Вопрос цены (гет)

«Жаль, что я совсем не рисую»

Земфира

Толстая стопка исписанной бумаги ненадежным небоскребом возвышалась на столе. Рядом лежала парочка замусоленных перьев со сломанными кончиками, пепельница с безжалостно смятыми о ее дно окурками и пустая кружка с остатками кофе. Обладательница кружки, пепельницы и бумаг находилась здесь же — а именно, спала, удобно устроившись на стуле.

В дверь постучали. Бумажная кипа опасно покачнулась, и через секунду Гермиона проснулась, потерла ладонями лицо и крикнула:

— Войдите!

В кабинет вошел Рон и тут же принялся ползать по полу, собирая бумаги.

Гермиона сказала:

— Не надо, я сама.

И тоже начала подбирать драгоценные листы, одновременно проглядывая их и укладывая по порядку. Рон отдал ей свою добычу и без приглашения уселся на край стола.

— Ты заходил к нему? — спросила девушка, переворачивая листы вверх ногами.

— Да, — хмуро ответил Рон.

— И что? — нетерпеливо поинтересовалась Гермиона.

— Плевать он хотел, вот что. И на все Министерство в целом, и на меня в частности.

— Да где же… ах, вот, — пробормотала Гермиона, положила титульный лист сверху и аккуратно разгладила бумаги. — Ты говоришь, он не собирается выходить из дома?

Рон кивнул, постукивая пальцами по колену. Девушка выразительно поджала губы, хмыкнула и медленно произнесла:

— Может, у него опять депрессия?

— Не знаю, — просто ответил Рон. — Честно говоря, он уже начинает меня утомлять. И мне уже все равно, мне тоже плевать…

— Рон, — протянула Гермиона, — не вздумай только обижаться, я этого не выдержу.

— Гарри можно, а мне нельзя? — усмехнулся Рон. — Кстати… я вижу, ты устала… Что ты делаешь сегодня вечером?

По своей привычке он уставился на кончики ботинок. Гермиона посмотрела на него и решительно ответила:

— Не сегодня, Рон. Может, как-нибудь в другой раз…

— Ну, в общем, да…. — ответил он, еле слышно вздохнув.

— Ну, в общем, да, конечно… — так же содержательно поддержала его Гермиона. — Ты понимаешь, я хотела еще поработать…

— Я пойду, — вдруг вспомнил о делах Рон. — Если что…

— Да, — кивнула Гермиона.

Поработать. Работа. Вялотекущая диссертацияна тему: «Закон биномиального распределения, неравенство Муавра-Лапласа или условные законы распределения составляющих системы дискретных случайных величин и их практическое применение в нумерологии».

Адаптация маггловских научных достижений к колдовскому миру. Очень удобная вещь. Маги смогут подсчитать вероятность наступления события с предельной точностью. Никаких туманных предсказаний, никакой лирики. Предельно ясно и точно, как монета: орел или решка. И можно будет точно узнать — схватишь ли ты удачу за хвост или пролетишь листом фанеры.

Над этим и трудилась Гермиона остаток дня, и продолжала трудиться, когда шла по освещенной фонарями набережной Темзы. Обычно эта прогулка помогала привести мысли в порядок, разложить их по полочкам, чтоб ни о чем не думалось, но сегодня холодный западный ветер неприятно морозил неприкрытую одеждой кожу. Она застегнула воротник куртки на последнюю пуговицу и полезла в карман привычным движением. А в кармане была пачка сигарет, и, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день.

Тогда, на седьмом курсе, ей казалось, что жизнь — это непрекращающийся бег по лезвию бритвы. Постоянная опасность, любой шорох мог стать последним, что она услышит. Нервы, звенящие натянутой струной. Атаки на школу каждый месяц, неделю, день… Какие-то третьекурсники тихонько смолили в подземельях, она отобрала у них сигареты и прочитала лекцию о вреде курения. А когда они сидели с Гарри на дежурстве около Запретного леса, вдруг вспомнила про пачку. И закурила в первый раз, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться. Она знала, как сделать пламя невидимым, а вблизи такого мощного магического места, как Хогвартс, лишняя толика магии не могла ее выдать. Никотин помогал успокоиться, дарил иллюзию нормальной жизни. Гермиона навсегда запомнила эти ночи, когда приходилось обмениваться жестами, потому что нельзя было болтать, а из отряда мало кто овладел окклюменцией. Сырую мглу и тонкий, терпкий аромат сигаретного дыма, который могла чувствовать лишь она.

Война была позавчера. Теперь Гермиона неторопливо бежала по широкой дороге жизни, но это был бег на месте. Одни и те же цифры, одни и те же буквы… Никотин подстегивал синапсы головного мозга, заставлял их работать, дарил вдохновение — как прежде дарил покой. И поэтому сейчас она вынула из мятой пачки белый цилиндрик, зажала его зубами.

Чиркнула спичкой.

Маленький голубой огонек тут же потух на ветру. Чего и следовало ожидать.

Оглянувшись по сторонам, она вынула сигарету изо рта и украдкой прошептала заклинание. Кончик цилиндра заалел, девушка крепко затянулась и выпустила облако сизого дыма. Облокотившись на перила, она посмотрела в непроглядно-черные воды ночной Темзы. На воде играли блики света фонарей.

Гермиона скучающе посмотрела по сторонам. Справа не было ничего интересного, а вот слева…

Слева от нее какой-то псих пытался залезть на перила.

«Идиот, — подумала Гермиона. — Или пьяный».

Пьяный или нет, но не могла же она стоять и смотреть на это!

Недокуренная сигарета полетела в воду, а девушка бросилась спасать этого самого психа.

Тот уже успел встать на перила и теперь толкал пламенную речь, обращенную к звездам. Ухватив его за край куртки, Гермиона уверенным движением дернула парня на себя. Оба повалились на холодный и грязный камень моста. Парень дико заорал. Ощутимо приложившись нижней частью спины, девушка прокляла и набережную, и неудавшегося самоубийцу, и саму себя. Сердце гулко стучало, не в силах быстро успокоиться. Этот чертов придурок разлегся на ней и не думал вставать. Гермиона негромко выругалась и спихнула его с себя. Тот сжал виски ладонями, будто хотел раздавить себе голову, и посмотрел на свою спасительницу. Знакомый колючий взгляд серых глаз…

— Малфой! — охнула Гермиона, прижав ладонь ко рту.

Она не видела его с тех пор, как окончилась война. И успела забыть о его существовании. Однако ж, вот он, живой и невредимый. Относительно. На левой щеке у него красовались алые пятна — след от пощечины, скула расцарапана. Драко заметил ее взгляд, паскудно ухмыльнулся и вынул из заднего кармана джинсов черную фляжку. Отвинтив крышечку, он приподнял фляжку и произнес:

— За тебя, грязнокровка!

И жадно присосался к ёмкости, не роняя ни капли мимо рта. Гермиона моргнула пару раз — он никуда не делся. Стоял и пил как ни в чем не бывало, будто это не он только что хотел броситься в Темзу. Девушка почувствовала себя лишней и уже хотела уйти и забыть об этом странном эпизоде в ее жизни, как вдруг Малфой отбросил фляжку в сторону и свалился бесчувственным кульком к ее ногам.

Гермиона стояла и смотрела на него. Промозглый ветер поддувал под куртку, неприятно шевелил волосы. Она вздохнула, уже зная, что сейчас сделает. И заранее ругала себя за это.

