Viva Forever (гет)

В глазах — июнь, в руке — синица.

Весь мир — зеленые глаза.

Когда душа поющей птицей

Бурлит, как майская гроза.

Когда полжизни — рыжий локон,

Щеки коснувшийся твоей...

Принес ей кубок с теплым соком?

Все это делает сильней.

Когда ладонь сожмет ладошку,

Самоотверженно пыхтя,

Ты словно клобкопуха-крошку

Несешь две сумки — не шутя,

Вопишь ей вслед — "Лили, серьезно,

Смотри, в одной руке тащу!.."

Весь этот мир ломают просто

Всего два слова — "Не прощу..." © Miss_Alice

Даже знойное лето не радовало меня сейчас, в первый день каникул я вообще не собиралась выходить из комнаты.

Всё, что произошло со мной за этот год, безусловно, пугало меня. Я стала словно другим человеком.

Вот проснусь утром, посмотрю в зеркало — вроде всё как прежде: рыжие непослушные волосы, смешные веснушки…

Ничего во мне особенного и нет, кроме вот уж действительно особенного чувства стыда…

Какое же это ужасное чувство…Оно напоминает мне змею в человеческом сердце, которая, отравляя своим ядом медленно, мучительно, заставляет забывать, что ты человек. От стыда начинаешь думать, что у тебя и вовсе нет сердца…

Хотя… У меня оно есть, но я оставила его рядом с тем, кому это сердце нужнее, намного нужнее, чем его собственное, разбитое мною.

Пусть эти летние каникулы и проходят ужасно, но есть и преимущество…

Я обдумала всё и поняла, как меня губит моя гордыня.

Мне уже четырнадцать лет, а я вела себя, как совсем маленькая, наивная дурочка. Даже сейчас вспоминать не хочется… Боже, как это глупо…

Он поцеловал меня в библиотеке.

И все было бы прекрасно, если бы это не увидел Джеймс, который, разумеется, тут же начал насмехаться над нами.

Мне невольно захотелось ударить своего друга, по сути-то ни в чем не виноватого — потому что даже Сириус и Ремус, стоящие позади Джима, притихли от изумления, слушая, как их дружок в своем неповторимом «остроумном» стиле язвит:

— Ну что, снежная королева, так вот какие парни тебе нравятся?

— Замолчи, Поттер… — попытался было перебить наглого мальчишку Северус, но Блэк произнёс заклинание немоты, которое, между прочим, проходят на пятом курсе, мы его еще не изучали. Никогда бы не поверила, что в человеке могут сочетаться ум и абсолютная безбашенность. Оказалось, могут, ведь чары подействовали — побелевшие губы Северуса беззвучно шевелились, а лицо исказилось от гнева и обиды за меня. Нужно было что-то делать, и я предпочла воззвать к самому адекватному их компании.

— Лю… Ремус, останови их… пожалуйста, — сдавленным голосом попросила я. Унизительно. Но в этом случае был хотя бы шанс разойтись мирно.

И я не ошиблась. Славный парень Ремус подбежал и снял заклятие без лишних слов, проигнорировав возмущенные возгласы приятелей.

— Спасибо, Лунатик, — решила я поблагодарить его — самое меньшее, что он заслуживал, это благодарности. Да и от Джеймса ему достанется. Бедняга.

— Не за что, Эванс, — сказал он, улыбнувшись уголком губ.

* * *

После того происшествия Северус не мог разговаривать целую неделю — чары как-то повредили его голосовые связки и мадам Помфри ничего не могла с этим поделать.

— Прости меня, Сев, это моя вина.

— Ничего, Лили, — ответил он почти шёпотом.

Я лишь молча обняла его. В тот момент мне казалось, что все будет хорошо, но я ошиблась.

На следующее утро Джеймс Поттер попал в переделку.

* * *

— Минус сто очков с Гриффиндора! — почти шипела профессор Макгонагалл. Ее лицо было синим от краски — наш золотой мальчик дошутился и бросил чернильную бомбочку прямо в декана. Верх наглости! Класс притих, ожидая, что вот-вот разразится буря. Поттер весь как-то сжался, мигом утратив свой апломб. И тут…

— Профессор! Это я кинула в вас волшебный баллончик с краской… — я с удивлением услышала свой собственный голос. Что я творю? Все остальные, кажется, были поражены не меньше.

— Что?! Это сделали вы, Лили? Ну что ж… Мне стыдно за вас, мисс Эванс, — откашлявшись, строго сказала преподавательница. — Зайдёте ко мне в кабинет сразу после прорицаний.

— Хорошо, профессор.

* * *

— Зачем ты заступилась за меня, а, Эванс? Кого же из нас, меня или Нюниуса, ты любишь?

— Ты еще на что-то надеешься? — спросила я, побледнев.

— Разумеется. Наверняка ты не просто так согласилась провести каникулы в моем доме?

— Я согласилась, во-первых, потому, что мне неудобно отвергать твои бесчисленные приглашения, а во вторых, из-за курсовой по маггловедению, которую ты без меня написать не способен в такой степени, что это даже профессор Бербидж заметила, — ответила я.

Кажется, Джеймс был уязвлен:

— Ты живёшь у меня, потому что считаешь, что тебе не место в мире магглов! Но ты обманываешь и меня, и себя, и даже твоего чертового Нюниуса… Не слишком ли много вранья для одной хорошей гриффиндорской девочки? Мне казалось, мы все решили, разве нет, Эванс?

