Гриффиндорцы не плачут (гет)

Дождь барабанил по крыше целые сутки. В конце августа такое явление было довольно частым, и то, что ливень шел весь день, никого не смущало. Тем более сейчас, когда казалось, будто туман навсегда опустился над Англией, и навсегда в сердцах людей поселился тот страх, которому не было никакого объяснения. Так рассуждали магглы, спеша укрыться в теплых офисах или собственных домах, но волшебники знали, в чем таится секрет этого беспричинного страха в груди и тумана над Лондоном. Вот уже месяц, как дементоры, пугающие людей, летали над Британией. Вот уже месяц, как началась Вторая Магическая Война.

В странном доме на холмах все было по-прежнему. На совершенно круглой кухне варились противные на вкус зелья, а узкая лестница утыкалась прямо в потолок, открывая взгляду люк, который вел в самую ухоженную и нормальную часть дома — комнату Луны Лавгуд.

В данный момент хозяйка комнаты ничем определенным не занималась. Она сидела на подоконнике, поджав под себя ноги и натянув короткое платье на острые коленки. Потусторонняя улыбка слегка касалась ее губ, а серые, немного наивные, но добрые глаза рассматривали капли дождя на стекле. Девушка медленно подняла руку и провела пальцами по стеклу, пробормотав что-то, понятное лишь ей.

— Луна, спускайся! — раздался снизу голос отца, и Лавгуд лишь вздохнула.

— Иду, — еле слышно, так, что услышала только она сама, ответила девушка и спрыгнула с подоконника.

В мире вокруг них творилось что-то плохое, плохое настолько, что это заметили даже Луна и ее отец, обычно предпочитавшие ни во что не вмешиваться.

* * *

Дин Томас сидел на кровати, обхватив коленки руками, и плакал. Гриффиндорцы не плачут, твердили ему все вокруг. Но Дин будет плакать. Сегодня он не гриффиндорец. Сегодня он мальчик, у которого убили отца. Дин ненавидит убийц отца и мечтает отомстить. Он уже не наивный мальчишка, играющий в войну.

Он — боец, который знает, что война — не игрушки.

Дин медленно встает и выходит из комнаты. На полу в коридоре валяется его рюкзак, который он неосознанно надевает на плечи. Томас сжимает покрепче волшебную палочку и, стараясь не глядеть в сторону комнаты отца, сбегает с лестницы. Внизу рыдает мать. Она вдруг постарела на несколько лет, в волосах появились седины, а глаза вновь стали грустными и потухшими. Но о ней есть кому позаботиться — младшая сестренка Дина, Элен, уже достаточно выросла, чтобы помочь матери. Томас сжимает зубы и выбегает из дома, стараясь забыть о всем, что здесь было.

Он знает, что нельзя больше так жить. Он не хочет сбегать от проблем, но и не хочет их решать. Он просто хочет, чтобы все было хорошо.

Ведь Дин Томас — гриффиндорец. А гриффиндорцы — не плачут.

* * *

Симус Финниган лежит на кровати, закинув руки за голову, и улыбается. Наверное, он не имеет права улыбаться в такое время, но он старается не думать об этом. Он знает, что если спустится вниз, то обязательно увидит мать, а стоит лишь подождать несколько дней — и поедет в Хогвартс, встретит Дина, которого не видел целое лето, сможет подколоть Невилла и улыбнется Лаванде Браун, которая ему уже давно нравится. Симус верит в то, что в Хогвартсе, пусть и без Дамболдора, все будет по-прежнему. Директором станет Макгонагалл, которая поставит Школу на ноги, даст им образование и защитит от злого мира. Финниган боится лишь за мать, которой придется остаться одной в такой ситуации, но еще больше Симус боится, что сам станет жертвой. Он все еще продолжает верить в чудо.

Но тут в окно стучит назойливая сова, и Симус отвязывает газету "Ежедневный пророк", немедленно разворачивает ее. На первой полосе большими буквами тщательно выведено: "Северус Снейп — директор Хогвартса. Какие реформы ждут Школу чародейства и волшебства?". "Грязнокровки: их опасность для магии." "Тех, кто знает этих людей, просьба немедленно сообщить в Министерство Магии." И дальше — списки, списки, среди которых — имя лучшего друга и однокурсницы Гермионы, знакомые колдографии и фамилии. Газета летит на середину комнаты, а Симус падает на кровать, закрывая глаза.

Он больше не улыбается.

* * *

Невилл ругается с бабушкой. Никогда раньше Лонгботтом не решался спорить с сильной волшебницей, перечить ей. Но сегодня, сегодня, когда она запрещает ему ехать в Хогвартс, он не может смолчать. Слишком долго он молчал. Всю свою жизнь.

— Я не хочу, чтобы ты покинул меня, понял? Твои родители тоже были такими же своенравными, и что из этого вышло? — жестоко говорит Августа, устало присаживаясь на стул. Сегодня впервые в жизни она поняла, что ее внук тоже умеет говорить.

— Мне все равно, — таким же усталым тоном отвечает Невилл, но не собирается садиться, — я еду не на бойню и не на войну, я еду в школу. Я не буду бежать, как крыса с корабля только потому, что директором стал Снейп. Я гриффиндорец, черт возьми, и я их не боюсь.

Он тоже бывает жестоким. Он безмолвно смотрит в лицо Августы, любимой бабушки, и понимает, что никогда больше не пойдет с ней в больницу Св.Мунго и не подарит маме обертки от конфет. Просто Невилл Лонгботтом повзрослел.

Следующим утром Лонгботтомы получают "Ежедневный пророк", сообщающий, что каждый ученик Хогвартса обязан явиться на обучение в этом году. И Августа больше не спорит, понимая, что внук вырос. И Невилл больше не будет бояться Снейпа, ведь теперь он знает, что единственное, чего надо бояться гриффиндорцу — это трусости.

А Невилл Лонгботтом — настоящий гриффиндорец.

Луна просыпается рано утром. Девушка улыбается, рассматривая солнечных зайчиков на потолке, и думает, что это мама сверху говорит ей, что все знает, что верит в свою дочь и надеется, что все будет хорошо.

— Я знаю, мама, все будет хорошо, мама, я помню тебя, — тихо говорит Луна и чувствует, что слезы бегут по ее щекам, — я не плачу, мама, — качает она головой и вдруг видит, что зайчики исчезли.

— Ты обиделась, мама? — удивляется Луна, — обещаю, я больше не буду плакать!

Лавгуд медленно встает, одевается и неслышно выходит из комнаты. Сейчас она обойдет весь дом, возьмет чемодан и тихонько разбудит отца. Она ласково улыбнется и скажет, что уже пора в Хогвартс. "Береги себя. И не обращай внимания на других" — привычно скажет ей Ксенофилиус и, взяв ее за руку, трансгрессирует на платформу девять и три четверти. Луна вновь услышит знакомые окрики "Полоумная", передернет плечами и сделает вид, что это ее не касается. А потом найдет Джинни и сдержанно расскажет ей о том, как провела каникулы. И выслушает рассказы юной Уизли о Гарри Поттере и его храбром сердце.

Но сейчас Луна лишь мягко стучит в дверь спальни отца и медленно входит. Она видит папу, нелепо лежащего на листах бумаги с напечатанным лицом Поттера. Мистер Лавгуд тут же вскакивает, услышав дочь, и смешно бегает по комнате, стараясь собраться и приговаривая, что всего лишь проспал, а еще так весело потирает переносицу и задумчиво смотрит на дочь, что Луна не выдерживает и смеется.

— Лунни, — заливисто кричит Ксенофилиус, подхватывая уже почти взрослую дочурку на руки и улыбается. И Луна тоже улыбается — никто не называет ее "Лунни", а ей так нравится это милое прозвище...

На платформе Луна привычным жестом перекидывает сумку через плечо, мягко целует отца в щеку, обещает, что все будет хорошо, и запрыгивает в вагон. Через пару минут она теряет папу из виду, но продолжает стоять в тамбуре, разглядывая новоприбывших учеников. У всех странный, похоронный вид, лишь парни со значками Слизерина на груди чувствуют себя прекрасно. Лавгуд отыскивает взглядом знакомую макушку Невилла и машет ему рукой, чтобы тот шел к ней. Он кивает в ответ и бегом направляется к подруге. В следующую минуту к ним присоединяется и Джинни. Втроем они нервно вглядываются в людей на перроне и стараются найти друзей. Джинни молчит, и Луна понимает, что больше никто не придет.

— Симус! — вдруг кричит Невилл, начиная размахивать руками, вглядываясь куда-то вдаль.

Вскоре и девушки замечают Финнигана, и тоже зовут его. Но Симус стоит, пытаясь найти взглядом кого-то, и не находит. Луна закусывает губу. Она знает, что тот, кого ищет Симус, не придет. Вчера она видела Дина Томаса, сбежавшего от Министерства, и она знает, что он не поедет в Хогвартс. А еще она знает, что обязана помочь Симусу, как просил ее Дин, и она не может этого не сделать.

— Симус, — шепчет она так, что ее не слышит никто, кроме Невилла и Джинни, — Симус, иди к нам.

Но он слышит. Бледнее обычного, понурив голову, плетется он к вагону, запрыгивает на ступеньку и пытается все еще найти лучшего друга в толпе.

— Его здесь нет, — шепчет Луна и кладет руку на плечо гриффиндорца. Тот молчит.

Поезд трогается, и Симус понимает, что этот год будет худшим годом в его жизни.

* * *

— Как провели лето? — привычно спрашивает Джинни, стараясь поддержать разговор.

Они сидят в купе, закрыв его заклинаниями от настырных вопросов старост и презрительных окриков слизеринцев. Они молчат, потому что хочется тишины. Но тишина не дает дышать, и Джинни не может больше так. Ей хочется, чтобы все было как раньше.

— Нормально, — пустым, выцветшим голосом отвечает Симус и вновь отворачивается к окну.

— Хорошо, — пожимает плечами Невилл и пересаживается к Симусу.

А Луна молчит. Она ненавидит поддерживать разговоры. Она любит искренность и никогда не скрывает собственные чувства. Ей хочется, чтобы все было по-настоящему.

Джинни вздыхает. Сразу становится понятно, что они сломались. Но Уизли не была бы Уизли, если бы не придумала что-нибудь, способное расшевелить друзей.

— Отряд Дамблдора, объявляется контрнаступление! — кричит Джинни во все горло. Она знает, что на купе наложены оглушительные чары, не разрешающие звукам проникать наружу, и ее это радует.

Невилл смеется, вскидывая глаза и вскакивая, шутливо достает палочку. Луна улыбается. Она любит искренность, но еще больше она любит свою подругу.

Но Симус молчит.

А Луна Лавгуд ненавидит молчать.

* * *

Когда они вышли из поезда, дождь лил с удвоенной силой. Казалось бы, только несколько часов назад его не было, а сейчас дети снова вынуждены были промокнуть. Луна несколько раз перепроверила наличие луковиц и прочих понятных только ей вещей в своей сумке, накинула на плечи ярко-желтый плащ и неслышно скользнула к каретам. Их вновь везли запряженные фестралы с грустными мордами, и Лавгуд невольно провела тыльной стороной ладони по ушам животного. На ее плечо внезапно опустилась чья-то рука, и девушка вздрогнула и обернулась. Возле нее с полуулыбкой стоял Невилл и смотрел на Лавгуд в упор.

— Нужно садиться в кареты, — тихо сказал он, и Луна кивнула. Вместе они забрались в ближайшую карету и оставили место для Симуса с Джинни, бегущих к ним.

— А ты видишь фестралов? — вдруг спросила Луна Невилла, когда они тронулись с места.

Дождь продолжал хлестать, но Лавгуд почему-то вспомнила взгляд Невилла, каким он скользнул по каретам, и поняла, что она слишком мало знает об этом парне.

— Да, — Невилл передернул плечами, — мой дядя умер, когда я был совсем ребенком.

Луна не извиняется — за что? Того, что было, не изменить. И она просто ободряюще улыбается, легонько сжимая его руку. И Невиллу кажется, что это — самое важное сейчас.

* * *

Луна Лавгуд, ежась от холода, сидела за столом Рейвенкло и пристально наблюдала за Гриффиндорским столом. Там сидели ее мокрые и несчастные друзья. Джинни смешно отфыркивалась, оглядываясь по сторонам; Симус ковырялся в тарелке, стараясь сделать вид, что все нормально; Невилл уплетал картошку с луком, облизываясь и косясь на стол Рейвенкло.

Распределение в этом году прошло тише, чем обычно. Старшие курсы новичками совсем не интересовались — хватало и собственных забот, — а сами первокурсники чувствовали, что надвигается что-то страшное, и испуганно жались друг к другу.

Весь ужин прошел в спокойствии и тихих разговорах. Не было слышно шуток и смеха. Все осознавали, что этот год будет совсем не похож на предыдущие.

В конце ужина раздался громкий стук, и все замолкли. Со своего директорского места поднялся Северус Снейп. Он внимательно оглядел Большой зал и прошипел негромко, но четко, так, что услышали все:

— Добро пожаловать в Хогвартс. С сегодняшнего дня вы должны запомнить, что Хогвартс — ваш дом, жить в котором вы будете строго по правилам. Нарушения их будут караться, и караться сильно, — шипение звенело в ушах, — за выполнением правил школы будут следить Алекто и Амикус Керроу, которые будут вести у вас так же Защиту от Темных искусств и Маггловедение. Мой вам совет — не злите их. На этом вы можете быть свободны. Седьмой курс и старост факультетов попрошу остаться.

Снейп сел обратно, и в ту же секунду все пришло в движение. Ученики вскакивали, бросались в спальни, начался гвалт. Пролетая мимо Лавгуд, староста Рейвенкло крикнула девушке, чтобы та проводила первокурсников до спален. Луна поспешно кивнула и, собрав новичков вокруг себя, направилась в холл, где встретилась с Джинни, ведущей своих подопечных. Обе на секунду обернулись и незаметно кивнули Симусу и Невиллу, подбадривая их.

— Все будет хорошо, — прошептала им в спины Луна и стала поспешно подниматься по лестнице.

* * *

Большой зал опустел. Лишь двадцать юношей и девушек стояли перед директором. Снейп медленно прошел вдоль шеренги учеников и кивал, осматривая каждого.

— Что ж, нас ждет плодотворный год. Не так ли, мистер Лонгботтом? — прошипел он, в мгновение ока оказываясь перед Невиллом, — где же ваши друзья, мистер Лонгботтом? Бегают с грязнокровками по лесам, не так ли?

Симус сжал кулаки.

— А где же остальные гриффиндорцы? Мисс Патил, мисс Браун, вы же знаете, где можно найти грязнокровку Грейнджер, не так ли? — Снейп подошел вплотную к Парвати и холодно взглянул ей в глаза. Девушка сжалась.

