Женить нельзя помиловать (гет)

— Свадьбы не будет…

Тихая фраза повисла в воздухе, словно заколдованные свечи под потолком.

— Не будет, — Гермиона повторила последние слова громче, стараясь смириться со сказанным. Голос дрожал от волнения. Но не она...

Глядя на собственное отражение в огромном зеркале, Гермиона вот уже несколько минут не решалась снять сказочно красивый наряд: струящееся шёлковое платье насыщенного винного цвета, с глубоким вырезом на спине и бантом, который так и тянуло развязать — и чувствовала себя трусихой. А это совсем не гриффиндорское поведение! И даже слизеринской осторожностью не пахло. Но факт оставался фактом: она боялась. Только смелость изменяла Гермионе не потому, что платье безумно нравилось (она редко могла сознаться в чём-либо подобном) — нет! — и не потому, что страшилась Драко или очередного скандала… Всё было гораздо проще: в глубине души она продолжала надеяться на чудо. А что ещё оставалось? Это же волшебный мир, чёрт возьми!

В конце концов, стоило рассказать обо всём с самого начала, а не строить из себя хозяйку положения!.. И она, и Люциус слишком далеко зашли. А всё ради чего? Ради... любви?

Совсем недавно Гермиона и представить такого не могла: она в Мэноре. В шаге от старых страхов и предубеждений. В шаге от тихой мечты. А от счастья?.. Когда позади столько лжи? И ничего уже нельзя изменить, тем более не веря в очевидное.

А ведь ещё вчера всё было так хорошо!.. Сама природа, казалось, радовалась грядущей церемонии: солнечное июньское утро, тёплый безветренный день, не менее чудный вечер, беспокойная ночь.

Но сегодня...

Безрассудное утро. Безумный, переполненный сплошными глупостями день. Надвигающийся маленькой бурей вечер. Любая здравомыслящая девушка совсем не так представляла бы собственную свадьбу! Но разум вдруг помахал ручкой… И что в итоге?

Гермиона Грейнджер — трусиха.

А когда-то брак между маглорожденной и Малфоем считался невозможным. И зря!.. Потому именно она в необыкновенно соблазнительном свадебном платье стояла в одной из комнат Мэнора. Аккуратно уложенные с помощью магии непослушные волосы шаловливыми локонами струились по плечам, щёки горели лёгким румянцем, а сердце колотилось, отсчитывая секунды до неумолимой развязки. До захода солнца Гермиона собиралась стать миссис Малфой. По крайней мере, большинство гостей в это верило. Да и Драко не ожидал никаких сюрпризов, опять же — и зря!..

Она нервно сглотнула, мельком взглянув на украшенный волшебными огнями сад. Гермиона призадумалась, пристально всматриваясь в зеркало, словно пыталась увидеть там своё будущее. Приглашённые ждали магического ритуала не один час, и наверно, потерпят ещё немного. Ведь у них есть время. А у неё? Потому что когда она расскажет Драко всё…

— Он убьёт меня. Чуть-чуть… — машинально сблизив указательный и большой пальцы, она, очевидно, пыталась донести до собственного сознания весь масштаб нависшей угрозы. Гермиона немного увеличила расстояние. — Нет, вот настолько...

Но какая, к чертям, разница?!

А вдруг Драко её удивит? Ему это не раз удавалось.

Гермиона, отогнав наивные мечты, покачала головой, глубоко вздохнула и повторила в третий раз:

— Свадьбы не будет, — и, репетируя будущую речь, продолжила: — Я должна тебе кое в чём признаться... — «Нет, не так…» — тут же поправившись, она проговорила увереннее и громче: — Прости меня, пожалуйста…

— И не подумаю, Грейнджер! — сердитый мужской голос заставил её обернуться в сторону двери. Стало понятно, что Малфой услышал больше, чем последние несколько слов. — Так, Жаба, или ты немедленно… — он плотно сжал губы, сдерживая гнев, — или… — желваки заиграли на бледном лице, и в комнате воцарилась гнетущая тишина.

А продолжение фразы и не требовалось. Взгляд Драко говорил о многом: их расставание, как и «свадьбы не будет», неминуемо, если только…

Он крепко сжимал массивную ручку двери, пытаясь, если не раскрошить, так согнуть её. Из-за его плеча бросил виноватый взгляд Люциус, потом, пожав плечами, развернулся и двинулся прочь по коридору. Но куда испарились нужные слова из головы Гермионы? Ведь не первый раз она видела Малфоя в гневе!.. Но таким серьёзным — никогда. И его злость, и лихорадочный взгляд возбуждали её… Опять. Как назло!.. Но её тараканы не повод для секса.

Гермиона совсем ненадолго прикрыла глаза:

«Дура!..» — глубокий вдох. И выдох. Прежде чем взглянуть в грозное лицо Драко.

Да, он был чертовски соблазнителен в чёрном фраке и ослепительно белой рубашке, в роскошном жилете цвета ночи и бабочке в тон.

«Вот зараза!..»

И даже хорошо знакомый взгляд «Малфой-я-тебя-съем» не мог спасти положение. Определённо! Потому что так и несостоявшийся муж был готов хлопнуть дверью и забыть о браке на веки вечные. И уговоры тут не помогут.

— Даю тебе несколько минут, — не сводя с Грейнджер тёмно-серых глаз, твёрдо и решительно произнёс Драко. — И учти, что никакие говорящие лягушки не заставят меня передумать. Никогда. Слышишь, никогда!

— Хорошо, я всё объясню…

— Ну, давай, рискни! — он резким движением взмахнул палочкой, накладывая на комнату запирающие чары, и, скрестив на груди руки, выжидательно уставился на побледневшую невесту.

Двадцать четыре часа назад…

— Гермиона, — Драко протянул ей волшебную шкатулку, — открой… — ноль реакции. Предчувствовала ведь нечто в малфоевском духе: нагрянуть в виде говорящего земноводного, например. Так что подсунуть сомнительный артефакт — вполне-е-е ожидаемо.

— И что там? — тихо поинтересовалась она, разглядывая причудливые узоры на лакированной поверхности ларца. Чисто интуитивно ощущался какой-то подвох, потому как слишком всё гладко складывалось…

...до этого момента.

Драко сделал последний шаг навстречу и сказал уже настойчивее:

— Открывай. С тобой ничего не случится. Мы официально помолвлены, а значит, защитная магия тебя не заденет. Знаешь, Мэнор не Запретный лес, здесь всё вполне предсказуемо.

— И что, никто меня даже не укусит? — Гермиона, улыбаясь, провела указательным пальцем по краю зачарованной крышки, но узор остался неизменным: шкатулка «узнала» будущую владелицу.

— Ах, это… — Драко уверенно положил её руку на ларец. — Обязательно. Только это буду уже я — если ты этого не сделаешь. Открывай немедленно! Тянуть время бесполезно. Ты согласилась выйти за меня замуж, и значит, приняла правила игры, Грейнджер.

Она, еле сдерживая волнение, откинула крышку шкатулки с секретом: на алой бархатной подушечке блестело и переливалось удивительной красоты кольцо. Родовой вензель в виде буквы «М» говорил об одном: это семейная реликвия. Причём, явно гоблинской работы.

Дыхание Гермионы невольно перехватило: она догадалась — перед ней особая драгоценность. И несомненно, заколдованная.

— Драко, это кольцо… верности? — предположила она. — Я читала о подобных вещах.

— По-моему, ты утверждаешь очевидное. Примерь, и не делай такого лица! Пока брак не заключён, ты сможешь снять кольцо сама, но после церемонии — только я. Или тебе придётся меня убить, чтобы отменить волшебство.

— Я знаю, магия гоблинов. А кольцо… только одно?

— Опять двадцать пять? Оно и есть одно! Для прекрасной половины, то есть для миссис Малфой.

— Отлично! — Гермиона недовольно вскинула руку и отступила. — И я должна узнавать обо всём за день до свадьбы?! Как же похоже на тебя! Почему раньше не сказал? Почему?

— Потому что это ничего не изменило бы. Ты дала согласие. Всё! Тема закрыта.

— В тебе проснулся домашний тиран? А почему бы просто не жениться на мне без всяких там заморочек?

— Струсила? — поддел он. — Так и знал!..

— Не неси ерунды! Меня пугает не кольцо, а сам факт недоверия. Разве я давала повод?

Гермиона замолчала, потому что Драко отставил шкатулку в сторону, взял семейную реликвию и стал надевать украшение на безымянный палец левой руки будущей жены.

— Это многовековая традиция, просто смирись. Ты даже не представляешь, чего стоило матери убедить отца снять его!.. Но не будет кольца — и меня здесь не будет. И давай обойдёмся без споров, которые ты так любишь.

— Но свадьба же не сегодня... — упиралась она. — Куда ты торопишься?

— Никуда, — совершенно серьёзно заявил он. — Я хочу, чтобы до церемонии кольцо хранилось у тебя. Так мне будет спокойнее. У меня какое-то странное предчувствие…

— Драко, я не думаю, что Люциус…

— Да, — забыв о манерах, перебил Малфой, — в нём, наверное, половина успокоительных зелий из аптек Косого и Лютного переулков, и что из этого следует? Ничего, сама понимаешь. Чем ближе самый страшный день в жизни отца, тем больше вероятность… — он отмахнулся. — Короче, я так хочу. Этого мало, Гермиона?

Она виновато покачала головой и, сняв кольцо, вернула его в ларец. Осторожно, стараясь не обращать внимания на, мягко выражаясь, недовольный взгляд Драко, Гермиона закрыла крышку и заговорила на свой страх и риск:

— Мне не нравится, что я узнаю об этом практически в последний момент. И я не готова принимать такие решения в спешке, потому что, чувствую, ты мне не скажешь, что произойдёт в случае нарушения супружеской клятвы. Разве я не права?

— Не скажу, это негласный закон. Уж таков обычай: я сам устанавливаю наказание. Тебя вообще не должны волновать подобные мелочи!.. Или ты не уверена в себе? Тогда покончим со всем этим фарсом, Жаба Джин Грейнджер!

— Успокойся, не надо… — она попыталась взять Драко за руку.

— Надень кольцо, — твёрдым голосом заявил он, пряча кисть за спину.

— Нет, — потупив взгляд, будто извиняясь за упрямство, Гермиона отступила назад.

От крайнего недовольства глаза Драко тут же стали тёмно-серыми. Расправив плечи, он гордо развернулся и быстрым шагом вышел из комнаты.

Громко захлопнулась дверь.

«Обиделся...»

И это ещё мягко сказано! В какой-то мере он был прав: дать согласие на брак — значит, принять все традиции рода. Ну, почти все... Одна из них уже нарушена: магловским происхождением невесты. А её отказу обрадуется только Люциус Малфой.

Гермиона, задумавшись и не двигаясь, почти минуту смотрела на заколдованную шкатулку: соглашалась и не соглашалась. Умом и сердцем. Но сейчас было важнее найти Драко, пока тот не отменил свадьбу. Он это может, вне всякого сомнения! Нужно поговорить, объяснить…

«Я сделаю всё, что захочешь. Только… завтра».

Гермиона вышла в коридор и осмотрелась: поблизости стоял лишь будущий — о, Мерлин! — свёкор. Он смерил её каким-то странным самодовольным взглядом.

— Мистер Малфой, — слегка кивнув головой, начала она, обращаясь к тому с невозмутимым видом. — Вы не видели…

— Мой сын в кабинете, мисс Выскочка! Что, правила чистокровных семей вам не по силам? Тогда нечего терять время и морочить Драко голову, не так ли? — хозяин поместья указал тростью в сторону выхода.

«Не дождётесь!..» — Гермиона предпочла промолчать. Похоже, зелья из крови Люциуса уже начали выветриваться, а она — ненавистная ему Грейнджер, проигнорировав демонстративный жест, двинулась в противоположном направлении.

А Малфой-старший даже не удосужился проводить будущую невестку взглядом. Слишком много чести!

* * *

— Драко, — начала Гермиона, аккуратно прикрыв за собой дверь кабинета. Малфой смотрел в окно, разглядывая украшенный к свадьбе сад, и даже не обернулся при звуках собственного имени. — Не обижайся. Давай поговорим как взрослые люди…

— Любимая присказка Грейнджер! — он развернулся, резким движением отодвинул кресло от стола и, деловито устроившись в нём, стал разглядывать разложенные бумаги. — Говори! Только вряд ли скажешь нечто нетипичное для такой вредной Жабы, как ты.

— Тебе не кажется, что в Малфой-мэноре кольцо в большей безопасности? Ни один человек не сможет украсть его. Да и ты здесь…

— Только кольцо предназначено не мне, Гермиона!

— Да, но я настаиваю на доверии прекрасной половине, выражаясь вашим же языком. Мы второй год ссоримся по пустякам, но всегда возвращаемся друг к другу, чего ты там себе напридумывал?

Гермиона подошла к нему почти вплотную и присела на край стола. Драко по-прежнему не отрывал взгляда от бумаг, выражаясь холодно и сдержанно:

— Я ревнив и подозрителен, и с этим уже ничего не поделаешь. Повторяю вопрос: мои желания уже ничего не значат? — его глаза, наконец, встретились с виновато-карим взглядом. — Превращаться в лягушку, чтобы заставить тебя поступить правильно я не собираюсь. Что ты делаешь? Встань с моих колен! Ты. Меня. Отвлекаешь.

— Да что ты? Мешать тебе сердиться по всякой ерунде — моё самое любимое занятие.

— Это — не ерунда, это — кольцо рода Малфоев, Грейнджер. Оно часть моей семьи.

— Поговорим завтра… — Гермиона запустила пальцы в платиновые волосы. — Не будь упрямцем, — она едва-едва коснулась губ губами, и Драко заметно задержал дыхание.

— Идёшь на типичные женские уловки? — услышав о согласии, в голосе обиженного зазвучали тёплые нотки.

— Куда же без них, милый?

— Точно. Они самые. Знаешь, милая, кто-то регулярно забывает, что я обладаю даром убеждать особо строптивых девиц.

Драко приобнял Гермиону за талию и усадил на массивный письменный стол прямо перед собой. Его пальцы одним ловким движением распустили длинные тщательно уложенные эльфами волосы, скользнули от затылка вниз по шее, лаская нежную кожу и недвусмысленно намекая на желаемое продолжение. Обстановка в комнате явно изменилась в лучшую сторону.

— Драко… Что… что ты делаешь?

— Похоже, мы играем в непонимание, задавая глупые вопросы. Всё ведь предельно ясно: я собираюсь нарушить самый страшный запрет в этом доме, а именно — испытать на прочность отцовский стол.

— Но мы же вроде не договорили…

— То есть, — Драко поцеловал Гермиону в губы. Неглубоко, но вполне достаточно, чтобы понять: отступать от эротических планов он не намерен, — мы не договорились на твоих условиях. Повторяю в последний раз: я хочу, чтобы ты надела кольцо. Сейчас же…

— Я не думаю, что…

И тут он поцеловал её снова. Ещё требовательнее, настойчивей и откровеннее. Ощущая, как жадно отвечают на каждое движение его губ, руки Драко смело скользнули под платье и потянули вниз кружевные трусики. Уже вытаскивая рубашку из брюк, он прошептал:

— Думаю, стоит перейти к более веским доводам и поговорить обо всём в горизонтальном положении. Так мы быстрее найдём общий язык. Да, строптивая моя?

У неё хватило сил только на то, чтобы с помощью магии запереть дверь кабинета. Волшебная палочка выскользнула из рук, и Гермиона опустилась на гладкую поверхность стола, привлекая Драко к себе.

— Я тоже жутко ревнива, учти… — угрожающе произнесла она, несомненно, преувеличивая, но при данных обстоятельствах подобное стало необходимостью. — Если ты только посмеешь… Хоть раз...

— Не говори ерунды! Разве я смогу? С тобой каждая близость словно впервые…

— Предупреждаю, — не умолкала она, — я убью тебя!

Драко дразняще улыбнулся:

— Хватит спорить, вредина. Обещаю, ты спустишься на этот пол только на ослабших ногах. И не выйдешь отсюда, покуда не осознаешь, выражаясь магловским языком, что в доме я — царь и бог.

— Ты мой, Ма… — ответ оборвал первый, но далеко не последний стон.

* * *

Гермиона медленно приоткрыла дверь кабинета. Поправляя на ходу платье, она оглянулась назад, но с трудом разглядела Драко: всё вокруг словно утонуло в дымке.

— Иди, я догоню, — прошептал тот довольным голосом, неспешно застёгивая брюки.

Гермиона послушно закрыла дверь и почти наткнулась на… Люциуса. Он стоял, подпирая стену, и подозрительно приветливо улыбался:

— Мы умеем убеждать, не правда ли, мисс Грейнджер? А всё по тому, что Малфои — прекрасные дипломаты и не менее талантливые... шантажисты. Чудесная причёска, кстати. В духе моего кабинета.

Гермиона даже замялась от столь двусмысленного замечания. Но ненадолго:

— Спасибо… папа, — при последнем слове её собеседник даже закашлялся. — Таланты Драко, бесспорно, наследственные. — «Господи, что я несу? С ума сошла!»

Подобные слова заставили Люциуса чуть ли не язык проглотить. Он расправил плечи, испытывая невольную гордость за сына, но всё же выдавил из себя чуть громче:

— Драко, мама ищет тебя. Срочно. А вы свободны, мисс… Грейнджер.

Она кивнула — что творит с нами любовь! — и в одиночестве поспешила к заветной шкатулке. Обещала — так обещала. До завтра кольцо будет у неё, на пальце или в тайнике — ей решать. Хоть одно право, но всё-таки отвоевала…

* * *

— Это катастрофа. Кошмар! Этого просто не может быть! — Гермиона мерила шагами гостиную, словно это могло её успокоить. — Гарри!..

— Только не нервничай, — ровным голосом произнёс он, отслеживая каждое движение подруги чисто автоматически: сказывалась работа аврором. — Просто объясни, что случилось.

— Да, ты явно не в себе, — вставил Рон. — Малфой что-то натворил? — нахмурился он.

— О боже, нет! Нет… Я не понимаю, как это произошло. Я. Не. Понимаю. Почему защитная магия не сработала? Или сработала? Волшебник, если он не Малфой, не способен вынеси это из дома. Сильный маг?.. Может, ему помогли? Вольно или невольно. Неужели… Люциус? Я не знаю, что думать, чёрт!

— Не тараторь. Сядь, — Гарри схватил Гермиону за плечи и усадил на диван между Джинни и Роном. — А теперь ответь: что там у тебя пропало?

— Кольцо. Моё кольцо. Наше!

— Мерлин услышал мои молитвы... — пошутил Рон, за что получил тычок в исполнении Гермионы.

— Но Драко — ни слова! — забеспокоилась она. — Мы должны сами всё выяснить. Сами… Ну, пожалуйста… — окружающие поймали её умоляющий взгляд.

— То есть, — тихо вставил Рон, — мало того, что ты оглушила нас известием о своём замужестве, так ещё подбиваешь на заговор против Малфоя? — Гермиона молча кивнула. — Определённо, да! Правда, Гарри? — Рон хитро и довольно посмотрел на друга.

Но Гарри предпочёл промолчать. Хотя после всего, что с ними произошло за эти годы, даже Главный аврор готов был закрыть глаза на любые авантюры самой умной колдуньи своего возраста, как сказал когда-то Люпин.

— А всё-таки я везучий сукин сын!

Живоглот выгнул спину, демонстрируя когти и любуясь собственным отражением на полированной стенке бюро:

«Я красавец, точно говорю! Не иначе как природный магнетизм».

Во-первых, хозяйка у него не какая-то завалящая ведьма, а сама Гермиона Грейнджер. И во-вторых, она закадрила себе Малфоя, а это сплошные плюсы, с точки зрения Живоглота. Ну, огромный особняк и размер счёта в Гринготсе мохнатому пройдохе по барабану, а вот другие стороны жизни чистокровных очень даже ничего... Например, египтянка мау с чарующим именем Мамба: холёная, игривая, уравновешенная кошка, голубых кровей и серебристого леопардового окраса, с таким пикантным вензелем в виде буквы «М» над светло-зелёными глазками. Истинная Малфой с рождения.

«Мурр... — даже жарковато стало от сладкого видения. — Так бы и съел красотку! — жаль, что Люциус берёг честь своей питомицы. — За сыном бы лучше смотрел старый ко… уважаемый человек!»

Ссориться с Малфоем-старшим Живоглоту не хотелось. Но это пока…

Белоснежная Малышка стремительно сдавала свои позиции «знойной мечты» полукнизлов, потому как отлёживаться в Мунго после острых когтей ревнивицы в компании слизняков и авроров поднадоело. Пусть эта киска лучше подумает о своём поведении!

«Я к ней со всей душой, а она…»

Живоглот ещё раз сравнил двух своих дам и всё больше склонялся в пользу Мамбы. Ведь у последней было неоспоримое преимущество: бегать далеко не надо. Полукот как-то незаметно стал ценить комфорт и удобство — видимо, сказывалось влияние Малфоев.

Взглянув в очередной раз на себя со стороны и оставшись, как прежде, довольным зрелищем, Живоглот решил прогуляться до кухни и стащить что-нибудь вкусненькое. Судя по доносившимся ароматам, на обед будет фуа-гра. Бедным хозяевам невдомёк, что полукнизлы вроде него очень уважают хорошо приготовленную гусиную печень. Да и с эльфами всегда можно договориться. Благо, ушастые понимают кошачью речь, если хотят, конечно. А болтать по-человечьи не стоило...

Чревато.

Праздной походкой «короля на отдыхе» Живоглот чинно шествовал по коридору, гордо задрав вверх пушистый ёршик, именуемый торжественно хвостом. Всех, кто считал иначе, обидчивый полукнизл давно заставил передумать. Потому как пара укусов и царапин очень способствует улучшению имиджа в глазах недалёких людишек (метод Того-кого-нельзя-даже-мяукать в действии).

Вальяжно проплывая мимо библиотеки, Живоглот учуял запретный, но желанный аромат. Зашипев от неожиданности и издав громкий вой, кот даже на месте забуксовал от такого коварства:

«Змея белобрысая!..»

Фррр, мяу!..

«Опять Малфой-старший запретными вещами балуется. Да ещё в одиночку. Даже верного собутыльника не зовёт», — полукнизл безбожно врал, но выпить уж очень хотелось.

Поддёв лапой дверь, рыжий взломщик попытался проникнуть в помещение.

«Заперто. Нет, что за наглость!.. Порядочные волшебники так себя не ведут».

Вторая попытка также не увенчалась успехом. Ощетинившись как ёж и превратившись в злобный шар, кот целенаправленно стал таранить противное препятствие. Упорства и упёртости Живоглоту было не занимать — эти качества очень сближали его и одно блондинистое семейство. Точнее, мужскую его половину. Может, именно схожесть характеров мешала этим рыцарям без страха и упрёка найти общий язык, но ни Гермиона, ни Нарцисса, ни даже Мамба так и не смогли найти ответа на столь важный вопрос.

И в данный момент полукнизлу было плевать на моральную сторону вопроса: в воздухе витал пьянящий аромат валерианы. Судя по слабому запаху мурлокомля, щекочущего кошачий нос, Люциус накачивался запрещённым вариантом успокоительного, а насколько Живоглот помнил, в опасный состав входил яд акромантула и рог двурога. Но ох и ах, если бы только это... Видно, аристократический жмот совсем рехнулся от счастья — только что не поседел! — и запивал зелье магловской валерьянкой. Последствия катастрофические — кот судил по собственному опыту: галлюцинации, рвота, диарея. А если об этом проведает миссис Малфой, главе рода можно заказывать отдельную палату в Мунго. Рядом с Эйвери. Слава Мерлину, что обострённым обонянием в этом доме только он — Живоглот — и обладал, иначе вековые запреты на телесные наказания среди Малфоев давно уже были бы нарушены.

— Мяу! — требовательно вякнул кот, что в переводе на английский значило одно: «Открывай, подлый трус, а то жене сдам!»

Говорить человеческим языком пока было опасно — Люциус, возможно, ещё не дошёл до кондиции, и тогда «прощай, его здравомыслие!» Хотя если судить по чертыханиям из-за закрытой двери — час икс приближался. Разогнавшись, как Гарри Поттер на «Молнии», настырное животное добилось-таки своего — дверь скрипнула, поддалась, и счастливый Живоглот, неумолимо как ледокол, двинулся навстречу судьбе.

Даже котам нет покоя в волшебном мире…

* * *

— А ну, брысь!

Нахальная пёстрая неясыть не обратила никакого внимания на резкий окрик владельца самого Малфой-мэнора. Вместо этого сова деловито шуршала бумагами, пытаясь вытащить обломок сахарного пера.

«Служба доставки у сквалыги Игнасиуса оставляет желать лучшего», — Люциус сердито щёлкнул пальцами, ещё раз сверяя доставленные зелья и приложенный список, — пока всё совпадало. Аптекари Лютного переулка дорого драли за снадобья, но дело своё хорошо знали. Сов бы ещё воспитывали — цены бы им не было.

Люциус приманил тяжёлый мешочек с галеонами, но расплатился строго по счёту, правда, добавив несколько кнатов для совы. Она, словно только и ждала чаевых, тут же рванула в обратный путь, при этом сердито пискнув, недовольная размером гонорара.

— Катись к Мерлину! — в сердцах крикнул Малфой-старший, забыв про великосветские манеры и хвалёную выдержку.

А всё сынок, пикси его подери! Наследничек единственный... Надежда и опора, дракл ему в штаны! Вот какого, дементора лысого, приспичило Драко жениться на маглорожденной занозе?

Люциус бунтовал.

Нет, девка была ничего, кто бы спорил. Не дура. Далеко не дура, если быть честным. Но вот беда, героиня... Хотя способности, гм, выдающиеся, с какой стороны ни взгляни.

И не только…

В целом, очевидно, на что Драко попался. Нет, чтобы на славу или влияние — куда уж!.. Вот ни капли папиной дальновидности не взял, оболтус! Хотя у всех Малфоев здоровые потребности: что у отца, что у сына.

«Чёрт!..»

Люциуса однажды даже в жар бросило от ненавистной Грейнджер. Не слепой же!.. Но от этого девчонка стала ещё больше раздражать. Он — чистокровный волшебник! — польстился на какую-то…

Как мужчина, Малфой-старший наследника понимал и даже смирился немного. Не вслух, конечно. Но как Глава рода идти на компромисс отказывался. У Малфоев и без Драко есть чёрные пятна на чистом семейном древе. И Тёмный Лорд, как ни прискорбно, здесь ни при чём.

Это прапрапра — какой-то там — дядюшка Людос отличился хуже некуда... С великаншей спутался. И не будешь же всем объяснять, что в том кораблекрушении только двое и выжило. Выбросило их, бедных, на остров необитаемый: ни палочек, ни белья сменного. Людос и так три года продержался, скрывался, как мог, от влюблённой женщины, а после столь долгого целибата и с гоблином переспишь, не то, что с великаншей. Да и попробуй ей отказать — заклюёт! Правда, она потом ребёночка родила, и дядюшку Людоса от себя ни на шаг не отпускала. За сыном бы лучше следила, ревнивая бестия, ведь маглы — штырехвост их забери! — сказку про пращура сочинили, Людоедом сыночка нарекли. Хорошо, что «Ежедневного пророка» и Риты Скитер тогда не существовало. Иначе…

Люциус погрозил неизвестно кому тростью — хотя руки чесались съездить Драко по неразумной голове. После того что сынок с маглорожденной выскочкой учинили на столе — выдрать хотелось обоих: никакого почтения к наследию предков. Да и к самим предкам тоже! На глазах у Абраксаса Малфоя... При свете дня. И теперь почившие родственники, развешанные в библиотеке и наслушавшиеся баек из кабинета, в красках пытались пересказать ему все интимные подробности, пока Люциус не пообещал порезать всех на открытки. Извращенцы, хоть и нарисованные.

Ведь предупреждал Драко — никакого секса в кабинете! Помнится, как-то раз с Нарциссой забылись, и родственнички совсем советами достали:

— Люциус, ну кто так делает? — дед.

— Может, ты не выспался? — прадед.

— Тебе бы улиток на завтрак надо, — прапрадед.

Ох, как же нелегко заткнуть волшебный портрет… С ума сводили! А сейчас ещё хуже — о воспитании сына заговорили…

Тут не только успокоительные употреблять начнёшь, но и заавадиться захочешь. По-тихому. И Люциус решил выпить не только двойную порцию зелий, но и продегустировать новое снадобье, присланное в качестве рекламы. Что тут скажешь, с таким наследничком научишься всякую дрянь глотать.

Якобы волшебное средство обладало приятным вкусом, поэтому Малфой-старший не только успокоился, но даже затянул гимн самому себе. Собственного сочинения. На странные звуки со стороны двери Люциус внимания не обращал, постучат и перестанут. Он и только он в доме хозяин! (Нарцисса, слава Мерлину, на такое безобразное поведение не способна).

— Мерлин, храни наш род

От Грейнджер и от невзгод.

Каждый Малфой — герой…

— Морок, чума, геморрой, — чей-то шипящий бас нарушил такую красивую (с точки зрения Люциуса) песню.

Малфой-старший даже чуть зельем не захлебнулся. От неожиданности.

— Кто здесь? — неестественно высоким голосом поинтересовался «герой».

— Совесть твоя! Из ссылки вернулась. Случайно.

Совесть Люциуса в глазах оного почему-то имела непрезентабельный вид: толстый рыжий наглый котяра. Любимчик Грейнджер и ухажёр Мамбы.

— А, Живодёр, кажется, — Люциус глупо улыбнулся и на всякий случай наложил на себя диагностические чары — не заболел ли ненароком.

— Живоглот, — важно поправил тот уже накачанного зельем Главу рода и грациозно плюхнулся на стол, поближе к желанной бутылочке с валерьянкой.

— Нет, когда мне попадались говорящие лягушки, я списал это на проделки эльфов. Но болтающие коты… Я сошёл с ума, — чары не показали никаких нарушений, однако говорящий полукнизл — откровенный перебор. — Шла бы ты отсюда, совесть заросшая, — Малфой выпил очередную порцию успокоительного, прихлёбывая новым зельем.

— Грубо, — вставил пару сиклей книзл, — а ещё аристократ! Нет, чтобы включить воспитание и налить усталому путнику вон того, что справа... И эльфам накажи фуа-гры принести, потому как пить без закуски — дурной тон.

Наглость Живоглота зашкаливала — в другой раз Люциус запустил бы парочку непростительных, но успокоительные действовали как-то не так: расслабляли и показывали мир в розовом цвете. Точнее, в рыжем.

— А дарственную вам на Мэнор не написать? — как можно любезнее произнёс Люциус, растягивая слова до плюс бесконечности. — Сгинь, нечистая сила!

— Я умывался, — оскорбился нахальный котяра и выпустил когти, — а тебе бы не помешало хоть иногда инструкции к зельям читать. Тянешь в рот всякую гадость, как маленький, ей-богу!

— Не трожь, малявка, я в печали, — надавил на жалость Малфой, но плеснул валерьянки в чайное блюдце и подсунул коту. Травиться в одиночку — не в характере чистокровных.

— Если перевести мой возраст на человеческие годы — мы ровесники, — Живоглот гордо распушил своё достоинство — хвост. — Поэтому прими несколько советов: не пей сомнительных лекарств, не повышай градус и не смешивай магловское с магическим.

— Кто посмел мне, Малфою, магловскую дрянь подсунуть? Ну, держись, аптекарская пиявка, я тебе покажу, как шутки надо мной шутить!

— Да ладно тебе, — завёл старую шарманку кот. — Хорошо же сидим. Да и неплохо зашло, нервный вы наш...

— Не учи учёного, — оборвал тираду неблагодарный слушатель. — И вообще, почему ты разговариваешь? — Люциус устало потёр виски — дело пахло керосином. Ему срочно надо в Мунго.

— Я ж объяснял — совесть я твоя, — усмехнулся полукнизл, вылизывая блюдце валерьянки, — вот ты меня и слышишь. И не связывался бы ты с пройдохами из Лютного: отравят раньше времени. А всё потому, что нельзя препятствовать свадьбе Гермионы! Ну, женится сынок, ничего страшного не происходит. А там, глядишь, внуки пойдут...

— Внуки? — от подобной перспективы Люциус попытался встать, но рухнул обратно в кресло и выпил ещё целую рюмку успокоительного. — Сдаётся, это Грейнджер на меня глюки натравила. Вот зараза!

— Напраслину наводишь, — Живоглот сел столбиком и лихо оттопырил усы, — нужен ты Гермионе, как мне седло. А нечего запрещённые зелья с магловской валерьянкой на спирту хлестать! Это признак идиотизма и... алкоголизма. Смирись уже. Ты мужчина или истеричка, лорд Малфой?

«Лорд Малфой» стоически снёс оскорбление — просто задремал на пару минут. Но кот не дал щедрому собутыльнику уйти в нирвану и разбудил дружеским укусом в кончик аристократического носа.

— Не спать, — верещал Живоглот, — мы ещё к консенсусу не пришли.

— Сапоги уже сними, — выдал Люциус, фокусируясь на лохматом глюке, — нечего совести в обуви по столам лазить.

— Сапоги? Какие сапоги? — тот оглядел собственную тушку, но, конечно же, ничего кроме шерсти не обнаружил. — Закусывать надо!

Понемногу полукнизл начал соображать — Малфой намешал снадобий и видит галлюцинации. И протянул собутыльнику канапе с чёрной икрой. Фуа-гра кот уже давно схомячил в одну харю.

— Ты зачем предка съел? — вдруг крикнул Люциус, делая грозное лицо.

— Никого я не ел. Я кот, а не людоед, — тихо, как маленькому, объяснял Живоглот. — И в сапогах мы, полукнизлы, таскаемся только подшофе.

— А мой — людоед, тссс... Никому. Понимаешь? — Люциус лгал, но сознаваться, чем питался постыдный предок на самом деле не хотелось. Даже спьяну.

— Договорились! Только ты Гермиону не обижай, а? Она хорошая, зверей любит. Особенно лягушек.

— Мой сынок тоже любителем экзотики оказался, — пожаловался Люциус и поинтересовался: — Ты меня уважаешь? — дальнейший диалог крутился вокруг двух тем: свадьба и восхищение друг другом.

С точки зрения Люциуса, мохнатая совесть оказалась вполне подходящей компанией: глупостей не болтает, разговор поддерживает и с рассветом, если верить логике, испаряется до следующей пьянки.

Живоглот не стал разубеждать собутыльника, что он не глюк, а вполне живое существо. Подумаешь, говорящее... У каждого свои недостатки.

Эх, если бы эти двое знали, какой скандал ожидает их ночью! Точнее, в полночь…

* * *

— Так что ты там про кольцо говорил, злыдня уважаемая? — промурлыкал Живоглот, слушая разглагольствования Люциуса, но к его удивлению, Малфой-старший, похоже, его понял.

Или только так показалось? Вот до чего доводит человека вредное для здоровья времяпровождение.

— Заткнись, Живо…дёр! Я не собираюсь тебе отчитываться. Моё кольцо — что хочу, то и… хочу! — громко продекларировал Люциус.

Почти сразу дверь в библиотеку распахнулась, и хозяин поместья стал невозмутимо взирать на новоиспечённых гостей, нарушивших не только покой, но и странное веселье. Нет, раньше бы хозяин Малфой-мэнора устроил скандал, но успокоительное в крови зашкаливало. Воображаемый кот почти перестал болтать: только лениво промяукал.

Люциус гордо поднялся с кресла и, собирая остатки аристократизма после принятого на грудь, уставился на нежданных визитёров:

— Поттер… Уизли… О, и вы здесь, невестушка! Как я полагаю, вам не Драко нужен. А я…

Гарри попытался сосредоточиться на плане. Захлопнул дверь, на автомате накладывая на библиотеку заглушающие заклинания.

«С кем это Люциус разговаривал? Что, с чужим котом? Нервы сдают…»

— Вот пришли поинтересоваться накануне торжественного мероприятия… Совесть вас, мистер Малфой, не мучает?

Такая постановка вопроса даже рассмешила, Люциус взглянул на Живоглота с ухмылкой. Тот, опасаясь расплаты, бросился в сторону хозяйки. Потёрся о ноги…

Фрр, мяу! Муррр! Пш… — что означало: «Забыла ты меня, Гермиона, в этом рассаднике порока и царстве разврата. Вот и гуляю, с кем попало!»

— А вас, мистер Поттер? Героическое самомнение не донимает? Что вам угодно в столь поздний час в моём доме?

— Родовая реликвия. Кольцо верности, — ответил за Гарри Рон. — Которое чудесным образом испарилось накануне церемонии прямо из Мэнора.

— Как… испарилось? — Малфой-старший оторопел и машинально поискал глазами успокоительное. — Когда?!

— Не стройте из себя невиновного, Люциус! — выпалил Гарри. — Как-то вы слишком уравновешены для такого известия. Кража в столь уважаемом семействе разве не скандал? Что вы делали последние несколько часов? Отвечайте! Неужели вся защитная магия оказалась бесполезной? Почему вдруг? У вас есть алиби?

— Есть, простите, что? — надменный собеседник отказывался сознаваться в содеянном, не понимая, о чём идёт речь. Или прикидывался.

— Что за алиби, Гарри? — прошептал Рон, и тут же получил тычок от Гермионы. — Чего?

— Ничего… — тихо раздалось в ответ. От неё же.

— Постойте, вы что, обвиняете… меня?! — Люциус в гневе повысил голос до непередаваемых высот и схватил бутылочку с зельем. Ещё неприятностей с аврорами не хватало! — Вместо того, чтобы искать похитителя…

— А мы его уже нашли! — выкрикнул Рон. — Пара капель сыворотки правды — и всё.

— Да неужели? А это законно? — язвительно поинтересовался Малфой-старший.

— Нет! — громко произнесла Гермиона. — Рон, у нас нет доказательств…

— Зато основания имеются. Как говорится, ищи, кому выгодно. Да, мистер ненавистник маглорожденных?

— Кольцо — моё, и, следовательно, позаимствовать его на время — не значит украсть, не так ли? — Люциус, очевидно, решил пригвоздить обвинителей по-своему.

