Осень на двоих. Наследие Говорящих (джен)

19 декабря 1992 года

«Дорогая Хельга,

Как вы там в Америке? Я долго не отвечал, извините, всё никак не было времени, у нас экзамены начались, это просто кошмар. Слава Мерлину, скоро каникулы. И не волнуйтесь за нас с Томом, мы уже решили, что на Рождество поедем в гости к нашему сокурснику. Я не слишком-то хочу, но нам с Томом все равно некуда ехать, не к магглам же, а в Хогвартсе оставаться нельзя.

Вы слышали, что происходило в школе? Кто-то открыл Тайную Комнату. Вы знаете, что такое Тайная Комната? Я так до конца и не понял, но по легенде там живет чудовище Слизерина, и оно нападало на студентов. Но сейчас всё вроде бы хорошо. Авроры арестовали нашего лесника, говорят, это он открыл Комнату, я, правда, не очень в это верю, потому что до этого они и меня обвиняли, можете себе представить?!

А вы знаете семью Малфоев? Я пару раз встречался с мистером Малфоем, по-моему, он жуткий сноб, плохо представляю, как можно с ним общаться. Вы бы видели лицо Снейпа (он мой декан), когда я сказал что собираюсь на Рождество к Малфоям...»

Гарри прекратил писать и невольно улыбнулся, вспомнив разговор с профессором. Это случилось днём ранее, мальчик задержался после зельеварения, чтобы отдать декану своё заявление о каникулах. Некоторое время Снейп молчал, задумчиво разглядывая сидящего напротив второкурсника, и наконец произнёс сухим, ничего не выражающим тоном:

— Надеюсь, вы в курсе, что вам следует быть осторожным, Поттер.

— Конечно, сэр, — звонко отрапортовал мальчик, — я всегда осторожен.

Северус смерил ребенка колючим взглядом.

— Я имел в виду, что вам следует быть осторожным с семьей Малфоев.

— Я понял, сэр, — согласился Гарри.

— Нет, Поттер, вы не поняли, — ядовито процедил декан Слизерина, — и думаю, вам следует знать, что в прошлом Люциус Малфой, отец Драко, поддерживал... некоторые взгляды Того-Кого-Нельзя-Называть.

— Я знаю, сэр, — спокойно кивнул второкурсник.

На долю секунды Северус опешил, но быстро взяв себя в руки, с любопытством склонил голову набок.

— Вот как, — вкрадчиво проговорил он, — и что же вы знаете?

— Ну, мистера Малфоя обвиняли, что он Пожиратель Смерти, но потом оправдали, — беспечно чирикнул Поттер, Северус подавил желание дать сопляку подзатыльник. Что это за отношение? Они здесь что, светские сплетни обсуждают?

— Мистер Поттер, то, что Люциуса оправдали ещё не значит, что он не представляет для вас угрозы, — тихо заметил Северус, надеясь, что мелкий недоумок сам сообразит, к чему он клонит. Говорить прямо о старшем Малфое Снейп не мог в силу определенных обстоятельств, но отпускать мальчишку в дом бывшего Пожирателя Смерти, не предупредив о возможном риске, он тоже не собирался. Северус вообще с удовольствием запретил бы Поттеру приближаться к Люциусу ближе, чем на сотню миль, но, увы, оставить мальчика в школе на эти каникулы не представлялось возможным, и он мог только надеяться, что его предостережения достаточно прочно осядут в этой пустой лохматой голове, чтобы внушить паршивцу хоть каплю чувства самосохранения.

Бестолковый ребенок энергично кивнул.

— Я знаю, что «бывших» Пожирателей не бывает, сэр, — сообщил он. — Мистер Малфой, наверное, и людей убивал, да? — сопляк с живым интересом уставился на своего декана, а у того внезапно пересохло во рту. И что сейчас ответить? Если он сейчас проигнорирует вопрос, нет никаких гарантий, что Поттер не задаст его ещё кому-нибудь... Малфою, например. В воображении зельевара на долю секунды возникла жуткая картина возможного диалога:

«Мистер Малфой, а вы, говорят, были Пожирателем Смерти?» — щебечет мальчишка. Люциус от неожиданности давиться своим лучшим бренди и вкрадчиво интересуется, кто это говорит, а Поттер со свойственной ему непосредственностью пожимает плечами: «Слухи, сэр, — и продолжает тем же тоном: — Так вы, наверное, и людей убивали?»

«Мальчишка не проживет и до Рождества», — раздраженно подумал Северус, разглядывая сидящего напротив второкурсника, тот вопросительно поднял брови.

— Сэр?

— Поттер, я был бы вам весьма признателен, если бы вы выучили пару хороших манер и впредь не задавали столь бестактных вопросов, — процедил зельевар.

— Но я же не у него спрашиваю, — прогнусавил паршивец.

— Это не имеет никакого значения, — твердо ответил Снейп, — будьте умнее, Поттер.

С минуту мальчишка, сощурившись, разглядывал своего декана, после чего уверенно кивнул.

— Значит, убивал, — заключил он, — я так и думал.