— Мы не знаем, где она, сэр, — пробормотала Лаванда, опуская глаза. Парвати молчала.

— Что ж. Раз мисс Грейнджер и мистер Уизли не посчитали нужным посетить нашу скромную школу в этом году, нам стоит переназначить старост. Мистер Малфой, мисс Паркинсон, вы остаетесь старостами Слизерина, мистер Смит и мисс Аббот, вы — старосты Хаффлапаффа, Падма Патил и Тони Голдстейн, остаетесь старостами Рейвенкло, а старостами Гриффиндора назначаются... — Северус на секунду замолчал, вглядываясь в лица студентов, — Симус Финниган и Лаванда Браун.

Окинув учеников своим холодным взглядом, Снейп развернулся и отошел на несколько шагов назад.

— С этого дня вы несете ответственность за ваших подопечных. Каждую ночь вы будете дежурить и захватывать нарушителей. За вами остается право наказывать учеников и снимать баллы, но вы от этого так же не защищены. Надеюсь, проблем не возникнет. А если у кого-то вдруг появится желание что-то мне рассказать о сбежавших учениках — мой кабинет всегда для вас открыт.

И, развернувшись на каблуках, Северус Снейп вылетел из зала.

Симус, Невилл, Парвати, Лаванда и Демельза Робинс в полном молчании поднимались в гостиную Гриффиндора. Наконец они увидели Полную даму и, пробормотав пароль, вбежали в гостиную. Все уже разошлись спать, и семикурсникам ничего не оставалось, кроме как вернуться в спальни. Симус и Невилл молча толкнули дверь в комнату и замерли на пороге. Все было по-прежнему. Пять кроватей, высокое окно, плакаты Дина на стене и фотографии Рона. Только теперь Симус Финниган и Невилл Лонгботтом остались совершенно одни.

— Вот мы и дома, — прошептал Невилл, до боли закусывая губы. Он медленно опустился на свою кровать и заметил чемодан Симуса и свой. Финниган упал на кровать лицом в подушку.

— Ты чего, Симус? — прошептал Лонгботтом, присаживаясь рядом с другом и неосознанно поглаживая того по спине. — Мы же гриффиндорцы, Финниган, а гриффиндорцы не плачут.

— Мне плевать, — глухо сказал Симус, не поднимая головы, — это несправедливо, Невилл. Почему все так?

Он резко сел, уставившись на Лонгботтома. Тот молчал, не зная, что сказать.

— Не знаешь... — резко сказал Симус, — а я знаю. Этой война, Лонгботтом, и тут всем плевать — гриффиндорец ты или нет. И это уже не Хогвартс, это тюрьма, Невилл.

— Симус, дело же не в том, что это. Дело в том, какие тут люди. Мы с тобой, Джинни и Полумна, да и весь Отряд Дамболдора, неужели мы сдадимся, Симус? Нет, мы будем бороться. И мы победим.

— Нет, — выкрикнул Финниган, вскакивая на ноги, — ты говоришь это, но даже не знаешь, а вдруг, они мертвы? Вдруг мы больше никогда не увидим ни Гарри, ни Рона...— он застыл, — ни Дина. Чертовы пожиратели!

Закричал Симус и ударил кулаком о стену. Невилл молчал. Он помнил еще красные глаза друга и мокрые дорожки от слез на бледных щеках. И еще тогда он сказал себе — они не сдадутся.

И они победят.

Утро началось для Симуса Финнигана с головной боли. Голова горела, будто ее как минимум засунули в печь и забыли вытащить обратно. С трудом открыв глаза, Симус обхватил голову руками и сжал виски. Комната перед глазами расплывалась, но через пару минут парень смог разглядеть Невилла, тщательно надевавшего школьную форму. Он с таким вниманием рассматривал себя в зеркале, что Финниган успел усомниться — а правда ли перед ним Лонгботтом? Раньше Невилл никогда так не собирался.

— Хочется опровергнуть их стереотипы о нас, — хмыкнул Невилл в ответ на удивленное молчание друга. Тот лишь пожал плечами. У него не было совершенно никакого желания кому-то что-то доказывать.

Вместо этого парень наоборот решил "лезть на рожон". Небрежно взлохматив волосы, натянув жилетку и длинную рубашку навыпуск, Симус ухмыльнулся, оглядывая себя в зеркале. Бледное лицо, синяки под глазами, потрескавшиеся губы — все это свидетельствовало о душевном состоянии гриффиндорца.

Собрав рюкзаки, друзья вышли из комнаты. По пути к Большому залу им встретилось лишь несколько хмурых рейвенкловцев. В Большом зале было так же тихо и пусто, как и в самой школе. Несмотря на то, что завтракали почти все, молчание ощущалось совершенно ясно, и казалось, что его можно потрогать. Симус и Невилл плюхнулись рядом с Джинни и с преувеличенным энтузиазмом начали уплетать запеканку.

— Видели новое расписание? — поинтересовалась Джинни, однако вовремя вспомнила, что они не с одного курса, — попросите ваше у Лаванды, надеюсь, вам повезет больше.

Когда Браун раздала семикурсникам список сегодняшних уроков, по столу Гриффиндора пролетел возмущенный стон парней.

— Маггловедение, сдвоенная Защита от Темных искусств, Зельеварение и Трансфигурация, а после обеда еще и Заклинания с Историей магии, да они совсем с ума сошли! — негодующе воскликнул Симус, ожесточенно запихивая листок в сумку. Невилл пожал плечами.

— А ты что хотел? Кэрроу... — пробормотал Лонгботтом, взглядом выискивая Луну Лавгуд. Та сидела за столом Рейвенкло, уткнувшись в книгу и не замечая никого вокруг.

— Пошли, — Симус вскочил и потянул Невилла к выходу. Тот со вздохом отложил вилку и направился вслед за другом.

Вскоре они очутились возле кабинета Маггловедения, и Симус толкнул дверь, входя первым. За столом с самым скучающим видом сидела Алекто Кэрроу и вертела в руках волшебную палочку. Весь вид ее говорил о том, что с ней лучше не связываться. Рукава темной мантии были нарочно небрежно закатаны, и на белой руке открывалась взгляду черная метка. Невилла передернуло. Он внимательно посмотрел на Алекто — это была жестокая, самоуверенная женщина с короткими черными волосами и злорадным выражением лица. Похоже было, что она чувствовала вседозволенность и обязательно хочет ею воспользоваться.

Симус уселся на самую последнюю парту, игнорируя Алекто, и Невилл проследовал за ним, стараясь не думать о новом профессоре Маггловедения. Та, похоже, не соизволила даже посмотреть, кто перед ней. Так же с равнодушным взглядом сидела и смотрела в стену. На секунду у Невилла создалось впечатление, что она под Империусом, но в ту же минуту в кабинет вошел Драко Малфой, и Алекто медленно кивнула ему, делая приглашающий жест. Малфой презрительно усмехнулся и с независимым видом прошествовал к дальней парте. Его, похоже, Алекто Кэрроу совершенно не волновала, и Малфой считал ниже своего достоинства обратить на нее внимание.

Через несколько минут в классе стали появляться новые ученики, которые занимали парты, стараясь сесть как можно дальше от профессора. Впрочем, ее это никак не трогало. Тот же отсутствующий взгляд, те же холодные пальцы, держащие волшебную палочку. Наконец вдалеке прозвенел колокол, и урок начался. Алекто медленно поднялась и осмотрела класс.

— Здравствуйте, дети, — притворно мягким голосом начала она, и Симус мгновенно понял, что ничего хорошего им не светит, — рада приветствовать вас на первом уроке маггловедения. Ты! — вдруг рявкнула она, резко меняясь в лице — зубы сжаты, губы перекошены, глаза горят. Своим тонким пальцем она указала на Симуса, кивком заставляя его подняться.

— Встань на середину класса, — произнесла она, палочкой указывая на место рядом с собой. Финниган медленно подошел к Пожирательнице.

— Ты, кажется, магглорожденный... — начала она, но Симус не дал ей договорить.

— Я полукровка, — заявил он и тут же продолжил, не останавливаясь, — но это не имеет никакого значения, мисс Пожирательница смерти. Мой лучший друг — магглорожденный, и не вам решать, достойны они жить в нашем обществе или нет.

— Щенок! — взревела Алекто и ударила Симуса по щеке. Тот пошатнулся. Невилл вскочил на ноги.

— Кто ты такой, чтобы указывать мне, мне! что делать?! — прошипела она, подходя к Симусу вплотную, — ты полное ничтожество, недостойное жить. Ты и твои дружки! Где они, кстати? Ах, они сбежали! Сбежали! И твой друг тоже сбежал, бросив тебя здесь на растерзание Пожирателей! Ах, какие плохие пожиратели! А какие они, твои друзья, после этого?

Гриффиндорцы, что с них взять, — презрительно произнесла Кэрроу, приблизив свое лицо к глазам Финнигана, — трусливые, подлые твари!

— Не смей говорить о них так! — рявкнул с боку Невилл, — ты не стоишь их! И не тебе их судить!

— Круцио! — бешено заорала Алекто, поворачиваясь и взмахивая палочкой.

Боль. Боль. Боль.

Кажется, будто всего выворачивают наизнанку, заставляют сжиматься внутренности и рвут жилы. Крик непроизвольно вырывается из груди, взгляд бездумно потухает, так и не добравшись до цели. Боль. Весь мир вдруг блекнет и утопает в боли. Виски сжимаются. Голова раскалывается на мелкие кусочки. Протяжный крик застревает в горле. Кулаки сжимаются, оставляя на руках кровавые следы от когтей. Пытаясь сдержать крик, он закусывает губы до крови.

Боль. Боль. Боль.

Симус кричал что-то, пытаясь выхватить у Алекто палочку, но лишь сталкивался с бешеным взглядом пожирательницы и слышал злобные выкрики заклинаний.

— Круцио! Круцио!

Невилл извивался на полу, кричал, и Финниган кричал вместе с ним.

— Прекратите! — хрипло прошептал он, хватая Алекто. Никогда прежде не чувствовал он такую злость. Ему казалось, будто боль друга передавалась теперь и ему. Перед глазами стояли прокушенные губы Невилла и белое лицо с залитыми кровью глазами. И вдруг Кэрроу замолчала и опустила палочку. Медленно она повернулась к Симусу и в упор посмотрела на него.

— На колени, — вдруг четко и громко произнесла она. Весь класс замер в ожидании.

— Что? — тихо переспросил Симус, подумавший было, что ему это показалось.

— Я говорю, на колени, живо! Щенок! — рявкнула Алекто и толкнула парня в грудь, — немедленно на колени и проси у меня прощения! Иначе... — прошептала она и подняла палочку, вновь направляя ее на Невилла, — Круц...

— Нет!

Истошный крик вырвался из груди. Ноги подкосились, и Симус рухнул на колени. Лицо залила краска. Он ненавидел себя, свою слабость. "Ничтожество" — шептал он, раздирая руки в кровь и не поднимая глаз на Алекто.

— Извиняйся! — рявкнула Кэрроу.

— Простите, — тихо сказал Симус, давясь слезами. "Тряпка! Предатель! Ничтожество!"

— Громче, щенок! Все должны видеть твой позор! — захохотала Алекто Кэрроу, взмахивая палочкой. Крик Невилла вновь пронзил тишину.

— Перестаньте! — закричал Симус, поднимая глаза и сталкиваясь с бешеным взглядом Кэрроу, — пожалуйста, прошу вас! Прекратите! Простите, простите!

Шепот сбился. Руки, руки в крови. Закушенные губы. Бледные лица. Распахнутые от ужаса глаза.

— Симус, Невилл, — неясный шепот со всех сторон. Удар в живот и чей-то бешеный хохот. "Вы поплатитесь! Я покажу вам ваше место, щенки!"

Боль. Боль. Боль.

Чьи-то теплые руки обхватывают голову. Беспорядочный шепот. Крики. Белые стены. Запах хлорки и спирта. Боль.

"Все будет хорошо"

"Держитесь, Симус, Невилл"

"Не переживай, ты поступил, как настоящий гриффиндорец"

"Гриффиндорцы не плачут".

Что?

* * *

Первым, что Симус увидел, прийдя в себя, был полог красного цвета с золотым львом посередине. Несколько минут парень равнодушно пялился в потолок, а потом вместо алой ткани над лицом Симуса нарисовалось что-то неясное и белое. Прищурившись, Финниган привел зрение в порядок и разглядел Невилла, сидевшего у него на кровати и внимательно всматривавшегося в его глаза.

— Ты проснулся, — спокойно, скорее просто сообщая, чем выражая эмоции, произнес Лонгботтом и, наклонив голову набок, улыбнулся.

— Ага, — глупо сказал Симус и осмотрел Невилла. Это был усталый, осунувшийся человек, которому на вид было словно больше его семнадцати лет. Симус почувствовал, как в нем просыпается одновременно жалость к себе и к другу, но куда более серьезной была ненависть к пожирателям и — желание мстить.

— Да ладно тебе, — усмехнулся Невилл, и Симус уже в который раз подумал, что это какой-то чужой, не свой, Лонгботтом, — и чего так было переживать? Си-и-и-им, — вдруг прошептал он, наклоняясь и взволнованно всматриваясь в лицо друга, — правда, не расстраивайся, все хорошо, и ты не должен чувствовать себя виноватым, слышишь?

— С чего ты взял что я считаю себя виноватым? — удивленно переспросил Финниган, недоумевая, откуда Лонгботтому все известно. Симус всегда считал, что Невилл, как и Рон, не способен почувствовать эмоции и понять мысли других. А тут, оказывается, все так четко узнал и расписал.

— Ты тут всю ночь в бреду метался, кричал, что не хотел, чтобы так получилось, что считаешь себя последней сволочью и ничтожеством и всякое такое, — Невилл вздохнул, на секунду закрывая глаза, — я думал, ты помнишь.

— Правда? — вдруг как-то тихо и по-детски наивно прошептал Симус, — ты все слышал?

Невилл молча кивнул, не желая, видимо, распространяться дальше на эту тему.

— Невилл, — тихо сказал Симус, садясь рядом с другом и внимательно вглядываясь в его лицо, — тебе было больно?

Лонгботтом отвернулся. Симус не знал, что было у того на душе, но в ту же минуту осознал себя самым последним идиотом, не думающем о чувствах других.

— Невилл, — Финниган осторожно тронул друга за плечо, — прости, пожалуйста.

— За что ты извиняешься? — вдруг крикнул Лонгботтом, резко поворачиваясь. Кулаки в ярости сжались. Резко вскочив, парень крикнул: — ты не виноват! Это все они! Чертовы пожиратели! Ненавижу!

Симус закусил губу.

— Невилл, почему ты не ударишь меня? Почему?! Я унижался перед ней, стоял на коленях, молил о пощаде! Это я — ничтожество! Я не достоин быть гриффиндорцем!