— Так, — согласился Гарри. — А что скажет на это ваш сын? Обрадуется?

— А он ещё не знает? — удивился Люциус. — И почему? — он гневно уставился на Грейнджер.

— Потому что он не поверит в вашу невиновность, — прошептала Гермиона. — И пока я не уверена…

— А я — да, — твёрдым голосом перебил её Рон. — Больше некому! Защитная магия признаёт только Малфоев. Я прав? Или я что-то не так понял, Гермиона?

— Не только… Теоретически…

— Так. Всё. С меня хватит, — заявил Люциус. — Убирайтесь! — он отпил содержимое бутылки с успокоительным прямо на глазах нежданных гостей и собственной совести.

— Мы ещё вернёмся… Завтра. С доказательствами, — Рон откровенно намекал на неприятные последствия для главы рода. — Для прессы… И не только.

Рон как бы случайно толкнул пузырёк с успокоительным, и содержимое закапало на пол. Малфой, забыв манеры и прочее, чуть не дёрнулся в сторону стекающего на ковёр лекарства.

Кот мяукнул. Бедный Люциус!.. Никто ему не поверил, и стал несчастный хранитель рода козлом отпущения. Живоглоту по доброте душевной хотелось брякнуть что-нибудь человеческое, лишь бы поддержать «собутыльника». А ведь сидели, никого не трогали, примус починяли — тьфу ты! — зельями баловались... Правда, возмущение кота к делу не пришьёшь, а ещё и из дома в Мунго выставят.

К завершению всего, Поттер пялился. Пялился во все свои четыре глаза, не иначе собственные галлюцинации вспомнил. Живоглот понимал: надо смыться от греха подальше, пока подозрения не превратились в уверенность. Пришьёт ещё соучастие... Кто этого Главного Аврора знает.

— Мистер Малфой, подумайте… — Гарри говорил спокойно, но убедительно. — Не стоит водить нас за нос. С вашим-то условным сроком. Одно нарушение — например, клевета или препятствие правосудию, и вы отправитесь в Азкабан.

— Не угрожайте мне в моём же доме, Поттер!

— Гарри, — не сдержалась Гермиона. — Гарри, не надо…

Он осторожно кивнул, понимая, что перегнул, играя в «хорошего-плохого» полицейского.

— Приятных снов, мистер Малфой, — виновато произнесла Гермиона и попыталась взять Живоглота на руки, но тот, уже учуяв запах белоснежной подружки, карабкался на Поттера, собираясь устроить строптивой книзле «пьяные» разборки.

Все четверо не спеша вышли, по очереди оборачиваясь на главу дома. Мало ли... Всё-таки Малфой!

* * *

— Живоглотик, я скучала, — Малышка грациозно нарезала круги вокруг рыжего ухажёра, позабыв, что самолично три недели назад расцарапала наглую морду, учуяв посторонний аромат. Пахло породистой и дорогой кошечкой. Малышка, несомненно, была собственницей. — Ты вспоминал обо мне? — обольстительное мяуканье ласкало слух и пробуждало желание. Теоретически. С её точки зрения.

— Некогда мне глупостями заниматься, — полукнизл отмахнулся — с недавних пор его перестал возбуждать белый цвет. — Прощай, милая, и не поминай лихом мой хвост!

— А как же детки? — взъерепенилась огорчённая кошка. — Или ты их тоже глупостями считаешь?

— Что? Какие детки? — Живоглот задохнулся от негодования. — Или я чего-то не знаю? — насторожился кот.

— Будущие, Глотик, будущие...

— У нас с тобой два месяца случки не было. Так что рога ты мне не подвесишь!

— Рога не рога, но у тебя кто-то есть! — мяуканье сменилось шипением. Ну, чистый василиск!

Мало Живоглоту проблем с Малфоями, Поттерами и прочими, так ещё Малышка решила права качать. Нет уж, нет уж, в этот раз он ей ответит, как кошара того заслуживает.

— Так же, как и у тебя, — парировал Живоглот. И по смущённой мордочке Малышки понял — попал в точку.

— Это ты виноват! — взвизгнула «мечта поэта» и кинулась на изменщика. — Пропадаешь в Мунго неделями!

Кошачья логика.

Рыже-белый клубок прокатился мимо авроров, оставляя по пути клочки шерсти и капли крови. Хорошо, Гарри не растерялся и выкрикнул: «Агуаменти»! Живоглот фыркнул, Малышка снова взвизгнула, а струя чистой холодной воды не только остудила пыл, но и развела драчунов по разные стороны баррикады.

Сердито вылизываясь и размышляя о круговерти бытия, кот пожалел, что не прихватил с собой пузырёк с валерьянкой. Сейчас, в Норе-дыре очень бы пригодилось. И Живоглот с грацией бегемота прошмыгнул в сад. Да уж, после цветников Малфой-мэнора здешними красотами любоваться не тянуло. Правда, у Норы было одно преимущество: в тутошних зарослях водились гномы. Просто кишмя кишили. А охота на этот малый народец успокаивала кота не хуже валерьянки, оттого Живоглот и принялся гулять по местам боевой славы. Судя по изрытой земле, гномы чувствовали себя в Норе весьма вольготно: Уизли выросли, их внуки недоросли, а полукнизлы обленились. Вот садовые вредители и обнаглели.

Ничего, сейчас он их научит свободу любить!

Устроив засаду в картофельной ботве, Живоглот почувствовал охотничий азарт. Да уж, давненько он не наслаждался привычными радостями. В мэноре ни мышей, ни гномов — одни портреты и домовики. Скучно. Хотя, может, и водились у Малфоев гномы, но лично в лапы не попадались. Ещё…

Первая же парочка мелких землекопов доставила Живоглоту половину блаженства, и кот стал прислушиваться к сплетням из частной жизни гномов.

— Ой, и не говори, — пропищало уродливое существо с головой, напоминающей картофелину на толстых волосатых ножках, — со всей Англии понаехали.

— Принцесса хоть и страшная, как смертный грех, но женихов теперь тьма тьмущая, — ответил второй гном, чуть симпатичнее первого. Судя по бантику, приколотому гвоздиком, девочка.

— Неужели, правда, волшебное? — начал гном-мужчина, но тут же закричал, пытаясь спрятать свою спутницу от рыжего охотника.

Живоглот налетел, как пуля. Ишь, беседы ведут светские! Совсем страх потеряли. Не разбирая, кого схватить, кот прыгнул, демонстрируя акробатические трюки, и крепко сжал когтями добычу. В «капкане» лохматого охотника оказалась женская особь.

Тряхнув гнома за шкирку, Живоглот понял, что картофельная дама в обмороке. Ничуть не смутившись, он положил добычу на землю, чуть придавив лапой, и приготовился ждать тешащей хищную душу мольбы, не смыкая глаз.

— Погодите-погодите, сэр, — тонкий писк заставил гордо повернуться, — я могу вам помочь!..

— И чем же? — лениво протянул Живоглот. — Блох Малышке подсадишь? Или котяру её оскопишь? — кот откровенно издевался над гномом.

— Не сочтите меня неблагодарным, но земля слухами полнится. Если вы отпустите мою жену, я расскажу, где можно найти венчальное кольцо Малфоев.

Живоглот недоверчиво уставился на гнома — кот и не ожидал, что ему так повезёт. Моргана сегодня на его стороне.

Всё-таки он везучий сукин сын!

Гермиона в шёлковом халатике, еле прикрывающем ноги, хозяйничала на кухне, не спеша разрезая апельсины на две половинки. Ножом. Магловская привычка. Монотонная работа успокаивала и позволяла подумать о злободневном — Люциусе Малфое и его роли в пропаже семейной реликвии. Странно, но после визита в Мэнор интуиция упрямо кричала — он тут ни при чём. Хотя предчувствие могло и обмануть — Гермиона не привыкла доверять подобным вещам полностью — поэтому некоторые варианты развития событий с участием Малфоя-старшего тоже прокручивались в голове. Казалось очень важным узнать о кольце верности побольше. Точнее, о способах защиты от преступных посягательств.

Но от кого?

Сообщать Драко о пропаже отчаянно не хотелось. А в необоснованное любопытство даже со стороны Гермионы Грейнджер он точно не поверит. Не идиот! Изучил все уловки и хитрости прекрасной половины достаточно…

Нарцисса Малфой? Вряд ли ей известно больше, чем пожелал надменный супруг.

Отправиться в Министерскую библиотеку накануне замужества? Плохая идея. Нет, Драко, её не убьёт. Так… Шуточками скабрёзными замучает. В целом, это не проблема — знала, что ответить, но затея смотрелась, скорее, пустой: книги содержали скудные сведения об артефактах гоблинской работы.

Нож с глухим звуком ударился о разделочную доску, едва не задев пальцы. Надо бы поосторожнее с опасными предметами в хрупких руках! И наточить их в кои-то веки как следует. Представив оселок в руке Драко, Гермиона невольно улыбнулась:

«Нет, за это он меня точно по головке не погладит!»

Магловская мужская работа и Малфой — понятия не то, что несовместимые — круциатоопасные. Удивительно, но даже мысли о нём, взбешённом и обнажённом, и пикантных последствиях этих видений разгоняли по венам кровь до запредельной скорости. Сказочное чувство. Необъяснимое. Гермиона пожалела, что человеческая память не способна воспроизводить запахи: ужасно захотелось ощутить волшебный аромат — его аромат. Такой возбуждающий. Тонкий. Любимый...

Гермиона в очередной раз поймала себя на мысли, что ни она, ни Драко ни разу не признавались друг другу в любви. Буквально. Ни разу! Даже в минуты страсти. Не признавались — будто понимали: это так. По взглядам, по неосознанным прикосновениям, по биению сердец.

Тук-тук-тук…

На несколько мгновений кончики пальцев словно почувствовали его присутствие — кожей. В унисон. Сливаясь с собственным пульсом. Гермиона, смежив веки, огладила свою шею.

«Драко…» — сквозь сладкие грёзы послышался тихий, но знакомый звук из камина, зачарованного на Малфоя, и неторопливые шаги…

Гермиона потерялась в ощущениях: глаза прикрыты, тело ноет, сердце трепещет, как зажатая в ладони птичка:

«Он здесь…»

Нет, Гермиона знала, что Драко придёт — хотя бы проверить: на пальце ли кольцо? — но не о том мысли. Не до разговоров и споров. Тем более, что драгоценность неизвестным образом исчезла.

— Я ждала вас, лорд Малфой, — он любил такое обращение. — Под этим халатиком — ничего… Кроме желания. Тебе ведь это нравится?

— Что ж, мисс Грейнджер. Это весьма… любопытное замечание. Стоило поторопиться, наверное, не будь я лордом Малфоем.

Гермиона крепко зажмурилась. Сердце забилось где-то в горле:

«Чёрт! Чёрт! Чёрт! Дура! Дура! Дура!..»

Она крепче сжала нож, глубоко вдохнула и повернулась, изо всех сил пытаясь изобразить безразличие к произошедшему:

— Доброе утро, мистер Малфой, что вам угодно в столь ранний час? — Гермиона тряхнула всё ещё влажными после душа волосами, и один из локонов прилип к лицу. Медленно поправив прядь пальцами, она смотрела на будущего свёкра и повторяла про себя то же самое, что и несколько секунд назад.

Люциус с таким же якобы безразличным видом тяжело сглотнул, сделал шаг навстречу и хотел что-то ответить, но заметил в тонкой едва-едва дрожащей руке нож. Глаза округлились, и вчерашний «герой рода Малфоев» отшатнулся:

— Возможно, я немного не вовремя, — а торопиться на собственные похороны вообще моветон. — Забудем о… гм… вашем приглашении и перейдём к сути.

Ох, если бы это было так просто!

— Что-нибудь с Драко? — не на шутку забеспокоившись, спросила Гермиона и, заметив напряжённый взгляд, отложила нож. А как тут не разволноваться? Люциус стоит в её квартире. Первый раз в жизни! Без всякого приглашения. И это было… немыслимо. Такого эффекта после ночного разговора в библиотеке она точно не ожидала! Если только чуть-чуть…

— Не считая того, что через несколько часов мой сын женится на гр… вас, мисс Грейнджер, он в порядке. И насчёт кольца всё ещё в неведении, как я понимаю? Геройские замашки так трудно изжить?

Она, немного успокоившись, молча кивнула и заговорила без тени подозрения или недовольства:

— Да, Драко не знает. Я не могу обвинить вас без доказательств, — как и ссорить Драко с отцом без должного повода. — Так что же случилось, мистер Малфой?

Люциус, казалось, прочитал её мысли, потому что некоторая благодарность всё-таки промелькнула в серых глазах. Он, как и планировал, поставил на небольшой круглый кухонный стол шкатулку. Ту самую. В которой ещё вчера хранилось венчальное кольцо.

— Я думаю, это вам пригодится, — прибавил Малфой. — Можете удостовериться, что моего магического следа внутри ларца нет: я его не открывал. Только принёс. И всё, что я сейчас скажу, должно остаться между нами, это понятно, мисс Я-всё-на-свете-знаю?

Грейнджер кивнула и инстинктивно отступила назад: слишком угрожающим был взгляд Люциуса. Она упёрлась поясницей в столешницу и локтем сбросила половинку апельсина. Покатившись, та остановилась в центре кухни. Оранжевое пятно на полу притягивало взгляд обоих, но, уже дёрнувшись к фрукту, Гермиона замерла.

«Только не в таком виде…»

Она машинально потянула полог халата вниз. Стало неловко. Опять.

Люциус сделал пару шагов вперёд, поднял упавшую половинку и, стараясь не смотреть на бесстыдницу-Грейнджер, протянул ей апельсин. Она резким движением выхватила фрукт и, не оборачиваясь, бросила позади себя на столешницу.

— Во-первых, — прервав затянувшуюся паузу, требовательным тоном продолжил Малфой, — Драко не должен узнать про кражу. Как и Нарцисса, — иначе она оставит его без «сладкого»: за преступную безалаберность. Но только не теперь! Придёт — потребует своё. — Во-вторых, вам стоит знать, что защитные заклинания наложены только на шкатулку, кольцо верности нельзя перегружать магией. С его свойствами, думаю, вас уже познакомили. Защита необходима только, когда оно не на пальце, собственно, для этого и нужен ларец. Сейф. Это как вам будет угодно. Афишировать подробности не в правилах Малфоев и любого другого уважающего себя рода. Ни в одних книгах этого не пишут — я уверен, ведь отсутствие информации — лучшая защита. Напоминаю, открыть шкатулку, а тем более вынести её из дома способен лишь ограниченный круг лиц.

— Я знаю… Принадлежность роду Малфоев — обязательное условие. Рассуждая логически, на это способен любой из членов семьи. И домовики — как часть имущества.

— Как и создатель кольца, мисс Грейнджер, равно как и его потомки.

А вот об этом она не подумала. Это показалось непростительной ошибкой — забыть о взглядах гоблинов на сотворённые ими ценности.

— У вас есть соображения на этот счёт? — поинтересовалась Гермиона. — Ничего странного за последнее время в доме не происходило? Или, может, в прошлую ночь вы видели нечто подозрительное?

— Совесть считается? — задумчиво спросил Люциус и поймал себя на том, что пытается представить себе грудь грязнокровки, очертаниями выдающую отсутствие нижнего белья под шёлковым одеянием. «Нарцисса-Нарцисса-Нарцисса… Зелье. Мне нужно моё зелье!»

— Надеюсь, это не допрос? — язвительно подметил Люциус. — Сдаётся, помощников у вас и без меня хватает. Найдите кольцо, мисс Грейнджер… До церемонии. Но максимум, что я могу обещать — оттянуть её насколько возможно. Не без вашего участия, разумеется.

Рука Малфоя шарила в полах чёрной, как ночь, мантии. Люциуса замутило — сказалась передозировка запрещённых успокоительных. А ведь ночью было так весело — он помнил. Пропоицу-лорда шатнуло, и тот опёрся ладонью на круглый стол, прикрыв веки.

— Вам плохо? — Гермиона подошла к бывшему врагу ближе, чем позволяли приличия. Глядя в побледневшее, как мел, лицо, она постаралась заботливо усадить Малфоя на табуретку, но тот отмахнулся от неё, как от галлюцинации.

— Нет, просто Драко… — комната на миг поплыла перед глазами Люциуса. — Мне пора…

Раздался уже знакомый звук позади, и оба повернулись. Испуганные, как заговорщики.

— Отец… Ты?.. Что ты здесь делаешь?

Удивительно, откуда взялось самообладание у лорда Малфоя, потому что он гордо выпрямился и, игнорируя возмущённо-негодующий взгляд Драко, спокойно ответил:

— Тебя я могу спросить об этом же. Разве ты не должен всё ещё раз проверить перед церемонией?

— Что-то мне подсказывает, что не должен. Ты никогда не удостаивал нас подобным вниманием, и я имею право спросить: что ты тут делаешь в столь ранний час? — Драко бросил разгневанный взгляд на Гермиону. Потом — на её левую руку: кольца не было. Желваки заходили ходуном.

Люциус растерялся. И разволновался. Поиски успокоительного стали жизненно необходимыми. Рука снова исчезла в мантии, а Драко потянулся за волшебной палочкой: ревность застилала рассудок.

Гермиона судорожно искала выход из положения. Не хватало ещё скандала между отцом и сыном! А то и поножовщины с мордобитием. Из-за неё. Горячие английские парни!

— Твой отец принёс волшебный ларец. В качестве жеста доброй воли, — нашлась она и обратилась уже к Люциусу: — И вы, кажется, собирались уходить…

Вместо ответа Малфой-старший просто исчез в камине, и объясняться с Драко он предоставил противной Грейнджер. Пусть расхлёбывает!

«Нет, он что, напал бы на собственного отца?! Выпороть бы засранца!..»

Взвинченный Люциус исчез в зелёном всполохе дымолётного порошка.

* * *

— Джинни тебя заждалась, — Рон подталкивал глубоко задумавшегося друга к камину, — ты ей про Гермиону пока ничего не рассказывай — а то расстроится. Да и мне Сью нельзя волновать. Лишний раз.

Рон, бесспорно, переживал за сестру — как-никак шестой месяц беременности, но себя жалел всё равно больше. В кои-то веки остались с женой вдвоём в доме, ведь Молли и Артур, прихватив с собой всех внуков, включая двухлетнего Джеймса, отправились наконец навестить Чарли.

— Если что, — пообещала Молли, иногда сурово поглядывая на веселящихся Тедди и Мари-Виктуар, — заглянем в Трансильванию.

Да этих хулиганов хоть на Луну отправляй! Или к Дракуле. Даже к Скитер — любого доведут. От такой «приятной» перспективы — в виде двух спиногрызов — Рона порой порядком потряхивало. Потому он обрадовался незапланированным каникулам от любимых родственников. И на тебе, дом всё равно напоминает проходной двор, а иногда и стойбище кочевников.

На Рона за последнее время слишком много свалилось: то Гермиона замуж за Малфоя собралась, то Билл с Флёр, пользуясь неожиданной свободой, рванули отдыхать, подкинув брату Малышку, то Сью, грозя казнями египетскими, требовала жареных флоберчервей. (Перед родами у миссис Рон Уизли резко поменялись пищевые пристрастия). А теперь на горизонте маячили заговоры из-за чёртова кольца, в результате которых даже Гарри прикидывается статуей, только глаза из-под очков блестят, показывая активную мозговую деятельность. У героя и без заговоров нервы шалят: то коты говорящие мерещатся, то лягушки, пусть вроде не пьёт, как Маклагген. Хотя Кормак года два, как завязал. Но Рон-то нет!.. А Сью и сама не пьёт, и огневиски дома держать запрещает.

Рыжий питомец Гермионы, увязавшийся за ними в «Нору», стал последней каплей для многострадального Рона. Это не Живоглот, а катастрофа ходячая. Нет, кОтОстрофа! С Малышкой подрался, сожрал его обед, везде шерсти наоставлял и ввёл в ступор Главного аврора. А ведь ещё недавно Сью ставила полукнизла мужу в пример — истинный рыцарь по отношению к своей даме, отчего ненависть к Живоглоту росла, как на дрожжах.

— Ладно, я на Гриммо, — внезапно ожил Гарри, — обмозговать всё надо. Ты, Рон, тоже думай и за мохнатыми гладиаторами следи. Особенно за Малышкой. Если войдёт в раж — может и достоинство пострадать!

«Нет, ну, прямо вторая мама, а не герой магического мира!» — ворчал Рон про себя, а вслух:

— Самоуважение что ли? — он ухмыльнулся.

— Если ты это так называешь, то да… — взгляд друга на миг опустился вниз, заставив Рона невербально пригрозить кошке «только рискни, зараза!» — В общем, следи за когтями. Поверь мне!

Оставшись, наконец, один, Рон рухнул в ближайшее кресло — добраться до кровати сил уже не было. А Живоглот, наблюдая за происходящим в гостиной из-за приоткрытой двери, разрабатывал стратегический план по захвату мира.

«Мррр... Я гений! И везунчик. А ещё хитрец, каких поискать!»

Добытые путём шантажа сведения от гномов требовали тщательного обдумывания, но некогда было размышлять — на кону благополучие хозяйки! Ну, и его личная жизнь, конечно. Если действовать с чувством, с толком, с расстановкой, Мамба сдастся на милость победителя, ведь красивые дамы ценят героических мужчин. В нашем случае, полукнизлов.

«И пусть поговорит ещё о чистоте крови и родословной!» — как ни крути, Живоглот обожал неприступных гордячек. И чуть-чуть... заобожал Малфоев.

Самую малость.

Ведь в библиотеке лорд Малфой был очень даже ничего... Очаровашка, пусть и невыносимая. И на руках таки таскал! Кажется... Кто-то это ведь точно делал! Не мог же Живоглот так переусердствовать с валерьянкой, что вообразил себе столь высокородные объятия.

Похоже, общение с Малфоем не прошло даром. Как там говорится: «Люди могут пить вместе, могут жить под одной крышей, но только совместные занятия идиотизмом указывают на настоящую духовную и душевную близость!» А уж распитие успокоительных на спирту примиряет, сближает и роднит даже с Люциусом.

Рыжий тактик взвесил ещё раз все «за» и «против» и пришёл к выводу, что план не безупречен, но осуществим. Живоглот ценил быстроту и натиск, а эта стратегия пока никого не подводила, оставалось лишь дождаться подходящего момента.

Кот неприязненно посмотрел на спящего аврора — у них с Роном давнишняя и взаимная «любовь». Но ради Гермионы и Мамбы Живоглот решил переступить через себя и наступить на горло собственной песне. Пусть терпение и не входило в число его достоинств, но владеть собой он умел. В отличие от Уизли, например...

Наверху послышался шорох, и лестница заскрипела под чьими-то семенящими шагами. Пора было приступать ко второй части марлезонского балета, и рыжий артист Малых, Больших и погорелых театров, тихо мяуча и прихрамывая на все четыре лапы, выполз на середину гостиной. Боевые раны после схватки с Малышкой зажить не успели, и для пущего эффекта Живоглот воспользовался арсеналом пойманных гномов, извазякавшись в каком-то дурнопахнущем средстве. Со стороны (да и на близком расстоянии тоже!) казалось, что он истекает кровью и вот-вот отдаст Мерлину душу...

Рон, находясь во власти Морфея, чувствовал себя довольным жизнью. А почему нет? Никто не трогает, не достаёт, не посылает, ничего не требует — это ли не счастье! Но всему на свете приходит конец — суровый закон действительности. И сердитый окрик тому подтверждение:

— Рональд Билиус Уизли, это как понимать, твою мать?!

О Мерлин... Сьюзан вышла из себя и вернуть её обратно будет тяжеловато. Проверено на личном опыте.

«Вот кого надо было на допрос вчера брать, — рассуждал Рон, прикидывая степень взвинченности жены. — Вмиг бы расколола аристократа-воришку. У неё любой бы сознался, даже невиновный».

— Что случилось, тыквочка? — в последнее время Сью умиляли подобные прозвища. — Тебя снова тошнит?

— Болван! Какой токсикоз — мне рожать скоро. И мне показалось, или ты назвал меня толстой? — миссис Уизли прищурилась — верный признак того, что рыжий аврор сегодня будет спать на коврике. За дверью.

— Нет-нет, вишенка, — поспешил задобрить вторую половинку Рон, — я не это имел в ввиду.

Хотя беременная тройней Сью и напоминала арбуз на ножках, огорчать её, явно, не стоило. В последнее время миссис Уизли всё время хотела есть, что и сказывалось на килограммах. Но родит — и придёт в норму. Со своим нравом тоже!.. Тем более, ждать осталось неделю. А пока главное, не путаться под ногами у деятельной миссис Уизли и убрать из сферы влияния разные острые и хрупкие предметы. В гневе Сьюзан становилась отличным снайпером и выбирала в качестве мишени голову незадачливого мужа, а снарядами — всё легко бьющееся.

— Я спрашиваю, что это такое? — взвизгнула Сью и швырнула в Рона первое, что попало под руку, — багет. — Ах ты, мой бедненький…

Уизли шире распахнул глаза, не веря собственным ушам. Жена сменила гнев на милость? Ага, держи карман шире!

— Ты хоть кормил пушистиков или сразу на Гарри понадеялся? — супруга ворковала, хлопотала над толстым наглым котярой. Хотя тот выглядел, и правда, неважно: лежал, раскинув все пять конечностей (хвост — считается!) и закатив глаза. Прямо картина маслом «Смерть Марата». — Часом, не твоя работа?!

Сью обожала рыжего прощелыгу. И могла простить ему всё. К сожалению, им был не её муж, а приблудный, то есть часто появляющийся в «Норе», кот.

— А чего чуть что, сразу я? Его вчера Малышка воспитывала, — кошка, до этого виновато торчавшая в дверях, повернулась к Рону и угрожающе зашипела. — Вообще Живоглот сам напросился. Он же стихийное бедствие! — поспешно изменил показания Уизли, вспомнив о предупреждениях Гарри.

А кот тотчас издал особенно скорбный вой, давя на жалость окружающих дам. Но обмануть сурового аврора — дохлый номер. Особенно если вы знакомы лет десять. Как Живоглот и Уизли.

— Да он притворяется, прохвост! — прикрикнул Рон, не особо надеясь на успех. Все уловки кота шиты белыми нитками.

Но вопль негодования не заставил себя долго ждать:

— Ты бесчувственная скотина, Рон Уизли! Чурбан ты неотёсанный! Мандрагора лысая!

— Почему лысая-то? — Рон гордился своей роскошной шевелюрой (как Живоглот — хвостом).

— Потому что я сейчас все космы тебе повыдергаю! — спокойно заметила Сьюзан, внезапно превращаясь из бешеной фурии в здравомыслящую особу. — Если ты немедленно не оторвёшься от дивана, не возьмёшь Глотика и не доставишь его в Мунго, я перестану с тобой разговаривать. Бери несчастного на руки и держи осторожно. А я быстренько соберусь, мне к колдомедику на приём надо.

Живоглот мысленно зааплодировал сам себе: расчёты оказались верными. Мерлин, благослови Сьюзан-Делинду: она оправдала возложенные надежды, да ещё и мужу указала на место! Хмыкнув в усы и слушая эпитеты в адрес Уизли, довольный кот соглашался с каждым из них. Не то чтобы мохнатый мститель страдал злопамятностью, но пинки, щедро раздаваемые ему Роном в Хогвартсе, должны и будут оплачены. Живоглот долгов не делал и не прощал: «La vendetta e tutto…»*

Удобно разлегшись на мужских коленях, он показал язык фыркнувшей от негодования Малышке, мяукнув лирическое: «Любовь прошла, завяла валерьянка, сандалии жмут, и нам не по пути...»

И первая часть плана блестяще выполнена, лорд Живоглот. Поздравляю!

— Не мучай Глотика, — при появлении Сью кот нарочно застонал, стараясь испачкать аврорскую мантию Уизли, чтобы тому снова досталось. — Неси его аккуратно, бестолочь ты моя рыженькая… — последнее фраза прозвучала ласково. Надо же и Рону хоть иногда почувствовать любовь жены.

И наивная чета Уизли со страдальцем на руках отправилась в Мунго через камин.

* * *

Гермиона наблюдала за угасающими изумрудными искрами с заметным облегчением. Прекрасно. Чудесно! Но как же это похоже на Люциуса — бросить её выбираться из глупого положения в одиночку. Можно подумать, он не знает собственного сына…

— Драко…

— Да, Жабочка моя… И лучше не говори, что отец сюда по дружбе зашёл, — серые глаза стали знакомо-чёрными. — Ври правдоподобно! Потому что я на грани срыва от возбуждения и возмущения. От чего больше? Скоро узнаешь!

— Ты поразительный… Отелло!

— Я не Отелло, я просто вне себя. Чисто автоматически...

Малфой проследил взглядом за Гермионой. Она вернулась к столешнице и, взяв в руку нож, разрезала предпоследний апельсин с особой медлительностью, страдальчески протянув:

— Мучение какое-то… Ты не мог бы… — развернувшись, она протянула ему точильный камень.

— Что это? Опять магловские штучки? Так, Гермиона, не переводи тему. Что происходит, чёрт возьми?!

— Апельсинами балуюсь, — игриво выдала она, принюхиваясь к фруктовому аромату. — Хочешь?..

— Блин, зла на тебя не хватает, Грейнджер! Прекрати юлить. Ещё немного и я ударю… себя!

— Тогда не злись, — притворно спокойно заявила она. — Лучше помоги мне...

— Хочу и злюсь! Хобби такое, — язвительно парировал Малфой и, выхватив из рук Гермионы оселок, отбросил его прочь.

— Умерь свой пыл, Драко, — её пальцы заскользили по краю выреза халата. — Кстати, там… ничего. Кроме желания, мой лорд… — Малфой, на мгновение задержав взгляд на её руке, проигнорировал этот жест. Опять типичные женские уловки!

А столь откровенная тактика соблазнения вызвала абсолютно противоположную реакцию — подозрения Драко только усугубились, и влажные локоны Гермионы добавили проблем.

— Ты только что принимала душ? Для кого?

— А это противозаконно? — раздражённо перебила она, намеренно оставив его «для кого?» без ответа. — Может, я и одета не по Уставу? Или я не у себя дома?

— Держишь меня за идиота? Уж я-то знаю, когда ты что-то скрываешь. Не заводи меня!..

— Хочешь ссориться по всякой глупости — пожалуйста, — она сокрушённо опустила руки. — Накануне свадьбы вот самое то!.. — упрекнула она, понимая, что скрывать что-то от Драко — задачка не из простых.

— Ты что, назвала меня глупым?

— А первое утверждение звучало как-то похоже? Прошу, Драко, не перегибай. Вот честно, Живоглота на тебя нет…

— Так этот рыжий тореадор здесь? — Малфой опасливо оглянулся. — И зачем он тебе?

— Расцарапать твою ревнивую задницу. Между мной и твоим отцом ничего быть не может!..

— Но он что-то хотел от тебя. Угрожал?

— Угрожал? — недоумевала она. — Я же уже говорила… Про шкатулку, — Гермиона кивком указала на последнюю и поняла, что поставила себя в дурацкую ситуацию. Вот почему мама врать запрещала. Кольца-то внутри нет!

Расплата не заставила себя долго ждать — Драко бросился к ларцу. Открыл — и зло усмехнулся.

— Ты точно за идиота меня держишь! На руке кольца нет, ну и где же оно? Может, в Гринготс? — это был сарказм. Гермиона понимала, что Малфой издевается над её попыткой выкрутиться.

Нужно было что-то придумать… и срочно! Договор с Люциусом просто кричал об этом. Ведь помощь главы рода предполагала сохранения тайны. Определённо! А решение пришло неожиданно. И — логично.

— Кольцо у твоего отца. Я отдала ему его, потому что… — Гермиона почесала кончик носа, необъяснимо боясь, что вот-вот тот начнёт расти, — он сам проведёт церемонию. Между прочим, это был сюрприз. А ты всё испортил! — похоже, пришла очередь Люциуса расхлёбывать. — Зато шкатулка сгодится для… будущего наследника, — снова нашлась она.

— Какого наследника? — Драко осел на стул. — Ты... Не-е-ет. Или да?..

— Как же с тобой нелегко… Это подарок на бу-ду-щее! А ты только что испортил одну из возможностей ускорить его, — Гермиона открыто напомнила о попытке соблазнения. — Иногда ты сводишь меня с ума!

— Конечно, я не против таких возможностей, — Драко улыбнулся. — Но ты прекрасно знаешь, что до свадьбы нельзя. Такова традиция!

— Так значит тра..? — неверие в услышанное заставило замолчать на середине фразы. Ах, правила!.. Отлично. — Ну, нарушать её, бесспорно, не стоит. Всё, ты меня убедил! — она гордо вытянулась в струну. — Отложу-ка я нечто особенное на потом. Жемчужное ожерелье подождёт своего часа, как и твой… — недвусмысленный взгляд на брюки заставил глаза Драко вспыхнуть стальным огнём.

— Особенное? — он весь обратился в слух и поднялся со стула. — Нет, милая… Нельзя игнорировать такие желания. Я — весь твой. В конце концов, никто ничего не узнает.

— Ой, какие мы стали ласковые… Нет, до свадьбы ни-ни! — она игриво развернула Драко от себя и подтолкнула в сторону камина.

— Согласен, глупая традиция, — он попытался поймать коварную искусительницу, но та ловко выскользнула из объятий. (Месяцы тренировок и шёлковый халат только в помощь). — А нарушать дурацкие обычаи так типично для нас! Заавадим старые — создадим новые…

— Нельзя, озлобленный мой… Ты что, только что назвал их дурацкими?

— Гермиона, ты же… ты без белья. Какого дракла!

— Ну, надо же!.. Какая наблюдательность! Увидимся в Мэноре, лорд Малфой...

Не услышать ответного: «Твою мать! Чёрт! О Мерлин!» было просто невозможно. И приказа, зазвучавшего после, тоже:

— Та-а-ак... Чтобы пришла на церемонию в одном свадебном платье. И… чулках! И предупреждаю, без ожерелья можешь вообще у алтаря не показываться, — пошутил он. — А не послушаешься — ты меня знаешь!

Гермиона улыбнулась и подтолкнула Драко к камину.

«Теперь какое-то время его мысли будут заняты далеко не кольцом…»

Но это не слишком утешало. Ведь где искать пропавшую реликвию, она понятия не имела.

* * *

Эйвери мучили сплин, хандра и тоска зелёная. Единственный приятель — пушистый геморрой по имени Живоглот давненько не попадал в лапы колдомедиков, а без него хоть в петлю лезь. Вот только повеситься для слизняка — задача невыполнимая. Но что ещё сложнее — найти сумасшедшую для добровольного поцелуя.

«Проклятый Малфой! Что сынок, что папаша — два сапога… на одну ногу».

Настоящие змеёныши!

Люциус ещё в школе показал себя хитрым и скользким типом, такой без мыла везде пролезет. С годами он лишь отточил свои врождённые таланты, оттого и юлил между Министерством и Тёмным лордом на Превосходно. Даже из Азкабана сухим умудрился выйти. Вот кому маска слизняка более чем к лицу! Вся внутренняя суть, как на ладони. Но сыночек ещё дальше пошёл...

«Естествоиспытатель недоделанный, мантикору ему под хвост! Превращает честных людей, во что ни попадя. А ты мучайся потом!..»

Эйвери был уже и на Азкабан согласен — до того по людям соскучился. Но клистирные трубки никак не могли найти контрзаклятие, а способ юного Малфоя не подходил по эстетическим соображениям. Превратил бы во что-нибудь более привлекательное — морскую свинку, например, — отбою бы от желающих расколдовать не было!

Последнее пожелание Эйвери проорал на всю палату — всё равно никто не слышит. Хоть головой об стену бейся — всем наплевать.

— Чего ты разревелся, как бешеный слон, Цезарь? — шипение Живоглота звучало, как музыка.

Слизняк внутренне расцвёл, как майская роза, — в его незавидном положении научишься ценить даже крупицы счастья. А рыжий пройдоха — настоящая радость!

— Да хоть в кота, — пробулькал, смеясь, Эйвери. — Или собаку, их все любят.

— Не упоминай при мне этих животных, — фыркнул Живоглот, выпуская когти. — Только гавкать и умеют. И на луну выть. Никакого воспитания!

— А ты стал снобом, — удивился слизняк, недоумённо шевеля рожками-антеннами. — Прямо как один мой знакомый лорд.

— Тёмный?

— Нет, Малфой! Цаца белобрысая. Ехидна в мантии. Гиппогриф бешеный! — таланты Эйвери проявлялись, как минимум, в придумывании оскорблений и влипании в сомнительные авантюры. (Не зря ж его Драко в слизняка превратил!)

— Эй, полегче на поворотах, красноречивый ты мой, — прервал кот потоки живописных оскорблений. — Не такой уж он…

И вовремя прикусил язык. Пусть Эйвери и не отличался умом и сообразительностью, но догадаться мог даже круглый болван, а Цезарь таким не был. Хотя у него в прошлом бытовая запущенность, неблагополучная семья и преступная группировка.

— Чего ты там бормочешь? — поинтересовался бывший Пожиратель смерти. Последней реплики собеседника он, к счастью, не услышал.

— Ничего, — поспешил успокоить его пушистый хитрец, — снова подлечиться лёг и такое узнал!..

Мохнатому артисту несказанно повезло: объегорив недалёкого (по мнению Живоглота!) Рона и доверчивую Сью, кот попал-таки в Мунго. Но не учёл одного — та всенепременно сдаст «истекающего кровью» из рук в руки колдомедикам. А сопротивляться миссис Уизли — себе дороже. Дошло до того, что Живоглот всерьёз посочувствовал Рону и дал зарок перестать третировать рыжего аврора. С Гарри же кот нашёл общий язык! Да и с Люциусом тоже. Не говоря уже об Эйвери... Давно пора галлеоны зарабатывать на таком таланте. А что? Открыть в «Пророке» рубрику полезных советов «Как расположить к себе людей» — и Скитер от зависти заавадится.