Да, так и есть. Я обманщица, лгунья.

Ощущая, что он прав, я только и смогла выдавить.

— Прости меня, Джеймс.

Я больше не буду общаться со Снейпом. Так для него будет лучше — наверное, я просто его недостойна.

* * *

Когда Макгонагалл пригласила меня войти, был уже поздний вечер. Как ни странно, она не выглядела ни злобной, ни раздраженной.

— Здравствуйте,— робко сказала я, присев на краешек красного пуфа.

— Здравствуй, Лили. Я не обижаюсь на тебя за то, что ты соврала мне, ведь ты защитила своих товарищей.

— Я не… — щёки мои запылали. Однако профессор не дала мне возможности оправдаться, невозмутимо продолжив:

— Но я скажу лишь одно. Тебе нужно изменить свою жизнь.

— Я не понимаю, о чём вы.

Макгонагалл порылась в сумке и с осторожностью протянула мне хроноворот.

— Используй его так, чтобы твоя жизнь пошла правильным путем…

Следующим утром, помогая готовить маме завтрак, я случайно услышала, как она разговаривает с моей старшей сестрой. Их спор был столь громким, что и подслушивать не пришлось.

— Это же несправедливо! Отец погиб совсем недавно, а ты уже хочешь познакомить нас со своим новым ухажёром… — сдавленно произнесла Туни.

— В этом мире всё несправедливо, дочка, — тихо ответила мама.

А я не заметила, как руки мои задрожали, и от волнения я забыла положить сахар.

— Ох, только не говори, что ты любила папу, потому что если бы любила, ты бы никогда не захотела променять его на кого-либо другого… — разгорячилась Петуния.

— Я всегда буду любить вашего отца, ведь он подарил мне тебя и Лили. Только эти чувства уже не те, что раньше, — ее расстроенный голос эхом отдавался в моей голове.

— Все так говорят… Все! А я так мечтала, что у нас будет хорошая семья…— Туни вбежала на кухню и горько расплакалась.

Я подошла и обняла сестру так крепко, как только могла.

— Ну, зачем ты меня обнимаешь? Ты же даже не знаешь, что случилось, — тихо произнесла она.

— Я слышала ваш с мамой разговор, — я осуждающе посмотрела на маму. — Можно было бы говорить и потише, — язвительно добавила я, не выпуская из объятий сестру.

— Как бы вы меня не осуждали, девочки, мистер Сильвас всё равно придёт сегодня вечером к нам на ужин.

— Ну и дурной же у тебя вкус, мамочка, — язвительно сказала я. Предпочесть английское происхождение нашего отца какому-то… французишке!

— Ненавижу Францию, -тихо добавила Петуния, с лёгкостью высвобождаясь из моих рук.

Но это была ложь — на самом деле мы обе любили Францию. Особенно после того, как трижды съездили туда всей семьёй. Эта страна стала нашей второй родиной — во Франции мы забывали о конфликтах нашей семьи. Самое удивительное, что даже мы с Туни там вообще не ссорились. Волшебная страна, в которой всё было просто прекрасно, где у нас действительно была хорошая семья… пока не погиб отец.

* * *

И вот мы с Туни идем, держась за руки, надеясь обрести спокойствие в развалинах старой фабрики рядом с Паучьим тупиком, где проходили почти все игры нашего детства…

Пока не стало известно, что я ведьма.

Но в отвратительном мамином поступке есть и свои плюсы — как же хорошо, что мы снова начали общаться с сестрой, что я снова могу обнять её, как и раньше.

Хоть какой-то толк от этого француза.

Незаметно наступил вечер, и, поразмыслив немного, мы решили все же вернуться домой. Если честно, мы надеялись, что пропустили злосчастную встречу с маминым ухажёром, но мы очень ошибались.

* * *

Этот черноволосый и кудрявый мужчина подарил мне букет белых лилий.

Я выдавила из себя улыбку и пробормотала слова благодарности. Петуния, в отличие от меня, получив одну красную розу, поспешила уйти в свою комнату.

Я же, как полная идиотка, из любви к своей матери сидела весь вечер на этом ужине, который, казалось, тянулся целую вечность.

Мама и этот…Сильвас… миловались, но я ради счастья мамы была готова на всё, хотя у меня, так же, как и у моей старшей сестры, всё будто кипело внутри.

Когда он смотрел на меня своими свинячьими глазками болотного оттенка, я едва сдерживалась, чтобы не использовать любое из непростительных заклинаний.

Сейчас у меня хватило бы сил на это.

И тут он спросил:

— Наверное, трудно заниматься музыкой, когда рядом нет отца? Ведь он тоже был музыкантом, — это стало для меня последней каплей, и я сказала лишь одно:

— Мне не важно, трудно ли это — вы всё равно, уважаемый Леон, никогда нам его не замените, — с деланным спокойствием ответила я на его жалость.

Сил не на что уже не было, и я сказала маме:

— Можно, я немного погуляю? Меня Северус ждёт.

Мама, конечно же, согласилась, ведь я не выходила из дома все первые две недели летних каникул.

На самом деле Северус никуда не приглашал меня, и, несмотря на то, что было уже темно, я снова вернулась к заброшенному зданию, к тому месту, где протекали почти все счастливые дни моего детства.

* * *

Темная гостиная. В камине едва теплится пламя, похожее на маленькую рыжую лисицу. По лицу сестренки бродят неясные тени. Она явно волнуется, задавая давно приготовленный вопрос — голос ее слегка дрожит.

