Грот Афродиты (гет)

Пролог*

Однажды красавица Афродита, дочь Урана, засмотрелась с божественной выси на землю и полюбила обычного смертного. Она сбежала, чтобы быть рядом с ним. Тогда во всём мире воцарился Хаос, страх и ненависть, ибо больше не дарила богиня любви это чувство людям. По этой же причине и смертный избранник Афродиты разлюбил её. Долго плакала божественная дева, но поняла свою ошибку. Тогда она вернулась на небеса и вновь стала посылать людям свой драгоценный дар. Возлюбленный воспылал к ней прежней страстью, но Афродита не смогла вернуться к нему — другие боги хорошо следили за беглянкой. Афродита страдала без своего возлюбленного и, чтобы навсегда забыть его, перестала смотреть на землю. С тех пор любовь, дар могущественной девы, живёт среди нас, смертных, но она слепа. Влюбляемся мы, но наши чувства часто невозможны или не взаимны, или опасны, или приносят смерть.

Silentium

Она еще не родилась,

Она и музыка и слово,

И потому всего живого

Ненарушаемая связь.

Спокойно дышат моря груди,

Но, как безумный, светел день,

И пены бледная сирень

В черно-лазоревом сосуде.

Да обретут мои уста

Первоначальную немоту,

Как кристаллическую ноту,

Что от рождения чиста!

Останься пеной, Афродита,

И, слово, в музыку вернись,

И, сердце, сердца устыдись,

С первоосновой жизни слито!

(О. Мандельштам)

* * *

... Позади

ступающей по юным берегам

уже, сияя, поднималось утро,

цветы, былинки, теплые, как после

объятий. А она все шла и шла.

(Райнер Мария Рильке. Рождение Венеры**)

* * *

А бывает ли, что гуляя на природе, в парке или лесу, вы испытываете потребность погладить рукой ствол какого-то дерева, прижаться к нему, прислушаться к вечному и неизменному шуму листвы и ощутить неземной покой? В глубинах нашего подсознания навечно запечатлена тяга к древней древесной магии. Хотите разбудить и убедиться в её силе? Ступайте в лес или сад, туда, где много разных взрослых деревьев. Побродите между ними, прислушайтесь к себе — и вы вскоре поймёте, что какое-то дерево нравится больше других, почувствуете тягу к нему. Приблизьтесь не спеша, дотроньтесь, обнимите дерево и замрите, постарайтесь успокоиться и прогнать посторонние мысли. Ощутите, как ствол вбирает в себя весь негатив — накопившуюся усталость, раздражение, тоску. Постойте так — и обязательно почувствуете приятную пустоту и облегчение. Теперь вообразите, что ваше тело и руки — продолжение ствола. Родство и единение с внутренней природой дерева — вот ваша сущность: вы становитесь одним целым с ним, а его сила превращается в вашу силу. Деревья могут помочь вам вылечить болезни, но иногда важнее просто ощутить душевное облегчение. Каждый из нас может использовать себе на благо неисчерпаемую силу древесной магии, укрепить связь с Высшими силами, заручиться их поддержкой и покровительством. Деревья щедры и мудры, они знают цену жизни...

.....................................................................

(*) Или эпиграф, или художественно-пояснительное отступление, в общем, скукотища))

(**) Полный текст: http://lit.peoples.ru/poetry/rainer_maria_rilke/poem_17897.shtml

Волшебная палочка — это не оружие мага, это его судьба.

Огарстин Олливандер

Больше всех он уважал Tabebuia impetiginosa — один из самых твёрдых и непокорных видов древесины — ипе или муравьиное дерево родом с островов Тринидад и Тобаго. Работая с этим невероятно сложным, упрямым материалом, твёрдость которого была в несколько раз выше, чем у дуба, он всё время представлял длинные белые, залитые ослепительным солнцем пляжи, приветливые лазоревые лагуны, кишащие подводной жизнью рифы, мангровые топи, живописные южные скалы, изумрудные леса, живность странную и непременно непуганую, разноцветных голосистых птиц. И розовое великолепие цветущего ипе. Мистер Олливандер никогда не был ни в Африке, ни в тропиках, ни на тёплых морях. И его туда не очень-то и тянуло. Но вот посмотреть своими глазами, как цветёт ипе, он бы не отказался, чего уж лукавить. Да, не отказался бы... Коричнево-серая, с трудом отделяющаяся от болванок кора, древесина сливочно-желтоватая, без сучков, смолянистая, очень прочная и необычно тяжёлая — и ветки, окутанные нежно лиловым туманом, живым, густым, влажным, бесшумно колышущимся на тёплом ветру, источающим непривычный тревожный аромат, осыпающимся волшебным шуршащим дождём...

