Жизнь взаймы (гет)

Сейчас, спустя столько лет, я могу сказать только одно: мы всегда находимся там, где нам предначертано, и не имеет значения, где мы были раньше.

* * *

Легкий снег кружился и падал, не успевая соприкоснутся с землей; зима подступала. Я пыталась спасти снежинки и, смеясь, ловила их ртом. День выдался еще теплым, и уходить внутрь школы совсем не хотелось.

— Нарцисса! Нарцисса! — Снежок угодил мне прямо в спину и я, грозно нахмурившись, повернулась к своему обидчику, уже намереваясь объяснить, как не подобает вести себя с девушками.

-Том? Вот не ожидала от тебя такого. — Мой голос хоть и звучал строго, но не мог произвести должного впечатления. Как ни старалась, а улыбку сдержать не получалось.

— Я должен был вывести тебя из состояния прострации и вернуть в наш мир, — иронично ухмыляясь, он подошел совсем близко и, внезапно подхватив меня на руки, закружил.

— Отпусти, кому говорю! Том, это неприлично, нас могут увидеть, и что мы на это скажем?

— А что, игра в снежки с каких-то пор стала провокационной? — Хищно прищурившись, юноша не выпускал меня из рук. Его глаза так пристально смотрели на меня, казалось, они видят меня насквозь.

Смутившись окончательно, я предприняла попытку вырваться, но это была неудачная идея. Его руки сомкнулись еще сильнее, и он продолжал наблюдать за моей реакцией. Ему это определенно нравилось.

— Все, все, я сдаюсь, ну прошу тебя, прекрати! Еще утро, а ты уже успел смутить меня на весь день.

— Я запомню, что нужно сделать, чтобы смутить тебя и лишить возможности сопротивляться.

Так же внезапно Том отпустил меня, аккуратно вернув почву под ногами и, серьезно посмотрев мне в глаза, сообщил:

— Мисс, соблаговолите пройти со мной на урок. Иначе наше совместное опоздание вызовет больше вопросов, чем мы готовы дать ответов.

И, схватив за руку, не дав и секунды на раздумья, повел за собой, увлекая внутрь замка.

Я смутно подозревала, что смогу идти за ним куда угодно и ничуть об этом не пожалею.

Сидя на обеде в Большом зале, я витала в мечтах о выходных, представляла нашу совместную вылазку в Хогсмид и тайно надеялась, что смогу уговорить его посидеть в «Трех метлах». Погрузившись в свои мысли, я не сразу заметила белый конверт, лежащий передо мной на столе. Нахмурившись, я взяла его в руки, и внутреннее чувство услужливо подсказало, что моим планам не суждено было сбыться.

— Мисс Блэк, — голос профессора Слизнорта прозвучал неожиданно, заставив меня вздрогнуть, — пройдите в кабинет директора, вас там ждут.

Поймав на себе задумчивый взгляд Риддла, я с тяжелым сердцем направилась на восьмой этаж.

— Нарцисса, прошу, присаживайся и не волнуйся, ничего страшно не произошло. — Директор, сидя за своим столом, внимательно смотрел на меня, и его улыбка вместо поддержки оказывала на меня настолько угнетающее воздействие, что мне стало не по себе. Нервно теребя край юбки, я старалась сохранить спокойное выражение лица.

— Нарцисса, тебя ждут дома, меня попросили отпустить тебя на пару дней и я не вижу причин, чтобы этого не сделать. — Голос звучал мягко и приветливо, но меня затрясло, и дрожь в ногах не давала возможности подняться.

— Можешь пойти к себе и собираться, твои родители приедут через два часа. Все в порядке? Нарцисса?

Рука профессора опустилась мне на плечо и, заглянув мне в лицо, он задумчиво изучал меня. А я сцепила кисти рук, стараясь сдержать себя и не заплакать.

— Нарцисса, все в наших руках, даже когда все говорят, что это невозможно.

— Спасибо, профессор. Разрешите, я пойду? — Мой голос почти не повиновался мне, но я смогла посмотреть в глаза директору и, слегка кивнув, повернулась к дверям.

