Бойтесь своих желаний (гет)

«...Это была последняя волшба светлого мага, его прощальный дар мальчику-который-выжил. Величайший волшебник всех времен Альбус Персиваль Брайан Вулфрик Дамблдор провел ритуал, который до него удался лишь Мерлину. Защита будущего героя требовала нестандартных решений и потрясающей смелости.

«Что в мире сильнее любви?» — терзал себя вопросом Альбус и не находил ответа.

И тогда он отправился к сестре Лили Эванс, рассчитывая на любовь и кровные узы. И не прогадал! Петунья взяла в свой дом осиротевшего ребенка и, не задумываясь, поддержала Дамблдора. Теперь, спустя годы, когда сама Петунья медленно угасала от страшной маггловской болезни, произошло чудо! Сын Петуньи, Дадли Дурсль, в этот вечер долго не спал. Умирающая мать — что может быть печальнее? Ровно в полночь, когда Петунья испустила свой последний вздох, он заметил, как ее тело окутало золотистое свечение. Дадли в страхе выбежал из комнаты, а когда вернулся, то на смертном одре, вместо матери, увидел молодую рыжеволосую женщину, смутно знакомую по семейным фотографиям. Он упал в счастливый обморок, потом очнулся, а вокруг было множество людей (прим. ред: Авроры, оперативно среагировавшие на чудовищный выброс магии). Женщина не совсем понимала, что с ней произошло, но стоило ей произнести свое имя, на лицах доблестных служителей порядка блеснули скупые мужские слезы.

«Лили Поттер», — сказала она тихим голосом, но на собравшихся эти слова произвели неизгладимый эффект.

Сейчас она находится на обследовании в госпитале Святого Мунго и с интересом вникает в подробности последних двадцати четырех лет. Ее сын, небезызвестный Гарри Поттер, наш народный герой, пока отказался комментировать происходящее. Но есть еще один заинтересованный человек. Друг детства, тайно влюбленный в нее все эти годы, профессор зельеварения в школе чародейства и волшебства «Хогвартс» — Северус Снейп. Его охранные чары не пропустили сотрудников прессы, но я очень надеюсь на эксклюзивное интервью. Особенно учитывая то обстоятельство, что именно я написала широко известную книгу о жизни, любви и подвиге профессора — «Северус Снейп. Сволочь или святой?», которую в качестве небольшого презента и вручила Лили. Подробности в следующих выпусках...»

Северус Снейп медленно опустил газету и устало потер переносицу. Статья Риты Скиттер вызвала у «заинтересованного» профессора сильную головную боль. Лили жива... И это действительно чудо. Интересно, какая она теперь? За последние годы ее образ немного сгладился в памяти — только бесконечная зелень глаз и золото волос... Снейп оборвал свои лирические мысли:

«Драккл бы разорвал эту Скиттер!»

Но в сердце что-то сжалось. Интересно, а она узнает его? Его невозможная мечта стала явью, но что теперь будет?

Размышления прервал стук у входной двери и легкие шаги по коридору:

— Доброе утро!

— Утро бывает добрым?

Легкий запах горечи окутывал Гермиону, когда она стремительно подошла и , коснулась руки:

— Ты уже читал «Пророк»?

— Как видишь...

Гермиона отступила и внимательно посмотрела в лицо Северусу. Чтобы как-то сгладить неловкую паузу, он взял со стола чашку и, отпив отвратительно горький остывший кофе, спросил:

— Чай? Кофе?

— Потанцуем, — невесело отозвалась Гермиона. — Когда пойдешь?

— Не знаю... Не уверен, что мне стоит

— Боишься?

Северус разозлился. Не хватало еще выслушивать очередные психологические бредни! Его всегда злили люди, которые воображали, что могут разобраться в его чувствах. Куда им! Если уж он и сам не знает, что чувствует и что ему делать. Но не такая была эта... Грейнджер. Северус и не заметил, что про себя назвал Гермиону по фамилии. Но, видимо, она заметила эмоцию, мелькнувшую на его лице, и отстраненно кивнула.

— Тебе надо побыть одному. Понимаю. Но если что... — ее голос дрогнул, — если понадоблюсь, я буду дома...

И не оглядываясь вышла.

Нет. Совсем не так Северус представлял себе воскрешение Лили. Начать с того, что он и помыслить не мог, что будет не один... Нет! Что будет не одинок... А ведь совершенно точно, он не одинок...

Его неодиночество началось в Мунго, когда он пришел в себя и понял, что жив. Белые стены, белый потолок, ослепительный свет из окна и раскаленный воздух, разрывающий легкие. Счастья не было. Была только боль. Боль и пустота. И Поттер. Много Поттера... Мальчишка почему-то хотел поговорить и был уверен, что им это просто необходимо. И только Грейнджер могла его увести. Она приходила каждый день и уводила Поттера. И тогда можно было закрыть глаза и выдохнуть.

