Взгляд с другой стороны (гет)

Впервые мы встретились на морском берегу.

Она сидела у самой кромки воды и казалась очень маленькой и несчастной. И, кажется, плакала. Я погладил её по плечу и спросил, кто её обидел. И в следующий миг сидел на песке, а она, сверкая глазами — всё ж таки заплаканными, — кричала, что не нуждается в сочувствии, особенно от грязного… тогда я не понял, что за ругательство она употребила. Но это меня не особо смутило. Я был молод, самоуверен и любил девчонок с характером. Да и крепкими выражениями меня было не удивить, слыхали и покруче. А что попу отбил, так тоже ничего страшного, молодец девка, умеет за себя постоять — так я тогда подумал. И спросил: коли ей сочувствие не требуется, так, может, от стаканчика чего-то горячительного не откажется? В порядке извинения, мол, что побеспокоил. Она презрительно фыркнула, но согласилась — как мне показалось, неожиданно для самой себя.

Выглядела она странно: причёска, хоть и растрепавшаяся, на модную совершенно не похожа, балахон какой-то почти до земли… Но ничего особенного даже по тем временам в этом не было, кое-кто из молодёжи ещё и не так наряжался — у неё этот балахон хоть чистый был, да и ткань вроде дорогая. Может, писк моды такой, о котором я знать не знал? Мало ли что эти модельеры придумают. А что не красотка голливудская, так это даже хорошо. А то временами тошнить начинало от всех этих секс-бомбочек, будто на одном конвейере вылепленных. Уж лучше длинный нос, чем нарисованный рот!

Короче, она мне понравилась. Я ей, наверное, тоже. Во всяком случае, из бара мы ушли вместе и проснулись наутро в одной постели. А выпили не так много, чтобы не помнить, как мы там очутились. Так что пришла она ко мне совершенно добровольно. Да так и осталась.

Первое время я ничего такого странного в ней не замечал. Ну не работает девчонка и не учится — так что с того? Зарабатывал я неплохо, рабочие такой квалификации на улице не валяются. Тогда, во всяком случае, не валялись. В общем, с голоду не помирали, да и приодеть её денег хватило. Она утверждала, что сбежала из дома, правда, не говорила, из-за чего. «Идеологические разногласия». Тоже ничего странного, такое тогда случалось сплошь и рядом. Это я потом узнал, что не столько сбежала, сколько выгнали, да и никакой идеологией там не пахло. А пахло скандалом в семействе, который замять не удалось. Прямо как в книжке — с расторгнутой помолвкой и прочими глупостями, вроде бы даже дуэль была. И не из-за измены или ещё чего такого скандал получился — это бы, может, и сошло с рук, времена-то уже не прежние были. Как я понял из разговора одного, случайно подслушанного, она помогла кому-то у жениха фамильную цацку «позаимствовать». Дорогую, видно. Или редкую. В общем, он очень обиделся, и не только на невесту, но и на её родню. А родня, само собой, тоже в восторг не пришла.

Но это всё я куда позже узнал. А тогда меня всё устраивало. Правда, моя подружка ничего не умела делать по дому, зато в постели была чудо как хороша, а пол подмести я и сам мог, когда решал, что больно уж грязно стало. Готовить-то она научилась, и даже быстро. А шить там, вязать — это нам всем тогда казалось занятием для пронафталиненых старых дев.

В общем, мы, можно сказать, были счастливы.

Когда она забеременела, я предложил повенчаться. «Как честный человек» и всё такое прочее. Вот тут выяснилось, что документов у неё никаких нет, «но это не проблема». Священник, мол, возражать не будет. Я тогда и не спросил, как она это провернёт. Теперь-то знаю, что колдовством. Если бы тогда знал... а что бы тогда? Я, конечно, не ангел с крылышками, девчонки у меня и до Эйлин были, кого я бросал, кто меня, всякое было. Но одно дело просто бросить подружку, а другое — со своим же дитём. Это себя не уважать надо.

В общем, сын у нас родился. А за месяц до того померла моя тётка и оставила мне домик, не то, чтобы большой, ну да оно и лучше — за большой налог платить замаешься. На троих хватало.

Не могу сказать, что Эйлин была плохой матерью. Наверное, хорошей, по крайней мере, малыш был всегда накормлен и вовремя переодет. А что не кудахтала над ним — так и хорошо. Парень всё же.

Когда сыну исполнилось три года, начались странности. Сначала я всё списывал на случайности, но когда от детского вопля по дому начинают стулья летать... тут уж поневоле задумаешься. Эйлин же словно ничего не замечала. А когда я заговорил об этом, сказала небрежно, что ничего странного, у всех волшебников в детстве так бывает. Стихийная магия называется. Ну да, волшебником мальчик родился, что тут странного, если у него мама волшебница? Я только и сумел спросить, почему она мне раньше ничего об этом не говорила. А она в ответ — «Так ты же не спрашивал». Что на такое ответишь? Правда, не спрашивал. А вы бы спросили?