Наклонившись к Малфою, она бесцеремонно перевернула его на спину. Приподняла пальцем веко, прощупала пульс. Ничего страшного, просто упился до невменяемости. То есть, ничего страшного, если есть постель и крыша над головой. Если оставить его здесь, он просто замерзнет. Нельзя же…

А с другой стороны, оно ей надо? «Он умер, как и жил». К тому же, есть специальные маггловские службы, заберут его куда надо.

Малфой что-то пробормотал, притянув колени к подбородку. Ему было холодно.

— Гнида ты последняя, Малфой, — сказала Гермиона. Не помогло. — От тебя одни неприятности, слышишь, сволочь?

«Сволочь», не открывая глаз, попыталась прижаться к ней, погреться. Гермиона брезгливо поджала губы, поднялась и попыталась придать Малфою вертикальное положение. Он тут же рухнул на нее всей своей тяжестью, обдавая ароматами бренди и «Морской свежестью». Она похлопала его по щекам:

— Эй, Малфой, ты меня слышишь? Малфой…

— Мрко… бльш не налвать! — глубокомысленно выдал он и опять уснул у нее на плече.

Она подумала, куда же его определить. Малфой-Менор, как ей было известно, пустовал. Не тащить же его домой, в конце концов! Она ведь живет не одна. А с Муавром, Лапласом, Бернулли и дискретными случайными величинами. Драко икнул.

«Если его проблюет, то я оставлю его здесь», — подумала Гермиона.

Будто услышав ее мысли, блевать он не стал. Видимо, организм уже привык. Чем чаще пьешь, тем меньше кроет. Вздохнув, она сжала его ладонь и аппарировала на задний двор своего дома.

Жестко пресекая все попытки Малфоя улечься и заснуть, Гермиона дотащила его до входной двери и втолкнула в дом. Лишившись поддержки, парень развалился на полу в прихожей. Закрыв дверь, девушка прислонилась к ней спиной и медленно сползла на корточки. Все тело ломило так, будто она вручную разгрузила товарняк с кирпичами. Наплевав на собственные правила, Гермиона вытащила сигарету и закурила в прихожей. И попыталась холодно и отрешенно проанализировать ситуацию.

Вот, с одной стороны, есть такой Малфой — сука, падла и гнида, который умудрился сбежать прямо перед началом последней битвы. Своим предательством он увеличил шансы авроров на победу и тем самым помог им. Так что преследовать его никто не стал — живет, и ладно. До абстрактного Малфоя, в принципе, ей не было никакого дела.

Но Малфой, лежащий на ее полу в ее прихожке, вовсе не был абстрактным. Его мелко затрясло, а покушение на свое напольное покрытие Гермиона ему точно не простит. Лучше б она котенка домой притащила, раз так скучно жить!

От котенка проблем было бы куда меньше. И вообще, что за дурацкая идея? Ведет себя, как одинокая старая дева…

Докурив, она смяла окурок о пустую пачку сигарет, достала палочку и ничтоже сумняшеся произнесла:

— Мобиликорпус!

Начавший посапывать Малфой не проснулся, и она успешно пролевитировала его на узкий диванчик для гостей и села рядом. Уткнувшись мордой в подушку, парень крепко заснул. Гермиона зевнула, вспомнила о дискретных величинах, мысленно послала их со снижением в сторону моря и тоже ушла спать.

Всю ночь ей снились какие-то странные сны: будто ей выдали лицензию на отстрел Малфоев и снайперскую винтовку. Драко бегал по перилам, точно утка в тире, но почему-то попасть в него у Гермионы не получалось. Она дернула затвор, еще раз, и еще, а потом поняла, что вцепилась в подушку с такой силой, что заболели пальцы. Стирая остатки сна, она помотала головой и поплелась в ванную. Ей уже черт знает сколько времени не снились сны. Тем более такие дурацкие.

Малфой, разумеется, никуда не делся. Он лежал в той же позе, как и упал. Гермиона мстительно глянула на него и хотела было разбудить, но потом раздумала. Пусть проспится, тогда и будем разговоры разговаривать. Она оставила на столике у диванчика кувшин с апельсиновым соком и записку, что будет в шесть. Потом порвала записку и ушла на работу.

Она обводила пером лекало, вычерчивая кривую, как в дверь постучали. Гермиона вздрогнула, перо поехало вбок, и кривая получилась кривой сверх всякой меры. Швырнув перо на стол, она прокричала:

— Войдите!

Разумеется, это был Рон, которому наскучило работать. Он зашел и без приглашения уселся сел на край стола.

— Рональд Уизли! — менторским тоном заявила Гермиона. — Вы поглядите на это безобразие!

И сунула испорченный чертеж ему под нос. Рон попытался отшутиться:

— Да ладно тебе, подумаешь, всего-то…

— Всего-то?! — будто взорвалась девушка. — Это для тебя «всего-то»! Это тебе нечего делать! А я, между прочим, работаю!

Рон пожал плечами и бровями, попрощался и вышел из кабинета. Гермиона чертыхнулась, скомкала чертеж и швырнула его в корзинку для бумаг. Потом уже догадалась, что можно аккуратно свести пятно с помощью магии. Чертыхнулась еще раз, полезла в корзинку, вынула листок и ткнула в кривую палочкой. Бумага загорелась.

— Ах ты, дрянь!

Погасив пламя и обругав себя последними словами, она подумала, что колдует сегодня не лучше Рона. А на изрядно обгоревшем чертеже умудрилась перепутать данные по осям. Брань, глад, мор и смерть.

А если Малфой попрется на кухню и включит газ? Представив себе картину взлетающего на воздух дома, Гермиона чуть не сгрызла перо. Этот чистокровный идиот ничего не соображает! Плюнув на Лапласа, девушка собрала черновики, сказала, что ей необходимо поработать дома, с ее личной библиотекой, и отправилась туда через каминную сеть.

Малфой дрых. В три часа дня он самым бессовестным образом дрых, все так же уткнувшись мордахой в подушку. В то время как другие вынуждены работать, будто лошади.

«Почему ему можно дрыхнуть, а мне нельзя? — возмутилась про себя Гермиона. — У меня вон уже глаза под мешками… То есть мешки под глазами, тьфу!»

— Драко, солнышко, вставай! — пропела Гермиона, хищно глядя на слизеринского принца.

Малфой приподнялся, глянул на девушку осоловевшими глазками, с пятой попытки приставил палец к губам и произнес:

— Шшш…

Гермиона обомлела от такой наглости. Он на нее еще шикать будет, стервец!

— А ну вставай, чего разлегся!

— Уйди, — простонал он, — сгинь…

— Я у себя дома, между прочим. И уже три часа дня.

— Угу… — многозначительно ответил он и повернулся на другой бок.

— Акцио полотенце!

Влажное прохладное полотенце, висевшее на крючке в ванной, прилетело к Гермионе. Она шлепнула это полотенце на похмельную мордаху Малфоя. Тот блаженно застонал.

— Ооо… больше никогда… мне сегодня приглючилась странная вещь, слышишь, Марко? Будто грязнокровка, ну та, с дома Гриффиндор…

Гермиона отобрала у него полотенце, и парень сразу зашипел, как рассерженный кот. Потом увидел ее, протер глаза. Девушка сидела с самым ехидным выражением лица.

— Уйди, злобный глюк! Никакого бренди, только вино! — клятвенно пообещал сам себе Драко. Но Гермиона никуда не делась, даже после того как он проморгался.