— Нет, Сим, — вдруг совершенно спокойно произнес Невилл и крепко обнял Финнигана, — нет, Симус. Гриффиндорец не тот, кто никогда не унижается. Гриффиндорец — это тот, который может унизиться ради спасения своих друзей.

Симус улыбнулся. И вместе с ним улыбнулся Невилл. Кажется, эти двое будут улыбаться всегда. Ведь сегодня они доказали себе, что достойны быть "настоящими гриффиндорцами".

Если ты сбежал от проблем — ты предатель.

Если умер — герой.

Дин уже не помнил, сколько он был в бегах. Наверное, месяц, а может, меньше. Сразу, только отойдя от своего дома, он пожалел о своем решении, но возвращаться было уже поздно. И потом, много позже, он обдумывал свое решение и думал, что поступил правильно. Сборы были словно в тумане. Он уже давно приготовил несколько зелий, которые могли пригодиться в пути, кинул в рюкзак несколько книг с основами магии, проверил исправность палочки, купил полезные вещи, которые могли пригодиться в пути, обзавелся маггловскими деньгами и только ждал момента, чтобы уйти. Почему-то ему казалось, что идея была крайне удачной, что таким образом он сможет обезопасить и себя, и свою семью. А потом все как навалилось — смерть маггла-отца, письмо, в котором говорилось о том, что "Дин Томас обязан явиться на учет магглорожденных в Министерство магии к 30 июня сего года". А Дин Томас схватил рюкзак и, никого не предупредив, убежал в неизвестном направлении.

Шагая по лесной тропинке, он вспомнил про Симуса и даже остановился на миг. Хотелось развернуться, броситься к дому, закричать "Я поеду в Хогвартс! Я не хочу скрываться!", но Дин взял себя в руки и лишь решительно трансгрессировал к Луне Лавгуд. В тот момент гриффиндорец не ясно осознавал, что делает. Он просто чувствовал, что обязан предупредить друзей, сказать, что все хорошо, попросить не делать глупостей... Но не к Симусу, не к Невиллу, не уж тем более к Рону или Гарри, он заявиться не мог, из девчонок знал только Джинни и Полоумную Лавгуд, но Уизли явно было не до него, а Луна... Луна всегда и все понимала.

Первым, что Дин увидел, трансгрессировав к дому на холмах, была Луна в пестром сарафане, с редисками в ушах и мечтательным выражением лица.

— Дин? — она слегка улыбнулась, будто и не была удивлена его появлением. Томас лишь кивнул и подошел поближе. Лавгуд совершенно не изменилась. Все та же мечтательная девушка, которую Дин по-своему любил и уважал. Она была как раз идеалом той искренности, которую так ценил гриффиндорец.

— Луна... — он вздохнул, пытаясь подобрать слова, — я не вернусь в школу в этом году.

— Я знаю, — она медленно кивнула и, заметив его удивление, продолжила, — мой отец пишет в "Придиру" всю правду о том, что происходит в мире волшебников. Ты молодец, что не пойдешь у них на поводу. Дин, все будет хорошо.

Томас тогда только рукой махнул. "Все будет хорошо" — да как бы не так!

— Луна, — он попытался улыбнуться, — в Хогвартсе будет тяжелый год. Последи за Джинни, мальчиками... чтобы глупостей не наделали...

Черт, Дин Томас ненавидел быть "взрослым", "серьезным" человеком.

— Хорошо, — она закинула волосы за спину и рассмеялась, — понятно. Я посмотрю, чтобы Симус не очень переживал.

И ушла, помахав ему рукой. Скрылась в доме, оставив растерянного Дина стоять на улице в полном одиночестве…

Следующий месяц Дин жил одними перемещениями. День в одном городе, ночь — в другом. Прежде чем где-нибудь остановиться, он тщательно проверял наличие волшебников, пытался казаться совершенно обычным, рядовым магглом, но всегда с собой носил палочку. Маггловских денег на гостиницы и комнаты не хватало, помогал лишь "Конфудус". Пару раз Томас сталкивался с волшебниками, но не показывал виду, что знает о магии. Просто был обычным семнадцатилетним парнем, решившим повидать мир. Он был очень осторожен, но один раз все-таки прокололся.

В тот вечер он надолго задержался в чужом городе и трансгрессировал в какой-то паб только к ночи. И тут же ему в глаза бросились фотографии, много фотографий: и везде — Поттер, Поттер, Поттер. Дин кинулся к одному столбу, надеясь увидеть новости из мира волшебников, и разглядел в темноте только надпись огромными буквами на лице Гарри: "ОСОБО ОПАСЕН."

К горлу подкатила тошнота. Дин прислонился к столбу, на секунду закрыв глаза, и попытался успокоиться. В следующую минуту в его спину воткнулось что-то жесткое, и над ухом прошептали: "Руки вверх. Имя, фамилия."

Дин скосил глаза и увидел палочку и жестокое лицо незнакомого волшебника. "Влип" — промелькнуло у Томаса в голове. Но план уже был готов.

— Эй, ты что?! А ну убрал свою штуковину отсюда и вали, пока я полицию не позвал!

— Поли.. что?! — волшебник грязно выругался и опустил палочку, — чертов маггл.

В следующий миг его снесло с ног мощным "Остолбеней", и Томас, сплюнув на асфальт, трансгрессировал.

Через несколько дней после того случая Дин оказался в маленьком домике на окраине неизвестного города. Как потом оказалось, это был паб. Едва Томас вошел внутрь заведения, бармен, седовласый старик, поднялся и щелчком пальца закрыл дверь. И тут Дин понял, что влип еще раз.

— Схватите его, — прошипел волшебник и, прежде чем Дин успел выхватить палочку, несколько широкоплечих мужиков, егерей, как позже понял гриффиндорец, сбили его с ног. Пол был ужасно жестким и грязным, а егеря немытыми и отвратительно пахнущими кровью. Томас попытался вскочить на ноги, но кто-то со всей силы ударил его по голове. Дин вскрикнул. Боль наступала щелчками, медленно, и не позволяла терять со знание.

Что-то больно вцепилось в ногу, раздирая ее до крови. Дин закричал. Еще один удар, сильнее предыдущего, обрушился на него, и Томас ощутил, как стекает с затылка горячая кровь. Он попытался дотянуться до палочки в кармане, но еще один удар, куда более мощный, буквально вышиб весь дух. Дин задыхался, пытаясь отползти или достать палочку. Он всеми силами удерживал сознание, не давая себе полностью осознать боль.

Но тут раздался вой сирены. Егеря бросились из паба, ударив Дина еще раз, для верности, и в следующую минуту послышались хлопки трансгрессии, застучали каблуки по мостовой, и в помещение ворвались люди в черных мантиях. Дин, крепко сжав палочку, вскочил на ноги и трансгрессировал. И, уже падая на мягкую траву в незнакомом месте, удивился, как он смог это сделать в таком состоянии.

Глаза закрывались. Последнее, что увидел Дин перед тем, как потерять сознание, были человек, бегущий к нему.

* * *

Голова была покрыта холодной тряпкой, руки перебинтованы, а все тело ломило. Дин попытался подняться и открыть глаза, но не смог даже пошевелиться.

— Лежи, лежи, сынок, — раздался чей-то ласковый голос, — совсем маги с ума сошли, детей таких бьют. Хоть и маггл, а жалко, — бормотал человек, уверенный, что Дин его не слышит.

Парень попытался открыть глаза и тут же увидел немного расплывчатое, но добродушное лицо светловолосового мужчины с изрядным брюшком.

— Я волшебник, — просипел Томас, почему-то уверенный, что нашел не врага, а соратника.

— Волшебник?! — удивленно воскликнул мужчина, — вот уж по тебе не скажешь.

Дин попытался улыбнуться, но стало только больнее.

— А вы кто?

— Я Тед Тонкс, магглорожденный, скрываюсь.

Томас на минуту закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Стоит ли доверять этому человеку? Никогда прежде Дин не делал такого мучительного выбора. А потом... потом он решился. Все-таки этот человек спас его, спас, хотя был уверен, что спасает маггла. А в мире волшебников это было очень и очень странным.

— А вы знаете, что происходит вокруг?

— Тот-кого-нельзя-называть захватил Хогвартс, директором стал Снейп, а Министерство во всем слушает лишь Сам-знаешь-кого. Гарри Поттер сбежал. Но ты лучше расскажи, ты-то как тут оказался. И вообще, как тебя зовут?

— Я Дин Томас, — устало вздохнул гриффиндорец, — сбежал с седьмого курса Хогвартса, поставлен на учет в Министерстве как "маггловский выродок", разыскиваюсь.

И вдруг расхохотался. Да, звучало это почти так же, как "Я Сириус Блек. Сбежал из Азкабана" И от этот стало еще смешнее.

— Перегрелся, что ли, — удивленно пробормотал Тонкс, уставившись на хохочущего до колик парня с разбитой головой.

Отсмеявшись, Дин закрыл глаза. Хотелось спать. На место веселью и боевой радости пришла усталость и боль.

— Спи, — прошептал Тед, накрывая Томаса чем-то мягким, и Дин тут же уснул. Все отступило на второй план. Перед глазами промелькнули друзья, мама и младшая сестренка. "Все будет хорошо..." вспомнил он вдруг слова Луны и, окончательно исчезая в царстве Морфея, улыбнулся.

Сегодня на завтраке царило привычное оживление. Хотя, как заметил Невилл, некоторые ученики были заметно бледнее, чем обычно, и сов стало намного меньше. Отогнав от себя грустные мысли, Лонгботтом поспешно налег на овсянку, косясь на сидящего рядом Финнигана. Тот отводил взгляд в сторону, упорно делая вид, что старается перекусить, но Невилл видел, как его тошнит от еды.

— Симус, все нормально? — обеспокоенно поинтересовался он у друга. Тот с трудом сфокусировал на Лонгботтоме взгляд и недоуменно произнес:

— А? Ладно, Невилл, встретимся в теплицах.

Настороженно проводив Симуса взглядом, Невилл пожал плечами и вернулся к овсянке.

— Невилл, — раздался над самым ухом голос Джинни Уизли, и Лонгботтом подпрыгнул на месте от неожиданности, — надо собрать ОД. Срочно. Сегодня, в Выручай-комнате, в десять вечера. Отбой в одиннадцать, как раз успеем управиться. Позовешь наших?

— Ты с ума сошла, Джин?! А если засекут?

— Не засекут. Есть кое-что важное. Да и прояснить некоторые вещи надо.

— Черт с тобой. На мне мальчики, на тебе — девчонки. Только приглашай не полный состав.

— Поняла, поняла, — фыркнула Джинни и убежала, крикнув на прощанье: — увидимся за обедом!

Невилл тяжело вздохнул, бросил одинокий взгляд на овсянку и слишком поспешно, стараясь не попадаться на глаза учителям, выскочил из Большого зала.

* * *

По пути в теплицы Симус столкнулся с Лавгуд. Та с обычной для себя отрешенностью во взгляде плыла, по-другому и не скажешь, в сторону замка. Заметив Финнигана, она, впрочем, тут же остановилась и с неожиданностью серьезностью осмотрела его. Несколько минут они молча смотрели друг на друга, и, наконец, девушка вздохнула и повернулась к замку.

Секунду Симус наблюдал, пока она пройдет по дороге, склонив голову, и внезапно окликнул когтевранку:

— Лавгуд! Подожди!

Та обернулась и с какой-то улыбкой, от которой Финнигану стало не по себе, посмотрела на него.

— Ты чего хотела-то?

— А? Да нет, ничего. Знаешь, — она вдруг оказалась рядом, — у тебя в голове сейчас полно мозгошмыгов. Иногда полезно их прогонять из головы и ни о чем не думать, — и, совсем по-хулигански подмигнув, убежала к замку.

А Симус еще долго смотрел ей вслед. И только поворачивая к теплицам неожиданно вспомнил мамины слова, которые та говорила каждое лето: "Симус, у тебя мозги совершенно не тем забиты! Выкини все из головы и займись, наконец, делом."

— Ты даже не представляешь, мама, каким "делом" я сейчас занимаюсь, — грустно усмехнулся Финниган и побрел к теплицам.

У самого входа во владения Спраут, Симуса нагнал Невилл и, едва отдышавшись, проговорил:

— Сегодня в десять в Выручай-комнате, скажи то же самое Эрни, а я пойду найду Терри.

Финниган едва успел кивнуть, как Лонгботтом уже скрылся из виду. "Кто-то там что-то говорил про экзамены? Надо думать, Невилл решил собрать нас всех в Комнате Секретов, чтобы всем вместе подготовиться к Зельеварению. Надо же, какая забота!"

Так, хихикая про себя, Симус вошел в оранжерею и приметил Макмиллана и Смита в самом углу теплицы. Оба о чем-то шептались, низко склонив голову над столом. Финниган быстрым шагом направился к ним, стараясь топать как можно громче, чтобы однокурсники услышали и обернулись. Так и случилось.

— Чего надо? — не слишком дружелюбно пробормотал Захария, стрательно избегая взгляда гриффиндорца. Тот ухмыльнулся.

— Да я, собственно, к Эрни. Отойдем, Макмиллан?

Они остановились в нескольких футах от Захарии, и Симус поспешно передал Эрни слова Невилла. Тот несколько секунд смотрел в пол, кусал губы и, наконец выдохнул:

— Я приду с Захарией. Ему можно доверять.

— Делай, как знаешь. Можешь еще Ханне и Сьюзен передать?

Дождавшись кивка Эрни, Симус отвернулся и вернулся к своему месту. Наверняка Невилл все равно позвал бы всех участников Отряда Дамблдора, так что Финниган мог не переживать, но все-таки было так непривычно организовывать собрания. Без Гарри ОД — уже не ОД.

До начала урока оставалось еще пятнадцать минут, и Симус уселся на полу с книгой и попытался сосредоточиться на Зельях. Еще с первого курса Финниган, единственный из гриффиндорцев на их курсе, увлекся Зельеварением, и на пятом курсе твердо решил заниматься в этом направлении. На СОВ по Зельеварению парень получил "Превосходно", и в течение всего шестого курса мог похвастаться отличными результатами в этой области. В этом году, правда, к экзаменам подготовиться будет совсем невозможно, но забывать об уроках нельзя — Слизнорт не Кэрроу, спрашивает не хуже Снейпа.

Под колокол в класс вбежал запыхавшийся Невилл и, стараясь ровно дышать, встал рядом с Симусом. Тот как раз успел убрать учебник по Зельям в рюкзак и теперь, косясь на друга, ждал разъяснений.

— После урока, — пробурчал Лонгботтом в ответ на вопросительный взгляд друга и отвернулся к профессору Спраут. Симус вновь закатил глаза — заставить Невилла отвлечься от Травологии было делом невыполнимым и бесполезным.