Когда она перестала быть Грейнджер? Когда он испытывал благодарность за тишину в палате? Или когда она вернула ему палочку? Или когда он вошел в дом, и вместо пыли и запустения обнаружил нечто напоминающее уют? Нет. Гораздо позже. Она пробралась в его жизнь незаметно, осторожно пройдя по краю боли и пустоты. Постепенно ее присутствие начало согревать, и надуманное ученичество стало лишь поводом для встреч. Сколько они сближались? Два года? Три? Нет, чуть больше двух. Медленно. Осторожно. Словно шли с завязанными глазами по минному полю.

Он боялся. Да что там! Он отчаянно трусил. И не делал никаких шагов навстречу. И не верил... не верил... не верил... Пока однажды она не расплакалась и сквозь слезы не начала выкрикивать слова любви. Звонко, отрывисто, как пощечины. Столько в них было боли и тоски. И тогда он шагнул к ней, как в пропасть. Схватил в охапку и, судорожно вцепившись в ее мантию, сцеловывал злые слезы. Кажется, и он тогда плакал и не мог разжать рук. И Гермиона осталась.

Они так и не поговорили. Ни наутро, ни после. Он не находил слов, а она не настаивала. Им было хорошо вместе. Наверное. Ему точно было хорошо. И снова страшно: что будет, когда она уйдет? Почему-то он считал ее уход лишь вопросом времени. И каждый раз удивлялся, когда она снова стучала в дверь. Три раза в неделю. Почему три? Так ей было удобно. Она училась в университете и в эти дни изучала зелья. А вечером приходила в лабораторию. К нему. Попрактиковаться. И каждый раз, заметив, что он стоит, прислонившись к косяку, и не сводит с нее глаз, гасила огонь под котлом и со словами: «Я уже все», пыталась пройти мимо. И каждый раз замирала, медленно поднимая взгляд. От этого взгляда каждый раз обрывалось сердце, и он не выдерживал — подхватывал ее на руки и нес в спальню. И она снова и снова отдавалась ему. Только там, за закрытой дверью, на мокрых от любви простынях, она шептала ему какие-то ласковости и называла по имени.

А потом они пили чай. Всегда на кухне. Оба тщательно одетые и чуть больше, чем нужно, официальные. И разговаривали. Почему-то шепотом. И он снова был профессором, а она — мисс Грейнджер. Лишь однажды он нарушил традицию и, накинув на нее плащ, пригласил к камину. Куда они тогда отправились? Он не мог теперь вспомнить точно, но это было ужасно. Из камина они вышли в полутемном зале с грохочущей музыкой. Бармен указал на стол в каком-то темном углу и небрежно бросил: «К вам подойдут». Очарование мгновения было потеряно. Северус не знал, куда деть руки. Обнять? Положить на колено? На талию? А Гермиона молча смотрела на него и как будто чего-то ждала. Это пугало. Чего она ждет? Признания? Предложения? Он уже почти на что-то решился, но подошел официант и, развязно взглянув на Гермиону, спросил: «Чего пить будете, папаша?» Больше они никуда не ходили вместе.

Чем были их отношения? Возможно, только бегством от одиночества. Но три раза в неделю Северус брился тщательнее обычного, проверял запасы чая и покупал ванильные пирожные. Он купил такие, когда Гермиона пришла в восьмой раз, и они ей, похоже, понравились. Тогда она съела их все, а потом смутилась и мило покраснела. Почти три года назад...

Один раз он подарил ей цветы. Розы, разумеется. А она их забыла. Или, может быть, нарочно не взяла. Не понравились. Или не захотела никому объяснять их происхождение. Северус до сих пор не знал, догадывается ли кто-нибудь об их встречах. Скорее всего, нет. А иначе его бы забросали вопиллерами. Ее друзья. Им бы точно не понравилось, что она бывает у него... бывает с ним... близка.

Северус раздраженно вылил в раковину окончательно испорченный кофе. В госпиталь он сходит завтра. Наверное.

* * *

На следующий день в госпиталь он не пошел, а бреясь утром, задумался: не купить ли сегодня других пирожных. Например, фруктовых? И сам себя одернул. Кто поймет этих женщин: ты покупаешь другие сладости — а у нее в голове уже целая детективная история и непременно с грустным концом. Нет! Традиций он нарушать не будет. Может, лучше бутылку вина? А что? Розовое эльфийское нравится всем.

А в голове, тем временем, крутились мысли о Лили. Интересно, а что она помнит? И где она будет жить? Неужели с Поттером? А как они уживутся с бывшей Уизли? Тем более что Джинни сейчас и старше и больше похожа на Молли.

Когда Северус собрался в магазин и открыл дверь, ему чуть ли не на голову свалилась здоровая сова. Он отпрянул и едва сдержал проклятье, а птица бросила ему под ноги пакет и взмыла в небо, не дожидаясь вознаграждения. В пакете, кроме свежего выпуска «Пророка», была записка:

«Достопочтимый сэр! Не соблаговолите ли встретиться сегодня в 03:25 p.m. в «Кабаньей голове»? Нам нужно многое обсудить. Р.С».