— Ну что, Малфой? Рассказывай, как дошел до жизни такой…

Драко сел на диванчике, осторожно дотронулся до царапин на левой скуле и ойкнул.

— Чего? — спросила Гермиона.

— Неужели он посмел… — сказал сам себе Малфой, ощупывая щеку. Он обиженно выпятил губы, наморщил лоб, будто собираясь заплакать. Девушка с интересом наблюдала за ним.

Но плакать он не стал. Поднялся с дивана, чуть покачнулся, но сумел устоять на ногах. Не сказав Гермионе ни слова, схватил куртку, направился к двери и ушел.

Ничего так, нормально. Все в порядке вещей, ни вам здрасьте, ни до свидания. Нормально.

Гермиона глубокомысленно хмыкнула, потом протерла лицо полотенцем и ушла работать. Никакие Малфои не занимали ее мыслей, и Лаплас мог бы ею гордиться...

Прозанимавшись делом до ужина, Гермиона спустилась вниз, вытащила из холодильника одинокую сосиску, чудом затерявшуюся в ледяных торосах, и схарчила ее на ходу, не разогревая. Щелкнула выключателем чайника.

«Число испытаний, — подумала она. — Нужно увеличить число испытаний, и тогда…»

И тут она услышала, что кто-то хочет связаться с ней по каминной сети. Испытания мигом вылетели у нее из головы, и она бросилась в гостиную. В языках пламени виднелась голова Джинни.

— Привет! — поздоровалась девушка.

— Здравствуй, — сдержанно ответила Гермиона.

— Ты занята? — спросила младшая Уизли.

— Есть немного.

— Ясно… — протянула Джинни. — Просто у нас сегодня небольшой семейный ужин, и я хотела бы тебя позвать…

— Я бы рада, да не могу, — поспешно ответила Гермиона. — Честное слово.

— Ладно, — произнесла девушка задумчиво. — Увидимся. Извини, что отвлекла.

— Все в порядке, — улыбнулась Гермиона.

Пламя потухло. А какого хрена? Она что, собирается весь вечер сидеть дома в надежде, что вернется Малфой? Чушь собачья.

Гермиона решительно скинула домашний халатик, натянула скромное черное платье с вырезом под горло и провела расческой по волосам. Глупо отказываться от возможности приятно провести время.

В дверь постучали. Девушка подумала, что это Рон пришел ее уговаривать. Состроив усталую мину, она открыла дверь. На пороге стоял абсолютно трезвый, но порядком помятый Малфой.

— Какого… — начала она, но он ее перебил:

— Слушай, раз уж ты приютила меня вчерашней ночью, не будешь ли ты так любезна приютить меня ночью сегодняшней?

И, видя ее замешательство, он быстро добавил:

— Мне некуда идти.

Гермиона стояла молча. И вдруг заметила карминово-красную струйку, стекавшую по его виску.

— Ты ранен? — с оттенком сочувствия спросила она.

— Пустяки, — хмыкнул Малфой и тут же пошатнулся, немножко картинно приложив руку ко лбу.

— Входи, — бросила Гермиона и пошла за аптечкой.

Вернувшись, она обнаружила, что Малфой бесцеремонно уселся на диванчик, закинув ногу на ногу. Лицо его было грустным и отрешенным, а рана настроения явно не улучшала. Видимо, кто-то сильно ударил его в висок, разодрав до крови кожу.

— Сиди смирно, — велела Гермиона и протерла слипшиеся от крови светлые волосы тряпочкой, смоченной в дезинфицирующем зелье. Малфой недовольно поморщился, но смолчал.

Гермиона промокнула тряпочку другим зельем и снова протерла ранку. Теперь все будет нормально. Драко молчал, разглядывая ее с праздным любопытством.

— Ты собиралась уходить?

— Нет, я только пришла, — соврала Гермиона, сама не зная зачем.

— Понятно, — ответил Малфой.

Повисла тягостная тишина. Побарабанив пальцами по колену, Гермиона предложила чаю. Малфой сдержанно кивнул, задумавшись о своем.

Обдавая кухонный шкафчик паром, вскипел чайник. Девушка поставила на столик две чашки — неловко, одна их них едва не упала. Драко быстрым движением схватил чашку, отдал ее Гермионе. Та улыбнулась, чуть прищурившись. Секунду он смотрел своими светлыми, будто прозрачными глазами ей прямо в душу.

Гермиона отвернулась, чтобы прервать этот контакт между ними. Слишком долго она засыпает вместе с уравнениями…

Малфой протянул руку к чашке. На узком запястье виднелись следы синяков. Заметив заинтересованный взгляд Гермионы, он тут же отдернул кисть, прикрыв запястье манжетой белой рубашки.

Какая чушь, какая несусветная чушь! Она привечает в своем доме Малфоя и, причем, так равнодушно, словно ей абсолютно безразличен этот факт. Воистину, мир изменился…

А впрочем, мир остался прежним. Это люди меняются.

Опять воцарилось молчание. Гермиона помешивала сахар в чашке, будто готовила зелье. Два раза по часовой стрелке, три раза против. Ложка звякала, задевая фарфор. Драко поморщился.

— Ты не возражаешь? — спросила Гермиона, вытаскивая сигарету.

Малфой неопределенно хмыкнул, глядя в свою чашку. Видимо, мысли его были сейчас далеко отсюда. Девушка закурила, приоткрыв форточку заклинанием.

— Так это ты? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Малфой. — Ты куришь эти капустные листья?

Гермиона уставилась на сигарету. Обычная сигарета, обычный табак… При чем тут листья? Тем более капустные?

— Табак дрянной, — добавил Малфой. — Ошметки. Хороший табак пахнет совсем по-другому.

И откинулся к стене, с задумчивым выражением лица. Гермиона швырнула окурок в раковину, пожелала Драко приятных снов и ушла наверх.

Нарочно не стала закрывать дверь. При одной мысли о том, что в кои-то веки у нее в доме ночует мужчина, сон куда-то улетал и категорически не желал возвращаться. Гермиона велела себе забыть об этом факте, но одновременно сознавала, что мозг терпеть не может команд и приказов. Поэтому мысли ее текли по одной и той же проторенной дорожке.

Промаявшись почти до утра и заснув на рассвете, она встала с головной болью и странным чувством неудовлетворенности. Малфой покорно спал на диванчике, просунув руку под подушку. Собственник. Он так обнимал эту подушку, будто говорил — моя. Не отдам. Не отнимете. Гермиона скептически хмыкнула и написала записку, что обед доставят на дом, карточка на тумбочке, а сама она будет в семь или позже.

После полудня она зашла к Рону. Тот возился с бумагами без особого интереса, просто чтобы убить время. Увидев ее, он тут же поднялся с места, всем своим видом показывая, как же ему все надоело. Гермиона подождала, пока Рон накинет куртку, и они вместе вышли из кабинета.

Гарри уже ждал в полутемном углу одной маггловской забегаловки. Маленькие зашторенные окна, скромный темно-синий декор. Не претенциозно, именно то, что нужно. Сигаретный дым поднимался кверху сизым туманом.

Рон выдвинул ей стул, проскрипев его ножками по полу, и уселся сам. Молча пожал руку другу. Гермиона напряженно сцепила пальцы, поставив локти на стол, и уставилась на Гарри. Ну конечно, недельная щетина. В синеватом полумраке она плохо видела его глаза, но могла поспорить, что они были испещрены алыми нитями лопнувших сосудиков.