— Вот как, — шелковым голосом проговорил Северус, отстраненно размышляя о том, что чем больше проходит времени, тем больше его бесит чертов Поттер. Какая ему вообще разница, убивал Малфой людей или нет? Почему его в таком возрасте вообще подобные вещи интересуют? Болтал бы себе про квиддич, как все нормальные дети. Зельевар вздохнул. — И откуда такая уверенность?

— Ну, я же не идиот, — лениво протянул мальчик, вмиг становясь невероятно похожим на своего лучшего друга, — когда Драко пригласил нас к себе, я решил, что следует побольше узнать о семье Малфоев и почитал старые выпуски Ежедневного Пророка в библиотеке, — он помолчал и продолжил уже более жизнерадостным голосом: — Так что не волнуйтесь, сэр, я прекрасно понимаю, кто такой Люциус Малфой.

Снейп красноречиво промолчал.

«...и он согласился. Если честно, эта опека меня иногда очень раздражает, но с другой стороны я понимаю, что он просто волнуется. Я ведь рассказывал вам о нашем декане, помните? Этим летом я у него гостил пару недель. Профессор Снейп жутко строгий, постоянно ругается и вечно всем недоволен, но он, наверное, самый лучший декан в Хогвартсе,... хотя его мало кто любит.

Но я вам, наверное, уже надоел своей пустой болтовнёй, просто... честно? Это, оказывается, так здорово — писать кому-то письма. В смысле, кому-то, кто не учится и не преподает в Хогвартсе и с кем можно поделиться последними новостями, как с... ну как с родителями. Вот я и увлекся, вероятно, вам это скучно читать.

Вообще, я хотел спросить у вас кое-что. Хельга, вы много знаете об артефактах, и я тут подумал, а можно ли как-нибудь зачаровать предмет, чтобы заключить в него частичку себя... или своих воспоминаний? По-моему, это было бы очень удобно. Вот подумайте: если взять... к примеру, тетрадь, и, например, перенести в неё часть своих мыслей, свою индивидуальность. И сделать её самостоятельной. Ну то есть не совсем самостоятельной... просто очень похожей на меня. И если бы кто-то взял такую тетрадь, к примеру, лет через пятьдесят, то он смог бы пообщаться там с какой-то моей частичкой. Можно даже вложить туда свои знания и воспоминания и тогда человек, к которому попадет такая тетрадь, сможет узнать то, что знал я, как будто он говорит не с тетрадью, а с живым человеком... со мной.

Я подумал об этом, когда читал о Распределяющей Шляпе, она же почти живая и все такое, так может быть я мог бы сделать что-то наподобие такой шляпы? Может быть не сейчас, но курсе на шестом, скажем? Как вы думаете?

И кстати, если бы я такую тетрадь сделал, это был бы тёмный или светлый артефакт?

Очень жду вашего ответа.

Гарри.

P.S. не знаю когда до вас дойдет моё письмо, но на всякий случай — С Рождеством!»

Слизеринец дописал письмо и дважды перечитал, прикидывая, насколько «невинно» и «не подозрительно» выглядит последняя часть. Она ведь не догадается, что скрывается за всей этой пустой болтовнёй на самом деле? Убедив себя, что к тому моменту, как старая ведьма дойдет до последней части, она слишком устанет от его пространной болтовни, чтобы обращать внимание на мелочи, Гарри с помощью стирающих чар убрал из текста пару «предположим» и «например» и аккуратно спрятал письмо в конверт, привязав послание к лапке Хэдвиг.

— Отнеси это Хельге, — Гарри нежно провел кончиками пальцев по белоснежным перьям птицы, устроившейся на его плече. Та, ухнув что-то на прощание, расправила крылья и взмыла ввысь. Некоторое время Поттер продолжал сидеть во внутреннем дворе школы, вглядываясь в тяжелое свинцовое небо над головой, потом зевнул и, закинув на плечо сумку с книгами, поднялся со скамейки.

* * *

Снейп отложил в сторону исчёрканный красными чернилами лист пергамента с экзаменационной работой очередного болвана, взял следующую работу, и как только его взгляд наткнулся на фамилию студента, зельевар мог с уверенностью сказать, что работа будет написана блестяще. Поттер по-другому зелья и не сдавал. Прочитав работу мальчишки и сделав из вредности пару уточняющих пометок, декан Слизерина поставил заслуженное «Превосходно» и задумчиво повертел в руках пергамент.

В последнее время наследник Поттеров вел себя очень странно, если не сказать больше. Северус до сих пор с каким-то внутренним холодком вспоминал взгляд мальчика, когда они обнаружили первую жертву. Почему двенадцатилетний ребенок так спокойно отреагировал на ту девочку? Казалось, ему было глубоко плевать, даже если бы та была мертва. Легкая скука и отстраненное любопытство, вот и всё, что увидел в зеленых глазах Снейп. И это был тот самый Поттер, который открыто демонстрировал все свои эмоции? Беспокоился обо всех по любому пустяку и был так доброжелателен с каждым встречным?