Северус с удовольствием испепелил записку. Вот идиотка! И когда это он стал «достопочтимым»? Рита Скиттер никогда не отличалась почтительностью. Не иначе замышляет очередную гадость. С тяжелым сердцем он открыл газету.

На первой же полосе была большая колдография Лили и статья с броским названием: «Разум замолкает, стоит лишь забиться сердцу». Начав читать, Снейп задохнулся от возмущения. Скиттер с огромной долей пафоса рассуждала о любви Северуса Снейпа к Лили Поттер. О всяких там волшебных силах, слезах восторга и прочем упоении страстью. После такой статьи Северус, как честный человек, должен был срочно жениться. О том, что подумает Лили, думать не хотелось вовсе. Мало того что она может прочитать книжонку Скиттер (здесь у Снейпа все же была надежда, что читать она не станет, — Лили никогда не отличалась любовью к толстым монографиям), так еще эта статья! Передовица! Волшебный мир сошел с ума, раз больше не о чем писать.

Смятая газета полетела в камин, но настроение уже было испорчено. Нет, за эльфийским вином он точно не пойдет. Только в маггловскую кондитерскую, благо она недалеко!

До вечера Северус не находил себе места: работа в лаборатории не ладилась; на учебник по ЗОТИ, над которым он с удовольствием работал последние четыре месяца, глаза не хотели смотреть; даже интересный труд Виго фон Мульте не вызывал ничего, кроме зевоты. Наконец, Снейп уселся в кресло напротив камина и задумчиво уставился на пламя.

Гермиона не появилась ни в семь, ни в половину восьмого. В восемь Северус призвал бутылку огневиски и стакан. На сердце камнем лежала тяжесть. Почему? За все эти годы Гермиона ни разу не нарушила заведенный порядок. Так что изменилось? Не может же умная женщина, которая, к слову, никогда не доверяла Скиттер, так расстроиться из-за какой-то статейки? Или может? Или именно это она имела в виду под словами «побыть одному»? Что еще она говорила? «Если понадоблюсь, я буду дома». Вот оно! Она просто ждет, чтобы он пришел к ней, когда захочет. Все просто! И он придет... потом... когда захочет.

* * *

Ночью Северус спал плохо. При этом, спроси кто: почему, — и он не смог бы внятно ответить. Та же постель, тот же свежий воздух из сада, та же тишина. Хорошо, что спрашивать было некому. Утром, посмотрев на себя в зеркало и отметив темные круги под глазами, Снейп побрел на кухню.

На подоконнике сидела сова и, не мигая, смотрела на него. Затем протянула лапку с письмом, дождалась, пока его отвяжут, и нетерпеливо клюнула адресата в палец.

— Чего тебе?

Сова только что крыльями не развела, выражая недоумение. Снейп угостил птицу печеньем, но она продолжала пялиться.

— Ответа не будет!

Северус столкнул сову с подоконника и закрыл окно. Затем опустил взгляд на послание, и сердце болезненно сжалось. Этот почерк он узнал бы и через сто лет. Лили... Он судорожно разорвал конверт, и на пол выпала маленькая записка:

«Сев, приходи. Лил».

В ушах зашумело. Никто и никогда больше так его не называл. Она его помнит. Она его ждет. Ждет!

Он быстро собрался. Метнулся к камину. Потом на кухню. Пирожные! Он отнесет их Лил. Она вроде тоже любит сладкое... Подумав, что глупо будет смотреться с яркой коробкой, он быстро завернул ее в какую-то бумагу. И только тогда вспомнил, что кофе так и не выпил. Положив сверток на каминную полку, Северус неторопливо отправился на кухню, сварил себе кофе и поджарил тосты. Он улыбался, намазывая прожаренный кусочек хлеба апельсиновым джемом, улыбался, отпивая крепкий горячий кофе, улыбался, подходя к камину и небрежно бросая в него дымолетный порошок.

— Госпиталь Святого Мунго!

И, улыбаясь, шагнул в камин.

* * *

В госпитале он пожалел, что не выпил оборотного. Около палаты Лили было людно. Любопытные пациенты, взъерошенные репортеры и недовольные колдомедики образовали толпу. Северусу пришлось почти локтями расталкивать эту неугомонную публику и пробираться через строй. Сразу же защелкали колдокамеры, но Снейпа было уже не остановить. Он ворвался в палату и с грохотом закрыл за собой дверь.

Лили сидела на кровати, и солнце, светившее в окно, делало ее волосы золотыми. Выражения лица было не разобрать из-за этого яркого света, но первой мыслью была: «Мерлин, какая же она маленькая!» Эта Эванс была вызывающе юна.

Северус прислонился спиной к двери и замер в ожидании. Что она скажет? Узнает? Поймет, что это он? Лили неуклюжим движением поправила волосы, затем встряхнула головой и, уверенно вздернув подбородок начала:

— Сев?

