Огоньки (гет)

Эссе по трансфигурации не писалось. В принципе оно и не должно было писаться само. Но Гарри понимал, что принять участие в этом процессе он, увы, не в состоянии. Стоило только бросить взгляд в учебник, как мысли разбегались подобно мышам, завидевшим облизывающуюся кошачью физиономию. Он с грехом пополам сумел выполнить заклинание и даже получил на уроке одобрительный кивок МакГонагалл, но писать теперь еще и эссе на ту же тему? Нарушения причинно-следственных связей вызывали в мозгу глобальные катаклизмы.

Отбросив перо, Гарри достал из кармана маленькую стеклянную баночку. Повертев ее в руках, он направил на нее палочку и произнес заклинание. На короткое мгновение внутри склянки вспыхнул крошечный огонек. Так быстро, что вполне можно было списать на плод разыгравшегося воображения.

Уперевшись локтями в стол, Гарри приложил оставшуюся совершенно холодной банку ко лбу и зажмурился. Ничего не получалось. На сей раз даже хуже, чем обычно. Это же чары начального уровня... С чего он вдруг о них вспомнил? Зачем? Магические свечи горели достаточно долго и ярко, а камин в гриффиндорской гостиной с весело пляшущими в нем языками пламени все так же добродушно обдавал жаром набегавшихся под осенним дождем студентов. А ему вдруг понадобился этот чертов огонь в банке. Сириус бы посмеялся. Сириус бы нашел причину и заставил забыть о ерунде. Сириус бы...

Пальцы опасно сильно сжали стекло.

— Гарри!

Через гостиную к нему пробирались Рон и Гермиона.

— Как все прошло? — Гарри спрятал банку обратно в карман и сбросил на пол сумку, освобождая место за столом. — Было что-нибудь интересное?

— Это же собрание старост, — закатил глаза Рон. — Что там может быть интересного? А у тебя как успехи?

Уизли с досадой посмотрел на одинокий заголовок на пергаменте друга.

— Это всё? Гарри, мы же договаривались, ты делаешь трансфигурацию, а я... — Рон прикусил язык, заметив, что Гермиона перестала доставать вещи из своей сумки и настороженно прислушивается к их разговору.

— Ну, прости, — Поттер развел руками. — Моя муза взяла отпуск. Хотя больше похоже на то, что ее подстерегли в темном переулке и мне пора обзванивать морги.

Через пару часов насилия над собой Гарри удалось не без помощи Гермионы выдавить из себя несколько более-менее связных абзацев.

— Утром перед завтраком допишу, — буркнул Рон, захлопывая учебник. — Счастливо оставаться.

С этими словами парень удалился в сторону спален. Очевидно, он был все еще обижен. То ли на Гарри, то ли на себя, то ли на Малфоя (просто потому, что тот всегда был при чем и злиться на него было удобно), то ли на свой «идеальный» план по разделению труда, в котором не нашлось места форс-мажорному обстоятельству в виде творческого кризиса друга.

— Ну и? Не хочешь мне рассказать, о чем это вы с Роном договаривались?

Гермиона только что закончила проверять свою работу и теперь выжидающе смотрела на Поттера. Гарри изо всех сил постарался изобразить искреннее недоумение, хотя в глубине души понимал, что это бесполезно.

— Понятия не имею, о чем ты.

Спустя минуту безмолвной борьбы взглядами он сдался.

— Почему ты Рона не допытываешь? Это ведь он проболтался, — кисло произнес Гарри, сворачивая свой пергамент.

— Потому что из вас двоих сейчас только от тебя я могу получить адекватную реакцию. Так с чем у тебя сложности?

Гарри вздохнул. Особых сложностей у него пока в общем-то не существовало. Его проблема была обыденной и одолевала подавляющее большинство хогвартских студентов. И имя ей — лень.

— Я не сделал задание Флитвика,— признался Гарри.— Да, я знаю, что на него было две недели, не смотри так. Но ты же понимаешь...

— Балбесы, — резюмировала подруга с улыбкой.

Поттер машинально взъерошил волосы и улыбнулся в ответ.

— Ты идешь спать? — Гермиона поднялась из-за стола и принялась складывать в сумку книги.

— Да, я... Еще немного почитаю и пойду.

— Только не сиди допоздна.

— Ага.

Несколько секунд Гарри колебался.

— Гермиона...

Он поймал удаляющуюся подругу за запястье.

— Ты не могла бы мне кое в чем помочь? — произнес парень в ответ на вопросительный взгляд.

— Разумеется. В чем дело?