К самым мягким — липе и пихте — он относился с жалостью, обычно долго настраивался на работу с этими материалами. Тем более к лишённой смолы самбе, послушной и покорной, никогда не оставляющей заноз на пальцах, и к самому лёгкому в мире бальсовому дереву — сокровищу инков. Эти породы служили человеку верой и правдой, полностью подчиняясь его власти.

Восхищение у Огарстина Олливандера вызывал граб. Очень капризное мало востребованное дерево, способное в любой момент проявить свой характер, твёрже дуба, схожее с акацией, оно требовало особо кропотливой обработки и крайне осторожной сушки, было восприимчиво к влажности, резалось с большим трудом. Но зато при почтенном отношении изделия из граба долго не истирались, не трескались, неплохо поддавались полировке. Граб был способен придавать силы в повседневной жизни, устранять иллюзии, и не только визуальные. А что ещё нужно немолодому магу? Но главным достоинством граба безусловно являлся его натуральный белый цвет, иногда дымчато-бежевый или перламутрово-серый, цвет тающего снега или жемчужной пыли, и скрученность волокон, создающая неповторимый эффект на ровной и мелкой текстуре. Строгий, нежный, будоражащий воображение и бередящий какие-то тайные струнки души, граб нравился мистеру Олливандеру даже больше, чем насыщенно-фиолетовый амарант, мозаичное багрянистое кокоболо, шелковистый дымчато-розовый лайсвуд, фантастический полосатый лунный или мраморный серебристо-голубой эбен.(1) Именно из граба была и волшебная палочка мистера Олливандера, изготовленная ещё его отцом и служившая ему верой и правдой с первого курса учёбы в Хогвартсе.

Особую приязнь Гаррик Оливандер, сколько себя помнил, испытывал к орешнику. Он родился 25 сентября, а стало быть, кармически, отрабатывая склонность к синтезу, интуицию и фантазию, самой судьбой и магией друидов был тесно привязан к дереву мудрости, справедливости, кладоискательства и волшбы. Свою первую волшебную палочку Гаррик взял в руки в четыре года. Это была коротенькая и лёгкая ореховая палочка, покрытая янтарным лаком. Она поразила малыша своим могуществом и отзывчивостью. Казалось, стоило лишь чуть сосредоточиться — и она самостоятельно улавливала любые незатейливые детские желания и играючи претворяла их в жизнь. Но самое главное её достоинство заключалось в том, что палочка легко исправляла все оплошности, которые совершал в колдовстве маленький маг, и не позволяла ребёнку совершать серьёзных ошибок.

Попадая в лес, по делу или просто гуляя, мистер Олливандер первым делом разыскивал заросли орешника. Даже одинокий куст притягивал его, словно друг, по которому всё время скучаешь. А уж встретить настоящее взрослое ореховое дерево — было огромной удачей. Всем таким известным в округе деревьям мистер Олливандер давал имена и при встречах не скрывал от Раяна, Айбла, Алекса, Терло, Кэйда и Аллены ни душевных печалей, ни житейских сплетен. Лесные приятели щекотали его гибкими веточками, гладили тёмно-зелёными листьями, не жалели для него коричневато-желтых орехов, прикрытых зелёными шапочками-колокольчиками.

Не раз орешник помогал ему. Совсем малышом, Гаррик гулял с мамой в лесу и решил спрятаться. Убежал, заблудился, несколько часов плутал и забрался в глухую чащу. Наткнулся на забавных щенят, копошащихся возле норы под корягой. Натискал их вволю, но каким-то древним чутьём, живущим в любом живом существе, всё-таки почувствовал приближение опасности. Волк-родитель, явившийся на истошный писк разгневанных отпрысков, долго старательно обнюхивал следы человеческого детёныша, без труда обнаружил его, онемевшего и неподвижного от ужаса, в зарослях орешника, но в кусты не полез. Повертел головой, послушал шелест листьев («Не трогай, не смей, он — неразумное дитя, не убивай зря, он не хотел зла».), да и удалился восвояси, для острастки сурово рыча и вздыбливая холку.