— Лил?

— Ну ты вырос!..

— Состарился?

— Ну... скажешь тоже!

— Лил, ты же никогда не умела врать...

Она засмеялась, а потом сбивчиво, словно боясь не успеть, заговорила:

— Сев, почему ты не шел? Тут же больше никого нет. Приходил Гарри. Он такой большой. Старше Джейми. И надо же... женат. И сын недавно родился. Джеймс-Сириус... надо же. Сев, остался только ты. Мне даже больше не с кем поговорить. Только эта Скиттер... Как она постарела! Фу! И она книжку про тебя написала. Я читала. Ты оказывается герой. И Гарри герой. А еще ты Альбуса убил, потому что он...

— Лил, перестань!

— Сев, я точно не осуждаю, но понять... А еще Лонгботтомы. Я видела их сына. А они...

— Лил, как ты себя чувствуешь?

— Я? Хорошо. Меня хотят выписать, но мне некуда идти. Ты заберешь меня?

— Ну конечно, Лил!

— А ты правда «всегда»?

Лицо Северуса словно окаменело. На этот вопрос сейчас он не мог ответить даже себе. В ушах гулко зашумело и перехватило дыхание. Он подергал себя за воротник, в надежде ослабить удавку, а Лили, ничего не замечая, продолжала щебетать:

— Я поживу у тебя, пока не пойму, что делать дальше. Я разберусь, ты не думай! А ты все там же живешь? А Туни, представляешь, умерла. И муж у нее такой неприятный... на моржа похож. Я видела... в зоопарке...

— Лили, когда тебя могут выписать?

— Хоть сейчас, а что?

— Пошли отсюда, а?

— Ну пошли...

Лили нерешительно подошла к Северусу и подергала его за рукав:

— Никак не могу поверить, что это ты. Ну давай, собирай вещи, а я схожу предупрежу всех, что я ухожу.

И выскользнула из палаты. Северус тяжело вздохнул и огляделся. Какие вещи собирать? Лили совсем не изменилась: все так же дает творческие задания, а потом будет спрашивать по всей строгости. Почему-то вспомнилось, как в детстве, прочитав какую-то маггловскую сказку, она принесла ему золотой соверен и, сделав страшные глаза, велела зарыть в полночь в полнолуние на пустыре у реки. Он вместо этого отнес монету в кондитерскую, купил конфет, которыми угощал ее целую неделю, а на пустыре зарыл пуговицу. Как же она рассердилась! Оказывается, из этой монеты должно было вырасти денежное дерево. А саму монету утащила у своего дяди из коллекции. И на все объяснения про третий закон Галапариотта Северус слышал упрямый ответ: «Но ты же волшебник!»

В коридоре стоял гул, как будто кто-то растревожил пчелиный рой, но Северус не прислушивался — все его мысли были только о том, как без потерь дойти до камина. Через долгих десять минут дверь приоткрылась, и в проем буквально протиснулась Лили.

— Ой, что там в коридоре делается! Ты, оказывается, такой знаменитый. Как мы выберемся?

— Быстро! Иди сюда. Вот так.

Северус положил руки на плечи Лили и притянул ее спиной к себе, почти завернув в свою мантию:

— Быстро! И не отвечай никому!

Выражение лица Северуса заставило людей у входа в палату расступиться и, воспользовавшись мгновенным преимуществом, он протолкнул Лили сквозь толпу. И под стрекот колдокамер они покинули госпиталь. Как же хорошо, что камины на этажах работали на выход!

* * *

Лили очень быстро освоилась в доме Северуса. И как же иначе? Она выросла в этом районе, а за эти годы здесь ничего не изменилось. Едва выйдя из камина, она жизнерадостно огляделась и сообщила, что еще с детства хотела поменять занавески. Ведь можно? Северус не нашел в себе силы отказать. На следующий день ему пришлось сопровождать ее на Косую аллею, еще через день они отправились в Гринготтс, а еще через три дня он понял, что несет за ней полные пакеты не пойми чего и старается не думать, как это выглядит со стороны. Особенно глазами Риты Скиттер. После появления в госпитале, «Пророк» он не читал. Просто чтобы лишний раз не нервничать. Поводов хватало и так.

За первую неделю их совместного проживания, Северус понял, что избалованная вниманием Лили, всегда вертела им как хотела. Но что хорошо в пятнадцать лет — после сорока становится... неуместным. К тому же она по привычке сравнивала его с Джеймсом. Все время! Не меньше двух раз в день! На его кухне появились пестрые чашки, а шторки отливали веселенькой желтизной. А по вечерам в гостиной царил Поттер. Много Поттера. Северус запирался в лаборатории, но бесцеремонная подруга ломала чары и тащила его «общаться». Ну о чем им говорить? НЕ О ЧЕМ! Но когда он сообщил об этом Лили, она расплакалась и, всхлипывая, сказала, что всегда подозревала, что Сев был несправедлив к Гарри. И ей даже страшно подумать, что пережил ее несчастный малютка от неуравновешенного Снейпа.