— Скажи, Лили, а как ты можешь сделать так, чтобы предметы двигались сами собой? Почему я так не умею? — спросила Туни разочарованно.

— Я не знаю… Я сама этого очень боюсь. И не рассказывай, пожалуйста, маме об этом, хорошо?

— Конечно, — ответила она, улыбнувшись.

Но обида и непонимание не уходит из ее, теперь таких колючих, глаз.

Тогда, в детстве, я не могла ничего изменить, не могла контролировать силы. А сейчас это в моих силах. Я могу контролировать даже время…

Мне показалось, будто что-то живое умерло внутри меня — я вытащила из сумочки хроноворот и три раза повернула песочные часы…

Вся жизнь странным образом пронеслась перед глазами… Многие говорят, что это случается перед смертью. Так вот, часть моей души умерла вместе с поворотом этих песочных часов.

Я оказалась там, где меньше всего на свете хотела оказаться — на папиных похоронах. Только не это, нет! Я не хотела пережить это горе ещё раз… мне этого просто не вынести.

Будто что-то темное, бесконечно тоскливое, как звук одинокой струны, снова рвало меня на части.

Я спряталась за ближайшее дерево и попыталась успокоиться, но вдруг увидела… себя. Северус обнимал ее… меня. Я, то есть Лили из прошлого, плакала, а он только и говорил, что всё будет хорошо.

В это верилось слабо, но все же было очень уютно и тепло в его объятиях, и тьма с тоскливым холодом трусливо отступала. А может, он забирал ее себе, притягивал, как магнит? Ведь тьма жила в его глазах почти всегда. А интересно тогда получалось — мы, два таких непохожих человечка, отгоняли тьму друг от друга. Два маленьких, светлых и грустных воина. Это было бы так смешно… если б не было так грустно.

Я это помню…

Стоило посмотреть в его глаза, и как по волшебству, находился смысл жить дальше — жить не только ради него, но и ради других. Ради мамы и ради Туни.

Зря я так слепо цеплялась за это мнимое ощущение покоя — наверное, нам обоим это стоило части собственной души. За годы дружбы мы стали чем-то единым, неделимым, словно бы целостным организмом.

Но, несмотря на это, я все же не чувствовала должного понимания с его стороны. Он не осознавал моего горя в полной мере — ведь у него были совершенно иные отношения с отцом.

С другой стороны, какого понимания я искала? Не хотела же я, в самом-то деле, чтобы он испытывал такие же страдания? Но было ощущение неправильности, фальши, которые я и сама объяснить не могла.

Да и не хотела — главное, что рядом с Северусом мне было очень тепло…

* * *

Мне было тогда всего тринадцать лет… Казалось, за этот год я не то что повзрослела — гораздо хуже, я будто постарела на век и затолкала маленькую девочку, жившую внутри меня, в самые темные уголки души. Не нужна она была тогда, такая наивная, такая счастливая и слабая — наоборот, я старалась быть сильной, и, по правде говоря, выглядела довольно глупо.

Тогда, в объятьях Северуса, я чувствовала, что все мои беды уходят, а на их место приходит неуверенность и даже страх — что со мной будет дальше, я не представляла.

Я всегда была очень трусливым человеком, умело скрывавшим этот свой недостаток. Искренне не понимаю, как же я попала на Гриффиндор, ведь мне самое место на Слизерине… Нет, не так — моё место рядом с Северусом, всегда рядом с ним, но, если мой друг помог мне быть сильной и смотреть утрате в лицо с гордо поднятой головой, то другой человек помог мне и вовсе забыть о своём горе...

Еще один поворот песочных часов, и я снова лечу в смешении красок.

* * *

Я прекрасно помню ту ночь, когда я сбежала из школы, и, сидя на берегу озера, смотрела на сентябрьское небо и любовалась звёздами…

Звёзды так увлекли меня, что я забыла обо всём на свете…

И тут…

— Эй, Эванс! — сказал кто-то сорвавшимся голосом.

Я повернулась, надеясь увидеть Северуса — знала, что он не придёт, но всё равно ждала…

Как ни странно, это оказался Сириус Блэк.

— Что ты тут делаешь? — безучастно спросила я. — Я думала, что только мне удалось сбежать сегодня — как тебе удалось провести завхоза?

— Не только в тебе есть грифиндорский характер, и потом, я же Мародер, — усмехнулся он. — Я сюда часто прихожу — уж очень место удобное, чтобы побыть в одиночестве.

— Я тоже хотела бы побыть одна… — грубо сказала я.

-Эванс, я знаю как тебе тяжело. Гибель отца и всё такое… — без обиняков выпалил он вдруг.

— Пошёл к чёрту! — перебила я Блэка, однако он не сдался.

— Но Джим ищет тебя… Он волнуется.

— С чего бы ему волноваться за меня?

— Ну ты и дура, Лили, он ведь тебя любит!

Наблюдая за собой, тринадцатилетней, из-за деревьев, я только что по-настоящему осознала глубину тех слов, что Сириус сказал тогда…

С каждой секундой моё сердце билось всё сильнее. Не у той Лили, на которую я смотрю, а у меня самой…

Я как-то по-новому почувствовала себя, заново пережила слова, которые показались тогда донельзя глупыми. Сириус сказал: «Ну ты и дура, Лили, он ведь тебя любит!». Слова эти не только задели меня сейчас за живое, но и погрузили в полное замешательство.

