Перекрёстки (гет)

1

Это было самое худшее лето в моей жизни. Даже в прошлом году, после возрождения Волдеморта и гибели Седрика, мне не было так плохо, как теперь. Сириус упал в арку, сквозь жуткую завесу, откуда не возвращаются. И всё это моя вина. В прошлом году я ещё мог убеждать себя, что ничего нельзя было поделать: опытный, коварный Пожиратель обманул и меня, и Дамблдора, и всех вокруг. Смерть Седрика была случайностью — он был полноправным Чемпионом, он должен был быть готов к неожиданностям, он мог увернуться, аппарировать, спастись — я же был не в состоянии помешать Волдеморту привести свой план в исполнение. Я ничего не мог изменить — тогда. Но теперь...

Мой разум после событий в Министерстве сперва находился в каком-то оцепенении. Я не мог думать, не мог воспринимать то, что мне говорили другие — что Сириус не вернётся, что его просто больше нет. Я никак не мог осознать, что крёстный умер — ведь он был жив, даже не ранен, просто упал на другую сторону. Он был жив, когда падал, значит, он просто бродит где-то там, за призрачной завесой, но он ведь не умер! Не рухнул, как Седрик, подкошенный зелёным лучом — и глаза его пылали яростной насмешкой, а не потухли враз, словно огонек свечи под порывом ветра.

Я не верил. Но знал, что Сириус мёртв.

После того, как я устал отрицать горькую правду, в моей голове остался лишь один вопрос — «Почему?». Почему это вообще случилось?

Волдеморт наслал на меня видения, я повёлся, прекрасно зная, что это могло быть ловушкой, вляпался и привёл с собой почти беззащитных друзей — какая удача, Пожиратели не стали использовать на детях Аваду! — и Орден был вынужден ринуться спасать кучку малолетних идиотов, мобилизовав все силы. Как уж тут обойтись без Сириуса, он же наверняка с ума сходил от беспокойства за крестника! Вот и сунулся в гущу битвы, хотя был такой желанной целью, что при нормальных обстоятельствах Дамблдор запретил бы ему высовываться из дома.

Дамблдор. С того самого Хеллоуина восемьдесят первого вся моя жизнь была определена этим человеком. Он оставил меня с Дурслями, он следил за моей школьной жизнью, по крупице и в нужные моменты раскрывая мне секреты нашей с Волдемортом связи. Образ всезнающего и всесильного старого чудака, запечатлённый в памяти с одиннадцати лет, до сих пор заставлял меня верить, что все образуется. Это ведь Дамблдор. Он же не допустит, чтобы кому-то из учеников причинили вред. Это же Дамблдор. Он не может ошибаться и упускать время. Ни василиск, ни история с побегом Сириуса на третьем курсе, ни даже смерть Седрика и воскрешение Волдеморта — ничто не заставило меня прозреть и оставить иррациональную веру в то, что директор не позволит случиться ничему ужасному.

Это я был во всём виноват. Я должен был понять в тот самый миг, когда увидел затылок Квиррела, что детство кончилось. Что у Мальчика-который-выжил его вообще не могло быть. Я должен был перестать во всем полагаться на взрослых и начать заботиться о себе сам. Но я был глупым доверчивым гриффиндорцем.

Интересно, если бы я позволил Шляпе отправить меня в Слизерин, каким бы я сейчас стал? Изгоем, одиночкой на факультете? Сейчас я не могу представить кого-то из змеёнышей друзьями. Однако во мне были задатки, которые вместе с окружением могли бы сделать меня настоящим слизеринцем — целеустремленным, хитрым, эгоистичным. Возможно, это было бы даже лучше, если б я был одиночкой — некем меня шантажировать, некому угрожать.

Но всё случилось так, как случилось, и я больше не могу представить этих лет без Рона и Гермионы, без Джинни и близнецов, без Невилла и милой чудачки Луны. Без товарищей по команде и шумных пирушек после побед, без посиделок в гостиной и шуточных драк подушками в спальне по выходным. В моей жизни было много хорошего, и я не хочу всё это отдавать. Остается только жить дальше. Но как?

Я не хочу больше верить директору. Пророчество ясно говорило, что только я могу уничтожить Волдеморта, и что мне не удастся этого избежать. Надеяться на Дамблдора и Орден бесполезно. Их забота — отряды Пожирателей и нечисти, собравшейся под знамена Тёмного Лорда, а старина Волди был и остаётся моей и только моей проблемой. Я не имею права всех подвести.

Я, наконец, понял, что мне понадобятся знания. Я никогда не налегал на учебу, мало заботясь об оценках. По какой-то глупой прихоти директор не стал мне объяснять, что для меня любые уроки жизненно вáжны. Пять лет, потраченных впустую! Сколько я мог бы выучить, если бы Дамблдор с самого начала рассказал, что меня ждет! Осознание долга и желание выжить и отомстить за родителей заставили бы меня глотать учебники быстрее Гермионы. Но нет, всемудрый победитель Гриндевальда по непонятной причине держал меня в неведении так долго, как только мог. Почему? Я не хочу знать ответа. Он не имеет значения, потому что эту ошибку старика я не собираюсь ему прощать.