* * *

Уроки прошли на удивление быстро. Во время лекции Алекто Кэрроу Симус старательно не слушал женщину, а только безотчетно чертил что-то в пергаменте и думал. Рядом с непоколебимым спокойствием сидел Невилл и изредка оборачивался к девчонкам, сидящим за ним. Наконец Финниган не выдержал и тоже повернулся. За ними сидели Лаванда Браун и Парвати Патил. На груди Лаванды красовался значок старосты Гриффиндора, и Симус, слегка смутившись, вспомнил о своих обязанностях. Да, он в первый день подал просто отличный пример подрастающему поколению! Тихо фыркнув, Финниган отвернулся, решив сегодня после сбора поговорить с Лавандой. Почему-то он думал, что она прекрасно все поймет.

После обеда у семикурсников не было никаких занятий, что не могло не радовать. Схватив учебники и пергамент, Симус засел в Общей гостиной Гриффиндора. Это Поттер и Уизли могли забивать на уроки во имя спасения мира, Финниган же, оставшись в полном одиночестве, забывался только с учебником Зельеварения или нудным докладом по Истории Магии. Все остальные задания думать не мешали, что гриффиндорца совершенно не радовало. "Чем больше думаешь — тем больше дел наворотишь" — решил он и засел за домашние задания.

Пару раз рядом садились Невилл с Джинни и что-то вполголоса обсуждали. Симус старательно делал вид, что его это ни капли не интересует, но ощущение, что он пропускает самое важное, его не покидало. Наконец, в девятом часу, Финниган собрал учебники и вернулся в комнату. Там его ждало письмо от матери. Быстро набросав в ответ пару одобрительных строк (ну, не рассказывать же ей про Кэрроу, в самом деле!), Симус рухнул на кровать и решил, что до десяти успеет прекрасно выспаться. Но не тут-то было.

Через полчаса в спальню завалилась (по-другому и не скажешь!) Лаванда Браун.

Отряхнувшись, девушка уселась на кровать Финнигана и с осуждением на него посмотрела.

— Ну, чего?

— Ты староста, Симус! Почему я одна должна успокаивать первокурсников и выслушивать замечания Макгонаггал?

— Может, потому что я — самый безответственный староста, которого знал Хогвартс?

— Я сомневаюсь в этом, Сим, — вдруг тихо сказала она и неожиданно мягко погладила парня по волосам, — но, пойми, в такие времена надо действовать сообща. Я чего к тебе зашла, кстати. У паренька со второго курса отца-маггла вчера убили. Никак не могу успокоить. Может, ты поможешь?

У Симуса на секунду перехватило дыхание. Бедный ребенок — в таком возрасте остаться без отца. Да еще и в таком враждебном по отношению к нему мире... Вскочив с кровати, парень быстрым шагом вышел из комнаты, на прощание по-доброму улыбнувшись Лаванде. Та несмело улыбнулась в ответ.

В комнате второго курса царил беспорядок. Переступая через разброшенные по всему пространству носки, вырванные листы книг и лужи чернил, Симус думал, что они пять лет назад себе такого не разрешали. "Пять лет назад в мире не было войны, а наши родители не умирали от руки волшебников" — решительно одернул себя Финниган, и сразу же заметил двух второкурсников, сидевших на кровати. У одного была разбита губа, а под глазом наливался здоровый синяк. Мальчишка обнимал за плечи второго, всхлипывающего и сжимающего кулачки. Костяшки пальцев у обоих были белыми, а лица перекашивало от гнева, и Симус, будь он на месте одного из Пожирателей Смерти, всерьез опасался за свое здоровье.

— Привет, — тихо пробормотал мальчишка с разбитой губой и неожиданно протянул Финнигану руку, — я Алекс.

— Я Симус, — улыбнулся Финниган и сжал ладошку второкурсника.

Несколько минут они молчали. Всхлипы второго мальчишки постепенно затихали, а Симус только сжимал покрепче губы, думая, что еще немного — и тоже заревет, как девчонка.

— Си-и-имус, — вдруг тоненьким голоском протянул Алекс, — скажи, как это — быть настоящим гриффиндорцем?

Отличный вопрос. Только вот имеет ли он, Симус Финниган, право ответить на него? Банальное — гриффиндорец должен быть смелым? Неправильное — гриффиндорец должен быть безрассудным? Искреннее — гриффиндорец должен дорожить дружбой? Жестокое — гриффиндорец должен жертвовать собой?

— Гриффиндорцы никогда не плачут, — вырывается помимо воли, и Симус замолкает, опуская взгляд. Он думает, что они не поймут, но они, эти смелые и пока что чистые совестью второкурсники, понимают. И улыбаются и повторяют за ним, тихо и с обожанием:

— Гриффиндорцы никогда не плачут.

* * *

Лаванда стоит рядом с дверью в комнату второго курса Гриффиндора и ревет. Слезы помимо ее воли катятся из глаз, и хочется кричать и скрестись в эту дверь. А там, по ту сторону двери, в комнате Симус Финниган что-то говорит второкурсникам и наверняка улыбается, а мальчишки смеются и забывают об этом жестоком мире. Но она, Лаванда, так не может. "Гриффиндорцы не плачут" — что это, зачем это? Неправда это, нет! Вот она же стоит и ревет. А может, Симус имел что-то другое в виду? Конечно! Гриффиндорцы не сдаются, идут до конца, не унижаются и все время борются за справедливость. Но никто и никогда не увидит наших слез! Нет.

Лаванда опускается на пол, опрокидывает голову и уже больше не сдерживает себя. Она знает, что лучше плакать, когда хочется, главное, чтобы никто не видел. Она ведь сильная, она сможет выдержать, пусть и поплачет тихо, незаметно. И почему обычные слова вызывают такие эмоции? Или... дело не в словах? Успокаивать других, когда самому еще хуже — это ведь и есть настоящее чудо. А еще бороться, бороться, потому что нельзя сдаваться, и подниматься каждый раз после падения, а еще лучше не падать, и все равно, главное — подниматься. Подниматься и идти дальше с высоко поднятой головой.

Лаванда Браун стирает с щек слезы, отряхивает форму и, растянув губы в улыбке, толкает дверь и входит внутрь. Она смеется, говорит что-то мальчишкам, делает "строгий" выговор Симусу и, крепко взяв его за руку, тащит из комнаты. Второкурсники прощаются с ними, и Финниган обещает зайти завтра после уроков, а Лаванда стоит и улыбается. Они выходят вместе, и Симус крепко сжимает ее руку. Она чувствует вдруг, как всхлипывает, и крепко прижимается к нему. Всхлипы перерастают в рыдания, и они опускаются на пол, а он все гладит ее по волосам, и на ее лице невольно появляется улыбка.

POV Симус

На сбор мы с Лавандой все-таки опоздали. Когда вышли из гриффиндорской башни, было уже пятнадцать минут одиннадцатого, но прибавлять шагу не хотелось. Шли молча, в такой тишине, что были слышны капли, ударяющиеся об окна. На улице шел мелкий дождь, и от этого становилось только грустнее. Факелы в коридорах зажигали только в двух местах — в начале и конце, так что почти весь путь до Выручай-комнате мы проделали во тьме. Наконец, перед нами показалась знакомая дверь, толкнув которую, мы оказали внутри. Тут было на удивление уютно — большой камин в углу, вокруг него мягкие кресла, по стенам стояли огромные шкафы с книгами. Если не стеллажи, комната была бы похожа на гриффиндорскую гостиную. Посередине стояли друзья: Невилл, Луна, Джинни, Парвати и еще несколько ребят с других факультетов.

— Ну, и где вас носило? — недовольным тоном поинтересовалась Джинни, оглядывая нас с головы до ног и хмыкая.

— Мы... — начала было Лаванда, но, не зная, что сказать, посмотрела на меня. К счастью, Невилл сказал, что они совершенно не обижаются, и если мы не хотим говорить — может не говорить. И плавно перешел к вопросу "Что делать дальше".

— Нам надо объединиться и что-то придумать. На пятом курсе с Амбридж нам удалось собираться вместе и тренироваться, но сейчас совсем другое дело. Во-первых, в этом году с нами нет Гарри, а, во-вторых, Кэрроу — Пожиратели смерти, кто знает, на что еще они способны.

Невилл замолчал, оглядывая собравшихся. Я опустил глаза. Невольно вспомнился пятый курс. Мерлин, какими идиотами мы были тогда! Особенно я. Жаль, что я одумался лишь к концу собраний ОД, хотя и тогда меня гораздо больше волновали экзамены. Подумать только — экзамены! А сейчас только и остается думать, как бы выжить.

— У вас остались монеты с пятого курса? — неожиданно спросила Парвати, и все закивали, а некоторые, порывшись в карманах мантии, достали фальшивые галеоны и показали их остальным. Я вздохнул — у меня монеты не было.

— Ребята, подождите, — вперед вышла Джинни, и все замолчали, — нам надо придумать, что мы будем делать. Устраивать занятия, как в позапрошлом году? Бороться с Кэрроу?

— Джинни, — я сам удивился, услышав собственный голос, — любое дело надо начинать с доверия. Расскажи, что на самом деле случилось с Роном и где Гарри с Гермионой?

Со всех сторон послышались одобрительные возгласы, но Джинни резко покачала головой.

— Рон болен, про Гарри и Гермиону я ничего не знаю.

— Джинни, — твердо произнес Невилл и осторожно дотронулся до ее плеча, — расскажи нам.

— Хорошо, — Уизли сдалась и тихо добавила: — Гарри, Рон и Гермиона ушли куда-то, мы не знаем куда. Они... что-то ищут. Это должно спасти нас всех.

Некоторые неодобрительно зашептались, кто-то нахмурился, а Захария разочарованно вздохнул. Признаться, я и сам начал сомневаться. А может, Золотое трио просто сбежали? Ох, да нет, не может такого быть. Только не Поттер. Это совсем на него не похоже.

— Почему вы им не верите?! — почти с отчаянием воскликнула Джин, — Им это поручил Дамблдор! Они вернутся — и все будет хорошо!

Ах, ну да, если Дамблдор — то это, конечно, меняет дело. И почему хочется скептически хмыкнуть, закатить глаза и отвернуться? И так понятно, что нам придется выбираться из этого дерьма самим.

На собрании мы решили, что следующая встреча — в субботу, в это же время, и Невилл добавил, чтобы никто не опаздывал (при этом он, конечно же, посмотрел на нас с Лавандой). Джинни добавила, что мы не должны нарываться, иначе это может плохо кончиться (и посмотрела на Невилла). Также мы решили, что будем тщательно следить за младшекурсниками и в случае чего выручать тех. А я почему-то подумал, что выручать придется нас самих.

* * *

Следующее утро, и вся неделя после него, прошли спокойно. Кэрроу продолжали болтать на уроках глупости, я продолжал их не слушать, Лаванда бегала по гриффиндорской башне и успокаивала первокурсников, Невилл и Джинни строили планы по досаждению Кэрроу, а Луна все так же мечтательно улыбалась. Однажды в Выручай-комнате, прокручивая разные радиоволны, Эрни наткнулся на "Поттеровский дозор". Вы бы видели, с какой любовью слушала Джинни голоса своих братьев, близнецов Уизли. Мы все были счастливы за нее. А еще "Поттеровский дозор" сообщал настоящие магические новости, которых нам так не хватало. В "Пророке" уже давно писали неправду, и "Дозор" стал единственным источником информации. В самом начале программы они зачитывали списки погибших, и мы ждали этого момента с настоящим страхом в груди. Каждый боялся услышать имена своих родных и друзей.

Наказания за длинный язык в Хогвартсе становились все жестче и жестче. Мне за ту неделю не попало еще ни разу, поскольку я просто не обращал внимания на разглагольствования Кэрроу. Гораздо больше не повезло Невиллу — он всегда встревал, пытался что-то доказывать и, естественно, страдал из-за этого. Кэрроу не жалели никого — ни первокурсников, ни девчонок. Много кому в замке не нравилась их политика, даже некоторые слизеринцы относились и к ним, и к Снейпу с неодобрением, но боялись высказывать это.

Иногда мы делали Кэрроу разные гадости. Расписывали неприличными словами стены в замке а`ля наследник Сизерина (угадайте, чья скромная идея была про неприличные слова?), украшали в розовый кабинет Амикуса, а Алекто подсовывали разных магических зверюшек, прямо как на родном пятом курсе. До сих пор удивляюсь, как нас не запалили с такой-то оригинальностью? Хотя, конечно, все прекрасно знали, чьих это рук дело. А мы совершенствовались: писали кроме гадостей разные ободряющие слова вроде "ОД: Мобилизация продолжается!" и все в этом роде. А однажды даже взорвали туалет (привет близнецам Уизли от поклонников). Жизнь продолжалась, хотя постоянные страхи и стали главным в нашем существовании. Были, конечно, и сборы в Выручай-комнате, и посиделки в гостиной, и иногда (очень редко) письма из дома, которые, впрочем, проверялись Кэрроу.

Я теперь почти все время волновался за кого-то — за маму, за Дина, за Невилла, за Лаванду... Да почти за весь ОД! Наверное, каждый из нас чувствовал себя так же. И с каждым днем страх и напряженность росла, а безнаказанность Кэрроу оставалась такой же... безнаказанной. И это сильно удручало.

* * *

POV Дина

Мы шли уже много времени, и я дико устал. Сам не понимаю, почему согласился идти с мистером Тонксом. То есть, тогда я думал, что со взрослым человеком — оно легче будет. Мне было страшно, и этот выход казался самым лучшим. Но потом я понял, что ошибся. Раньше было проще — я мог трансгрессировать куда угодно, жить где и как угодно, использовать любые заклинания. А сейчас мы могли идти только пешком — трансгрессировать с магом-недоростком Тед категорически отказывался, да и магию не разрешал слишком явно использовать. "Выследят нас по твоей магии" — ворчал он, а я только вздыхал. То есть он, конечно, был чертовски прав — выследить могли, но разве было бы лучше, если бы мы попались егерям?

Я очень устал от всего этого. Хотелось забраться в кровать у себя в комнате, поджать ноги и закрыть глаза. Я представлял, как мама аккуратно укрыла бы меня одеялом, пожелала спокойной ночи, выключила свет и вышла. А через некоторое время пришла Элли и, забравшись с ногами на мою кровать, наклонила голову и улыбнулась: "Дин, почитаешь?". И я бы почитал. Я всегда читал ей.

Почему-то сейчас, вспоминая Элли, я вспомнил Луну Лавгуд. Чем-то они были похожи между собой. Мечтательные, задумчивые, со странными мыслями в голове, немного не от мира сего. И, я только сейчас понял это совершенно ясно, обеих я любил одинаково тепло и искренне. Это было очень неожиданно, ведь раньше, в Хогвартсе, я не понимал этого. С Луной мы познакомились на собраниях ОД в Выручай-комнате. Она ни капельки не изменилась с того момента. Помню, однажды мы сидели вдвоем у озера, и Луна рассказывала мне о морщерогих козляках и мозгошмыгах. Я улыбался. Не то чтобы я верил в это, но никогда не думал, что их не существует. Я всегда верил, и верю сейчас, что в мире столько всего, неизвестного нам, и что мы были бы очень глупыми, если бы не верили в кажущиеся невозможными вещи. Конечно, я могу и ошибаться, но, если подумать, каждый из нас прав по-своему, верно?