Я вспомнила первые каникулы, проведённые у Джеймса… А ведь тогда я была лишь на первом курсе.

Я почувствовала под ногами какой-то толчок и полетела словно бы в огненную бездну.

* * *

Я сидела в гостиной Гриффиндора и читала письмо от своих родителей.

Папа писал о том, что не сможет забрать меня на каникулы и моей семье придётся встретить Рождество без меня. Я одиннадцать лет была такой милой и послушной дочерью… что же со мной стало потом? Почему сейчас я ощущаю такую злость на родных, отчего горячие, злые слезы капают прямо на конверт? Они ни в чем не виноваты, а я злюсь, все равно злюсь.

— Лили, почему ты плачешь? — спросил незаметно подошедший Поттер. Подкрадывается, как кот, честное слово!

— Я не плачу, — пришлось соврать, но бесполезно — Поттер в ответ вырвал письмо из моих рук и прочёл его. Я сегодняшняя мысленно поблагодарила его за то, что он сделал это не вслух — иначе в прошлом одиннадцатилетняя Лили расплакалась бы ещё сильнее.

— Это моё письмо! — сказала ему я сердито.

— Но если бы я его не прочёл, то не смог бы помочь тебе.

— Помочь?

Он лукаво улыбнулся и повёл меня в учительскую, прямо к профессору Макгонагалл.

* * *

— Чем я могу помочь? — спросила декан нашего факультета.

И тут, наблюдая за ними в щелочку, я увидела, как одиннадцатилетний Джеймс Поттер смело ответил:

— Я хочу, чтобы Лили поехала ко мне домой на каникулы. Её отец не сможет забрать её, а я не хочу, чтобы ей было одиноко!

— Но я не могу вам этого позволить… — сказала черноволосая женщина строгим тоном.

— Почему? — тихо спросил он, при этом держа меня-из-прошлого, плачущую и ошарашенную, за руку.

— Потому что я не знаю мнения родителей мисс Эванс по этому поводу.

— Они не против, — выпалил мальчишка в клетчатой рубашке, лукаво улыбнувшись. И я вдруг подумала, что он совсем не изменился.

Я тогда хотела возразить и сказать профессору всё как есть, но мой детский и наивный авантюризм не позволил мне этого сделать.

— Это правда? — спросила меня Макгонагалл.

— Да, — впервые соврала я с лукавой улыбкой, такой же, как у Джима — все слёзы куда-то сразу исчезли.

— Хорошо… — сейчас мне вдруг пришло в голову, что преподаватель наверняка просто сделала вид, что поверила нам.

* * *

Дом Джима был большим и светлым — там всегда нашлось бы место для меня, Сириуса, Ремуса, Питера и ещё многих детей.

Миссис Поттер только сперва показалась мне властной женщиной, но потом всё оказалось иначе.

Она была очень доброй, но несчастной, скрывая свою боль за властностью. Но это я отчетливо поняла уже по истечению времени.

В ту Рождественскую ночь ни я, ни Сириус, ни Джеймс, ни Питер, всей дружной компанией Мародеров нагрянувшие к семейству Поттеров, не ждали Санту, как во многих магловских семьях. И вообще мы не ждали никаких чудес, потому что мы — волшебники, мы сами творили эти настоящие, а вовсе не выдуманные чудеса друг для друга.

Мы с Джимом спорили, о том, что он в будущем сделает из меня звезду квиддича. Глупые, детские мечты — и совершенно невозможные, ведь для меня метла, как летательный инструмент, чем-то сродни обыкновенной швабре. Но Джеймс отказывался в это верить.

— Вот настанет осень, и ты увидишь! — нахмурил брови черноволосый мальчик.

— У меня ничего не выйдет. — сказала я тогда всерьёз, а затем я-из-настоящего снова закрутилась в вихре сменяющихся передо мной кадров из воспоминаний, отправляясь в еще более далекое прошлое…

* * *

Маленький, худенький черноволосый мальчик с взволнованно блестевшими глазами стоял и кого-то ждал. Наверное, меня? И правда — я шла, наслаждаясь летним ветерком, который нежно гладил мои волосы, растрепав их по ветру, и, наконец, увидела Северуса.

— Привет, — тихо сказал он. Из глаз ушла тревога, ушло ожидание — осталась только радость.

— Привет! — говорю я, счастливо улыбаясь.

— Как ты поживаешь, Лили? Я... соскучился — целый месяц тебя не видел.

— Хорошо… Я очень рада, что вернулась домой. А как ты? — спросила я и мгновенно заметила, что Северус погрустнел.

— Я рад увидеть тебя снова, — только и сказал он. И тут я увидела большой свёрток в его руках.

— Что это у тебя? — спросила я.

— Метла, — ответил мой друг.

— Ух ты! Летающая? — мой детский восторг тогда просто зашкаливал. Северус кивнул. — А можно мне?.. Только я не умею.

— Давай попробуем, — тихо сказал он и точно смутился. — Но я тоже не умею… Этому учат только на первом курсе в Хогвартсе. Да и метла наша очень-очень старая, еще мамина, школьная.

Мой детский азарт, как всегда, пересилил всё на свете:

— И всё же давай попробуем!

— Давай! — кажется, тогда я тоже вызвала в Северусе азарт.

Первым летать, по праву более опытного, вызвался он. Помню, я очень гордилась своим другом, когда он взлетел на два метра от земли. И как он не боялся? Помимо всего прочего, метелка, хоть и была волшебной, действительно, была очень старой. Прутья были поломаны, древко местами покрыто странными пятнами — плесень? Гниль? Не знаю... В любом случае, меня распирала гордость за друга — ведь он умел летать!