А потом... потом на голову мальчишки посыпались ужасные обвинения. Не было и дня, когда в его сторону не летели презрительные взгляды и обидные слова, и это было уже слишком для двенадцатилетнего мальчика. Для такого искреннего ранимого... э-э-э... сопляка.

Северус видел, что Гарри остро реагирует на происходящее, часто слышал от слизеринских старшекурсников, что того третирует чуть ли не половина школы и предполагал, что словами дело не ограничится. Несколько раз Северус поднимал эту тему с Дамблдором, выражая свою обеспокоенность сложившейся ситуацией, но директор на это только беспомощно разводил руками:

— Но что я могу сделать? — говорил он, Снейп презрительно фыркнул.

— Вы директор Хогвартса, полагаю, у вас есть какое-то влияние на студентов, иначе от школы давно остались бы только руины.

— И как ты предлагаешь «повлиять» на них? — спокойно уточнил Альбус. — Объявить во время ужина, что фигура Гарри Поттера отныне является неприкосновенной?

Честное слово, если бы не мягкие интонации, Северус подумал бы, что Дамблдор язвит.

— Рано или поздно эти нападки плохо закончатся для вашего Золотого мальчика, — как можно безразличнее заявил он. — Поттер сейчас в одном шаге от пропасти, директор, и ваше бездействие толкает его вниз.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, Северус, и понимаю, что мальчик тебе глубоко не безразличен, — на этих словах слизеринский декан презрительно фыркнул, выражая своё несогласие. Директор, не обратив на это внимания, продолжил тем же мягким успокаивающим тоном: — Но я также понимаю, что есть вещи, с которыми Гарри должен справиться сам, иначе, как он научится бороться с трудностями?

— А вам не думается, что с такого рода трудностями сложновато справиться двенадцатилетнему мальчишке? — холодно заявил Снейп. — Тем более, когда речь заходит о рукоприкладстве.

Лицо директора помрачнело.

— У тебя есть основания опасаться, что кто-то хочет причинить ему вред? — тихо спросил Альбус.

— А у вас нет? — язвительно поинтересовался Снейп. — Во имя Мерлина, Альбус! Вы хоть в курсе, какие слухи ходят по школе? Ещё пара нападений, и от Поттера даже мокрого места не останется. Не мне вам говорить, как непредсказуемо опасен может быть человеческий страх... и как жестоки могут быть дети.

— Ты прав, — директор печально покивал, глядя куда-то в сторону, — но пока все что мы можем — это приглядывать за мальчиком, чтобы с ним ничего не случилось.

В итоге всё, чего Снейп смог добиться от Дамблдора, это пространной речи о всеобщем благе, любви и всепрощении, которая не произвела на учащихся ни грамма впечатления, зато побудила некоторых из них к решительным действиям, закончившихся для Поттера сломанными ребрами и очередным ударом по его хрупкому душевному равновесию. А уж чего стоило мальчику вести себя как обычно после недвусмысленных подозрений Помфри оставалось загадкой. Северус до сих пор не мог забыть потухший, разочарованный взгляд Гарри и это воспоминание каждый раз отражалось неприкрытой злостью в его взгляде, когда зельевар смотрел в сторону школьной медсестры. Альбус пытался, как обычно, сгладить углы и всех оправдать, но от презрения Северуса, Поппи не спасло даже открытое раскаяние, когда она пришла к директору, дабы покаяться о случившемся и попросить найти ей замену. Конечно, директор её не уволил, устроив очередной сеанс душеспасительной слёзной психотерапии, который почему-то включал в себя присутствие Снейпа. Северус не знал, чего добивался директор, но судя по возвышенным эпитетам и проникновенным речам, старик ждал, что Снейп и убитая горем Поппи падут в объятия друг друга и проведут остаток вечера, поливая ковер в директорском кабинете слезами раскаяния и осознания. В реальности же декан Слизерина даже не потрудился дослушать эту трагикомедию до конца. Сухо указав на то, что какое бы сильное раскаяние ни испытывала Помфри, это ни на секунду не оправдывает полное отсутствие у неё человечности и элементарного профессионализма, он покинул кабинет Альбуса. Душевное состояние Поппи совершенно не волновало зельевара, потому что на данном этапе у него было о ком побеспокоиться и без неё, хотя декан Слизерина искренне не представлял, как помочь Поттеру.

Вскоре Северус вообще перестал узнавать в мальчишке Гарри Поттера, это был другой ребенок, больше похожий на того хладнокровного незнакомца, что безразлично взирал на обездвиженную студентку в пустынном коридоре. Только этот вариант к тому же был дерзким, озлобленным и жестким, даже Грейнджер с трудом переносила его общество. Снейп ошибался, думая, что Поттер сломается. Вместо этого мальчик просто стал полной своей противоположностью, предпочитая отвечать агрессией на агрессию, и это просто не могло хорошо закончиться.

