Блюз дождливого города (гет)

Она поступала нелогично, — рациональная часть сознания Тонкс с этим даже соглашалась, как понимала она и болезненную раздражительную опеку матери, не желающей отпускать дочь в Аврорат. «Война закончилась, а у тебя маленький ребёнок», — говорила Андромеда, и это была сущая правда, поэтому Тонкс не оставалось ничего, кроме как кивнуть и пойти отправить Кингсли сову с заявлением о принятии на работу.

Ремусу не пришлось даже рассказывать: Тонкс иногда подозревала, что он предугадывает её мысли.

— Я так предсказуема? — пошутила она, надеясь развеять напряжение, но шутка получилась вялой: реакции Ремуса Тонкс боялась больше, чем матери.

— Мы думаем слишком в одном направлении, — отозвался он с полуусмешкой, и ей понадобилась несколько секунд, чтобы понять, что Ремус имел в виду.

Война не отпускала не только её: его тоже. Только ему, в отличие от Тонкс, попроситься в аврорат мешало здоровье. Из хогвартской битвы он выкарабкался, конечно, не Грозным глазом, но в полнолуния до сих пор мучился.

Восторга от её решения Ремус, конечно, не испытывал, Тонкс и гадать не надо было, но она была весьма благодарна ему за молчаливое согласие и понимание: вернуться в строй было необходимо ей, как воздух.

Умница Гермиона как-то невесело пошутила, что у них у всех посттравматический синдром — это был какой-то маггловский термин, но Тонкс он хорошо запомнился. И чем дальше, тем больше ей казалось, что она вязнет в этом синдроме по самые уши.

А послевоенный мир неумолимо возвращался в рутинное русло.

Отгремели хэллоуинские торжества, ноябрь близился к завершению, и второй день на улице сыпало мокрыми снежными хлопьями, которые едва успевали долетать до земли. А Тонкс не могла отделаться от ощущение, что зябкая сырость просочилась даже в её кабинет, спрятанный в лабиринтах министерства.

До конца рабочего дня оставались бесконечные три часа, в которые не ожидалось ничего, кроме бумажной работы, и она ёжилась в кресле, вжимаясь в спинку от сквозняков, и машинально перекладывала файлы из одной стопки в другую.

Дома Ремус, наверное, развлекал Тедди сказками и дописывал очередную статью по ЗОТИ, и Тонкс не впервые почувствовала скользкий холод, обволакивающий изнутри. Она никогда не могла бы сидеть дома — это было ясно и родителям, и Ремусу, и, уж конечно, самой Тонкс тоже. Но в этом — она с трудом признавалась себе — было нечто неправильное: Ремус был счастлив возиться с Тедди, но Тонкс иногда мерещилось, будто она не поспевает за ними, но дежурство шло за дежурством, и ей оставалось только старательно заглушать колкую ревность. К кому больше — Ремусу или Тедди — Тонкс предпочитала не думать и вовсе.

— — — — —

Тедди еле слышно посапывал, изредка причмокивая во сне, и Тонкс, облокотившись о край кроватки, не отрывала взгляда от маленького кулёчка, обёрнутого одеялом.

«Так он скоро забудет, как ты выглядишь», — укорил противный внутренний голос, и она невесело усмехнулась собственным мыслям. Ей никогда не был присущ пессимизм, но если раньше Тонкс и сама частенько шутила, что она безалаберная молодая мать, то теперь в этих шутках было бы слишком много подозрительной двусмысленности. Или — говоря проще — правды, — признавала Тонкс в глубине души и старательно обещала себе с завтрашнего дня начать новую жизнь.

«А жизнь продолжает идти по накатанной», — она зажмурилась, словно пытаясь разом перетряхнуть неправильный мир и одной силой воли исправить собственные ошибки. Затем едва слышно вздохнула и, перегнувшись через бортик, осторожно поцеловала Тедди в макушку.