Но Северус тогда не знал о заклинании невидимости и совершенно забыл о нём.

Нас увидели магглы. Точнее, могли увидеть — они явно не понимали, что происходит и подходили поближе, стараясь рассмотреть диковинных детей повнимательнее.

Заторопившись приземлиться, Северус упал с метлы — или гнилое древко подломилось, не помню. Я тогда очень-очень испугалась.

— Мама сказала, что маглы не должны видеть волшебства! А еще метла... Это единственная мамина метла, а я сломал ее! — в отчаянии простонал мой друг.

Вот о чем он беспокоился! О магглах и о поломанной деревяшке, а не о собственной сломанной ноге. Он даже не жаловался на боль!

Я всегда восхищалась его выдержкой.

* * *

Я пришла к Северусу в больницу вместе с мамой.

Он был опечален своими промахами, а я лишь сказала ему тогда то, что помогло ему не утратить веру в себя.

— Привет,Сев.

— Привет… — говорит он угрюмо.

— Как твоя нога? — спрашиваю я, десятилетняя.

— Не болит.

При этом я вижу, что он соврал, чтобы не огорчать меня….

— Не огорчайся, пожалуйста, что так вышло! — шепчу я. — Я сама научу тебя летать… без метлы, когда мы поедем в Хогвартс.

— Но как можно летать без метлы? — спросил тогда Северус удивляясь.

— Помнишь, как на детской площадке я летала с качелей? У меня до сих пор получается. Только никому не говори, это будет наш маленький секрет, хорошо?

— Спасибо,— сказал мальчик, улыбаясь так искренне, что ямочки заиграли на его бледных щеках.

— Закрой глаза..

Северус закрыл глаза, а я-из-настоящего любовалась им с глупой улыбкой на лице.

Северус-из-прошлого тоже улыбался… мне бы очень хотелось, чтобы он улыбался так и в настоящем, но я сама сделала всё для того, чтобы искорка из его глаз исчезла, а улыбка на губах не могла бы больше появиться…

После нашего поцелуя и того, что я вступилась за Джеймса, он никогда не простит меня… никогда… Это самое жестокое слово…

Я писала ему письма весь июнь, но он не отвечал мне…

— А теперь возьми меня за руку и представь, что воздух поднимается ввысь, и ты должен догнать его. Ничего не бойся, — сказала я-из-прошлого, держа его за руку.

Тогда я думала, что никогда не брошу его.

"Что же так изменило меня?" — спрашивала я себя, но не могла найти ни ответа, ни оправдания.

— Лили, ты похожа на ангела, но только без крыльев, — сказал десятилетний мальчик серьёзно.

Мне сегодняшней даже показалось, что я никогда не видела его таким серьёзным.

НИ-КО-ГДА. Сколько же жестокости в этом слове, сколько боли, а иногда даже высокомерия. Люди, говоря это слово, зачастую просто не думают о последствиях.

— Я никогда тебя не брошу, Сев, — сказала я, десятилетняя, сжав руку Северуса ещё сильнее.

— Только ты и я? Всегда будем вместе? Честное слово?

— Всегда.

Толчок под ногами словно бы поднял меня в высоту небес. Голова моя закружилась, и я пролетела куда-то вдаль, встретившись глазами с собой из прошлого… моё маленькое я увидело меня… Но это невозможно... Что теперь будет?

* * *

Я долго смотрела по сторонам и не могла понять, где нахожусь. «Какой-то тесный и душный бар…», — думала я, пока меня не осенило — Дырявый Котел! Но отчего он так изменился? Я запомнила его более просторным, более светлым...

На меня стали подозрительно оглядываться какие-то люди, и я не придумала ничего лучше, чем нырнуть под какой-то деревянный столик — мне повезло, что я была весьма стройной... нет, даже не так: чересчур худощавой. Согнувшись в три погибели под деревянной столешницей, я боялась пошевелиться — звенящая тишина вокруг настораживала меня. И тут за соседним столиком я увидела его.

«Что ты с собой сделал, Сев…», — думала я.

Он настолько похудел, что ямочки с его щёк исчезли, лицо его было даже не угрюмым, как я привыкла видеть, а точно помертвевшим от горя, выпитым. На вид ему было лет двадцать, и я похолодела — это означало, что я в будущем — времени, которое еще не совершилось. Однако сейчас меня волновал другой вопрос — что происходит с Северусом?

Наконец, настал момент, после которого я, казалось, окончательно потеряю контроль над собой и брошусь ему на шею, чтобы утешить.

А он тем временем достал магловскую сигару и курил её долго, словно бы она могла исцелить его от чего-то ужасного.

Он заказал огневиски, но даже не притронулся к нему, продолжая курить злосчастную магловскую сигару.

И тут я услышала, как люди шепчутся вокруг:

— Вы что, не слышали? Лили Поттер и её муж вчера погибли… но их сын выжил…

— Но из-за чего же так опечален Снейп? Неужели из-за смерти этой гриффиндорки? — спросила зеленоглазая блондинка с непослушными волосами.

— Я совершенно не представляю, но атмосфера в городе сейчас царит ужасная…

«Лили Поттер… да я никогда не буду с Джеймсом…», — промелькнула мысль.