В какой-то момент вторая часть блестящего плана оказалась под угрозой провала. Сью, как магловская баржа, неслась вперёд — даже странно при её положении и габаритах! — а Рон с «умирающим лебедем», то есть котом, еле поспевал за чересчур активной супругой. Пытаясь оттянуть встречу с ветеринаром и последующее разоблачение, полукнизл издал тихий стон, надеясь, что его бросят прямо здесь.

— Потерпи, Глотик, недолго осталось, — Сью смахнула слезу и ткнула в бок ухмыляющегося Рона. — Тебя вылечат.

— И вас вылечат, — Живоглот всё же применил тяжёлую артиллерию, то есть озвучил вслух собственные мысли.

Дальнейшее напоминало плохую комедию или фильм ужасов. Миссис Уизли всплеснула руками, отшатнулась и медленно сползла по стене. Следующую секунд пять Рон успешно изображал ветошь, кот наматывал круги и верещал утробным рыком: у Сью отходили воды. Её муж-герой издал вой, будто тысячу акромантулов увидел, и осел на пол, придавив всей массой тушку Живоглота.

— Слонопотам! — заорал он, на этот раз по-кошачьи. — Худеть не пробовал?

Подоспевшие колдомедики быстро навели порядок: роженицу отлевитировали в палату, её мужа — на кушетку, а Живоглот не стал дожидаться окончания спектакля и под шумок смылся — с грехом пополам, но и второй этап плана был выполнен. Осталось последнее: Эйвери. Однако здесь всё оказалось куда проще. Дорогу в палату бывшего Пожирателя кот знал, как свои четыре лапы, поэтому добрался без приключений.

Слизняк был в своём репертуаре: жаловался стенам и выкрикивал оскорбления. На миг Живоглот даже пожалел «лучшего друга», но Гермиона и её свадьба важнее. Не говоря уже о Мамбе, на которую у рыжего ловеласа далеко идущие планы и не совсем честные намерения.

— Ну, не тяни, — взмолился Эйвери, даже побелев от любопытства. — Что там интересного происходит в волшебном мире?

Кроме одиночества, Цезаря тяготил информационный вакуум. Это и неудивительно, отсутствие свежих сплетен пагубно действует на низшие организмы.

Живоглот плюхнулся на пятую точку, огляделся по сторонам и прошипел не хуже Нагини:

— Цезарь, тебе грозит страшная опасность. Если ты не уберёшься отсюда в ближайший час — твоя песенка спета.

И...

Плюх!..

Ну кто ж знал, что заколдованные Пожиратели — нежные создания? Лежит в обмороке и в ус не дует. Ничего — очнётся, Живоглот ему такие сказки Шахерезады расскажет — сам побежит, как миленький!

«Мамой клянусь!..»

________________________________________________________________________

* Пер. с ит.: Месть и многое другое…

Драко, мельком бросив взгляд на украшенный к свадьбе сад, вышагивал по длинному коридору Малфой-мэнора строго в определённом направлении — семейной библиотеке. Именно там последнее время можно было найти отца, а в канун грядущего «позора, в коем виноват наплевавший на родовые традиции сын», — даже неудивительно. Дверь в «святая святых», как выразилась однажды Грейнджер, распахнулась, и Драко увидел Люциуса, чинно восседающего в любимом кресле с рюмкой в руке. Витавший в воздухе едва уловимый аромат чего-то не совсем законного подсказывал — употребляют не алкоголь, а кое-что похлеще. И возвышавшаяся на столе бутыль с незнакомым магическим вензелем, доступным только узкому кругу лиц, лишь подтверждала эту мысль.

— Отец... Что ты делаешь? — учитывая очевидность ситуации, прозвучало нелепо, но Драко не привык видеть Люциуса, напивавшимся прямо с утра. Злоупотребление подобными зельями из Лютного могло привести к зависимости, что — в свою очередь — грозило не только материальному состоянию древнего рода, но и душевному.

— Читаю... Неужели непонятно? — буркнул в ответ Малфой-старший и пригубил из стопки с невозмутимым видом.

— Ну, и как тебе книга? Интересная? — Драко ненадолго взял бутылку со стола и понюхал содержимое. Пахло вполне приятно, и это успокаивало. По крайней мере, чувствовался эффект хоть на ком-то в этой комнате. — И почём нынче допинг для чистокровных? — вопрос о цене всплыл из праздного любопытства.

— Недёшево. Вот так и уменьшается размер наследства. За грязные выходки приходится расплачиваться, сын мой!

— Переживу, — отмахнулся тот и повторно задержал взгляд на флаконе. — Ты решил сменить аптекаря? И чем же тебе так досадил Игнасиус?

— Жулик он! Спит и видит, как содрать с меня побольше галеонов. Да и его почтовые совы не слишком почтительны. Пернатые, видно, с хозяина пример берут, — Люциус, безусловно, всей правды открыть не мог. Не сознаётся же он в том, что Игнасиус — штырехвоста ему в ребро! — опоил лорда Малфоя магловским. В прежние времена Круциатус стало бы проявлением милосердия, а сейчас...

— Малфоев всегда тянет к запретному. Не так ли, папа? — подтекст фразы не понял бы только идиот, а Люциус таким не был даже в худшие времена.

— Что тебе нужно, Драко? — по недовольному тону было понятно, что «отшлёпать засранца» за крамольные помыслы всё ещё хочется. И предыдущее заявление, несомненно, глава рода решил оставить без комментариев.

— Пришёл поблагодарить тебя...

— Поблагодарить?.. — а вот этого Люциус точно не ожидал. После устроенной сцены «а-ля бешеный мавр», не далее часа назад, подобное заявление не на шутку удивило. Чувствовалась очередная выходка Грейнджер!

— А что в этом такого? С учётом всех скандалов и споров решение провести брачную церемонию — широкий жест с твоей стороны. И уж точно неожиданный!

Драко готов был поклясться, что отец мысленно кого-то заавадил. И не раз! Люциус вскочил с кресла и потянулся к заветной и дорогой сердцу бутылочке. Налив себе до краёв, выпил молча и залпом.

— Я ещё твёрдо не решил. Всё зависит от... настроения! — а ведь так хотелось заявить «от вашего поведения, наглые нарушители спокойствия!»

Малфой-старший всегда считал, что нет таких обещаний, которых невозможно дать, а вот выполнить... Это уже на его усмотрение. И как-то забыл, что сын в курсе всех его махинаций и убеждений. Пора пить не только успокоительное, но и противосклерозное. Докатился!

— Не стоит обещать того, от чего потом не сможешь отвертеться, отец. Так что давай сразу расставим все точки над «i». Я тебе не министр магии, не надо водить меня за нос. То буду, то не буду... Ещё на ромашке погадай. Нет уж! Ты обещаешь провести церемонию или нет? — Драко сжал кулаки — подальше от соблазна стукнуть по столу или того хуже — вытащить волшебную палочку.

«Если Грейнджер меня провела... Оральные наказания ей обеспечены!»

Пусть она и любит его. Ведь любит? А иначе не согласилась бы на замужество. Но почему ни разу этого не сказала? Вот она — гриффиндорская натура!.. Упрямая и гордая.

Его.

В понимании жениха молчание затянулось.

— Отец... — он первым нарушил тишину.

— О... обещаю, — раздалось очень тихо, с надрывом.

— Что, прости? — Драко прищурил глаза. Какая-то часть него всё ещё отказывалась принимать услышанное: не верилось.

— Обещаю... — скрипя зубами, выдавил из себя Люциус.

— Прекрасно! Ты это сделал дважды, так что... И насколько я помню, клятвы в отношении меня ты ни разу не нарушал. Это вселяет уверенность.

В ответ — опять тишина.

И очередная порция успокоительного выпита. Ещё бы этого не случилось!.. Малфоя-старшего трясло. Провести магический ритуал самому будет, ой, как трудно. Невыносимо! Одно утешало: Нарцисса будет признательна ему. Она это оценит. Пожалеет его. Побалует...

— Может, стоит поосторожнее с зельями? — обеспокоенно спросил Драко. Уж слишком отец на них налегал последние дни. Мало ли!.. Всё-таки впереди церемония, а если он решил вывести себя из строя, и тем самым избавить от нелёгкого испытания, то стоило пресечь подобное на корню.

— Не забывайся, — Люциус не прикрикнул на обнаглевшего сына, посмевшего читать нотации, только потому, что в настоящий момент все мысли были о будущей и действующей миссис Малфой.

О первой — потому что подставила его со свадьбой, о второй — потому что... хотел. Как мальчишка! Очередной побочный эффект? А вот это уже смахивало на заговор против Малфоев. Сколько раз можно подсовывать им чёрт знает что!

— Я просто беспокоюсь, — Драко не лгал. Сомнения, ещё совсем недавно застилающие рассудок, испарились, и щедрая уступка со стороны отца поспособствовала этому. В такие моменты доверять Гермионе было легко. Ну, или почти легко. Да, он подозрителен, но ведь предупреждал!..

Раздумья прервал раздражённый голос Люциуса:

— Побеспокойся лучше о себе, Драко. Это ты у нас женишься на грязнокровке, не я!.. — стесняться в выражениях никто не собирался, и Малфой-старший потянулся за тростью.

— Могу я взглянуть на кольцо? Гермиона сказала, что оно у тебя...

Нет, ну, нельзя так с главой рода! До сих пор бледное лицо порозовело от гнева. Пальцы стиснули набалдашник до хруста в костяшках. Однако выдержке Люциуса позавидовал даже он сам. Тем более, что волшебной палочки под рукой не оказалось. Выпустить пар придётся иным образом.

— У тебя ещё будет возможность его рассмотреть. Что с тобой? Как ребёнок… Папа, дай, папа, хочу!.. Я занят!

— И чем, позволь узнать?

— Мне нужно кое-что обсудить с твоей матерью. Срочно!

Люциус хлопнул дверью, и торопливые шаги по коридору Драко уже не услышал. Он глубоко вздохнул и зацепился взглядом за бутылочку с зельем — отец слишком спешил и забыл её убрать подальше от маминых глаз. Не доверяла она аптекарям Лютного. И правильно делала!

* * *

Драко ещё раз внимательно присмотрелся к оставленному Люциусом пузырьку с неизвестным лекарством. Если верить интуиции, новый поставщик подсунул очередную гремучую смесь, пользуясь навязчивой идеей отца — добиться покоя. Но так ведь и до вечного допиться недолго! Аптекари Лютного «славятся» своей предприимчивостью.

Драко чуть пригубил таинственного зелья. Раз главе рода не повредило, то и наследник выдержит. Тем более, что он неплохой зельевар и ещё тот исследователь! Гермиона не дала бы соврать. Хотя думать о ней сейчас не следовало — в паху тут же заныло от предвкушения. А всё потому, что дурная голова... кой-чему покоя не даёт.

В лекарстве отчётливо распознавался слабый привкус... йохимбе.

«Ну, аптекарь и жук!»

Подсунуть лорду Малфою успокоительного с возбуждающим — это... залёт! Не буквально, конечно. Теперь придётся ответить ему «взаимностью». И это тоже — не буквально. Хорошо, что отец выпил не лошадиную дозу, а всего лишь порцию пони. Пригубил, так сказать. Значит, переживать не стоило.

«Счастливого тебе плавания, пап! И семь футов под буем!»

Разыскивать сейчас Люциуса, чтобы продолжить прения, почему-то не хотелось. А раздумья о неизбежных последствиях чудо-лечения придавали мыслям определённое направление, а именно — Гермиона... Жемчуг... И её недвусмысленные намёки. В такие минуты Драко готов был сложить все дары моря у её ног.

«Вставить бы ей по самые-самые!.. Чёрт! А до брачной ночи так далеко».

Придумывая способы сладострастных наказаний для Грейнджер (а зачем провоцировать честных волшебников?), он решил, что пора бы хм... снять напряжение. К примеру, выпить старого доброго огденского. Остальное — подождёт.

Все тайные нычки Драко изучил ещё в Хогвартсе — фантазия отца никогда не отличалась разнообразием, поэтому запасы спиртного так и хранились в зачарованном под бар глобусе. А отмыкающие заклятия предусмотрительный Малфой-младший зазубрил, как только палочкой владеть научился. Как знал, что пригодится! И теперь, с предвкушением извлекая початую бутылку, он понял, что привычки отца с того далёкого времени не изменились. Подумать только — простая Алахомора!..

Плеснув янтарной «огненной воды» в рюмку, Драко мечтательно скользнул взглядом по столу, представляя, как шикарно на нём смотрелась бы Гермиона. Невольно сглотнул, вообразив её голые ноги на собственных плечах, помянул все атрибуты Мерлина от бороды до подштанников и поднёс стопку ко рту.

— Чёрт!.. — снова выругался Драко и невольно задержал дыхание — столетнее огневиски требовало этого.

— Так... Так... Так, юноша... — надменный голос деда нарушил тишину.

Только Абраксаса Малфоя здесь и не хватало! И каким ветром в библиотеку его занесло? Не иначе ураганом «Моргана»!

Все почившие предки Малфоев (точнее, их портреты) тихо-мирно проживали в галерее на втором этаже Мэнора. И только Абраксас Малфой удостоился парадной рамы ещё и в кабинете (Люциус любил посоветоваться с отцом по разным вопросам). Но вот в книжное царство захаживали все без исключения представители рода, особенно нарисованные. Не иначе как запах огневиски приманивал.

«Надо перетащить зачарованный глобус куда подальше. Ну, или бросить вредную привычку распивать спиртное в неподходящих местах. А то, гляди, и остальные дядюшки-дедушки набегут — у меня сейчас других забот полон рот. Почти полон...» — Драко оценил содержимое рюмки: всё ещё не пуста.

— Твоё здоровье, дедушка, — неблагодарный внук в очередной раз решительным жестом понёс стопку ко рту. Абраксасу явно было, что сказать, только слушать его на трезвую голову Драко не улыбалось. Ну ни капельки!

— С утра пьют только дегенераты, — мрачно заметил дед и вздохнул — больше всего нарисованный патриарх рода Малфоев скучал по огденскому.

— И аристократы, — прищурился Драко, цитируя старую шутку самого Абраксаса. — Только я не пью — дегустирую.

— Отец твой тоже так оправдывался, негодник! Или ссылался на магические эксперименты, а наутро антипохмельное хлебал. О Мерлин, единственный внук женится, а выпить... — тяжёлый вздох говорил сам за себя. — А всё Люциус... Отродье неблагодарное! Вот сколько можно его упрашивать повесить в Мэноре картину с изображением «Кабаньей головы», а? Сам же потом спасибо скажет. В своё время. Слышь, внучек, будь человеком...

— Не знал, что ты такой горький пьяница, — усмехнулся Драко.

— Что за выражения, молодой человек? Вот помрёшь — я к тебе в гости ходить не буду!

— И спасибо тебе за это! Авансом.

— А давай вместо «спасибо» мы обсудим милое питейное заведение? — заискивающим тоном поинтересовался Абраксас.

Безусловно, нарисованная «Кабанья голова» значительно облегчит жизнь в Мэноре. Вместо того чтобы шляться по картинам, подглядывать по кабинетам и сплетничать, предки будут приятно проводить время и перестанут докучать потомкам. То есть — Драко!

Он всегда умел находить выгоду в любом, на первый взгляд, неперспективном деле, но соглашаться слёту не планировал:

— Придётся подождать — волшебные художники слишком редко встречаются, сам знаешь.

— Я, понимаешь, молча сношу все ваши прегрешения, а вы как сговорись: терпи! — такой ответ Абраксаса, определённо, не устраивал. — Что-то ты, давеча, в кабинете не особо выдержку проявлял!

«Неужели дед видел, как мы с Грейнджер?.. Соплохвост меня покусай! Отец же предупреждал. Ну, сейчас, наверное, начнётся…»

— Тебе бабушка не говорила, что подсматривать нехорошо? — Драко и глазом не моргнул, сохраняя внешнее спокойствие. — У меня свои радости.

— Видел я эти радости... Немного. Докатился!.. Ну, в следующий раз, любитель острых ощущений, хоть обзор не заслоняй.

«Ой, дед, лечиться тебе надо. Только... поздно».

— Вы с отцом сговорились, что ли?! Морали читать...

Драко не понаслышке знал о словесных баталиях между Абраксасом и Люциусом. Даром, что один портрет, а второй — глава рода. По любому поводу спорят: от политики до видов из окна. Если дед скажет «брито», отец непременно возразит «стрижено».

Пока внук собирался с мыслями, прикидывал плюсы-минусы и последствия эротических представлений, в библиотеке нарисовались прочие представители рода, привлечённые интересным разговором и спиртными парами. Малфои всегда умели держать нос по ветру. (Семейный кодекс «Из ненаписанного, но общеизвестного»).

Интеллектуальная беседа двух умных людей быстро превратилась в базарные склоки — каждый хотел высказаться. Потому как наболело!

— Люциус вообще много говорит и мало делает, — высказался Брутус Малфой.

— Папа, я вырос! Папа, я женюсь! Папа, я стану папой! — передразнил Абраксас.

— Я не лордик, а лорд! И глава рода! — подхватил Николас.

— Я Люциус, а не Лютик! — заявил кто-то из предков с портрета в углу библиотеки.

— Отец, Тот-кого-нельзя-обзывать вернулся! — Абраксас набирал обороты.

— И загнулся... — попытался вставить пару кнатов самый-младший-на-данный-момент-Малфой.

— Глава рода, а слова не держит! — влез Людос.

Дальше Драко почти не различал: кто, что и зачем...

— «Кабанью голову» обещал! И где? Съел?!

— Двух сыновей... И что?! Одни попытки. Со счёта сбились уже!

— И ты, Драко, вконец распустился! Имей совесть, не доводи отца до портрета. И нас — до греха. Ну, никакого уважения к предкам! И давай уже, следи за языком...

— Нам скучно. А ты... весь в папочку!

— А ну, тихо, родственнички! Цыц! — гаркнул обалдевший от такого напора Малфой. — Если не замолчите — кабака не будет. Ещё и рты краской замажу! Мне и без вас покой только снится, — ни сна, ни отдыха измученной душе. — То вы, то Гермиона со своим жемчугом!..

— Да, жемчуг, это что-то!.. Ты, Драко, оценишь...

— Так значит, вы в курсе, что меня ждёт?

А он — нет?!

— Гони, неуч, выпить — тогда скажем... — шантаж налицо. Но «неуч» лишь выпил залпом стопку огневиски.

Предки переглянулись и сменили тактику.

— Бедный мальчик... Столько на него свалилось...

— Уймитесь уже, ворчуны! Тяжёлые времена требуют жертв, — то есть выгодной женитьбы.

— Перестаньте вмешиваться в мою личную жизнь, я не маленький! — рискнул вставить далеко не «бедный мальчик».

— Но, внучек, с твоими гм... задатками можно и кого-то получше выбрать...

— А зачем? — встрял Николас. — Мне Брунгильда рассказывала — характер у девчонки что надо! А остальное мы сами видели.

— Твоя жена соврёт — недорого возьмёт! Язык без костей. Вот её портрет в самой дальней комнате и висит. Сплетница она!

— А можно без оскорблений? — рыкнул Абраксас.

— Ишь, разбухтелись!..

— Это всё Люциус виноват. Сам с котами пьёт, а нам даже кабака пожалел!

— С какими котами? — Драко решительно вернул нить разговора в нужное русло. — Чего сочиняете?

— С какими? С такими! Говорящими, — усмехнувшись, сдал проштрафившегося потомка Людос. — Мы сами не видели — Люциус рамы шторками закрыл, но ушам своим верим. Папочка твой ещё что-то-там магловское в себя вливал!

Точно предки от скуки сдурели — уже выдумывали каких-то котов. Чтоб отец всякую дрянь употреблял — да ни в жизнь! Хотя йохимбе же принял… Но где возбуждающее и где немыслимые фантазии спятивших портретов!

— Значит так, любимые родственники, — Драко не стал рассусоливать — в конце концов, кто в доме хозяин? — Не бросите сплетничать, подглядывать и лезть, куда не просят, — никакой «Кабаньей головы» вам не видать как собственных ушей без зеркала и чар. И на будущее, если в кабинете кто-то с кем-то чем-то занимается, вы взрослые, отчаливаете прочь без комментариев и свидетелей! Иначе кликну художника, и он пририсует вам то, чего и в помине не было. Ясно?!

И вышел, громко хлопнув дверью.

— Весь в меня! — с гордостью прошептал Абраксас. — Истинный Малфой!

* * *

Шествуя по мэнору, Люциус заключил, что, наверное, было ошибкой, выделить одну из комнат под будуар так далеко от библиотеки, а пользоваться магией абсолютно не хотелось. И подобное тоже наводило на мысли о заговоре аптекарей Лютного переулка против Малфоев. Тянуло отнюдь не колдовать!.. Люциус вдруг ощущал себя озабоченным юнцом, который дорвался-таки до «сладкого» и теперь намеревался потребовать своё на месяц вперёд.

Наплевав на аристократические условности, лорд Малфой ворвался в женское царство без стука, чем заставил Нарциссу вздрогнуть от неожиданности. Не произнеся ни слова, Люциус рывком скинул мантию и отбросил в сторону, совершенно не заботясь о том, что, падая на трюмо, она сбила несколько предметов дамского туалета. На лбу лорда Малфоя горела невидимая (всем, кроме второй половинки) надпись:

«Вернись, любимая, в постель, я оплачу весь супружеский долг за десять лет. Ещё и кредит возьму!»

— Дорогой... — Нарцисса искренне удивилась визиту супруга с утра: слишком давно муж не вторгался на её территорию спозаранку. Не баловал. Тем более, спонтанно. — Что... что ты делаешь?

— Ну, понятно, в кого сынок уродился! Всё объяснять на пальцах приходиться. Ясно же, не книжки читать собираюсь!

Миссис Малфой уловила иронию, но всё равно спросила:

— Причём тут Драко? Я думала тема «покажу этому предателю крови небо в алмазах» уже закончена, а ты опять? Ну, сколько раз можно повторять, что при нашем положении это выгодный союз и ... — она замолчала, наблюдая, как муж расстёгивает пуговицу за пуговицей.

— Если бы наш сын руководствовался этим, я бы понял! Но нет, он весь в тебя — подавай ему брак по любви. Глупость какая! — к нескрываемому изумлению Нарциссы бархатный, расшитый серебром жилет очень скоро постигла участь мантии.

— И я ни разу не пожалела об этом. Перестань раздеваться, сейчас не время для плотских желаний. Твой сын женится!

— Я знаю. От того, что ты скажешь об этом в — Мерлин знает — какой раз, ничего не изменится. Хватит с меня и того, что именно мне проводить этот чёртов ритуал!

— Неужели?! — оторопела Нарцисса. — Чем же Драко тебя прижал?

— Молчи, я не желаю сейчас это обсуждать!..

— Объясни, наш сын женится, а ты от этого чувствуешь себя новобрачным?

— А по-твоему, я должен принять целибат? Хочу второй медовый месяц! Сию же минуту. Я нуждаюсь в компенсации и аморальной поддержке…

— К… какой?..

— Леди Малфой играет в непонимание?! Я собираюсь заняться тем, что позволит мне расслабиться, приятно напрягаясь. И как можно неприличнее…

— Святой Мерлин!.. Люциус... Я... Мне... Ещё нужно отдать столько распоряжений… Это не может подождать?

— Нарцисса, а тебе не кажется опасным заставлять меня умолять?

Малфой за считанные мгновения очутился у кровати и с горящим от нетерпения взглядом уставился на жену. Даже не оглянувшись, присел на постель и тут...

— Мрмяу! — острые когти Мамбы царапнули спину, и рубашка Люциуса пострадала ничуть не меньше, чем самообладание:

— Пошла вон! Вон!.. — домашний тапок полетел вслед.

Несмотря на кошачью злость, Мамба поспешила ретироваться. Она давно уяснила, что спорить с лордом Малфоем бесполезно и себе дороже. Морить голодом, конечно, не станет, но лучше убраться подобру-поздорову, пока в неё не полетело не тапком — чем-то потвёрже. А отомстить тому, кто покусился на её чудный хвост, всегда успеет. Вот только дождётся, когда глава рода скинет штаны, обнажая свой предмет гордости.

И Мамба спешно укрылась под «брачным ложем». А раздавшееся враждебное шипение — единственное, что пока можно себе позволить.

— Пошипи у меня ещё, чума когтистая! — огрызнулся Люциус.

— Хватит, не тронь её! — вступилась Нарцисса. Без сомнения, кошка была любимицей, но такого блеска в глазах мужа не могла припомнить уже лет десять. А то и больше! — Вернитесь к своим мольбам, мой лорд...

На что он требовательно притянул жену за руку и таким же властным жестом рванул неглиже до самых бёдер. Воображение, рисовавшее обнажённое тело, довело Люциуса до решительных действий. Действительно, хватит пустых разговоров! Он хочет её. А если Малфой чего-то хочет — он это получит.

И не раз!

— Нарцисса, умолять будешь ты... Добавляя «да, мой лорд...» — он ласково коснулся рукою её груди. — Как вам угодно, мой лорд... — спустился к бедру. — И всё что пожелаешь, господин моего сердца... — притянул к себе и уложил на постель. — А именно сейчас он хочет вас, дорогая...

Откровенно соблазняющий поцелуй в губы стал тому подтверждением.

Как и мужественный рывок.

Мамба, забившись под кровать, слушала непристойные охи-вздохи и тщетно пыталась призвать к порядку расшалившихся супругов. Даже сменив тихое воспитанное мурчание на неблагозвучное мявканье, благородная египтянка ничего не добилась: горячо любимая хозяйка и не думала умолкать.

«А всё он — Люциус — блохи ему в родовую шкурку!

Слышь как ластится, подлизывается, наверное. Точно, нагадил, где не положено. А вот мне за это — тапком по морде!

Хозяйка, что ж ты так стонешь? Не подначивай этого самца! Это же неприлично. А ещё породистая!.. Пш... благородная».

Мамба сдерживалась из последних сил, ведь так хотелось опуститься до нахальства уличных кошек и припомнить любителю пошвыряться домашней утварью всё, что накипело. Но исключительно из любви к хозяйке дома, кошка не опустилась до мести, а попыталась деликатно вмешаться:

— Мурмяу...

Только наверху заорали так, что Мамбе пришлось заткнуться и задуматься:

«И чего ж она так кричит? Больно, должно быть. Нет, пора спасать, пора звать целителей», — пока Люциус не измучил хозяйку. Окончательно.

Такой — может.

А значит, надо звать не медиков, а тяжёлую артиллерию.

«Эй, Глотик!.. Глотик... Настоящий котяра — вот как нужен — не дозовешься!»

Мысли о ветреном ухажёре ненадолго отвлекли от безобразий, творимых хозяевами, но не лишили желания не по-человечески высказаться:

— Эй, вы там, наверху, кровать не ломайте! Ведёте себя как животные...

«Нет, ну пожилые люди, а туда же! На дворе июнь, а у них тут март — не иначе».

Сидеть в засаде становилось опасно для жизни — от тряски поднялась пыль, а эльфы, наверно, тут лет сто не убирали. Пачкать бесценную шубку не очень хотелось и пришлось снова попытаться донести до людей свою точку зрения:

— Пожалейте меня! Я всё-таки очень дорогая кошка. На лекарствах разоритесь...

Ну а что? Себе пусть хоть руки-ноги поотрывают, но Мамба с чего здесь страдать должна?! Пора было переходить к кардинальным мерам. Кошке хотелось есть и вообще у неё дела! Она же не рассчитывала на любвеобильного Люциуса.

— Сейчас как выскочу, как выпрыгну и... — Мамба поспешила реализовать угрозу, выбежав подобно урагану. Но не прошло и пары секунд, как пушистая аристократка вернулась на прежнее место, поджав хвост, сражённая масштабом увиденного.

«Вот разве можно в живого человека такой шту... — мысли застряли на середине фразы, как и осознание собственной глупости, а между тем «боевой клич» главы рода повторился. — Что, опять?! — оторопела кошка. — Вот пока не доведёт до Мунго, не слезет! Знаю я эту породу... Ты чем завтракал, дон Малфой? Небось, мою сметану и сливки лакал?!»

Мамба старалась изгнать из головы чересчур пикантные образы, ведь до этого все её знания ограничивались теорией и бессовестными намёками Живоглота. А тут такая наглядная демонстрация! Моргана свидетель, любопытство кошку до добра никогда не доводило. И она решила прокрасться к выходу, а заодно и поставить пару отметин на высокородную задницу:

А не хрен ей светить!

«Аккуратненько, осторожненько… Ой!..»

Ещё один крик заставил её метнуться на место, понимая:

«Не-е-е, пойдут клочки по закоулочкам».

Пора звать на помощь. Вот где эта милая, лохматая морда, а? Люциуса на него нет! Увы, Живоглот не торопился проявлять чудеса левитации и легилименции — напрасно кошка звала на помощь. Все они, мужики, одинаковые. Как нужны — так и след простыл!

«А ты, Люциус, не шибко радуйся — я всё Глотику расскажу. Хоть бы мяукнул через эльфов, где его черти носят! Я ж тут воспитание теряю...»

Но громкое «мяу» не было услышано. Никем...

Драко общался с роднёй, Нарцисса и Люциус — друг с другом, Живоглот был занят спасением Эйвери от выдуманных опасностей, и только Мамба думала о том, куда катится этот мир. Но сделать изнеженная избалованная кошка, увы и ах, ничего не могла.

* * *

Цезарю виделось что-то хорошее: брюнетисто-блондинистое с рыжим отливом. Хотелось раствориться в мягкости и неге, а лучше прижаться к тёплому боку этого нечто и забыть о клистирных трубах навсегда. Надоели целители недоделанные и зелья их проклятущие! А тут...

«Прекрасная — мать его! — незнакомка», — подумал Эйвери и вытянул губы трубочкой. Так, на всякий случай. Даже в галлюцинациях ему грезились поцелуи и прочие радости жизни. Всё-таки Цезарь, по его нескромному мнению, — в меру упитанный, в самом расцвете сил... слизняк.

— Эй, ты, Спящая Красавица! Не слышишь, что ли? — волшебное видение растворилось при свете не очень прекрасной действительности и превратилось в Живоглота. — Кончай валяться, Поттер на хвосте, а с ним аврорская шайка-лейка! Век воли не видать и молока не хлебать!

— Что? Куда? — растерялся полубессознательный Цезарь. — Тащи мою волшебную палочку и галеоны, — бывшего Пожирателя смерти вдруг охватила паника и жгучее желание навсегда покинуть это злосчастное место.

Может, в щель забиться? А что, тараканам можно — слизнякам нельзя?

— Какие галеоны? — кот выпучил глазища, всем видом показывая, что по некоторым тёмным личностям отделение для буйнопомешанных рыдает в три ручья. — Ты на курорт не собирался, нет? А-то там тебе уже номер «люкс» приготовили и гринкарту в страну непуганых гусениц.

— Это в Азкабан что ли? — подуспокоившись, пробулькал Эйвери. — А чего тогда шороху наводишь? У меня ж сердце чувствительное… Но честно, лучше в тюрьму, чем тут от скуки подыхать!

— Ты весь такой внезапный и противоречивый весь! — огрызнулся Живоглот. — То орал — не хочу в клетку, то вдруг путёвка в отдельную камеру для тебя как выигрыш в лотерею. Азкабан не санаторий и даже не палата в Мунго. Цезарь, не пугай меня и шевели... чем там у тебя?.. О, точно — ногой!

— Что воля, что неволя — всё равно, — философски заметил он и закатил глаза-антеннки. После душевных потрясений хотелось одного: напиться, забыться и опохмелиться. Ну, или поесть чего-нибудь. — Слышь, Проглот, а пожрать ты с собой не захватил?

— Захватил, захватил, — елейно мяукнул тот и от всей дури поддал по прикидывающемуся Платоном Цезарю.

Тот, не ожидая такой подлой провокации со стороны старинного приятеля, отлетел в сторону, шмякнулся об стену и, подчиняясь закону подлости, отрикошетил прямо в лоб рыжего агрессора.

— Совсем охренел?! — пискнул Эйвери, сползая с приплюснутой морды кота. — Ишь, моду взял!.. Я тебе не снитч, геморрой ты лохматый!

— Пиявка рогатая!.. — обмен любезностями — привычное занятие. — Хотя сейчас ты больше на драный бладжер похож, — Живоглот решил сменить тактику: — Только пока ты тут мне зубы заговариваешь и жертву закона изображаешь, авроры не дремлют.

— А чего мне опасаться-то? — легкомысленно качнул рожками-антеннами слизняк. — Я и так уже красавец писаный, отворотясь не налюбуешься. Мною только девок пугать. И расколдоваться не светит. В Азкабан, так в Азкабан... Ты часом не слыхал, страшненьких туда не заносило? И в тюрьме люди живут, а на безрыбье, может, и слизняк сгодится!

— Вот именно, живут, — рыкнул пушистый обманщик, меняя вариант «светлого будущего» на ходу: — А твоя песенка спета! Я тут краем уха подслушал… Ты же знаешь мои обширные связи в аврорате?

Мгновенно посиневший от страха (жить-то охота!) Эйвери согласно закивал: он же видел, какие люди посещают Живоглота во время его «болезней». Прямо «сливки магического общества», по нынешним меркам. И кот ему врать не станет. А смысл? Что взять со слизняка, кроме матов?

— Так вот, — продолжил Живоглот, убедившись, что жертва доведена до отчаяния и внимательно слушает, — министерство очень недовольно. Твоё содержание обходится больнице в кругленькую сумму — а отдачи никакой! Прибыли ты не приносишь, только казённые харчи проедаешь да бока отлёживаешь. Ни сведений от тебя ценных, ни семейного капитала. Бесполезный ты элемент, Цезарь! Никакого от тебя дохода — расходы одни. Verstehen?*

— А как же Азкабан? — чуть не зеленея от досады, прошептал Эйвери. — Мне бы только в коллектив...

— И не мечтай! — жёстко припечатал Живоглот, в душе уже танцующий победный танец дикаря. — Нечего кнаты налогоплательщиков тратить!

— И куда мне деваться, драклов им в трусы?! — растерянный вид слизняка внушал жалость, но кот сейчас наплевал на совесть.

Если дело выгорит, Цезарь вроде в накладе не останется. Живоглот самолично проследит, чтоб всем сёстрам — по серьгам. За особые заслуги перед Отечеством. Хоть и против воли!

— Тебя решили отпустить. На все четыре стороны! — стараясь не ржать как гиппогриф, с серьёзным видом выдал мохнатый хитрец.

— Свобода? Это ж замечательно! — обрадовался, было, Эйвери, но тут же сник под суровым взглядом. — А с чего такие щедрости при нашей-то бедности?

— Включил, наконец, мозги! А я уж думал: дело — труба. Отправят-то тебя к маглам, куда-то на восток…

— Ближе к солнышку? Не, мне бы место потемнее... А можно без маглов? — приуныл Цезарь.

— Нельзя! — кот уже терял терпение от его идиотизма. Сегодня Эйвери тупил больше обычного и при этом не доверял. Так весь план взрывопотамам на рог уйдёт. Нет уж, фигушки!

Живоглот Рона обманул! От Сью ушёл. Самого Люциуса объегорил. А уж Эйвери вокруг хвоста обведёт и глазом не моргнёт!

«Клянусь сапогами предка!»

— Ты совсем дурак или прикидываешься только? — сладким, не предвещающим ничего хорошего голосом завёл Живоглот прежнюю пластинку. — Бросят тебя среди огородов-виноградников и вертись там, как слизняк на сковородке. Маглы тебе не маги — стесняться не будут. Ядохимикаты у них — почище Авады. Нюхнёшь — и амба!

— Не стращай! Пуганые мы... — вот так первая попытка обрисовать казни египетские с треском провалилась.

— Ну-ну... Вот прознают маглы про твою любовь поболтать — и всё! Сдадут на опыты. Поверь говорящему коту. Только ведь у тебя нет моих острых когтей и чудовищного обаяния — не сбежишь. Тьфу, не уползёшь!

— Любишь ты себя до икоты, — Эйвери порядком подустал от регулярных дифирамбов кота в собственную честь.

— Главное, что не ты — меня. Не боишься мучителей в белоснежных халатах со скальпелем, то дерзай! Но предупреждаю — в Азии едят всё, что летает, ползает, плавает, ходит и бегает.

— Маглы едят друг друга? — от нахлынувших эмоций Цезарь был уже не синего, а серобуромалинового цвета. — Я знал!.. Дикари. Людоеды!

— Друг друга? Фу, какая мерзость! Нет, конечно! — Живоглот тут же решил подлить масла в огонь: — Но вот тебя, сладенький, с потрохами сожрут. Я в кулинарной книге рецепт видел «Слизняки под соусом бланманже». Я сам такое не ем, но на вид — аппетитно.

Эйвери мутило — теперь ему, точно, кусок в горло не полезет:

— Не согласен я! Цезарь я или не Цезарь?! Я ж дитя природы. Хоть дурное, но дитя...

— Завтрак ты! Обед и ужин в одном блюде.

— Так что делать-то? — простонала несчастная жертва кошачьего эксперимента. — Где «обречённому есть чувству уголок»?

Пушистый пройдоха даже задохнулся от радости — Эйвери цитирует магловских классиков — спёкся, значит.

Но не время почивать на лаврах — дел невпроворот:

— Линять, — предложил кот. — И как можно быстрее! Я тут все ходы-выходы знаю, — Живоглот важно поклонился: — Правда, придётся тебе на моей широкой груди скрываться, зубами за шерсть держаться!

— Нет у меня зубов, — заныл слизняк. — А-то бы я местным показал! — он странно пробулькал, очевидно, рисуя в воображении картинки членовредительства.

— Тогда держись, чем сможешь. Каждая секунда на счету.

— А тебя ж авроры видели! — (нет, вот когда не надо, Эйвери начинает отлично соображать, питбуля ему на хвост!) — Засада...

— Не видели, — потому как шоу с Уизли имело бешеный успех в узких кругах. Кот же гений! Не то, что некоторые... — Цезарь, я тут контрабандой.

— А!.. — начал снова рассусоливать слизняк. — Да ты железный перец!