Тридцатого июля я забрался на крышу гаража и долго сидел и смотрел на карманное зеркальце. То самое, о котором я в панике забыл, и которое могло спасти Сириуса. Если бы я только связался с ним и понял, что это ловушка, никто бы не пострадал. Мы бы не помчались в Отдел Тайн сломя голову. Он бы сообщил кому-то из Ордена, они бы вызвали авроров и устроили новую засаду — свою. Если бы я был слизеринцем, я бы никогда не допустил такой глупой и роковой ошибки. Если бы я думал, прежде чем что-то делать.

Решение вырисовывалось постепенно, пока солнце ползло к горизонту, а я вертел в загрубевших от работы в саду пальцах прямоугольник несчастного зеркала. До сих пор я плыл по течению, доверяя другим направлять меня и не пытаясь взять судьбу в собственные руки. Так не могло больше продолжаться. Я обязан был изменить свою жизнь.

2

Тридцать первого за мной пришли из Ордена и забрали на Гриммо. Мне было стыдно смотреть им в глаза. Благословение Мерлина, что там не было Снейпа. Гермиона всё еще не до конца оправилась от проклятья, которым наградил её Долохов — а я-то думал, что не могу чувствовать себя ещё более виноватым! Молли, как всегда, суетилась на кухне. Уизли не планировали жить тут этим летом, оставшись в Норе, но она, конечно же, не могла обделить меня вкусностями в мой день рождения.

Тот, к слову, не удался. Всё прошло как в тумане: мне дарили подарки, я вымученно улыбался, благодарил и складывал их в своей комнате, чтобы открыть потом, наедине. Ужин прошел под девизом «Развеселите Гарри!», но в итоге это оказало на меня совершенно противоположный эффект. Вечером, перед тем как заснуть, я составил план действий по превращению себя из жертвенного барашка в перспективного мага.

Как хорошо, что со мной останется Гермиона! Мне определенно понадобится её помощь в учёбе.

На следующий день я позвал её в сад, подальше от испытующих взглядов Ремуса и остальных. Поделился всем, что надумал за время очередной изоляции у Дурслей.

Было так странно сидеть на обшарпанной лавочке среди дикой мешанины сухих стеблей и мокрых чёрных веток неизвестных кустов, ёжиться от утреннего холодка и с подозрением смотреть на клочок серого неба над головой. Во внутреннем дворике, казалось, навсегда поселилась поздняя осень: на моей памяти он никогда не выглядел по-другому. В этом царстве застывшего времени мне чудилось, что с битвы в Министерстве прошло не пара месяцев, а уже много лет.

Я говорил с Гермионой о наших ежегодных «приключениях» в школе, и, вспоминая пятый курс, испытывал иррациональное чувство, будто это был не я, а кто-то другой.

Верная подруга согласилась помочь мне наверстать и повторить все, к чему я так небрежно относился с самого поступления. Она призналась, что начала изучать анимагию в прошлом году, а когда узнала о моих уроках окклюменции, то и её тоже — благо регулярные медитации, согласно книгам, требовались и там, и там. Я был поражён. Гермиона, смущаясь, сказала, что всё равно ни у меня, ни у Рона не хватало необходимых навыков самодисциплины и достаточно глубокого понимания трансфигурации, чтобы заниматься вместе с ней. А она нашла в Выручай-комнате нужные книги и просто не смогла устоять перед искушением. Она очень гордилась своей будущей формой: по расчетам выходила пума.

Через пару дней, пока мы ждали окончания очередного собрания, мне в голову пришла сумасшедшая идея. В связи с этим мы подкараулили у выхода с кухни Аластора Муди и, внутренне замирая от собственной наглости, притащили в гостиную, где добрых сорок минут умоляли, спорили, ругались и снова умоляли. В результате старый аврор согласился тренировать нас три раза в неделю. Когда Гермиона на волне восторга поцеловала его в щеку, у бедняги чуть не случился инфаркт. Я до конца августа подкалывал её этим воспоминанием. Тонкс нами гордилась, и тайком рассказывала смешные истории собственного ученичества у Грозного Глаза.

В последнюю неделю каникул Гермиона, наконец, прекратила принимать лечебные зелья и мы втроём устроили маленькие посиделки, под конец которых пьяно хихикающая Нимфадора проболталась, что влюблена в Луни. Я видел, как смотрит на неё последний из Мародеров и подумал, что хотя бы этим двоим я задолжал возможность обрести счастье в мире, где нет войны.

3

В Хогвартс мы попали через камин. Вообще, из соображений безопасности нас даже за учебниками на Косую аллею в этом году не пустили. Все покупки делали близнецы и миссис Уизли. Мы с Гермионой, не сговариваясь, тщательно проверили каждый сверток, прежде чем упаковать их в свои чемоданы. Как и ожидалось, несколько предметов оказались зачарованы на всякие безобразия. Молли, узнав об этом, была вне себя.

В первый же день в гриффиндорской гостиной разразилась буря. Я объявил, что по известным обстоятельствам должен налечь на учёбу и не намерен тратить время на развлечения, в связи с чем покидаю команду по квиддичу. О, последовавшие за этим вопли наверняка были слышны на весь замок! Со мной говорила расстроенная МакГонагал. Она сочувствовала обеим сторонам и, похоже, сама не знала, чего хочет от меня добиться. Однако главной проблемой стал для меня Рон.