Гарри снисходительно кивнул ей. Догадался.

Высокая официантка с равнодушным лицом подошла к столику и спросила, что будут заказывать. Гермиона одобрительно опустила ресницы, и Рон попросил принести три «Бутвайзера» и чего-нибудь соленого. Девушка записала и отошла. Вскоре она вернулась с заказом.

Рон взял свой стакан и нервно постучал пальцем по стеклянному боку.

— Ну, — наконец спросил он, — как жизнь?

— А то ты не знаешь, — бросил Гарри. — Все по-прежнему.

И принялся за пиво. Гермиона молча поглаживала стакан.

— Сегодня два с половиной года? — задала она риторический вопрос сама себе, окидывая взглядом друзей. — Да? — неохотно подтвердил Гарри.

Два с половиной года назад, в дождливый осенний вечер Невилл вышел на мокрую автостраду неподалеку от своего дома. В сумеречном тумане водитель грузовика слишком поздно заметил бедного неудачника.

— Я никогда не понимал, почему так случилось, — Рон отхлебнул пива.

— Неужели? — негромко бросил Гарри, пристально глядя на друга.

— Он же был отличным аврором! Ты и сам прекрасно знаешь, что если бы не его навыки боя, невесть откуда взявшиеся…

— Скажем так, не невесть, — заметила Гермиона. — Пятый курс. Помнишь?

— Издеваешься? — ответил вопросом на вопрос Гарри.

Помолчали. Выпили.

— Я все прекрасно помню, — произнес Гарри уже более мягко. — Сколько бы отдал, чтобы опять вернуться в Хогвартс…

— Дело только в цене… — пробормотала девушка.

— Да хрен бы с ней, с ценой! — звеняще выкрикнул Поттер, одновременно хватив бокалом по столу. Посетители, сидевшие за другими столиками, тут же обернулись на шум. Гарри нахмурился и замолчал. Потом тихо продолжил:

— Понимаешь, я вроде бы иду вперед, но постоянно оглядываюсь назад. И мне кажется, словно я иду с вывороченной шеей.

Гермиона шла по улице, не обращая никакого внимания на пронизывающий ветер. Она решила доработать намеченное на сегодня дома. Ей необходимо было пройтись, чтобы выветрилась из головы эта несусветная чушь, высказанная перманентно непросыхающим Поттером. «Он совсем уже свихнулся», — убеждала себя девушка, невольно потирая собственную шею. Хрена! У нее есть будущее. И смотрит она только вперед, когда защитит свою диссертацию, которая ждет ее дома. И не только диссертация…

Скинув куртку и ботинки, она быстро зашла в зал. Можно будет сходить в видеосалон и взять парочку отличных старых фильмов, и купить поп-корна, и…

… и, как только она увидела Малфоя, все планы сразу же вылетели у нее из головы. Потому что Драко красовался перед зеркалом в кружевном пеньюаре, подаренном ей бабушкой на двадцатилетие. Полупрозрачный розовый монстр был незамедлительно засунут подальше, потому что Гермиона физически не могла представить себя в этой порнографии. А Малфой ничтоже сумняшеся положил руку на талию и придирчиво рассматривал свое отражение. Сквозь тонкую ткань беззастенчиво проглядывали соски, коротенький подол едва прикрывал упругую попку, а выглядывающие длинные и ровные ноги выглядели совсем беззащитно.

«Слава Мерлину, он хоть плавки не снял!» — подумала Гермиона, прежде чем сползти по стенке. Впрочем, сознание отказывалось милостиво покинуть ее.

Драко повернулся, увидел ее и замер. Потом неуверенно спросил:

— Грейнджер?

— Да.

— Эээ… это не то, что ты подумала.

— Ага, — слабым голосом сказала Гермиона, — конечно.

— Я сейчас же сниму… — заявил Малфой и принялся стягивать с себя пеньюар.

— Нет! Не надо… поговорим на кухне через несколько минут!

И Гермиона с блеском выполнила маневр в виде отхода на заранее заготовленные позиции. А именно, в кухню. Принялась срочно заваривать чай, беспрестанно приговаривая на все лады: «Ой, дура!»

И действительно, надо же было оказаться такой дурой?! Ни к чему хорошему эти долбаные теоремы не приводят… Эти долбанные теоремы до добра не доведут… Хороший дружеский секс с Роном не привел бы к таким ужасным последствиям, как его отсутствие… Потянуло ее, видите ли, на чистокровных… Захотелось, блин… Недоласканная старая дева. Ой, дура, ой, ду-у-ура…

— А куда нам пять чашек? — резонно спросил вошедший Драко.

Гермиона глянула на стол, на котором красовалось ровно пять чашек с чаем. Свежезаваренным. Улыбнулась — и тут же выплеснула весь чай в раковину.

— Ну, от одной бы я не отказался, — заметил Малфой.

Гермиона села на стул и замолчала, бессознательно покусывая кончики пальцев. Драко, видимо, понял, что просто так это дело не оставишь, сел напротив и пристально посмотрел на девушку. Та молчала. Малфой заметил пачку сигарет на шкафчике, протянул их Гермионе. Она быстро сорвала обертку, вынула одну, прикурила и затянулась, жадно, словно искала в сигарете спасение. Или хотя бы успокоение.

— Не пойми меня превратно, Грейнджер, — начал было Малфой, но Гермиона его бесцеремонно перебила:

— У вас там все такие или через одного?

— Где там? — удивился Малфой.

— Ну… среди чистокровных?

— Грейнджер… ну как тебе сказать… Вот ты куришь? В смысле, не сейчас, а постоянно?

— Нет, — резко ответила Гермиона. — Я не курю. Я не сижу на никотине. Так, балуюсь…

— Вот и я, — произнес Малфой, — вот и я… балуюсь.

— Ни хрена себе баловство, — заметила девушка.

— Каждому — свое.

Оба замолчали. Гермиона прикоснулась губами к фильтру, подавив горячее желание отгрызть его. От досады.

— На самом деле, — начал Малфой со странным выражением лица. Ясно было, что этот разговор ему не слишком-то приятен, — на самом деле…

— Можешь не говорить, — великодушно разрешила Гермиона. — Ты жил с кем-то, и этот кто-то выкинул тебя из дома?

— Нет, — гордо заявил Драко. — Я сам ушел.

— О, — протянула девушка. — А зачем возвращался?

— За надо, — резко ответил он.

— Хм… и это он наставил тебе синяков? — Гермиона проворно ухватила Малфоя за руку.

Драко попытался отдернуть кисть, но ему это не удалось. Девушка рассматривала его запястье. Кожа у него была нежная на ощупь — то ли кремами мажет, то ли у всех чистокровных такая… Синяки уже пожелтели, но все еще были отчетливо видны. Малфой нехорошо сощурил свои серые глаза и поинтересовался, налюбовалась ли она. Гермиона молча отпустила его руку. Малфой скривил губы и уставился на нее.

— Почему ты не вернешься домой?

— У меня нет дома, — ответил Драко.