Слизеринцы в большинстве своем старались игнорировать подобное поведение, хотя Северус видел, что многие из них стали очень косо смотреть на Мальчика-который-выжил. Но среди них был один-единственный человек, чья реакция интересовала мастера зелий больше всего, и этому спокойному собранному студенту до Поттера вообще не было никакого дела. Снейп знал, что Том и Гарри были очень близки и то, что происходящее совсем не трогало Арчера, почему-то беспокоило Северуса. Он помнил, как тяжело Том переживал в прошлом году, когда Поттера отравили, и по всем законам логики, сейчас Арчер должен был с ума от беспокойства сходить и первым вставать на защиту друга. Так что же произошло между мальчиками?

Казалось с каждым днём ситуация становится всё более накаленной и непредсказуемой, но вдруг всё в корне переменилось. Это случилось через день после ареста Хагрида и через два дня после того, как Поттера выпустили из лазарета.

Хорошо знакомый всем Гарри Поттер неожиданно стал прежним. Он снова сидел рядом с Арчером, снова весело улыбался и взирал на мир с неизменным теплом и любовью. Любая колкость и оскорбление, пущенные в его адрес, больше не трогали его, словно разбиваясь о невидимый купол, которым был окружен мальчик. И если раньше он срывался из-за каждой мелочи, то теперь пробить эту незримую броню было практически невозможно. Северус не знал, как лучше объяснить эти резкие метаморфозы, но предполагал, что всё дело в Арчере. Казалось, поведение мальчишки напрямую зависело от его отношений с лучшим другом и если того не было рядом, Поттер терял всё свое жизнелюбие, становясь... кем-то другим. Подобная связь между этими детьми казалась зельевару довольно необычной, даже тревожной. Не мог же Гарри настолько зависеть от лучшего друга? Хотя с другой стороны, может быть такое поведение — это просто реакция на стрессовую ситуацию? В конце концов, мальчишка рос в ужасных условиях, кто знает, как он привык справляться с жизненными трудностями?

1 января 1992 года

«Дорогая Хельга!

Простите, что не отвечал так долго, но тут у Малфоев оказалось столько всего нового, что я никак не мог добраться до пера и чернильницы. Как вы проводите праздники? Вы получили мой подарок? Кстати, спасибо за Перо! Отличная штука, я как раз сейчас всё ему надиктовываю, видите какой красивый почерк? Только его иногда заносит и оно начинает писать какую-то чушь,... то есть, не чушь, а всё что я говорю, но какими-то другими высокопарными словами, пытаюсь его отучивать.

А у меня всё отлично! Тут, конечно, иногда тоска смертная, но в целом здорово. Мы с Томом живем в огромных комнатах, я даже не знаю, зачем кому-то нужна такая большая комната. Окна у меня выходят на сад и квиддичное поле. Представляете, у Драко есть своё собственное квиддичное поле! Мне даже удалось уговорить его поиграть, хотя зимой этого делать нельзя. В итоге мы, конечно, жутко замерзли, но вдоволь налетались. А Том, кажется, готов душу мистеру Малфою продать за книжки. У Малфоев огромная библиотека, и Том пропадает там часами, мы с Блэйзом разрабатываем план, как поэффективнее его оттуда выкурить. А то втроем не так весело.

Ещё у Драко просто огромный дом. Не такой большой, как Хогвартс, конечно, но заблудиться тут проще простого. Вчера я не туда свернул и в итоге сам не понял, как оказался в каком-то другом крыле. Честно говоря, я думал, что буду теперь плутать в этих коридорах вечность, но наткнулся на миссис Малфой, и она проводила меня обратно в гостевое крыло. Честное слово, зачем семье из трёх человек нужен такой огромный дом?

Я спросил об этом у миссис Малфой, и она сказала, что это фамильный особняк и передавался он из поколения в поколение и ему больше трёхсот лет и тому подобное, но, по-моему, она и сама не знает. Миссис Малфой мне нравится, несмотря на то, что большую часть времени она выглядит так, будто жует лимон, она вроде как очень любит Драко и заботится о нём. Мистер Малфой, как мне показалось, больше заботиться о том, чтобы Драко выглядел и вел себя «соответствующе». Что вообще это значит? Соответствующе относительно чего? Бред какой-то.

Рождество тоже прошло хорошо. Только немножко смутило то, как они его празднуют. Я всегда думал, что в кругу семьи этот праздник должен как-то по-особенному ощущаться. То ли волшебники его иначе отмечают, то ли это у Малфоев не принято радоваться и улыбаться, но в итоге весь вечер мы провели как на званом приёме в гробовой тишине. Даже оберточной бумагой шуршать страшно. Правда, я все равно не удержался и комментировал каждый подарок. Ну не могу я молча это делать! Какое же это веселье, если все только скупо улыбаются и выражают друг другу формальные благодарности?

А Том, конечно, ведет себя безупречно. Вы, наверное, помните этот его заскок, когда он становится весь такой благовоспитанный и учтивый. Он, кстати, очень быстро спелся с отцом Драко, вел с ним какие-то заумные беседы и всем своим видом показывал, как он уважает семейство Малфоев. Вы удивитесь, узнав, что уже через пару дней Люциус смотрел на него с искренним интересом, а через неделю готов был на слово верить, что Том — чистокровный волшебник, чьи родители трагически скончались во время войны с Волдемортом? Только Том так умеет пудрить людям мозги!