Но Живоглоту уже надоело в бирюльки играть, он цапнул Эйвери, наплевав, что тот будет жаловаться, спросил только:

— В шерсти спрячешься или во рту тебя тащить? Предупреждаю: могу проглотить. Выбирай!

— Не, Троглодит, не дождёшься, — после чего Цезарь со скрипом и стонами взобрался на кота и скрылся в густой рыжей шерсти. — Век тебе этого не забуду! — в данной ситуации подобная фраза отдавала угрозой. Только Живоглота так просто не возьмёшь!

— Будешь щекотать — скину, — и агент 007 приступил к выполнению последней части плана — как можно скорее смыться из этого места.

Время — деньги! Точнее, кольцо…

____________________

* Пер. с нем.: Понимаешь?

Гермиона с волнением рассматривала комнату для гостей: она словно преобразилась. Нет, на первый взгляд всё как обычно: антикварная мебель, дорогие ковры, огромное зеркало, прекрасный вид из окна... Дело было в другом: изменилась сама Гермиона Грейнджер — она чувствовала себя будущей миссис Малфой. Только так и никак иначе! Позитивное мышление — половина успеха.

Полчаса назад Гарри, внимательно выслушав возможные версии, отправился выяснить, где можно искать кольцо. И в представлении двух давних друзей подобный ход выглядел единственно разумным.

Глубокий вдох... И выдох... Никакой паники.

Никаких сомнений.

Это же Гарри Поттер!

Он не подведёт.

И ни слова Драко…

Это же Малфой!

Чтобы немного успокоиться, Гермиона лёгким взмахом палочки извлекла из зачарованного шкафа свадебное платье. Да, оно хранилось в Мэноре, но под страшным секретом от любопытного жениха. На магловские традиции ему было, определённо, наплевать!

«Я волшебник в Мерлин знает каком поколении», — самый железный аргумент в арсенале Драко во всех спорах, касающихся происхождения невесты и грядущего бракосочетания.

Кстати, о церемонии…

Время шло, а Люциус до сих пор никак не прокомментировал утреннее заявление — и это откровенно удивляло Гермиону. Единственное объяснение такого странного факта: Драко и Нарцисса нашли ещё один способ давления на главу рода. И наверняка без магии или шантажа здесь не обошлось. Выбили же они для Грейнджер лучшую комнату для гостей!

А вот то, что тут появился портрет ненавидимой Люциусом тётки Брунгильды, стало маленькой, но приятной сердцу компенсацией для вредного отца семейства. Правда, об этом знал только он сам.

«Вингардиум Левиоса!» — с правильной интонацией, изученной ещё на первом курсе Хогвартса, произнесла Гермиона, и свадебное платье воспарило в нескольких сантиметрах от пола.

— Хуки! — позвала она домового эльфа, хотя предпочла бы обойтись без его услуг. Но обещание, данное Драко и добытое им в нелёгкой «схватке» ещё неделю назад, требовало этого. Воспоминания о сладко изложенных взаимных требованиях не раз будоражили сознание. И не только его!

Домовик возник в комнате и жестоко прервал искушающие грёзы:

— Что прикажете, мисс Грейнджер? Хуки всегда рад помочь.

Ей так захотелось ответить: «Драко. Голого. Из одежды — только галстук».

И это почти произошло:

— Др... — фразу удалось оборвать вовремя. Исполнит ведь! А идея всё же неплоха — кое-кто не будет впредь настаивать на услугах эльфов. — Дражайший Хуки, одна просьба: уложи мои волосы. Иногда они с ума меня сводят. Остальное — я сама.

Включая молодого хозяина.

«В любом случае, обещание выполнила, — заключила про себя Гермиона. — Объём помощи не оговаривался».

— Разве Хуки плохо справляется? — слёзно поинтересовался эльф. Он был очень молод и, без сомнения, чересчур эмоционален.

— Нет, что ты! Нет!.. Просто дел у тебя и так предостаточно, — да и соблазн не уступать Драко слишком велик. Плохо, что слова возымели слабое успокоительное действие — огромные глаза домовика оставались на мокром месте. Пришлось действовать несколько иначе: — Хорошо, я позову тебя, если понадобишься.

И Хуки принялся колдовать с таким усердием, что Гермионе стало не по себе. Оттого она внесла ещё один пунктик в список будущих обязанностей миссис Малфой: убедить мужа оплачивать нелёгкий труд эльфов. И в этом вопросе заколдованной лягушкой упрямца не возьмёшь. Только настойчивостью. И «даром» убеждения. Хотя с этим можно было и поспорить. Драко давно изучил слабые места «борца за права эльфов», и теперь противостоять ему стало гораздо сложнее. Но Гермиона Грейнджер так просто не сдаётся!

Только Хуки успел произнести «готово», в дверь постучали.

Громко и требовательно.

Узнать в стуке посетителя — проще простого! Это мог быть только один человек:

Люциус Малфой.

Гермиона подошла к двери и распахнула её. И не ошиблась. Перед глазами предстал отец Драко. В том же одеянии, что и утром, но с более сердитым выражением лица. Трость с серебристым набалдашником застыла на полпути — видимо, дверь ждало очередное «нападение». А теперь этот шар завис прямо напротив лба Гермионы, и что-то ей подсказывало, что Люциус едва сдерживается, чтобы не стукнуть — как бы невзначай — жертву по невыносимо умному маглорожденному лбу!

— Мисс Грейнджер, — произнёс хозяин дома, повелительно — тростью — отстраняя застывшую на пороге «преграду» в сторону, — нам надо кое-что обсудить. Немедля!

Малфой шагнул в комнату и, заметив домовика, привычно скомандовал:

— Пошёл вон, Хуки! — тот с тихим щелчком исчез.

Гермиона очень удивилась, когда вслед за Люциусом в комнату проскользнула… Мамба! (Обычно по пятам она следовала только за Нарциссой). А вот на эту выходку разумного объяснения в голове не было.

Однако кошка знала причину — Живоглот. А его хозяйка находилась именно здесь. И значит, пушистой жалобщице тут и место! Только факта, что рыжий ухажёр где-то до сих пор шляется, Мамба не учла. Но и оставаться под диваном в ожидании очередного эротического шоу не улыбалось.

Гермиона медленно прикрыла дверь и обернулась.

— Что-нибудь не так, мистер Малфой? — вопрос прозвучал абсолютно ровно и спокойно. Как будто то, о чём пойдёт речь — это самый лёгкий билет на экзамене по СОВ. На ЖАБА проблема не дотягивала.

— Не так?! — возмутился Люциус. — Да, всё не так! Абсолютно. И вы знаете, о чём я говорю! Мы договаривались только насчёт кольца. Что это за наглая выходка с церемонией, я вас спрашиваю?!

— Не стоит раздувать из мухи слона! Вы сами оставили меня с Драко на свой страх и риск, так к чему удивление? Свалили бы, как обычно, всю вину на меня. Мол, я что-то не так поняла. Я же Грейнджер!

— Вот именно! И только ваша вина в том, что мне придётся пройти через этот ад!

— Что? — Гермиона застыла в неверии. — Вы… согласились?

— Вы вынудили меня, выскочка! И вам это ещё аукнется, я обещаю!

— Нет, нет, нет. Я вас не заставляла…

— А вы сами попробуйте сказать Драко «нет», и посмотрите на его реакцию! Хотя если мне не изменяет память — это уже было. Вчера, например, — откровенное ехидство в голосе не красило Люциуса, но отец и сын явно одного поля Малфои.

— И как же он убедил вас передумать? — таким же тоном поинтересовалась Гермиона. И только теперь поняла, как двусмысленно прозвучал этот вопрос, учитывая их способ урегулирования конфликта в кабинете.

— Как?.. А вот так! — более подробного объяснения со стороны Малфоя ждать не приходилось. — Похоже, я вырастил своенравного, упрямого и неблагодарного сына себе на радость и в наказание!

И тут произошло неожиданное. В какой-то степени... Для Гермионы — точно. Потому что портрет Брунгильды Малфой — худощавой и весьма несимпатичной дамы в розовом парике — изрёк:

— Ну, и кто тебе виноват? Пороть надо было негодника, Лютик!

— Я же просил, тётушка, не называть меня так! — желваки на лице оскорблённого лорда заходили ходуном. Такие фамильярности в присутствии Грейнджер — неслыханная наглость со стороны покойной родственницы.

— А я глуховата, милок… На одно ухо, — солгала она. И весьма неудачно. Но так ведь и задумывалось. — Я тоже просила у тебя кое-что и где это? Мордредом звали! — Брунгильда откровенно намекала на «Кабанью голову». Среди всех этих женоненавистников бедной старушке выпить иногда, ой, как хотелось. — Так что сам вырастил — сам и люби!

— Я не собираюсь дискутировать по вопросам воспитания! — Люциус в запале чуть тростью пол не сломал — хорошо, паркет из морёного дуба сделан. — Думаете, ваш Людос — образец для подражания? Ха!

— Тогда веди церемонию как лорд Малфой. И не ной как девчонка! Лютик... Прямо неженка белоснежная!..

— Спасибо вам, мистер… — пыталась вставить Гермиона очень давно, но вышло как-то не вовремя. Благодарность, разумеется, польстила бы главе семейства, но не в эту минуту!

— А вы, душенька, больше почтения к древнему роду, — выпалила недовольным голосом Брунгильда. — Нахватались магловских привычек! Глубокий реверанс — живо!.. Чему вас в школе учили?! А ты, муж неблагодарный, совсем забыл, зачем тебя Нарциссочка отправила?

У Люциуса возникло одно желание — выбросить портрет в окно. Но он тут же вспомнил, что собственноручно намертво приклеил эту картину в качестве ложки дёгтя в бочке мёда для ненавистной Грейнджер. И теперь Малфой-старший наступил на свои же грабли. В который раз? Ну, не в первый точно!

Гермиона вопросительно посмотрела на Люциуса, тот — на платье, а тётка Брунгильда — в стену, обиженно повернувшись спиной. Никто не слушал умные наставления умудрённой годами женщины, но искоса подсматривать ведь никто не запрещал! И высказываться время от времени — тоже.

— Молодёжь…— проворчала Брунгильда и навострила уши в ожидании продолжения.

Малфой-старший какое-то время оценивающе рассматривал свадебный наряд, очевидно, представляя его на невесте, но никакого одобрения на лице Гермиона не заметила. Зато услышала язвительное:

— Красное?.. Ну, конечно, белое было бы не кстати…

А вот это откровенное хамство со стороны лорда! Как расплата за церемонию. Мелковатая, конечно…

— Зато ваш наряд, мистер Малфой, как нельзя лучше соответствует состоянию души, да?

Учитывая его тёмное одеяние, обмен любезностями состоялся. Вместо очередного укола в сторону Грейнджер, Люциус, отпихнув Мамбу, крутящуюся у ног, сунул руку в карман мантии и извлёк оттуда колье из розового жемчуга с бриллиантовой подвеской такого же цвета — весьма редкий оттенок даже в волшебном мире.

— Вообще-то, мисс Грейнджер, я имел в виду подарок. От моей жены.

Вот теперь ситуация стала совсем неловкой. Малфой специально провоцировал невестку — и она поддалась, как глупая девчонка!

— Извинитесь, милочка, — проскрипела Брунгильда со стены. — Ваш будущий папа — сама невинность, — прямолинейно съехидничала тётка, а тот от ярости покраснел в тон украшения. И уже мечтал об успокоительном как о манне небесной! Или как о несостоявшейся свадьбе.

— Я не то хотела сказать, мистер Малфой, — прошептала Гермиона, — вы выглядите достойно.

И необычно довольно, если уж быть точной. Но вслух это не прозвучало.

Ещё бы Люциусу не быть таким! Целый час, ну — два… в объятиях Нарциссы... и далеко не один стон удовлетворения! Но миссис Малфой не была бы миссис Малфой, если бы не устроила мужу проверку, отправив благоверного доставить подарок лично. Любовь — любовью, но хитрить главе рода ради достижения цели не в первой. И хотя Нарцисса осталась более чем умиротворённой, проигнорировать нрав мужа не смогла.

Люциус продемонстрировал колье Гермионе всё с тем же лицом победителя. На что она сделала шаг навстречу и… споткнулась о чёртову кошку!

Ситуация могла бы стать ещё более неловкой, если бы Малфой не успел подхватить Грейнджер. Просто на автомате. Не задумываясь. И вот теперь положение стало действительно из ряда вон!

Потому что дверь распахнулась и в комнату, по обыкновению, ворвался Драко. Не имел он привычки стучаться к Гермионе после стольких дней и ночей вместе. Тем более, в собственном доме. Тем более, сегодня. И тем более, когда скрывать нечего. Кроме… Жемчуга… Отца… И его объятий!

— Я так понимаю, что я третий лишний, — процедил Драко сквозь зубы, но дверь не закрыл. Значит, Отелло хотел оправданий.

— Прекрати! — возмутилась Гермиона, отстраняясь от Люциуса. — Это случайность. Я упала, — она расправила платье по привычке. Невольно разволновалась. А подобные жесты стали своего рода ритуалом по спасению собственных нервов. — Чуть не упала…

— Что-то ты сегодня с самого утра падаешь в объятия к отцу! Откуда вдруг такая неловкость? Сногсшибательное обаяние Малфоев?

— Не забывайся, Драко! — громогласно заявил Люциус. — Твои обвинения просто оскорбительны! Без обид, мисс Грейнджер.

И что-то подсказывало Гермионе, что речь идёт не о её происхождении.

— Следите за языком, молодой человек! — вставила свои «пару галеонов» Брунгильда. — Выпори ты его Люциус, ей-Мерлин! Розгами. Прямо по голой… Ну, ты знаешь!

— Это непедагогично, тётушка! — запротестовал Драко. — Особенно учитывая моё недавнее обещание в нарисованном виде.

А вот это уже был типичный малфоевский шантаж.

— Слышь, племянничек, ты лучше за невестой следи, а не за отцом! Спроси-ка у неё про колечко. Что-то я не наблюдаю его на пальчике…

А вот это было подло! Гермиона на мгновение возненавидела эту Брунгильду. По-взрослому.

— Кстати, да, Грейнджер... Где кольцо? Отец? Оно всё ещё у тебя? Я хочу, чтобы она его надела. Сейчас!

Люциус смотрел на неё, она — на него, и заговорщики понимали, что на волоске от разоблачения.

Первый нашёлся Глава рода. Вполне в его духе. И вот это уже, действительно, была расплата за церемонию:

— Я отдал кольцо мисс Грейнджер ещё час назад. Видишь ли, я слишком занят из-за подготовки к церемонии, — (из-за того, что вечно хочет его мать.) — Потому поручил ей обратиться к гоблинам для подтверждения факта, что магия примет гр… маглорожденную. Ты же понимаешь, Драко, что это прецедент.

Вопросительный взгляд раздражённого жениха перекинулся на Гермиону.

— Пока вы ходили за подарком, мистер Малфой, — раздалось в ответ не слишком уверенно, — я... Я отдала кольцо Гарри, — наконец она придумала очередную ложь. — С его связями процедура займёт меньше времени.

— Что?! — в два голоса. — Поттеру?!

— А вы знаете много Гарри? — стараясь сохранять спокойствие, поинтересовалась Гермиона.

Драко, казалось, вот-вот выскочит из штанов. От гнева.

— Так, Жабочка моя, ты же понимаешь, что это… залёт! — так громко, что даже Люциус вздрогнул.

— Вот видишь, сын мой, — спешно констатировал он, — есть угрозы и пострашнее родного отца.

— Оставь нас! — выкрикнул Драко в ответ. — Мы тут потолкуем по душам. Да, Грейнджер?

Дверь за Малфоем-старшим захлопнулась, и Гермиона поняла: он опять оставил её выпутываться в одиночку. Не считая тётки Брунгильды и Мамбы, конечно. И ещё и подарок утащил! Глава рода называется!.. А голову совсем потерял.

* * *

В комнате повисла театральная тишина. В такие минуты Гермиона чувствовала себя особенно неловко, но упрямо молчала — оправдываться ведь не за что. Она спокойно наблюдала за Драко, следящим за ней с плотно сжатыми губами и предвкушавшего дальнейшие объяснения. А он, считая про себя то ли секунды, то ли капли собственного терпения, сунув руки в карманы, прикидывал, почему день собственной свадьбы становится похожим на плохую трагикомедию.

Борьба характеров затянулась, но даже Мамбе было понятно, что осталось только подождать, у кого раньше сдадут нервы.

Первым пошёл на попятную Малфой:

— Ну, я прямо не знаю — с чего начать экзекуцию…

— Тогда давай на этой ноте всё и закончим.

— Это я буду решать, Грейнджер, потому как именно я из нас двоих злой и обаятельный. Выбирай первую тему урока: отец или чёртов Поттер?!

— Это как тебе будет угодно, я добрая. А твоё очарование меня не пугает, — и Гермиона представила себе Драко именно так, как несколько минут назад: голого и соблазнительного. С подобной картинкой в голове справляться со стрессом и несносным Малфоем было проще.

— Что между тобой и моим отцом? Я прямо-таки сгораю от любопытства, — съязвил Драко. — Давай излагай первый вариант, любительница делать из меня идиота. Но сразу предупреждаю: мы тут, как обычно, мило болтали — не прокатит!

— И почему же? — Гермиона старалась сдержать улыбку: отчего-то вся эта ситуация стала забавлять. Или точнее — возбуждать: шекспировские страсти, не иначе. Возникло ощущение дежавю. — А тебе не кажется, что сцены ревности сегодня ни к месту?

— Прекрати отвечать вопросом на вопрос! Это невежливо, — судя по голосу, ехидство было у Малфоев крови. — Вторая попытка… — он старался совладать с эмоциями, но интуиция подсказывала: что-то происходит. И ещё — она же — требовала хоть какой-то информации на тему «Мы с твоим папой — теперь подружки». И единственным объяснением казалось — запретный плод сладок.

А Драко точно знал насколько!

Брунгильда Малфой не могла дольше молчать. Она и при жизни слыла эксцентричной особой, а уж теперь ей точно не пригрозишь смертью безвременной:

— Тебе бы, Дракуся, в прокуроры… Умеешь ты делишки стряпать. Из ничего!..

— А вот можно не вмешиваться?! — выпалили и Гермиона, и Драко одновременно, на что зловредная тётка только ухмыльнулась.

И продолжила:

— Выпори ты его в первую же брачную ночь, невестушка! Чтобы знал, как с роднёй разговаривать. И хороших девушек обвинять!

— Я что-то не пойму, тётя Брунгильда, — Драко недовольно сдвинул брови к переносице, успев представить себе картинку эксклюзивных телесных наказаний от Грейнджер — не впечатлило. — Вы на чьей стороне? Что за женская солидарность? И вообще, вас же просили помолчать!

— Я, милок, на той тёмной стороне, до которой тебе, слава небу, жить и жить… Вот поверь мне, если бы у них что и было, Нарцисса первая бы об этом узнала. Да и половина волшебного мира тоже! А уж папочка твой разлюбезный надолго запомнил бы, по чем фунт изюма!..

Всем стало понятно: Брунгильда Малфой что-то не договаривает, но сейчас было не до семейных дрязг и тайн.

— И тебе, Отелло мой, должно быть стыдно за… — начала Гермиона менторским тоном.

— Стоп, стоп, стоп… — прервал её Драко. — Стыдно — это ты не по адресу. Давай следующую версию. И поизящнее.

— Перестань, — ровно и мягко произнесла Гермиона, пытаясь успокоить волну подозрений, — сама мысль, что Люциус и я…

— Да, звучит некрасиво, согласен. Но если бы ты знала, чем мой отец завтракал, ты бы тоже засомневалась. Он сейчас не тем местом думает.

— Я понятия не имею, о чём ты говоришь, но он вполне контролирует ситуацию.

— Ты это моей матери скажи! Вот объясни мне, с какой стати отец приносит тебе такие подарки? Ты, что, просветила его об эротическом назначении подобных презентов? — Драко представил обещанные несколько часов назад ласки и на миг почувствовал дикий укол ревности.

Действительно, в такие минуты воображение всегда страшнее реальности.

— Это инициатива Нарциссы! Всего лишь… — Гермиона видела сумасшедшие искры в тёмно-серых глазах и мысленно, словно под музыку, стянула с Малфоя всю одежду по ниточкам.

Молчание несколько затянулось. Оба понимали — такими темпами до церемонии не дотянут — сорвутся.

И снова он сдался первым:

— Так почему жемчуг сейчас направляется в противоположную сторону?

— А потому что меньше надо кричать попусту! Вот теперь и мне тоже нужна доза успокоительного. Драко, это всё глупо!

Он даже зарычал, представив себе отца и Гермиону за распитием опасного содержимого из заветной бутылочки в библиотеке.

— Эй, полегче со словечками, — вмешалась Брунгильда. — Малфои может и ревнивы, но далеко не глупы! Так, притворяются… Зачем сплавила кольцо Тому-кому-нельзя-отдавать, а?

— Спасибо, тётушка, но вот хватит уже! — не сдержавшись, Драко сильно повысил голос. А сколько можно нервы наследника на прочность проверять? — Иначе повешу в Мэноре портрет твоей невестки. Той, что Людоса украла прямо из отчего дома.

Брунгильда только рассмеялась в ответ. Странная родственница, тут не поспоришь!

— Да, и теперь Люциус, как все его предки, рассказывает сказочку о необитаемом острове. Что я могу сказать… Любовь зла. А приданое за этой Дюймовочкой давали знатное, между прочим.

Гермиона понимала, что все эти заговоры за спиной вызывают кривотолки, но отступать не собиралась:

— Я почти всё сказала — добавить нечего. Кроме того, что в моей неловкости виновата ваша кошка.

— А Мамба здесь что делала? — Драко поискал животное взглядом. — Тоже с подарками пришла? — а вот теперь очередная колкость утверждала «Почти сдаюсь, милая».

Из-под дивана раздалось скорбное мяуканье, в котором читалось: Живоглот — не просто жалобная книга, а ещё и наказание для спесивого хозяина.

— Так, мавр… — протянула Гермиона. — Мне. Это. Надоело! Или ты учишься мне доверять, или…

Брунгильда продолжила за неё:

— Или я всё-таки последую совету доброй родственницы — и устрою тебе магловскую порку.

— Ой, тётя, не доводи до греха. Услышу ещё хоть одно слово — не видать тебе «Кабаньей головы»! Грейнджер, вот как ты не поймёшь, я не считаю, что ты соблазняешь моего отца намеренно!

— И на этом спасибо! — пришло время Гермионы язвить.

— Просто сама мысль, что кто-то хочет тебя... Требует всыпать этому кому-то по первое число!

— Тогда начни с себя!

— Что? — Драко даже замер от такой фразы.

— Что слышал! Ещё минут пять — и ты набросишься на меня прямо на глазах у Брунгильды.

Но вышеупомянутая родственница уже предпочла прогуляться куда-нибудь подальше: мечты о «Кабаньей голове» этого требовали. Да и угрозы в виде пририсовать нечто необычное быстро разлетелись по картинам.

— Гермиона, хочу... и бросаюсь! — Драко сделал шаг вперёд. — А я так тебя хочу, что тебе и не снилось...

— Тогда раздевайся и посмотрим, кто из нас прав, — ссора вдруг переросла в некую прелюдию. И многообещающая провокация почти сработала. Но почти...

— Зачем ты отдала кольцо Поттеру? — Малфой сопротивлялся порокам, как мог. Он уже ненавидел семейные традиции. — И как, чёрт тебя подери?! А что с защитой?

— Драко, ты же знаешь, защищена только шкатулка. Не само кольцо, — оправдывалась Гермиона и, предупреждая очевидный вопрос, добавила: — Люциус рассказал. Утром. Поэтому Гарри взял только кольцо.

— Я смотрю, вы подружились… с отцом. Или что-то планируете у меня за спиной. Что тоже невероятно. Что происходит, Гермиона? — Малфой снова шагнул навстречу. Пусть не всю её целиком, но своё получит. Хотя довольствоваться малым и не в характере.

— Ничего, — невинным голосом солгала она. — Последние приготовления перед церемонией. Уйми внутреннего зверя и лучше взгляни на платье.

У Драко было прекрасное качество — он остывал так же быстро, как и вспыхивал. А уж глупцом-то Малфой-младший точно не был! Да и разглядывать наряд пристально не собирался. Какой смысл?

— Я подожду, когда ты его наденешь. И снимешь. Нет, сам сорву! Но красное… — прошептал Драко. — Оттенок уже пьянит.

Учитывая соблазны, помогать Гермионе с платьем опасно.

— Кстати, что там у тебя под всей этой снимай-всё-немедля одеждой? — Малфой приблизился вплотную и поправил выбившуюся прядь из причёски Гермионы. — Удовлетвори мой каприз.

— Не скажу. Это подарок...

Рука Драко на какое-то время застыла, потому что их глаза встретились.

— Так, интриганка, если мы до захода солнца не поженимся, я… я… В общем, ты меня знаешь, будущая миссис Малфой!

Как Гермиона могла рассказать ему, что свадьба под угрозой? Как?! Только не сейчас. Когда его глаза так горят. Когда нетерпение сердца можно даже почувствовать: по рукам, скользящим по шее и по плечам. По теплу и до боли знакомому аромату. По губам, что целую так жарко и сладко. По тому, как сложно оторваться друг от друга…

И по неожиданному вопросу:

— Гермиона, ты… ты любишь меня?

В ответ — тишина. Растерялись оба: и тот, кто спросил, и та — кто услышала. А нужные слова застыли где-то на кончике языка. Неожиданно. Странно. Необъяснимо.

И тут в дверь снова постучали.

— Войдите, — сказала взволнованная Гермиона. Драко отступил.

На пороге в тот же миг появилась Нарцисса:

— Мисс Грейнджер, мой муж забыл оставить у вас кое-что, — жемчужное колье воспарило в воздухе, подобно свадебному платью. — Драко, я искала тебя. Скоро прибудут родители мисс Грейнджер, поэтому позаботься о том, чтобы и отец, и ты приняли достаточно… мер.

Оба собеседника понимали, что речь идёт об успокоительном для мужественной половины Малфоев.

— И вы не видели мою кошку? Мамба, ксс-ксс, детка… — а слово «детка» в устах Нарциссы значило только одно — еда.

Ответ ещё даже не прозвучал, а египетская мау с восторженным «мяу» бросилась к хозяйке наперерез прямо под ноги Драко. И если бы не реакция Гермионы — лежать бы Малфою-младшему не в самой красивой позе у ног собственной матери.

Его благодарный взгляд встретился с взглядом Грейнджер, и в нём читалось немое: «Ну, а я о чём говорила!.. Случайность».

Нарцисса подхватила любимицу на руки, почесала за ушком и прошептала:

— Пойдём, Мамбочка, найдём папочку и скажем ему пару ласковых.

«Мррмяу… И Глотика тоже. Пора уже изложить заступнику свои условия, если он жаждет кошачьих прелестей».

Драко, уходя, не смог не заявить Гермионе что-нибудь в своём духе:

— Я стараюсь тебе доверять, но и это качество далеко не безгранично. Если «святой» Поттер не вернёт кольцо к церемонии, учти, я укорочу ему всё, что смогу!

На что Грейнджер улыбнулась, прежде чем ответить:

— Выпей успокоительного…

И уже про себя:

«И за меня тоже. Гарри, спаси меня».

* * *

Гарри Джеймс Поттер, достояние магической Британии, Главный аврор министерства, верный муж, хороший отец и прочее, прочее, уставился на лучшую подругу в традициях баранов и новых ворот. То есть, всем видом изображал непонимание. А ввести в ступор героя не удавалось даже самому Воландеморту в зените тёмной славы, зато Гермионе и кое-кому с усами и хвостом — легко. Причём дважды за последние сутки.

«С этим надо что-то делать. Может, отпуск попросить?»

Гарри тут же одёрнул себя — покой ему лишь снился. Работать надо!

Рону вот совсем не повезло — жена рожает, родители на отдыхе, а без пяти минут отец растяжение и сотрясение схлопотал. А когда Сью родит — остатки роновых вообще мозгов вынесет. Вместе с тройней. Гарри всё никак не мог поверить, что лучший друг максимум через сутки станет главой большого семейства, оттого грядущие проблемы Главного аврора смотрелись сущей ерундой.

— Я всё сделаю, — тихо, успокаивающе произнёс он и исчез, забыв про всю эту затею с отпуском и прочее.

А задание на ближайшие несколько часов впечатляло. Ох, уж эта Гермиона! Всё у неё не слава Мерлину... Из всех мужчин магического мира подругу угораздило вляпаться именно в Малфоя. И белобрысому гадёнышу ещё повезло, что его намерения насчёт Грейнджер такие серьёзные, иначе Гарри собственноручно оторвал бы ему... что-нибудь.

И всё-таки почему именно Малфой? Какая-то моль белая. Ну, не дурак... Вон как Эйвери заколдовал — всё Мунго до сих пор веселится! Но Гермиона и сама не лыком шита. На богатство и родовитость ей плевать — в отличие от того же Люциуса, а значит, здесь замешана любовь. Только интересно, каким образом Драко склонил всё семейство на такую авантюру — свадьбу с маглорожденной?

«Заворожил?..»

Особой красоты в бывшем враге Гарри никогда не замечал: он как-то всё больше девушками интересовался. И смутно подозревал, что его мнение мало что изменило бы. Два года он лицезрел их метания... И молчал. Главное, Гермиона счастлива. Малфой под присмотром. А свадьба — дело почти решённое. И если Рон утверждает обратное — это его проблемы. Ишь, какой бард Бидль выискался!

А Гарри — не сумасшедший.

Не глухой и не слепой.

Когда-то всё началось с чудо-лягушки, а закончилось...

...браком?

Поминая про себя Мерлина, Моргану и их незадачливых потомков, Главный аврор раскладывал по полочкам всю имевшуюся информацию. Итак, Люциус — личность хоть и скользкая, да и натура, увлекающаяся всем запрещённым (Гарри-то в курсе насчёт зелий из Лютного, а чем бы дитя не тешилось, лишь бы Непростительными не кидалось), но кольца не брал. Зачем ему под удар подставляться?

Маленький спектакль с «плохим и хорошим аврором» сработал, и Гермиона, похоже, обрела неожиданного союзника. Потому так рьяно его защищает. Может, не хочет ссориться с родственниками? Нет, ответ куда проще — у неё обострённое чувство справедливости: всегда каким-то образом чувствует — говорит человек правду или врёт. Пусть это и невероятно, но Люциус как виновник насущных бед отпадает. А посторонние кольца взять не могли — чары мощнейшие. Да и не было чужих в Мэноре…

«Никого не было, а кольцо пропало. Хоть пришельцев из иных измерений подозревай! Не сквозь землю же оно провалилось…»

Оставалась фантастическая версия Гермионы насчёт гоблинов. Хотя не такая уж она и фантастическая, если вспомнить о мировоззрении этих сквалыжных банкиров магического мира: «Все артефакты гоблинам!». «Взял на минуту — верни с процентами!». «Куйте галеоны, не отходя от банка!». «Кнат сикль бережёт». И так далее, и тому подобное. А проще говоря, всё, изготовленное серокожими мастерами, даётся магам на время, но остаётся собственностью гоблинов. Типичная философия среднестатистического ростовщика. Но ничего не поделаешь, какие-никакие связи среди этих сквалыг у Гарри имеются, и придётся ему отдуваться по полной.

Тяжело вздохнув, он аппарировал прямиком в головной офис Гринготса, на углу Лютного и Косого, надеясь проскочить незамеченным. Дело суперсекретное, и его хотелось бы провернуть без шума, пыли и лишних свидетелей. Вооружившись мантией-невидимкой и нахальными аргументами, Поттер отправился в логово к жадным до своего добра банкирам. Проскочив «волчьим скоком, птичьим лётом» мимо зазевавшейся охраны, Гарри рванул прямиком через огромный зал к главному гоблину банка — господину Длинноруку. Тот кое-чем обязан Главе Аврората, поэтому не откажется поделиться сведениями о кольце Малфоев. Ну хотя бы назовёт, кто и когда сделал утерянную реликвию. А если будет, как обычно, дурака валять и растекаться мыслями по древу, Гарри сможет кое-что укоротить этому Длинноруку с дурацким именем Щаскакдам.

Настраиваясь на витиеватый разговор и китайские церемонии, Поттер оказался прямо перед роскошной дверью не менее вычурного кабинета Длиннорука. Скинув мантию-невидимку и засунув в бездонную папку, Гарри не стал уведомлять о прибытии и ввалился без стука. Собственный опыт подсказывал, что к гоблинам лучше являться без доклада — избежишь волокиты.

Длиннорук, заслышав шум, оторвался от важного занятия: созерцания за кипами пергаментов антикварной коробочки с фривольными картинками. Гоблин чуть было не метнул в неожиданного посетителя чернильницу, но, разглядев, кто к нему пожаловал, разулыбался, будто получил в наследство сейф с галеонами, и устроился поудобнее, предвкушая солидный куш. Просто так герои и Главные авроры по кабинетам не шляются — значит, дело пахнет миллионами.

— Процветания вашему сейфу и богатых клиентов, уважаемый Щаскакдам, — традиционное приветствие на гоблиндуке выглядело солиднее, чем на английском.

— В глаз, — вежливо поправил Длиннорук.

— Чего? — крякнул Гарри от неожиданности — гоблин угрожает?

— Щаскакдамвглаз, — гоблин хихикнул и раздулся от гордости, — со дня нашей последней встречи моё имя стало длиннее.

Поттер еле сдержал улыбку — то ещё прозвище! Но усмешка грозила перспективой не только остаться без ценной информации, но и реально получить в строгом соответствии с выше озвученными «регалиями».

«Точно!.. Ведь у гоблинов с высоким положением такое бывает. Ну и имечко, как приглашение на неприятности! Хотя Щаскакдамвглаз звучит приличнее, чем просто Щаскакдам. Так и хотелось спросить — а чего дашь-то?»

Длиннорук нахмурился, как будто прочитал не очень лестные о себе отзывы в мыслях героя всея Британии, затем кивком предложил присесть в кресло, обтянутое кожей украинского дракона (светлая ему память!), и откинул крышку коробочки, оказавшейся табакеркой — густой тяжёлый дух никотина вынудил Гарри закашляться.

— Каррраул! Травят! — чей-то гнусавый хриплый голос заставил Поттера дрогнуть и схватиться за палочку.

— Говоруша, не ёрничай! — прикрикнул Щаскакдамвглаз, и на его плечо спланировала странная лохматая птица с кривым клювом и перьями серобуромалинового цвета. Длиннорук сразу стал похож на пирата, только без треуголки.

— Говоруша отличается умом и сообразительностью! — отрекомендовалась птица и ткнулась в табакерку, захватывая траву и щурясь от удовольствия.

— Не наглей! — Длиннорук тут же отогнал назойливого питомца, спасая драгоценный табак, и обратился к Гарри: — Чему обязан, господин Поттер?

— Жадина-говядина! — Говорун угрожающе щёлкнул клювом и перелетел на карниз, мстительно нагадив на верхние пергаменты. — Жмот-обор!.. — но, увидев злобный взгляд хозяина, продолжать тираду не стал. И так оторвался, что называется, от души!

Гарри, потешаясь про себя над незадачливым гоблином, сделал абсолютно непробиваемое лицо — умение держать марку высоко ценилось этим хитрым и изворотливым народом. Как и стремление обжулить и объегорить партнёра. В этом Говорун очень похож на своего хозяина — сделал гадость и сидит довольный. Совсем как Живоглот. А вот кота Гермионы здесь очень не хватало. Он бы эту птичку ощипал, будь здоров!

Отгоняя непрошенные мысли о лохматом пройдохе, Поттер (исключительно в интересах дела) решил немного польстить хозяину и перейти к главному вопросу:

— Какая умная птичка! Дорогая, наверное…

— Меняю на очки! — тут же отозвался Длиннорук, оправдывая свою фамилию. — Правда-правда, ещё и галеонами добавлю...

«Достал гоблина попугай, — решил Гарри, оценивая шансы стать владельцем вредной птички в качестве оплаты. — Это ж надо! — а ещё говорят, что серомордые — самые терпеливые и выдержанные создания в магическом мире. Какой-то Длиннорук, видно, неправильный гоблин. И зачем ему очки? — Но раз нужны, то всё мне расскажет. И без пернатого болтуна».

— Зачем вам старые очки, уважаемый Щаскакдамвглаз? — притворяясь незаинтересованным, выдал Поттер.

— Надо, — гоблин даже подобрался, предвкушая выгоду. — Ценнее вложение. Я, знаете ли, коллекционер!

«Ври больше!» — продаст втридорога, сквалыга!

А вслух Гарри сообщил:

— Меня интересует не птичка, а информация. Если договоримся, очки ваши.

Тем более у него дома десять пар валяется.

— Сведения какого рода желает узнать господин Поттер? — Щаскакдамвглаз вытащил понюшку табаку и решил ни в чём себе не отказывать. Добыть очки самого Гарри Поттера — это ж голубая мечта любого банкира! Магические линзы гоблинской работы в оправе, принадлежащей победителю Того-кто-к власти рвался-да сильно облажался, это ж круче Всевидящего ока, что помогает подделки различать.

— Что вы знаете о венчальном кольце Малфоев? — Поттер перешёл с места в карьер и взял быка за рога (пока фигурально!). — Кто, когда сделал и где можно найти потомков?

— Ага, спёрли всё-таки! — грубовато заметил Длиннорук, не показывая никаких эмоций. — И вы считаете, что здесь замешаны гоблины?

— Поймите правильно, — начал было Гарри.

— Гоблины не воруют — только берут своё, — перебил Щаскакдамвглаз. — Если в роду не осталось наследников. Но у Вырвиуха, который и сделал артефакт, тоже нет потомков — печальная история. Так что ничем не могу вам помочь. Но очки вы должны отдать — я поделился информацией. Долг, сами понимаете, платежом красен, — длинные кривые пальцы, казалось, затряслись от сладкого предчувствия обладания очередным экспонатом.

— Маловато будет, — Гарри ничем не показал разочарования — как в воду глядел, что Длиннорук хитрит и что-то скрывает, надеясь получить больше, чем заслуживает, — поэтому буду считать ваши сведенья благодарностью за оказанные ранее услуги.