Старый друг искренне меня не понимал. Я надеялся, что прошлогодняя передряга лишила его привычного легкомыслия, что он повзрослел, как мы с Гермионой. Но всё оказалось не так. Он будто ещё больше впал в детство. Он не хотел учиться — даже идея спаррингов по ЗОТИ вызывала у него отвращение, хотя в прошлом году, на занятиях АД, он пылал неистощимым энтузиазмом.

Наверное, столкновение со смертельной угрозой, не далекой и абстрактной, а близкой и реальной, влияет на всех по-разному. Меня это заставило снять розовые очки и мобилизоваться, а Рон предпочёл спрятать голову в песок и притвориться, что он в безопасности.

Так и вышло, что «золотое трио», как нас называли школьные сплетники, практически распалось. Мы с Гермионой пропадали в библиотеке по будням и в Выручай-комнате по выходным — заучивая и отрабатывая новые заклинания, повторяя пройденное (я наконец-то смог оценить прелести зельеварения, чему также способствовало появление Слагхорна в качестве преподавателя) и обсуждая пророчество. Что за «сила, которая не ведома Тёмному Лорду»? Что было во мне такого, что я мог бы ему противопоставить? Впрочем, это было не единственным насущным вопросом.

Хотя новые заботы отнимали большую часть моего времени и внимания, было кое-что, что из года в год никогда не менялось — наши регулярные стычки с Малфоем. Эта вражда была так же неизменна, как восход солнца на востоке, и подобная стабильность в моей сумасшедшей жизни вызывала подспудное чувство спокойствия и уверенности в завтрашнем дне.

С началом шестого курса мое солнце вдруг стало вставать на западе.

Малфой перестал обращать на меня внимание. Он вообще перестал чем-либо интересоваться, даже откровенные провокации со стороны Рона пропускались им мимо ушей.

О том, что в последний день лета умерла его мать, мы узнали только на второй неделе учебного года.

О причинах ходили самые невероятные слухи: что ее убил Волдеморт, что ее убил сам Драко, что ее убил медленный яд, который подсыпал ей Люциус, решивший жениться на другой ведьме, что ее убила эта мифическая другая ведьма, и наконец, что она лишила себя жизни от стыда, что ее муж — пожиратель. Я слухам не доверял, но подойти и спросить у самого Малфоя по понятным причинам не мог. Лишь одно было ясно совершенно точно — смерть Нарциссы повлияла на Драко, и очень сильно.

Я невольно проникся сочувствием к давнему недругу, попытавшись представить, каково ему сейчас: отец в Азкабане, мать мертва, друзей и родственников, на которых можно положиться, у него нет. Не знаю, призывал ли его пред свои очи Волдеморт, но и без этого красноглазого урода Хорьку теперь наверняка не менее паршиво, чем мне было летом. У меня были годы, чтобы смириться со смертью родителей (которых я при этом совсем не помнил), у меня были близкие люди, которые были рядом после гибели крёстного. Кто утешает Драко? О чём он сейчас думает?

Последний вопрос укоренился во мне и продолжал всплывать в голове каждый раз, когда я видел Малфоя. Весь сентябрь тот выглядел погружённым в себя и напряжённо размышляющим, словно решал какую-то дилемму. Я бы решил, что он вынашивает какие-нибудь злобные планы, если бы не выражение его лица. Оно перестало быть презрительным и надменным, став более... человечным?

К концу месяца я твёрдо решил, что должен с ним поговорить.

4

Малфоя, видимо, преследовала та же идея, поскольку пару раз я ловил на себе его взгляд в Большом Зале и в коридорах. Посоветовавшись с Гермионой, я придумал изящный план, как договориться о встрече, не вызвав подозрений у случайных свидетелей. Гермиона разыграла целый спектакль после собрания старост и передала ему короткую записку.

Воскресным утром, в такую рань, что большинство народа гарантированно всё еще дрыхло мертвым сном, мы с Гермионой укрылись мантией-невидимкой и улизнули в Выручай-комнату. Благо Малфою не надо было объяснять, что это такое и где находится — после прошлого года он и сам это знал.

Помещение, которое нам предоставила магия, походило на богато обставленный конференц-зал какой-нибудь корпорации — из тех, чьи головные офисы располагаются на последних этажах небоскребов Сити. Современные окна, прикрытые вертикальными жалюзи с узорчатым рисунком, кожаные кресла вокруг овального стола из темного дерева, стены обшиты деревянными панелями в тон. Невысокий белый потолок пестрел матовыми белыми экранами неизвестных светильников. Гермиона хмыкнула и объявила, что ей нравится.

Малфой опоздал на десять минут, а войдя, замер на пороге и оценивающе оглядел картину, представшую его взгляду. Аккуратно шагнув в сторону и тихо притворив дверь, он молча проследовал к единственному пустовавшему креслу и практически рухнул туда всем своим весом. Руки у него подрагивали. Гермиона вздернула бровь. Кажется, она подсмотрела этот жест у Ремуса; наверное, это была какая-то особая и действенная магия, заставлявшая идти на контакт даже самых несговорчивых собеседников, потому что почти сразу после этого он первым взял слово.

«Я так понимаю, для вас обоих это лето тоже стало... перекрёстком» — его голос звучал непривычно без всегдашнего растягивания гласных и высокомерно-издевательских ноток. Я был в целом готов к неожиданностям, но он просто взял и выложил открыто все свои мысли по поводу Волди и роли своей семьи и своего будущего — без увёрток, иносказаний и прикрас, поочередно глядя в наши с Гермионой глаза.