Одним словом, каникулы проходят хорошо, я даже стал чувствовать себя не так заморожено в обществе старшего Малфоя, так что можете за нас не волноваться.

Кстати, а почему это вы сразу решили, будто мы что-то замышляем? Я же просто спросил! И не делали мы ничего подобного, что за подозрения?! Подумаешь, Шляпу создали четыре великих волшебника, и для этого потребовалось много опыта и знаний! Я же на многое не претендую, всего-то тетрадку волшебную сделать. И что значит «независимый артефакт подобного свойства не может существовать без создавшего его волшебника, в противном случае это уже не артефакт»? Это как? А что тогда будет, если не артефакт?

И чего это вы решили, что я обнаружил нечто подобное? Сами же сказали, что сделать такую тетрадь нельзя. Кстати, а что совсем-совсем нельзя или есть какой-то способ? И не подумайте ничего такого! Это просто любопытство, я не собираюсь делать что-то подобное, если вы говорите, будто это опасно! Мне просто в теории любопытно... так... научный интерес и всё. Хотелось бы всё-таки понять, что такого особенно сложного? Всего-то нужно зачаровать тетрадь так, чтобы она содержала в себе часть моих воспоминаний и знаний ,и могла общаться с другими независимо от меня.

Так выходит, это тёмный артефакт будет?

Жду ответа,

Гарри.

P.S. А что такое этот «крестраж»?

В ожидании ответа от Хельги Гарри успел переделать и передумать кучу всего, но ни в одной из книг мальчик так и не нашёл упоминания о крестражах, что навело его на мысль, что это или нечто очень тёмное и запрещенное, или что-то, о чём кроме самой Хельги никто не знает.

Каникулы у Малфоев плавно подходили к концу, и мальчики потихоньку собирались обратно в Хогвартс. Надо сказать, от этих праздников Гарри ожидал куда больше мрачных ощущений, чем вышло на самом деле. Со старшими Малфоями дети почти не пересекались, встречаясь лишь на общих трапезах и иногда случайно сталкиваясь в коридорах особняка. А особняк у Малфоев был достаточно большой, чтобы это происходило не чаще раза в день.

Тем не менее, глава благородного чистокровного рода Гарри Поттеру определенно не нравился. Этот человек с холодными глазами не вызывал у мальчика ни капли симпатии и доверия. Следует ли говорить, что искренности в нём было не больше, чем магглорожденных на Слизерине? И ещё мальчика не покидало странное чувство, будто он знает, кто именно подбросил злополучный дневник в котел Джинни Уизли за несколько дней до начала учебного года. Этот волшебник вполне был способен на подобные действия. Только зачем подбрасывать тетрадь кому-то из Уизли? Одно дело Том, он знал парсельтанг и был достаточно амбициозен, чтобы согласиться открыть Тайную Комнату. Гораздо разумнее было бы подбросить дневник тому, кому придутся по душе взгляды Риддла, кто поддержит их и захочет продолжить его дело. Но отдавать дневник семье Уизли? Да они скорее спалят его не задумываясь, чем согласятся выпустить из подземелий гигантскую змею со смертоносным взглядом. Гарри гадал, что же такого мог пообещать одиннадцатилетней девочке коварный Риддл, чтобы та добровольно пошла открывать Тайную Комнату. На ум ничего не приходило. Даже если дневник мог каким-то образом влиять на тех, кто говорит с ним, это было невозможно, если у собеседника совершенно другой взгляд на мир. Скажем, Тома легко было завлечь обещаниями могущества и власти, к тому же сам Риддл, казалось, во многом был похож на Арчера, но что общего могло быть между Джинни и Риддлом?

Гарри не понимал мотивов Малфоя. Совершить преступление в Хогвартсе руками другого человека, подставить своих врагов, обрушив на них град общественного порицания, осуждения и презрения, при этом оставаясь в тени, что может быть приятней для такого человека, как Люциус? Но разве он не понимал, что Джинни не тот человек, который может попасть под влияние тетради, а шанс, что от неё дневник перекочует к «нужному» человеку, был один на миллион. Так чего же он добивался,... если, конечно, это вообще был старший Малфой, а не кто-то ещё.

Впрочем, как следует поразмышлять Гарри не смог, потому что неожиданно каникулы подошли к концу и он вместе с Томом, Драко и Блэйзом вернулся в Хогвартс, где как обычно было суетно многолюдно и шумно. Уже с порога мальчик включился в общественную жизнь, временно забывая обо всех своих опасениях и сосредотачиваясь на увлекательном настоящем.

* * *

Девятнадцатое января было снежным и холодным. Гарри потеплее закутался в зимнюю мантию, наблюдая как к окну совятни приближается маленькая светлая точка, почти неразличимая в блеклом облачном небе. По мере приближения, точка становилась всё больше, пока наконец на широкий каменный подоконник не опустилась красивая полярная сова, к лапке которой была привязана увесистая посылка.