— Нарцисса...

Дальше я уже не слышала, лишь бежала и бежала всю дорогу до своей комнаты, пока не кинулась на кровать и, закрыв глаза руками, не зарыдала.

«Вот и все, вот и все», — мысли вихрем кружились в голове. Слезы душили и не давали вдохнуть.

Усилием воли я взяла себя в руки, успокоилась, поднялась и подошла к зеркалу, поправила волосы и подкрасила губы, ещё раз осмотрела себя и довольно улыбнулась.

Теперь я готова.

Встреча с родителями прошла приемлемо, все как обычно и ничего лишнего. Привыкнуть к этому можно, смириться сложно.

— Нарцисса, дочь, мы всегда стремились к согласию, спокойствию и процветанию, — мать сидела напротив и спокойным будничным тоном вела разговор, словно говорила о погоде, — и теперь настал тот момент, когда ты сможешь внести свою лепту в стабильность нашей семьи. Для тебя это новость, что мы пришли к соглашению с семьей Малфоев. Хоть я и наблюдала от тебя попытки сопротивления, но считаю это недоразумением. Их сын — Люциус — будет прекрасной партией для тебя и спокойствием для нас, как родителей. Завтра утром они прибудут к нам, поэтому я уповаю на твое благоразумие и надеюсь, что мы будем только гордиться тобой. А все остальное, — внимательно взглянув на меня на этом слове, она продолжила, — ты выбросишь из головы, ну или помни, как тебе угодно, но только как прошлое, которое не будет мешать будущему.

* * *

«Сажусь. Достаю тетрадь. Нет, она не из кожи врага; мне не удалось снять с него кожу. Целый год готовилась, но не смогла».

«Ты должна приехать».

Ни подписи, ни причины. В этом он весь, и я знаю, кто автор.

Тяжело осев в кресло, хватаюсь за голову и отгоняю дурные мысли. Я всегда старалась держаться подальше, всегда. Тот день все расставил на свои места, и обратно ничего не вернется.

Слова, все слова. Эти строчки всколыхнули то, что я все эти годы прятала глубоко в душе.

— Я изменился?

Змеиная усмешка застыла на подобии лица. Даже таким он не вызвал во мне ни трепета, ни страха.

Качаю головой, судорожно проглатывая застрявший в горле ком. Медленно подхожу к нему, с трудом переставляя ноги, на мгновение замираю, затем упорно продолжаю надвигаться. Встаю на цыпочки и касаюсь губами его сжатых губ. Холод.

Он вздрагивает и выглядит почти сбитым с толку, но не отталкивает меня.

Глубоко вздыхаю и молча смотрю на него. Он резко отпускает меня, будто обжегшись, и отходит, не сказав ни слова, мимолетно поправляет свою мантию, будто с ней могло что-то случиться.

Спустя мгновение поворачивается с издевательской усмешкой на губах:

— Как муж?

Ловлю ртом воздух, пытаясь подавить некстати навернувшиеся слезы.

— Ты сам в этом виноват.

Он глубоко вздыхает, сжав губы в тонкую полоску. Его лицо теперь ничего не выражает.

Тишина вокруг нас становится осязаемой.

Я не выдерживаю первой:

— Том...

— Молчи, — он резко прерывает меня и сверлит обжигающим взглядом.

— Том...

— Волдеморт! Надеюсь, ты не забыла, кто я теперь? Твой муж не объяснил тебе, как следует вести себя с Лордом?

Опять эта усмешка. Я сдерживаюсь и проглатываю обиду.

Злость в голосе или мне показалось? Отмахиваюсь, прогоняя последние остатки сомнения.

Несмело улыбаюсь и делаю шаг навстречу. Мы вновь близко, наши тела едва не касаются. Беру его за руку и смотрю на него снизу вверх.

Его взгляд блуждает по противоположной стене. Он обходит меня, становясь позади, но я чувствую его. Внутри все замирает и сковывается льдом. Закрываю глаза.

Чувствую его руки, он обнимает меня и прижимает к себе. Его дыхание холодком проскальзывает по моей шее.