Гарри извлек из кармана стеклянный сосуд и протянул его Гермионе.

— Опять? — она выглядела удивленной и обеспокоенной. — Гарри, может, расскажешь наконец, зачем...

— Да ладно, тебе же не сложно, — он поднял баночку повыше, стараясь переключить ее внимание на суть просьбы.

Гермиона взяла склянку с протянутой ладони и достала волшебную палочку.

— Не сложно. Но признай, что выглядит все это довольно странно.

Гарри не ответил. Он внимательно следил за движением палочки в руке Гермионы, и когда заветное голубое пламя загорелось, с губ сорвался разочарованный вздох. Ведь он все делал так же...

— Спасибо, — произнес Гарри, осторожно забирая сосуд с волшебным огнем.

Попрощавшись с продолжавшей недоумевать Гермионой, он поставил баночку на стол и закрыл ее ладонями от посторонних глаз.

* * *

Гермиона стояла в гостиной, прислонившись к спинке кресла и задумчиво глядя в окно, ожидая, когда один из ее лучших друзей спуститься, чтобы пойти на ужин. Рон еще утром упорхнул на свидание, прихватив мантию-невидимку Гарри, и ждать его раньше полуночи не приходилось.

Гарри вел себя странно. Гермиона не хотела паниковать раньше времени, да и разум, твердивший, что объективных поводов для беспокойства в общем-то и нет, не позволял этому случиться. Но даже учитывая, что границы обыденного резко менялись, когда речь заходила о Гарри Поттере, оставались вещи, которые в нормальном состоянии были для него совершенно не характерны.

Смерть Сириуса изменила его. Она изменила их всех, и чего уж кривить душой, каждый год приносил с собой события, после которых невозможно было остаться прежним человеком. Но на Гарри это отражалось особенно ярко.

Он часто был задумчив. Реже смеялся и порой был на занятиях рассеяннее обычного. Старался избегать в разговорах всего, что прямо или косвенно касалось произошедшего в Отделе Тайн. Все это было понятно и никак не противоречило логике и здравому смыслу. Что действительно ставило Гермиону в тупик, так это его ставшие регулярными просьбы зажечь в сосуде магический огонь. Почти пять лет прошло с тех пор, когда они втроем грелись вокруг него во дворе замка. Тогда Гермиона очень гордилась своей находкой: на первом курсе это действительно выглядело впечатляюще. И она до сих пор помнила восхищенный вздох Гарри и завистливый взгляд Рона, когда созданный ею волшебный огонек заплясал за прозрачными стенками банки из-под джема. Такой же банки, какую Гарри теперь всюду таскал с собой.

Она пыталась выведать что-нибудь у Рона, но тот был слишком занят построением особого вида сложных отношений с Лавандой, чтобы обращать внимание на что-либо еще.

Гермиона старалась, чтобы Гарри всегда находился в поле ее зрения, чтобы путем наблюдения и анализа придти хоть к какому-то выводу, поскольку лучший друг мастерски избегал любых ее попыток получить объяснения, оправдываясь то домашними заданиями, то тренировками по квиддичу и бесконечными обещаниями поговорить потом. Эта способность увиливать от ответа восхищала и злила ее одновременно.

Оглядевшись, Гермиона обнаружила, что вся дружная гриффиндорская семья в едином порыве уже удалилась в направлении Большого Зала. Бросив бесплодные попытки дождаться Гарри, она поднялась по лестнице, ведущей в спальни мальчиков, и постучала. Услышав «Войдите», она открыла дверь и переступила порог. С первого взгляда было видно, что покидать комнату парень вовсе не спешил. Он сидел по-турецки на кровати и, судя по выражению лица, не догадывался о причине визита подруги.

— Гарри, если ты не поторопишься, мы рискуем остаться без ужина, — сказала Гермиона, постукивая пальцем по часам на запястье.

— О, черт... Прости! — он стал поспешно одевать ботинки. — Я тут просто...

Она прекрасно видела, чего «он тут просто». Стеклянная банка, к которой Гермиона уже испытывала чувства сродни враждебным, покоилась поверх раскрытого учебника на его тумбочке. Огонь, который она в очередной раз наколдовала пару часов назад, скоро должен был погаснуть.

Гермиона нахмурилась. В конце концов, они не так уж сильно опаздывали.

Она решительно пересекла комнату и села на кровать Рона, оказавшись прямо напротив Гарри, заканчивавшего завязывать шнурки.

— Может, все-таки объяснишь?

— Что? — Гарри поднял на нее удивленный взгляд.