— Привет, девочка, — Гарри поспешил освободить питомицу от её ноши, и та ворчливо ухнула, умудрившись в последний момент ухватить хозяина за палец. Мальчик ойкнул, одёрнув руку: — Ну прости, прости! Я знаю, что она была тяжелая, — Поттер осторожно погладил недовольную птицу по мягким перьям. — Зато я принёс тебе угощение, — он достал из кармана пакетик с многообещающим названием «Совиные лакомства» и высыпал практически все его содержимое в глубокую кормушку. Сова смерила его задумчивым взглядом и приступила к трапезе, дав понять, что хозяин прощен.

Осторожно уложив коробку в сумку, Гарри направился в гостиную Слизерина, надеясь, что Том не заподозрит неладного в его долгом отсутствии, но, как оказалось, беспокоился он зря. Друг сидел, обложенный со всех сторон толстыми фолиантами, и что-то увлеченно писал, а ту часть стола, что не была занята книгами, покрывал ровный слой исписанных страниц. Поттер недоуменно глянул на сидящих чуть поодаль Драко и Блэйза. Те играли в шахматы, стараясь не обращать внимания на своего одержимого исследованиями сокурсника. Поймав взгляд Гарри, Малфой пожал плечами, а Забини закатил глаза, словно говоря: «Ты что плохо Арчера знаешь?»

Перегнувшись через плечо друга, мальчик хмыкнул:

— Градации Тёмных Обрядов? — прочитал он заголовок. — Расскажешь, что это значит?

Том откинулся на спинку стула и, подняв голову, посмотрел на друга снизу вверх. В тёмных глазах, обращенных на Поттера, отразилась легкая насмешка.

— Нет, — нараспев ответил он и самодовольно ухмыльнулся, когда зеленоглазый слизеринец недовольно нахмурился, — ты все равно ни слова не поймешь, раз уж даже название разобрать не смог.

Гарри фыркнул, выпрямляясь.

— И пожалуйста. Не то чтобы мне было интересно, — он сел напротив, отодвинув в сторону стопку угрожающе покачивающихся книг. — Итак. Долго ты собираешься переводить чернила и пергамент?

— А у тебя ко мне какие-то предложения? — вопросительно изогнув бровь, уточнил Арчер.

— Ну я вроде как имею право проводить субботу в компании лучшего друга, — ехидно заметил Поттер, на долю секунды в глазах Тома мелькнуло раздражение. Гарри обратил на это внимание, но никак не выдал своего беспокойства. С чего это Арчер так реагирует на его слова? И что, во имя Мерлина, он сказал, чтобы вызвать недовольство друга? Или Том действительно был очень занят и не хотел, чтобы его прерывали?

— Ладно, — вдруг согласился Арчер, — так чего ты от меня хочешь?

— Ну, — Гарри растерялся. Между ними часто случались такого рода легкие перепалки, и никому из них не приходило в голову остро на них реагировать, тем более злиться или обижаться. А сейчас Том, стиснув зубы и превозмогая явное нежелание, соглашается оставить свои исследования и провести время с Гарри, будто хочет, чтобы тот поскорее от него отвязался. Это было неправильно... не так, как обычно. Гарри невольно вспомнил их ссору, может ли быть, что Том до сих пор что-то скрывает от него?

— Если ты занят, можно пройтись и попозже, — предложил он, — необязательно всё бросать из-за меня.

Том смерил друга недоверчивым взглядом, потом пожал плечами.

— А чем ты хотел заняться-то?

— Да ничем, — беззаботно отмахнулся Поттер, — прогуляться... ну, в библиотеку сходить, а то Гермиона дуется, что я почти с ней не общаюсь... обследовать школу... да чем угодно.

Том взялся за перо.

— Как всегда бессмысленное времяпрепровождения, да, Гарри? — тихо, отчего его голос прозвучал мягче обычного, пробормотал Том, Поттер не нашелся, что ответить.

Вроде бы всё было как обычно, но разные мелочи, которых в последнее время накопилось достаточно, не давали мальчику покоя. Не мог же Гарри так быстро отвыкнуть от лучшего друга? Он знал, что у Арчера сложный характер, и знал, что зачастую тот не показывает окружающим и половины своих мыслей и эмоций, но с Гарри.... С Гарри Том вел себя иначе, потому что с ним он мог оставаться самим собой, не беспокоясь о том, что друг отвернется от него. Поттер привык к тому, что друг порой ведет себя резко, грубо, иногда даже капризно, но он всегда принимал его таким, каков он есть, не требуя и не ожидая, что Том будет переделывать или ломать себя в угоду чьим-то желаниям. На этом строились их доверие и дружба, так почему же сейчас Гарри казалось, что Арчер закрылся от него? С тихим вздохом мальчик в очередной раз придумал маловнятные оправдания и объяснения, сводящиеся к тому, что лучший друг просто устал, занят и находится в дурном расположении духа. Не могли же какие-то мелкие странности в поведении Тома быть чем-то серьезным? Ведь правда?