Когда, наконец, мы остановились на привал, я устало лег на землю и закрыл глаза. Тут же в воображении появился Хогвартс. Интересно, как там сейчас? Наверное, со Снейпом не соскучишься. И все-таки, несмотря на это, хотел бы я сейчас оказаться в школе, в уютной гриффиндорской спальне мальчиков, поболтать с Симусом и Невиллом, похохотать над неуклюжим Роном и посочувствовать герою-Поттеру. Хотелось жить нормальной жизни, и чтобы не было этой войны.

* * *

POV Луны

Сегодня мне пришло письмо от отца. Он пишет, что на время отложил исследования морщерогих козляков, потому что есть дела гораздо важнее. В нашей газете, "Придире", он теперь пишет о том, что происходит в мире, о Гарри Поттере и нашей скорой Победе, в которой ни капельки не сомневается. А я очень горжусь папой — ведь мы должны говорить людям правду!

По вечерам мне очень одиноко. У меня и раньше не было друзей, но тогда можно было тихо посидеть в нашей гостиной, понаблюдать, как радуются остальные. Знаете, иногда это очень помогает. А сейчас... сейчас никто не радуется. И многие боятся. Некоторые даже стучат Кэрроу при первой возможности. Они думают, что так смогут обезопасить себя. Выпускники и пятикурсники, которым надо сдавать экзамены, много готовятся, и пойдут на что угодно, лишь бы не попасть под Круциатус. Это очень низко и подло с их стороны. Конечно, не все такие — например, Майкл и Тони очень храбрые. Вместе с ОД они противостоят Кэрроу, и я горжусь ими почти так же, как папой.

Мне жаль Гарри Поттера. Он такой смелый, но ведь и он, и Рон с Гермионой, всего лишь дети. Как и мы. Просто это несправедливо, что нам выпала такая участь, верно? А если бы лорд Волдеморт не вернулся, мы бы с Джинни сидели сейчас где-нибудь в библиотеке и о чем-нибудь разговаривали. Меня бы все так же называли полоумной, и я бы не познакомилась с Невиллом, Гарри, Роном, Гермионой и Дином... Внезапно я начинаю плакать. Слезы так и текут из глаз, а я не понимаю, что это. Ведь раньше она не плакала так. Не от счастья, не от удивления, а от отчаяния и безысходности.

На мои плечи опускаются чьи-то ладони и я замираю.

— Не плачь, Луна, — шепчет Майкл, и я резко оборачиваюсь. Все его лицо в синяках и свежих ссадинах, но он улыбается. И я улыбаюсь в ответ.

Наступил ноябрь. С каждым днем становилось все холоднее, иногда начинал идти снег, а пронизывающий ветер, казалось, навсегда поселился в Хогвартсе. В замке было холодно — Снейп, привыкший к своим подземельям, запрещал разжигать огонь в классах и коридорах, и только в гостиных можно было согреться по-настоящему. Гриффиндорцы старались не выходить из башни. Кто-то откровенно забивал на уроки, укутываясь в теплый плед у себя в кровати и не о чем не думая. Кэрроу было плевать, а остальные не хотели навлекать беды на учеников, так что такие выходки оставались безнаказанными. Конечно, не для всех — Отряду Дамблдора (который теперь часто переименовывался в Отряд Поттера) не везло гораздо больше: Кэрроу наказывали их даже за минутное опоздание, не то что за прогул. Впрочем, собрания в теплой и уютной Выручай-комнате спасали положение.

Невилл теперь постоянно ходил в синяках и ссадинах — Эрни, главный по целительству, не успевал залечивать их, ведь Лонгботтом никогда не мог удержаться и зарабатывал все новые и новые порезы. Симус вечно хмурился, на всех огрызался, в том числе и на Кэрроу, которые, в свою очередь, "огрызались" на него. Лаванда при себе всегда держала склянки с Успокоительным зельем, Парвати опекала младшекурсников, Джинни вместе с Невиллом строили планы по отмщению, которые все больше походили на отчаявшиеся попытки что-либо исправить. Разве что один человек в их компании совершенно не изменился — Луна Лавгуд была все такой же мечтательной, тихой и задумчивой, продолжала верить в лучшее и ни разу не сомневалась в Поттере. Хотя, если уж совсем честно, в Поттере сомневался только Симус. Впрочем, как и всегда. Отрядом руководил Невилл, и руководил прекрасно, но все видели в нем только заменителя, заместителя Гарри Поттера, и ждали его возвращения, а Симус знал — пока Снейп правит Хогвартсом, Поттер сюда и носа не покажет. Дело не в трусости: просто бывший однокурсник не такой дурак, каким выставляет его Волдеморт и Министерство Магии.

Снейпа, кстати, Симус последнее время видел не часто. Раз в месяц, если быть точным — на собраниях старост, куда директор, как ни странно, регулярно ходил. Вела собрания Алекто Кэрроу, но Снейп вставлял замечания по ходу дела и внимательно слушал. Это было немного необычно.

— Симус!

Раздался оклик, и гриффиндорец резко повернулся. Перед ним во всей красе стояла Лаванда, скрестив руки на груди и явно чем-то возмущаясь. Финниган едва слышно застонал — ну, вот, сейчас начнется очередная лекция на тему "ты совершенно не исполняешь свои обязанности, Симус Финниган!".

— Я тебя ищу везде, где только можно, и нахожу — подумать только! — в библиотеке! — возмутилась Браун, и Симус закатил глаза.

— Я понимаю, Лаванда, что ты меня так преданно любишь, что ищешь по всему Хогвартсу, но что послужило причиной для сего странного поступка?

Браун закатила глаза, и вдруг сказала тихим, обеспокоенным голосом:

— Сим, тебя Снейп вызывает. Говорит — чтобы срочно был у него.

Симус на секунду побледнел. Никого еще из Отряда Дамблдора не вызывали к директору. Тем более что последнее время они ничего не совершали... Финниган тут же вскочил, сгреб все свои вещи в охапку и, поцеловав Лаванду на прощание, выбежал из библиотеки.

Вот уже месяц, как они с Лавандой встречались. Браун совершенно изменилась — это он понял еще давно — и изменилась в лучшую сторону. Она стала настоящей гриффиндоркой, а это дорогого стоит.

Быстро добравшись до кабинета директора, Финниган понял, что не знает пароль.

— Эм.. — пробормотал он, оглядывая горгулию.

— Ты Финниган? — поинтересовалась она, и, дождавшись его кивка, разрешила парню пройти. Тот ухмыльнулся — что ни говори, а у Снейпа была своя тактика доверия к незванным гостям. "Действительно, в этом плане Дамблдор был проще — перечислил все сладости в мире, начинающиеся на лимонные и заканчивающиеся на дольки — и проходи, добро пожаловать", мелькнула непрошенная мысль, но Симус лишь передернул плечами. Мало того, что в Поттере сомневается, так еще и в старике Дамблдоре! Хорошо хоть в любви Волдеморту не признавался...

За все семь лет обучения Симус Финниган был в кабинете директора первый раз в жизни. Но если бы был раньше, то сказал бы — здесь ничего не изменилось. Разве что за большим дубовом столом сидел ни кто иной, как давний профессор Зельеварения, а ныне директор Хогвартса Северус Снейп. Заметив вошедшего Симуса, Снейп приподнял бровь и холодно произнес:

— Вы, однако, задержались, мистер Финниган.

Симус пожал плечами и подошел к столу. В нем проснулось любопытство — что скажет Снейп на этот раз?

— Я долго вас не займу. Скажу лишь, что даю вам три дня, чтобы закончить все ваши дела дома, и чтобы уже двадцатого числа были в Хогвартсе. Ясно?

Финниган откровенно вытаращился на Снейпа, думая при этом, не тронулся ли он умом. Или Снейп, например. А, возможно, что и оба. С какого это перепугу его, Симуса Финнигана, отпускают ОДНОГО домой?!

— Вас что-то удивляет, мистер Финниган? Честно говоря, я был уверен, что вы будете, как минимум, в расстроенных чувствах.

— Но если вы отпускаете меня домой, то почему мне быть расстроенным? — удивился Финниган, отчетливо понимая, что что-то пропускает.

— Я думал, — ядовито промолвил Снейп, — что причина моего поступка покажется вам достаточной, чтобы не ухмыляться. Или благородные гриффиндорцы не такие благородные?

Конечно, Симус не ухмылялся, но и в упор не видел того, что могло его расстроить. По крайней мере, сейчас.

— Я все-таки не очень понимаю, профессор, что вы имеете ввиду, — с нажимом произнес Симус, хотя и был уверен в том, что, не будь таких странных обстоятельств, он бы даже рот не раскрыл.

— Я начинаю понимать... — медленно, но с уже зарождающейся злобной улыбкой, произнес Снейп, — вам не дошло письмо Министерства? Что ж, очень жаль. Видимо, мне придется сообщить вам подробности. Ваша мать, мистер Финниган, была убита в ходе операции, выполняемой Министерством магии, по поимке сбежавших магглорожденных, а так как вы — единственный ее родственник, то все дела...

Дальше Симус уже не слушал. В тот момент он даже не думал о том, что Снейп, возможно, лгал. Что все это вообще могло быть неправдой. Финниган будто ничего не понимал, все поблекло и потеряло прежние краски. Чувств не было.

— Спасибо за информацию, директор, — тихо, еле слышно произнес Симус и выбежал из кабинета. Воздуха не хватало. То, что он сейчас услышал, никак не могло удержаться в его голове. Его мать была мертва. И теперь уже ничего, ничего нельзя было изменить.

Симус почти не помнил, как дошел до гостиной Гриффиндора. Все силы будто покинули его, он ничего не чувствовал и не осознавал. Стало вдруг пусто и дико одиноко. Он так и не смог дойти до своей кровати в спальне, рухнул на первую попавшуюся, оказавшуюся кроватью Дина, и разрыдался. Слезы, не останавливаясь, текли по щекам, а дышать становилось все труднее.

— Это несправедливо... — шептал он, зарываясь лицом в подушку, и в изнеможении сжимая покрывало, — это просто несправедливо...

Смутно помнил он, что было дальше. Чьи-то крепки руки встряхивали его, кто-то что-то говорил или даже кричал, но Симус ничего не слышал. Утыкаясь лицом в подушку, он ревел как мальчишка, которому сказали что-то обидное, но ужасно правдивое. Это был единственный момент в его жизни, когда он так искренне мечтал умереть. И очень порадовался, когда, измученный и изнеможенный, провалился в сон.

* * *

Симус проснулся через некоторое время и немного удивился — никогда раньше не просыпался он не в своей кровати. Это было непривычно. Вспомнив вчерашний вечер, Финниган резко сел и уткнулся лицом в ладони. Несколько минут он сидел так, а потом поднял голову и огляделся. На соседней кровати спал Невилл. Будто бы почувствовав, что Симус смотрит на него, Лонгботтом проснулся, сел и, несколько отрешенно хлопая ресницами, взглянул на друга.

— Доброе утро, — пробормотал Финниган, поглядев на часы — наступило воскресенье.

— Ага, — кивнул Невилл и обеспокоенно посмотрел на Симуса, — ты в порядке?

— В полном, — пожал плечами гриффиндорец, не собираясь никому ничего рассказывать. Хватит с них своих проблем, — мне... разрешили на несколько дней вернуться домой, помочь матери... двадцатого я уже буду здесь.

— Снейп разрешил? — удивленно воскликнул Невилл, а потом с недоумением продолжил, — и ты, что, не сбежишь?

— Даже если бы я мог, — горько вздохнул Симус, — я бы все равно вас здесь не бросил. И он, — с презрением добавил Финниган, — об этом прекрасно знает.

— Ну, ладно, будем ждать твоего возвращения, — улыбнулся Невилл и начал одеваться. Через некоторое время Симус последовал его примеру. Одевшись, Финниган схватил рюкзак и поспешно стал закидывать в него вещи — фонарик, оставшиеся деньги, мамину фотографию и другое необходимое.

Через пару минут он уже шагал по проселочной дороге к своему дому и оглядывался по сторонам. Здесь ничего не изменилось. Высокая трава поднималась по грудь, маленькие домики едва виднелись вдалеке, было тихо. Раннее утро в обычной ирландской деревеньке. Дом Финниганов стоял на отшибе, вдали от маггловских поселений. Но Симус с детства привык к магглам — вместе с местными ребятишками они играли, купались в озере неподалеку, ходили в лес. А во время каникул, уже будучи учеником Хогвартса, Симус приглашал сюда Дина — и половину лета они отдыхали тут. Потом вдвоем ехали к Дину — и веселились уже у него, вместе с его сестрами. Это были, пожалуй, самые счастливые воспоминания Финнигана — всегда ухоженный сад, уютный мамин дом, вкусные обеды и ужины, и, самое главное, безграничная свобода!

Медленно поднялся Симус по тропинке, открыл скрипучую калитку и подошел к крыльцу. Стало страшно. Финниган не знал, что он увидит там, в своем доме. Непривычно было замечать слой пыли на крыльце, заросшие сорняками клумбы... Несколько секунд потоптавшись на месте, Симус резко распахнул дверь и шагнул внутрь.

Пахло затхлостью. В коридоре было пыльно и неубрано. Закрыв за собой дверь, Симус прошел на кухню. Здесь сохранилось подобие уюта — на столе лежали салфетки, холодильник работал, на плите стояли маленькие кастрюльки (мама Симуса всегда использовала маггловские изобретения — у нее было много подруг-магглов и она хотела выглядеть, как настоящая хозяйка). Скинув рюкзак на стул, Симус заглянул в холодильник — на полке лежала просроченная колбаса и вполне нормальный кусок сыра. Отрезав ломтик сыра и хлеба, Финниган съел бутерброд и направился к себе в комнату. На лестнице было темно и холодно. Посветив палочкой, Симус поднялся наверх и остановился. С лестничной площадки вело две двери — в мамину комнату и в комнату Симуса. Финниган направился к себе. Там все было по-прежнему: будто и не уезжал никуда Симус Финниган, а так себе и жил здесь все это время. Но тут же Симус отскочил в сторону — перед его глазами появился кусок пергамента, и чей-то официальный голос произнес:

— Уважаемый Симус Финниган, уведомляем вас, что с данного момента Вам переходит все наследство Аманды Финниган, являющейся вашей матерью. Хлопоты по захоронению взяло на себя Министерство Магии. Также сообщаю Вам, что похороны будут проходить на Хемптонском кладбище восемнадцатого ноября.