Я прижимаюсь в ответ и не хочу открывать глаза. Здесь и сейчас будто и не было всех этих лет.

— Никогда больше не говори об этом. — В его голосе звенит сталь. — Ты говоришь, что не понимаешь моих мотивов, но ведь ты считаешь, что знаешь меня. Так что постарайся сама понять это, и, если ты захочешь, у тебя получится.

Глубоко вздыхаю, подавляя разочарование и закипающий во мне гнев. Мы молчим, но я больше не в силах это терпеть. Вырываюсь из объятий и наотмашь бью его по лицу.

— Ты предал меня, Том Риддл, дважды, — почти кричу я.

Его глаза наливаются яростью, лицо сводит судорога, и он со всей силы хватает меня за локоть. Боль разливается по всему телу, и я уже почти не чувствую его. В мире остаются только глаза Тома и его ярость, с которой он смотрит на меня.

— Ради тебя я сделаю вид, что этого не было, но не вздумай забываться — в следующий раз ты почувствуешь все, на что я способен. — Сила, с которой он отталкивает меня, не дает мне шансов устоять на ногах, и я падаю на пол. Мир вспыхивает и на мгновение меркнет, затем несмело восстанавливается.

В очередной раз проглатываю слезы, закусывая губы от ноющей боли, но подняться я пока не в силах. Если не сегодня, то уже никогда. Я должна продолжить этот разговор во что бы то ни стало. Даже зная или предполагая, к чему это приведет.

— Когда-то все было иначе, — чуть слышным шепотом произношу я. — Ты не мог все забыть, часть тебя — того Тома — еще есть в тебе, — одними губами заканчиваю я и смотрю на него.

— Молчи, — выкрикивает он в порыве; его голос эхом разносится по комнате. Но сейчас в нем промелькнула нотка горечи. Он закрывает глаза, его руки сжимаются в кулаки так, что на пальцах белеют костяшки. Ярость в его глазах сменяется задумчивостью; он пристально вглядывается в мое лицо, будто видит его впервые. Неожиданно опускается и садится рядом со мной, рассеяно вглядываясь куда-то вдаль поверх меня. Затем опирается на руки и его лицо оказывается так близко к моему.

Тепло его руки выводит меня из ступора. Он гладит мое лицо, следя за движением своих пальцев, концентрирует на них все свое внимание, лишь бы не глядеть на меня.

Замираю и боюсь пошевелиться, а воспоминания вновь овладевают мной. Тяжело дыша, остаюсь на месте.

Его дыхание совсем рядом, оно жарко обдает мое лицо, и я нервно поправляю выбившуюся прядь волос.

Он обхватывает мое лицо и с усилием поворачивает к себе, еще ближе. Приподнимает мой подбородок — и наши глаза встречаются.

Тепло его губ разливается пьянящей волной по моему телу. Я судорожно вздыхаю и делаю попытку отстраниться, но он только крепче держит мое лицо.

Платье, струясь, соскальзывает с плеч, оголив меня почти полностью, и я уже не контролирую ситуацию.

Я редко сюда прихожу. Пронизывающий холод и ветер, треплющий подол мантии. Вот и все, что можно здесь почувствовать. Холод. И вину. Возможно, я всегда буду чувствовать себя виноватой в том, что он лежит здесь, укрытый под пологом белого мрамора.

Нежно смахиваю прилипшие к надгробию листья.

Мой сын — это самый большой подарок от тебя. И за это я буду благодарна всегда.

Мыслить я могу только здесь. Люциус где-то рядом и я чувствую, что прощена.

Мне пришлось готовиться несколько лет, чтобы наступил день, когда я решила — пора. Больше тянуть я не могла, меня настойчиво подводили к черте.

Готовилась, разумеется, морально. Не точила ножа, не готовила зелий, по ночам не выискивала темно-магические ритуалы — просто внутренне, мысленно, тайно ото всех привыкала к статусу убийцы. Несколько лет привыкала. А взмахнуть палочкой — всего мгновение.