Он вкратце рассказал ей, что отец по-прежнему в Азкабане, и никто не спешит выпускать его. А Нарцисса…

Через две недели после падения Темного Лорда, Беллатрикс, чудом избежавшая смерти и Азкабана, молча взяла волшебную палочку и заперлась в своей комнате. Нарцисса стучала, буквально ломилась в дверь и орала на весь замок, приказывая Беллатрикс не делать глупостей. Драко стоял на лестнице и все слышал. Беллатрикс глухо отвечала Нарциссе, что он ушел навсегда. Миссис Малфой спрашивала, откуда ей это известно. Миссис Лестрейндж отвечала, что она чувствует это. Всей своей сущностью. Потому что надежды больше нет. Нет той надежды, которая позволила ей не сойти с ума все те годы в тюрьме которая столько лет не давала ей сойти с ума в тюрьме. Нарцисса, сдирая в кровь кожу с костяшек пальцев, стучала, умоляла, рыдала взахлеб.… Потом выкрикнула, что Беллатрикс вовсе незачем умирать. В наступившей тишине раздался негромкий голос сестры:

— Разве ты не видишь, что я уже умерла?

И еще тише прозвучало Непростительное Проклятье.

Яркое солнце, прохладная тьма и странный, но приятный аромат семейного склепа. Какие-то ладаны, какие-то травы… Нарцисса, которая никак не могла расстаться с телом сестры. Драко помнил ее ободранные в кровь пальцы, обломанные ногти… Тогда он равнодушно оттаскивал мать от саркофага. Красивые золотистые локоны Нарциссы растрепались, она не сдерживала слез. Разумеется, Драко не мог винить ее за это. Но и не мог больше выносить этой постоянной скорби. По сестре, ушедшей по ту строну времени. По мужу, который тоже вне времени. По сыну. По самой себе. По загубленной жизни. Эта неотступная, непрерывная атмосфера печали угнетала. Все было напрасно. Нарцисса признавалась ему в слабости. А что он мог сказать? Он тоже расписался в собственной слабости, сбежав из Малфой-Менор. Он был сыном своей матери.

Фильтр тлел, распространяя неприятный едкий запах. Гермиона спохватилась, быстро выкинула сигарету в раковину. Звенящая нить признаний порвалась, оставив тяжелую, тягучую ноту, осевшую на сердце, как запах паленого фильтра.

— Драко?

— Да.

— Я не знала. Вернее, не хотела…

— Ладно тебе.

— Живи у меня, если хочешь.

Малфой кивнул. Принял как должное. Собственник хренов.

Рон зашел к ней под конец рабочего дня. Гермиона улыбнулась ему, но дела не бросила. Только никак не могла найти свое перо. Она хлопала по карманам, переворошила все бумаги, но его нигде не было. Рон усмехнулся, протянул руку и вынул перо, которое она в порыве вдохновения засунула за ухо. Мужское прикосновение еще больше выбило ее из колеи.

— Может, пойдем выпьем чего-нибудь?

— Хорошо, — Рон улыбнулся.

Сидя с ним в кафешке, она вспоминала первую осень, встреченную ею вне стен Хогвартса. Тогда, сразу после окончания войны, они все лето мотались по Англии, была целая уйма дел… А потом все как-то отошло на второй план, трава завяла, листва пожелтела. Рон сделал ей предложение, и она согласилась пожить вместе. Эдакий блицкриг, на пробу. И оказалось, что встречи на нейтральной территории и совместная жизнь — суть две большие разницы. Когда ты приходишь в пустой холодный дом и лениво готовишь обед — это одно, а если приходишь не в пустой дом, но обед все равно приходится готовить самой — это совсем другое.

Последние солнечные лучи уходящего лета косо падали ей на спину, согревали, ласкали прощальным теплом. Девушка молча вытянула сигарету из пачки. Рон упорно смотрел в сторону, и Гермиона припомнила сцену, которую устроила ему однажды.

Гермиона не желала заниматься домашней ерундой, а он в ответ возмущался, что это не мужское дело — еду готовить. Что не надо из него бабу делать. Что она всю жизнь живет так, как ей надо и как ей хочется, и могла бы, в конце концов, задуматься, каково ему ощущать себя подкаблучником. Перестать, наконец, зарабатывать деньги — а зарабатывала Гермиона на порядок выше, нежели он, потому что Министерство выделяло солидные средства на ее исследования.

— Ты из меня бабу делаешь! — надсаживался Рон, расхаживая из угла в угол.

Она сидела в кресле и смотрела на его руки. В них была его проблема — никогда не мог стоять спокойно. Ходил, размахивал ими бестолково, сцеплял пальцы в замок и тут же опять начинал размахивать. Это ужасно раздражало, и ей хотелось встать и хорошенько треснуть его по рукам линейкой, как поступала ее первая учительница в маггловской школе. «Не знаешь, куда деть руки — отруби их».

— Я не могу так жить, — продолжал он. — Ты пытаешься сделать из меня женщину, но ничего не получается. Ты сама ведешь себя, как мужчина. И выходит, что у нас в доме два мужика! А я… я не умею и не хочу жить с мужиком.

— И что ты предлагаешь? — внезапно вспылила Гермиона, вскакивая с кресла и хватая его ладони. — Что ты предлагаешь — чтобы я бросила работу, да? Все книззлю под хвост, к чертям кошачьим? Замечательно…

— Да выслушай же ты! — кричал Рон, вырывая пальцы из ее цепких объятий. — Ты не даешь мне жить, как мужчине… Я должен все это делать, я, понимаешь, я…

— А я на кухню, значит? И всю жизнь на кухне, как твоя мать? — Это был удар ниже пояса, она поняла по его сузившимся от злости глазам, но было поздно. Гермиона не собиралась отступать: — Да, как твоя мать! Я не такая, ты пойми! И не пытайся меня переделать, понял?

Старые друзья, почти что родственники, в тот день они наговорили друг другу уйму гадостей, помянув даже старое и, казалось, уже забытое. Но, видимо, не прощенное до конца.

В итоге Рон хлопнул дверью.

Мир, как ни странно, не перевернулся. Все так же дымились бычки в хрустальной пепельнице, все так же тикали часы на стене. Доведенная до тихого помешательства, Гермиона запустила пепельницей в часы. Часам и хрусталю — хоть бы хны. Только окурки рассыпались по полу, и несколько непотушенных пропалили палас. Всю жизнь так — иногда кажется, что солнце завтра не встанет и наступит апокалипсис. Но на деле время идет, ничего не меняется, лишь на душе остаются горькие прожженные шрамы…

Дом продали. Рон вернулся к родителям, где всегда была домашняя кухня, а Гермиона решила жить одна. И ее это вполне устраивало. Пока что.

Рон рассказывал что-то, а она поддакивала, не слишком вслушиваясь в его слова.

— Ну, что ты об этом думаешь? — спросил он.

Гермиона улыбнулась и потерла ладонью переносицу.

— Как насчет того, чтобы съездить туда как-нибудь, на выходные?

— Посмотрим, — ответила она неопределенно.

— Ладно, — согласился Рон и помог ей накинуть куртку.

Они вместе дошли до ее дома. Гермиона крепко, по-мужски пожала ему руку на прощание. Затем вошла в дом, совсем забыв о своем постояльце. Пообедать толком сегодня не удалось, а есть хотелось зверски. Она заглянула в зал, но там никого не было. А вот на кухне была гора грязной посуды, оставшейся еще со вчерашнего вечера. Гермиона нахмурилась. Холодильник был девственно чист, как арктическая пустыня. Белое безмолвие.

— Была ж сосиска, — проворчала Гермиона, оглядывая морозилку. — Ну точно ж помню, что была…

Сосиски не было. Слопал, троглодит хренов. Сожрал последнюю сосиску, гад, и не подавился.