В другой раз орешник помог Огарстину на его первой магической дуэли. Двое упрямых вспыльчивых мальчишек с разных факультетов не на шутку зацепились языками и решили сыграть во взрослую игру. Противник был заносчив и рассчитывал на помощь приятелей, а у Олливандера не было надёжных секундантов. На честный поединок надеяться не приходилось. Сошлись на полянке в Запретном лесу. Гаррик под насмешливыми взглядами компании своего соперника утыкал площадку для дуэли по периметру ореховыми прутиками. Дуэль завершилась честной «ничьей» и обоюдными магическими травмами средней степени тяжести, но никто из посторонних так и не смог бесчестно вмешаться в ход поединка.

И потом на протяжении жизни орешник не раз помогал ему, ненавязчиво наводил на справедливые решения, облегчал общение с магией. Огарстин любил, пряча улыбку, назидательно повторять своим ученикам: «Под знаком орешника родились известные магглы Рафаэль Санти, Гойа, Сервантес, Тосканини, Нельсон и великий мастер волшебных палочек Олливандер».

А снились мистеру Олливандеру оливковые рощи. С раннего детства он почти каждую ночь бродил по незнакомым равнинам и предгорьям, цепляясь за заросли низкорослой фриганы, дышал воздухом сосновых и кипарисовых кущ, забредал на оливковые плантации. Разувался и бегал босиком по ярко зелёной траве под невысокими суковатыми, искривлёнными деревьями с обманчиво пониклыми ветвями, восторженно гладил серую кору, у-укал в многочисленные дупла, безжалостно срывал душистые грозди мелких белых цветков. И призрачные тени в развивающихся хитонах кружились над ним в такие ночи, напевали старинные мотивы, забытые душой мага ещё в стародавние времена.

Работать с оливой мастеру Олливандеру тоже доставляло огромное удовольствие. Он представлял, как какой-нибудь его древний предшественник вырезал из плотной, тяжёлой и крепкой древесины оливы величественную статую грозного бога или резной стульчик для наследника правящей династии и от воодушевления забывал всё на свете. Дереву всё равно, кто, маг или маггл, просит его поделиться своей энергией, подчиняет и дружески властвует над его сущностью. Главное, чтобы руки мастера не знали слабости, сердце не поддавалось сомнениям, зависти и жестокости, а фантазия легко и смело отрывалась от скучной обыденности.

В последнее время Огарстину всё чаще и навязчивее снился он сам в молодости, пешком путешествующий по земле предков. Молодой парень, красивый и стройный, топтал крепкими ногами серую мягкую пыль греческих дорог. В лёгкой светлой одежде, с мантией в дорожной сумке, перекинутой через мускулистое плечо, и оливковым посохом, с осиновым крестом-оберегом на груди, идёт он лёгким и уверенным шагом по тропинке через рощу. Его походка и жесты ловки и грациозны. Он высоко и гордо несёт свою голову, увенчанную копной чёрных кудрей. Его глаза блестят живостью и лукавством, твёрдый независимый взгляд очень умён. Время от времени его выразительно очерченная верхняя губа поднимается в весёлой усмешке, показывая белоснежные зубы. Златокудрые нимфы стайками следуют за ним, прячась в тени нехитрых укрытий, и зазывно хихикают вслед. Козлоногие распутные сатиры пьяно трясут бородами, облизываясь на прелести едва прикрытых тончайшими одеждами дев.

Вся его статная фигура дышит жизнью, силой и энергией. Шею стесняет серебряная пуговица белой рубашки, Огарстин расстёгивает её и с облегчением распахивает ворот, приоткрывая смуглую мускулистую грудь и ловя озорные заинтересованные взгляды нимф. Пояс плотного шёлка, который обхватывает его стройную талию, Олливандер тоже ослабляет, а потом и вовсе сдёргивает, будто бы случайно цепляет за молодой кустик мастиковой фисташки. Нимфы, кто проворнее, бросаются к вожделенному трофею и через мгновение рвут его на лоскутки. Юный путешественник, оступаясь и вытряхивая камешек из мягкого башмака, бросает на них хулиганский взгляд через плечо и нахлобучивает широкополую шляпу, болтающуюся за спиной на плетёном бархатном шнурке, лихо сдвигает её на левую сторону.