Глава аврората знал на какие кнопки нажимать и больные мозоли давить — иначе с этими жуликоватыми гоблинами пропадёшь ни за грош и по миру пойдёшь.

— Ворьё! — встрял Говоруша и нервно завозился на подоконнике. — Требую продолжения банкета! Колись, старая кошёлка!

— Цыц, бестия! Суп сварю! — забеспокоился Щаскакдамвглаз — клиент срывался с крючка и не поддавался на провокации. — Извините, господин Поттер, я тут кое-что вспомнил. Вы очки только далеко не убирайте — мало ли что... Кофе не желаете, а то разговор долгий предстоит?

В ответ попугай только заявил:

— Вари! Всех не переваришь! — очевидно, подобные угрозы стали уже традицией, поэтому и ответу явно кто-то уже подучил. И точно не гоблин!

Под трескотню Говоруна и чашечку мокко Длиннорук рассказал Гарри одну старую гоблинскую сказку:

Давным-давно, когда волшебники ещё не совсем обнаглели, а Гринготса и в помине не было, в одной уютной и комфортабельной пещере со всеми удобствами проживал знатный мастер-ювелир Вырвиух. Его работы славились далеко за пределами магического мира, свели с ума не одну ведьму и разорили не одного колдуна. В общем, был этот Вырвиух чем-то вроде Тиффани у маглов — дорого, статусно и пафосно, никаких денег не напасёшься. Да и обряды мастер применял уникальные (и никому не рассказывал, зараза!), а все украшения делал в единственном экземпляре. Только самые богатые и влиятельные волшебники могли себе позволить пользоваться услугами Вырвиуха.

И решил он, что сам Мерлин ему товарищ, а остальные — так, мелочь пузатая и сволочь рогатая! Драл за украшения три шкуры — что соответствует Кодексу истинного гоблина, но с родичами не делился — а это зря, потому что чревато! А всё для Ворчулиты, дочки единственной, любимой старался. Та росла первой красавицей (и не только по меркам гоблинов): гладкая, без единой бородавки серая кожа, милые глазки-буравчики фиалкового цвета, густые волосы прелестного мышиного оттенка и роскошная грудь (десятерых придавит за раз!). Так и жили — в женихах как в сору рылись.

Но пришла беда, откуда не ждали. Явился к Вырвиуху змей белобрысый, колдун могучий, да с мерзким характером, а по-простому если — Малфой, дракон его забодай! И давай галеонами трясти да требования выдвигать, понадобилось ему кольцо. Да непростое, волшебное. Верности захотел, мурломокль сушёный! Сам-то славился похождениями амурными, не только ведьмы с маглянками, гоблинши с русалками страдали. Даже кентаврийку одну соблазнил, поганец! (И чем девок-то брал?) Одно слово, колдун проклятущий!

А Вырвиух, почуяв денежки немалые, совсем сбрендил и страх потерял — контракт магический подписал. За колечко пять тыщ галеонов затребовал! Только Малфой не лыком шит оказался — пунктик внёс. Коль не сделает мастер кольца за неделю, в рабство попадёт к змею белобрысому, и все украшения бесплатно для него будут. Ну не гад ли он после этого?! Сволочь распоследняя, хотя и по-гоблински Малфой поступил — не подкопаешься!

Да забыл Вырвиух про лунную пыль — важнейший элемент для кольца верности. Запасы-то давно уже кончились, а новых поставок феи не делали. Почему? А разве Бинс не рассказывал? Гоблины — народ воинственный, вечно недовольный и на рожон прущий — и с феями расплеваться успели. Вот Малфой и решил воспользоваться — проведал о лунной пыли и поймал на крючок Вырвиуха, как дурака последнего! А про склочный характер мастера все знали.

Взвыл Вырвиух — по родне и конкурентам побежал. Но везде — от ворот поворот. И денежки сулил немалые, и дочку обещал — всё без толку. Была пыль — вышла вся. Хоть к феям на поклон иди — правда, совсем уже дохлый номер! Оставалось надеяться на чудо, но в чудеса гоблины не верят. Научены…

И запил Вырвиух по-чёрному: день, два, три… Кольцо опытный мастер за ночь сделает — только лунная пыль тю-тю. Сидит, значит, горе-гоблин виски глушит, песни заунывные воет и предков ругает, что родили его такого бестолкового и доверчивого. Ворчулита по хозяйству хлопочет — слёзы косой утирает. Горе у Вырвиуха — у соседей праздник.

Глядь — в пещере кто-то нарисовался. Маленький, плюгавенький — мастеру по пояс будет — ножки кривые, морда страшная — образина натуральная. Одет роскошно, не придерёшься — на голове корона блестит. Чистый государь император!

Не к столу сказано, сначала Вырвиух на виски грешил, а потом пригляделся — на чёрта не похож. Стал переговоры вести. Оказалось, король гномий пожаловал. Да не просто так — с визитом неофициальным и мешком пыли лунной. Ну, мешок громко сказано, так на понюшку табаку, но как раз на колечко хватит. Спёр не иначе, прохиндей мелкий! И затребовал тот королёк за пыль не что-нибудь — Ворчулиту целую. Ишь, куда хватил, морда немытая! Чтоб такая красота да за урода пошла... Хоть волосьев был лишён, а жениться, блин, должен! Хороняка венгерская!

Долго Вырвиух думал, час целый: с одной стороны, дочка, с другой — свобода и выгода. (Трудный выбор — я б и то минут тридцать размышлял...) Так и не пришёл ни к чему. Хорошо, Ворчулита — девка боевая. Сказала — пойду за гнома, как отрезала! На том и порешили.

Ворчулиту гном сразу в подземелья глубокие уволок — у него гриб какой-то оказался, съешь с одной стороны — вырастешь, с другой — уменьшишься. А Вырвиух за работу принялся. Сделал кольцо то проклятущее — отбился от змея белобрысого. Да не принесли галеоны ни счастья, ни радости. Гном тоже не дурак оказался — пыль лунную заговорил. Удачу и умение Вырвиуха: металл и землю чувствовать — всё отобрал.

И остался мастер знаменитый у разбитого корыта: дочь у гномов, гоблины отвернулись из-за родства с подземными вредителями, а умение соплохвосту под хвост ушло. Вырвиух запил с горя да и сгинул.

Ни чести, ни имени — одна слава горькая, нехорошая. Ворчулита королю детей нарожала, вот и вся прибыль.

Только колец верности с тех пор уже никто и делал.

Молчание затянулось: Поттер пытался осознать услышанное, Длиннорук — предвкушал награду и прикидывал выгоду.

— Гоните два сикля пострадавшим от произвола! — гаркнул Говорун, нарушая тишину. — Деньги на бочку!

Гарри молча положил очки рядом с ухмыляющимся гоблином — информация стоила того. Но обсуждать вопрос дальше никакого смысла: нет не только мастера — нет серокожих наследников. И где точно искать кольцо непонятно. Пока...

— А автограф? — поинтересовался Щаскакдамвглаз. Кто ж ему без этого поверит?

— У меня почерк плохой, — выдал Главный аврор, не желая идти на поводу. — Неразборчивый.

— Мне ваши каракули ни к чему! Молнию, мистер Поттер. Молнию… Палочка под рукой.

И тут Гарри понял, за что так волшебники недолюбливают гоблинов и зауважал Говоруна. От всего сердца. Но алеющая молния одним росчерком засветилась на дужке очков.

— Господин Поттер, — окликнул покидающего кабинет аврора Щаскакдамвглаз, — с вами приятно иметь дело! И если подумать — вы на правильном пути.

А-то без него неясно! Хитрый блеск в глазах Длиннорука говорил о многом: он сообщил нечто важное — осталось лишь выяснить, как это использовать.

Гарри вежливо кивнул, придётся ему и Гермионе самим разбираться с информацией. Мерлин бы побрал всех Малфоев и гоблинов! И без них работы — вагон. Эйвери-то сбежал!..

* * *

А счастливый Эйвери в это самое время в ус не дул и про Поттера даже не вспоминал. Если бы у Цезаря были свободен рот и конечности (он же не за воздух, за друга цеплялся), то непременно громко бы заорал:

— Прокурор-то мой — скотина:

Десять лет впаял зазря.

Но я Азкабан покинул,

Смылся, проще говоря!

И теперь на прокурора

Дело завели авроры...

Но в случае малейшего шума, на Эйвери грозила обрушиться не только толпа преследователей, но и страшная кара в виде Живоглота, поэтому пришлось сидеть тихо и петь исключительно про себя.

Пока Эйвери предавался сладким мечтам о свободе, шпион и засланец Живоглот анализировал обстановку. Авроры от камеры, пардон, палаты слизняка-пожирателя разбрелись по всему Мунго. Куда, спрашивается, смотрит Главный герой?! Кто-то Рона подбадривал, кто-то кофе пил, а кто-то спал самым наглым образом прямо на боевом посту.

«Ну совсем оборзели!.. Храпит так, что шуба заворачивается. Ведь что позволено котам, то под запретом для простых авроров. Хотя охрана спит — заключённому радость».

Но Поттеру он мяукнет потихоньку, по старой дружбе.

Полукнизл абсолютно легально и не прячась по углам, гордо прошествовал мимо клюющего носом молодого аврорчика. Жалко салагу — получит на орехи, но впредь будет наука!..

Цезарь поглубже зарылся в густую шерсть, выставив наружу только глазки-перископы, и переживал за успех их сомнительного предприятия. Ну и наблюдения вёл. Разведчик и Шерлок Холмс! Привык он на чужом горбу в рай въезжать. Но с другой стороны, когда ещё кота в качестве вьючного животного использовать придётся? Бывший Пожиратель любил широкие жесты за чужой счёт. Что поделаешь — привычка… Общение с Тёмными Лордами не доводит до добра и не способствует улучшению манер.

«Ладно, Цезарь, веселись пока, — проворчал беззлобно Живоглот, направляясь в подвал. — Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал! Скоро-скоро уже».

— А мы куда? — забеспокоился вдруг Эйвери, с ужасом наблюдая, что компаньон по побегу тащится в подвальные помещения Мунго. По слухам, впрочем, не очень-то им бывший Пожиратель доверял, там когда-то располагался мини-филиал святой инквизиции. Теперь сплетни предстояло проверить самому.

«Риск — это дело благородное и потому не про меня. Я ещё молодой и... нецелованный. Года два, — как слизняк, он практически девственник. — Эх, бабу бы мне, да потолще! Пожить охота в своё удовольствие…»

Но вслух Цезарь ничего не сказал — вдруг скинут? И вообще, чего это он раскис, как девка на выданье?

«В случае чего — слизью измажу и грязью оболью. Словесной! Мне терять нечего. Пока очухаются, я в щель забьюсь — только меня и видели. Прорвёмся!»

Долго упиваться собственной смелостью не позволило шипение Живоглота:

— А ты что думал, тебе ковровую дорожку расстелют и к парадному выходу под белы рученьки выведут? Тайными тропами пойдём — крысиными ходами, гномьими лазами.

— Это как? — выпучил глазки слизняк.

— Пока ты в Мунго загорал и бока отлёживал, я время даром не терял — нашёл парочку нечистых на руку гномов, они мне ход из Мунго в Нору показали.

Про шантаж и угрозы кот благоразумно промолчал. Не хотел спугнуть доверчивого клиента.

— А зачем нам в хибару Уизли? — поморщился Эйвери, решив поиграть в снобизм. — Домашних пугать? — раздался ехидный смешок-бульканье.

— Не рыпайся, — рявкнул Живоглот. — Иди, куда зовут! Явка там у нас и связные ждут.

Он иногда просматривал криминальные сериалы. Для общего развития, так сказать. Предки бы им очень гордились!

— А потом?

— Суп с котом! Потом на свободу с чистой совестью. Ну, или прямо в рай — что угодно выбирай! Тьфу ты, Цезарь, я уже стихами заговорил. Не доводи до греха!

— С чистой совестью только в учебники попадать, а нам, Пожирателям, вредно в истории влипать. И что за связные-то? С чем их едят хоть?

— Кончай трепаться, — Живоглот осторожно пробирался по захламлённому подвалу, но, зацепившись за какую-то хреновину, злобно прошипел: — Бардак кругом!

— Чего-чего… — слизняк замер на полуслове — препятствие здорово напоминало «Нюрбернгскую деву» — сплетни о пыточной оказались правдой. — Ты куда меня привёл, рыжий Иуда? Да я сейчас…

— Заткнись уже! — грубо посоветовал кот, сбрасывая наездника и запихивая скандалиста в какой-то лаз, — а то вместо живой бабы будешь целоваться с железной. Ясно?

— Какой такой бабы? — живо заинтересовался Эйвери, начисто забыв об ужасах подземелья. — А она красивая?

— А тебе вот не всё равно? В твоём-то положении!

— Не, ну может я с нечестными намерениями... Так как она?

— Посимпатичней тебя уж точно, — осклабился рыжий сводник, с трудом пролезая следом: разъелся Живоглот на малфоевских харчах. Вот до чего доводят невоздержанность в возлияниях и любовь к фуа-гра!

— Ты что — застрял? А всё потому, что кто-то слишком много ест! — тут же пробулькал слизняк. — Не время валяться — погоня на хвосте. Носом чую!

— А по-моему, это кто-то обнаглел и сейчас получит лапой по рогам, — спокойно выдал кот, рывком двигая увесистую тушку по заброшенному крысиному ходу.

— А ты догони сначала! — получил он нахальный ответ.

— Ну, держись, пиявка липкая! — и Живоглот поддал лапой посильнее. Наглый слизняк немедленно полетел вперёд, отчаянно матерясь и угрожая. — Эй, ты живой там? — забеспокоился пушистый агент, когда проклятия стихли, а Эйвери не отзывался.

— А чего мне сделается, ползи быстрее, тут места больше! — подначивал Цезарь, явно напрашиваясь на крупные рыжие неприятности.

— Дождёшься ты у меня, съем нечаянно вместо фуа-гры! — пригрозил кот, вываливаясь из слишком тесного туннеля. — Не по мне шили...

— Эй-ей, я не вкусный! — на всякий случай уточнил слизняк. — И вообще, посади меня на спину, заколебался пешком ходить! Точнее — ползать. Не пожирательское это дело.

— А на груди уже не устраивает? — прищурился Живоглот. — Пригрел змею, называется, она уже и на шею лезет!

— Пожалейте сироту несчастную... — театрально заныл Эйвери. — Ел не досыта, спал без просыпа. Недосыпал, в общем! Ты же меня любишь, в глубине души...

— Ага, где-то очень глубоко, — вздохнул кот. — Залезай быстрее, пассажир безбилетный!

Примерно через полчаса блаженной тишины Цезарь, пребывавший в нирване после таких приятных для себя новостей, вдруг зауросил:

— Скоро притащимся уже? Жрать охота! В Мунго сейчас ужин...

— Топай тогда обратно, — предложил кот, продолжая, как ни в чём не бывало, двигаться вперёд. Хитрец знал, что ленивый слизняк возмущается ради забавы. И мерзкий же у него характер!.. Прямо соответствует внешнему виду. — Ускорение лапой придать?

— И ты, Брут! — пафосно начал Цезарь, но потом, увидев нехороший блеск в глазах ездового кота, сменил пластинку: — Так что ты там про бабу говорил?

— Нашёл одну, прямо жаждет тебя поцеловать! Благодарить после будешь.

— А ты её не опоил, часом? — забеспокоился Эйвери, не замечая, что пушистый транспорт уже добрался до Норы.

— Обижаешь, — притворился оскорблённым кот. Никакая дамочка столько не выпьет. — Фирма гарантирует — всё будет отлично! Только ты меня слушай и поддакивай, если что. И помни, что это твой единственный шанс, Цезарь!

Получив согласный кивок от притихшего напарника, Живоглот рванул в кусты — в условленном месте их поджидали завербованные гномы.

«Быстрей бы до Мэнора добраться, — теперь каждая секунда на счету. — Ну, Цезарь, быть тебе мужиком, а мне — героем!..»

Люциус спешно прикрыл дверь в библиотеку. Отшвырнув трость в сторону и вооружившись волшебной палочкой, он рванул к заветному глобусу. Руки немного тряслись, да это и неудивительно: пропажа кольца, Грейнджер и её родители-маглы в Малфой-мэноре сделали своё дело. Все остальные проблемы сейчас казались сущим пустяком. И вот тебе ещё одна: даже простая «алахомора» отказывалась произноситься с первого раза должным образом. Малфой-старший засучил рукава и повторно занёс палочку. Глобус, наконец, раскрылся, и заветная бутылочка со столетним огденским очутилась под носом в пределах досягаемости и осязаемости. Прямо вкус на языке ощущается... Возможно, с зельями и пора завязывать, но вот со спиртным — не дождутся!

Живительный огневиски заполнял рюмку медленно, пока глава рода наслаждался янтарными переливами в тусклом свете свечей. Люциус всегда любил растягивать удовольствие. Утренние страсти и гонки по горизонтали в спальне Нарциссы, скорее, исключение. А всё они — зелья!.. Ну, не то чтобы жена осталась недовольна… но ведь ему уже не восемнадцать!

Малфой глубоко вдохнул аромат любимого спиртного, поднося стопку ко рту. Ещё один взмах палочки — и шторки на портретах опустились, пряча от глаз Люциуса недовольные физиономии предков. Он пригубил первую порцию, прикрыв веки. С облегчением втягивая воздух и чувствуя приятный жар в горле.

«Нет, всё-таки столетний огневиски не то, что нынешний самогон…»

Сейчас Малфой желал только одного — чтобы этот день поскорее закончился. А потом, главное, постараться забыть обо всём случившимся за последнее время. Хотя вряд ли!.. Зато есть законный повод возгордиться собственной выдержкой. Состоится церемония или нет — всё могло стать испытанием. Скандал на свадьбе сына, как оказалось, — о, Мерлин! — тоже не входит в список желаний Люциуса как ещё одно пятно на репутацию опального семейства.

От таких мыслей поневоле запьёшь. Опять. Рюмка застыла у губ.

«Надо подумать о чём-нибудь приятном».

Он закрыл глаза. Вспомнилось жаркое утро. И Нарцисса. Такая соблазнительная, горячая и искушающая в своей самоотдаче. Только его…

Недовольный голос жены жестоко разрушил сладкие видения мечтателя:

— Люциус!

Рюмка в руке дрогнула. Вряд ли миссис Малфой понравится попытка пить в одиночку подальше от посторонних глаз.

— Что там у тебя? — раздалось тем же недовольным голосом. — Зелье… с Лютного?

— Откуда такие необоснованные обвинения? — обиженным тоном заявил Малфой, водружая стопку и бутылку с огденским на огромный стол. Прятаться дальше от вездесущей супруги уже бессмысленно. Не жена, а аврор Малфой-мэнора.

— Сова на хвосте принесла, — нервно отшутилась Нарцисса. — Люциус, я всё знаю. Отпираться неразумно. Прекрати злоупотреблять лекарствами, немедленно! Аптекари с Лютного не чисты не только на руку, и ты это знаешь.

— Я думаю, что в состоянии решать подобные вопросы самостоятельно. А тебе не стоит доверять сплетням какой-то тётки Брунгильды! — Малфой-старший не мог ошибиться в подобных подозрениях — только зловредная старая перечница, прознав о подобном, могла донести любимой миссис Малфой на нерадивого мужа. Ох, спалит он комнату для гостей вместе с картиной! — И как видишь, это всего лишь огневиски.

— Всего лишь?! — негодующе спросила разгневанная супруга, отлевитировав бутылку с янтарной жидкостью в собственные руки. — А что это за история с распитием запрещённых зелий с каким-то… — Нарцисса от неверия даже осеклась, — котом?!

Нет, точно спалит!

— У Брунгильды больное воображение. Недавно она доказывала, что ты хранишь от меня страшный секрет, — Люциус заметил, как от последней невинной фразы изменилось лицо жены.

И это насторожило. Хотя он никогда не придавал особого значения россказням тётки, включая истории о её сыне — Людосе. Если Абраксас Малфой сказал «необитаемый остров» — значит, так оно и есть. И это был единственный раз, когда согласие с отцом было достигнуто без лишних передряг.

— Никакого огденского, Люциус! — приказным тоном заявила Нарцисса, возвращая бутылку в зачарованный глобус и запечатывая «алахоморой». Очевидно, этот тайник был уже давно известен не только Драко. И как мог глава рода недооценить супругу? Это было непростительной ошибкой. — Нам надо кое-что обсудить. И сейчас же!

— Здесь слишком много лишних ушей, — с очевидным намёком на невозможно болтливые портреты предков заявил Малфой.

— Это не проблема, уверяю тебя. Прошу вас, господа, оставьте нас наедине.

Люциус оторопел, откинув шторки: зловредные родственники, словно зачарованные, послушно покинули библиотеку.

— Впечатляет, — поражённо провозгласил он. — Но как?..

— Чудеса дипломатии, — спокойно продекламировала довольная произведённым эффектом Нарцисса.

И только она знала секрет столь покорного поведения. Последняя попытка повесить портрет почившей Беллатрисы в Малфой-мэноре закончилось мирным соглашением с отбившимися от рук родственниками. На всё, бедняги, были согласны. Даже на примерное поведение в присутствии хозяйки дома. Что наверняка случилось в первый раз за всю историю существования Малфой-мэнора! Но таковы Блэки...

— Ну и что там наболтала противная тётка? — стараясь говорить как можно более непринуждённо, спросил Люциус, медленно допивая остатки огневиски из рюмки.

Придётся ему растягивать оставшееся в стопке огденское. После сцены с портретами злить жену не хотелось. К тому же после утренних ласк Нарцисса имела над главой рода особую власть. И даже спорить здесь глупо.

— Лорд Малфой, что это за стычки с сыном из-за Грейнджер? Что происходит в этом доме?

От подобных слов Люциус даже слюной подавился.

— Нар.. кгх… кгх… цисса! Что ты себе позволяешь?!

— Это что вы себе позволяете, мой лорд? Ты же знаешь натуру собственного сына!

— До недавнего времени, думал, что знаю, но его свадьба с грязнокровкой всё изменила!

— Если она состоится вообще!

Теперь Малфой серьёзно насторожился. «Неужели Нарцисса узнала про кольцо?»

Но дальнейшее заявление говорило об обратном:

— Что это за постоянные жалобы на самочувствие? И теперь Драко вынужден разыскивать семейного колдомедика вместо того, чтобы стоять рука об руку с невестой для проведения ритуала!

Люциус не давал подобного поручения сыну, и понял, что тот решил вывести родного отца на чистую воду с притворным недомоганием, а заодно и удостовериться насчёт злоупотреблениями опасными зельями.

«Пороть надо было негодника! Вырос сплошным наказанием. Чёртова Грейнджер! Я не могу оттягивать церемонию до бесконечности!»

Снова недовольный голос жены прервал размышления:

— А эта твоя выходка с родителями невесты непростительна!

— Да неужели? По-моему, я вёл себя вполне…

— Если ты считаешь, что недвусмысленная вымученная фраза «не знал, что доживу до того дня, когда породнюсь со столь необычным семейством» на глазах изумлённых гостей это вполне, так я тебя разочарую. Ты бы видел своё лицо!..

— Моё лицо красноречивее слов. И с этим ничего не поделаешь.

— Люциус, это маглы, а не Тёмный лорд. Не веди себя как испуганный ребёнок!

— Нарцисса, выбирай выражения! Я лорд Малфой! Я…

— Выше их? — перебила супруга. — Так и веди себя согласно положению. Мог бы хоть попытаться изобразить улыбку и переброситься парой фраз. Не умер бы!.. Наш сын заслуживает таких усилий.

— Зато ты улыбаешься этим маглам за двоих. Ты с ними даже разговариваешь!

— Я соблюдаю этикет. Драко важнее предрассудков! Мисс Грейнджер и её родители всего лишь люди. Прошу тебя, прекрати уже ссориться с сыном из-за его выбора. Того и гляди переедет жить к маглам, лишь бы насолить тебе! И чтоб ты знал, Драко держится с ними вполне достойно.

— Так это он спит с мисс Грейнджер, не я! — выпалил Люциус и только теперь осознал весь ужас сказанного.

Жена крепче сжала волшебную палочку, очевидно, желая уничтожить горячо любимый мужем глобус: взгляд Нарциссы прямо-таки застыл на нём.

— А что тебя так задевает, Люциус?

Отвечать на поставленный подобным тоном вопрос — подписать тайнику смертный приговор. А себе… закрыть доступ в заветную спальню о-о-очень надолго. Оставался один выход — сменить тему.

— Нарцисса, ты слишком прекрасна в гневе. И утро сделало тебя особенно неотразимой...

Несомненно, последняя фраза задела чувствительные струны. Вызвала воспоминания. И желание повторить. Но миссис Малфой не могла забыть о первопричине разговора:

— Утро было… незабываемым. С этим невозможно спорить. Но, милый, так нельзя! Умерь свой нрав. Ненадолго. Ты способен на многое. А уж на притворство — определённо! И моя благодарность не заставит себя долго ждать.

Люциус замер от очевидного намёка в голосе. Но маглы… Это равносильно «круциатус». Некоторые желания просто неосуществимы.

— Я веду себя, как могу. Не надо требовать от меня большего!

— Сейчас я требую только одного, лорд Малфой, — последнее было сказано совсем неласково. — Я хочу знать, что происходит в нашем доме на самом деле! Или…

— Что или?.. — настороженно поинтересовался Люциус. Не привык он слышать угрозы из уст собственной жены.

— Или я сама проведу церемонию. Хочешь ты или не хочешь — но она состоится!

— Это… возмутительно! — выпалил во весь голос Малфой. — При живом-то супруге…

— Вот и подумайте об этом, муж мой. Я направляюсь к мисс Грейнджер. И что-то мне подсказывает, что уж от неё честный ответ я точно получу!

Нарцисса распахнула дверь библиотеки.

— Остановись, — убитым тоном проговорил Люциус. — Запри дверь. Думаю, нам стоит поговорить без свидетелей.

* * *

Сказочные принцессы всегда: а) красавицы; б) умницы; в) имеют в перспективе поцелуй феи Удачи и принца с отдельным королевством в придачу. Но как быть, если из предложенного списка жениху ты можешь предъявить только папу-короля? В общем, на месте наследницы престола иногда мечтает оказаться каждая, кроме самой принцессы. А если ты носишь звучное имя прапрабабки, первой красотки на все подземелья, то поневоле не захочешь никакого сравнения.

— Очень мило, особенно грудь! — настенное зеркало постаралось нехило приукрасить свою владелицу и выделить выдающиеся во всех смыслах достоинства.

— Издеваешься, плоское подхалимное создание? — Клеопатра 101 в бешенстве стукнула по волшебному стеклу, которое перекосилось от подобного обращения и мгновенно заткнулось.

Порядковый номер принцессы значил не рост, а лишь количество наследников престола женского пола со времён Мерлина. Тот же папа-король был под номером 100959, что лишь подтверждало теорию мужского шовинизма по отношению к дамам, особенно на подземном уровне.

— Клеопатрочка, ты бы поаккуратнее, — робко возразил Его Величество Ворчелло Справедливый. Сегодня папочка-король решил выбрать себе именно это прозвище. (Наверно, кому-то кусок сталактита подарил.) — Последнее магическое зеркало на весь дворец! Ведь потом и правду никто не скажет.

— Шли бы вы, папа, к горбатой матери, — принцесса изо всех сил пыталась следовать этикету — не зря же Ворчелло Щедрый столько государственной казны затратил на воспитание единственной, но неблагодарной дочери. — Правду вам любой дурак скажет — потом от этой правды повеситься хочешь!

— Фу, как грубо, — король уже пожалел, что сбежавшая жёнушка не захватила с собой вместо трёх сундуков с деньгами одну весьма вредную девчонку.

Причины ухода супруги Ворчелло Молчаливый тщательно скрывал, но злые языки намекали на «замечательный» характер короля, да ещё дочка оказалась ни капельки не похожа на свою мать — гордость и красу гномьего племени. Тут не только сбежишь, на метле улетишь! Но, к сожалению, рождённый ползать по подземелью, летать не может. Хотя и хочется. Иногда.

— Я не хамлю — я так разговариваю, — отрезала принцесса, пытаясь натянуть платье повыше, но гигантский бюст так и норовил вывалиться из декольте и придавить какого-нибудь несчастного зеваку. — И вообще, женихи уже пришли? Пора на выход!

— Неужто так замуж рвёшься? — скорчил недовольную гримасу Ворчелло Благоразумный и Отчаянный.

Правда, это он для вида только делал. В душе-то доволен, как книзл в марте. Ещё бы, такой шанс дочурку сплавить — пусть теперь у зятя голова болит! А Ворчелло, наконец, вздохнёт спокойно и на заслуженный отдых отправится. Куда-нибудь в дальнюю пещеру. Давно отцам и королям за вредность пора приплачивать!

— Всё лучше, чем с вами тут плесенью покрываться, — фиолетовые глазки Клеопатры зло сверкнули, и она резко откинула назад тоненький мышиный хвостик, гордо именуемый косой (у других гномов и такой не было), больно щёлкнув Ворчелло Несчастного по носу.

— Больно же! — крякнул король, поправляя съехавшую набок корону.

Символ монаршей власти никак не хотел сидеть на императорской лысине — предки у Ворчелло все сплошь башковитые, твердолобые, и размерчик головного убора не совпадал. Вот и приходилось вечно поправлять.

— Какая плесень, доченька? Самый модный оттенок ирландского мха! Всё ж ради тебя старался, тронную пещеру украшал, а ты нос воротишь! Ууу, вся в Ворчулиту Незабвенную пошла. Что внешность, что характер!

— Только личико беленькое, — влезло молчавшее до сих пор магическое зеркало, пытаясь подсластить папашину пилюлю. — Даже от вашего климата подземельного польза бывает, — и так дочка не красавица, а он ещё дразнит! Так скоро Клеопатра всё приданое переколотит. Вон уже за сервиз взялась!..

— Я и говорю — поганка! — фонтан внезапного красноречия так и лился из Ворчелло Болтливого, и никак не хотел затыкаться. Видно, принятая на грудь настойка из сушёных мухоморов плохо сочетается с рагу из дождевых червей и вызывает приступ неслыханного правдолюбия.

— Меня… дразнить?! — «прокуренный» голосок принцессы с выразительной хрипотцы сменился на пронзительный басовитый визг, напоминающий магловскую бензопилу «Хузгаварна». — А чайником по чайнику?

И разгневанная дочурка, особо не прицеливаясь, швырнула в папашу-короля остатки сервиза. Гоблинская работа, между прочим! Но Гордый отец не желал спускать это с рук и отправил чайник обратно — едва не съездив дитятку по непослушной голове.

— Ох, разнесёте вы весь дворец и уйму добра перепортите, — огорчённо вздохнуло зеркало, меняя Мендельсона на Шопена. Но звуки траурного марша так и не смогли перекрыть визга Клеопатры и кряхтения Ворчелло.

— Я сейчас переименуюсь в Безутешного Отца и начну воспитательный процесс! — корона окончательно съехала на нос короля, а он запутался в складках горностаевой мантии, местами измазанной и драной, пытаясь обнаружить ремень или что-то отдалённо на него похожее.

— Только рискни — и станешь Ворчелло Побитым и С Подбитым Глазом! — Клеопатра с достоинством показала отцу язык и вернулась к зеркалу. Красоту замазать и носик припудрить. — Штаны не потеряй, воспитатель недоделанный!

— Вот здесь, — услужливо заквохтало магическое стекло, стараясь не слишком сердить взбесившуюся хозяйку. Папаше чайником вон прилетело, а зеркало ещё хотело остаться в целости и сохранности. Хотя бы до свадьбы.

Может, им повезёт, и на Клеопатру управа найдётся? Желательно с внушительными габаритами, чтоб если что — давило авторитетом. А не она его… грудью!

— Замуж отдам за первого встречного! — пригрозил Ворчелло из тёмного угла, протирая лысину до блеска и отряхивая костюм от пыли и паутины. — И палочку воспитательную ему подарю. У меня есть! От предков осталась. Если найду, куда её твоя мамаша, змеища подколодная, заныкала. Всё здесь на уши поставлю, но найду. Допрыгаешься у меня! И вообще подвинься — дай на себя, неотразимого и любимого, полюбоваться.

И король, задрав нос до неприличия, оттеснил дочку от золочёной рамы:

— Ты и так, красота моя неописанная, в нагрузку к королевству идёшь — стерпят! — его Величество Ворчелло Великолепный не только любовался собой, но и оценивал нанесённый чайником урон. А вдруг шишка только на пользу — короне будет за что зацепиться. — Ну-ка, стекло, я ль на свете всех милее, всех серее и лысее?

— Слышь ты, Апполон Полведерский, — влезло зеркало, отражая неприглядный вид незадачливого Ворчелло, — она про подбитый глаз не шутит! — королевское стекло защищало остатки былой роскоши от разбушевавшейся Клеопатры. — Ещё и твоему встречному-поперечному попадёт! Денег не хватит ему больничные оплачивать.

— Потерпят! — отрезал Ворчелло Всемогущий, царственно поправляя съехавшую таки набекрень корону. Ну не держится никак — хоть приклеивай! — Я ж её терплю. Еле-еле. Белоснежку хренову! Мать была змея, но ты в сто раз змеистее. Так, не тронь королевскую вазу! Молчу-молчу… Гадючка ты моя, — бросил он напоследок, с облегчением наблюдая, как необходимый предмет утвари возвращается на место.

— Ладно, не ворчи! Женихов-то чем приманил? — делано равнодушно поинтересовалась Клеопатра, прощающее чмокнув низкорослого папашу в заалевшую от удовольствия лысинку. Замуж ей хотелось. Очень.

— Чем-чем, реликвию вернул семейную! — гордо вякнул он, привстав на цыпочки и приобнимая дочурку за талию.

— Украл что ли? — подозрительно мягко улыбнулась Клеопатра, постукивая ладошкой по папиному плечу.

— Почему сразу украл? — промямлил Ворчелло Смелый — кулачок у дочки был тяжёлый — стукнет раз, костей потом не соберёшь. — Взял попользоваться. Оно всё равно наше. Сколько лет ждали удобного случая!

— Кольцо Малфоев что ли? — скривила мордочку строптивая принцесса. — И чего вам всем неймётся-то? Всё в сказки Ворчулитины веришь? Вроде вырос уже давно!

— Прапрабабка же сказала — в трудное время кольцо поможет, — назидательно высказался Ворчелло Многословный, исподтишка оглядывая единственную дочку.

Да уж, времена труднее не придумаешь. Ведь наследница одна, и выбирать не приходится. Приданое большое, а собой не ахти: ни на гномов, ни на гоблинов не похожа. Ни то, ни сё. Не колдун и не девка. Вот и пришлось расстараться, чтоб хоть как-то дочку пристроить и род продолжить. Иметь Клеопатру на выданье — никакому врагу не пожелаешь!

— Неужто кольцо волшебное? — захихикала принцесса, не принимая за истину папочкины сказки. Ох, зря! — Верю — что обручальное, не верю — что жёнам изменять не даёт, — (прям Станиславский подземного мира — не иначе.) — А я, чтоб ты знал, Ворчелло Блудливый, и так не собираюсь на сторону ходить!

«Будто у тебя отбою от желающих нету! Очередь выстроилась? Ага, жди!.. Ни один гном знатный с серьёзными намерениями не пожаловал. Сплошь прохиндеи несчастные! Только толчею создают, — а им бы хоть какого завалящего окрутить. Ведь прапрабабкины законы одни палки в колёса ставят. Нельзя насильно ни женить, ни замуж выдать. Выпросила она это у мужа. Любя. Дубинкой по темечку! — Хорошо, мы все меднолобые, а то бы… Долиберальничались, комар нам в уши! Целую принцессу с королевством пристроить не могу. Во, это я мысль длинную загнул! Буду Ворчелло Умнейший, прямо здесь и сейчас!»

— Только не истери, папаша, — прервала самовосхваление Клеопатра. — А то вмиг успокою!

— Дура ты, доченька, хоть и умную из себя строишь. И ты мне не грози, пуганый!.. Там ещё секрет есть — если сойдутся любовь-магия-судьба, случится что-то эдакое... А вот что, забыл. Или, может, это Ворчулита не рассказывала.

— Ой, пора тебе, наверно, на заслуженный отдых: не знал и забыл ещё. Ладно, пошли, склеротик ты мой!

И король, подхватив Клеопатрочку за руку, повёл дочку на выход. К женихам. Кто-то ж по любому на кольцо позарится! Зря что ли Ворчелло Мудрейший слухи с вечера распускал... И кто сказал, что ни один знатный гном не пожаловал? Вон же столпились, лизоблюды! На Клепочку глядят — морщатся, а про кольцо и приданое вспоминают — облизываются. И что победит — отвращение или жадность — вот вопрос! Но что-то подсказывало — первое.

— Ничего, попляшем мы сегодня на твоей свадьбе, — обнадёживая самого себя, произнёс Ворчелло Оптимистичный. — И слизняков в маринаде поедим! Они вкусные, я пробовал.

— Быстрее бы уже, — чуть слышно выдохнуло зеркало, наблюдая за рослой дочкой и плюгавеньким папашей. — Я уже картинки эротические подыскало.

И само себе включило соблазнительную музыку. Для антуража, так сказать. Пригодится!

* * *

Гермиона, облачённая в свадебное платье, мерила шагами комнату для гостей, то и дело бросая взгляд в окно, как будто Гарри должен был влететь оттуда на метле. Время бежало слишком быстро. Так, по крайней мере, казалось. Минутная стрелка на часах мелькала на циферблате с удвоенной скоростью, вызывая щемящее чувство в груди, но заставляя сердце надеяться, что ожидание будет вознаграждено.

Тихий хлопок за спиной заставил Гермиону обернуться.

— Наконец-то…

Гарри застыл, подбирая нужные слова, чтобы смягчить удар. Она какое-то время молчала, по лицу друга понимая, что всё прошло не слишком гладко. И это мягко выражаясь. Но сердце отказывалось принимать правду. Бунтовало. Боролось. И голова уже искала хоть какой-нибудь выход из непростой ситуации.