Шумно и угрожающе топая по лестнице, она поднялась на второй этаж. Закутавшись в ее махровый банный халат, этот блондинистый спиногрыз уютно устроился у камина и смотрел телевизор. В правой руке у него был бокал с чем-то, подозрительно напоминающим коньяк. Но коньяка у нее в доме отродясь не ночевало.

— Малфой! — громко сказала она. Тот угукнул и отмахнулся. По телевизору шел прогноз погоды.

— Помаши мне еще! — сказала девушка и подошла ближе. Ну точно, вот бутылка французского коньяка… дорогущий, наверное.

— Откуда коньяк?

Малфой не отреагировал, влупившись взглядом в голубой экран. Гермиона вконец озверела, выдернула вилку из розетки, едва не оторвав при этом провод, подошла к Драко и спросила тихо:

— Откуда коньяк?

— Купил, — спокойно ответил Малфой.

— Как?

— Как-как, — невозмутимо передразнил он. — Легко и просто — заказал в «Магазине на диване». Нет проблем. А если позвонить сразу, то получаешь в подарок два бокала. Я успел.

— И позволь мне узнать, как ты расплатился?

— Попросил записать на твой счет. Ты же оставила мне кредитку, забыла?

— Я зачем ее тебе оставила? — сорвалась на крик Гермиона. — Я ее затем тебе оставила, чтоб ты бухло французское покупал? Почему еды в доме нет, а выпивка есть?

— Та-акая проблема, — протянул Малфой, — подумаешь, еще закажем...

— Подумаешь? Подумаешь? У меня кредитка не резиновая!

— А, — понимающе покачал головой Драко, — тебе денег жалко. Жадность заговорила… — Малфой трагично изломал брови, резким движением сорвал с руки перстень и швырнул его в Гермиону. — Да подавись.

Тут же вскочил с кресла и направился в соседнюю комнату. Гермиона попыталась схватить его за плечо, но он вывернулся и рывком захлопнул дверь перед ее носом. Щелкнул замок.

— Малфой!

Все было напрасно. Воцарилась мертвая тишина. Гермиона подняла валявшийся на полу с пола перстень, еще хранивший тепло малфоевских пальцев. Белое золото, пронзительная опасно-ядовитая зелень изумруда и прохлада бериллов.

Брань, глад, мор и смерть.

Рон для нее был словно близкий родственник – понятный и предсказуемый, а вот Малфой являлся величиной неизвестной. Она усмехнулась, представив себе условие задачи: Драко Малфой, неизвестная переменная… не, даже не так. Независимая переменная. Хотя, какая там независимая… сидит у нее на шее. Она подозревала, что у него наверняка есть деньги, чтобы снять хотя бы номер в гостинице. Так чего же ему от нее-то надо?

Она залпом допила остатки коньяка в бокале. Не спеша подошла к двери, оперлась на нее прислонилась к ней. Негромко постучала. Ноль внимания, фунт презрения.

— Ма… Драко? — Гермиона помолчала и продолжила: — Я не хотела так орать. Извини.

И просунула перстень под дверь.

— Нечего разбрасываться семейными ценностями…

За дверью раздался отчетливый всхлип.

— Эй, ты чего? — обеспокоено спросила девушка.

— Ничего, — глухо донеслось до нее.

— Открывай, хватит кривляться…

Дверь тихонько открылась. Гермиона зашла в комнату — Малфой сидел на кровати и вертел в руках украшение.

— Ты нарочно это сказала, да? — зло спросил он, пристально глядя ей в глаза.

— Не понимаю, о чем ты, — серьезно ответила она и села рядом.

Малфой ничего не сказал, только искоса глянул на нее. Потом молча вдернул палец в белую полоску перстня и отвернулся, уставившись в окно. Светлая ткань халата шла ему, подчеркивая белизну кожи.

«И почему все мои тряпки смотрятся на нем лучше, чем на мне?» — с легким оттенком зависти подумала Гермиона.

— Семейные ценности… ну надо же… Хотел бы я вернуться назад… — негромко произнес Драко. Плечи его дернулись.

— Только вот не надо ностальгии, — устало попросила Гермиона. — Один мне постоянно ноет про то, что живет со свернутой шеей…

— Правда? — Малфой обернулся. Глаза у него были сухие и колючие.

— Угу, — подтвердила она. — Этот стон у нас песней зовется…. как хотел бы я вновь оказаться в Хогвартсе…

— Плевать я хотел на Хогвартс, — заявил Драко. — А возвращаться мне некуда. Вернее, нет смысла.

И тут Гермиона поняла. Она все поняла и ободрительно пожала ему руку. В конце-то концов, отца его до сих пор не осудили, а недавно, судя по слухам, вообще перевели в СИЗО.

— Ничто не вечно под луной. Может, еще и вернешься?

— Ага, конечно, вернусь… — язвительно проговорил Малфой. — Ты вот это видела?

И тут он скинул халат с плеч. Гермиона кашлянула, но Малфой не обратил на это никакого внимания и повернулся к ней спиной. Худые лопатки у него торчали обломанными крыльями, плечи и предплечья точеные, как у девушки. А на пояснице, повыше чуть заметных ямочек красовалась татуировка: выбитый темными чернилами змей раскинул четко прорисованные крылья. Хвост змея извивался вдоль линии позвоночника и уходил вниз, за белоснежную линию плавок, сливаясь с теневой ложбинкой. По телу змея шла какая-то руническая надпись. Гермиона хмыкнула и попыталась рассмотреть ее повнимательнее, но Драко быстро натянул халат.

— И как я, по-твоему, с этим вернусь?

Гермиона пожала плечами.

— И давно у тебя эта красота?

— А хрен знает, — ответил Драко. — Где-то с седьмого курса. Я лично думаю, что после одной попойки с Упивающимися.

— Мда… и ты не знаешь, кто тебе так удружил?

— Конечно, нет! — произнес Малфой. — Знал бы… И вот представь, как я покажусь с этой дрянью…

— Представляю, — серьезно сказала девушка. — Никак. А свести пытался?

Малфой так угрюмо посмотрел на нее, что ответа не потребовалось.

— Я найду, — неожиданно для самой себя пообещала Гермиона. — Я почитаю о несводимых тату. Должен быть способ…

— Честно? Любой ценой? — спросил Драко, сжимая ее ладонь, словно от Гермионы зависело счастье всей его жизни. А может, так оно и было…

— Честно, — решительно ответила девушка, глядя на обрадованного Малфоя. Хоть кому-то хорошо... И, как там говорил Гарри? «Хрен бы с ней, с ценой»?

Промозглая ночь хмурилась за прозрачным мокрым стеклом, в камине горел яркий огонь. Драко ловко разлил еще по порции коньяка, поднял свой бокал и посмотрел на девушку. Гермиона тоже подняла бокал, чокнулась с Малфоем, едва не промахнувшись. Драко торжественно произнес:

— За нас, красивых!

— Ой… — вдруг смутилась девушка и покраснела. — Да ну тебя…

— Только вот не на-адо лицемерить, — протянул Малфой. — Так о чем я? А, ну вот… пили мы однажды в «Дырявом котле». Ну, глянул я вниз и думаю — нет, ну кривыми половицы бывают, это нормально. Но чтоб извиваться… Короче, упились мы тогда до того, что я подбил Винса дать мне нерушимую клятву, что он год не будет пить. Представляешь, какая морда лица была у него утром?

Гермиона неприлично громко расхохоталась, потом прикрыла рот рукой и покраснела. Закурила и принялась рассказывать несколько бессвязную историю.

