Венок из омелы (джен)

Луна Лавгуд не любит сочельник и Рождественские балы, но она слишком хорошо воспитана, чтобы отказать друзьям. Она готовится — расправляет складки на платье и причесывается деревянным гребнем. На нем остается пара волосинок, и Луна осторожно снимает их, разглядывая в тусклом свете.

«Эти подойдут», — размышляет она, присев на пол.

Полотняные мешочки разложены на почерневших досках Воющей хижины в два ряда. Все они — для Армии Дамблдора.

У Воющей хижины угрожающее название, на деле же здесь куда безопаснее, чем в рэйвенкловской спальне. Они сюда не приходят, не любят соседства с опасными тварями вроде оборотней. Они пока не знают, что профессор Люпин здесь больше не появляется.

Волосами Луна обматывает мешочек и затягивает сильно, но осторожно, чтобы не порвать. Завязывает сорок два узелка — всё именно так, как учила когда-то мама.

— Колдовство в твоих руках, а не в волшебной палочке, Кузнечик, — твердила она. Луна не верила. Ей казалось, что совсем скоро она вырастет, получит в лавке Олливандера универсальное средство защиты от тьмы и тогда прогонит их прочь из волшебного мира.

— Такие, как мы, рождаются раз в сто лет, Луна, не чаще, — шептала мама перед сном, убаюкивая её. Луне было страшно, а мама успокаивала и прятала под пижаму со слонятами очередной оберег — мешочек с шалфеем и когтем острозуба. — Только мы их видим, Кузнечик. Только мы… Другие маги считают, что мы ненормальные.

Из темного угла спальни на них смотрели десятки красных глаз…

Мама говорила, что бояться нечего: нарглы безобидны, они не трогают живых, лишь совершают мелкие пакости. Луна верила, но каждую ночь терзала пальцы, искалывала их до крови портняжной иглой, создавая из почерневшей мешковины и ароматных трав обереги. Сначала — себе и папе, позже — друзьям, учителям, а затем — и врагам тоже… Работать приходилось каждую ночь, ведь шалфей слишком быстро высыхал и терял свои свойства. Они переставали бояться его запаха и приходили пакостить…

В сочельник мама потеряла волшебную палочку. Она лежала на столе перед тем, как они поставили в духовку пирог, а позже, когда принялись заваривать чай, палочки уже не было.

— Это нарглы, — заявила Луна.

— Нарглы никогда не берут волшебные предметы, — мама лишь нахмурилась, заглядывая под стол.

В комнате пахло еловыми шишками и хвоей. Елка была наряжена наполовину, а отец отправился упаковывать подарки: без них и Рождество не праздник.

Луна подозрительно покосилась на рождественскую омелу — они были здесь. Прятались за листьями, но тщетно: их присутствие выдавали красные глаза и тихий гул, словно тысячи пчел гудели в улье.

— Не обращай внимания. Они просто запугивают тебя.

Глупая традиция — размещать в доме вампира, живущего на корнях других растений и выпивающего все их жизненные силы. Луна говорила, что не хочет видеть омелу на их семейном празднике, папа твердил то же самое, но мама настояла.

— Ты же не хочешь, чтобы наша дочь боялась цветка? К тому же под омелой принято целоваться, — прошептала она отцу.

— Она кишит нарглами… Не нравится мне это, — тот лишь покачал головой, но спорить не стал.

— Кузнечик, уберись в комнате, пока я занимаюсь рождественским кексом.

Луна умчалась наверх и замерла посреди жуткого беспорядка.

Тогда это показалось ей подозрительным. С чего вдруг нарглы разыгрались в доме, полном магов? Ведь по натуре они очень трусливы.

— Мама! Твоя палочка!

Мама засмеялась, забирая из рук Луны волшебную палочку.

— Где ты её нашла?

— В комнате. Заглянула в коробку с тянучками. И как она там оказалась?

— Нарглы расшалились. Придется сделать сегодня обереги. А сейчас разожжем огонь в камине, дождемся твоего отца и будем праздновать!

…Надо было предупредить маму, что палочка вся липкая — пропиталась карамелью из той коробки. Нарглы затаили злобу, ведь им так не нравился запах шалфея…

— Пиро! — огонь полыхнул слишком сильно.

Луна до сих пор помнит: натуральный шелк не горит — он обугливается, поэтому всегда надо быть внимательной, накладывая заклятие. В тот вечер она впервые увидела, как темные твари, собираясь на пиршество, скрипят зубами и поливают пол липкими слюнями, следы которых не вывести ничем. Как же они, оказывается, любят мясо…

…Луна вздрагивает — волос рвется, а мешочек выскальзывает из рук. Нарглы опасны. Слабы, но опасны. А Рождество — самое страшное время, ведь аромат омелы привлекает их, заставляя сбиваться в стаи.

— Гарри Поттер, — тихо произносит Луна и собирает рассыпавшиеся по полу части оберега. Неторопливо укладывает в мешочек шалфей и мирру, добавляет клыки острозуба и тряпицу, некогда бывшую носком Гарри. — Это защитит тебя от нарглов, — продолжает она, вырывая пару своих волос и скрепляя ими оберег.

Закончив дела, Луна пересчитывает мешочки и поднимается, очищая платье от пыли.

Она поправляет волосы и косится в маленькое зеркало, припрятанное в кармане. Близится время Рождественского бала: через полчаса в Большом зале заиграет музыка.

«Хорошо, что у меня густые волосы, — думает она, — а то с таким количеством новых друзей я могла бы облысеть».

Она задумчиво улыбается и уносится в школу, ведь еще нужно успеть припрятать обереги под кроватями мальчишек — уж они наверняка туда не заглядывают. С девчонками будет сложнее, придется отыскать способ убрать мешочки под матрас. Наверняка Джинни и Гермиона сейчас крутятся перед зеркалом.

Луна Лавгуд называет Темного Лорда по имени, потому что совсем его не боится. Она сторонится Рождественских балов и не любит сидеть у огня. Нарглы приходят каждую ночь, но и их появление давно уже не пугает. Ко всему можно привыкнуть, и она привыкла. Но если бы урок у профессора Люпина не закончился слишком быстро, то все вокруг покрутили бы пальцем у виска, убеждаясь, что Лавгуды чокнутые. Потому что боггарт Луны не превращается в дементора, паука или профессора Снейпа. Боггарт пугает её образом растения с тонким стеблем и крупными белыми ягодами. Венком из омелы.