Но отчего я сразу подумала о себе? Может быть, Джеймс встретил другую Лили? К сожалению, я услышала чужой шёпот, подтверждающий мои догадки:

— Снейп жил рядом с Эванс всё детство, а поэтому не стоит удивляться.

И тут я не выдержала, выскочила из своего убежища, бросившись на шею Северусу. Не в силах остановить свои слёзы, я прошептала:

— Я жива, Сев…

Последнее, что я увидела — это его тёмные, словно ночь, глаза. А затем я погрузилась в забытье, слыша только далёкий голос Северуса, который отчаянно звал меня.

Пелена тьмы спала с моих глаз, когда за окном было уже очень темно — царила глубокая ночь… я огляделась и узнала стены дома Северуса в Паучьем тупике.

Но в том-то и дело, что только стены… Всё вокруг было настолько пыльным и настолько тёмным, что это испугало меня, к тому же я не могла вспомнить, как оказалась здесь — не могла собрать пазл из воспоминаний, который был хаотично разбросан в моей голове.

На деревянном столике стояла лампа и тускло освещала серые стены — при этом скудном освещении я внезапно увидела, что Северус спит у моих ног.

Я смотрела на его лицо, изучая по новому каждый нюанс, каждую чёрточку… Он изменился лишь в своей худобе, а в основном всё осталось прежним, даже родинка на его скуле. Слишком велико было искушение поцеловать его, пока он спит — такой беззащитный, как ребёнок.

Я, не в силах сдержаться, нагнулась и коснулась губами его губ, но в эту самую минуту он начал просыпаться: его ресницы задрожали, словно крылья бабочки. Как только он открыл глаза, я отпрянула, а Северус долго смотрел на моё лицо.

— Что произошло? — спросила я, почти шепча. — Я не помню, Сев…

— Ты же умерла, Лили…

* * *

Северус смотрел на меня всё более опустошённым взглядом…

Я рассказала ему о своих перемещениях во времени, о хроновороте, вышедшем из строя по причине того, что я встретилась глазами с собой.

Сев не мог поверить моем словам, нежно прижимая меня к себе. Я ясно видела, что он сдерживает слёзы — бедный, бедный мой, он ведь думал, что я умерла! Но я здесь, я с ним…

Ход моих мыслей прервали его горячие губы, я чувствовала его обжигающее дыхание, но внезапно он остановился:

— Что случилось? — спросила я дрогнувшим голосом.

— Ты Лили из моего прошлого… Тебе всего четырнадцать… к тому же ты стала женой Джеймса Поттера.

— Что?! — мой голос почти сорвался на крик. — Я никогда не стала бы его женой. Я ведь люблю тебя!

— Не обманывай себя, Лили, уже через два года ты пожалеешь о своих словах…

— Нет. Поэтому я и здесь, чтобы всё исправить…

— Ты не исправишь моей вины, — сказал Северус тихо.

— Я всё прощу нам обоим… Что бы ты ни сделал, ты часть меня…

* * *

Он рассказал мне всё, в том числе и то, из-за чего мы перестали общаться, и поэтому я мгновенно поняла, почему вышла замуж за Джеймса. Одно только оставалось невыясненным:

— А почему я погибла?

— Этого тебе знать нельзя, иначе ты не вернёшься в прошлое…

— Я и не хочу никуда возвращаться…

— Помни, что изначально ты здесь ради своей матери… — сказал Северус.

И меня словно окатили холодной водой.

Я, не помня себя от обиды, повернула хроноворот, кажется раз десять,

при этом совершенно не боясь исчезнуть.

Почувствовав запах свежескошенной травы и прислушавшись к звукам музыки вдали, я не желала открывать глаза. Куда бы я ни попала, здесь я обрела настоящее спокойствие. Потом в эту разноголосицу вплелись такие родные звуки саксофона и голос маленькой девочки — это все-таки заставило меня открыть глаза.

Я увидела перед собой профиль своего белокурого ангелочка, моей старшей сестрички Петунии, и, оглядевшись вокруг, внезапно я поняла, что нахожусь в Париже, на улочке Avenue Montaigne*

Это был théâtre des Champs-Élysées*

Я была заворожена происходящим на сцене театра и совершенно забыла, для чего хроноворот перенёс меня в город любви…

* * *

Спустя несколько мгновений я увидела своих родителей. Они были такими счастливыми! Особенно мама! Я так давно не видела её улыбки, что сейчас бы жизнь отдала за то, чтобы увидеть её такой же счастливой в настоящем.

Мой папа задорно подмигнул мне:

— А я тебе говорю, Амариллис, что не стоит идти на поводу у ребёнка…

— Почему же, милый мой? Может быть, и у Туни тоже есть способности к рисованию, как и у нашей малышки Лили?

— Возможно, ты и права… — папа сказал это, только чтобы сделать приятное маме, ведь он считал, что у Туни способности к музыке, а у меня к рисованию. Но на самом-то деле у меня ни к чему не было способностей — только магия.

Папа отлучился на пару минут, пока мама была увлечена прослушиванием музыки, чтобы купить букет её любимых розовых роз. Я запомнила этот букет, потому что тогда, в восемь лет, мне показалось, что эти цветы — самое прекрасное, что может быть на всём белом свете. Я вместе с ним выбирала его, и мы договорились, что это будет нашим маленьким сюрпризом для мамы после концерта.

Папа не доверял Туни так же, как и мне, хотя, казалось, любил её во много раз сильнее.