— Короче, один раз, то ли в день святого Валентина, то ли на Хеллоуин, не помню…мы пошли в этот… и там Гарри… эээ… одним словом, мы просто обугорались… — произнесла она, прочертив в воздухе круг зажатой меж пальцев сигаретой.

Сизый дым змеился тоненькой струйкой. Малфой вдруг выхватил у нее сигарету и с нескрываемым злостным наслаждением раздавил окурок в пепельнице.

— Э, ты чего? — возмутилась Гермиона, но через секунду забыла об этом. Внезапно ей в голову пришла одна очень оригинальная идея. — Драко! Я знаю, чем свести татуировку! Пошли скорей…

Она схватила его за руку и потащила вниз по лестнице.

Утро было ясным, солнечным и чистым. Гермиона проснулась от странного звука — на мгновение ей показалось, будто кто-то что-то заколачивает.

Гвоздь, подумала она, гвоздь в крышку моего гроба.

Однако, вопреки ожиданиям, открыв глаза, она увидела не обтянутую шелком крышку, а вполне уютную и родную кухню. С неожиданного ракурса, а именно — с пола. Девушка медленно поднялась и подумала, что лучше бы она этого не делала.

Пол не спеша так ухнул куда-то, и она вновь прилегла. В голове гулко стучало, и на этот шум накладывались воспоминания о давешнем разговоре. Как вчера Драко вытянул руки, уткнул в них голову и принялся что-то бессвязно бормотать.

— Он меня убьет, — произнес Малфой абсолютно равнодушным и безразличным тоном. — Просто убьет, и все. Открутит голову, как… как цыпленку.

— Да ладно, может, обойдется… — ободряюще сказала Гермиона, сочувственно похлопывая его по плечу. — Может, он и не узнает…

— Держи карман шире, не узнает, уж конечно, — насмешливо и глухо отозвался Драко, не поднимая головы. — Он узнает все.

Малфой поднялся, вытер лицо ладонями и вздохнул.

— Ладно, убил бы, это еще куда ни шло… Скорее всего, он меня просто в игнор поставит на веки вечные. Как же, блин, единственный сын и наследник — гребаная дешевка…

— А ну хватит, — прикрикнула она на него, оживляясь. — Можно подумать, тебя кто заставлял так себя вести? А скажи, тебя зас… заставляли? Не-е-ет, — протянула она, покачивая пальцем. — Тебя никто не заставлял. Вот тот парень, с которым ты там жил… зачем ты это сделал, а?

— Захотелось, — хмуро сказал Малфой. — Да, я сам виноват. Да, я знал, что дома меня за это по головке не погладят… И что, ты меня учить собираешься, что ли? Ты меня учить будешь, ху.. хуро… худородная?! — выговорил он с трудом, потому язык начал заплетаться.

— Кто? Как ты меня назвал? — едва сдерживая смех, переспросила Гермиона.

— Неважно, — буркнул Драко, сознававший, что второй раз ему с этим словцом не справиться.

— Короче, еще раз такое услышу, — сказала она уже серьезнее, — пойдешь у меня ступеньки на крыльце пересчитывать. Зубами и ребрами.

— Ой-ой-ой, — недоверчиво усмехнулся Драко, но рот закрыл и опять уткнулся головой в руки.

Лежать и вспоминать было хорошо, но кто-то упорно продолжал настукивать в дверь. Гермиона понадеялась, что чертов дятел скоро устанет и уйдет туда, где не светит солнце, но надежды ее были напрасны. Она устало поплелась к двери, приговаривая по пути: «Иду-иду… сейчас-сейчас…»

Открыв дверь и едва не вывалившись вместе с ней наружу, Гермиона посмотрела на «дятла» с таким смиренным укором, что тот немедленно смутился и покраснел.

— Рон? — сипло удивилась Гермиона, потому что язык после вчерашнего превратился в шерстяную варежку. — Ты что здесь делаешь?

— Ты же сама просила? — удивился он в ответ.

— Я? — в чистых и невинных карих глазах девушки появилось выражение невероятного изумления.

— Опять всю ночь сидела со своими бумагами… — понимающе и немного неодобрительно сказал Рон. — Работаешь на износ.

— Ага, — согласилась Гермиона. А потом вспомнила, чем занималась вчерашней ночью. Только почему она уснула на кухне?

Рон стоял и переминался с ноги на ногу, непонятно чего ожидая — то ли приглашения войти в дом, то ли надеялся, что Гермиона выйдет к нему на крыльцо дожидаясь, пока она сама выйдет… Руки его опять жили какой-то произвольной, не зависящей от хозяина жизнью. Он немного помотал ими, хлопнул себя по бедру и наконец опустил вдоль тела. Гермиона молчала, стоя босиком на пороге. Рон поджал губы и хмыкнул:

— Ну, в общем, да, понятно. Работай, ведь это для тебя так важно…

И ушел, не успела она ему и слова сказать. Гермиона со всей дури врезала по дверному косяку, но легче от этого не стало. Ни морально, ни физически. Брань, глад и далее по тексту…

И ванная оказалась занята! Это стало вторым ужасным событием субботнего утра, после визита Рона. Гермиона сидела около двери, потягивала апельсиновый сок из пакета и время от времени напоминала Малфою, что он в доме не один. На что он радостно отфыркивался и обещал в скором времени вылезти. Плеск воды сводил ее с ума, и после очередного «сейчас-сейчас» Гермиона пригрозила высадить дверь. Буквально через несколько секунд перед ней возник свежевымытый Малфой в одном полотенце на босы бедра.

— Чего такая кислая? — спросил он.

— Это, — донельзя хмурая Гермиона кивнула на полотенце, — для лица.

— Ооо… — многозначительно заметил Малфой и удалился. Полотенце фривольно сползло, и Гермиона отметила, что «Пятновыводитель миссис Чистикс» против татуировок бессилен…

Позже они судорожно пили негорячий чай на кухне и изредка перебрасывались ничего не значащими фразами.

— Однажды, — негромко процедил Малфой, уставившись в чашку с чаем так, будто видел там что-то, недоступное взгляду прочих смертных, — однажды родители решили очистить наше озеро. Водяные черти расплодились там, как кролики, подойти нельзя было нормально. Ну, я знал, что он купил какое-то зелье, чтоб повывести их… Меня на весь день отправили в гости к Креббам... и я не помню уж почему, но я захотел домой. Естественно, я начал требовать, чтобы меня немедленно доставили в Малфой-Менор. Отец Винса выругался, но все-таки взял меня за шкирку и полетел со мной домой. Думаю, он специально не стал пользоваться порохом, надеясь, что я буду орать и плакать из-за боязни высоты, но такого удовольствия я ему не доставил, разумеется. Он выкинул меня неподалеку от замка и улетел. А я решил прогуляться по саду и увидел наше озеро…

Малфой запнулся, потом опять продолжил говорить, казалось, нимало ни интересуясь ее реакцией.

— Они вылезли на сушу, все до единого. Склизкие, мерзкие, отвратные создания. Они лежали на берегу, задыхались, дрожали… и они все вылезали и вылезали…

Гермиона скучающе хмыкнула, но Драко не обратил внимания. Он весь был там, в Малфой-Менор, в том дне…

— Я чувствую себя так же. Я задыхаюсь, я не могу жить так, как я живу…

Гермиона допила остатки чая и ушла в зал, оставив Малфоя наедине с его воспоминаниями, потому что… потому что ей не было там места? Да нет, глупости какие… Просто нытье Драко действовало ей на нервы, вот и все.