Мы были сбиты с толку: это было очень здорово — то, что он говорил, но многолетняя привычка не доверять Малфою заставляла сомневаться во всём. Закончив, он ожесточённо потёр лицо руками. «Я знаю, как это выглядит. Но я готов поклясться собственной магией, что не лгу. Я хочу отправить этого кровавого ублюдка в небытие, но никому не позволю собой манипулировать. Поэтому я не пошёл к Дамблдору. Но если ты готов принять мою помощь, Поттер, я с радостью её предоставлю».

Я не готов был дать окончательный ответ, но надо было дать Хорьку понять, что у него есть шансы сменить сторону. Мне не хотелось бы, чтобы этот его порыв — при условии, что в нем нет никакого подвоха и двойной игры — пропал втуне. Мы договорились, что принимаем его в компанию на испытательной основе и только после заключения магического договора о союзе между родами. Информацию об этом полезном архаизме раскопала на днях Гермиона — она вообще увлеклась всякими ритуалами и чарами, применявшимися для скрепления союзов и сохранения конспирации в тайных обществах (подозреваю, что вскоре моя дорогая исследовательница предложит мне основать собственный орден феникса). По окончании переговоров мы поднялись, и я протянул ему руку.

Малфой уставился на неё и замер на добрый десяток секунд. Потом впервые за время разговора ухмыльнулся этак по-малфоевски — и крепко её пожал.

Гермиона позади нас хихикнула. Наверное, тоже вспомнила первый курс.

5

К рождеству Дамблдор соизволил расщедриться на информацию и упомянул про хоркруксы. С помощью Драко Гермиона довольно быстро нашла в запретной секции библиотеки старинный гримуар, в котором, если продраться сквозь все аллегории и полунамеки, кратко объяснялось, что это такое. Осознав прочитанное, мы трое пришли в ужас.

Директор был уверен, что Том создал не один, а несколько артефактов, первым из которых был уничтоженный мною на втором курсе дневник, но сколько их было всего? Перспектива годами искать частицы души Волдеморта в то время как он со своими Пожирателями убивает наших друзей и знакомых совсем меня не радовала. Единственным плюсом было то, что я знал по крайней мере одну вещь, которая могла уничтожить хоркрукс: яд василиска.

Так как на втором курсе я не догадался собрать и захватить с собой пинту-другую, было решено спуститься в Комнату.

Малфой пытался казаться невозмутимым, но у него плохо получалось. Смесь благоговения, страха и жгучего любопытства так и читалась на его лице, когда мы встретились вечером в безлюдном коридоре третьего этажа. С трудом укрывшись втроём под мантией-невидимкой (Гермионе пришлось идти зажатой с двух сторон мною и Драко. Она шла вслепую, следя за окрестностями по карте Мародёров, а мы вели её, придерживая за плечи и талию), мы прокрались в туалет Миртл.

Когда до Малфоя дошло, где мы, я страшно пожалел, что не догадался одолжить у Колина фотокамеру. Выражение его лица было просто непередаваемым! Героически подавив рвущийся наружу хохот, я сжалился над беднягой и прошипел раковине «Откройся!». Достав из кармана уменьшенные метлы и вернув им нормальный размер, мы нырнули в уходящую вниз трубу.

Груда мусора и камней на вылете из тоннеля ничуть не изменилась. Гермиона с интересом осматривалась: хоть она и знала всю историю с наших с Роном слов, сунуться в Комнату на экскурсию никто из нас не до сих пор не решался. Мы осветили грот парочкой люмосов и подлетели к круглой двери с барельефами змей, которые тут же зашевелились и засверкали зачарованными изумрудами глаз. Я приказал им открыть проход и широким жестом пропустил остальных вперед.

Как и в прошлый раз, едва я переступил порог, дверь с драматическим скрипом захлопнулась, оставляя нас один на один с весьма гадко воняющим трупом василиска. Мы тут же наколдовали Головные пузыри и с облегчением вздохнули. Подозреваю, что не только я мысленно поклялся выкинуть всю надетую на себя одежду, едва добравшись до спальни: такое амбре не выветривается по определению.

Бело-зелёные факелы, вспыхнувшие при нашем появлении в настенных держателях, создавали мрачную и таинственную атмосферу. Залитый водой пол с разводами черной крови вызывал мурашки, а громадная туша василиска, занимавшая бóльшую часть пространства зала, всё так же заставляла сердце биться где-то в горле. Малфой подошёл поближе и сдавленно чертыхнулся. Он был так бледен, будто вот-вот упадёт в обморок.

— Ты хочешь сказать, что убил ЭТО в двенадцать лет? — тонким голосом поинтересовался он.

Я пожал плечами.

— Ну да.

— Ты убил эту хрень, которая больше тебя в десять раз даже теперь, чёртовым куском железа в жалкий метр длиной, в ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ?

— Ну да.

— Твою мать, Поттер!.. Как?!!

— Ну, видишь ли, мне тогда очень хотелось жить. Желательно долго и счастливо.

Драко посмотрел на меня, как на кудрявого Снейпа. Гермиона сочувственно(!) похлопала его по плечу.