В их с Ремусом спальню Тонкс прокралась на цыпочках, то и дело замирая и вслушиваясь в тишину. Разбуженный невовремя Ремус до сих пор не избавился от привычки спросонья бросаться за палочкой, и меньше всего ей хотелось его будить.

— Дора?

Едва успев улечься в постель и потянувшись было за одеялом, Тонкс вздрогнула и застыла, неудобно скорчившись.

— Я не спал, — рассеял её сомнения Ремус, судя по шороху, придвинувшийся поближе. — Всё в порядке?

Она дёрнула плечом, не оборачиваясь, как будто в темноте можно было различить её потерянный взгляд.

— Холодно, — беспомощно выдала Тонкс наконец и сразу же осеклась: неужели у неё не было вариантов получше?

Ремус молча притянул её к себе, одной рукой обхватывая спину, а второй вылавливая наощупь её ладони. Прошло несколько долгих секунд прежде, чем Тонкс поняла, что вцепилась в него — должно быть, больно, хоть он и не возмущался.

От Ремуса веяло теплом, и она прильнула к его груди, жадно прислушиваясь к гулкому биению сердца, неровному, как у неё.

Как тогда, перед их самой большой битвой, — вспомнилось ей внезапно, и Тонкс неожиданно для себя хрипловато всхлипнула, ещё глубже зарываясь между одеялом и Ремусом.

— Дора, — шепнул он над самым ухом, немного растерянно, и она тяжело вздохнула. С его слухом нечего было и надеяться, что её подозрительный всхлип останется без внимания. Костяшек её пальцев легонько коснулись шершавые губы, и от нахлынувшего тепла Тонкс почему-то едва не расплакалась.

Сколько она не плакала, год? Два?

Ей казалось иногда, что она бы пережила так и ещё годы войны, но войны, которая бы закончилась раз и навсегда.

— Когда ты молчишь, мне страшно становится, — полусерьёзно заметил Ремус, осторожно поддевая её за подбородок и заставляя повернуться к нему лицом. В блёклых мелькнувших полосках лунного света она успела увидеть его встревоженные глаза.

Тонкс с усилием подавила желание зажмуриться, лишь бы избежать этого проницательного взгляда.

— Ты сердишься на меня?

Ремус, кажется, удивлённо моргнул.

— Я бросила на тебя Тедди и почти не бываю дома, — добавила она, стараясь не отводить глаза. — Прости.

— Не говори глупостей, — он рывком прижал её к себе, и Тонкс затаила дыхание, чувствуя, как его пальцы невесомо скользят от затылка по щеке. — С моей стороны было бы в высшей степени эгоистично просить тебя вычеркнуть аврорат из своей жизни.

— Но ты бы этого хотел? — поему-то ей почти хотелось услышать положительный ответ Ремуса. Повисла пауза.

— Хотел, конечно. В первый момент, когда ты сказала, что выходишь на работу, — он вздохнул и неловко ткнулся губами ей в волосы. — Прости.

— Иногда мне кажется, что ты был прав, — с трудом проговорила Тонкс, вслепую вскинув руку. Под её пальцами чуть взбугрилась тёплая кожа, и она замерла, осознав, что Ремус нахмурился.

— Ты ведь знаешь, что это не так, — мягко возразил он. — Ты не должна замыкаться на чём-то одном.

— Но я не знаю, что делать в принципе, — ответила Тонкс, почти не размыкая губ. — И это никак не кончится. Как будто мы до сих пор воюем.

— Знаю, — Ремус осторожно повернулся, и она перекатилась ему на живот, обмякая, почувствовав на своей спине его руки. — Я так жил пятнадцать лет.

Тонкс крепче обхватила его, словно спасительную соломинку, чувствуя под кожей все выпирающие рёбра.

— Но это ведь не значит, что так должно быть всегда.

Она чуть приподнялась, отчаянно выискивая в темноте его глаза. Ремус, подавшись вперёд, вдруг приник к её губам.

— И главное, тогда у меня не было тебя, — он крепко поцеловал её в лоб. — Мы справимся. Ни одна война не может длиться вечно.