Следующий день начался с того, что Гарри тормошил друга за плечо, беспардонно взобравшись на его кровать. Том сонно заморгал, пытаясь сфокусировать взгляд на своём лохматом приятеле.

— Что ты творишь? — хрипло пробормотал он, когда ему, наконец, удалось сесть и принять недовольный вид.

— Какой сегодня день? — хитро сощурившись, уточнил Гарри, друг посмотрел на него как на идиота.

— Двадцатое января, — сообщил он, и ядовито добавил, покосившись на часы, — воскресенье, если ты не в курсе... семь утра. Ты в своём уме?!

Поттер продолжал ухмыляться, как ни в чем не бывало.

— И что, никаких ассоциаций? — поинтересовался он.

— Только с массовыми убийствами, — мрачно буркнул Арчер, Гарри закатил глаза.

— Только не говори мне, что у тебя проблемы с памятью, — улыбнулся он, — в жизни не поверю, что ты не помнишь, какой сегодня день!

— Слушай, умник, — ядовито процедил Том, с неожиданной неприязнью глядя на Поттера, — или ты начнёшь выражаться яснее или проваливай к Мордреду с моей кровати.

Гарри опешил, чувствуя неожиданную обиду, это уже было не смешно.

— О, прости, — оскорбленно фыркнул он, — я просто хотел поздравить тебя с днём рождения, но ты, похоже, снова не в духе, — он смерил друга колючим взглядом. — Хотя мне всегда казалось, что это довольно важный праздник для тебя, раз ты обычно начинаешь напоминать мне о нём за месяц.

— Ты бредишь? — насмешливо поинтересовался Арчер. — Мой день рождения был тридцать пер... — он вдруг осекся, поймав шокированный взгляд Гарри, и тряхнул головой: — Чёрт, я, похоже, до сих пор не проснулся, — хмыкнул он, — вот что бывает, когда некоторые полоумные будят тебя в семь утра.

— Да уж, — после продолжительного молчания протянул Поттер, — видимо и правда не стоило так внезапно тебя расталкивать, — мальчик подавлено замолчал, глядя на завернутую в серебристую бумагу коробку в своих руках.

— А что... — начал было Том, но друг резко перебил его:

— Знаешь, ты прав, — звонко заявил он, просияв заговорщицкой улыбкой, — не дело сваливать свои громогласные поздравления человеку на голову, когда он даже не проснулся толком, — Поттер хохотнул. — Уж если ты даже дату своего рождения вспомнить не можешь, то ты определенно не в состоянии оценить мой подарок! — мальчик ловко соскочил с кровати Тома и помахал перед его носом серебристым свертком. — Так что придется тебе потерпеть до... — он театрально задумался, — до вечера! Ха!

На этом он поспешно сбежал в ванную, пока Арчер не решил, что достаточно проснулся для того чтобы придушить лучшего друга. Впрочем, Том и не думал преследовать его, вместо этого слизеринец зевнул, потянулся и рухнул обратно на подушку, задумчиво уставившись в потолок.

Щелкнув замком, Поттер прислонился спиной к двери и позволил наконец улыбке исчезнуть со своего лица. На какое-то время он закрыл глаза, а открыв их, увидел в зеркале напротив перепуганного насмерть двенадцатилетнего мальчишку с копной непослушных угольно-черных волос и широко распахнутыми изумрудными глазами, в которых застыла паника.

22 февраля 1992 года

«Дорогая Хельга,

Я признаю, что у вас богатый словарный запас, но честно говоря, я и половины не понял из того, что вы мне написали. А то, что я понял, меня озадачило. Вот, например:

«Чтобы наделить неживой предмет сознанием, необходимо для начала вложить в него это сознание. Думаешь, оно из воздуха берется? У магии тоже есть свои законы, знаешь ли. Распределяющая Шляпа наделена разумом благодаря алхимии, могущественной магии и стихийному духу, что был помещен в неё при её создании. Ты, наивный неграмотный мальчишка, думаешь, что способен вот так вот просто переместить частицу себя в любой предмет и заставить его говорить и думать? Глупый ребенок! Ты даже не понимаешь, о чём говоришь. Даже отдаленно не представляешь и всё равно упрямо твердишь об этом! Прежде чем рассуждать о подобных вещах, наберись мозгов и жизненного опыта. Я больше ничего не желаю слышать о крестражах от тебя. Мерлином клянусь, если я узнаю, что ты продолжаешь эти игры, то собственноручно сотру тебя в порошок!»

Во-первых, это было немножко обидно. Я почти два месяца ждал вашего ответа, а получил переполненную руганью и угрозами записку, из которой мало что разобрал. Если всё это опасно, так объясните почему, а если не хотите или не можете этого сделать, так не обвиняйте меня в том, чего я не делал.