— Не переживай, скоро привыкнешь. Когда такая фигня случается каждый год, это перестает быть чем-то чрезвычайным.

Я достал приготовленные флаконы и с оскорблённым видом отправился добывать яд.

1

За пять проведённых вместе лет я так привыкла быть в нашей компании островком благоразумия и ответственности, что внезапное взросление Гарри сбило меня с толку.

Его внутренняя сила и решимость, которые раньше лишь проскальзывали в нём в моменты опасности, теперь стали его постоянными спутниками, и – не могу соврать – мне это очень понравилось. Такой Гарри вызывал ощущение надёжности и безопасности, и мне вдруг захотелось отпустить на волю запрятанные глубоко в душе гриффиндорские бесшабашность и озорство.

Поведение Рона, напротив, очень меня огорчило. В прошлом году я позволила себе помечтать о том, что мы будем вместе, но, похоже, мы всё-таки слишком по-разному смотрим на мир. Он хороший мальчик, но именно мальчик, всё ещё мальчик – а я выросла, как и Гарри, и теперь вещи, которые умиляли меня в нём, стали раздражать, а его нежелание принимать действительность – разочаровывать.

Никогда не забуду тот августовский вечер, когда мы с Гарри упрашивали Муди позаниматься с нами. Я до последнего не верила, что у нас получится уговорить старика, и когда до меня дошло, что он сдался и согласен нас тренировать – сам Муди! как авроров-кадетов! – потеряла голову от радости и бросилась ему на шею. Гарри потом хохотал, как сумасшедший, и шутил, что это исторический момент: единственный раз, когда Грозного Глаза застала врасплох школьница-недоучка.

Тренировки, конечно, были тяжелые – после них мы валились с ног от усталости, а Грозный Глаз играл бровями, покряхтывал и сетовал на то, что дурные дети никогда не научатся должной реакции, если будут так же халтурить в следующий раз.

В школе мы стали тренироваться самостоятельно; иногда к нам присоединялась Тонкс, если у нее выдавался свободный от дел Ордена выходной. Я, ко всему прочему, продолжала заниматься анимагией и помогала Гарри навёрстывать упущенное, да и  обязанности старосты никто не отменял. Но во мне будто открылось второе дыхание: я была полна энергии и энтузиазма, всё получалось, хотелось заняться еще каким-нибудь делом (которое, конечно, скоро нашлось, но об этом позже).

Живя в таком ритме, мы, конечно же, редко общались с однокурсниками и приятелями по АД. Только для Невилла и Луны мы регулярно находили время. То один, то другая помогали Гарри разобраться с его самостоятельными уроками или просто садились рядом за обедом или ужином; Луна так примелькалась за гриффиндорским столом, что ребята в шутку предлагали ей не мелочиться и перевестись на наш факультет.

Когда мы заключили союз с Малфоем, и заварилась вся эта каша с хоркруксами, Луна первой догадалась: что-то происходит. Она вообще всегда отличалась редкой проницательностью, граничащей с натуральным ясновидением, а временами – еще и невероятной прямолинейностью.

В тот раз мы втроём сидели в библиотеке во время третьего в этом году квиддичного матча. Играли наши и барсуки. Луна заявила, что без Гарри в качестве ловца ей неинтересно смотреть игру, и что лучше она посидит с нами вместе в читальном зале. Мы оказались единственными, кто не пошел на трибуны; Мадам Пинс проводила нас удивлённым взглядом,  когда наша компания расположилась в уютном алькове между стеллажами с табличками «Астрономия» и «Прорицание». Я конспектировала мемуары какого-то алхимика пятнадцатого века, который цитировал переведенные им отрывки из еще более древнего темномагического трактата. Текст описывал изменения, происходящие с магом после создания одного, двух и более хоркруксов. Обложку я замаскировала, наложив на нее иллюзию учебника по нумерологии. С трудом разбирая вычурный шрифт и громоздкие словесные обороты, я была так сосредоточена на своём занятии, что не сразу осознала внезапно повисшую в воздухе фразу, сказанную типичным для Луны потусторонним тоном: «Я хочу участвовать в вашем с Гарри заговоре».

2

В общем-то, мы с Гарри недолго сопротивлялись. Луна была верным товарищем и не по годам умной ведьмой. Нам претило скрывать от нее новые обстоятельства, тем более, когда нам так нужна была лишняя голова на плечах. Участие в «заговоре» Малфоя она восприняла с присущей ей безмятежностью, заявив, что это было закономерно после всего, что произошло. Мне было интересно, как на неё среагирует Драко. С нами он вел себя несколько скованно, но доброжелательно. Видно было, что он старается выстроить доверительные отношения, вот только не знает, как. Учитывая, сколько оскорблений он успел вылить на мою голову за пять лет, я наблюдала за его потугами со скрытым злорадством. Нет, мне, конечно, было его жаль – смерть матери и всё такое – но это не значит, что я мечтала облегчить ему жизнь.

И вот, на очередной встрече мы появились вместе с Лавгуд.

Малфой осторожно поинтересовался у Гарри, насколько он уверен в необходимости её присутствия, а главное, в её полезности. Гарри подчеркнуто небрежно напомнил, что она была с нами в Министерстве, и он полностью ей доверяет. Драко посмурнел и перешел к деловым вопросам.