Несчастный малютка слушал эту патетическую речь и нагло ржал. Северус это точно видел! И слезы у него в глазах были именно от смеха, что бы там Лили ни думала. Мало того, он заговорщически подмигнул хозяину и шепотом посоветовал «не огрызаться, а то хуже будет».

Северус уже как манны небесной ждал когда же, наконец, гоблины отремонтируют домик в Годриковой Лощине. Но мелкие пакостники не торопились. А Лили, меж тем, начинала вести себя все загадочнее. Он часто ловил на себе ее изучающие и заинтересованные взгляды. Иногда она замолкала на середине фразы и в упор смотрела на него, словно что-то прикидывая. От этих взглядов почему-то становилось не по себе. Он хорошо помнил подругу детства — она явно что-то замышляет, причем с его участием. Поттер по сравнению с Лили, захваченной идеей, уже казался невинным ягненком.

* * *

К воскресенью Северус совсем вымотался. Он не мог понять, почему так устал. Все-таки война уже далеко в прошлом, непосредственной угрозы жизни не существует, а он чувствует себя так же, как после изматывающего отчета в Ордене Феникса по поводу ночных развлечений под Круциатусом у Темного Лорда. Видимо, это все же годы да плюс бурная молодость.

Северус сидел в кресле у камина. Лили наверху плескалась в ванной, а потом собиралась пораньше лечь спать. А ему спать совершенно не хотелось, к тому же он очень скучал по своей удобной кровати, которую в первую же ночь уступил Лили. И теперь он спал в своей бывшей детской на каком-то скрипучем узком недоразумении. Сама комната тоже приятных воспоминаний не навевала.

Северус встал, потянулся, проскрипев, кажется, всеми костями и направился к камину. Над полочкой был тайничок, в котором он хранил хороший коньяк, подаренный Люциусом в незапамятные времена. Нажимая на картину с изображением Хогвартса, Северус заметил какой-то сверток. С интересом развернув бумагу, он обнаружил яркую коробку с ванильными пирожными. Сердце предательски сжалось, и мгновенное Эванеско уничтожило все воспоминания. Тяжело вздохнув, Северус взял бутылку, стакан и вернулся в кресло, по-стариковски шаркая ногами.

Коньяк приятно грел внутренности. Воспоминания становились все приятнее. Ему вдруг захотелось ощутить прикосновение ласковых губ, тепло нежных рук у себя в волосах, на плечах, спине... Он мечтательно прикрыл глаза.

— Сев, ты спишь? Сев... — тихий шепот у самого уха.

Открыв глаза, Северус встретился взглядом с Лили.

— Лил? Что ты делаешь?

— Тш-ш... Я хочу узнать...

— Что?

— Как это. — Нежные руки опустились на плечи и слегка прижали его к креслу, когда подруга устраивалась у него на коленях. — Хочу знать, как бывает, когда тебя любят дольше, чем ты прожила.

— Лил, не надо...

— Ты думаешь, что я пожалею? Глупенький... Для тебя мне не жалко. Я тоже хочу почувствовать себя живой. — Ее руки пробрались под халат и заскользили по плечам.

Северус выдохнул сквозь зубы и откинул голову. Лили тут же провела языком по шее от уха к ямке между ключицами. Ее руки уже развязывали пояс халата. Северус взял ее за плечи, слегка отстраняя и разглядывая из-под опущенных ресниц. Она была вызывающе юна.

«Мерлин, какая же она маленькая!»

От Лили приятно пахло цветами, весной, солнцем.

— Лил, остановись, я не могу...

— Очень даже можешь. Я же чувствую. Завтра я от тебя уеду. Ну же, Сев... Ты же всегда этого хотел.

Именно эти слова привели его в чувство. Он хотел не этого. И не так. На секунду прикрыв глаза, Северус стряхнул с себя наваждение. Он резко встал, подхватив Лили на руки. Она доверчиво обняла его за шею и закрыла глаза, подставляя губы для поцелуя. Северус немного помедлил, а потом зашептал искусительнице на ухо:

— Лили, мы притворимся, что этого не было. Тебе это только приснилось. Такой вот невероятный сон. Ты такая молодая... горячая... темпераментная... безрассудная...

С этими словами он пересек комнату, взял с камина фиал с зельем, стремительно поднялся по лестнице и положил Лили на широкую кровать.

— Обливейт!

Лили широко открыла глаза:

— Сев, что ты здесь делаешь?

— Ты кричала во сне. Я принес тебе сон-без-снов. Выпей.

— Спасибо, Сев, я действительно что-то не то видела, — Лили выглядела смущенной.

— Спокойной ночи, Лил! — И шагнул в темноту, тщательно прикрыв за собой дверь.

