Это правда? (джен)

№18

В это зеркало никто не смотрел уже очень давно. Завесили серой тряпкой, проходят мимо, не обращая внимания, пробегают, проносятся, иногда вприпрыжку. И никому нет дела. Волшебное, всеми забытое, с трещинкой в верхнем левом углу, оно стоит на невысокой тумбе и пылится.

Здесь всегда полно народа. Шумного, веселого, с звенящими монетами в карманах и кошельках, желающего приобрести чего-нибудь новенькое. Дети и взрослые снуют тут с утра до вечера, но зеркала, спрятанного за серой тряпкой, никто не замечает. Даже хозяин. Или, так будет точнее, особенно хозяин.

Он всегда ускоряет шаг, когда, спустившись с верхнего этажа, проходит мимо кассы и зеркала, туда, в основной зал. Всегда смотрит в противоположную от зеркала сторону, как будто даже сквозь тряпку можно увидеть отражение.

Джордж Уизли не смотрел в зеркало уже одиннадцать месяцев.

Но сегодня, первого апреля, выпив горячего шоколада, спустившись по узкой лестнице в магазин, он останавливается у серой тряпки, дергая ее за нижний уголок. Сегодня его первый день рождения без брата.

Тряпка колышется от того, что Джордж дергает ее край, не решаясь откинуть. Почему-то сегодня очень хочется заглянуть за зеркальную поверхность и увидеть там..Нет, не свое отражение. Увидеть там Фреда.

Рука с силой откидывает тряпку, оголяя запылившуюся поверхность. Пара движений — и в зеркале появляется рыжая макушка. Еще пара — и видно лоб и глаза, а затем и все лицо.

— Доброе утро, — приветливо отзывается отражение в зеркале, заставляя Джорджа обернуться, заглянуть себе за спину, надеясь, что это Фред пожелал ему доброго утра. Но за спиной никого, только полки с коробками..

— Доброе, — отзывается Джордж, снова заглянув в зеркало.

Отражение, как положено любому отражению в волшебном зеркале, не повторяет движений того, кто смотрится. Оно болтает, смеется, вредничает..само по себе. У Джорджа, застывшего перед тумбой, немеют пальцы на руках от ощущения дежавю. Он смотрит в зеркало и видит там брата, того, с кем никогда не думал разлучиться. И там, в зеркале, он совершенно живой, такой, каким Джордж его помнит.

А зеркало, в которое наконец-то кто-то посмотрел, болтает без умолку о всякой ерунде.

— Фред..это как будто..ты..

Джордж комкает серую тряпку, не смея оторвать взгляд от зеркала, стоит, оторопев. Потом, спохватившись, возвращается наверх, приносит стакан с соком и снова смотрит сквозь зеркальную поверхность.

— С днем рождения, — салютирует стаканом отражению, выпивает залпом, чуть подавившись.

Минуты идут, приходит девушка-помощница, кидает плащ рядом с зеркалом, которое никогда не видела не завешанным. Звенит колокольчик, заглядывают первые покупатели, оттаскивая своими голосами Джорджа от зеркала.

Каждый раз, проходя мимо, Джордж бросает взгляд на зеркало и все также видит там Фреда, улыбающегося и живого. А зеркало, довольное тем, что снова кому-то нужно, подыгрывает ему, отпускает шуточки, сводя Джорджа с ума.

— Правда ведь, я хороший актер? — спрашивает оно вечером у девушки-помощницы, заглянувшей проверить свой макияж. Та только пожимает плечами, отметив про себя, что хозяин стал чуточку веселей, уходит, закутавшись в свой немного мятый плащ.

А Джордж, застывший секунду назад на лестнице, медленно подходит к тумбочке, подбирает брошенную там тряпку и, не слушая мольбы волшебного зеркала, занавешивает его.

А на завтра он снова пройдет мимо, проскользнет, чуть ускорив шаг, не желая сходить с ума. А ведь он обязательно сойдет, если начнет жить, шутя на пару с зеркалом, если будет видеть в нем не себя, а Фреда.

№19

В небольшом ресторанчике в тихой части Манчестера сидят двое, поглядывая в окошко. На столе перед ними пока только сок — они ждут друзей.

По улице проскальзывают две тени, дверь ресторанчика открывается где-то позади и приятный голос предлагает вновь прибывшим выбрать столик. Они спешат к машущим руками друзьям, скидывают мантии и присаживаются напротив.