— Это, — Гермиона ткнула пальцем в стеклянный сосуд.

— Да нечего тут объяснять, — пожал он плечами. — Знаешь, как говорят? Бесконечно можно смотреть на три вещи: на огонь, на воду...

— ... и на то, как Снейп снимает баллы со слизеринцев, — закончила за него Гермиона. — Я слышала.

— Ну вот, собственно, и все. Мне просто нравится на него смотреть. А тебя прошу... ну, потому что у тебя всегда все получается лучше, — он неловко улыбнулся.

Гермиона недоверчиво посмотрела на него, изогнув бровь.

— И ты думаешь, я на это куплюсь? Гарри... — она потянулась и коснулась его руки. Та была совершенно ледяной.

Прежде чем она успела сказать что-либо еще, Гарри вскочил, отдернув ладонь, и отвернулся к выходу.

— Мы же на ужин опаздываем. Я вспомнил, что чертовски голоден...

* * *

Когда Гарри спустился в гостиную, она уже пустовала. Было далеко за полночь, но сон не шел, и, устав ворочаться, парень покинул спальню. Предчувствуя подобное развитие событий, он даже не стал переодеваться. Возможно, стоило выйти из замка и немного погулять.

Камин не горел, и в помещении стояла почти кромешная тьма, но привыкшие к темноте глаза легко угадывали очертания дивана. Упав в его мягкие объятия, Гарри отработанным до автоматизма движением извлек из кармана банку из-под джема и, взмахнув палочкой, прошептал заклинание.

Волшебный огонь вспыхнул, и ночной сумрак немного расступился. Можно было бы считать это успехом и перестать истязать себя. Можно было бы. Но пламя вопреки всем возможным законам оставалось равнодушно холодным. Он обреченно склонил голову и запустил пальцы в волосы.

Каким-то немыслимым образом его неспособность сотворить элементарное заклинание перекликалась в мозгу с чувством вины от того, что он не смог сделать ничего, чтобы спасти Сириуса.

После того разговора с Гермионой в спальне прошло уже несколько дней. Он больше ни о чем ее не просил.

Что ж, следовало признать, что ситуация действительно выглядела со стороны, мягко говоря, необычно. И когда-нибудь ему пришлось бы объясниться. Решить назревающую проблему вот так было проще всего.

Но он отчаянно скучал по ощущению тепла в ладонях, по маленькой тайне, которую ему, видимо, не суждено постичь, — огню, который грел, но никогда не обжигал. И теперь Гарри смотрел на свое творение, и оно представлялось ему бесполезной мертвой картинкой в давно заброшенном музее псевдоискусства.

Тепло от магического пламени Гермионы было похоже на тепло ее рук. Он понял это тогда, в спальне, неожиданно, как будто в беспроглядном мраке его спутанного сознания наконец-то включили свет. И это пугало, наводило на мысли об одержимости и помутнении рассудка. И еще на другие — куда более страшные и безнадежные. Он думал о том, что если им все же удастся выжить в этой войне, удастся победить, рано или поздно мирная жизнь хладнокровно раскидает их троих в разные стороны. И все, что у него останется, — это маленькая банка из-под джема с теплым огоньком внутри, которую он будет просить на каждое Рождество. Причину он придумает. Поддастся и разрешит себе быть немножко сумасшедшим.

Такой вот веселый сценарий самого оптимистичного исхода.

Когда за спиной послышались тихие шаги, Гарри не обернулся. Когда она села рядом с ним, он не стал спрашивать, почему она тоже не спит. Не исключено, что специально ждала, когда он не выдержит и отправится на ночные маневры.

— Видишь? — она с улыбкой кивнула на банку, которую он продолжал держать. — У меня не получилось бы лучше.

Он смотрел на предмет в своей руке и тоже попытался улыбнуться. Получилось что-то вымученное, почти болезненное. Гермиона тут же стала серьезной.

— Гарри...

Он прервал ее:

— Ты помнишь, когда мы только поступили, Флитвик на одном из первых занятий рассказывал байку про старого мага-отшельника, который всех ненавидел и не мог превратить неживое в живое, потому что сам в душе был мертв?

Гермиона закусила губу и перевела взгляд на пустую пасть камина, припоминая.

— Да, помню. Это старая сказка.

— Как думаешь, такое могло случиться на самом деле? В смысле... Магия — это ведь, по сути, особый вид энергии. Ты концентрируешь ее, усиливаешь палочкой и выпускаешь. Да даже если и не магия... Ты ведь не можешь отдать то, чего у тебя нет, верно?