— Гарри, скажи хоть что-то хорошее…

Он мягко улыбнулся, и, сделав пару шагов навстречу, взял Гермиону за руку.

— Выглядишь просто…

— Я не об этом! — нервно перебила его Грейнджер. Нет, она научилась принимать комплименты, но сейчас хотелось услышать иное. — Почему так долго? Скажи, что кольцо не потеряно безвозвратно. Скажи, что ты знаешь, где оно! Скажи…

Она освободила свою руку и отступила. Взгляд упёрся в стенку, будто там мог появиться добрый волшебник с кольцом в руке. Но факт оставался фактом: свадьба под угрозой срыва. Все усилия напрасны. И это терзало душу, взывая злость на саму себя за бессилие и глупую самонадеянность!

Портрет вредной и сверхлюбопытной родственницы по-прежнему пустовал, и можно было не бояться ненужных замечаний. Но сейчас даже Брунгильда Малфой казалась не такой страшной по сравнению с необходимостью объясняться с Драко. Жених и так заждался, а невеста никак не могла набраться мужества:

«Дура!..» — самой себе.

— Гермиона, пожалуйста, не нервничай так. Не конец света, — Гарри понимал, что говорит не то, что, наверное, нужно сказать, но необходимые слова будто затерялись среди мыслей и предположений. — Думаю, что кольцо похитили гномы. Только зачем? Не смотри так на меня, длинная история... Но предки создателя живут именно среди них. Слушай, в Мэноре есть гномы?

— Наверно. Не знаю. Я не видела, но сам понимаешь, я и не искала. Какая сейчас разница, если кольца до сих пор нет! Драко будет в ярости.

— Не убьёт же он тебя! Не убьёт? — с подозрением поинтересовался Поттер, хотя и сам знал ответ на этот вопрос.

Гермиона просто застыла, пытаясь припомнить что-нибудь важное о гномах. Они никогда её особенно не интересовали. Огородные вредители. Абсолютно безобидные. Ах, если б знать, что эти подземные жители способны не только грядки разорять, а ещё кольцо Малфоев утащить! Волшебный мир полон сюрпризов, но чтоб таких...

— Я обыщу сад, — продолжил Гарри. — Но он огромен, Гермиона, — Поттер выдержал паузу, собираясь с силами: день был нелёгкий. — Только… — снова тишина. — Прости…

— Что «только»? — насторожилась Грейнджер. Тон друга не предвещал ничего хорошего.

— Я перерыл у Рона весь сад. Гномы как вымерли! Я найду кольцо, будь уверена, но не сегодня. Я не успею.

— А где Рон? — голос сорвался. — Где он?!

— Сью… В общем, она рожает. И тут ещё Эйвери сбежал, — извиняясь, добавил Гарри. — А ещё не забыл, что он хотел убить тебя!

— Но он не способен сейчас… Не важно. Я понимаю…

— Я очень хочу успеть, Гермиона, но боюсь это нереально. Ты должна всё рассказать Малфою.

— Я уже слышу его крики: «Я же просил! Надо было не ломаться, упрямая Жаба!». И так далее, и так далее…

— Это всего лишь кольцо. Для церемонии подойдёт любое. Он должен понять, ты не виновата.

— У Малфоев свои традиции, Гарри. И не думаю, что Драко порадуется отмене свадьбы именно сегодня. Чёрт, я не знаю, что делать!

— Поговори с ним. Если он разумен… Хотя это же Малфой.

— Давай сегодня без обычных колкостей в его адрес, — Грейнджер тяжело вздохнула.

Она уже не могла сдержать слёз. И Драко, и ей предстояло нелёгкое испытание. Скандал с бракосочетанием, определённо, не входил в планы такого, как Малфой.

— Прости, — извинился Гарри. — Мне правда жаль. Всё будет хорошо, вот увидишь. До захода солнца ещё есть время.

Гермиона приблизилась к Гарри и обняла его: поддержка друга стала необходимостью. И то спокойствие, что он излучал, глядя на лучшую подругу, его уверенность в собственных словах, казалось, передастся и ей. Почему-то захотелось утопить свои переживания в его объятиях, забыв о нелёгких часах ожидания.

— Малфой поймёт. Не такой уж он и идиот, — негромко прибавил Гарри и чуть отклонил голову, чтобы убедиться, что Гермиона не плачет. Но она едва-едва улыбалась в ответ.

А у Драко была удивительная способность появляться в дверях в самый неподходящий момент.

— Поттер… — сквозь зубы процедил он.

— Драко… — Гермиона резко отстранилась от лучшего друга, растерянно моргая глазами. Опасность не могла заставить её оторопеть, но вот ярость Малфоя… иногда.

— Грейнджер! — злобно прикрикнул он.

— Малфой… — Гарри уже приоткрыл рот, чтобы сказать что-то вроде «попридержи язык», но вовремя остановился, заметив укоряющий взгляд Гермионы.

— Какая удивительная беседа! — раздражённо констатировал Драко. — Кольцо всё ещё у него, Грейнджер? — всполохи серого утонули в черноте зрачков.

— Нет, но… — начала Гермиона.

— Пошёл вон, Поттер! — оборвал Малфой, направив свои почти чёрные глаза на Гарри, и вытянул руку в направлении двери.

— Драко, прекрати! Он гость, — Гермиона пыталась избежать лишних конфликтов. Тем более, на почве необоснованной ревности.

Да, Малфой ревновал, но иначе. Их тёплые отношения вызывали злость из-за чувств, граничащих с любовью. Пусть и дружеской.

— Уточняю. Пошёл вон из комнаты, Поттер!

— Малфой, угомонись!.. Не сегодня, — однако Гарри всё-таки направился к выходу. Обернулся, оценивая угрозу для Гермионы. Но она еле заметно кивнула, стараясь дать понять другу, что всё в порядке.

— Это мне решать! — воскликнул Драко, шумно захлопнув за Поттером дверь взмахом волшебной палочки, и уставился на Гермиону всё ещё разъярёнными глазами.

До сих пор жених на короткий миг задержал взгляд на свадебном платье, почувствовал болезненный укол в самое сердце и дикое желание показать «этой мучительнице», что только он имеет право её сегодня обнимать. И не только!

— Грейнджер, что это было, мать твою?! Прощальные объятия? Кто следующий, рыжий? Его я сразу четвёртую, предупреждаю!

— Рона не будет. Он… рожает, — Гермиона никак не могла решить, как начать нелёгкий разговор, поэтому говорила невпопад, даже не пытаясь оспаривать угрозы. Тем более, пустые.

— Да неужели? — Драко усмехнулся.

— В смысле… его жена. Прекрати так смотреть, я нервничаю.

— А я нет? Я — нет? Сколько можно ждать?! Если я похож на терпеливого, то это зрительная галлюцинация, уверяю тебя. Чёрт, Грейнджер, я не так представлял себе нашу свадьбу!

— Драко…

— Не хочу ничего слышать! Раз ты уже готова, все гости здесь и кольцо тоже, даю тебе полчаса на традиционное волнение. Отца осмотрит колдомедик и ни у кого из вас уже не будет поводов тянуть с ритуалом!

— Но, Драко…

— Никаких «но», Грейнджер, никаких «но»… — Малфой ненадолго прикрыл глаза, прежде чем тихо и взволнованно продолжить: — Если ты… Если я дорог тебе, Гермиона… Ты будешь стоять со мной рука об руку через полчаса. Не позднее. Иначе я… Я за себя не ручаюсь!

Малфой угрожающе задержал руку в воздухе, направив указательный палец на растерянную невесту. Сжал кулак, развернулся и, громко хлопнув дверью, скрылся из виду.

* * *

— Ты куда меня завёз, конь рыжий? — Цезарь всю дорогу до Мэнора (хорошо, не знал, что в лапы к Малфоям его занесло) счастливо продрых без задних ног в густой шерсти Живоглота. Наконец, он продрал глаза и вылез на белый свет. Правда, кругом царили сырость и полумрак, но слизнякам плевать — они-то привычные. — Прямо курорт обещанный!

И Эйвери потянулся так, что что-то внутри громко хлюпнуло. Семенившие впереди гномы даже обернулись.

«Ну и рожи, — брезгливо подумал он. — Тёмный Лорд после воскрешения и бодуна и то краше смотрелся!»

— Что за подземный бордель, Живодёр? — вместо грозного рыка Цезарь издал жалкое бульканье. Самому противно слушать стало.

— Полегче ты, пиявка рогатая, гномы не глухие! Дворец это. Хоромы царские. Да, не Министерство магии, однако жить можно.

— Рогом чую, волшебницы здесь не водятся. Если только в качестве картинок неприличных. Учти, обманешь, хвост ощиплю и мозг за это вынесу!

— Ты и так за час уже его весь высосал! — огрызнулся Живоглот. — И не тронь достоинство любимое. Не доводи до греха, Эйвери! Я сутки не жрал. В общем, так: есть тут одна красотка. Полугном-полугоблин...

— Мать моя Моргана!.. Полубаба чё ли? — ужаснулся слизняк. — А с поцелуем прокатил, конечно... А ещё друг!

— Будет тебе поцелуй! Приласкают, поцелуют, обогреют. — «И огреют чем-нибудь тяжёлым, если сам не придушу!»

— Конечно, нашёл страшилу подземную, а я радоваться должен! — продолжал скандалить Цезарь, всё больше распаляясь и жалея себя.

— Ты бы на себя посмотрел, самокритичный ты мой! Красавец рогатый... Ишь, включил брезгливость! Руки, ноги, голова и прочие достоинства у неё на месте. А у тебя из всех конечностей только рога — и те ненатуральные. Так что кто из вас страшила ещё разобраться надо!

— Ты поэтому сопровождающих таких красивых выбрал, чтобы меня убедить? Не буду целоваться непонятно с кем, и точка! — Эйвери встал в позу и сознательно лез в бутылку.

— Ну и оставайся слизняком! — не выдержал Живоглот. — Я ж ради тебя стараюсь. Никто тебя из приличных волшебниц целовать не будет. Репутация у тебя, сам понимаешь... Причём, из наследства — только особняк полуразвалившийся да срок пожизненный. Не подарок ты в семейной жизни. А тут — не баба. Огонь! К тому же, принцесса!

Некрасиво, конечно, но пушистый шантажист запугал бедных садовых вредителей и взял с них что-то вроде обета непреложного: языком раньше времени не трепать. Пусть гномы и туповаты, зато дело чести блюдут строго.

Да и у гномов в данной авантюре была своя выгода — удачно выдать замуж принцессу Клеопатру. Ну, или просто сдать на руки мужу... Это ж целое королевство вздохнёт свободно! Уж на что Ворчелло Умный, Благородный и прочее, прочее, прочее не воздержан на язык, но это ж ангел во плоти по сравнению с дочерью. Клеопатра чуть что и по уху заехать может, не взирая на чины и регалии. А уж гадости говорить принцессу и просить не надо! Поэтому пусть муж её воспитывает. Ворчелло же без награды не оставит — точно премию выпишет и деньжат подкинет.

— Да ну? Богатенькая? — живо заинтересовался жадный до чужого добра Эйвери.

— Королевство подземное — раз! Казна царская — два! Какая-никакая магия — три! Родство с гоблинами худо-бедно потянет четыре, — продолжал нахваливать свой товар Живоглот, прямо заправский торгаш в нём спал. — Приходи уже в соответствие с именем, Пожиратель незнамо чего!

— Ворчелло Великому принадлежат все пещеры под Малфой-мэнором, — влез один из гномов, чем окончательно расстроил почти согласившегося Цезаря.

— Малфои?! — завизжал тот, игнорируя явные намёки кота-свахи и спутников его. — Вези меня обратно хоть в Азкабан, хоть к маглам! Я с этими белобрысыми даже на одном гектаре сморкаться не буду!

— Никто тебя и не просит, — осклабился Живоглот, знаками показывая гномам: пора испариться. — Малфои наверху, в Мэноре. Ты внизу, в подполье у них. Это сколько ж гадостей им можно сделать! Ты как-никак принцем-консортом заделаешься. Если захочешь…

— Принцем? Это можно! — в голове Эйвери рисовались планы мести всем и за всё, один другого фантастичнее и изощрённее. — Но она же страшная…

— Ты на гномов не смотри. По их словам, принцесса на них не похожа. А эти вредители садово-огородные считают себя большими красавцами. Она тут белая ворона. Ну, ты сам увидишь!

— Характер мягкий, — пропищала выглянувшая из-за угла гномиха, — всем поможет, утешит. Народ принцессу обожает!

От такого обилия информации в маленькой голове слизняка всё перепуталось и перемешалось. Наверное, так и начинается шизофрения: стараниями добрых советчиков. Обалдевший Эйвери уставился на развесёлую компанию гномов и рыжих котов. Почему-то Живоглот раздвоился, расстроился и продолжал размножаться почкованием в геометрической прогрессии. И все эти рыжие видения, урча и мяукая, расписывали прелести найденной бабёнки.

— Грудь — во! — верещал кот. — Как я примерно! Мягкая, тёплая... Твой любимый размер — сам говорил. Я на память не жалуюсь. Не то, что некоторые!

— Щупал что ли? — нехорошо прищурился слизняк. Заклятье заклятьем, но подержанных вещей Цезарь терпеть не мог. — И чего ты так стараешься, Живодёр? — не был Эйвери полным идиотом. — Колись — тебе-то это зачем? — единственное, что он действительно уважал — тонкий расчёт.

Понятно, что Живоглот не ради прекрасных перископчиков слизняка затеял эту авантюру. Но Цезарь прекрасно понимал рыжего нахала — сам такой же, своего не упустит. Эх, Эйвери ещё больше возлюбил наглого котяру: иметь дело с себе подобным вдвойне приятно.

Кот не стал артачится и решил выложить всю правду-матку. Не время стесняться брачной ночи — пузо на носу:

— Папаша невесты даёт за ней одно колечко... Так что тебе — поцелуй, свобода, снятие заклятья, золотой унитаз и прочие радости из жизни королей, а мне — то самое кольцо, — мяукнул довольный Живоглот.

— Так я ещё и жениться должен? Сейчас? Мы так не договаривались! — брякнул лишь для порядка бывший Пожиратель. Ему хотелось, чтобы его ещё поуговаривали — приятно быть в центре внимания.

— Принцессы, хоть и гномьи, на дороге не валяются. Здесь разговор короткий: поцеловал принцессу — женись! Ты лучше представь морды малфоевские, когда ты объявишься, весь из себя король подземного Мэнора! Облезут от зависти, минимум. У них-то сынок на грязнокровке какой-то женится, а ты — на принцессе! Сечёшь разницу? — кот чувствовал, что дело сдвинулось с мёртвой точки.

— Ладно, договорились!

— Клянись, я тебя знаю!..

— А в чём? — не привык Эйвери кидаться подобным почём зря.

— Цезарь, ты мой должник! Неписанный закон помнишь?

— Шантажист ты пушистый… Ладно, кл… клянусь! Колючку тебе под хвост, чем хоть?

— Кольцо — мне, и никакой мести будущим владельцам!

— А для кого стараешься, лизоблюд?

— Потом мяукну на ушко, когда человеком станешь, — Живоглот решил оставить оскорбление без ответа — месть подают холодной.

— Вот, чую, что объегорил, — булькнул слизняк. — Но ладно, расслабься, будущий король сегодня добрый. Только ты меня к невесте на себе ввези, а то боюсь, затопчут меня женихи принцессины.

Живоглот предчувствовал развязку:

«Или сожрут ненароком. Беречь тебя надо, как зеницу ока, пока не женю. И глаз не спускать! На всякий случай…»

А вслух:

— Забирайся уже, захребетник... Эй, гномы!.. Нас в тронную пещеру и побыстрее, если хотите сегодня на свадьбе погулять за счёт казны.

И рыцарь на белом (хотя рыжем, конечно) коте рванул на встречу судьбе и прочим неприятностям.

* * *

— Свадьбы не будет…

Тихая фраза повисла в воздухе, словно заколдованные свечи под потолком.

— Не будет, — Гермиона повторила последние слова громче, стараясь смириться со сказанным. Голос дрожал от волнения. Но не она...

Глядя на собственное отражение в огромном зеркале, Гермиона вот уже несколько минут не решалась снять сказочно красивый наряд: струящееся шёлковое платье насыщенного винного цвета, с глубоким вырезом на спине и бантом, который так и тянуло развязать — и чувствовала себя трусихой. А это совсем не гриффиндорское поведение! И даже слизеринской осторожностью не пахло. Но факт оставался фактом: она боялась. Только смелость изменяла Гермионе не потому, что платье безумно нравилось (она редко могла сознаться в чём-либо подобном) — нет! — и не потому, что страшилась Драко или очередного скандала… Всё было гораздо проще: в глубине души она продолжала надеяться на чудо. А что ещё оставалось?

* * *

Оркестр грянул нестройный туш, дверь в тронную пещеру распахнулась, и принцесса Клеопатра явила столпившимся сливкам гномьего высшего общества свой светлый лик, поражая своим видом всех присутствующих. Причём — буквально.

Придворные дамы немедленно попадали в обморок, чуть сами собой в штабеля не укладываясь. Хорошо, что кавалеры им не такие слабые духом попались — мужественно держали обморочных подруг, хотя у самих коленки тряслись от такого невиданного зрелища. Принцесса ещё напудрилась и нарумянилась — так белёсая, а тут прямо фея Белая Моль почтила их своим присутствием. Да ещё духами от Клеопатры на милю несло — все мышки комнатные от такого аромата чуть не передохли. Все вокруг только чихали и кашляли. Ну, ещё сплетничали потихоньку. Поговорить во дворце любили все: от дворника до короля.

Король усадил дочку на золочёный трон (у самого-то стульчик из чистого хрусталя, как-никак император), крякнул, плюнул, высморкался и гаркнул на всю ивановскую:

— А ну, тихо там!

— Да здравствует Ваше Величество! Слизняков на ваш стол самых жирных! — нестройно ответили гномы, а король решил завтра же устроить смотр вверенных ему подданых — давно он их не муштровал: расслабились — хором и то говорить разучились.

— Я, Ворчелло Великий и Могучий, представляю тем идиотам из дремучих пещер, которые понаехали немытые и нечёсаные из всяких Отнорков и не привыкли к высшему обществу, мою дочь Клеопатру 101, наследницу престола! И богатую невесту, между прочим... Кто жениться надумал — подходи по одному! Три сундука золотом даю, для начала. Торговаться потом будете, оглоеды!

Придворные и новоприбывшие притихли, обсуждая услышанное. Тронная пещера теперь напоминала улей — не только жужжанием, но и количеством трутней. Халяву гномы носом чуют.

— Ну и рожа у принцессы, — высказался какой-то провинциал из дальней-предальней пещеры. — Трёх сундуков маловато будет. Прибавь капиталу, сквалыга! До чего я это богатство люблю и уважаю...

— Маловато! Маловато!!! — подхватили задние ряды. Этикету не обучены, что возьмёшь? Дремучий народ, но помитинговать любят — слизняками не корми.

— А ну цыц! — рявкнул Ворчелло, успокаивающе поглаживая дочь по плечу. Ведь костей не соберёшь от гостей, если Клёпочка выйдет из себя. — Поговорите мне тут... Кому мало — вон из тронной залы! Там палач на входе дежурит — бошки-то вам поукорачивает!

— И ноги повыдергает, — вставила Клеопатра пять сиклей, — за оскорбление принцессы при исполнении!

Народ сразу заткнулся — свобода слова хорошо, но палачей не все любят почему-то.

— Другое дело, — продолжал вещать Ворчелло Мстительный, как его окрестили некоторые недовольные. — Даю за дочкой три сундука и кольцо волшебное. Точка. Я всё сказал!

Гул усилился — про волшебное кольцо всё что-то да слышали. Кто-то краем уха, кто-то краем глаза видел и чуть не ослеп. Нашлись даже те, кто собственными руками кольцо трогал, а кое-кто и облизал даже: краем языка. Но вердикт вынесли однозначный — надо брать. Колец волшебных у гномов отродясь не было — вдруг в хозяйстве пригодится.

Решили тянуть жребий из тех, кого не жалко. Магия магией, а хорошие гномы-мужики на дороге не валяются. Самим надо!.. А принцессе и похуже сойдут. Она же страшила — пусть и таким радуется.

После долгих переговоров вперёд выступили трое: на вид приличные гномы такие. Но с маленькими недостатками: первый — слепой, второй — глухой, третий — немой. А что такого? Руки-ноги и прочие органы движения на месте! Чего ещё в семейной жизни надо?

— Смотри, Клёпочка, какие красавцы! — Ворчелло Офонаревший от Счастья три раза вокруг кандидатов обежал — чуть не споткнулся, бедный, — всё облобызать норовил благодетелей. — Давай, выбирай любого! Мне все нравятся...

— Пусть представятся сначала и комплименты сделают, женихи бесштанные! — скривила козью морду принцесса.

«Ещё кочевряжится, уе.. краса ненаглядная!» — пронеслось в головах обалдевших претендентов.

— Я, Лихо Безглазое! На всё готов ради государства родимого. Хоть морды врагам бить, хоть с Клеопатрой жить, всё равно! — отрапортовал слепой кандидат в зятья короля.

— Ну а я, Тетеря Глухая, ради трёх сундуков готов огород Уизли разорять пожизненно! Согласен жениться на этой Страшнопатле не отходя от кассы. Только наследников не обещаю — если только самогоном приплатите за ночные смены, — последнюю фразу глухой жених хотел сказать про себя, а получилось вслух, он же сам себя не слышал.

Немой просто демонстрировал «век воли не видать, если не женится немедленно за такое (неприличный жест по локтю!) огромное приданое».

Клеопатра, с кислой физиономией выслушав эти серенады, под конец громко заорала:

— За них не пойду!

— Ты что, белены объелась? — король выглядел ужасно сконфуженным, как будто вместо жирного слизняка получил фигу с постным маслом. — Столько женихов на тебя, сладенькую, а ты рыло воротишь! Да я сейчас…

— Станешь Ворчелло Одноглазым, — спокойно заявила принцесса, закатывая рукав и демонстрируя нехилый бицепс. — Тебе надо — сам на этих уродцах и женись! Хоть на троих сразу. И график брачный составь — воскресенье выходной! Не забудь только... Себе — на стенку, женихам — на руки, палачу — для порядка. Чтоб он вас контролировал!

Король молча перебирал аргументы, как уговорить заартачившуюся принцессу. Так ничего и не придумал, и совсем сник — свадебный ужин на тысячу персон грозил прокиснуть, не дождавшись торжества. Сплошные убытки от дочки и никаких доходов!

Между тем гномы в задних рядах прислушивались не к речам королевского семейства, а к шуму за стеной. Писк, шлепки и мяуканье сменилось торжествующим рёвом и громкими ударами. Наконец дверь с треском распахнулась, и в зал вплыла странная процессия: огромный (отличный экземпляр для жаркого на обед!) жирный чёрный слизняк верхом на рыжем чудовище, отдалённо напоминающем кота. Комнатные мыши, почуяв опасность, тут же взобрались на ручки хозяев — мало ли что!.. Почти сразу гномы расступились, открывая доступ к трону.

Эйвери, внимательнее разглядев Клеопатру, тут же заверещал на всю парадную залу:

— Мордред меня забери! Вот это… сиськи! Манна небесная... Красота необъятная... Погибель моя безвременная... Ты ли это, принцессочка моя? Встречай жениха песнями-плясками. Настоящий маг к тебе пожаловал, не мелочь пузатая! А вы, мелюзга, геть отсюда!..

Заготовленная Живоглотом речь произвела впечатление: незадачливые претенденты на руку и приданое наследницы престола тут же под шумок испарились. Ворчелло обрадовался, что свадьбе быть, а Клеопатра расцвела в улыбке.

— Как тебя звать-то, жених долгожданный? — принцесса решила строить из себя скромницу. — Меня Клеопатрой кличут.

— Ну, точно судьба! Цезарь я! Чуешь силу имени? И не только в имени сила — в корень самый зри. Где тут расписаться? Я согласен жениться.

Растёкся бедный слизняк аки по тарелочке.

— Вот это, папочка, жених аппетитный, — Клеопатра повернулась к ещё больше посеревшему от такого бедлама Ворчелло Обалдевшему. — Так бы и съела!

Живоглот встряхнул впавшего в экстаз от этих слов слизняка, приводя его в чувство. Принцесса, заметив эти манипуляции, тут же поправила грудь и высказалась:

— Не дрейфь, Цезарь, только заженю. Максимум!

Эйвери во все глаза уставился на свалившееся на него счастье в виде груди. Кот ему что-то продолжал нашёптывать, не обращая внимания на шумиху вокруг, а гномы уже вовсю налаживали на столы, не дожидаясь вердикта короля.

Ворчелло Справедливого такое положение никак не устраивало, и он решил показать характер:

— Доченька, он же не гном! Гастролёр залётный какой-то. Ты хорошо подумала?

— Я тоже не гном. Жени, папаша!

— Ох, пожалеешь ещё!.. Маги просто так не сватаются, в подземельях не валяются. А он даже лица нам своего не показал!

— Цезарь обет дал, — влез до сих пор молчавший Живоглот. Так как говорящих котов гномы никогда не видели — в зале воцарилась тишина. Даже король с принцессой рухнули на троны, как приклеенные. — Его невеста должна выйти замуж за его анимагическую форму, и лишь после брачного поцелуя обернётся слизняк человеком.

Клеопатра даже прослезилась от свалившегося на неё счастья:

— Кольцо, Ворчелло Несговорчивый, папочка любимый! Кольцо, я сказала! — и легонько щёлкнула по короне.

Король махнул рукой, плюнул, всучил дочери кольцо и побежал главные места за столом занимать для себя и дочки с женихом, да за гостями присматривать, а то провинциалы сейчас всё сожрут и ничего не оставят.

Клеопатра подхватила жениха и понеслась следом. Эйвери только-только успел шепнуть рыжему своднику:

— Огонь-баба! Распишу чертовку под хохлому, Живодёр! Вот увидишь — кольцо сама тебе на блюдечке принесёт. Если ходить после брачной ночи сможет.

— Созрел, Казанова! — довольно мяукнул кот. — Красота — великая сила. Точнее, грудь!

И лохматая сваха всерьёз задумалась над созданием брачного агентства. Это ж такие деньжищи зря пропадают! Но сначала — кольцо...

* * *

Гермиона, отогнав наивные мечты, покачала головой, глубоко вздохнула и повторила в третий раз:

— Свадьбы не будет, — и, репетируя будущую речь, продолжила: — Я должна тебе кое в чём признаться... — «Нет, не так…» — тут же поправившись, она проговорила увереннее и громче: — Прости меня, пожалуйста…

— И не подумаю, Грейнджер! — сердитый мужской голос заставил её обернуться в сторону двери. Стало понятно, что Малфой услышал больше, чем последние несколько слов. — Так, Жаба, или ты немедленно… — он плотно сжал губы, сдерживая гнев, — или… — желваки заиграли на бледном лице, и в комнате воцарилась гнетущая тишина.

А продолжение фразы и не требовалось. Взгляд Драко говорил о многом: их расставание, как и «свадьбы не будет», неминуемо, если только…

Он крепко сжимал массивную ручку двери, пытаясь, если не раскрошить, так согнуть её. Из-за его плеча бросил виноватый взгляд Люциус, потом, пожав плечами, развернулся и двинулся прочь по коридору. Но куда испарились нужные слова из головы Гермионы? Ведь не первый раз она видела Малфоя в гневе!.. Но таким серьёзным — никогда. И его злость, и лихорадочный взгляд возбуждали её… Опять. Как назло!.. Но её тараканы не повод для секса.

Гермиона совсем ненадолго прикрыла глаза:

«Дура!..» — глубокий вдох. И выдох. Прежде чем взглянуть в грозное лицо Драко.

Да, он был чертовски соблазнителен в чёрном фраке и ослепительно белой рубашке, в роскошном жилете цвета ночи и бабочке в тон.

«Вот зараза!..»

И даже хорошо знакомый взгляд «Малфой-я-тебя-съем» не мог спасти положение. Определённо! Потому что так и несостоявшийся муж был готов хлопнуть дверью и забыть о браке на веки вечные. И уговоры тут не помогут.

— Даю тебе несколько минут, — не сводя с Грейнджер тёмно-серых глаз, твёрдо и решительно произнёс Драко. — И учти, что никакие говорящие лягушки не заставят меня передумать. Никогда. Слышишь, никогда!

— Хорошо, я всё объясню…

— Ну, давай, рискни! — он резким движением взмахнул палочкой, накладывая на комнату запирающие чары, и, скрестив на груди руки, выжидательно уставился на побледневшую невесту.

Гермиона понимала: молчать опасно не для здоровья — для счастья. Она пристально следила за каждым движением Драко, отгоняя последние сомнения. И надежду на лучшее.

Вот он взглянул на пустой портрет. Вот отложил волшебную палочку, очевидно, подальше от соблазна применить её против (Малфои — не идиоты!) заговорщицы. Вот ещё секунду назад плотно сжатые губы что-то сказали...

И повторили:

— Грейнджер, — серые глаза прищурились. Драко намеренно держал дистанцию: слишком сильно злился. Не впервые, конечно, но в этот раз гнев смешивался с чем-то ещё. Обидой?

— Гермиона, — поправила она чисто автоматически. Так проще сознаться.

— Это как угодно! И не тяни время. Моё терпение не резиновое! — Малфой крепко сжал первое, что попалось под руку — старинный подсвечник. Костяшки побелели. Ещё немного — и антиквариат полетит в окно. Но ведь не в Гермиону!

— Прости, — прошептала она, чувствуя бешеные удары сердца и прилив крови к щекам.

— Не могу ничего обещать, пока не узнаю, в чём дело. Очередная глупая выходка, да? Ты скоро станешь под цвет платья, и мне это не нравится! — Драко чётко понимал — не к добру всё это: виноватый вид; глаза, следящие словно околдованные; слова, подслушанные невольно. — Свадьбы не будет, так? — спросить в лоб и никаких больше метаний.

— Нет, — нетвёрдо и грустно. Гермиона сделала шаг вперёд, но по взбешённому взгляду поняла — лучше не приближаться. — Не будет, — к чему и дальше себя обманывать?

— Не будет? — Драко переспросил от потрясения. А ведь догадывался, что к этому идёт!

— Ты всё неправильно понял. Я не передумала!

— Откуда тебе знать, что я понял? Легилимент из тебя, как из меня гриффиндорец!

— Может, дашь мне сказать?! — Гермиона неожиданно повысила голос. — Это всё из-за кольца.

— Старая песня? Я не желаю снова это обсуждать! Твоё упрямство граничит с глупостью.

— Ты не понял. Кольца нет, — виноватый голос сорвался.

Драко оторопел:

— Как... нет? Кольца?! Какого хрена?! — Малфой не стеснялся в выражениях. — Тогда твоему Поттеру лучше заавадиться самому! — следующая фраза прозвучала так громко, что, казалось, стёкла задрожали: — Где кольцо?

— Гарри ни при чём! — не медля, закричала Гермиона. Не хватало ещё лучшему другу расплачиваться за её ошибки. — Оно пропало из Мэнора вчера вечером. Кольцо верности украли.

— Украли? Вчера? Что ты несёшь?! Это невозможно! — Драко стиснул зубы. — Отец? Это он?! Значит, я не зря подозревал. Что ж... Придётся надавить на него строго по законам рода Малфоев! — и тут же поспешил изменить неверный ход мыслей обеспокоенной Грейнджер: — Старый добрый шантаж.

— Нет! — забыв об опасности приближаться, Гермиона бросилась к Драко и схватила его под локоть, стараясь остановить очевидный порыв — рвануть к двери. Но сразу отпустила. Ярость в серых глазах не позволяла стоять так близко — только отступить назад. — Это не он!

— Ты меня за полного идиота держишь? — Малфой замер, видя отрицание. — Ну, и кто?! Пикси? — это был сарказм.

— Какая сейчас разница, если кольца нет, — Гермиона постаралась тут же успокоить: — Пока нет.

— Ну от твоего «пока» мне прям сразу полегчало! У нас ведь уйма времени, — прозвучало издевательски. — А я ведь просил — надень кольцо! Просил?!

— Но я же не знала! Как можно было сомневаться в защитной магии? Как?!

— Нужно было не строить из себя Жабу, а уважать моё решение — и всего-то! Но это же ты... Грейнджер! Всё знающая. Уверенная в своей непогрешимости! — Драко просто несло: — А я типичный тиран — не более! — и тут всё сошлось. Отец. Она. Гребаный Поттер! Подозрения.

Мозаика сложилась.

Драко снова сжал подсвечник и запустил его... в стену.

Гермиона инстинктивно отступила ещё на шаг: Малфой и гнев — опасное сочетание. По спине пробежал холодок. Ледяной взгляд метал молнии, насквозь пронзая взволнованное сердце. Нехорошее предчувствие убивало и без того слабую надежду.

— Драко, я же извинилась, — тихий голос дрогнул.

— И от этого мне тоже стало легче! Почему ты не рассказала? Почему?! Стой, не отвечай! Дай угадаю... Геройские замашки. Миссия «Спаси свадьбу Малфоя втайне от него самого, он же меня заавадит на раз-два»! Гребаная операция под названием «Сговорись с его отцом, Поттером, бывшим дружком и чёрт знает с кем!» Кто ещё в курсе? Половина волшебного мира?!

— Нет. Только мои друзья и Люциус, — ставить в известность насчёт того, что правду знает ещё какой-то гоблин и гном — вызвать новую вспышку ярости. — Я хотела как лучше, — казалось, сейчас очередной подсвечник полетит в стену.

Но... Малфой всего-навсего опустил глаза и замолчал.

Часы тикали и тикали, отсчитывая драгоценное время, которого и так оставалось немного. Попытка Гермионы приблизиться удостоилась лишь отталкивающего взгляда серо-чёрных глаз. И не потому, что их владелец зол как никогда…

Потому что ему больно.

Таким он предстал впервые. Словно что-то сломалось внутри. Защемило так сильно, что скрывать неположенное для Малфоев чувство уже не получалось. Драко смотрел на Гермиону без привычной маски. И в эту минуту выглядел, как и в то утро — спящий — когда обнаглевшая от желания говорящая лягушка поцеловала его. Таким, каким он и запомнился ей. Навсегда.

Не враг — просто человек. Которого можно полюбить.

— Я не понимаю, — заговорил Драко, негромким и неровным голосом разрушая воспоминания. — Зачем... я тебе нужен?

Гермиона от такого вопроса даже рот приоткрыла. Ответ застрял в пересохшем от волнения горле. Такой очевидный... и правильный.

— Вот честно, я не понимаю, зачем. Ты всё можешь без меня. Решаешь без меня. Причём блестяще! Заставить отца помогать не кому-кому, а тебе — это орден Мерлина, не меньше. Не перебивай! — Малфой резким тоном остановил попытку вставить хоть слово. — Лучше подумай о том, что и спустя не один год наших отношений твои долбаные дружки в курсе того, что их никаким боком не касается. И даже мой отец, а он ведь ненавидит тебя! — Драко судорожно сглотнул. — А я, чтоб ты наконец вспомнила об этом, — нет. Только я как хреновое дополнение к умнице Грейнджер, которое ни на что не способно, кроме как расколдовывать говорящих лягушек и заниматься с тобой сексом. Всё перечислил?

— Это не так, Драко...

— Не перебивай, я сказал! Ты обманывала меня. Хитрила. Ты уни... — ему с трудом давалось каждое слово. — Как бывший слизеринец, понимаю. Но ты — не я! Хотя... В первый раз, что ли? Вот я идиот!

— Драко...

— Я не закончил. Если ты прекрасно справляешься без меня, то продолжай! — каждое следующее слово как приговор: — Уже. Без. Меня.

Гермиона не хотела плакать, но слёзы сами побежали по щекам. Предательские. Горькие. Как и отчаяние, затопившее сердце.

— Я хочу выйти за тебя, — она смахнула слёзы и, как могла, старалась взять себя в руки. Только не сейчас показывать свою слабость. Только не слабость! Не позволять страху потери овладеть собой полностью. Главное — остановить это безумие.

И Драко.

Он улыбнулся лишь краем губ.

— Что ж... Я тебе верю. Но не могу тебя видеть. Ни сегодня. Ни завтра. Чёрт, я даже не знаю, смогу ли вообще! — Малфой развернулся, потянулся за палочкой. Один взмах, чтобы снять чары, и прощальный взгляд: — Я извещу гостей сам. И прессу тоже. Ты, как всегда, оказалась права: свадьбы не будет.

— Ты не можешь меня простить? — разум Гермионы какой-то крохотной частицей всё ещё отказывался принимать действительность, но эта фраза казалась правдой, а не вопросом.

Малфои не прощают. Никого. Никогда. Но ведь Драко это Драко.

— Я не могу найти ни одной причины для этого, Гермиона. Не выходит, — он отвернулся и, отбросив палочку, потянулся к дверной ручке.

* * *

Неужели Драко сейчас уйдёт, и всё закончится? Больше не будет ни ссор, ни горячих примирений? Мимолётных прикосновений? Никогда не поцелует? Не обнимет так крепко, как может только он? До хруста. До сладостной боли. Никогда больше не проснётся рядом и не назовёт «Грейнджер», пряча за этим неположенную Малфоям нежность?

Нет, только не это!

Да, она виновата. Виновата во всём. Сильная, самостоятельная, заумная героиня виновата, как последняя дура. Безмозглая идиотка! Ведь Драко сейчас уйдёт — а она останется: с этой своей силой, умом и долбаной независимостью. Кому это всё нужно? Министру Магии? Как же объяснить, что Драко ей необходим? Только он один.

«Не уходи?»

Разве эти слова способны остановить? Возможно. Но не его. Не сегодня. Когда за обидой он никого не слышит — кроме себя.

Гермионе кажется, что это дурной сон, потому что происходящее не очередная глупая ссора — разрыв. Воздуха не хватает, а сердце, ещё недавно колотившееся как сумасшедшее, наливается горькой тяжестью. Хочется удержать, зацеловать, заколдовать Малфоя, чтобы он не смог уйти. Чтобы простил. Чтобы дал ещё один шанс.