— Опаздываете, — хитро улыбается Джинни. — И чем вы там занимались?

Гермиона опирается на локти и наклоняется чуть вперед:

— Мы просто решили пройтись пешком.

Щеки ее, правда, чуть розовеют при этом.

— Ага-ага, — Гарри обнимает сидящую рядом девушку и шепчет ей на ухо какую-то ерунду.

Рон вдруг вскакивает, берет свою мантию и начинает копаться в карманах.

— Щас, щас, я вам такое покажу!

Он вытаскивает какой-то листок и начинает расправлять его. Гермиона ерзает и тихим голосом спрашивает:

— Может..не надо?

Рон удивляется, показательно скорее, чем по-настоящему, окончательно расправляет листок и смотрит на друзей:

— Угадайте, чем нынче занимаются наследники великолепного рода..

— Рон, ну.. — встревает Гермиона.

— ..Малфоев?

Гарри пожимает плечами, Джинни отводит взгляд от Гермионы и переводит его на брата. В его руках — яркая афиша.

— Мерлин..

Гарри выхватывает афишу и смотрит на старого врага. Бледное лицо с натянутой улыбкой, псевдоним..

— Фокусы? Он показывает ФОКУСЫ?!

— Может, шутка чья-то? — с какой-то надеждой интересуется Джинни.

— Его за это вообще и посадить могут, — Гермиона теребит салфетку. — Нет, конечно, это не совсем нарушение статута о секретности, но, я вам скажу, его за что угодно запихают в..

— Малфой? Фокусы? Малфой и фокусы? Малфой и магглы? — недоумевающий Гарри кладет измятый листок на стол. — Правда, случилось, наверное, что-то..

— Что-что, никому не нужен такой работничек, с таким-то прошлым..— А Рон чем-то доволен. Нет, понятно чем, только друзьям странно видеть его таким — наслаждающимся чьей-то бедой.

— Так-с.. — Гарри смотрит на Гермиону. — Мы же можем найти ему местечко в министерстве?

— Если он пойдет.. — неуверенно отвечает девушка.

— Гермион, он фокусы показывает! — с отчаянием восклицает Джинни. — Конечно, он согласится на любое место в министерстве!

— Эй, эй! — Рон недоуменно хватает афишу. — Вы чего, он же..

— Рон, — одновременно затыкают его все остальные. — Имей совесть.

Рон пристыженно вжимается в мягкий диванчик. Не хочет и не может он жалеть этого хорька. У него с ним свои счеты. И он, Рон, не Гарри. Ему не дано так легко прощать.

А все остальные увлеченно обсуждают, куда можно пропихнуть Малфоя.

И всего через каких-то полтора года после войны Малфой наконец-таки получает министерскую, пусть и невысокую, но должность.

№20

Война закончилась так давно, просто невероятно давно, а праздник остался. Так всегда бывает — люди умирали, дети оставались сиротами, чьи-то жизни рушились, дома горели, а остался от этого только один день. День памяти и победы.

И то, только поначалу. С каждым годом боль угасает, последние участники войны умирают, и все как-то само собой возвращается на свои места. Остается только какой-то там день. Ах, ну да, выходной.

— Я их всех обожаю, — говорит парень, растянувшийся на траве. — Нет, серьезно — халявный выходной!

— Ну нельзя же так, — отвечает ему девушка.

— А как? — удивляется тот. — Мне эта война, знаешь, побоку. Когда она там была?

— В конце двадцатого века. Сто сорок три года назад закончилась, а началась...

— Сто лет! — поднимая руку, повторяет он. — Даже больше!

— Война! — укоряет его однокурсница. — Ты читал Историю? Сколько людей погибло знаешь?

— О нет, нет! Не надо мне истории! Мне достаточно того, что наш милый преподавательский состав устроил выходной в этот день.

Девушка качает головой и листает какую-то книгу. В нескольких метрах от них затевается драка, у озера кто-то визжит, а в Замке, наверное, уже готовится праздничный ужин.

А то, что сто сорок три года назад на этой самой траве лежали подростки их возраста, с застывшими навсегда лицами, в сущности, просто история. Очередная глава из учебника.

№21

Длинные осенние вечера у камина утомляют. Бабушка, приготовив ужин, устало осядет в кресло с клубочками цветной шерсти, будет тереть глаза, напевать давно не популярные песенки и не обращать ни на кого внимания. Дедушка вернется из гаража попозже, опираясь на палку из светлого дерева, вечно грязную то от рук, то от луж, громко дыша, упадет на диван и расстегнет верхние пуговицы душной рубашки под болотной мантией.