Могу сказать, что события того дня оказались вполне заурядными и совершенно бесцветными. Не было ни ссор, ни откровенных разговоров, просто мне сказали — «должна», и я выполнила приказ. Именно в тот день, солнечным апрельским утром, я совершила первое в своей жизни убийство и до сих пор не нахожу себе места от переполняющих меня чувств.

Чуть позже, когда я восстанавливала в памяти события того дня, меня всякий раз поражала одна мысль: как же просто все оказалось. В жизни никогда бы никому не поверила, если бы мне кто сказал об этом раньше, — однако так оно и есть. Дело как дело, не труднее любого другого. Как и везде, самое главное здесь — соответствующим образом настроиться, а потом, потом жизнь пойдет своим чередом.

Теперь я тайно жду, когда Гарри Поттер найдет все хокрусы и уничтожит их, а у меня появится шанс. Шанс отомстить тому, кто стал моим душевным «палачом», кто одним взмахом руки сделал из меня убийцу. Ночью не помню уже кого именно года, я решила его убить и снять с него кожу, это единственное что у него можно отнять. Гарри Поттер обрел еще одного покровителя, сам того не подозревая.

Легко сказать: «Укрепитесь». Меня обманули. Обесчестили, выпотрошили, ограбили. Если угодно — растлили. Можно ли растлить тридцатилетнюю женщину? Конечно. Это просто. Надо всего лишь отобрать у нее все. В том числе последние остатки веры в человека.

Я не могу лечь и принимать помощь, иначе я не встану. Нужно держать себя в руках. Нельзя жаловаться и жалеть себя — это я точно знаю. Один раз пожалеешь — понравится. Это состояние очень быстро расслабляет.

Я привыкла к боли. К ней привыкаешь — мучительно медленно, она цепляется своими коготками, но учишься с ней жить, учишься с ней, как с человеком, договариваться. Я с ней разговариваю, как с подругой, которой у меня никогда не было. Бессмысленный, безумный диалог. Я прошу ее отпустить меня на мгновение, на пять минут. Обещаю не двигаться. «Перестань», — требую я. Она, боль, меня слушается. Не всегда, через раз, но слушается. А потом приходит вновь.

Я не задаю вопросов, не интересуюсь. Всегда считала, что личные размышления и мечты нужно держать при себе. Мне всегда были противны откровения и душевные излияния. Наверное, поэтому и подруг у меня не было.

Люциус был моим мужем и этим все сказано, в нашем кругу это автоматически говорило о движении в одну сторону, все для достижения блага семьи.

Я оказалась вне правил, вероломной предательницей и лгуньей. Он умел быть со мной разным, а главное, я знала, что была ему нужна.

«...Я примерила платье, подобрала украшения, тщательно уложила волосы. И все это время меня ни на секунду не покидала тревожная мысль.

— Они уже должны прийти, иначе мы не сможем уйти.

— Придут, — с нажимом в голосе проговорил Люциус. — Это не кто-нибудь, а настоящие профессионалы. Такие не подведут.

— Не понимаю, почему мы должны нанимать кого-то, чтобы они присмотрели за сыном? Родители не могли посидеть или эльфы?

— Могли, если бы услуги этих нянь не были нам предложены без возможности отказаться. Ты прекрасно знаешь, наше присутствие обязательно, — заметил мой муж. Лежа на спине на широченной кровати, он разглядывал документы, вид которых был от меня скрыт.

Я повернулась к нему, хотя и так прекрасно видела его отражение в зеркале перед собой.

— А ты одеваться не собираешься? Хочешь поразить их своим видом?

— Прекрати переживать, Нарцисса. Мне нужна только мантия — и я готов к встрече любого гостя.

— Мне категорически не нравится твой настрой!

— Дорогая, главное в человеке — это его харизма.

— Насколько я понимаю, все показать и объяснить им придется опять-таки мне?

— Мне было сказано, что они сотни раз занимались подобными вещами. Уверен, что они все носом чуют.

— Именно этого-то я и побаиваюсь — их носов. Я сама покажу им, куда надо будет их совать.