Симус застыл. В голове творилось что-то невообразимое. Финниган прислонился к косяку двери и с отсутствующим выражением лица наблюдал, как письмо медленно сгорает дотла. И тут раздался резкий звонок в дверь.

Симус нахмурился, сжал в руке палочку и очень быстро бросился вниз по лестнице. Нервно сглотнув, Финниган вытянул палочку и резко распахнул дверь. На пороге стоял ни кто иной, как гриффиндорец и лучший друг Симуса Дин Томас.

Через полчаса они вдвоем уже сидели на кухне и в полном молчании ели плохо сваренную овсянку. И Симус, и Дин давились этой едой, но поделать с собой ничего не могли. Говорить не хотелось. Хотелось сидеть рядом и молча смотреть друг на друга.

Сначала, когда Симус только увидел Дина на пороге своего дома, он не поверил. Просто не смог. Слишком много плохого было в этой жизни, чтобы вот так просто принять наличие чего-то хорошего. Дин всего лишь пожал плечами, вошел в прихожую и лениво произнес:

— Ты до третьего курса вел личный дневник, куда записывал все свои переживания, как девчонка. А потом я однажды сказал тебе: "Симус, у тебя есть друзья — зачем тебе еще и дневник?", и ты улыбнулся. Больше никаких дневников не было.

Симус покачал головой. Разумеется, это было правдой, и. разумеется, Финниган был уверен с самого начала — это Дин. Просто поверить в это было очень сложно.

— Ну, и как ты здесь оказался? — наконец, Симус не выдержал и нарушил молчание.

Слишком долго они сидели так. Финниган, казалось, уже запомнил Дина буквально наизусть — и увидел уставшее посеревшее лицо, и понуренные плечи, и явную худобу. Тут же Симус усмехнулся — вряд ли Дин смог не заметить его собственные царапины и синяки, доставшиеся от Кэрроу. Они, как обычно, лезли в самое пекло. Оба. Гриффиндорцы, которые никогда не плачут.

— Сбежал, — просто ответил Дин и улыбнулся, заметив удивленный взгляд Симуса, — да не, не из Азкабана. От одного типа, Теда Тонкса. Запрещал пользоваться магией, чтобы нас не поймали. Ну, а ты меня знаешь...

Финниган устало улыбнулся. Да, это было очень в духе Дина.

— А потом, — продолжил Дин, — я узнал, что у тебя случилось. Я не мог не прийти, понимаешь?

Симус понимал. А еще очень хотелось заткнуть Дина. Чтобы он просто помолчал. Потому что слова больно резали и кромсали на маленькие кусочки. Потому что хотелось не слышать этого горького голоса, этих вздохов, и все сильнее понимать — мир сломался, и никогда не будет прежним.

— А ты... как в Хогвартсе? — тихо спросил Дин и с болью в глазах посмотрел на Симуса.

— Превосходно. Снейп раздает леденцы провинившимся, а Кэрроу дарят цветы. Тишь, да благодать.

Дин ухмыльнулся. Он все понимал. Хотелось обнять Симуса и рассказать о том, что в Хогвартсе, наверное, лучше, чем скитаться по горам и все время бояться. Но Дин понимал: Хогвартс никогда не станет прежним. И магический мир — тоже. Война сломала всех.

Они легли спать в гостиной. Симусу было страшно и горько. А Дину было очень холодно. Они боялись колдовать, боялись говорить, боялись делать резкие движения. Им казалось, что весь мир слишком далеко, где-то не здесь, и хотелось только одного — чтобы так все и осталось. Слишком страшно было говорить и даже ходить — они боялись, что и без того хрупкий мир разобьется вдребезги.

Ночью Симус кусал костяшки пальцев, пытаясь не разрыдаться. Завтра, на похоронах, мир должен был разбиться. Потому что у Финнигана не был сил смотреть на то, как его мать опускают в землю и засыпают ее гроб землей. Не хотелось слышать эти смазливые голоса, жалеющие Аманду. Не хотелось говорить что-то и вспоминать прошлое. Не хотелось идти под дождем, кусая губу и всхлипывать. Не хотелось казаться еще слабее, чем он был сейчас.

А Дину иногда казалось, что он задыхается. Он закрывал глаза и тут же вспоминал его старый дом, веселого отца с Элли на руках, улыбающуюся мать, которая превосходно готовила. Он вспоминал, как они бедно жили, как не хватало иногда денег на еду, и как плакала от счастья мама, когда он получил письмо из Хогвартса. И как жалел он, что не сможет помочь семье — ведь теперь, без маггловского образования, он не может помочь им ни пенсом. Ему не хотелось, чтобы его сестра жила в нищете, чтобы ее дразнили из-за собственноручно сделанных платьев и порванных юбок. Не хотелось, чтобы мама горбилась на двух работах, пытаясь заработать на хлеб. Не хотелось, чтобы там, на кладбище, лежал его отец, который всего лишь пытался помочь им, своей семье. Но Дин Томас не хочет вернуть все назад. Теперь он — гриффиндорец, и он больше не плачет.

С самого утра шел проливной дождь. Едва они, с трудом укрывшись плащами, вышли на улицу, стало понятно — долго они не протянут. Дождь хлестал с огромной силой, и приходилось наклоняться, чтобы не упасть от такого напора.

Они продолжали молчать и двигались плавно и спокойно. Они все еще боялись разбить этот мир, который сегодня грозил расшириться.

Они трансгрессировали ко входу на кладбище и облегченно перевели дыхание — тут дождь был слабее. Симус запрокинул голову и несколько долгих минут молча стоял, ловя ртом капли. Дин понимал, что друг плачет. И что он ничем не может ему помочь.

— Пойдем, — тихо произнес, наконец, Симус, и они двинулись к центру кладбища. Через несколько минут невдалеке показалась похоронная процессия — несколько человек в черном и гроб посередине. Финниган ухватился за плечо друга и попытался не свалиться. Стало плохо. Тошнота подкатывала к горлу, хотелось кричать, плакать и бежать отсюда, скорее, скорее!

Дин, будто распознав его мысли, покачал головой и, крепко взяв Симуса за плечо, твердым шагом направился к процессии. Их не заметили.

Шли они недолго — совсем скоро люди остановились, и вышедший вперед волшебник взмахнул палочкой. Секунда — и гроб плавно опустился в вырытую заранее могилу. Симус судорожно сглотнул и подошел почти к самому краю. В гробу лежала мать. Гораздо бледнее обычного, в своем старом платье, она все равно казалась Симусу самой прекрасной волшебницей на свете. По ее лицу текли ровным потоком грязные дождевые капли, и Финнигану казалось, что она плачет. Она была необычно живой сейчас, лежа в этом гробу, который вскоре должны были засыпать землей.

Они не дождались конца церемонии. Симус просто не мог видеть, как маму закапывают в землю, и, едва священник начал читать понятные одному ему молитвы, Симус резко повернулся и едва ли не бегом бросился к выходу из кладбища. Дин опустил голову и пошел за ним. Томас понимал лучшего друга — его отец погиб этим летом, и раны, несмотря на то, что прошло уже полгода, были по-прежнему свежи.

Он нашел Симуса под деревом у выхода с кладбища. Тот сидел, скорчившись, и безудержно плакал. Его и без того исцарапанные пальцы с огромной силой вонзались в землю и в кору дерева. Он рвано всхлипывал и все никак не мог успокоиться. Дин молча опустился рядом и крепко обнял друга, пытаясь унять его. Сил вырываться у Симуса не было.

Несколько минут они сидели молча, крепко обняв друг друга и не дергаясь. Несмотря на дождь и ледяную землю, это место под деревом казалось им самым спокойным местом на земле. Единственным местом, где не было войны.

Несколько оставшихся дней они сидели в гостиной перед камином, который почти не грел, и молчали. Пара ничего не значащих фраз за завтраком, привычный вопрос "Когда ты уедешь?" и привычный ответ "Скоро". Им не хотелось расставаться. Но Симус вспоминал Невилла и ОД и понимал — не вернуться нельзя. А Дин помнил, как обещал Луне бороться до конца и никогда не сдаваться, как клялся матери, что все будет хорошо, и как с улыбкой обещал Элли всегда возвращаться. Он не мог предать их, как не мог Симус предать Хогвартс. Тот Хогвартс, который они еще помнили.

— Если мы проиграем, — начал вдруг в один вечер Симус, и Дин вздрогнул, — давай пообещаем друг другу — никогда не забывать про тот мир, который мы знали. Давай, а?

И Дин кивнул. Просто потому что не мог не кивнуть. Он не мог сказать, что он верит в Победу. Он не мог сказать, что скорее умрет, чем останется жить в мире, где царит Волдеморт. И уж точно никак не мог объяснить Симусу, что забыть о том, что было раньше, и как раньше было хорошо — невозможно.

Дин ушел первым. Просто в одно утро напоследок крепко обнял Симуса, проглотил бутерброд и улыбнулся: «Я ухожу. Встретимся... когда-нибудь». И, мотнув головой, вышел из дома. Симус молча смотрел ему вслед. И лишь когда в саду раздался негромкий хлопок, говорящий о трансгрессии, Финниган вздохнул, взял рюкзак и твердым шагом подошел к двери. Он оставлял этот дом, но надеялся, что, когда они победят, он вернется сюда. И они вместе с Дином наведут здесь порядок, и хорошенько напьются. И теперь, когда Симус подумал об этом, он внезапно понял — они победят. Просто потому, что они не могут по-другому. Ведь они чертовы гриффиндорцы, которые почему-то никогда не плачут.

За все время отсутствия Симуса, в Отряде ничего не изменилось. Разве что все стали намного осторожнее. Невилл окончательно утвердился в роли командира Отряда Поттера. Хотя, считал Симус, лучше бы Отряд назвали именем Лонгботтома. Это было бы справедливее.

О том, что у него погибла мать, уже знали. Все, особенно Джинни, смотрели на Симуса с жалостью. А Симусу хотелось закричать ей и остальным: "Твой гребаный Поттер не вернется! Перестань его ждать!"

А потом понял — Джинни не ждала Поттера. Она тоже не верила в него. Потому что у нее был Невилл. Храбрый, мужественный, почти как Гарри. Заботливый, ласковый и добрый. Симус видел, как Джинни прижимается к Невиллу и тихонько плачет, когда думает, что ее никто не видит. Как осторожно касается ладонью его израненных щек. Видел Симус и как Ханна слишком часто косится на Эрни, и как тот сильно беспокоится, стоит ей опоздать на пару минут на собрание Отряда.

Симус знал, как по ночам рыдает Парвати и как не видит этого Падма. Как все отчаяннее борется за справедливость Майкл. Так обычно борются те, кто уже ни во что не верит. Как боится за отца Луна и как часто она погружается в свои мысли. Симус много видит и замечает, но никогда не понимает того, что творится у него под носом.

А Лаванда пишет дневник. Она прячет его под подушкой или под матрасом, или всегда таскает с собой. Она боится, но не хочет, чтобы это кто-то видел. Лаванде хочется, чтобы не было войны, чтобы все были счастливы и жили, как нормальные люди, но еще больше ей хочется, чтобы она сама жила, как нормальный человек.

Лаванда помнит, как давным-давно, в самом детстве, мама говорила ей, что только сама Лаванда может решать свои проблемы, что только она сама может построить свою жизнь. "Если не ты, то никто" — говорила мама, и Лаванда запоминала. Она должна делать все сама, сама должна вырываться, сама, все сама. Потому что все вокруг — сволочи и предатели, особенно мужчины. На них нельзя положиться, они умеют только обманывать и совсем не умеют защищать.

Но теперь Лаванда знает, что мама ошибалась. И что Лаванда с большим удовольствием показала бы маме замечательного парня Симуса Финнигана, если бы мама была рядом. Но мамы нет, как нет и подруг, которым можно поплакаться в жилетку, поныть и получить дельный совет. У нее есть только дневник, и она, записывая туда свои желания, никогда не думает, что они сбудутся. Но людям свойственно ошибаться, правда?

Учиться с каждым днем становится все сложнее: Кэрроу расходятся совершенно, ненавидят не только грязнокровок, но и всех полукровок тоже; рассказывают, каким идеальным будет мир, когда победит Волдеморт и призывают всех вступать в ряды пожирателей смерти. Симусу тяжело слушать это каждый урок, и он затыкает уши, повторяет про себя двенадцать способов применения крови дракона, старается не обращать внимания на Кэрроу.

А вот Лаванда обращает. Она всегда слушает на лекциях, и правильно отвечает на все вопросы. И Симус дико злится по этому поводу.

Однажды он не выдерживает и спрашивает Лаванду: "Зачем ты отвечаешь им? Почему потакаешь уродам?"

— Ты ничего не понимаешь, — качает головой Лаванда, — мне все равно, чему они учат, и что говорят! Просто я не хочу хамить и грубить им, понимаешь?

— Нет! Я не понимаю! — кричит Симус и начинает мерить шагами комнату, — Почему ты не сопротивляешься?! Не дерзишь им? Ты боишься?!

— Я не боюсь! Просто я считаю, что живые гриффиндорцы лучше смелых!

Отвечает Лаванда и вылетает из комнаты, оставив Симуса в недоумении. И жестоком понимании того, что она права. "Жизнь одна, — твердо говорит себе Симус, — а умерев, мы не сможем спасти мир. И пора бы сделать собственный выбор".

Только это сложно, потому что между честью и жизнью они всегда выбирают первое.

* * *

Джинни лежит на коленях Невилла и вглядывается в его задумчивое лицо. Невилл размышляет о чем-то, важном для него.

— О чем думаешь? — тихо спрашивает Джинни. Ее рыжие волосы растрепаны, а глаза горят уже привычным задорным блеском. Невилл устало улыбается.

— О войне, Джин.

— Опять? — Джинни недовольно качает головой и вздыхает. Она устраивается поудобнее и смотрит на камин. Уизли горько. Видимо, судьба ее такая — влюбляться в героев. И страдать, потому что героям всегда важнее спасение мира, чем собственная любовь. Но Джинни не может жаловаться — эти самые герои спасают мир и остальных людей, а она, Джинни Уизли, как-нибудь переживет отсутствие любви и нежных чувств. Потому что где-то в глубине души она надеется, что, когда они победят, герой Гарри вернется к ней и все будет хорошо. А пока есть Невилл, почти такой же замечательный, как Поттер, и они оба понимают, что это не всерьез. Потому что на войне все перестают быть собой, сходят с ума, делают необдуманные поступки, паникуют. Просто Джинни и Невилл пытаются справляться с помощью друг друга и прекрасно знают, что, когда война закончится, этого всего не будет. Не будет тихих вечеров, вечных страхов и какой-то ненормальной любви. Все будет хорошо. Когда-нибудь.