Она так равнодушно обо всём этом говорила, что я вначале тоже как-то не задумался, чем это всё пахнет. А потом начал вспоминать пустяки всякие, вернее то, что прежде пустяками казалось. Как она священника уговорила нас без всяких документов повенчать и всё такое прочее. И в голову начали всякие мысли нехорошие закрадываться — а может, она и меня в чём-то... убедила? Неуютно с такими мыслями жить, уж поверьте.

Однажды я не выдержал, высказал ей свои подозрения. Так она только плечами пожала: «Если бы мне в голову взбрело с Амортенцией баловаться — уж приворожила бы кого почище».

Поругались мы тогда от души.

Уж не знаю, как бы оно дальше сложилось, кабы я работу не потерял. Ткацкие фабрики тогда закрывались одна за другой. Наша держалась до последнего, только зря мы этому радовались. Всё равно за воротами оказались, а все «тёпленькие» местечки вроде грузчиков и сторожей были уже разобраны теми, кто вылетел раньше. Пришлось перебиваться случайными заработками, пока работа всё же не нашлась — в двух часах езды от дома, а зарплата от прежней, считай, вполовину. Эйлин это всё, конечно, не радовало. А сама она работу искать не хотела. Точнее, порылась в объявлениях недельку, но уборщицей или там посудомойкой идти, ясно, не пожелала, а куда ещё-то, без квалификации? Я спросил, нельзя ли в их мире что-нибудь поискать, она мне кое-что рассказывала про магические деревни и прочее всякое. Она в ответ только разозлилась, стала кричать, что я ничего не понимаю, и вообще, не для того она замуж выходила, чтобы на работе горбатиться, её дело за домом да за ребёнком смотреть. Тут уж я не выдержал — ткнул в год немытые окна и пыль по всем углам. Поговорили, в общем.

А на следующий день как раз тот человек и появился. Эйлин-то, видать, думала, что я на работу ушёл, а то, наверное, поостереглась бы, не для моих ушей разговор намечался. Только на самом-то деле у меня выходной был, я просто с утра из дома ушёл — честно сказать, без всякого дела, просто чтобы на вчерашних дрожжах снова скандал не начать. А когда к дому подходил, голоса на кухне услышал. Сперва-то вмешаться хотел, какая б ни была, а она моя жена, нечего на неё посторонним орать. Но разговор так повернулся, что я послушать решил. От неё-то таких откровений не дождёшься!

В общем, понял я так, что она пыталась наследство отсудить, родительское вроде, да не вышло, завещание там было и аккуратно по закону оформленное, хоть и на дальних, но родичей. А мужик этот — то ли тот самый родич, то ли его поверенный, хотя это вряд ли, адвокаты так не разговаривают, хоть бы и не с клиентами. Да и семейных тайн он многовато знал. И уж всё ей припомнил: и «шашни» с кем-то, и цацку пропавшую, и ещё что-то, чего я частью не понял, а частью недослышал. Чувствуется, долго злобу копил, да всю и выплеснул разом. Мне её аж жалко стало, а увидел, что сын наш там же в углу торчит — и вовсе разозлился. Вмешался всё же. Зря, между прочим. Этот тип, правда, со мною связываться не стал, плюнул да и исчез, как не было, зато от Эйлин я много чего наслушался — какой я дурак, да кто меня просил вообще... Ну и снова поругались, не без того.

Вот с тех пор и началось: с одной стороны «я им ещё докажу, идиотам, локти кусать будут», а с другой «да что ты вообще понимаешь», «гордиться должен, что я вообще за тебя вышла», «я тебе честь оказала, а ты...» Но уйти — не ушла. Видать, некуда было уходить, а тут какая-никакая, но крыша над головой, да и деньги, сдаётся мне, даже волшебникам с неба не падают. Так что «доказать» что она вряд ли сумела бы, да и сама это понимала. Так решила, что сын за неё «доказывать» станет. Про обычную школу и слушать не пожелала, сказала, что всей этой чепухе сама научит, а в одиннадцать его в настоящую школу пригласят, магическую. Ну и учила, что да, то да. И читать-писать, и каким-то их магическим штучкам. Зелья-то она и раньше варила, даже меня ими поила, когда болел, только вначале я думал, что это просто отвары, народная медицина. Моя мама тоже травами лечилась, покупные лекарства не жаловала.

И всё бы ладно, да только она сыну не одни науки вдалбливала. А когда по десять раз на дню слышишь то «мы, волшебники», то «эти магглы» — поневоле рано или поздно из себя выйдешь. Кормил-то их кто, волшебников?

В общем, сломалась жизнь — не склеишь. Может, стоило парня забрать да самому уйти? Только пока он маленький был, так как от матери заберёшь, а потом поздно стало.

Когда в ответ на какое-то пустяковое замечание я услышал от восьмилетнего сына: «Ты не можешь мне указывать, маггл несчастный!» — я впервые в жизни напился по-настоящему.