Сквозное зеркало (гет)

РЕГУЛУС

«Шестой год... Казалось бы, ничем не отличается от предыдущих — вон послушать только, как Дамблдор соловьем заливается, — а все равно такое ощущение, что изменится очень многое. По крайней мере, для меня.

Нет, осознание этого факта не пришло ко мне внезапно за праздничным столом Хогвартса. Скорее всего, эта мысль преследовала меня уже давно, просто я старался отгонять ее как можно дальше. Первый звоночек прозвучал, когда Сириус собрал вещи и ушел из дома.

Ох уж этот мой старший братец... Он, наверное, всю свою сознательную жизнь доказывал и себе и окружающим, что фамилия Блек досталась ему по чистой случайности. Поступил на Гриффиндор, водился со своими дружками-маглолюбами, нарушая все возможные правила, во всем противоречил леди Вальбурге. Но последняя его выходка показала, что чтить правила нашей семьи он вообще не намерен, за что и был выжжен с семейного гобелена.

Наверное, мне стоило обрадоваться, что теперь я являюсь единственным наследником Блеков, но это обстоятельство не вызывало у меня ничего кроме злости. Я совершенно не понимал, как брат может настолько пренебречь своим положением члена древней и всеми уважаемой чистокровной семьи с многовековыми традициями. Как он может променять общество лучших представителей аристократии на общение с презренными осквернителями крови и полукровками. Он ведь даже с грязнокровками спокойно общается, не находя в этом ничего унизительного.

Тогда, впервые в жизни мне стало стыдно. Стыдно от осознания того, что такой человек как Сириус одной со мной крови. И что самое страшное, приходится родным братом...»

Регулус наблюдал за дурачившимся за гриффиндорским столом братом. Громкий смех Сириуса, казалось, выделялся из общего гула Большого Зала и заставлял его младшего брата невольно морщиться.

Впрочем, такую же реакцию недостойное поведение старшего Блека вызывало у еще одного человека за слизеринским столом. Нарцисса Блек, стараясь не слишком показывать на публику свое негодование, кипела от бешенства.

Кузина Нарцисса была самой любимой родственницей Регулуса. В детстве все три кузины были частыми гостями у них дома. Но старшая, Беллатриса, считала ниже своего достоинства обращать внимание на младших сестер и кузенов. Казалось, что те семь лет, на которые она была старше Регулуса, заставляли ее чувствовать себя очень взрослой. Впрочем, возможно, помолвка с человеком, который был старше ее на десять лет, тоже придавала Беллатрисе значения в собственных глазах и заставляла ее быть резкой и нетерпимой к тем, кто не признавал ее авторитет или не разделял ее взглядов.

Андромеда была совсем другой — доброй, мягкой, заботливой. Но это не мешало ей, точно так же как и ее старшей сестре, держаться особняком. Она словно бы жила в каком-то своем личном мире, откуда иногда выходила, но куда никогда и никого не желала впускать. И все-таки с ней Регулусу было общаться куда приятнее, чем с надменной Беллатрисой.

Каково же было его удивление и разочарование, когда эта воспитанная и приятная девушка, которая благодаря положению семьи могла сделать прекрасную партию с представителем практически любой чистокровной аристократической семьи, вдруг, вопреки воле родителей, вышла замуж за нищего грязнокровку.

Скандал, который тогда бушевал в семье Блек, Регулус, наверное, не забудет никогда в жизни. Ему тогда как раз исполнилось одиннадцать, и он с нетерпением ожидал сову из Хогвартса. Несмотря на то, что в прошлом году Распределяющая Шляпа отправила его старшего брата на Гриффиндор, мальчик был уверен, что уж он-то точно не посрамит семейных традиций и будет учиться на самом лучшем факультете для представителей чистокровных семей, имя которому дал сам Салазар Слизерин.

Тогда-то в саду он и увидел заплаканную Нарциссу, которая рассказала ему, какой позор навлекла на семью Андромеда.

Кузина Нарцисса, лучшая подруга его детских игр, веселая и добрая, сейчас рыдала навзрыд, не заботясь ни о своем внешнем виде, ни о том, что о ней могут подумать окружающие. И вид плачущей девочки напугал Регулуса гораздо больше мрачных и сердитых взрослых, которые на семейном совете решали, что же делать с отступницей. И даже больше того момента, когда имя Андромеды Блек навсегда исчезло с семейного гобелена, безжалостно выжженное рукой главы рода.

И кто тогда мог представить, что выжженное черное пятно среди имен славных предков будет не последним позорным клеймом на родовом гобелене. Что Сириус, только укрепивший свои бунтарские замашки на факультете Годрика, воспитующего лишь пустоголовых нарушителей вековых устоев, решит покинуть семью, отказавшись от родства со старинным родом Блек...

Регулус смотрел на сидевшую напротив Нарциссу и ободряюще ей улыбнулся. Кузина практически незаметно улыбнулась ему в ответ и завела незначительный разговор на постороннюю тему, который должен был показать всем недоброжелателям, что избавляясь от недостойных членов своей семьи, Блеки становятся только сильнее. И в который уже раз Регулус подумал о том, насколько повезло с невестой Люциусу Малфою.

Наконец-то этот казавшийся бесконечным ужин закончился, можно было со спокойной душой закрыться у себя в комнате и лечь спать, но Гойл, вежливо извинившись перед Нарциссой, отозвал Регулуса для важного разговора. Конечно же, этот разговор касался вступления в ряды последователей Темного Лорда, и Блек про себя поразился тому, как можно быть настолько недальновидным — пытаться вести разговор на столь серьезную и опасную тему в коридорах школы, заполненных учениками.

Он что-то уклончиво ответил Гойлу и, твердо пообещав обсудить все позже, в более подходящей обстановке, раздраженный вошел в свою комнату. Его раздражение никак не было связано с Темным Лордом — решение о вступлении в его ряды было принято давно и активно поддерживалось родителями. Просто из-за выходки Сириуса возникло невысказанное вслух сомнение в дальнейших действиях его, Регулуса. И от осознания этого факта хотелось пойти в гриффиндорскую гостиную и в кровь разбить ухмыляющееся лицо брата. К сожалению, подобное поведение недостойно аристократа и все свое раздражение Регулус Блек мог выплеснуть только на вещи, которые со злостью доставал из сундуков и раскладывал в шкафах.

Увидеть плохое настроение в действиях молодого аристократа могли только очень хорошо знавшие его люди, для всех остальных он просто выполнял не слишком приятную, но нужную работу. На лице Регулуса застыло выражение вежливой скуки, которое не изменилось даже тогда, когда ожило стоящее на столе сквозное зеркало и звонкий девичий голос изумленно произнес: «Сириус? Не может быть...»