Мы всё еще не знали точного количества хоркруксов – Дамблдор темнил, выдавая информацию по крупицам, и уверял, что сам еще не узнал всего.

Малфой тихо бесился и шепотом поминал директора нехорошими словами, когда думал, что на него не обращают внимания. Гарри философски заключил, что надо работать с тем, что есть, и припахал его искать альтернативные средства уничтожения, потому что яд василиска – штука неудобная, дорогая и редкая, вне школы не достать. Мало ли что? Я, в свою очередь,  полностью переключилась на тома по защитным чарам и способам их взлома.

За неделю мы вдвоём перекопали всю Запретную секцию и начали понимать друг друга с полуслова, привыкнув работать за одним столом. Я даже слегка оттаяла, когда однажды, увидев, как я мучаюсь с переводом написанного рунами гримуара, Малфой совершенно добровольно предложил свою помощь. Надо признать, высшие баллы на большинстве предметов он получал заслуженно.

Сегодня, однако, проблема касалась не исследований, а собственно нашего «заговора». На днях Драко выбил у Снейпа разрешение посетить Мэнор на выходных и приволок обратно целый сундук специфической литературы. Мы решили устроить тайник в подвале Воющей Хижины и теперь думали, как защитить его от посторонних.

Я горела желанием проверить некоторые рунные схемы и чары, над которыми корпела в последнее время, Драко беспокоило, что дорога до тайника слишком заметна, Гарри мечтал вообще оборудовать там укрепленное убежище.

Луна сперва молчала, слушая нас и наблюдая, а затем поинтересовалась, а какой у нас вообще, к Мордреду, план?

Так и сказала.

Мы выпали в осадок.

А Луна, в своей коронной манере, посетовала на то, что у приличного заговора должна быть четкая цель и стратегия её достижения. И что стратег среди нас, слава Мерлину, есть, ибо слизеринцы ради этого и нужны, только его так запутали мозгошмыги, что он боится проявить себя. И что тактику она с радостью оставит гриффиндорцам, потому что у них неплохо получается, а цель и так очевидна, её надо только озвучить и хорошенько затвердить, ведь такие вещи имеют пакостную привычку забываться в самый важный момент. На этом она закруглилась и принялась пересчитывать абрикосовые косточки в своем браслете, напевая под нос легкомысленный мотивчик.

Мы с Гарри пришли в себя и весело переглянулись. Луна явно стала смелее, и это шло ей только на пользу. Драко отчаянно боролся с румянцем, проступившим на бледном лице, но в итоге проиграл и ему, и неловкой улыбке, впервые появившейся на его губах за последний месяц.

Так и повелось, что Луна Лавгуд стала кем-то вроде голоса нашего коллектива. Её высказывания разряжали атмосферу и вытряхивали из наших голов тараканов… или мозгошмыгов, как она любит говорить. Спустя какое-то время мы привыкли во время наших собраний не только говорить о делах, но и просто болтать ни о чем. Даже Малфой втянулся, изредка отпуская  колкие замечания в адрес прочитанного или произошедшего в школе. Из какого-то неведомого уголка своего «я» он достал нормальное чувство юмора, и скоро мы окончательно перестали воспринимать его настороженно. Он пообвыкся, расслабился, оживился… и стал своим.

3

Апрель ознаменовался неприятным происшествием, которое заставило нас превратиться в параноиков и срочно пересмотреть меры безопасности. На очередной встрече Малфой доложил, что, вернувшись с пасхальных каникул, Нотт и Паркинсон стали получать подозрительные письма. Кроме того, он несколько раз замечал, как они обсуждают что-то, от чего явно чувствуют себя не в своей тарелке, а при его приближении делают вид, что ничего не происходит. При этом Крэбб пытался следить за ним, а Снейп ходил мрачным, как ворон и пытался осторожно выяснить, как продвигается его задание. Мы сделали вывод, что Волдеморт теряет терпение и решил ускорить события, заставив Драко соперничать за славу убийцы Дамблдора с однокурсниками.

Малфой сидел прямо, будто метлу проглотил, и смотрел исключительно в стол. Его лицо не выражало никаких эмоций; он рассказал всё, что знал, ответил на уточняющие вопросы Гарри и выпал из разговора, отстраненно наблюдая, как Гарри хмурится, барабаня пальцами по столу, что-то рассеянно черкает в блокноте и расспрашивает нас с Луной, не замечали ли мы с ней тоже чего-нибудь странного. После этого воцарилось недолгое молчание, за время которого я успела догадаться, что наш ненормальный слизеринец навоображал себе всяких ужасов о том, как мы стираем ему память и выгоняем на все четыре стороны. Я собиралась было заговорить с ним и успокоить, но тут встрепенулся Гарри, и внимание всех обратилось на него.

— Так. – Он протянул Драко узкую записку, сложенную пополам. – Прочитай это и запомни наизусть. 

Тот нерешительно взял бумажку, недоуменно скользнул глазами по строчкам.

— Что это?

— Запомнил? – вместо ответа поинтересовался Гарри.

Я уже догадалась, к чему идет дело, и облегченно улыбнулась. Иногда я завидовала поттеровской интуитивной мудрости, которая делала его прирождённым лидером. Малфой еще раз прочитал написанное и кивнул, протягивая листок обратно. Гарри скомкал его и испепелил, а затем уничтожил остатки.