Рози слезет с подоконника с книжкой в руках, подойдет к бабушке и будет мешать ей вязать. Не нарочно, желая только взглянуть на шершавые нитки и понять, как они так ловко преображаются в ее руках. Розина книжка останется на маленьком столике, открытая на скучной страничке, а когда потом ее найдет мама, то будет ругать.

Хьюго упадет откуда-нибудь с люстры или с пыльного шкафа, будет расшатывать грязными руками зуб и морщится. Он залезет на усталого деда, вырвет последние клочки рыжих волос, оставив одинокую седину. Дедова палка, как всегда, укатится к серванту, а Хьюго поползет за ней, но это будет потом.

— Дед, дедушка, расскажешь историю?

Унылые осенние вечера только так можно скрасить. Когда дедушка начнет свой рассказ, кашляя и посмеиваясь, и Рози, и Хьюго будут ерзать на своих местах, вскрикивая на особо страшных моментах и смеясь на тех, что посмешней. Хьюго будет кивать, чтобы там дедушка не говорил, а Рози обязательно заметит, где история приукрашена.

— А что потом? — конечно же, спросит Хьюго, когда дедушка начнет искать свою палку.

— Ужинать, — скажет бабушка, посматривая на часы. Она всегда сидит так, чтобы смотреть на них, всегда встает за несколько секунд до открытия двери усталым отцом и как-то особенно тяжело вздыхает, если стрелки долго стоят на одном месте.

Дверь скрипнет, запустит осень в теплую гостиную, отца и раскрасневшуюся маму. Хьюго слезет с дедушки и поползет к серванту за палкой. Будет долго вздыхать и смеяться, достанет палку и прибежит с ней к деду. Рози поможет бабушке накрыть, и они все вместе будут есть, гремя посудой, перебрасываясь словами и потешаясь над Хьюго.

А потом кто-нибудь обязательно разобьет тарелку, а сытый отец одним движением склеит ее заклинанием. А мама, вытирая губы светлой салфеткой, одобрительно улыбнется.

И так вечер за вечером. Осень за осенью. И, кажется, ничто не может изменить этот привычный, теплый и пусть немного однообразный, уклад их жизни, а стрелки на часах будут вечно колебаться между работой и домом, застревать в пути и никогда, так кажется Рози, не покажут на опасность.

А потом, однажды, что-то вдруг станет не так. Скрип бабушкиной стрелки, несколько секунд смертельной опасности и ее больше нет. Исчезнувшая с хлопком стрелка, пустота внутри и все по-другому.

— А где бабушка? — всматриваясь в часы, спросит Хьюго.

И никто ему не ответит.

И будет ужин, мрачный, спокойный и тихий. Не будет привычного шума, шуток и смеха. Не будет фирменных бабушкиных пирожков, не будет ее самой.

И только когда Хьюго, промазав по котлете вилкой, уронит на себя тарелку, что-то оживет в этой гробовой тишине.

— Дедушка, а расскажи историю? — попросит он, не выдержав такого напряженного ужина.

И дедушка, усевшись с кружкой огненно-красной жидкости в бабушкино кресло, впервые, наверное, не приукрасит историю, впервые за столько лет не попытается спрятать реальность за глупыми сказками о том, как все вокруг хорошо.

№22

— Джордж, — окликает миссис Уизли сына.

— Я Фред, — слышит она отдаленный голос.

— Да, мам, — спокойно отзывается Джордж.

— Вон ту коробку — сюда.

И вместо шутливых пререканий — только дыхание и глухой удар коробки о протертый временем стол.

— Джордж, — снова зовет миссис Уизли, озадаченно разглядывая что-то на столе, — посмотри, там, в гостиной, нету такой темненькой шкатулки?

Слышатся двойные хлопки аппараций и голос близнецов откуда-то сверху:

— Тут только пикси, мам!

— Ага, — кивает Джордж и плетется в гостиную.

Миссис Уизли тяжко вздыхает и, оперевшись о столешницу, рассматривает занавески на маленьком окошке.

— Шкатулка, — бормочет Джордж и ставит рядом с мамой темную коробочку, не больше половины учебника по Чарам.

— Спасибо, Джордж.

А тихий-тихий голос из ее воспоминаний шепчет: "Я Фред", отчего еще труднее держать себя в руках.