Я наблюдала, как он одним движением выскользнул из постели и подошел ко мне, чмокнул в плечо и нежно потянул к себе, поцеловал шею и верхнюю, выпуклую часть груди. Потом сунул кончик носа в ложбинку над крохотным бантиком, соединяющим чашечки бюстгальтера. Я улыбнулась и ласково погладила его затылок.

— Дорогой, мне нужно приготовиться.

Он изменил позу, прижался щекой к моей щеке и посмотрел на наше отражение в зеркале.

— У меня пудра на кончике носа, — проговорил он. — Как ты считаешь, эти гости догадаются, откуда она взялась?

Послышался шум в гостиной, к нам уже пришли, и мой муж пошел вниз.

До меня донесся голос Люциуса, приветствовавшего вошедших. О Мерлин, что за ужасные вещи он им говорит — впрочем, он всегда был из тех, кому сходит с рук такое, что в устах любого другого показались бы чудовищными. Похоже, он проводил их в гостиную и оставил дверь открытой, поскольку я слышала обрывки их разговора, доносящиеся из глубины холла.

— ... Не хотите ли выпить перед началом вечера? Нет? Вы не боитесь отказывать в просьбе хозяину дома? На тот случай, если вы все же решитесь, я сделаю отметины на бутылках, правда, карандашом, так что, если захотите, можете стереть их и прочертить новые. Легко отыскали наш дом? Да, я порой сам с трудом нахожу его, особенно после встречи с ..., а впрочем, неважно. Если проголодаетесь, пожалуйста, начните с овощей, хорошо? Вас же дома кормят, вот и придерживайтесь этого правила — есть дома. И та баранья нога в кладовой — это наш воскресный обед. Домовые эльфы все будут стеречь, так что просто предупреждаю. Вы люди взрослые, вдруг возникнет желание заняться любовью перед камином, я бы порекомендовал об этом забыть... Да и Драко маленький еще для таких сцен. Уверен, мы друг друга поняли.

Их ответы мне слышны не были, и я продолжала отчаянно сражаться с застежками платья.

Появился Люциус, он, скрестив руки на груди, прислонился к дверному проему и довольно ухмылялся.

— Очень приличные люди, — проговорил он. — Можно сказать, непоколебимо симпатичные.

— Да, дорогой, — я улыбнулась, — придется тебе застегнуть платье. Село оно, что ли?

Я повернулась к нему спиной, и он продолжил борьбу с застежками.

— Что ты там делаешь? — спросила я, пытаясь заглянуть себе через плечо.

— Кажется, я нашел тайное логово Пикси, — отозвался он, — и прекрати смеяться, а то они сейчас выскочат.

— Не будь ребенком и помоги мне влезть в это платье. Я тоже хочу поговорить с гостями. Нельзя же заставлять их столько ждать.

— Можно, — прошептал он. — Никогда еще не встречал таких невозмутимых нянь.

— Прекрати меня убеждать. Я знаю: они очень умелые и надежные, и я только зря беспокоюсь. Но все равно я волнуюсь.

Он повертел меня, оглядывая со всех сторон. — Чуть-чуть поправь вырез, — прозвучал его комментарий.

Я поправила платье, и беспомощным тоном произнесла:

— Просто меня стало слишком много. После рождения Драко я не узнаю себя.

-Тебя никогда не бывает слишком много. Ты выглядишь просто прекрасно!

— Так не хочется никуда уходить!

— Все будет в порядке.

-Люциус, ты правда всегда будешь рядом?

— Изведай меня! Переступи вот эту черту, тогда сама узнаешь.

-Ты просто невыносим! Хорошо, у нас нет другого выбора, надо идти...»

Ноги невыносимо затекли. Но у меня не было желания вставать и возвращаться обратно.

-Мама! — голос сына отразился эхом от мраморных плит и я вздрогнула. — Пойдем.

Драко нежно, но настойчиво взял меня за руку. На долю секунды замер, когда его взгляд остановился на могиле, затем, будто сбрасывая с себя оцепенение, помотал головой, еще крепче сжал мою ладонь, и, подняв меня, повел к воротам.