* * *

Сна не было ни в одном глазу. Северус возбужденно обошел гостиную, постоял возле камина, плеснул себе коньяка... Выплеснул коньяк в камин. И замер, глядя, как взметнулось пламя. Всё не то. А в голове все настойчивее и настойчивее шумело: «Если понадоблюсь, я буду дома...» Именно безрассудный поступок Лили заставил Северуса прозреть. Открывая глаза, он ожидал увидеть совсем другую женщину. И она ему нужна не на одну ночь... если она еще его ждет. Северус быстро взглянул на часы. Девять вечера. Детское время. Она не должна спать. Им надо поговорить. Он быстро собрался, вышел на крыльцо и аппарировал.

* * *

Гермиона жила в маленьком домике. Ее родители так и остались в Австралии и приезжали к ней только дважды в год. Но сейчас она точно была не одна. Все окна были распахнуты настежь, в них горел свет. Ну да, повесила отводящие чары — и вперед. Никакой осторожности! Северуса всегда отличала любовь к знаниям. Разнообразным. И поэтому, набросив на себя дезиллюминационные чары, он вплотную подошел к окну и заглянул.

Гермиона сидела на диване, спрятав лицо где-то на плече рыжего верзилы. Тот обнимал ее обеими руками и поглаживал по спине. Уизли! Идиллическая картина! У Северуса зашумело в ушах, и он до скрежета стиснул зубы. В груди что-то оборвалось. Он хотел сразу же аппарировать, но побоялся расщепиться, поэтому стоял и считал, как идиот, до десяти. Но в это время в комнате появился Поттер, и все как обычно при его появлении понеслось кувырком.

Поттер притащил большой чайник и наступил на кота. Кот вцепился Поттеру в ногу, и тот уронил чайник. Чайник разбился и окатил ноги Поттера кипятком. Гермиона резко вывернулась из объятий Уизли и открыла было рот.

— Только молчи, ладно? Тебе нельзя волноваться!

— Почему это? — недоверчиво спросила Гермиона.

Северус тоже был очень заинтересован в ответе.

— Ты, Герми, сейчас плачешь, а мы тебя жалеем. А еще бывают ситуации, когда ты нас воспитываешь, а мы тебя опасаемся...

— Ну и?

— Прошу, не смешивай эти ситуации! — голос Поттера был необычайно серьезен.

Северус только сейчас заметил покрасневшее лицо Гермионы, ее распухший нос, мокрые от слез глаза. Она немножко истерично засмеялась, и Уизли с облегчением вздохнул. Откуда-то из недр карманов он извлек не очень свежий платок и поднес к лицу Гермионы. Она немедленно уткнулась в него и шумно высморкалась. Северус вздохнул с облегчением, и уголки его губ слегка приподнялись, обозначая улыбку. Сердце переполнила нежность. Все было совсем не так, как он подумал! Уизли тем временем отнял у Гермионы платок и, засовывая его куда-то в карман, поинтересовался:

— Герми, так, может, лучше не чай?

— Ладно, давайте свой вермут, — как-то обреченно отозвалась Гермиона.

— Чисто в лечебных целях. — Рыжий уже суетился вокруг, наливая в чашки какое-то отвратительное на вид пойло. — Вот увидишь, сразу полегчает.

— Верится с трудом...

— Узнаю нашу Гермиону, — откликнулся Поттер. — Верит только в силу эксперимента.

Гермиона кинула в него диванной подушкой. Поттер ее ловко поймал, положил у ног подруги и уселся сверху, уткнувшись подбородком в колени Гермионы:

— Давай уже, рассказывай...

Северус затаил дыханье. Интуиция подсказывала, что он попал сюда очень и очень вовремя. Гермиона сделала большой глоток из чашки и закашлялась. Уизли похлопал ее по спине, отчего она немного поморщилась и хрипло начала:

— Вам в общих чертах или с подробностями?

— В общих чертах мы знаем: ты сидишь здесь уже больше недели, на работу не ходишь, сов отгоняешь... Дома разор, кот не кормлен, холодильник пустой...

— Все так плохо?

— Все еще хуже! Ты на себя в зеркало смотрела?

Гермиона обернулась в поисках зеркала, но Поттер подергал ее за джинсы, чтобы не отвлекалась:

— Ну же, смелее!

— Гарри, это касается твоей мамы... — Гермиона, заметив выражение лица друга, поправилась: — Косвенно!

Гарри быстро хлебнул из своей чашки и налил подруге. Дождавшись, пока она выпила, осторожно продолжил:

— Ты меня уже ни чем не смутишь!

Получив одобрение, Гермиона тяжело вздохнула и быстро проговорила:

— Ялюблюснейпа!

— Что?! — Уизли чуть не упал с дивана. — А при чем тут мама Гарри?

— Ну как же... Я люблю его, а он ее. История старая, как мир. — Из глаз Гермионы вновь брызнули слезы.

— И давно? — уточнил Гарри.