Вокруг простираются бесконечные оливковые рощи. Почва, выровненная и опустошённая пахотой, придаёт посадкам монотонный вид, но деревья на плантациях, посаженные далеко одно от другого, добавляют простор и весёлость ландшафту. Солнце всё выше поднимается над подёрнутым переливчатой дымкой горизонтом, непринуждённо кромсая спасительные тени и безжалостно отрывая от них куски. За поворотом показывается деревушка, а над холмом вырастают фиолетово-призрачные очертания всё ещё далёкого имения. Грот Афродиты.

Он переступает границу, выложенную белёсыми валунами, ровно двенадцатью, и россыпью утопленных в песчанике ракушек, устало прислоняется плечом к сигнальному столбу, искусно украшенному подводными драконами и морскими звёздами, трогает замасленный канат колокола. Тот гудит протяжно, призывно, голосом далёкого, но стремительно надвигающего шторма, будит пустой пыльный двор и отражается от белых стен дома, прячущегося за зарослями низкорослых диких олив, несётся на мраморную террасу под персиковый шатёр. Огарстин жадно пьёт у колодца из треснутого кувшина, пугает ягнят, сгрудившихся у поилки под навесом. Вода, холодная, сочная, вкусная, сводит зубы и стекает бесстыжими радужными струйками за ворот рубашки. Он вытирает рукавом капли с подбородка, пот со лба и, счастливо улыбаясь, спешит к ней.

Крутая широкая лестница, увитая гирляндами роз, охраняемая конями Посейдона на огромных амфорах, просторный зал открытой террасы, пол застелен мягкими коврами. Низкий широкий стол из сосны, чадящая, недавно потушенная металлическая лампа с благовониями. Горький, насыщенный эфиром и дыханием далёкого моря, аромат дыма пьянит и лишает воли. Или это её близость?.. Грубые низкие стулья из камыша с высокими спинками. За тяжёлым занавесом — высокая кровать, накрытая белым покрывалом с сильно накрахмаленными оборками, большой сундук из кедрового дерева. Его Афродита, румяная от смущения, полунагая, с длинными вьющимися влажными волосами, свежая и непорочная, источающая аромат любви и счастья, позвякивая драгоценными браслетами и жемчужными бусами, улыбаясь доверчиво и покорно, показывается из дверей купальни... У счастья и любви бывает аромат? У жемчуга, вплетённого в косы, у нежных алых губ, у глаз цвета спокойной морской волны? Для немолодого мастера, различающего запахи сотен видов древесной стружки это очевидно...

* * *

Почему она такая грязная? Он поморщился и, стараясь не показывать брезгливости, пропустил в прихожую девочку, стоявшую на пороге его дома, и сопровождавшую её даму. Глазастая тощая пигалица в ярко-малиновой панамке, с большущим рюкзаком на цыплячьих плечиках смотрела исподлобья и кусала сухие, болезненно обветренные губы. Боится что ли или просто по натуре замкнутая и нелюдимая? Вот ещё средиземноморское сокровище!

— Сколько ей лет? — поинтересовался он, разглядывая ребёнка.

— Я, как временный опекун Афродисии... — начала было что-то пояснять дама, доставившая девочку, но устало отодвинула документы, разложенные на столе в гостиной, и строго взглянула на мистера Оливандера поверх очков. — Простите, сэр, вы не помните возраст своей подопечной?

Огарстин поморщился:

— Да-да, разумеется, помню. Я просто чуть растерялся, запамятовал. Это всё так быстро произошло, — сам себе удивляясь, начал оправдываться он. — Ей пять?

— Через неделю мисс Феотокис исполнится шесть, — тяжело вздохнула опекунша. — Вы уверены, что приняли осознанное решение, соглашаясь взять ответственность за ребёнка? — и припечатала мастера суровым взглядом. — Разумеется, всё произошло быстро. Землетрясения не имеют привычки предупреждать о своих визитах. Если вы сомневаетесь и не хотите брать ребёнка, то я сейчас же свяжусь с Министерством и всё устрою...