— Допустим, — осторожно произнесла Гермиона, все еще не понимая, куда он клонит.

— Да... — он выдохнул. — Да, так все и есть.

Даже при неярком свете голубого магического огня Гермиона видела, как лихорадочно блестят глаза Гарри. Вкупе с отливающей синевой бледностью его лица это производило тревожное впечатление. Он по-прежнему не смотрел на нее, гипнотизируя взглядом пламя.

— Это как с непростительными проклятиями, — неожиданно продолжил Гарри. — Он говорил, ты помнишь? Нельзя просто сказать пару слов и... ждать, что все само собой произойдет. Он знал, точно знал... — его речь становилась все более быстрой и сбивчивой. — Чтобы убить, надо хотеть убить. Надо чтобы ты... чтобы в тебе была эта сила, иначе... Иначе все будет так! — он взмахнул рукой и зажатое в кулаке пламя задрожало.

Гермиона ухватила его за предплечье и потянулась к банке, чтобы Гарри под влиянием эмоций не превратил сосуд в стеклянное крошево и не навредил сам себе. Секунду поколебавшись, Гарри равнодушно разжал пальцы, затем встал и отошел к камину, туда, где бледная граница света рассеивалась окончательно.

Пару недель назад ему было бы стыдно признать свою беспомощность. Теперь было все равно. Он уже достаточно сильно остыл изнутри, чтобы ничего этого не ощущать.

— Может, Снейп прав? — он стоял отвернувшись и засунув руки в карманы. — Может, у меня в голове действительно не хватает каких-то шурупов? Ощущение, что я просто какой-то... — короткое и острое «урод» застряло в горле, мешая вырваться накатывающим подобно бурным волнам мыслям.

Гермиона коснулась пальцем холодного пламени и вздохнула. Ей хотелось плакать и смеяться одновременно. Ну кто еще, кроме Гарри, мог забить себе голову подобными идеями? Она отвела взгляд от огня, который в последнее время стал основным предметом ее тревог, и увидела почти укутанные темнотой напряженную спину и ссутуленные плечи Гарри. Гермиона всегда ступала в его внутренний мир с большой осторожностью. Там было много темных аллей, но она шла, вооруженная мягким светом его непоколебимого доверия, и боялась только случайным движением разрушить что-то и больше не получить приглашения в эту трепетную вселенную.

Сейчас она не чувствовала потребности что-либо мучительно обдумывать. Слова находились легко, и у нее уже был ответ на его немой вопрос. Он был у нее давно.

— Гарри, мы знакомы уже больше пяти лет, — Гермиона поднялась. — Эти годы — внушительная и, несомненно, самая важная часть моей жизни, — она сделала несколько шагов и поставила банку на каминную полку. — Я знаю о тебе почти все. Почти — потому что порой ты действительно умудряешься очень удивлять, — она могла видеть его устремленный в стену неподвижный взгляд. — Но поверь мне, даже без всяких нелепых заклинаний я совершенно уверена, что не знаю другого человека, который беззаветно и зачастую неосознанно дарил бы окружающим столько тепла.

Гарри резко повернулся к ней. Глаза его были широко распахнуты.

— Здесь, — Гермиона положила ладонь ему на грудь, — источник надежды для любого, потерявшего ее, и ключ к победе над любым злом, какое только может существовать в этом мире.

Гарри был не в силах ответить. Его рука взметнулась и накрыла ее теплые пальцы. Он закрыл глаза и вдохнул глубоко-глубоко, словно оборвались тяжелые цепи, сжимавшие его грудную клетку. Беспокойное сердце наконец нашло нужный ритм.

Гарри понял, что если когда-нибудь позволит себе ее отпустить, не будет никаких «потом» и «после».

И едва слышно прошептав: «Я знаю такого человека», — он оставил ее последние слова призрачной дымкой окутывать сознание, стремительно подался вперед и поцеловал Гермиону. Он не думал, было ли это правильно. Да и что вообще в этом безумном мире было правильным? Он просто отдался тому, к чему стремилась его душа, сбросившая наконец ледяные оковы его мыслей.

Гарри по-прежнему чувствовал, что нуждается в ее согревающем присутствии рядом. Больше. Ближе. Дольше. И будет нуждаться всегда. От ощущения ее дыхания на своем лице, от того, как ее пальцы сжимали его свитер и скользили в волосах, было жарче, чем от миллиона магических костров.

А позабытый на каминной полке язычок голубого пламени дрогнул, лизнул стеклянные стенки своего убежища и продолжил спокойно гореть, пульсируя теплом.