— Очень, — всхлипнула Гермиона.

— А он?

— А что он? Он «всегда»!

— Ты уверена?

— Гарри! Ты же сам это видел. Воспоминания... Лань... И вообще — она же сразу из госпиталя к нему пошла, а он ее обнимал. — Гермиона начала захлебываться.

Уизли вновь вытащил платок, и процедура повторилась.

— Тише, тише, дурочка. — Уизли ласково гладил ее по голове. — Ну бывает... Может, он ее просто придерживал, чтобы не упала.

Северус вспомнил приставучих репортеров и дал Гриффиндору в лице Уизли пятьдесят баллов за сообразительность. А вообще, Снейпа очень удивило отношение друзей к такому заявлению Гермионы. Он думал, что они начнут кричать, разубеждать, ругать его последними словами, а они приняли эту новость, как будто она сообщила, что любит прекрасного принца. Даже не спросили, что она в нем нашла! Северус бы с удовольствием послушал ответ.

А Гермиона продолжала:

— Вы не подумайте, я все понимаю. Я же сама за ним ухаживала и сама к нему в постель залезла.

Ну, с этим Северус мог бы и поспорить...

— Я ждала. Я все время ждала. Ну не каменный же он в самом деле! Мне казалось, что еще чуть-чуть... А тут... эти статьи. Колдографии опять же... Вы не представляете, каково это — понимать, что все было не по-настоящему. Что я всего лишь замена-а-а...

Гермиона опять начала рыдать, а Поттер гладить ее по коленкам.

— Герми, а почему ты так уверена, что... ну... Снейп и Лили... Ну, мама, в общем... никак не могу привыкнуть... Ну, что они вместе?

Гермиона от такого вопроса даже перестала плакать.

— Как почему? Они же живут вместе. И колдографии... и статьи... и лань...

— Далась тебе эта лань! А что живут, так мы тоже в палатке вместе жили, да еще втроем! Тебе же не приходило в голову, как это со стороны смотрится? А я у них был каждый вечер...

— И что? — она замерла.

— И то. Примерно, как ты с Роном. Вот если бы у тебя такая ситуация была, то неужели бы Рон отказался тебя приютить? Или я... А статьи? Ты же знаешь Скиттер! Она из клубкопуха гиппогрифа за четыре предложения сделает, да так, что публика рыдать от умиления будет. Герми, ты чего?

Гермиона согнулась пополам и, схватив Гарри за уши, принялась его целовать.

— Сдурела совсем, — прокомментировал Уизли.

— Я не сдурела, просто если это на самом деле так... Я же сдохну без него. Я мечтаю засыпать с ним и просыпаться в его объятьях, я мечтаю сидеть с ним возле камина и просто молчать, я мечтаю стряпать ему блинчики... Я от него ребенка хочу-у-у!

Они что-то еще говорили и все вместе, перебивая друг друга, и по очереди, и клялись в вечной дружбе и любви, и Гермиона опять сморкалась в грязный платок, и запивала слезы вермутом. А Северус стоял под окном, прислонившись спиной к стене, и счастливо улыбался. Похоже, мечты у них были похожи, к тому же он любил блинчики. Ему пора было уходить — все же некоторые переживания бывают слишком личными. На душе было очень спокойно и хорошо, как у человека, все для себя решившего. И никогда еще Северус Снейп не был так благодарен кому-то с фамилией Поттер.

* * *

Утром Лили проснулась как в чем ни бывало: носилась по лестнице вверх-вниз, чего-то напевая, и собирала вещи. На ходу она прокричала:

— Сев, готовь что-нибудь на завтрак! Можешь сбегать в кондитерскую за булочками. Ну, теми, миндальными. Помнишь, в четверг?

Северус быстро собрался и вышел под дождь. Серое небо, мокрая трава, лужи на дорожках... Почему-то даже мокрая птица на ветке вызывала умиление. Северус купил миндальных булочек и ванильных пирожных.

* * *

Расставание с Лили вышло неожиданно теплым. Она обняла его, расцеловала и взяла обещание заходить почаще и не скучать — Северус обещал. Потом она вручила ему несколько коробок с уменьшенными вещами и потребовала помочь перенести — он не возражал.

Дом Поттеров в Годриковой Лощине оказался очень жизнерадостным. В открытом окне на кухне вилась знакомая канареечная занавеска. Северус настоял, чтобы Лили забрала еще и свои разноцветные чашки. В доме уже толпились бывшие гриффиндорцы: Гарри с женой, Уизли с Браун и Лонгботтом. Заметив бывшего профессора, Невилл сильно покраснел и попытался спрятаться за спиной Джинни. Но его, упирающегося, за руку вытащила Лили и укоризненно посмотрела на друга:

— Сев, мне даже страшно представить, что ты мог делать, чтобы так их запугать! Невилл же не боялся ни Волдеморта, ни Нагайны, а от тебя готов под диван залезть.

