пить чай. Именно так они всегда заканчивали свои чаепития.

Дальше я смотреть не стал. Было понятно, что он сегодня снова останется на ночь. Нет, он, вообще, ничего. Пожалуй, с утра не стану приносить ему паука на подушку...