Я просто не могла позволить себе испортить сюрприз для мамы, и он знал об этом, но взял меня с собой для того, чтобы я впервые могла посмотреть Париж — ведь Туни уже была в Париже.

Почему-то я только сейчас поняла, почему именно Париж называют городом любви: в отличие от Лондона, с его небесными слезами, Париж был наполнен лучами счастья… Тут всё будто бы говорило — живи, не как в последний раз, а просто живи, вечно. Живи. Люби. Наслаждайся.

* * *

Сейчас я увидела себя, идущую обратно к театру Елисейских Полей с огромным букетом роз, который был, казалось, больше меня размером. А папа искренне смеялся и его смех раздавался эхом на этой маленькой улочке, которая принесла нашей семье столько наивной, чистой и детской радости (да-да, именно детской), что каждый раз мы всегда возвращались сюда с неописуемой радостью и горящими глазами.

— Дорогая, позволь мне донести букет самому, — сказал папа и я со вздохом послушалась, но, передавая его, я случайно сломала стебелёк у одной розы… Другая бы на моём месте отчаялась и заплакала, а я лишь почувствовала, что мне нужно прикоснуться к цветку — и вдруг случилось то, чего я сама не ожидала — из моих ладоней вырвалось пламя, которое переливалось всеми цветами радуги. Прикоснувшись к стеблю, оно вернуло цветку былую красоту.

Мой папа был удивлён, но никому не рассказал о случившемся, потому что я сама очень испугалась своих способностей.

* * *

— С днём Рождения, любовь моя, — сказал он, протянув радостно-удивленной маме букет. — Я очень хочу, чтобы ты была счастлива.

И она была счастлива, обнимая папу, Туни и меня, восьмилетнюю. И я сегодняшняя вдруг поняла, что главное для меня, как и для папы — счастье моей мамы…

Пусть она и не будет так же счастлива с мистером Сильвасом, как с отцом.

___

Авеню́ Монте́нь (фр. Avenue Montaigne) — улица длиной 615 м в 8 округе Парижа между площадью Рон-Пуен и мостом Альма.*

Театр Елисейских Полей (фр. théâtre des Champs-Élysées) — парижский театр, известный благодаря скандальной премьере спектакля Игоря Стравинского «Весна священная».*

На следующий день после моего детского всплеска магии папа решил сделать мне сюрприз.

Я помню, как в тот день, проснувшись раньше всех и позавтракав, вместе с отцом мы отправились гулять по чарующим улочкам Парижа, но не это главное — в этой спонтанной прогулке был момент, который я запомнила навсегда — папа отвёл меня в совершенно потрясающий книжный магазин.

Он всегда знал о том, как сильно я люблю читать, и поэтому разрешил мне выбирать все те книги, какие я только захочу.

* * *

Счастливая улыбка не сходила с моего лица. Первая книга, которую я выбрала, состояла из ста французских сказок в стихах, но я купила её не для себя, а для своей сестры.

Протянув папе книгу в зелёном переплёте, я сказала:

— Подари её Туни… Она будет так рада! А для меня книжку ты сможешь выбрать сам, мне так будет даже интереснее.

Я с лукавой улыбкой посмотрела в эти родные зелёные глаза за очками в тонкой оправе. Отец с раннего детства был для меня настоящим рыцарем, всегда готовым защитить меня, мамочку и Туни.

— Хорошо, — сказал он и тоже улыбнулся в ответ.

Спустя некоторое время он протянул мне книжку, название которой я запомню навсегда: «Дочь испанского короля».

Он подарил мне её со словами:

— Вчера я узнал, насколько ты у меня особенная, малышка.

— И насколько же? — спросила я, восьмилетняя, не понимая, о чём говорит мой отец.

— Не знаю, насколько сильно ты особенная, но ты другая… Никому не рассказывай, что вчера произошло с розой, стебелёк которой сломался, обещаешь?

— Обещаю… — сказала я тихо.

Я вновь почувствовала под ногами резкий толчок и поняла, что иду навстречу своему будущему.

* * *

Я, одиннадцатилетняя, сидела, рисуя летний пейзаж, оживляя его на бумаге.

— Лили, пойдём, погуляем?— предложил Сириус. Я была не в восторге от этого — мне казалось, что в доме у Джеймса теплее, а тепло — это именно то, что мне тогда было действительно необходимо.

— Нет, — сказала я, — мне и в комнате Джима нравится.

Джеймс вошёл в комнату и хмуро сказал:

— Конечно… тебе тут хорошо, а мы вынуждены ютиться в гостиной…

Я уже тогда понимала, что он сказал это всё не со зла:

— Джим, ну прости…

Мальчишка передразнил меня и ухмыльнулся:

— Сириус!— он повернулся к лучшему другу. — Пожалуй, что я тоже останусь вместе с Лил.

— Ладно… — сказал Блэк обиженно. — Оставим сладкую парочку, Питер… — шепнул он Петтигрю на ухо язвительным тоном.

Я-из-настоящего еле сдержалась, чтобы не засмеяться — Сириус всегда заставлял меня испытывать такие положительные эмоции, причём это всегда шло от души. Даже этой зимой в наших самых нелепых конфликтах с Джеймсом он мирил нас, благодаря своему чувству юмора.

* * *

Мы с Джимом решили рисовать вместе, а затем, веселясь, оживляли красных монстриков и различных рыцарей со своих рисунков.

— Пусть это глупо, но я использовал такую магию впервые, когда мне было семь… Я оживил рисунок совершенно случайно, — проговорил мальчик задумчиво:

Я улыбнулась — ведь и сама свои опыты с магией тоже начинала с оживления рисунков.