— Это адрес старого особняка Блэков. Я получил его в наследство от Сириуса – он был моим крёстным. – Гарри помолчал, переживая укол грусти, — Дом защищен Заклятьем Доверия, там всегда безопасно. Если что-то пойдет не так, можешь укрыться там.

Малфой обмяк в кресле, как будто из него выпустили весь воздух.

— Как у тебя это получается? – устало спросил он, ожесточенно массируя виски.

— Что именно? – ухмыльнулся Гарри, потягиваясь и левитируя на стол поднос с чаем.

— Доверять мне?

— О. Это сложно объяснить, Драко. – Он разлил ароматный отвар по чашкам и поставил перед Малфоем самую большую — бедняге стоило успокоить измотанные нервы.

— Думаю, это качество истинных гриффиндорцев, — вмешалась Луна, — Сердцем чувствовать справедливость.

— Пожалуй, — Гарри с улыбкой наклонил голову, — ну, и еще кое-какой опыт. Знаешь, Малфой, мой отец в своё время был порядочным засранцем. Самодовольный наследничек древнего рода, вылитый ты год назад.

Драко недоверчиво поднял брови, грея руки о чашку.

— Он регулярно подшучивал над Снейпом, весьма унизительно. Один случай… я случайно увидел воспоминание… Если бы я мог оказаться рядом в  тот момент, то просто дал бы ему по морде.

У Драко вырвался смешок.

— Так вот почему Снейп так тебя ненавидит! Ты напоминаешь ему папашу.

— Точно. Но мой отец изменился. Теперь никто не вспоминает его школьные «подвиги», Джеймса Поттера чтят, как героя – за то, что он был аврором, сражался в войне, рисковал жизнью, чтобы защищать других людей.

Драко пристально посмотрел на Гарри, поглаживая ободок чашки указательным пальцем.

— Твой дед не был Пожирателем смерти.

— Это ничего не меняет.

— Поттер, я Малфой, и ты прекрасно понимаешь, что это не просто набор звуков.

— Возможно, но ты Малфой, который сражается на стороне Мальчика-который-выжил, — широко улыбнулся Гарри и сверкнул очками, прямо как Дамблдор.

Я с трудом подавила смешок, а Драко закатил глаза, безнадежно вздохнув. Атмосфера в комнате стала неуловимо уютнее.

4

Очередной урок зельеварения начался с того, что сияющий Слагхорн пригласил весь курс на вечеринку по поводу своего дня рождения. Даже Малфоя, хотя раньше подобной чести удостаивался один Забини.

Итальянец весь год усиленно изображал нейтральность и дружелюбие, по очереди гуляя с девчонками со всех факультетов, кроме своего собственного. Что удивительно, расставался он с каждой пассией довольно мирно, и школьные слухи называли его не иначе, как Серебряным Валентином. Воистину, невежество малолетних ведьм не знает границ. При всей чертовой шумихе вокруг четырнадцатого февраля каждый чертов год, эти курицы даже не представляют, кем был тот, чьим именем назван праздник!

Впрочем, какое мне дело до малолетних ведьм? У меня есть куча дел поважнее: спасение Волшебного мира, например! Правда, некоторые уже-не-совсем-малолетние ведьмы так не считают.

Джинни Уизли меня ненавидит. То, что мы с Гарри проводим всё свободное время вместе или то, что мы практически перестали общаться с Роном… Не знаю, что распаляет её больше: обида за брата или ревность к Гарри, но при каждом удобном случае маленькая стерва делает мне гадости. К моему глубокому сожалению, у неё с детства было два непревзойдённых наставника по этой части, так что моя жизнь сделалась втройне более нервной.

Когда я пришла к Луне пожаловаться на её озверевшую подругу детства, та посоветовала мне воспринимать происходящее, как тренировку на бдительность в духе Муди. Я впечатлилась размахом мысли. В самом деле, если одна-единственная ревнивая идиотка настолько осложнила мне жизнь, как я выживу в реальном мире, в котором идёт война, и опасности подстерегают на каждом шагу?

Я поделилась своими размышлениями с Гарри. Боже мой, как я сглупила!

Гарри решил, что нам всем (особенно Луне и Драко) не хватает тренировок, что мы совсем не подготовлены для жизни в бегах, на природе, а вероятность того, что нам придется вести такую жизнь, угрожающе велика.

Впервые после третьего курса я захотела иметь Маховик времени.

Мы собирались в Комнате по ночам и отрабатывали боёвку. Мы сбег?ли по выходным в Запретный лес и тренировались возводить защитные чары и ставить палатку за считанные секунды. Луна с энтузиазмом учила меня готовить еду на костре – оказывается, они с отцом часто уезжали в дикие места в поисках, гм, редких видов магической фауны, так что опыт у неё был нешуточный.

Драко внезапно задумал какую-то финансовую аферу, и теперь на Истории магии вместо конспектов строчил письма гоблинам и, чертыхаясь, проводил какие-то расчеты, которые каждый раз испепелял в конце урока. Выглядел он теперь как голодный вампир. В смысле, худющий, бледно-зеленый и с жуткими синяками под глазами. А еще всегда в чёрном и с жутким оскалом вместо вежливой улыбки, который отпугивал всех лучше, чем Кровавый Барон – первоклашек.