* * *

На Рождество из ОД осталось всего несколько человек — Симус, Невилл, Майкл, Лаванда, Ханна и Эрни. Ханна с Эрни постоянно пропадали в пустых классах, в своих спальнях. Они были всегда вместе, и все "дамблдоровцы" были уверены — это любовь.

Лаванде хотелось своей любви. Она все чаще писала в дневник свои мечты, все до одной касающиеся Симуса и ее замужества. Лаванда ненавидела строить воздушные замки и неосуществимые планы, но на войне так хочется помечтать! По ночам она закрывает глаза и представляет мир без войны, тихий домик на опушке леса, возле речки, трое детей, весело бегающих вокруг них, счастливых Лаванды и Симуса.

Браун думает, что, если бы не Война, она бы давно уже рассказала обо всем Симусу, и они были бы по-настоящему счастливы. А потом Лаванда понимает, что, не будь войны, она так и осталась бы глупышкой с идеалами вместо мозгов, без совести и страха. Осознавать это очень сложно, но Лаванда иногда радуется, что в ее жизни появилась Война. Она изменила не только ее саму, но и окружающих людей. Все они научились ценить свою жизнь и жизнь близких людей. Они научились жить настоящим днем и понимать, что "завтра" может и не быть. Они смогли победить свой страх и начать бороться.

А потом Лаванда вспоминает, что эта война может кончиться победой Волдеморта. И становится очень горько и обидно. Потому что несправедливо, что именно ее, Лаванды, детство сломала эта Война.

* * *

Невилл и Симус молчат всю рождественскую ночь. Симусу тяжело — это его первое Рождество вне дома. Дома, с мамой Симус всегда молился. Он был волшебником, но верил в Бога. Считал, что он поможет, если случится что-нибудь страшное. И всегда молился, и просил Бога о снисхождении.

Вера не пропала. Просто когда началась война, Симус удивился — разве Бог допустил бы такое? Когда он узнал о смерти матери — долго кричат потом, срывая голос: "Где же ты был, Господи?!". А потом он увидел Дина. И снова поверил. Потому что не мог не поверить. Потому что каждому из нас нужна Вера. Не важно во что — в Победу, в Бога или в Гарри Поттера. Главное, чтобы была вера. Потому что без веры мы — ничто.

В рождественскую ночь Симус стоял у окна и, уставившись в звездное небо, молился. Невилл не мешал ему. Лишь отворачивался каждый раз, услышав слова молитвы. Невилл не верил в Бога. Еще в детстве бабушка учила его — "Бога нет, Невилл. Иначе он бы не допустил того, что случилось с твоими родителями". Иногда Невилл плакал, стоило ему подумать о Боге. Он думал, что, быть может, если бы Бог был, то были бы и мама с папой, и у него было бы счастливое детство... Но Бога не было, и Невилл не верил в него. А Симус верил. И Невилл не имел никакого права мешать другу.

— Чем займемся? — тихо поинтересовался Симус через некоторое время, усаживаясь рядом с другом.

— Может, поспим? — неуверенно пробормотал Невилл и смутился. Он совсем не представлял, как проходило Рождество у Симуса. Сам Невилл лишь ужинал с бабушкой и без всяких поздравлений ложился спать. Утром у его кровати лежал аккуратный сверток с подарками — самыми необходимыми и незапоминающимися вещами. Причем бабушка не считала нужным вспоминать, что сегодня — праздник. Они вообще никогда не праздновали Рождество. Только заглядывали в Мунго к родителям, где Невилл получал привычные обертки от леденцов.

А у Симуса, возможно, все было по-другому. Невилл представлял себе это — Симус с мамой, наверняка, устраивали по-настоящему праздничный семейный ужин, ели пироги с патокой и пили тыквенный сок, как все настоящие волшебники. Они делились друг с другом своими мыслями и переживаниями, а потом ложились спать. Или не ложились вовсе. Невилл помнил из рассказов Симуса, что как-то раз тот пригласил на Рождество Дина, и они вдвоем бродили по заснеженным улицам Лондона и праздновали вместе с магглами. "Это было самое классное Рождество!" — счастливо улыбался Симус, вспоминая, а Невилл тогда вздыхал — ему самому досталась лишь обертка от конфет и укоризненные взгляды бабушки.

Симус пожал плечами. Давно еще, на пятом курсе, они с Дином договорились, что их последнее Рождество в роли школьников, они встретят в Хогвартсе и повеселятся, как следует. А теперь Дина нет, да и Хогвартс уже не тот. А впрочем... Симус ухмыльнулся и махнул рукой. Будь, что будет!

— Невилл, а давай... повеселимся?

Невилл улыбнулся. С самым заговорческим видом он потер ладони и закатал рукава. Симус принял серьезный вид и назидательно поднял палец вверх. Через секунду оба уже хохотали до слез, падая с кроватей. А еще через десять минут двое парней бегали по коридорам Хогвартса, раскрашивая стены дерзкими надписями и смеясь:

"В Рождество исполняются мечты. В Рождество сдохнут все Пожиратели!"; "Смерть Снейпу! Он не переживет рождественскую ночь!".

Снейп Рождество пережил. И Пожиратели не сдохли. А друзей пытали в темном чулане двое Кэрроу.

И Рождество оказалось не таким уж и волшебным.

Эта зима выдалась на удивление холодной. А, возможно, Дин просто слишком далеко ушел на север. На него напала странная апатия. Не хотелось ничего делать, а желание упасть в колючий снег и умереть становилось все сильнее. Все движения он довел почти до автоматизма. Составил главные правила выживания: не произносить имя Волдеморта, всегда накладывать заклинания невидимости при посещении городов, поменьше колдовать и никогда не сдаваться. Дин старался меньше думать, ведь чем больше в голове появлялось мыслей, тем сложнее было бороться. Настойчиво преследовала мысль, что все совершенно зря. Что, возможно, Гарри Поттера уже поймали и убили, а Волдеморт стал властвовать над миром. Но через пару минут Дин откидывал эти мысли — и продолжал жить, как раньше.

Скрываться было тяжело. Дин уходил все дальше на север, надеясь, что пожиратели туда не доберутся, но он ошибался. Весь день он шел по снегу, в абсолютной тишине, а ночью окружал себя заклинаниями недосягаемости, обогревал воздух и спал прямо на земле. Иногда он понимал, что так продолжаться больше не может. Он приходил в трактиры, подолгу сидел там за кружкой обогревающего, но противного маггловского глинтейна, и искренне ненавидел этот мир. Часто он пытался сам нарваться на пожирателей. Отчаянно лез в маггловские и магические потасовки, размахивал палочкой. Снова и снова сбегал от егерей, испугавшись своих же поступков.

А потом он снова столкнулся с Тедом Тонксом. Просто в окошке паба маленького городка заметил знакомое лицо и понял, что ему необходима помощь. Тед простил его побег, особенно узнав ситуацию поподробнее, но взял клятву не делать так больше. Вместе все-таки было проще. В те моменты, когда Дин был готов сдаться, Тед все время останавливал его и говорил, что все будет хорошо. Он вообще много говорил — рассказывал о себе, своей жене и дочери. Дин в свою очередь вспоминал свою семью и друзей.

Они жили этими воспоминаниями. Им так хотелось снова увидеть самых родных им людей, но мир меркнул, и это казалось совершенно невозможным. Сил бороться почти не было. Вставать по утрам с каждым днем становилось все сложнее и сложнее. Еды не хватало, но они не чувствовали голода. Все представлялось в черно-белом цвете, а надежда становилась все прозрачнее и прозрачнее.

Но однажды произошло нечто, взбудоражившее всю серую жизнь. В тот день Дин и Тед рискнули выбраться в очередной городок с целью прикупить немного еды. Но, едва подойдя к магазину, услышали ругань. Говорили двое, на ломанном английском, сбиваясь иногда на какой-то непонятный язык. Заглянув за угол, Дин увидел двух гоблинов и человека, судя по всему, волшебника. Не успел Дин вытащить палочку, как неизвестный волшебник схватил свою и попытался атаковать. С трудом увернувшись, Дин выпалил заклинание оглушения, но неизвестный легко отбил его. Завязалась перестрелка. Дин, радовался, что сможет, наконец, развеяться, а волшебник явно был настроен серьезно. Поняв, что проигрывает, Дин попытался было трансгрессировать, но вовремя вспомнил о Теде и остановился. А тут и Тонкс выскочил вперед и замер, едва увидев волшебника.

— Дирк?!

— Тед?

Удивлению обоих не было предела. Дирк медленно опустил палочку. Дин растерянно переводил взгляд с одного на другого, а гоблины перестали ругаться и уставились на людей.

— Так бы и сказали, что вы свой, — буркнул через некоторое время новый знакомый, когда они обо всем договорились, взяли немного еды и уже направлялись к месту будущей ночевки.

— Откуда мне было знать? — огрызнулся Дин, у которого все еще болели руки от случайных заклинаний Дирка, — Сами тут разгуливаете с гоблинами, а потом удивляетесь, почему на вас нападают порядочные люди.

Кресвелл расхохотался. И Дин засмеялся вместе с ним. Это был первый раз после встречи с Симусом, когда Томас улыбался. И улыбался искренне, так, как будто все было хорошо.

Они шли, три человека и два гоблина, шутили и улыбались. И этот мир отчего-то казался не таким уж и плохим, а жизнь — хорошей штукой. Рядом шла война, на которой погибали родные им люди, но сейчас они шли и смеялись. Сейчас все было хорошо.

* * *

Через некоторое время они дошли до реки и решили сделать привал.

— Здесь должны водиться лососи, — произнес Дирк и взмахнул палочкой, — акцио лосось!

Раздался всплеск, и буквально им в руки свалилось несколько крупных рыб. Дин одобрительно хмыкнул — ему самому еще ни разу за все путешествие не пришло в голову добывать пищу таким способом. В основном этим занимался Тед.

Наконец, еда была готова, и Тед поочередно раздал всем тарелки с зажаренной рыбой.

— Выходит, — начал разговор Тед, обращаясь к Дирку и гоблинам, которых звали Крюкохват и Кровняк, — вы трое в бегах?

— Да, — тут же отозвался Кресвелл, — недель пять или шесть, точно не помню. Сначала я встретил Крюкохвата, а затем к нам присоединился и Кровняк. В компании бродить как-то приятнее.

Несколько минут они обсуждали дальнейшие планы, а затем Крюкохват поведал занимательную историю о мече Гриффиндора, во время которой Дин слушал очень внимательно. Он волновался о Джинни, Симусе и остальных, оставшихся там, в Хогвартсе.

Когда Тед ненароком затронул тему газет и сообщаемой в них иноформации, между ним и Дирком завязался яростный спор.

— "Пророк"? — восклицал Тед, — Эта грязная газетенка уже давно не сообщает правды. Если вы хотите узнать, что происходит на самом деле, обратитесь к "Придире".

Услышав знакомое название, Дин вздрогнул. "Придира". Лавгуды. Луна. Вдруг пожирателям не понравится, что издает "Придира", и Ксенофилиуса убьют? Луна не переживет этого. Она ведь такая хрупкая, маленькая. Этот мир... он слишком тяжел для нее.

Через некоторое время с едой было покончено, и они спрятались в лесу, собираясь заночевать под деревьями.

И не знали, что именно в этот момент на другом берегу реки трое самых известных подростков волшебной Англии — Гарри Поттер, Рон Уизли и Гермиона Грейнджер — были как никогда близки к спасению этого мира.

* * *

Прошло совсем немного времени — месяц или два, Дин точно не считал, — а они уже успели привязаться друг к другу. Разговаривать стало намного интереснее: и Дирк, и Тед были связаны с Орденом Феникса и часто рассказывали веселые и не очень истории. Да и гоблинам тоже было о чем поговорить. Дин слушал своих товарищей по несчастью с любопытством — все они были старше его, и он, маленький и неопытный, брал с них пример. Иногда и Дин рассказывал что-то, связанное с Хогвартсом и Гарри Поттером.

Никаких новостей не было, но они чувствовали, что, если бы Волдеморт победил, они бы узнали. А значит, надежда еще оставалась.

Шла уже вторая неделя марта, когда они остановились возле небольшого городка где-то на севере Англии.

Дин как раз разводил костер, когда раздались многочисленные хлопки, и появились люди в черных мантиях, среди которых ясно угадывался Фенрир Сивый. Дина сбили с ног. Из кармана выкатилась волшебная палочка и исчезла из виду. Совсем рядом слышались крики. Дирк и Тед боролись изо всех сил — то тут, то там мелькали вспышки заклятий.

— Беги, Дин!!! — закричал где-то справа Тед, и Дин вскочил на ноги.

Быстрее, быстрее, быстрее. Бежать. Бежать. Бежать. Ему в спину летели заклинания, и Дин с огромным трудом уворачивался от них. Ветки хлестали по лицу, сил почти не оставалось, а егеря были все ближе. Вдруг какое-то случайное заклинание ударило его в спину, и он рухнул на землю. Рядом послышались шаги. Его волокли куда-то, а затем швырнули к дереву. Дин ударился головой и едва слышно застонал — боль толчками растекалась по всему телу. Слева Дин заметил какое-то движение и, прищурившись, распознал едва живого Крюкохвата. А за ним... За Крюкохватом лежали Дирк и Тед, оба с распахнутыми от ужаса глазами. Мертвые. Дин сам не заметил, как заплакал — люди, ставшие ему такими родными, погибли. Погиб Дирк, который всегда умел развеселить его, погиб Тед, который много раз спасал Дина... Их больше нет. Нет. Нет...

— Имя! — рявкнул кто-то сверху, и его резко подняли на ноги. Голова закружилась.

— Дин Томас, — с трудом выговорил Дин и снова упал. Наверное, можно было скрыть хотя бы фамилию, придумать что-нибудь, но, стоило взглянуть на мертвых Теда, Дирка и Кровняка, все мысли вдруг куда-то исчезали. Голова болела с такой силой, что, казалось, будто она сейчас разорвется на маленькие кусочки. Его снова подняли и крепко связали с Крюкохватом, который почти без чувств висел на веревках. С громким хлопком егеря трансгрессировали, схватив их обоих.

Дальше все было как в тумане. Смутно Дин видел вспышки заклинаний, какие-то странно знакомые крики в темноте, и он на секунду даже решил, что вернулся в прошлое.

Новых пленников было трое, и их голоса были странно знакомы. Дин попытался восстановить свою память, чтобы понять, кого же он встретил, но с разрывающейся от боли головой это было почти невозможно.

— Это все я виноват, — прошептали совсем рядом, — назвал имя сдуру...

— Гарри?! — ахнул Дин, узнав, наконец, голос. Это был Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил, однокурсник Томаса.