С дивана на него уставились огромные бирюзовые глаза. Девочка поёрзала и сняла свою панамку. Блестящая светлая, совершенно безволосая головка ребёнка была покрыта гематомами и ссадинами. Да она же вся в синяках! Никакая это не грязь.

— Почему она лысая? — судорожно сглотнул он и быстро вырвал из рук опекунши бумаги, почти не глядя, подписал размашисто и чётко.

Та покачала головой, тяжело вздохнула:

— У неё были чудесные длинные косы, но вы же понимаете, во что они превратились, — она подошла к девочке и взяла её за худенькие исцарапанные ладошки: — Афродисия, милая, это твой английский дядя Огарстин. Я тебе про него рассказывала, — кивнула она в сторону мистера Олливандера. Девочка никак не отреагировала. — Это уважаемый человек, теперь он будет заботиться о тебе. Прощай, дорогая. Всё будет хорошо, — она направилась к выходу, в дверях добавила: — Ваша, сэр, подопечная не разговаривает, но врачи считают, что это временное явление. А вот с потерей магических способностей не всё так просто.

.......................................................................

(1) Редкие декоративные и очень дорогие породы дерева.

Этот заказ его совершенно измучил! Вот уже неделю и днём и ночью мастер Олливандер думал о новой волшебной палочке для беременной миссис Джилсон. Интересная сложная работа никак не удавалась. Совсем недавно зачатый ребёнок четы Джилсон ещё в утробе проявил не дюжие магические способности и нехилую вредность и чинил своей будущей матери препятствия в применении привычной волшебной палочки. Миссис Джилсон рыдала, сморкалась в белоснежный платочек и, всхлипывая, твердила, что не может своей палочкой даже свет зажечь, её Мобилиарбус неожиданно взорвал кадку с каперсами, а дизаппарировав к дому подруги на именины кошки, она вынырнула в холле турецкой бани. Маггловской! Мастер Олливандер подал зарёванной даме, вцепившейся в рукав его рабочей мантии, стакан воды и пообещал помочь.

Палочка миссис Джилсон была из берёзы — дерева с ярко выраженной положительной энергией, мягкой, успокаивающей, сострадательной, вечернеактивной, избавляющей от страха перед будущим, от бесплодных хлопот, от напрасных тревог и ночных кошмаров. Сердцевина в старинных традициях — волос водяного. Новую палочку мастер Олливандер после нескольких неудачных проб и примерок решил изготовить из противоположно заряженной ольхи, женского дерева, покровительствующего семейным ценностям, укрепляющего родственные связи и объединяющего людей в род. Магический наполнитель он не мог подобрать очень долго. Почти что тыком попробовал волос из хвоста сфинкса — и, о чудо, будущий младенец в чреве перепуганной клиентки не возражал. Но вот соединить материалы и настроить их должным образом друг на друга и на предполагаемую хозяйку мастеру никак не удавалось.

Вот! Ещё немного — и получится! Он уже буквально валился с ног от усталости, пальцы едва чувствовали инструменты, магия напряжённо гудела в ушах и мерцала вокруг верстака почти осязаемыми кольцами и змейками. Этим вариантом клиентка определённо будет довольна. Новая палочка станет очередным шедевром мастера Олливандера!

В самый неподходящий момент глупый домовик принёс два письма, доставленные почтовыми совами. Прямо под руку! Первое было от бывшей жены, ныне миссис Корбетт. Задержав взгляд на нескольких американских и британских штемпелях, Огарстин поморщился и на целый оборот перекрутил винт тисков. Вот незадача! Теперь придётся дополнительно шлифовать подручие.

Он локтем раздражённо смахнул конверт в корзину со стружкой — потом почитает. Но прерванная неспокойными думами работа не заладилась, настроение портилось катастрофически быстро, настрой сбивался, и Огарстин недовольно сдёрнул фартук, вытер колпаком вспотевший лоб, подобрал конверт. Даже через столько лет, даже на таком расстоянии эта феерическая женщина заставляла его сердце трепыхаться и наполняться Неспокойствием. Именно так — «неспокойствием с большой буквы». А какими именно чувствами было вызвано это трепыхание и Неспокойствие — дело второе.