Я бы, наверное, выглядела так же, но живя в одной комнате с Лавандой Браун в течение пяти лет, невозможно не стать экспертом в области косметических чар.

В конце мая директор взял Гарри с собой в маггловскую деревушку, где они уничтожили один из хоркруксов Волдеморта. Дело оказалось еще более опасным, чем мы ожидали, Дамблдор не справился с ментальным давлением артефакта и схлопотал мощное проклятье.

По словам Драко, почти сразу после их возвращения в замок Снейп предупредил старост, что весь следующий день будет отсутствовать «по делам». Приставленный следить за ним малфоевский домовик доложил, что зельевар всё это время торчал в лаборатории, а директор, между тем, перестал появляться в большом зале.

МакГонагалл сказала мне, что он покинул школу в связи со своими обязанностями в Международной Конфедерации Магов, но мы видели отметку с подписью «Альбус Дамблдор» на Карте Мародеров, и она не покидала покоев директора с того момента, как тот попросил Гарри уйти.

Когда директор наконец показался на завтраке через три дня, все, кто был достаточно внимателен, заметили, что его правая рука иссохла и почернела. Это было странно и пугающе, потому что по времени он мог бы уже снять проклятье и исцелиться. Это ведь Дамблдор! Ученик Фламеля, победитель Гриндевальда, гениальнейший и сильнейший маг столетия. Тревога заставила нас пробраться в Визжащую хижину ближайшей ночью. Мы должны были понять, что происходит.

Зарывшись в литературу из сундука Драко, мы нашли ответ.

Дамблдор умирал.

5

Сказать, что мы были в шоке, было бы преступным преуменьшением. Настроение в нашей компании опустилось ниже плинтуса. Что будет, когда директора не станет? «Хаос» — мрачно предсказал Драко, и мы молчаливо с ним согласились.

Дамблдор был той фигурой, которая объединяла между собой людей настолько разных, что без его посредничества они могли и вовсе встать по разные стороны баррикад. Он вселял надежду на защиту в тех, кто готов был встать под знамена Волдеморта из страха за жизни родных и друзей, его ум и опыт гарантировали, что битва не будет проиграна в самом начале. Кто станет во главе Ордена Феникса, когда он умрет?

Так или иначе, спасти директора мы не могли, оставалось лишь сделать всё возможное, чтобы Волдеморт не смог воспользоваться ситуацией так, как планировал.

— Сколько ему еще осталось? – спросил Гарри. Он задумчиво постукивал карандашом по листу бумаги, испещренному загадочными надписями и значками. В последнее время он часто рисовал подобные схемы, утверждая, что это помогает ему видеть ситуацию целиком.

— Не больше трех месяцев, — ответил Драко, — Но я думаю, всё начнется раньше. Снейп прикончит его.

— Вопрос в том, когда это случится. Мы должны быть готовы.

— К чему? – вмешалась до этого тихо сидевшая Луна. – У тебя есть план?

— Мы знаем, что у старины Волди несколько хоркруксов. Слагхорн знает, сколько их. Мы знаем, как их уничтожить. Я… догадываюсь, что за предметы он выбрал. Кроме того, есть еще связь… Мы найдем их, я уверен. Однако, когда умрёт Дамблдор, Министерство быстро падёт, и на меня откроют охоту. – Гарри замолчал, карандаш замер в воздухе – Драко, Пожиратели уже подозревают тебя в предательстве, ты не сможешь оставаться в школе. Мы исчезнем, как только вытрясем из Слагхорна информацию.

— Будем жить на Гриммо? – перспектива вернуться в мрачное имение Блэков не вдохновляло, но это был наилучший вариант.

— Пока там относительно безопасно. Потом придется прятаться где-то еще.

— У тебя же там Фиделиус, — нахмурился Малфой – А Грейнджер не похожа на второго Петтигрю.

— Дело не в этом. Абсолютной защиты не бывает. Можешь считать, что я заразился паранойей от Муди, но лучше перестраховаться, чем потом рыдать над могилами.

В комнате повисла неловкая тишина.

— Ладно, — Драко зажмурился и потёр руками лицо, прогоняя усталость, — Я понял. У меня новость, кстати. Я лишил плохих парней львиной доли финансовых активов. В смысле, всё семейное состояние теперь принадлежит лично мне и переведено на анонимные счета за границей. Pap? останется с носом, даже если выйдет из Азкабана.

— Обалдеть, – выдохнул Гарри, — Драко, ты гений.

Луна весело улыбнулась и захлопала в ладоши.

— Знаете что, — услышала я собственный голос, в котором вдруг появились заговорщические нотки, — Мы просто обязаны это отметить. Я вчера конфисковала у МакЛаггена огневиски, но так и не успела отдать бутылку МакГонагалл.

Брови Малфоя и Гарри синхронно взлетели вверх. Луна прыснула со смеху. Выручай-комната одарила нас стаканами, я достала обещанный алкоголь из своей безразмерной сумки…

— За то, чтобы у нас всё получилось, — предложила я.

— За гениальные идеи, — ухмыльнулся Гарри.

— За приятные неожиданности, — провозгласила Луна.

Драко задумался ненадолго, разглядывая на просвет янтарную жидкость.

— За отличную компанию, — улыбнулся он и поднял свой бокал.