— Ты должна была стать моей. Навсегда моей, — опять обвиняет Драко и поворачивает ручку: — Прощай, Гермиона.

А её отчаянные глаза спорят с ним:

«Своенравный дурак! Мой. Только мой! Останься со мной. Прошу тебя...»

Но его долгий, в последний раз, взгляд смыл собой остатки надежды. И так тяжело что-то сказать. Но что-то нужно сказать! Нужно сказать много-много всего...

Или мало?

И Гермиона произносит то, что выстукивает сердце:

— Я люблю тебя.

Тихое признание ударяет Драко в спину, почти сбивая его с ног. Оно бьёт жёстко и неумолимо, но бьёт, сковывая все мышцы. Он застывает, оглушённый этим шёпотом. Рука соскальзывает с ручки, так до конца и не открыв дверь.

«Что ещё придумала эта Грейнджер? Новое непростительное? И зачем? Чёрт!.. Но почему именно сейчас?» — он просто хочет уйти. Ничего не слыша. Никогда.

Он ничего-ничего не слышал!

Он временно оглох.

Драко в оцепенении молчит — он так долго ждал этих слов, а сейчас оказывается не готов. И на душе — адов замок. Замок из тысячи мук. Из-за Гермионы. Но Малфой не может сделать ей так же больно. Поэтому молчит, хотя ядовитые слова обиды так и рвутся наружу. Драко сильно прикусывает губу, чтобы не ляпнуть лишнего — то, о чём они оба потом пожалеют. Он отгоняет всё, что поможет осознать этот момент.

Грейнджер должна зарубить себе на носу и вдолбить в безобразно заумную голову, что иногда, не геройствуя, можно выиграть гораздо больше.

«Вот она — дверь, — про себя. — Перед тобой. Открой же её, болван!»

— Я люблю тебя, — долетает будто издалека, заставляя снова отмахнуться от терзающих душу звуков.

Её голос звучит увереннее. Наверное, Гермиона больше не хочет и не может сдерживаться.

Драко решительно поворачивается, отвечая глухо и отрывисто:

— Думаешь, сказала «люблю» — и я растаю? Ни хрена, Грейнджер! Слышишь, ни хрена!

Его слова — тяжёлые, неповоротливые, словно камни — бьют по больному, разрывая сердце на сотни частей. Неизвестно, почему оно ещё живо, ведь Гермиона не чувствует тепла жизни. Без Драко. Но она не сдастся без борьбы. Ни за что. Никогда. Потому что хочет быть нужной, любимой, единственной... Она не отпускает его. Не отпустит. Даже если ей придётся вывернуть его наизнанку и вывернуться самой.

— Я люблю тебя, — ровно. Без истерики. Чуть громче, чем раньше.

Грейнджер не отступает. Несмотря ни на что, она ищет брешь в жёсткой обороне Малфоя, ощетинившегося и спрятавшегося за броню напускного равнодушия. Только Гермиона видит насквозь эти жалкие попытки остаться невозмутимым — ведь внутри Драко всё пылает. От обиды. Гнева. Протеста.

— И что с того? Мне вот любопытно, ты молчала так долго, чтобы признаться именно сейчас? — усмехается Малфой, ещё больше растягивая слова. Знает, что подобная привычка особенно бесит Гермиону. — Выходит, тебя надо бросить, чтобы услышать эти три слова? Почему мы имеем право быть рядом только таким способом: изводя друг друга?!

Гермиона не обращает внимания на его подначивания — она чувствует: лёд тронулся. Может быть, теперь Драко поймёт и простит её. Но сначала выскажет всё, что наболело.

— Не надо никого изводить, — мягко, успокаивающе, шепчет она, подходя ближе. Потому что так хочется стать снова ближе. — Пойми наконец, я люблю тебя.

Он очень хочет поддаться, но простить её сейчас — значит, принять правила игры Грейнджер. Будто случившееся — пустяк. Досадное недоразумение. Но если не решить проблему теперь — дальше станет хуже, и уже ничего нельзя будет исправить. Её «я сама» должно остаться в прошлом. Отныне и навсегда — только «мы»! Конечно, Драко нравится её сила духа, иначе они не смогли бы быть вместе, но — чёрт возьми! — кто из них двоих мужчина?

Но как же сложно сопротивляться шёпоту!.. Её глазам. Собственным мыслям. Не железный же, в конце концов!

С трудом сбрасывая наваждение, Драко саркастически выгибает бровь:

— Ты нашла самое подходящее время, Грейнджер! Почему сейчас?

Он бросает слова, не задумываясь. Как будто давно собирался сказать, но сдерживался.

И в это мгновение его словно прорвало:

— Не полгода назад, когда ушёл после первого «нет»? — тихо.

— Не вчера, на столе, умоляя «ещё»? — громче.

— Не сегодня в кабинете? — на несколько тонов выше.

— Столько раз стонать подо мной и промолчать о главном?! — Драко уже не кричит, почти хрипит, и от этого становится страшно.

Когда-то давно, сотни дней и тысячи часов назад, он думал, что для неё их отношения — просто секс. Привычка. Поиск острых ощущений. Запретное удовольствие. Тогда сомневаться во взаимности стало для Малфоя больным и обыденным. А теперь... ему больно от её слов.

Они не голая дань чувствам — они способ его удержать.

Жестокий приём.

Гермиона замирает в полушаге, с трудом понимая, что он говорит.

А Драко смотрит прямо на неё, уже не в силах остановиться:

— Почему не тогда, а сейчас? Когда сделала из меня дурака! — кулаком о стену.

— Показала, что нас нет — только я и ты! — ещё один удар.

— Когда нам обоим больно! — вместо удара — крепко сжатый кулак, будто пытаясь удержать боль и не дать выплеснуться отчаянию.

— Какого хрена, Грейнджер?! — вспышка ярости сменяется ледяным тоном. — Какого хрена тебе оказалось легче обмануть меня, чем сказать эти три слова? — Малфой прожигает её глазами, испепеляя противное гриффиндорское всезнайство.

Гермиона с трудом переводит дыхание — он прав, абсолютно и безоговорочно. Это факт, с которым не поспоришь. Но она призналась ему в любви, а Драко злится. И грешить не на кого...

Кроме себя.

— Я люблю тебя, мне больше нечего сказать, — говорит в пустоту — он всё равно не услышит.

Или опять поймёт по-своему.

Он отступает. Снова идёт к двери. Не спеша. Не оглядываясь. Бездумно. Словно за ней решение проблемы.

Небрежно бросает через плечо:

— Найди другой аргумент, Грейнджер, — ты же умная, — напоследок снова сарказм.

Почему?

Теперь уже Гермиона злится не на шутку — на себя, на Малфоя, на всю эту идиотскую ситуацию с кольцом. И она поступает не как разумная, уверенная в себе девушка, а как глупенькая маленькая девочка.

— Другие аргументы? — прищуривается и тут же бросает: — Да без проблем!

Невербально приманить собственную туфлю — секундное дело. А швырнуть ею в спину Драко — и вовсе пустяки! Пусть это и впервой...

Бах!

Он разворачивается и впадает в ступор, оторопело глядя то на Грейнджер, то на изящную туфельку у его ног. Гермиона, сама не ожидавшая от себя подобного, тоже застывает, ожидая проклятий, криков, ругательств.

Маленькой бури.

Но Малфой быстро берёт в себя в руки, криво усмехается, так привычно и буднично, что у неё уже набита оскомина, ловко приподнимает башмачок и...

…ставит его на комод у двери.

— Теряешь сноровку, Жаба! Неубедительный довод, да и не трогает как-то...

Она чуть не захлёбывается возмущением от таких заявлений. И злость на ослиное упрямство Малфоя оказывается сильнее чувства вины:

— Да ну?! Может, стоило бросить посильнее? Чтобы до тебя, дурака, дошло... — Гермиона замолкает. Опять не то. Признания не помогают.

— Так в чём же дело? Давай! Ты, как никто, умеешь врезать со спины посильней! — Драко театрально протягивает туфельку как приглашение к действию, но что-то подсказывает — речь не о ней. Внутренне Малфой уверен — Грейнджер не посмеет проделать подобное ещё раз.

Так и есть.

Её «оружие» возвращается на комод.

— Да что же ты за человек!.. — Гермиона лихорадочно и бесполезно ищет слова: — Такой...

— Уж каким родился... Другого не будет. Да, я не Поттер, с которым у тебя гребаная душевная близость! Да, я не рыжий придурок, с которым ты спала! Я — Малфой. Злой, эгоистичный, ревнивый, который ни на что не годен, кроме как трахаться! — ехидно. — Но, мать твою, любимый!.. — во весь голос. Издевательски. Усмехаясь. Стараясь задеть. Показать себя во всей красе.

И что в ответ?

Ещё одна туфля — в лицо.

Только реакция спасает Драко от сумасшедшего бладжера в виде обуви — он пригибается, счастливо избежав малоприятного попадания прямо по лбу. В его серых глазах — удивление. Негодование. Неверие в случившееся — она всё-таки посмела! Слава Мерлину, не попала, а то бы...

«Стерва!» — в глазах Драко почти восхищение.

«Я промахнулась?.. Жаль!» — мелькает в голове Гермионы шальная мысль.

Но «драчливый диалог» оставлен без внимания — ведь Малфой ещё не всё сказал:

— Нарываешься, Грейнджер? Как же трепетно ты выражаешь свои чувства! — снова сарказм. — Это прямо прелюдия, ласковая моя... Давай, врежь мне ещё! Покажи, как ты меня любишь, — так жёлчно и колко, что можно почувствовать кожей всю ядовитость этих слов.

Гермиона не выдерживает:

— Я больше не люблю тебя! — громко. С вызовом. — Так тебе больше нравится? Сколько раз мне это повторить, чтобы ты поверил? Сто?!

Теперь она неумолимо движется вперёд, выкрикивая в лицо:

— Так ты этого хочешь?

Глаза напротив чуть округляются. Губы приоткрываются.

Но Гермиону уже не остановить:

— Могу повторить это в постели, когда ты жарко дышишь мне в шею, — в полголоса.

Малфой принимает их «дуэль» и шипит:

— А что тебе в этом не нравится?

— На столе, когда ты заглушаешь мой крик рукою! — громко, оставляя его выпад без ответа.

— А кто-то любит мои руки...

— Сейчас, когда ты ведёшь себя невыносимо! — почти до хрипоты.

— Я всегда так себя веду, да? Иначе не умею! Я ненавижу, когда ты такая! Когда ты мне врёшь! Когда темнишь, строя из себя... — его голос срывается.

Страсть — единственное, что у них было? Есть?.. Будет?.. Но разве это называют не по-другому? Чем-то большим...

Драко смотрит на Гермиону в алом, как кровь, платье, но видит совсем другое. Она — голая. Она — развратная. Она — с ним. Этот безумный цвет как любовь на поле их боя: горит незаживающей раной. Что за чёрт?! Он снова хочет Грейнджер. Даже сейчас.

Нет, сейчас особенно!

Но Малфой не намерен уступать. Только не теперь, потому что почти выиграл в этой нелепой дуэли. Или проиграл?

— Так что тебя во мне не устраивает? — Драко едва не трясёт. — Для Грейнджер я слишком плох?

Гермиона выговаривает громко и чётко, вбивая слова в его дурную натуру:

— Драко, мы одержимы друг другом. Синяки и укусы — уже норма наших отношений. И я признаю это. А ты... ты всё переворачиваешь!

— Любая одержимость — болезнь. Посмотри, что с нами стало!

Они на пороге «зимы».

— А что с нами стало? Скажи… Скажи это вслух. Скажи, не боясь. Давай!

Они — счастье и боль друг для друга.

Гермиону едва качнуло:

— Тебе плевать, что нам обоим плохо? — конечно, ему не плевать, но: — Потому ты не можешь простить меня, лишь бы не казаться слабым? — голос дрожит.

От страха. От отчаяния. От ожидания.

Гермиона делает над собой усилие и заканчивает твёрдо:

— Неужели ты готов перечеркнуть всё разом? То особенное, что у нас есть?

Недолгая пауза.

— Да, — неуверенно. И жестоко. «Но, Мерлин, как же больно!..»

Ну не идиот?!

Гермиона вздрагивает. Усилием воли пытается сдержать слёзы. И негромко чеканит:

— Тогда пошёл ты! — похоже, все аргументы, кроме этого, закончились.

Драко застывает.

— Что ты?.. — тихо. Не веря. Почти зверея. — Какого?!.. — он стискивает зубы, стараясь не послать в отместку, потому что…

Пора уже заткнуть Грейнджер. Потому что её заносит. Заткнуть наконец по его правилам — без всякого приглашения. Заткнуть раз и навсегда. Дабы отучить посылать почти мужа куда подальше!

И ещё тише, пытаясь скрыть желание:

— Гермиона...

В ответ — хлёстко, как плетью, наотмашь:

— Всё, я тебя не люблю! Ненавижу! Катись к чертям, Малфой!

Драко, не ожидавший перемен, тем более таких полярных, приглушённо воет, закипая от гнева:

— Ты уже сказала, что любишь! — рука тисками впивается в обнажённое плечо. — Не смей брать свои слова назад! Что ты творишь, чёрт возьми? — он ослабляет хватку, наблюдая, как собственные пальцы скользят вниз к локтю. Отпускает. Драко отступает назад, подальше от искушающей близости и поближе к выходу. Разговор не закончен.

Не на этой ноте!

— Думай, как знаешь, — уже тише говорит Гермиона. Она устала ругаться. — Если для тебя так важно это кольцо, пустая гордыня, если тебе так претят человеческие ошибки — вперёд! Никто удерживать не станет.

— А что важно тебе, Гермиона? И не смей мне лгать! Я жду...

— Нет, Драко, теперь я жду. Решай, что за жизнь тебе нужна. Решай сердцем, а не упёртой до идиотизма башкой! У тебя ведь есть сердце, я это точно знаю. Но не медли, Малфой, выбирай здесь и теперь...

Он надменно разглядывает Грейнджер. Цинично кривит губы. Кажется, ещё немного — и Драко рассмеётся. Зло. Непростительно. Отчаянно.

Только это всё напускное. Потому что кровь пульсирует, отбивая в венах:

«Заткни. Её. Наконец».

Видя, что Драко не особо спешит разбираться в себе, что он не желает озвучить «их истину», Гермиона швыряет в него свою волшебную палочку. Совсем слабо. Глупо. На эмоциях.

Точно в грудь — теперь не промахнулась.

— Прекрати драться, Грейнджер! — шипит он, перехватывая занесённую в поисках очередного довода руку. Крепко сжимает запястье и опускает вдоль тела. — Хватит! — подталкивая назад и придерживая за талию. Впиваясь в губы с каким-то остервенением. И резко отстраняется, понимая, что произошло — он проиграл. Её губам: горьким от упрёков и сладким от признаний. — Хватит, Гермиона...

Она упирается поясницей в острый край подоконника и хочет уже высказаться по новой, но Драко опережает её:

— Ты. Меня. Любишь, — губы почти касаются её губ. Его пальцы скользят по щеке и погружаются в бережно уложенные волосы. — Только это важно. Всё. Точка! — рука сжимает их в кулак, чуть оттягивая назад. — Тебе это ясно, Грейнджер?

Конечно, им обоим давно всё ясно. По тому, как её губы приоткрываются в предвкушении, а его рука сильнее наматывает волосы. По тому, как пылающие серые глаза задерживаются на бьющейся вене на шее. По участившемуся дыханию. Их одержимость уже проникает в кровь. Течёт по нервам. И желание ярко пульсирует, приказывая поддаться ему.

Гермиона улыбается, чувствуя, — Драко ломает. Уязвлённая гордость уступает место иному. Особому. Долгожданному. И это уже неизбежно, потому что его горячий язык скользит по трепещущей жилке вверх. По шее. По подбородку. Её губы приоткрываются и…

— Не яс… — только и может произнести Гермиона в нелепой попытке опровергнуть очевидное.

Драко не даёт спорить дальше — просто целует. Приподняв как пушинку, рывком усаживает на подоконник. Целует жадно. Измученно. Не останавливается. Терзает губы, как сомнения и обида терзали его. Гермиона и не пытается сопротивляться — не сдерживаясь, еле слышно стонет. Притягивает Драко за лацканы пиджака так сильно, что нитки в швах трещат.

Так правильно... И честно.

Неужели они чуть не сломали всё, что было между ними? Не вырвали, с корнем? Глупо и мучительно.

Гермиона яростнее впивается в бесстыдно-жадные губы. Дыхание сбивается. Нетерпеливые пальцы перехватывают светлые волосы на затылке, бездумно приковывая Драко к себе, желая одного: стать ещё ближе. Чтобы не смел больше уходить! Чтобы не лишал её этого сумасшествия. Потому что эти губы способны заглушить почти всё: голос разума, тоску, боль...

Тонкие девичьи пальцы, с нажимом, движутся вниз, лихорадочно сминают плечи сквозь плотную ткань, понимая — к чёрту её! Фрак резким движением сдёргивается до самых локтей, вынуждая Драко выругаться и ошалело, путаясь, отбросить его подальше. Гермиона тянет тугой узел «бабочки», суетливо, отчаянно дёргает за воротничок, чувствуя всем телом почти невыносимый голод. Под кожей. Внутри. Ей хочется ощутить Драко. Всего. Голого. Горячего. Возбуждённого. Ей нужно видеть его. Каждое движение мышц. Капли испарины. Удовольствие в глазах. Ей необходимо его обнять. Руками. Ногами. Раствориться в его ласках и глотками — алчно — пить чистое наслаждение, отдавая взамен всю себя.

И, бог мой, так хочется большего:

Голоса сердца.

Только...

Они столько раз раздевали друг друга, но сейчас... руки мешают. Сталкиваются. Пальцы дрожат, путаются в одежде. Не от страха — от необъяснимого нетерпения. Петли и крючки кажутся слишком маленькими, а пуговиц почему-то становится гораздо больше, чем нужно. Невообразимо больше!..

— Чёртова одежда! — шипит Гермиона, наконец, справившись с предательской «бабочкой».

Непослушные пуговицы она вырывает с мясом. Плевать на всё, кроме желания, диктующего каждое движение. Каждый звук. Каждый вдох. Жилет летит в дальний угол комнаты из ненависти. Не к Драко — к куску ткани.

— Гребаные тряпки! — Малфой хрипит.

Одним рывком, без магии, он срывает лиф. Прихватывает грудь горячими от желания руками. По-хозяйски сжимает её, возбуждающей тяжестью лёгшую в ладонь. Он просто мужчина. Который хочет. Который любит. Вот так. Её напряжённое тело ноет, требуя нетерпеливых касаний. Горячих и жадных губ. Языка. Требует-требует-требует...

Но не получает.

Этого мало. Слишком мало. Чертовски мало.

Мучительно мало...

Гермиона на грани. Драко нужен ей весь. Без разговоров.

Он, будто прочитав мысли, задирает тяжёлый длинный подол алого платья. Сильные руки, яростно вжимаясь в кожу, скользят по горячим, восхитительно гладким, голым ногам Гермионы. Вверх. Раздвигая их. Серо-чёрные глаза отслеживают край ткани, хищно оценивая оставшиеся сантиметры. Уже так близко... Запредельно.

Наконец-то...

«Твою мать!..»

Потому что охренительно красиво:

«Послушалась... Моя девочка».

— Грейнджер, где твои трусы? — Малфой уже ничему не удивляется. Лишь улыбается ей — готовой на всё.

— Тебе, правда, интересно? — выстанывает она, остервенело дёргая за ремень и пытаясь добраться до члена.

Бесполезно. Потому что нахальные пальцы Драко медленно скользят между ног. Оценивают, вызывая развязное «а-а...»

От этих звуков ему становится невыносимо. Тесно. Больно. Жарко. Хочется содрать с себя всё и только двигаться-двигаться-двигаться, сцеловывать жадно-голодные стоны. Вдыхать сладкое придыхание. Хочется приструнить её нрав.

Она — страстная. Она — влажная. Она — его.

Терпения Драко хватает лишь на то, чтобы самому расстегнуть ширинку. Ещё плотнее прижать Гермиону к себе и рывком, до упора, войти на всю длину.

Грейнджер чуть вскрикивает. У неё перехватывает дыхание, когда Малфой начинает двигаться резко и сильно. Он выбрал совсем не медленный темп, но это именно то, что нужно сейчас. Обоим. Воздух тяжёлый и липкий. Сердце скачет, как сумасшедшее. У Него. У Неё. Она рвано дышит. Горячо. Втягивает воздух, уткнувшись в плечо. С шумом. Забываясь от чуть болезненного удовольствия. И это возбуждает ещё сильнее, хотя сильнее уже невозможно.

Гермиона притягивает Драко за шею. Кажется, что с каждым толчком он будто вымещает обиду и злость, заодно вбивая непреложные истины:

Не. Смей.

Никогда. Больше.

Ни-ког-да.

Я сказал.

Согласие не требуется. Ведь и так всё ясно.

— Ты этого хотела? Этого?..

Гермиона выдыхает:

— Да-а...

Надрывно. В голос. Не сдерживаясь.

Она бьётся затылком о стекло от резких толчков. Пытается что-то сказать — опять бесполезно. Малфой зажимает ей рот, наказывая. Она целует его руки, чуть прикусывая пальцы, и шепчет-шепчет:

— Люблю… Тебя… Люблю…

Драко не отвечает, только путается в мыслях и ощущениях:

«Как же… Чёрт! Хорошо… Чёрррт...»

Она чувствует всё и вся внутри, видит бисеринки пота и слышит его полузадушенный стон. Ощущает несильный укус за шею, как финальный животный штрих.

Всё.

Но осталось сладкое послевкусие. Увы, ей немного не хватило времени, чтобы кончить. Но это потом. Потом. Главное, они вместе. Здесь и сейчас.

Гермиона поймала его стальной взгляд, непривычно мягкий и ласковый.

— Скажи мне это ещё раз, — долетело до неё словно в тумане. — Только правильно. Глаза в глаза, — низким рваным шёпотом, от которого на душе становится тепло и спокойно, а тело молит о продолжении. Малфой почти требует: — Скажи...

— Я тебя люблю, — так же тихо отвечает Гермиона, упираясь кулаками в его грудь по инерции. Видит — он снова с ней. Мыслями и желаниями. Но всё же задаёт ненужный вопрос: — А ты?

— А ты подумай своей умной головой, — ещё тише шепчет Драко и прижимает её к себе. Крепко. Сильно. До боли. До синяков.

Но Гермионе впервые за эти сумасшедшие сутки становится хорошо. Она на своём месте. С ним. Навсегда.

И Мерлин со всем остальным!

* * *

— Так, ша! — Ворчелло Красноречивый окинул взглядом толпу из придворных, гостей столицы и прочей шушеры. — Вы что, только есть сюда пришли? Куда вы вперёд батьки? Вон из-за столов! А то обижусь и издам указ о том, чтобы не жрать после шести!

Женская половина зала зааплодировала, заахала, заохала. В отличии от противоположной. Гномы слегка обалдели — кто-то даже вином поперхнулся, а у кого-то кусок в горле застрял.

— Так свадьба же, — вякнул некто, предположительно, министр по связям с общественностью.

Остальные дружно, как китайские болванчики, закивали.

«Нет, завтра же устрою смотр, — кисло подумал Его Величество, сдвигая корону на бок, чтоб не висла на ушах. — Работнички, твою мать! Ой, нет... Завтра важные государственные дела — через неделю освобожусь и устрою им гонки по вертикали!»

Под важными делами Ворчелло Радеющий О Благе Гномов подразумевал королевское похмелье. Дочку замуж сплавлять — наиглавнейшая государственная задача! Так что, может, и на месяц дворец из строя выйдет. Пока никто не проверял. А толпа роптала и безмолвствовать не желала. Обнаглел народ — только крутые меры и понимает. Пришлось прекращать либеральничать и звать палача.

Плюгавенький, даже по меркам подземных жителей, блюститель дисциплины с обшарпанным чемоданчиком (содержимому любой инквизитор позавидует!) быстро навёл порядок и выгнал зарвавшихся гостей из-за столов. Когда все выстроились полукругом, рыжее чудовище со странной кличкой Живоглот вытолкало на середину Клеопатру с женихом. Та отчего-то даже не возмутилась на подобное обращение, и Ворчелло приосанился. Не иначе заезжие гастролёры и впрямь волшебники, во как ловко с Клёпочкой справляются!

— Начинайте уже! Общественность готова, — задние ряды напирали на передние, отчего образовалось небольшое столпотворение — гномы переживали, что обед прокиснет с этой церемонией.

Клеопатра посильнее прижала полузадушенного Цезаря к могучей груди — и милостиво кивнула:

— Давай, папаша, благословляй!

— Нам ещё стране угля давать, — пискнул слизняк, прибалдевший от неожиданно обретённого богатства десятого размера, и тихо шепнул невесте на ушко: — Драть буду, как сидорову козу, во всех позах!

Все присутствующие разом замолкли: покрасневшая и смущённая принцесса — зрелище не для слабонервных. Король даже прослезился — будущего зятя он уже почти уважал. А что слизняк — это временно! Лишь бы колдун был хороший. С клепоусмирялочкой в штанах. Кстати о палочках…

— Эй, как там тебя? Министр по угождению мне любимому, тащи сюда дубинку да потолще!

— Я Хранитель королевских регалий! — тихо возмутился вышеупомянутый и подобострастно проблеял: — Скипетр, Ваше Величество?

— Ты что, глухой?! — гаркнул Ворчелло Разбушевавшийся. — Женилку мне неси. Ну, совсем страх потеряли!.. Эй, палач, выплюнь курицу и проводи этого дубину за дубинкой в королевскую сокровищницу! Да не в государственную, в мою личную: под кроватью. Я там за тридцать лет большую коллекцию палочек для бракосочетания собрал. Да шевелитесь, а то уволю всех к ядрени фени! Без выходного пособия.

Потом повернулся к дочке и затараторил:

— Ты не думай, Клёпочка, все из лучших пород древесины. А всё мамочка твоя…

— Маму не тронь! — пробасила принцесса и обратилась уже к жениху: — А ты чего молчишь? Не превращаешься? А то папочка сейчас как даст дубинкой по лбу, так и размажет по стенке! Что, мне ещё тридцать лет в девках ходить?

Эйвери, не знакомый с брачными обычаями гномов и по дороге пропустивший болтовню садовых вредителей мимо ушей, хотел уже уползать от греха подальше. Живой слизняк круче мёртвого Цезаря. А он помирать ещё не готов: молодой ещё, зелёненький, пятый десяток разменял. Недавно…

Но бдительный Живоглот вовремя схватил смелого на словах дружка и церемонно поклонился Клеопатре:

— Ваше Высочество, я, конечно, знаю о щепетильности вашей натуры, — кот хмыкнул в усы, — и строгости королевского воспитания, — ещё один незаметный смешок. — Но церемонии для обращения мало. Избранница Цезаря должна проявить мужество и великодушие и прилюдно облобызать будущего супруга и повелителя в его анимагической форме. Желательно, с любовью... Тогда он Ваш и душой, и телом на веки вечные! — рыжий подхалим вдруг не на шутку занервничал, как бы вся эта затея с поцелуем не накрылась медным тазом.

Слизняк во все глазки-перископы уважительно уставился на лохматого пройдоху — не кот, а чистый дипломат. Хоть с почётной миссией его за границу отправляй!

Но Живоглот уже бесцеремонно тряс Эйвери и тихо шипел:

— Я разве один отдуваться должен? Ну-ка, собирай остатки своего воспитания и быстренько подтверждай мои слова. А то останешься анимагом-недоучкой! Правда, ненадолго. Тебя принцесса с потрохами сожрёт. И без соуса. Ты ж ей там что-то на ушко шептал? Вот и ещё раз постарайся!

Цезарь, конечно, слыл тугодумом, но строптивых дам укрощать умел. Иногда. Поэтому покопавшись в своём небогатом любовном арсенале и мысленно представив последствия неудачи, слизняк сначала побледнел, потом позеленел, а потом стал нежного серобуромалинового оттенка. Похоже, за годы лечения от прежнего Пожирателя мало что осталось.

Живоглот, махнувший на того лапой, решил сам спасать положение и тут же объяснил наследнице престола и её отцу, удивляющимся такой цветовой гамме жениха:

— В переводе на нормальный язык — Цезарь уже пылает от любви и переживает, что не вызовет в вас ответного чувства, Ваше высочество. Поэтому не томите, целуйте уже!

— Ты, это, красавишна моя, — булькнул Эйвери, старательно подыскивая эпитеты, — любимая… Единственная… ээээ… пирожок мой сладенький. С изюмом. Скаааазочного размера!

Клеопатре с роду никто таких ласковых слов не говорил. Поэтому она сначала остолбенела. Молчала минуты две. А потом прослезилась даже. Ей в кои-то веки признались в любви... И не безмозглое зеркало! Да за это….

— Согласна! — заорала счастливая принцесса и выхватила жениха из лап пушистой свахи.

Эйвери тут же вытянул губы трубочкой. Наконец-то его поцелуют. Ураааа!

— А ну стой! — вмешался король. — Куда лезешь, губищами? Доченька, неприлично же это! Он ведь животное! Еда. Хорошим производителем и не пахнет.

— Ша, папаша! — Цезарь уже осмелел, принаглел и разболтался. — Иначе конь мой боевой, который рыжий, вмиг напомнит кто тут животное, а кто злой волшебник по имени Цезарь Мстительный! И производительный, — быть смелым за чужой счёт — типичное Пожирательское дело.

— Ты, это, не менжуйся — а давай целуйся! — скандировала толпа заждавшихся обеда гостей. — Время спать — а мы не ели.

— Сейчас король речь толкнёт, палкой успокоит обоих — и начнём! — подначивали с другого конца залы.

— Дык, я о потомстве исключительно, — стушевался король. — Но если дочка не против, я молчу… молчу.

— Дочка не против, — и Клеопатра смачно, вложив всю нерастраченную любовь и здоровые потребности молодого организма, чмокнула слизняка прямо между рожек.

Где-то стукнуло, брякнуло. Погасли огни, и вся тронная пещера погрузилась во мрак.

— Кина не будет — электричество кончилось, — пискнул кто-то.

— Спокойствие, только спокойствие, — мяукнул Живоглот, очень даже ожидавший подобного пердимонокля. — Это издержки магии. Просьба не разбегаться и не наступать на пятки, а то сейчас всех заколдуем! Запасайтесь гробами, дьяволы! Эй, шутка! Шутка...

Хорошо, что Живоглот со светлячками договорился, чтобы вовремя погасли. Он не кот, он — Эйнштейн и бард Бидль в одном флаконе! Теперь Люциус сто раз подумает, прежде чем его лизоблюдом называть. Самолично фуа-гра принесёт, валерьянки накапает и Мамбочку на блюдечке с голубой каёмочкой доставит. А не то… сдаст он его Нарциссе с потрохами!

Но пока гений-Живоглот тщательно всматривался в непроглядную темноту…

* * *

Драко, уже одетый, не спеша, руками, поправлял выбившиеся из причёски локоны Гермионы и не мог поверить в то, что несколько минут назад всерьёз хотел уйти от неё. От этих мягких волос, от привычки чуть царапать его плечи после близости, от губ, которые были прекрасны, даже когда она злилась. А уж когда соблазняла... Да, он хотел сбежать от её гриффиндорских выходок и принципов!

Как дурак.

Сколько раз они ссорились? Расставались? Никто не считал. Но Гермиона была права — всегда возвращались друг к другу. Ох, как он ненавидел её когда-то за то, что его тянуло вернуться к этой несносной Жабе, к её правильностям и невозможностям. К их милым издёвкам. К её поцелуям и ласкам, жадным укусам и стонам, обещая себе, что это в последний раз. Гермиона Грейнджер незаметно стала единственной. Родной. Необходимой. Бред какой-то! Как и взаимные забавные выходки в образе лягушки в надежде на примирение. А уж пытки квакающими серенадами ради согласия выйти замуж...

Драко невольно улыбнулся воспоминаниям и слегка потянул Гермиону за руку:

— На выход, Грейнджер! Поженимся и вернёмся к типично-нетипичным привычкам вести переговоры, — он едва-едва коснулся губами её губ. — Я почти не сержусь на тебя.

— Почти? — слабым голосом. Со вздохом. С такими знакомыми нотками, говорящими: она только что занималась любовью. С тобой.

— Ну, хорошо, заставила — совсем не сержусь. Гермиона, больше никаких секретов! Уяснила?

Она молча кивнула, спускаясь ослабшими ногами с подоконника на пол.

— Поженимся? — даже не верилось. — Но как же?..

— А штырехвост с ним! — Малфой без труда угадал направление разговора. — Сегодня нам кольца не найти, так? Иначе бы ты из кожи вон вылезла, но не позволила зайти проблеме так далеко.

— Про... — Гермиона замолчала, потому что Драко намеренно сильно припал к губам, обхватив голову ладонями.

— Всё. Хватит. Я понял. Простил. Перестань. Или я пущу в ход самое страшное оружие!

— Лорд Малфой, — Гермиона улыбнулась, — предупреждаю, ничего незаконного! Не сегодня. И никаких больше лягушек!

Она, под пристальным взглядом, неторопливо, всё ещё немного потерянная после жаркого примирения, поправила рубашку, чуть выбившуюся из брюк с одной стороны, и театрально осуждающе посмотрела на Драко.

— Вообще-то, я про палочку и шантаж, — ёрничая, уточнил он. (Как будто, последнее считалось чем-то законным!) — А теперь снимай свой жемчуг, время не терпит...

Гермиона почти не удивилась, что кое-кто решил не останавливаться на достигнутом. К чёрту правила, когда они и так нарушены!

И потянулась к штанам:

— Драко, я, конечно, не против обещаний, но мы можем...

Он поймал её руку у пряжки ремня и легонько стукнул подушечкой пальца по кончику носа наглой искусительницы. Нет, идея продолжить нравилась, но пора и про церемонию вспомнить. Пока гости не разбежались.

— Озабоченная ты моя... Нет, мы ещё вернёмся к этой теме, но попозже, — Драко указал на её ожерелье. — Нам нужно хоть какое-то кольцо. Трансфигурация, может, и твой конёк, но сразу говорю: я справлюсь лучше. И никаких возражений — я почти злой волшебник с преступным прошлым! — с некоторых пор тема «я бывший Пожиратель смерти» стала у него поводом для шуток.

Драко потянулся за волшебной палочкой. Несколько взмахов — и довольно красивое кольцо с розовым бриллиантом оказалась на ладони Гермионы. Ещё пара движений — и платье невесты приобрело безупречный вид.

— Крёстная фея ты, Малфой, а не злой волшебник...

— А вот за это, Грейнджер, минус одно «я сверху», потому что звучит издевательски, — стандартная угроза за подобные выражения после секса. Пустая. Как обычно.

И тут раздался стук в дверь. Осторожный. Но настойчивый.

— Мама, — Драко узнавал Нарциссу даже по манере стучаться. — Войди, мы уже... кхм... закончили, — прибавил уже серьёзно, с трудом сдерживая истинные эмоции — захотелось сказать Гермионе, что он очень надеется, что это безумие между ними никогда не пройдёт.

Миссис Малфой вошла в комнату как истинная хозяйка дома: неторопливо, гордо и деловито.

— Гермиона, Драко, я только что узнала, у вас пропало кольцо верности. Отец рассказал, — предвкушая вопрос, она поспешила уведомить сына об источнике подобных сведений. — И я думаю, у меня есть решение. Люциус, не стой в дверях! Тебя это тоже касается.

Глава рода медленно и нехотя переступил через порог.

— А без меня никак? Мне нужно... к гостям. И подготовиться к церемонии.

— Люциус!.. Лорд Малфой всегда готов к трудностям. И пора уже тебе узнать правду. Неприятную, — Нарцисса заметила, что муж потянулся за своей палочкой.

Не то, чтобы леди Малфой боялась его... но понимала: проблем не избежать. А уж многодневных ворчаний и сцен — как пить дать! И утренняя гонка за удовольствием может стать последней. В этом месяце.

— Можно подумать, эта твоя правда чаще всего бывает приятной! — ехидно продекларировал несостоявшийся беглец от нелёгких разговоров. Что-то внутри подсказывало: сейчас тот самый случай.

Гермиона невольно дёрнулась к выходу, но Нарцисса заметила это:

— Останьтесь, мисс Грейнджер. Так будет лучше, — и та поняла, что некоторая поддержка жене лорда не помешает. А присутствие детей — какой-никакой сдерживающий фактор для гнева отдельного представителя непредсказуемого рода Малфоев.

Словно почувствовав семейные разборки, на пустом портрете нарисовалась вредная родственница:

— Я не опоздала?

— Ну как же без вас, милая тётушка! — ядовито ответил Люциус. — Не понимаю, как с такой страстью совать свой нос в чужие дела, вы прожили неимоверно долго?!

— Эле-е-мента-ар-но, — протянула Брунгильда. — Всегда умела затыкать недовольные рты и прочие части тела. Да и палочкой владела куда искуснее не-кото-рых! — намёк на Главу рода был очевиден и ему самому.

— Спалю я тебя, ей-Мерлин! К дракловой бабушке спалю!

— Ага, рискни, мститель белобрысый! — усопшая родственница и при жизни не стеснялась в эпитетах. — Твоя очень умная тётка, то есть я, уже лет триста назад об этом позаботилась: непотопляема, несмываема и несгораема. Как сейф в Гринготсе! — Брунгильда продемонстрировала весьма неприличный жест. Драко невольно прыснул, чем вызвал ещё большее неудовольствие отца. — Нарциссочка, может, не надо?! Весело же...

Больше всего Гермионе хотелось заткнуть уши. Но раз уж подписалась быть женой Драко, то обязана принимать всех его родственников: живых и мёртвых со всеми их тонкостями взаимоотношений и далеко не идеальными характерами. Без масок и напускной чопорности.

Нарциссе было неловко, но сейчас именно тётка собиралась принять весь удар на себя: любила её старая ведьма и рубить невинную голову не позволила бы. Весьма противоречивая натура! Как и многие Малфои. Люциус её уже и так недолюбливал, и она ничего не теряла. Кроме «Кабаньей головы», конечно.