Огарстин Олливандер познакомился с мисс Мадаленой Негруш на взлёте своей карьеры. Репутация молодого мастера крепла день ото дня, дела в магазине шли прекрасно. Шквал заказов, радужные перспективы и всё прочее. Юная заезжая ведьма, черноволосая, темноглазая, улыбчивая, зашла в его лавку и попросила управляющего. Оторванный от важной работы, скрывающий досаду мастер вышел к покупательнице — и пропал... Уже через полчаса они сидели в кондитерской напротив, и Гаррик смущённо стряхивал крошки кекса с коленей своей невесты... Её глаза, вблизи оказавшиеся не карими, а коричнево-фиолетовыми, светились обожанием и неприступностью, ресницы порхали, словно беспечные птички, перемазанные сажей, щёки розовели смущённо и непорочно, а на алые тонкие, но чувственные до дрожи губы жених вообще боялся смотреть... Что? Кредит? Не в Гринготсе, а в Национальном казначействе? Сколько тысяч? И подписка о невыезде за пределы Британии? Под следствием? Штраф? Сколько тысяч? Адвокату тоже надо заплатить? Сколько тысяч? Приглянулось колье из розового жемчуга? Все на заседании Визенгамота лопнут от зависти? Сколько тысяч? Конфисковали волшебную палочку? О! Вот это уж точно не проблема! Мастер горделиво приосанился, потупил взор и упёрся глазами в округлые коленки очаровательной мисс Негруш.

Помолвку сыграли через неделю, свадьбу через месяц. Авантюристка его молодая супруга или аферистка, новобрачный так и не успел понять. Деньги на его счетах неожиданно закончились. Пару раз он сам едва не загремел в Азкабан за причинение тяжких магических травм друзьям чаровницы, застигнутым чуть ли не на брачном ложе. Даже перспектива обретения наследника недолго радовала мистера Олливандера и примиряла его с неутешительной действительностью. Сын родился здоровым и красивым, весь в мать. Огарстин был счастлив и уже строил грандиозные планы воспитания и обучения маленького Оскара основам семейного мастерства. Об отъезде жены с сыном в Америку он узнал из письма...

«Никаких женщин! — таково было его решение. — Отныне никаких женщин. Волшебные палочки — вот мои жёны и любовницы!» Оскар приехал к отцу на каникулы лишь однажды, а потом бывшая супруга заявила, что у ребёнка новый папа, и не стоит травмировать мальчика. Новый кто? А алименты старые? Разумеется, мистер Олливандер не собирался лишать сына материальной поддержки, но увидеть его так больше и не смог. Злость и раздражение — плохой помощник в его тонком мастерстве, и мистер Олливандер огромным усилием воли взял себя в руки, с головой уйдя в работу. Тем более что и пошатнувшееся финансовое положение надо было восстанавливать. Он даже не представлял, на что в Лондоне можно было потратить такое состояние всего за несколько лет? Всё бы ничего, но совершенно забыть фиолетовоглазую ведьму не удавалось: в Пенсильванию предприимчивая Мадалена прихватила старинный и очень сложный рецепт настойки из маранта и диффенбахии, с помощью которой Олливандеры в исключительных случаях протравливали и усмиряли особо непокорные и вредоносные палочки. Наизусть рецепт Огарстин не помнил, так как пользовался им крайне редко, но и совершенно обойтись без него не мог. Бывшая супруга присылала ему ничтожные количества ценной настойки за астрономически огромную плату. Но что же поделать... Вот и сейчас бывшая миссис Олливандер, ни словом ни обмолвившись в письме о делах сына, увеличивала цену за «свою» настойку чуть ли не в два раза.

Второе письмо было из Министерства магии, из отдела Международных связей. Раздосадованный нахлынувшими мыслями о разлуке с сыном и новым витком неприятностей с бывшей женой, мистер Олливандер читал его через слово. Землетрясение в Греции. Чудом выжила Афродисия Феотокис. Мистер Огарстин Олливандер — единственный известный родственник ребёнка. Согласится ли он принять опекунство над сиротой или перекладывает право распоряжаться судьбой девочки официальным властям?