И тут Джеймс увидел мой летний пейзаж.

— А давай оживим этот рисунок? Ты нарисовала всё очень натурально…

— И что будет, если мы его оживим?

Но Джим, уже не слушая меня, прикоснулся к бумаге и неожиданно поймал для меня прелестную чёрно-голубую бабочку, которая села прямо на мои ладони. В этот миг я почувствовала всю прелесть волшебства и почему-то уже тогда я очень ярко вспомнила, как я оживляла рисунки из подаренной папой книги…

Перевернув песочные часы немалое количество раз, я снова ощутила толчок под ногами — на этот раз голова моя кружилась и земля просто уходила из-под ног, но это ощущение было иным, почти новым. Это было похоже на такой вихрь эмоций, что я не поняла, что именно испытываю.

Мгновение спустя я оказалась в доме на площади Гриммо, тут же вспомнив о том, что мне рассказал двадцатилетний Сев из будущего. Нелепо звучит, и всё же…

* * *

— Ты же умерла, Ли…

— Неправда, Сев. Что могло случиться такого, чтобы я умерла? Ты бы всегда смог защитить меня — я не верю этому.

Я помню, как обнимала его, пытаясь забрать всю боль, что он испытал, ведь если бы умер Северус, то я бы просто не нашла в себе сил жить дальше.

— Но я не смог защитить тебя… ты из будущего никогда не любила меня… ты предпочла Поттера… А я примкнул к Упивающимся Смертью…

И снова неправда, подумалось мне. Он всё врёт…

— Это ложь! Я уже два года люблю тебя, а ты… ты даже не понимаешь, как дорог мне… Джим… мы с ним просто друзья, хотя я знаю, что он давно влюблён в меня… ему было больно, когда он узнал, что мы на четвёртом курсе начали встречаться… я просто боялась его потерять и не хотела, чтобы он проявлял к тебе жестокость, понимаешь? Я хотела утешить его… дать понять, что он нужен мне, лишь как друг, но проведя эти каникулы без тебя и не получая ответов на свои письма, которых я написала, кажется, не меньше сотни, я поняла, что твоя любовь мне дороже. Даже если она не взаимна…

* * *

Я поняла, что гибель моя близка и этот безжалостный человек хочет уничтожить моего сына, стереть с лица земли — ведь настолько сильна его ненависть.

Но за что? Я не находила ответа.

От моих размышлений меня отвлёк чей-то силуэт… Человек — он был мёртв!

«Отец?...» — машинально подумала я, но нет — это был Джеймс.

Спустя долю секунды я почувствовала жгучую боль, которая пронзила всё тело. Я едва не упала, но удержалась на ногах, только ради того, чтобы не дать себя обнаружить.

Спустя секунду я поняла, что вижу свою смерть.

Зелёный луч уже почти поразил меня в самое сердце, но я всё ещё чувствовала на ладонях тепло тельца своего малыша, которого перед этим предусмотрительно опустила в кроватку.

Я инстинктивно снова повернула песочные чесы в своих руках, сама удивляясь своей смелости — наверное, повлиял инстинкт самосохранения.

* * *

Я больше не чувствовала страха, ощущая лишь холод.

Открыла глаза и обнаружила, что снова оказалась в душной комнате, в которой хотела очутиться больше всего на свете: в комнате, где пахло маггловскими сигарами и яблоками с корицей.

— Северус…

Он услышал мой голос, но его лицо вдруг исказилось от боли и ярости.

— А… опять ты… Лили из моего прошлого? Уходи, — сказал он сурово. — Знаешь, я покончил со своим прошлым.

Я прижала его к себе вдыхая такой любимый запах:

— Милый мой… — я сказала это, так нежно, как только могла, чтобы он понял насколько сильно я люблю его. — Прости меня за всё…

— Мне не за что тебя прощать, Лили. Просто уходи сейчас, иначе я больше не позволю тебе исчезнуть.

— Может быть, я из твоего прошлого и исчезну, но я всегда буду любить тебя, понимаешь? Я ради тебя изменила свою будущее с помощью хроноворота, я умерила свой пыл и свою гордость и писала тебе каждый день… Разве ты не понимаешь, что я люблю только тебя? Почему ты не веришь мне?

— Я верю тебе. Ты будешь жить вечно в моём сердце.

— А ты в моём…

* * *

— Амей! Куда ты бежишь? Постой, дочка…

— Папа, но я хочу уметь колдовать, как и Гарри…

— Гарри старше тебя, поэтому и едет в Хогвартс. Спустя четыре года и ты поедешь.

Гарри подмигнул сестричке.

Проводив сына на поезд и мягко высвободив свою дочь из объятий ее отца, я улыбнулась ему, а он просиял улыбкой мне в ответ.

— Спасибо, дорогая, что изменила моё будущее.

— Наше, Сев… Наше…

Наше, Сев… Наше…

Do you still remember, how we used to be

Feeling together, believe in whatever

My lover said to me,

Both of us were dreamers,

Young love in the sun

Felt like my Saviour, my spirit I gave you

We'd only just begun …*

___

Ты еще помнишь, как все это было?

«Чувствуя вместе, верь во все»,

так сказал мне мой любимый.

Мы оба были мечтателями...

Юная любовь под солнцем.

Ты казался мне спасением.

Я подарила тебе мою душу, когда все только начиналось…© Spice Girls