Впрочем, это уже не важно. Мне нужна помощь, и никого в Хогвартсе я попросить об этом не могу. Та тетрадь, о которой я говорил, существует на самом деле, точнее существовала. Она обладала сознанием человека, который её создал, причем этого сознания вполне хватило, чтобы частично подчинить себе того, кто с этой тетрадью общался. Если вы спросите меня, насколько разумной она была, я отвечу, что она казалась почти живой. Если вы спросите, была ли она тёмным артефактом, я отвечу, что ничего темнее в жизни ещё не видел. И вот мне стало интересно, что это за волшебный артефакт, с какой целью он был создан, и может ли он влиять на человека даже после того как он был уничтожен?

В случае, если вы всё ещё беспокоитесь, я повторю, что этот дневник я своими руками бросил в камин и ждал, пока от него не останется ничего кроме пепла. Всё что мне нужно, это узнать может ли сгоревший дневник до сих пор влиять на человека?

Гарри.

P.S. Буду очень вам благодарен, если вы сможете ответить раньше, чем через месяц».

* * *

Март принёс дожди и бессонницу, хотя Гарри подозревал, что дело вовсе не в погоде, ведь остальные его сокурсники большую часть времени спали как убитые. Нападений в школе больше не происходило и все более-менее успокоились, решив, что виновником всех бед в Хогвартсе был Хагрид. Поттер, конечно, знал, что несчастный великан тут совсем ни при чем, и ответственность полностью лежит на другом человеке, но не сказал бы об этом даже под пытками. По крайней мере, никто не умер, и это хоть как-то успокаивало истерзанную совесть мальчика.

Стрелка почти подползла к двум часам ночи, когда Гарри понял, что уже точно не сможет уснуть. Он до сих пор сидел в общей гостиной, глядя на разложенные перед ним книги, и не видел ни слова. Спина ужасно затекла и мальчик, поморщившись, улегся на диван, уставившись в потолок. Думать он тоже не мог, поэтому тупо таращился в пустоту, слушая, как потрескивают прогорающие в камине поленья. Наверное, он так сосредоточился на тишине, что легкий шорох, похожий на дуновение ветра, сразу же привлек его внимание. Мальчик повернул голову, уверенный, что в гостиной он не один, но вокруг было так же пусто и безлюдно. Прикрыв глаза в молчаливом понимании, Гарри взмахнул палочкой:

— Акцио мантия-невидимка! — легкая ткань тут же скользнула в свободную руку, но Поттер едва заметил её, глядя в глаза лучшего друга, а Том... Том замер прямо перед ним, направляя на Гарри свою волшебную палочку. Тишина казалась невыносимо тяжелой, наконец Арчер усмехнулся.

— Следишь за мной? — спросил он, убирая волшебную палочку в карман.

— С чего бы? — меланхолично отозвался Гарри, пожимая плечами. — Следят обычно за теми, кого в чём-то подозревают.

— Тогда что ты здесь делаешь? — всё так же вежливо спросил Том.

— Читаю, а что, незаметно? — мальчик кивнул на раскрытые книги. — А ты куда-то шел?

— А это разве твоё дело? — улыбка на губах Том стала напомнить оскал.

— Да, раз ты решил «позаимствовать» МОЮ мантию, — холодно бросил Гарри. — К слову, ты мог бы для начала спросить разрешения. Совершенно не обязательно копаться в моих вещах.

— О, прости, — саркастично пропел Том, — могу я взять твою мантию?

— Нет, — в тон другу пропел Гарри, одарив его язвительной ухмылкой.

— С каких пор я должен перед тобой отчитываться? — вдруг зашипел Арчер. — Ты всё больше становишься похож на эту гриффиндорскую грязнокровку своим извечным желанием сунуть нос в чужие дела.

Поттер подавил зарождающуюся в глубине души злость.

— А с каких пор ты зовешь Гермиону «грязнокровкой», Том? — парировал он.

Арчер смотрел на Поттера, скривив губы в презрительной усмешке.

— Ты слишком идеализируешь мир, Гарри, — заметил он, — пора бы поумнеть. И, во имя Мерлина, избавь меня от своей опеки.

— Да пожалуйста, — рявкнул мальчик, швырнув другу мантию-невидимку, тот машинально поймал её и изобразил шутливый полупоклон. Гарри помолчал и улегся обратно на диван, безразлично взглянув на возвышающегося над ним друга: — Постарайся вернуть её к утру.

Ответом ему был тихий смешок Арчера, после чего Гарри услышал, как открылся и закрылся проход в гостиную. Снова оставшись в одиночестве, мальчик развернул клочок пергамента, который до сих пор держал в руках и бездумно уставился на расплывающиеся перед глазами слова:

«...не изучив этот дневник, я не смогу сказать точно, но исходя из того, что ты мне о нём рассказал, Гарри, это вполне может быть крестраж. Так вот, внимательно читай, что я скажу тебе. Крестраж невозможно уничтожить обыкновенным огнём. То, что ты оправил в камин и то, что обратилось в пепел на твоих глазах, было простой подделкой. Если дневник был тем, о чём я думаю, то тебе следует быть предельно осторожным, потому что крестраж не уничтожен, а значит, а тварь что живет в нём, до сих пор где-то в Хогвартсе».