— Это просто моя харизма так на него действует. Правда, мистер Лонгботтом? — шелковым голосом поинтересовался Снейп.

— Именно! — прохрипел Невилл и закашлялся.

Лили сильно стукнула его по спине:

— Нев, с этим же надо что-то делать...

Северус едва сдержался, чтобы не расхохотаться — этого Лонгботтом точно бы не перенес. Лили нашла себе новый объект для воспитания, который идеально вписывался в ее картину мира. Северус поймал на себе внимательные взгляды Поттера и Уизли, иронично приподнял бровь, но вопросов от друзей не последовало. Ему пора.

— Господа, разрешите откланяться — дела.

И решительно шагнул в камин. У него действительно было важное дело.

* * *

Северус аппарировал к садику у дома Гермионы и спугнул мокрого рыжего кота, который стрелой метнулся к крыльцу. Обойдя большую лужу у входа, Снейп поднялся по ступенькам и постучал. Тихо. Никого? Нет. Решительные шаги, дверь распахнулась Она стояла на пороге в каком-то смешном плюшевом халатике, накинутом поверх пижамы... с мишками, и в ярко-розовых носках. Во взгляде Гермионы плескались испуг, радость, безумная надежда и тревога. Поднявшийся ветер трепал ее волосы. Ее сухие, потрескавшиеся губы слегка вздрагивали. Лицо было бледнее, чем обычно, и, может быть, оттого казалось еще красивее. Она напряженно молчала.

— Можно войти?

— Конечно. Проходи... те... сэр.

Даже так? Северус вошел в комнату и осмотрелся. Никаких следов вчерашней встречи, только осколок чайника сиротливо лежит под кофейным столиком. Молчание... За окном сверкнула молния. Гермиона невольно вздрогнула и поежилась, глядя куда-то мимо. Ну вот как сказать обо всем? С чего начать? Северус никогда не умел говорить о чем-то личном, тем более о своих чувствах. Он прочистил горло.

— Чаю? — робкий вопрос.

Была не была!

— Гермиона, собирайся.

— Мы куда-то пойдем? — Почему-то дрожащим голосом.

— Да. Первое время жить мы будем в Тупике, а потом подберем что-нибудь более приемлемое...

— Мы?

— Если захочешь, сама выберешь...

— Что выберу?

— Дом. С садом. Если захочешь — с детской. Все, что захочешь.

Гермиона медленно опустилась на пол. Она смотрела снизу вверх огромными глазами, а по щекам ручейками струилисьслезы. Северус занервничал. И что теперь говорить? Надо утешать? Или все женщины так себя ведут, когда им предлагают руку и сердце? Значит ли это, что она согласна? Рада ли? Или, может, ее вчерашние слова не предполагали таких внезапных перемен? А может она одумалась? Успокоилась и решила ничего не менять? Но почему она смотрит так? Не придумав ничего более умного, он опустился на пол рядом и обнял , как он надеялся, будущую супругу. Какое-то время они сидели обнявшись и молчали, а потом Северус все же решил расставить точки над «i»:

— Это значит да?

— Да! — выдохнула Гермиона. — Я хочу дом, сад, детскую... и тебя!

* * *

За окнами грохотала гроза — природа, казалось, сошла с ума. Капли грохотали по стеклу, а на подоконнике сидел рыжий кот и, умываясь, снисходительно смотрел на людей. Счастливые, они лежали на полу среди кучи вещей, и Северус пытался укрыть Гермиону своей мантией. Непостижимым образом он умудрился поцарапать спину о завалявшийся осколок вчерашнего чайника. Спину саднило, а душа пела.

— До дивана мы не дотянули, — смущенно промурлыкала Гермиона.

— Ты была очень убедительна.

— Я?

— Ну не я же. Я вообще думал, что староват для таких... экспериментов.

— Ох, Северус, лет через пятьдесят, может, и будешь.

— Ты мне льстишь? Или собираешься ввести это в каждодневную практику? Сжалься.

— Жалость? Мне незнакомо это слово! — Гермиона выбралась из-под мантии и опрокинула Северуса на спину.

Он жестами изобразил, что сдается, немного подумал и закатил глаза, как бы умирая. Номер не прошел. У Северуса был еще один козырь. Призраков следовало изгонять раз и навсегда:

— Взгляни на меня!.. — прошептал он.

Гермиона замерла. Карие глаза встретились с черными. Мгновение длилось... длилось и длилось. Во взгляде карих глаз был только один вопрос. Долгий. Мучительный. Самый главный. Молчаливый ответ Северуса был предельно искренним. И Гермиона его приняла. Наконец она выдохнула и счастливо засмеялась. Именно этого она так долго ждала!

Северус откровенно веселился. Еще никогда ему не было так легко. Подумать только — его жизнь радикально менялась, а он впервые встречал перемены со смехом. И в первый раз безоговорочно соглашался с любимой поговоркой Дамблдора, что все что ни делается — к лучшему.