Секундой позже Дин догадался, что справа от него стоит Гермиона, а рядом с ней — Рон. Меньше всего на свете Дин хотел, чтобы Золотое трио поймали. Ведь если егеря узнают, что схватили Гарри Поттера, то вероятность победы над Волдемортом резко упадет. Но они догадались. И тут же Сивый отдал приказ доставить пленников в дом Малфоев. Удушающая темнота, резкий толчок — и вот они уже на дорожке, ведущей к огромному особняку. Так плохо Дину не было еще никогда. Голова кружилась и болела, идти было неудобно, а осознание того, что через некоторое время, возможно, убьют Гарри Поттера, и их надежды окончательно рухнут, не хотело уходить.

Когда их спустили в подвал, Дин уже с трудом стоял на ногах. Все расплывалось. Где-то наверху кричала Гермиона, а рядом срывал голос Рон. Чьи-то теплые руки мягко сняли веревки, и Дин почувствовал свободу. Силы совсем покинули его, и он опустился на пол, слыша где-то вдалеке такой родной голос:

— Здравствуй, Дин...

* * *

Сквозь неплотно задернутые шторы показалось солнце, и Дин поморщился, открывая глаза. Некоторое время он просто лежал, закинув руки за голову, и улыбался. Они сделали это. Они выбрались. Неизвестно каким образом в подвале очутился Добби, эльф-домовик, и вытащил их. Сам он храбро погиб, и вчера они все вместе хоронили его. Кажется, Дин плакал.

Голова сегодня болела уже не так сильно. Вчера Флер, в дом которой переместил их Добби, бегала весь день, стараясь вылечить бывших пленников. Дину она перевязала голову и настоятельно попросила хорошенько выспаться.

Но самым счастливым воспоминанием прошедшего дня была Луна Лавгуд. Эта светлая девушка с вечной улыбкой на лице, необычайно бледная и слабая, но все такая же заботливая и добрая. Он так и не обнял ее вчера. И теперь надо было наверстывать упущеное.

— Доброе утро, Дин, — улыбнулась она, когда Дин встал и подошел к ней, стоявшей возле окна, — прекрасная погода, правда? И море шумит. Красиво...

Дин кивнул, хотя и знал, что она не увидит, и крепко обнял ее. Она повернулась и прижалась к нему.

А за окном шумело море. Теперь все и правда было хорошо.

Наступил апрель. Совсем еще недавно бушевала метель, а теперь на улице вовсю теплело. Начиналась оттепель. Солнце светило ярче, на дворе появилась долгожданная зеленая трава, птицы пели веселее. С приходом весны в сердцах людей поселилась надежда, а на душе стало спокойнее. Отряд Дамблдора, заперевшись в Выручай-комнате, строили планы отмщения пожирателям, обычные ученики готовились к экзаменам и почти не вылезали из своих гостиных, а Кэрроу маялись отсутствием работы и пытались придраться хоть к чему-нибудь.

Совсем немного оставалось до пасхальных каникул, и Джинни ждала их с нетерпением, ведь на эти каникулы она уезжала домой. Невилл не хотел ее отпускать — помнил, что случилось с Луной. За Лавгуд переживали все. Когда она не вернулась после рождественских каникул, какими-то окольными путями Симус узнал, что ее сняли с поезда пожиратели, и что теперь она сидит в тюрьме за то, что ее отец нелестно отзывался о Волдеморте и пожирателях в своей "Придире". Совсем недавно решили приструнить и Невилла — на его бабушку напали двое пожирателей смерти, но старушка оказалась не так проста, и дала достойный отпор. После этого Невилл получил письмо, в котором бабушка называла его героем, достойным своих родителей, и он еще несколько дней ходил довольный и счастливый, не выпуская письмо из рук.

Новостей из мира не было почти никаких. Казалось, все застыло в ожидании настоящей бури. И эта буря скоро должна была разразиться.

* * *

В Выручай-комнате жить было на редкость удобно. Она была прекрасно защищена, и ни Снейп, ни кто либо другой не мог проникнуть в эту комнату без разрешения одного из ее жильцов. Вся еда доставлялась из Кабаньей головы, где бедных студентов, решивших оказать сопротивление, кормили бесплатно, но, конечно, тайком. Спали в гамаках, висящих на небольшом расстоянии от пола, под разными флагами — гриффиндорским, когтевранским м пуффендуйским. Из комнаты чаще всего выбирался основной состав — Невилл, Джинни, Симус, Эрни, Лаванда и Ханна — все еще пытавшиеся делать Кэрроу и директору пакости, остальные же отсиживались в Выручай-комнате, правильно полагая, что многих ждет такая же участь, как и Луну Лавгуд.

А после пасхальных каникул не вернулась Джинни: ее забрали домой, и теперь дамблдорцев стало еще меньше.

Симус и Лаванда торопились любить. Они обнимались по ночам, боясь отпустить друг друга. Они целовались с жадностью, боясь потерять свою любовь. Они держались за руки в любой момент, когда были рядом. Вечером, уединяясь где-нибудь в углу комнаты, Симус прижимал Лаванду к себе, и она плакала, выплескивая все горе, которое накопилось у нее за этот день.

— О чем ты мечтаешь? — шептал Симус, гладя ее по волосам и улыбаясь.

— Об уютном доме на берегу моря, о красивом саду вокруг него, о трех ребятишках, которые будут бегать по этому саду и улыбаться...

Лаванда закрывала глаза, представляя это воочию, и смеялась, и Симус смеялся вместе с ней.

— Так все и будет, — говорил он, зарывался в ее волосы и обещал, что они будут жить долго и счастливо, когда закончится эта война. И Лаванда верила.

* * *

Второго мая с самого утра все чувствовали, что произойдет что-то необычное. На уроки никто из постоянного состава Отряда Поттера не пошел: все сидели в Выручай-комнате и ждали вестей. И они не замедлили появиться: где-то к четырем часам в эфир вышел «Поттеровский дозор», объявивший о том, что Мальчик-Который-Выжил ограбил банк Гринготтс и улетел на драконе.

— На драконе, представляете! — хохотал Невилл, с такой гордостью оглядывая ребят, будто Гринготтс ограбил он сам.

Симус, обнимая Лаванду, с улыбкой смотрел на друга. Настроение у всех резко поднялось, но при этом они понимали — это только начало. Сегодня должно было произойти что-то, что изменит весь мир вокруг них, потому что Гарри Поттер наконец появился — и теперь уже не сможет пропасть.

Пытались заниматься своими делами: Эрни заготавливал склянки с заживляющими зельями, словно чувствовал, что они пригодятся; Лаванда пересказывала Симусу план эвакуации детей из школы (их инструктировала еще Макгонагалл в начале года, но Финниган благополучно все прослушал); Невилл проводил очередную тренировку Отряда. Закрепляли защитные чары и патронусов. Симус надеялся, что применять их не понадобится, но на всякий случай погонял своего телесного лиса по залу. Хороших воспоминаний было слишком мало, но одно из них сейчас сидело рядом и улыбалось своею искренней улыбкой, так что заклинание далось гриффиндорцу на удивление легко.

Около десяти часов вечера Невилл ушел в «Кабанью голову». Симус, обнимаясь с Лавандой, этот момент пропустил, но взволнованная Джинни сказала, что его позвала Ариана с портрета. Напряжение в Выручай-комнате достигло своего предела.

Через пару минут в проеме появился Невилл, за ним — удивленный Гарри вместе с Роном и Гермионой. Все трое — с палочками наготове.

Встретили их рукоплесканиями.

Лаванда с немного стеснительной улыбкой рассматривала Рона; Симус смотрел только на Гарри. Тот почти не вырос — маленький, еще более истощенный, чем обычно; с небрежно отстриженными волосами, в царапинах, но с улыбкой, и, главное, живой. Живой!

Кто-то толкнул его в спину — Джинни Уизли, радостно вскрикнув, бросилась на шею герою Британии. Что-то проворчал Рон; пошутил Симус, не отрывая взгляда от счастливой парочки; разочарованно вздохнул Невилл, но взял себя в руки.

Дальше действовали быстро: предупредить Макгонагалл, собрать детей и срочно эвакуировать их. Симус и Лаванда убежали почти первыми — нужно было выдернуть малышей из кроватей, помочь одеться и взять необходимые вещи, направить в «Кабанью голову», пересчитывая каждые пятнадцать минут (не дай бог, потеряешь кого-нибудь — потом никогда себе не простишь).

Эта беготня напоминала Симусу начальную школу — им несколько раз в год устраивали ложные пожарные тревоги, и все бегали вот так же, по этажам, нервно озираясь и прижимаясь друг к другу. Симус тогда не боялся, он все-таки был волшебником, пусть еще и не поступившим в Хогвартс, но маггловских детей ему тогда было жаль.

Здесь же маггловских детей не было, а волшебники могли наделать глупостей, и старостам приходилось следить за ними с повышенным вниманием.

Когда все дети (почти все, как они узнали позже) были отправлены в кабак к Аберфорту, Симус и Лаванда направились к Кингсли за поручениями — он руководил обороной.

Битва за Хогвартс началась.

Сражаться Симус умел так себе. В отличие от многих гриффиндорцев он почти не ходил на сборы Отряда Дамблдора, появился там только под конец и научился лишь вызывать патронуса. Отца у него не было, мать боевыми заклятиями почти не владела. В этом году Невилл устраивал им занятия, но ничего нового не говорил, боевые заклинания у него самого получались так себе, а на уроках Симус был хорош только в прикладной магии — зельеварение и травология пожалуйста, а с защитой от темных искусств это к Поттеру.

Но война никому не прощала незнания, и Симусу срочно пришлось осваиваться в этой тяжелой для него обстановке.

Первым делом нужно было защитить Лаванду. Если с ней что-то случится — он не переживет.

— Не теряйся, ладно? — сказал он ей и улыбнулся, убирая локоны с ее лица. Она дрожала. Сердце у нее билось сильно-сильно, и Симус крепко обнял ее, молясь, чтобы это был не последний раз.

Рядом обнимались Ханна и Эрни; Гарри, Рон и Гермиона уже ушли куда-то. Появлялись все новые и новые члены Ордена Феникса. По призыву Невилла пришли и выпускники-участники ОД.

Чуть позже появилась Луна, а за ней — радостно ухмыляющийся Дин. Симус, кажется, никому еще так не радовался, как этим двоим.

— Мне бы палочку, — пробормотал Дин, обнимая Луну. Удивляться здесь было чему, это точно.

— У тебя нет палочки?

Отличная у них получалась компания — две девушки без достаточного опыта борьбы и хороших знаний боевых заклятий, начинающий зельевар, ни черта не смыслящий в защите от темных искусств, и маг-недоучка без палочки.

Толпа вынесла их на улицу. Дин и Луна где-то потерялись, и теперь Симус крепко держал Лаванду за руку, не давая ей пропасть. Он уже успел пожалеть, что позволил ей остаться — надо было заставить ее эвакуироваться вместе с детьми. С другой стороны, он слишком хорошо знал гриффиндорку, чтобы считать, будто она его послушалась бы.

Когда появились пожиратели, всем было не до разговоров. Симус судорожно вспоминал все, что читал в книгах о боевой магии. Лаванда красиво ставила щиты, но с контрзаклятиями у нее было очень и очень плохо. Финниган работал за двоих.

Со стороны леса появились дементоры. Гарри, Рон и Гермиона, спасаясь от пауков, словно не замечали их, а когда выхватили свои палочки — было уже поздно. Симус бросился на помощь. К ним уже спешили Эрни и Луна с палочками наперевес.

Сосредоточиться. Вспомнить слегка рыжеватые волосы Лаванды. Теплую улыбку. Разговоры о том, что будет после войны. Тишина. Посиделки с Дином. Мама. Невилл. Гарри вернулся.

— Экспекто патронум!

Лиса, заяц и кабан отпугивали дементоров. Вскоре к ним присоединился и олень. Глаза Гарри блестели.

И в тот миг Симус понял — они победят.

Лаванду он все-таки потерял. Дина тоже не было, Луна была рядом, но помощи от нее Симус не ждал. И все-таки она помогла.

— Я видела Лаванду только что, он ушла в замок. Дин сражается с Ремусом Люпином и Артуром Уизли где-то около Астрономической башни.

— Ты просто чудо, Луна! Береги себя, — торопливо проговорил Симус, коротко обнимая ее, и бросился к замку.

Лаванду он нашел, но было поздно. Слишком, слишком поздно! Она лежала прямо у лестницы, без сознания, и кровь струилась по ее лицу. Недалеко валялся Фенрир Сивый. Симус почувствовал вдруг такой страх, что его чуть не парализовало. Он медленно опустился на колени перед Браун и взял ее за руку. Пульса не было. Голова закружилась. Вокруг кто-то что-то кричал, но он словно не слышал. Очнулся только когда кто-то резко схватил его за плечи и поставил на ноги.

— Дин, — губы почти не слушались. Томас наклонился и поднял палочку Лаванды, с силой сжав ее.

— Энервейт, — заклинание неожиданно подействовало. Еле слышно застонав, Лаванда открыла глаза и попыталась встать. Они помогли ей подняться и буквально потащили на себе в Большой зал. Симус неумело отстреливался от пожирателей, Дин с трудом держал Протего — палочка Лаванды еле слушалась.

Сдав Лаванду мадам Помфри, они поспешили к выходу, стараясь не оглядываться. В Большом зале было слишком много раненных и еще больше — убитых. На них старались не смотреть.

— Мистера Люпина убили, — вдруг выдавил Дин, и Симус обернулся. Они стояли у дверей в Большой зал. Вокруг сияли вспышки заклятий. Глаза у Дина блестели от слез.

Симус решительно сжал палочку.

— За Гарри. — прошептал он.

— За Гарри.

И они бросились в битву.

* * *

Когда все закончилось, и они смогли протолкнуться, наконец, к Лаванде, рядом сидела Луна. Она тут же поднялась и крепко обняла Дина. Дин несмело обнял ее в ответ. Казалось, что весь мир остановился. Они чувствовали теплое дыхание друг друга и не хотели отпускать, боясь, хотя бояться было уже нечего.

Симус опустился рядом с Лавандой. Она попыталась улыбнуться. Она была слаба, лицо было порезано (должны были остаться шрамы), но — жива.

— Прости меня, что не уберег, — прошептал Симус, наклоняясь к ее лицу. Он осторожно поцеловал ее и уже привычным движением убрал локоны со лба.

— Все хорошо, — ответила она, улыбаясь той светлой улыбкой, к которой он так привык и которую так боялся потерять, — главное, помни: дом и трое детей. Трое, Симус!

— Обязательно.

Он осторожно обнял ее и поднял глаза на Дина с Луной. Они плакали — молча, переплетя пальцы, улыбаясь. И Симус почувствовал слезы на своих щеках тоже. Он снова посмотрел на Лаванду. Она улыбалась, но глаза ее блестели, и видно было, что она сдерживается, чтобы не зарыдать.

Гриффиндорцы победили. И гриффиндорцы плачут.