Мастер Олливандер неудачно дёрнул стамеской, порезался, опрокинул бутылочку со слезами дракона и нервным почерком написал в графах уведомлений отправителей: на первом конверте — размашистое «нет» с тремя восклицательными знаками, на втором — убористое «да» с жирной точкой.

Через день к нему пришёл представитель опекунской комиссии, полюбопытствовал жилищными условиями, подписал предварительные бумаги и подробнее рассказал трагическую историю греческой девочки, чудом выжившей во время ужасного стихийного бедствия.

Феотокисы доводились Олливандерам столь дальними родственниками, что информацию об этом родстве удалось отыскать в архивах почти случайно. Землетрясение такой разрушительной силы на востоке Греции явилось неожиданностью и для магов и для магглов. Толчки ощущались даже в Афинах. В раннее ясное спокойное утро никто не заметил свечения над дальними холмами, за несколько секунд до первого толчка под землёй возник сильный нарастающий гул, задребезжала посуда, в маггловских домах отказали электроприборы, а большинство магов вообще лишились чувств. Лопались и вылетали оконные стекла, падали с полок предметы, двигалась мебель, шум стал оглушительным, на стенах и потолках домов появились трещины. Казалось, в недрах зашевелилось исполинское разъярённое чудовище, миг — и оно начало биться титаническим телом в стены своей темницы. Люди не успели опомниться, были застигнуты врасплох. Второй толчок буквально снёс с лица земли несколько жилых кварталов, включая и дом Феотокисов. Защитная магия не сработала — силы природы легко разрушили попытки волшебников защититься. Множество пострадавших, десятки погибших, и среди них — всё семейство Феотокисов, за исключением маленькой Афродисии.

Соседи видели, как ровно за секунду до обрушения дома кто-то из взрослых вытолкал девочку во двор. Она не успела добежать до ворот — старый чинар(1), треща оглушительно даже на фоне всеобщего хаоса, завалился прямо на неё, погребая под мощным тысячелетним стволом хрупкую детскую фигурку. Через мгновение на руины и поваленное дерево упала вышка электропередачи, сорвавшаяся с холма. Все решили, что ребёнок погиб вместе со всей семьёй.

Чиновник хмурился и продолжал рассказ трагическим голосом. А перед глазами мистера Олливандера отчётливо рисовался могучий дуплистый ствол окружностью в полтора десятка ярдов с зеленовато-серой светло-пятнистой отслаивающейся корой; низко расположенной широкой, рыхлой и раскидистой кроной; сучьями, искривленными и даже свисающими к земле; пальчато-лопастными широко-клиновидными, похожими на кленовые листьями. Мастер почти реально почувствовал гладкую плотную поверхность струганного платана с едва заметными отщеплениями и задирами волокон вблизи сердцевинных лучей на радиальных разрезах, вспомнил наиболее подходящий для этого вида древесины сорт клея, температуру его высыхания, вообразил колер протравы. Подумал, что интересно было бы поработать с корнем такого исполина, наверняка из него могут получиться изумительные заготовки в редких красных тонах, а палочки, уж точно выйдут очень сильные и самостоятельные.

— Девочку совершенно случайно нашли маглы-спасатели с собаками, — тяжело вздохнул представитель министерства. — Она больше недели была погребена под упавшим деревом. Каким чудом выжила — непонятно. Кажется, чинар закрыл ребёнка. Или это всего лишь рождённая на руинах легенда. Так или иначе, девочка осталась жива, но начисто лишилась магии. Местные старики судачат, что это — плата древним богам за жизнь. Чинар выпил её магию, но сохранил жизнь. Такая вот история, мистер Олливандер, хотите верьте — хотите нет.

— Отчего же не верить? — пожал плечами очнувшийся от видений мастер. — Мне ли не верить в древесную магию? Подождите, я не понял, так девочка, э..., как её? Афроди-сия? Она теперь... сквиб?

— Это пока не понятно. Магии в ребёнке почти ноль. Но в таком возрасте трудно что-то прогнозировать. Опять же, сильный стресс, физические травмы. Вас, сэр, это беспокоит? Средиземноморский Магический Альянс готов принять на себя заботу о сироте.

— Нет, что вы. Я решил приютить ребёнка, — растерянно покачал головой мистер Олливандер. — В конце концов, девочка мне не чужая.

...................................................................................

(1) Чинар — платан.