Девушка решила всерьез заняться проблемой избавления Драко от татуировки —похоже, это был единственный способ вернуть Малфою самоуважение. То есть, всегдашнее исконно малфоевское самоуважение вселенских масштабов. Хорошо зная его, она прекрасно понимала, что сейчас Малфой вообще держится только на привычках и на огрызках прежнего эгоцентризма. Его было жалко. Потому что он был жалок. Жалость к нему казалась ей отвратительным, неискренним и лицемерным чувством. Нельзя ни в коем случае жалеть. Нужно хватать за руки, бить по морде и заставлять идти дальше. Поднимется и пойдет, хотя бы назло ей. А жалостью и чрезмерным сочувствием можно только утопить еще глубже. Зациклится на себе, несчастном, и будет требовать все больше и больше. Между прочим, съездить по ушам Гарри ей тоже хотелось — он уже давно погряз во всеобщем сочувствии. Вот именно, что «со-» — посочувствуют и пойдут дальше, по своим делам. А он останется одиноким побродяжкой на площади ждать следующих сочувствующих. Вот только сказать об этом Гарри не было ну никакой возможности. Что ж, пусть хоть Малфою в этой жизни повезет…

Малфой по-прежнему хлюпал на кухне чаем, вспоминая свет былого, а Гермиона ходила из угла в угол и размышляла. Было ясно, что нужно двигаться вперед, а не жаловаться на зверскую судьбу… Нет, она, разумеется, была фаталисткой, но… но сваливать все на неведомые силы не есть умно.

Так что если Малфой не смог избавиться от какой-то там картинки на, скажем так, спине — на то он и Малфой бесталанный. В конце-то концов, не всем же быть такими умными, как она, правильно? Правильно. Справедливо даже. Значит, надо вытаскивать старый проверенный фолиант, содержащий сотни рецептов зелий на все случаи жизни…

Книжка едва не рухнула ей на голову, когда Гермиона потянулась за ней, встав на цыпочки на табуретке. Разумеется, она так и не могла привыкнуть использовать чары призыва каждый раз, когда ей требовалось что-то достать… хотя, наверное, это и к лучшему, иначе можно разжиреть до неузнаваемости. Внезапно из-под книги, лежавшей сверху, выпали какие-то бумажки и разлетелись по всей комнате.

Гермиона поспешно положила нужную нужный том на табуретку, закрыла шкаф и спустилась вниз. Села на палас и принялась перебирать рассыпавшиеся по полу фотокарточки.

Она, Рон и Гарри. Сердце внезапно ухнуло куда-то, а потом подступило к горлу, сжало его немилосердно. Все проведенные с ними дни Гермиона вспоминала с улыбкой… и почему-то не было ни одного плохого воспоминания, почему-то все было настолько светлым и одновременно печальным… В детстве кажется, что весь мир лежит у твоих ног — иди, забирай его, он твой. Только подрасти немного, еще чуть-чуть… И солнечными летними днями обещаешь — я сделаю, я смогу. А потом...

А потом оказывается, что пытаться завоевать весь мир, быть первой среди первых — все равно что собирать в карман лунные лучи. Бесполезно, наивно, нелепо.

Позже все это куда-то внезапно уходит, оставляя лишь пожелтевшие, выцветшие

старые фотокарточки, крохотные кусочки былого… И вот все, все бы отдал за то, чтоб еще раз это пережить, цена — не вопрос, когда речь идет о прошлом. Да только ничего не повторяется, в одну и ту же позу нельзя встать дважды. Гермиона ухмыльнулась своим мыслям, аккуратно собрала фотографии и перевязала их лентой для волос. Самым трудным было сейчас сохранить и не расплескать это приятное, щемящее чувство внутри.

Гермиона задумалась о том, как они похожи… все — и Гарри, и Драко, и Невилл… впрочем, если она сейчас начнет вспоминать о нем, то, скорее всего, еще и разнервничается, а показывать свою слабость Малфою — да ни за какие коврижки!

Нет ничего хуже, чем два рыдающих взахлеб чужих друг другу человека. А Малфою, чувствуется, только дай волю… Нет, нужно быть сильной. Гермиона всегда была такой, сколько себя помнила, даже тогда, когда этого не стоило делать. Она не догадывалась, вернее, не задумывалась о том, что порой нужно быть слабой.

Драко опять хлюпал чаем, и Гермиона предположила, что он нарочно так делает, стараясь привлечь внимание. Нельзя было показывать ему, что творится у нее на душе, невозможно было это сделать. Она решила не трогать его, отдохнуть немного и дать устояться разбередившим душу воспоминаниям.

Потом все как-то ушло, поутихло, поугасло, и девушка подумала, собственно, что и жизнь не стоит на месте, как бы того ни хотелось. Гермиона прошла на кухню, отняла у Малфоя чашку и резким движением выплеснула остатки в раковину.

— Хватит киселиться, совсем уже пожелтел от чая…

— Тебе-то что?

— Ничего. Долго мне еще придется тебя терпеть? —проворчала она себе под нос и бросила: — Пошли за мной.

Они поднялись на чердак, который почти в точности копировал снейповский кабинет в Хогвартсе. Только парт не было. Драко удивленно оглянулся по сторонам. Гермиона понимающе усмехнулась. Дом-то ее стоял в маггловском районе, да и нашествия родственников не были редкостью. Поэтому она предпочитала заниматься волшебством на чердаке.

Гермиона полезла в справочники, а Малфой уселся в уютное кресло, взял со столика маленький серебряный стилет и принялся чистить им ногти.

В книге было много полезных рецептов, но про татуировки — ничего. Вот какое-то зелье гарантированно обещало свести все пятна с кожи, в том числе и нанесенные заклинаниями. В последнее не шибко верилось, потому что рецепт был простенький, для третьего курса, наверное, да и все ингредиенты были под рукой. В принципе, сейчас был важен не столько результат, сколько процесс. Малфоя требовалось чем-то занять, фигурально выражаясь, двинуть ему по морде, заставить действовать. И хватит ему уже ногтями любоваться, в конце-то концов!

Она повернулась к Драко, показала ему рецепт и спросила:

— Вот этот пробовал?

Тот лишь пожал плечами. Что-то пробовал — ничего не помогло. Гермиона поджала губы и внимательно перечитала состав. Дела-то на час работы. Девушка подошла к шкафу, вынула необходимое. Кинула Малфою корни какого-то уже забытого им растения.

— Что это? — спросил он.

— Чисть, — отрезала Гермиона. — И режь. Мелко и аккуратно. Хлеб за брюхом не ходит…

Драко неодобрительно хмыкнул, но спорить не стал. Взял ножичек и принялся за работу….

Зелье не помогло. Настроение у Драко упало ниже некуда. Он до полуночи просидел в ванной, а потом Гермиона окончательно вышла из себя и велела ему перестать любоваться собственной задницей. Малфой выскочил, состроил надменную рожу и обвинил Гермиону в неуместном сарказме. Девушка в ответ заявила, что нечего подставлять эту самую задницу кому попало. На худых скулах Драко заходили желваки, но он сдержался. Обменявшись любезностями, они разошлись. Гермиона — в узкую девичью постель, Драко — на не менее узкий диванчик.

Пусть живет, но любить его, жалеть и сочувствовать Малфою она не собиралась. По крайней мере, показывать это сочувствие. Ни за какие сокровища…