— Брунгильда, прошу вас. Я не меняю решений, — не разводя лишних церемоний Нарцисса схватила мужа за левую руку и стянула с пальца кольцо.

Негодующий Люциус рассматривал опустевшее место потрясённый:

— Это же бесценный подарок от горячо любимой тёщи! — тон, правда, утверждал обратное. — Ко дню нашей свадьбы.

Злобный смешок с портрета не предвещал ничего хорошего. А миссис Малфой, не собираясь отступать, уверенно продолжала:

— Сынок, ты можешь воспользоваться кольцом верности Блэков. Кстати, оно подходит для любого из супругов. И его можно снять в любой момент, магия всё равно отреагирует на измену, как только кольцо вновь окажется на руке. Как и положено, каждый новый свадебный ритуал заменяет предыдущий. Всё просто.

— Но как?.. — Люциус оторопел. Было непонятно, к чему именно относится вопрос: к магии кольца или к очевидно многолетнему одурачиванию лорда Малфоя. — Нарцисса!

— Как ты живёшь с этим несмышлёнышем, Цисси? — Брунгильда рьяно почесала затылок, приподнимая розовый парик. Видно, зуд доставал не на шутку. — Откуда кольцо поймёт? Ему твои кобелиные глазища не нужны! Достаточно того, что ты сам будешь об этом знать, Люциус. Обливиэйтом кольцо не обманешь. Что, круто? Не то, что наше!

— У тебя есть такое кольцо? — гневно обратился он к супруге. Рассудок главы рода, вероятно, отказывался принимать неприятную правду, раз вслух произносились откровенные глупости.

— Цисси, я, наверно, ошиблась, — тётка не унималась. Ядовитое «пф» стало ещё одним доказательством. — У него мозгов даже на загулы не хватит. Кольцо всё это время было у тебя, Лютик ты бестолковый! У тебя.

— И ты молчала?! Нарцисса! — лорд Малфой рвал и метал. Оскорблять его в присутствии грязнокровки... Дурачить столько лет! Бездумно мечущаяся волшебная палочка от портрета к жене лишь подтверждала состояние «я вышел из себя и кому-то сейчас непростительно достанется!»

— Я не знала, — поспешила оправдаться супруга, самолично вкладывая магическую драгоценность Блэков в руку сына. — Пока мне Брунгильда не рассказала. Пару дней назад. Оказывается, моя мать поделилась с ней. По секрету.

— Тёща? Ну кто же ещё?! — Люциус ударил тростью по дубовому паркету так сильно, что тот не выдержал — дал трещину. — Друэлла меня терпеть не могла!

— А за что тебя было любить, блудливый ты наш? — ненавистная тётка отбросила парик в сторону, обнаружив редкие седые волосёнки. — До свадьбы гулял, как мартовский кот. Тебе повезло, что Друэллочка не знала, какое мерзкое наказание ты придумал для нашей Цисси — неприличные надписи по всему телу. Извращенец! Мне Абраксас проболтался. Старый к...

— Брунгильда! — Люциус побагровел, но та всё равно оставалась спокойной как флобер-червь. Волшебная палочка взметнулась в воздух, но импульсивная попытка сжечь картину не увенчалась успехом — только рама подпалилась.

— А знаешь, что горячо любимая тёща придумала тебе в назидание? Чудная женщина, — болтливая старая перечница мысленно уже ладошки потирала. А если быть совсем точной — поднесла вертикально поднятые указательные пальцы к вискам. — Рога. Уж не знаю, как надолго, но роскошные — это факт!

И Драко, и Гермионе было совсем не смешно. Если только чуть-чуть. Люциус Малфой со сказочно — огромными рогами — то ещё зрелище! Не для слабонервных.

— Нарцисса, я убью твою мать! — он жестом велел детям убираться из комнаты, потому что в любую минуту может начаться нечто словесно неприличное. И авадоопасное. Даже если жертва — нарисованная женщина преклонных лет.

— Она уже почила, гений! — Брунгильда откровенно сияла от удовольствия. — Вот зачем ты ему рассказала, красавица моя? Любишь ты этого остолопа до бабочек в животе, — удивительно, как тётка умело перенаправила мысли разъярённого Люциуса в иное русло. — Теперь придётся передать кольцо детям или... внукам, — зловредная родственница мягко издевалась над главой рода.

Как обычно.

— Внукам? — тот закашлялся.

— И придётся тебе, милок, спать с бабушкой! — Брунгильда показательно заглянула себе под лиф. — А мы, знаешь ли, горячие штучки! — ехидный смешок вызвал ещё один приступ кашля.

— Тётя Брунгильда, пожалуйста, — Нарцисса не выдержала. Но в душе почему-то улыбнулась. Бледный цвет лица уже возвращался к мужу — добрый знак.

— Сегодня лучший день после смерти, — послышалось с портрета пафосным голосом. — Моё имя у всех на устах с самого утра. Я звезда Малфой-мэнора, не иначе! Это надо бы отметить... в библиотеке! — колючий намёк на привычки лорда достиг своей цели.

— Я тебе, старая интриганка, сам рога пририсую! — Люциус в спешке обдумывал планы мести злобной заговорщице. И тёще. — Нет, пузо!.. Будешь вечно беременной, вечно на гормонах и с непроходящей тошнотой.

— Рисуй, художник от слова «худо»! — старушку, естественно, такая перспектива не радовала, но не сознаваться же... — Пусть муженёк бабке-ягодке порадуется. Но не надейся, пить на сносях не перестану. И кстати, твой сынок уже «Кабанью голову» мне клятвенно обещал!

— Драко! — глаза Люциуса метнули молнии на сына.

— Тётя Брунгильда! — тот театрально пригрозил ей пальцем.

Странное веселье действовало на нервы. Всем. И каждый переживал это по-своему.

— Тихо!.. — не выдержав, закричала Гермиона. — Я замуж выхожу или нет? — жених молча кивнул.

И головой указал на дверь.

— Воспользуйтесь кольцом, мисс Грейнджер, — Нарцисса исподволь пыталась оценить гнев мужа по пятибалльной шкале: уже твёрдая троечка. — Так спокойнее.

Драко размышлял всего пару мгновений. В конце концов, он уже смирился с пропажей реликвии. Да и сам толком не понимал, почему изменил решение:

— У нас уже есть другое, мама, — кольцо семьи Блэков вернулось в руку Нарциссы. — Храни. На будущее. Пошли, Гермиона... Это не Малфой-мэнор, а палата в Мунго!

Драко потянул до сих пор невесту к выходу. Все остальные реплики и прочее, прочее, прочее, уважаемые родители, не при детях.

* * *

В подземелье, наконец, свистопляска закончилась, и всё вернулось на круги своя: светильники запылали, а гномы отходили от потрясений. Особенно Ворчелло, сползший под трон и обмахивающийся короной. Мысленно папаша-гном уже прикидывал все плюсы свежеиспечённого зятя: месть жене-беглянке, новая мантия и самое главное — шапка Мономаха по ему размеру.

Рядом с принцессой топтался будущий член королевской фамилии. Маленький нескладненький маг кутался в драную местами одёжку явно с чужого плеча и при этом изрекал непонятные слова на неизвестном языке, где приличными были только предлоги:

— Еб... Ёж… Туды на… Это ж… Ну, Жив… дрот…

Последнюю фразу заглушило шипение и утробный вой подоспевшего кота. Дальнейшую беседу не смогли разобрать даже самые любопытные гномы.

— Не позорься перед державою, — втолковывал Живоглот, — подумаешь — стал ростом поменьше! — очевидно, что поцелуй полугоблина-полугнома сделал своё чёрное дело. — Да это ж сплошная экономия... Поверь мне.

— Тебе верить — без штанов останешься, — бурчал Эйвери. — Смотри, одни дырки!.. Как жениться-то теперь? Мне воспитание не позволяет голым задом на собственной свадьбе сверкать!

Даже Люциус Малфой с трудом бы признал в нём бывшего однокурсника. Но Клеопатре Цезарь понравился с первого взгляда. Выше неё на полголовы (хоть нагибаться не придётся — и то хлеб), худой, носатый и с роскошным хвостом из бело-чёрных волос. Её почти муж не абы кто, а кривоногий волшебник с очень выдающимся (по сравнению с соплеменниками) достоинством, обрывки былой роскоши оставляли мало простора для воображения. Наследница престола неприлично захихикала и прикрыла все интересные места жениха широкой юбкой, а придворные дамы завистливо вздохнули. Пусть тот и юродивый, как Клеопатра, но для плотских утех сойдёт.

Некоторые дремучие провинциалы из отдалённых от цивилизации пещер тут же принялись заключать пари, что за неведома зверюшка родится у этой пары. Но Ворчелло и Живоглот мигом навели порядок!

— Ну, что жениться будем или пялиться? — недовольно гаркнул Эйвери, невербально восстанавливая одёжку и подгоняя по нынешним размерам. Видно, суровое пожирательское прошлое не прошло даром. Хоть бытовые заклинания без палочки научился выполнять. Иначе засыпался бы, на хрен, перед подземными страшилками!

Король уж было собрался сослаться на нарушение протокола, но увесистый кулачок принцессы заставил Ворчелло Боязливого мгновенно передумать и наехать на так кстати явившихся делегатов за палочкой:

— Вас, иродов, только за смертью посылать! Чего так долго копались?

— Ты бы, Твоё Величество, иногда хоть пыль под кроватью сметал, — непочтительно проворчал палач.

А этого работника ножа и топора уважал сам Ворчелло. На всякий случай. Вдруг переворот какой организуется…

— Вот самую лучшую выбрал — сама в руки легла, — Хранитель регалий на полусогнутых тащил увесистую дубинку. — Буковая, Ваше Величество!

— О, самое то!.. — одобрил тот и ловко перехватил тяжёлую ношу. — А ну, тихо все! Мы речь говорить будем.

Подданные снова чинно выстроились полукругом — сказалось торжество момента, остывающий обед и вернувшийся палач. А Клеопатра, воспользовавшись ситуацией, повисла на руке жениха. Эйвери, в свою очередь, пристроил верхние конечности намного ниже талии невесты, но хватать за грудь пока не решался — моветон!

Один Живоглот чувствовал себя в своей тарелке, усевшись столбиком и затянув марш Мендельсона, отчаянно фальшивя и безбожно перевирая мелодию. Но присутствующие не возражали — всё равно им медведь на ухо не только наступил, но и долго топтался на месте.

Король, оглядывая всё это благолепие, даже прослезился, но тут же торжественно огласил:

— Я, Ворчелло Несущий счастье в массы, в присутствии свидетелей…

— Свидетелей чего? — насмешливо вмешался Хранитель. — Мне для протокола и потомков надо...

— Не остри, болван! — Живоглот прервал свои песнопения и заехал любопытному чиновнику по уху. И так вся эта котовасия затянулась, а ему ещё в Мэнор шлёпать. И кольцо тащить!

Король и новобрачные никак не отреагировали на этот маленький скандал — не до того, супружеский долг на носу.

— В силу возложенных на меня властью и народом обязательств, — продолжал вещать Ворчелло Немногословный, — во благо лично мне и во вред всем остальным плодитесь и размножайтесь. Посохом вечной любви и без права развода, палач не даст соврать, скрепляю ваш брак!

Клеопатра ловко подставила Цезарю подножку, заставляя «могучего» колдуна преклонить коленца, и немедля брякнулась рядом. Чувствительные придворные дамы промакивали глаза платочками, а кавалеры чесали лбы, помня о собственных бракосочетаниях.

— Трах-тебе-лох-чтоб-ты-сдох! — король разошёлся не на шутку, выкрикивая магические для всех гномов формулы священного брака.

Причём с каждым «тебе-лохом» прилетало по лбу жениху! Лоб безбожно трещал, но не раскалывался.

«Наша порода... Медноголовая!» — радовался Ворчелло Счастливый. Про себя.

Клеопатра сияла. Цезарь кряхтел. Кольцо Малфоев на пальце принцессы тихонько поблёскивало, и Живоглот готовился стричь купоны. А гномы предвкушали налопаться от пуза за счёт казны.

— Брак признан действительным! — огласил палач. — Кольцо ожило!

Как только заветные слова были произнесены, дубинка выскользнула из лап Ворчелло, предварительно стукнув папашу-короля по темечку, и оказалась в правой руке новоявленного принца, то бишь, Эйвери.

— Ой, дочка, — пропищал король, потирая многострадальную лысину. — Воспитательная волшебная палочка нашлась!

— Какая? — уточнил Цезарь, встав в полный рост и уловив из всего сказанного только слово «волшебная». Неужели он сможет колдовать, как прежде? Ну, держись, подземное царство и Малфои на верху!

— Ой, Цезариончик, — сюсюкала невеста, — это настоящее чудо! Теперь тебя все бояться будут.

«И ты тоже. Наконец-то!» — единодушно подумали все придворные и гости столицы, кланяясь новому королю и могучему колдуну. С точки зрения гномов, конечно. Ведь волшебная дубинка наказывала недовольных, помогала в простейших заклинаниях, но не могла быть полноценной палочкой.

— Запомни, на будущее, я — Цезарь, — прошептал жене на ухо Эйвери. — А если забудешь — дубинка под рукой, я и напомнить могу! И гони-ка, прелесть моя, мою прелесть, — волшебное орудие указало на кольцо.

Клеопатра с силой потянула его и... ничего. А как же иначе!..

— Не боись, Клёпа, сейчас снимем! Только отметим близкое знакомство... — исполнять клятву Эйвери явно не торопился. Для важности. И вредности. Колдун — не слизняк.

Что ответила невеста, не узнал никто, ведь все торжественно направились за столы. Не пропадать же обеду! А королевская чета в сопровождении Живоглота рванула в уединённое место. Заканчивать церемонию и добывать кольцо.

Зеркало прямо засветилось от радости и заиграло романтическую мелодию, когда в комнату впорхнула счастливая хозяйка в обнимку с женихом. Следом за ними контрабандой затесался здоровенный рыжий котяра бандитского вида и с такой хитрой физиомордией, что хоть святых выноси.

— Ты, моська наглая, — прошипел Живоглот Цезарю тайком от Клеопатры, — кольцо на базу, и адью!

— Значит так, Живодёр, — Эйвери уже вошёл в роль принца, — ты за дверью жди! Нечего интимный момент своей рожей портить. А ты, зеркало плоское, картинки понеприличней показывай и играй погромче, а то любопытных ушей — полный дворец! А ты, жёнушка, скидывай тряпки — и в койку... Сейчас покажу тебе небо в алмазах!

Кот, на удивление, спорить не стал и от греха подальше смылся. У него свои методы портить малину зарвавшимся пожирателям!

Следующие полчаса Живоглот околачивался под дверью, пытаясь подслушать и, если надо, помочь советом, но противное зеркало играло как испорченный патефон и заглушало все звуки.

«Ну, Цезарь, представляю твою рожу, когда правду узнаешь... Это тебе не принцессу-перестарка охмурять! Ловелас недоделанный...»

Когда терпение кота было на исходе, а в пушистой голове зрел очередной план мести, дверь распахнулась, и Эйвери предстал почти в неглиже, то есть в одном носке на левую сторону:

— Держи свой трофей, Живодёр! Еле угомонил эту кралю...

— Ну да — знатно храпит. Видать, своё получила! — и кот, схватив кольцо, попытался улизнуть.

— Эй, а ну-ка стой-ка! Ради кого хоть я так старался? Клятву, мать твою, давал!

Кот осклабился и выдал:

— Эх, Цезарь, не быть тебе Эйвери Догадливым... Мерси тебе пламенное от хозяйки моей и жениха её — Гермионы Грейнджер и Драко Малфоя!

Эйвери посерел, потом побледнел и, кажись, ещё больше поседел от такого известия:

— Ах ты, мешок блохастый! Ради козлов белобрысых меня подставил? Ну, держись!..

Но кот даже ухом не повёл на эти угрозы и рванул со всех лап подальше от Эйвери. А что дубинкой по хвосту прилетело — издержки производства. Можно и потерпеть ради великих целей!

Эйвери плюнул и вернулся к жёнушке под бочок. А пока, чёрт с ними, Малфоями!.. Поклялся шибко не мстить — сдержит обещание. Но пакостить по мелочам никак не запрещено.

— И никто с начала мира не видал такого пира! — магическое зеркало сияло всеми цветами радуги и пело на всю ивановскую.

Хозяйке достался замечательный, во всех отношениях, муж. Теперь волшебное стекло, Ворчелло — Счастливый отец и будущий дед, а также королевство вздохнут спокойно. И именно в таком порядке!

* * *

Ни в ночных кошмарах, ни в сладких мечтах Гермиона не видела эту сцену: Люциус Малфой стоит перед ней с палочкой в руке, глаза его горят диким огнём, и отдалённо не похожим на радость, губы едва-едва двигаются — совсем беззвучно, и заметно, как глава рода собирает остатки воли в кулак, чтобы придать своему лицу менее убитое выражение.

Абраксас Малфой не дожил до этого момента. И очень плохо!.. Иначе Люциус вывернулся бы наизнанку, но нашёл способ повесить это на отца и с нескрываемым удовольствием наблюдать со стороны его потуги, забыв о том, что любимый отпрыск женится на маглорожденной. И в такой ситуации Драко, скорее всего, дождался бы: «Спасибо, сынок!» Но всё происходило по другому сценарию, и если уж назвался груздем, а точнее, стал жертвой скоропалительных обещаний, то хочешь-не хочешь уж будь любезен не нарушать их хотя бы из родственных чувств.

А жених тем временем бросал взгляд то на отца, то на Гермиону, стоящую рядом, то на солнце, которое неумолимо приближалось к горизонту.

— Грейнджер, — шепнул Драко, — я тебе говорил, что свадьба пройдёт согласно старинному обычаю рода Малфоев?

Карие глаза округлились.

— Нет!.. — брови чуть приподнялись. Волнение сменилось открытым негодованием.

— А значит, теперь говорю.

— И-и-и?.. — Гермионе показалось, что она совершила ошибку, не прочитав накануне книгу о странных обычаях некоторых чистокровных семейств. Если такая, конечно, существует. «Должна существовать! Наверняка, что-то в духе Малфоев, — захотелось укусить Драко за что-нибудь, что не жалко. — Надеюсь, никаких жертвоприношений и права первой ночи», — невеста от смятения выдавала явные глупости.

— Учти, Гермиона, ни при каких других обстоятельствах я бы не пошёл на такое, — хитрое лицо не предвещало ничего хорошего.

— Драко, — сквозь зубы.

— Только... ради... — Малфой улыбнулся именно так, как он делал это, собираясь прижать её где-нибудь в укромном уголке. — Ты и сама знаешь...

— Драко... — Гермиона шикнула. — Тсс...

Глава рода оглядел приглашённых: нетрезвых, довольных, уставших от долгого ожидания, взволнованных и равнодушных, и тяжело вздохнул. Тянуть время и дальше было бессмысленно. Особенно, когда Нарцисса сердитым взглядом уже раз десять дала понять, что её терпение на исходе.

— Дорогие гости. Драко. Мисс Грейнджер. Наступил момент заключить брак по законам магии и древних традиций: в тишине, при свете солнца и по взаимному согласию...

Драко вытянул руку. Пока никаких неожиданностей, всё шло как и на прочих свадьбах — и это успокаивало Гермиону. Она медленно сцепила левую руку с рукой будущего мужа и замерла.

Не только нетерпение отразилось на лицах обоих, но и... любовь, и это заставило высокомерного и заносчивого отца окончательно сдаться. Он заговорил на удивление спокойно и торжественно (а сколько уже можно строить кислую мину и ссориться — выгоды-то не отнять!):

— Я, Люциус Малфой, как глава рода... хочу... Ай!.. Пошёл вон! — вытянутая вперёд палочка выпала из рук. Чего уже лет тридцать не бывало! А он сам попытался обернуться и пожалел, что на затылке нет глаз. Что-то больно впилось в ногу.

Когти!..

Драко резко повернул голову, еле сдерживая злость.

— Живоглот! — прикрикнул Гарри на кота. Пушистый мерзавец повис на штанах Люциуса словно на шторах. — Что ты творишь, паршивец?!

Поттер бросился за бесцеремонно нарушившим церемонию питомцем, с диким визгом освободившего секунду назад свою жертву и пустившегося наутёк.

— Живоглот! — закричала Гермиона. — Лишу фуа-гра на год, — не помогало. — На всю жизнь!

— Мррмяу... Мау!.. Пшш... — рыжий нахал носился кругами, как оглашенный, и эти возгласы означали только одно: «Скоро ты провозгласишь меня своим кумиром, соорудишь в мою честь алтарь и вручишь Мамбу на серебряном поводке!»

— Грейнджер, у твоего кота врождённое бешенство! Кастрируем его, а? — Драко изумлённо наблюдал за тем, как перепачканный в земле Живоглот пулей вскарабкался на дерево и застыл на одной из веток, готовясь к прыжку вот прямо на кого Мерлин пошлёт.

А точнее — на жениха!

«Ох, Малфой, не спи ты с моей любимой хозяйкой, я бы впился тебе в причинённое место так, что дракончики бы повылуплялись!» — без сомнения, авторитет Гермионы спас злого шутника от расправы.

Драко отшатнулся, но успел схватить рыжего наглеца в охапку — не в первый раз эти мужчины выясняли отношения руко и лапоприкладством.

— Мяу. Мяяяууу! Др... — очень по-человечьи провизжал несносный котяра, спрыгивая с рук на мягкую траву и демонстративно выкладывая на ботинки обалдевшего от странных звуков Малфоя-младшего...

...родовое венчальное кольцо!

Он не мог поверить собственным глазам, поднимая неожиданную находку.

Как? Откуда? Почему... Живоглот?

— Глотик... Счастье ты моё рыжее... — Гермиона решила, что подумает обо всём позже. Единственным объяснением сейчас казалась страсть пушистого питомца к охоте на гномов в любое время суток.

Все гости во главе с Нарциссой, Люциусом и Мамбой следили за странной, безумной сценой с приоткрытыми ртами. Кроме Гарри. Главный Аврор уже давненько подозревал наглого котяру в игре на две стороны. Ещё со времён достопамятной отсидки в Мунго, причём по вине рыжего нахала. (И нет, это был не Рон!) Поттер уже занёс свою палочку, собираясь посадить пушистого пройдоху на персональную цепь до конца церемонии, и тут... такое. Экзекуцию пришлось отложить.

Пока.

Гермиона светилась от радости. Произошло чудо! Другого разумного объяснения не было.

Драко, застыв, смотрел, как семейная реликвия занимает место прежнего наспех трансфигурированного кольца и чувствовал себя... необычно. Но отчего? Кольцо нашлось, а на душе как-то неспокойно: не по себе.

— Я выйду за тебя по законам рода Малфоев, потому что мы оба этого хотим, — Гермиона говорила тихо и уверенно. — И твоих древних обычаев я не боюсь. Если даже они включают ритуальную охоту на драконов, взрывопотамов и водяных чертей!

— Размечталась! — Драко краем губ ухмыльнулся. — Отец... — рука застыла в воздухе.

— Мистер Малфой, прошу вас... — Гермиона повторно сцепила руки.

Он судорожно сглотнул, то ли от непривычной для ушей фразы в устах маглорожденной, то ли от того, что эта просьба не останется неудовлетворённой, и начал:

— Настал наконец момент заключить брак по законам магии и древних традиций: в тишине, при свете солнца и по взаимному согласию, — глава рода искоса посмотрел на Живоглота — вылизывает себя как ни в чём ни бывало! — И поэтому я, Люциус Малфой, — направленная волшебная палочка даже не дрогнула, — как глава рода хочу скрепить этот брак священными узами, — ярко-серебристые нити обвили руки, — с этой минуты и навсегда... Берегите друг друга. Цените. И помните, что магия живёт внутри вас, — нити тёплой волной растворились на коже и исчезли. — Amodo unum — отныне едины.

Драгоценный камень в венчальном кольце вспыхнул зелёным светом, слепя глаза.

— Магия признала вас, миссис Малфой, — констатировал Люциус, но с места не сошёл.

Гермиона поняла: следующий шаг ей не знаком. Пальцы Драко еле-еле сжимали руку и не собирались отпускать. И в серых глазах не было ни злости, ни хитрости, ни страха — только невысказанная нежность. Прошло всего-то каких-то пару мгновений невинной близости, или больше?

Сердца обоих гулко застучали о рёбра. Помимо воли.

Тук... Тук... Тук...

Что же дальше?

Гермиона ожидала чего угодно: тёмного, необычного, опасного...

Но не такого.

Драко на глазах приглашённых, не спеша, опустился на одно колено и поцеловал её... запястье. Мягко. Трепетно. Почти интимно.

Сердце зачастило.

Так просто. Так трогательно. И так не по-малфоевски. Хотя кто сказал, что они монстры? «Доброжелатели»?

— И это... всё? — прошептала Гермиона, осознавая, что Драко её просто накрутил. Из удовольствия. Свадьба свадьбой, но без присущих ему сюрпризов не может. Характер!..

— Я знал, что эту тайну ты переживёшь, — сказал он очень тихо, чуть улыбнулся и поднялся с колена под взглядами сотни глаз так же красиво, как и опустился. Приобнял Гермиону за талию.

— Это было очень... — нужное слово всё никак не приходило в голову. «Люблю», — беззвучно. Одними губами.

— Я знаю тут одно тихое местечко в саду, — Драко осторожно осмотрелся. «Отец...» — благодарный взгляд. И намёк на «церемония окончена, прости нам пора».

Люциус предпочёл не подслушивать дальше:

«Ох, уж этот дурная наследственность!»

— Нарцисса... — требовательно заявил он, ласково придержав жену за локоть. — Нам надо поговорить. Срочно! О тётке Брунгильде. И найти на неё управу не совсем законными методами, — но взгляд говорил совсем иное: «Потакание вредной перечнице выйдет тебе боком, сзади и не только».

Видно, с этой свадьбой члены семьи Малфой совсем распоясались. Даже Мамба одаривала Живоглота недвусмысленными знаками внимания.

— Ни за что!.. — достаточно много повидавшая Нарцисса вдруг смутилась. — Имей терпение, мой лорд.

— Что я утром говорил насчёт умолять?

— Ты невыносим, Люциус. Просто невыносим!

— Повторишь это в другом месте. В нашем... — рука вцепилась в руку.

Раздался тихий хлопок.

Драко отвёл взгляд от того места, где только что стояли родители. Зелья с Лютного до добра не доводят! Пора навести порядок в папочкиных запасах. Но не сегодня. Не в день свадьбы. Правила правилами, а желания всегда важнее.

— Ты не знаешь, что здесь делают все эти люди, миссис Малфой? — тихо, на ушко. — Давай сбежим! И не оборачивайся, там Живоглот твой вообще страх потерял. И стыд!..

Драко вложил ладонь Гермионы в свою и резко одёрнул руку, его будто током ударило.

— Чёрт!

Венчальное кольцо рода Малфоев сверкнуло ярко-красной вспышкой и...

...исчезло.

В тот же миг к ногам Гермионы упал свиток пергамента.

— Это что за?.. — как громом поражённый, Малфой не мог двинуться с места. — Куда пропало кольцо, Мерлин меня возьми?!

— Это магический контракт, — задумчиво вставил взявшийся будто из ниоткуда Гарри, аккуратно подбирая с земли листок и разворачивая его. Он был такой древний, что, казалось, рассыплется в руках. — На гоблиндуке. Между Змеиусом Малфоем и мастером Вырвиухом.

— И что там написано? — Гермиона не успела овладеть тонкостями этого языка так хорошо, как лучший друг. Общение с серокожими Главному аврору шло явно на пользу.

Гарри присмотрелся. Вчитался...

— До тех пор, пока род будет в нём нуждаться. Да прибудет с ним магия, вершится судьба и царит любовь. Кажется, я знаю, где кольцо, — он деловито поправил очки. — И, Малфой, тебе это не понравится! — он переглянулся с его новоиспечённой супругой.

А та явно ушла в себя.

— Плохо ты меня знаешь, Поттер, — Драко посмотрел на сосредоточенно что-то обдумывающую Гермиону и ухмыльнулся. — А вот чёрт с ним — с кольцом! И ещё... пошёл вон! — улыбаясь, в лучших традициях Малфоя прибавил он.

— Забирай свою жену и проваливай! Не зли Главного аврора, — Гарри наигранно пригрозил палочкой, и Драко потянул Гермиону прочь от посторонних глаз. Подальше...

Поттер медленно развернулся и даже не удивился собственным мыслям:

«Рядом с такой, как она, сложно не стать лучше».

Гарри решил срочно что-нибудь выпить, чтобы обмозговать случившееся. Желательно покрепче и побольше! Джинни, слава Мерлину, решила сегодня побыть рядом со Сью. После рождения тройни той нужен отдых. А его — мужа — настойчиво спровадила на свадьбу лучшей подруги. Мол, её отсутствие Гермиона поймёт и простит, а Гарри — никогда. Но это и к лучшему… Малфои, Эйвери, Рон, гоблины, гномы и несносный кот — не многовато ли на одного Главного аврора в последние сутки свалилось?

Кстати, вот и лохматая головная боль нарисовалась — не сотрёшь.

— Живоглот! Прохвост ты рыжий, слезь со стола, пока тебя кто-нибудь не заавадил на нетрезвую голову!

— Мррр, — заурчал тот и показал Главному аврору язык. Мол, нам, героям, многое простительно.

— А вас, морда наглая, я попрошу остаться, — Гарри перехватил кота при попытке улизнуть почти у самой земли. Увесистая тушка не добавляла Живоглоту изящества и ловкости.

Он зашипел и показал когти, но царапаться передумал, так как следующая фраза Поттера прозвучала, как гром среди ясного неба:

— Колись, куда Эйвери девал? Чую, вся эта чехарда с кольцом не просто так! Мне Рон всё выложил про твои утренние подвиги в Мунго. Да и авроры видели, как ты возле палаты беглого Пожирателя отирался!

Живоглот изображал ветошь и теперь решал, стоит ли громко звать на помощь. То есть мяукать сейчас или чуть попозже? Или всё же тяпнуть Надежду Магической Британии за его золотые яйца! Или выбрать менее болезненный способ самоубийства?

— Ты не шипи, а по-человечьи разговаривай! Я тебе не принц датский, не дурак и знаю всё, — вещал герой, не выпуская кота из цепких ручек.

— Ну, тогда определи квадратуру круга, раз такой умный! — Живоглот понял, что его песенка в данный вечер спета и попытался извлечь выгоду. — И перестань меня трясти, я тебе не коврик!

— Это легко исправить, — Гарри, сунув кота под мышку, отошёл подальше от веселящихся гостей. — И ещё — схлопотать по хитрой рыжей физиономии!

— Нельзя так с героями, — полукнизл всё же вырвался на свободу, но убегать не стал. Любопытно, где он прокололся? — И дай схомячить что-нибудь. Весь день на ногах, пожрать и то некогда... А тебе вместо «спасибо» то кастрацией грозят, то чуть ли не в Азкабан отправляют!

— Сам виноват! — Гарри тут же приманил со стола здоровенную индюшачью ножку, положил деликатес перед Живоглотом и строго произнёс: — Но сначала делись информацией, как тебе удалось провернуть авантюру с кольцом и объегорить гномов? Иначе поедешь не в тюрьму, а в Мунго. На опыты. Нет, лучше сдам тебя Гермионе и Драко! Они уж займутся твоим перевоспитанием. Ведь Гермионе только попадись!.. Она хуже колдомедиков. Все секреты до седьмого колена из тебя вытрясет! Но если расскажешь… обещаю, что больше про говорящего кота никто не узнает.

Живоглот лихо закрутил усы и начал хвастаться подвигами, безбожно заливая и приукрашивая действительность. Барон Мюнхаузен и рядом не стоял!.. Пока длились эти сказки Шахерезады, Главный аврор успел опустошить полбутылки огневиски, а Живоглот обглодать два индюшачьих окорочка.

Когда мясо, выпивка и рассказ закончились, Гарри задумчиво произнёс:

— Тебе, конечно, за заслуги перед Отечеством орден Мерлина третьей степени и хорошая трёпка полагается. Но, думаю, обойдёшься. Живи пока! Но есть одно условие... Эйвери из-за тебя сбежал? Сбежал, а это чревато!.. Всё же опасный преступник, хоть и в подполье теперь. Будешь продолжать с ним якшаться и мне докладывать. А за это, так и быть, станешь настоящим тайным агентом. Согласен?

Живоглот прикинул так и эдак и просчитал свои дальнейшие перспективы в случае отказа. Решительно мяукнул:

— Договорились!.. Но, чур, с официальной зарплатой в виде фуа-гра и прочих вкусностей.

Не всё же за счёт Малфоев за Мамбой ухаживать. Он же джентльмен, в конце концов!

«С героями шутки плохи», — подумали оба, но ничего не сказали. Вслух. Только кивнули. Мужчины…

Даром, что один из них с хвостом.

Люциус Малфой торжествующе ухмыльнулся — лишних ушей в библиотеке больше не будет. Предки, все как один, будто испарились с портретов. И глаз не кажут даже! Так и есть: трактир «Кабанья голова» творит чудеса. Давно надо было умаслить надоедливых родственников. И им хорошо, и главе Рода — радость!

Люциус предвкушающе открыл любимый глобус… и заорал благим матом! Ни горячительного, ни успокоительного — ничего. А так хотелось тяпнуть чего-то покрепче чая…

«Кто посмел? Нарцисса!.. Или Драко? Из вредности. Или зависти?»

Не важно кто — виски-то нет.

— А где твоя нычка на чёрный день? — кошачье ленивое мяуканье с томно растянутыми гласными заставило Лорда вздрогнуть. — Если мне не изменяет память, в наш последний брудершафтик мы-таки припрятали кое-что вкусненькое.

Живоглот соскочил с кресла, с хрустом потянулся и, выпустив когти, поточил их об обивку, и так висевшую лохмотьями:

— Кажется, бесценный клад под дубовой половицей, которую вы, милорд, сломали на радостях, отплясывая папуасские танцы. Такие коленца откидывали! Мур-р-р. Похоже, известие, что вы снова станете отцом, лишило вас рассудка. Вы, значит, мебель ломаете, а мне вот за это тапком прилетело!.. А ещё — стулом, диванной подушкой и даже парой заклятий. А я, между прочим, не хуже вашего старался. Четырёх за раз это вам не двое за двадцать лет!

— Заткнись, мохнатая язва! Испортил такую породу... Выдать бы тебя Министерству как раритет, да жалко.

Тут Глава рода лукавил. Факт обладания единственным в своём роде говорящим котом откровенно льстил. Налёт тайны придавал важности, а заклятие Прилипшего языка, собственноручно наложенное во время обмывания нового наследника, точнее, наследницы, не давало шанса в сердцах или по пьянке разболтать страшный кошачий секрет.

— Десятая справа от каминной полки, — уточнил Живоглот, наблюдая за искателем Чем-бы-снять-стресс-и-немедля. — Ещё и склероз одолел! Завязывал бы ты пить, что ли. Без меня.

Люциус аж просиял и стукнул себя ладонью по лбу:

— Точно! Ну, Троглодит!.. Не голова, а Палата Лордов.

— Я знаю, — довольный кот прошествовал к столу с важностью чуть ли не Главного советника при дворе и, запрыгнув на крышку, уселся у блюдечка с голубой каёмочкой, намекая: не пора ли подлить валерьянки.

Люциус не стал тянуть книзла за лапы — не пристало ему пить в одиночку.

Живоглот вдохнул ароматы амброзии и поинтересовался:

— И что же произошло такого, что глава рода нуждается в снятии напряжения?

Удар кулаком по столу заставил блюдечко задрожать. А кота — присосаться к лакомству намертво.

— Эйвери... — Люциус побагровел. — Это зараза скользкая! Подземный принц, драклову маму! Мелочь позорная! Слизняк! Этот мерзавец! Этот...

Кот живо остудил праведный гнев собутыльника:

— И что тот натворил? Очередной погром в саду Малфой-мэнора? Или подкоп под замком? Не нервничай, Люциус. Это вредно для здоровья — поседеешь ещё!

— Если бы — скорее полысею!.. Представь, заявился в министерство со своей беременной страшилой отстаивать права гномов. Посол он, видите ли... неприкосновенный!

— Да посол он! — мявкнул кот, вылизываясь.

— И я готов поклясться, что у жены этого болвана на руке блестело наше венчальное кольцо. Что за бред?!

— Забудь, — Живоглот подтолкнул к главе рода лапой его рюмку с огневиски. — Пей. Полегчает.

— Вот за что я тебя ценю, Троглодит, — Люциус опрокинул стопку, — понимаешь ты меня. И выражаешься чётко и ясно.

Объяснять забывчивому Люциусу, как его зовут на самом деле, коту уже надоело. Лучше таблеток Малфою-старшему подкинуть. От склероза.

Спасительное огденское было выпито, когда дверь в библиотеку распахнулась, и на пороге показались Нарцисса и Гермиона. Живоглота как тайфуном со стола смело, а рюмка исчезла за спиной в очередной раз провинившегося хозяина дома.

— Муж мой, — строго заявила супруга. — Опять виски?..

— Валерьяна, — изворотливо ответил тот и в качестве доказательства указал на блюдце. — Аптекарь сказал, так эффективнее, — брякнул первое пришедшее в голову Люциус, стараясь объяснить столь необычное употребление лекарства.

Грейнджер едва сдержала улыбку — дурят опять свёкра почём зря!

Он сам и раньше старался не заговаривать с невесткой без надобности, да сейчас тоже подобной необходимости не видел. Лёгкий кивок — и довольно!

— Как себя чувствуешь? — с невинным взглядом спросил Люциус у жены. — Опять эта хулиганка пинается? Приступов спонтанной магии больше не было? — он произнёс это уже с опаской. Последняя попытка забросить нерадивого мужа на крышу ему не понравилась. Все остальные прелести положения, включая сексуальный аппетит, абсолютно устраивали. Целиком и полностью!

— Мистер Малфой, вы не видели моего кота? — поинтересовалась Гермиона, разглядывая библиотеку. Живоглот, нагло скрывающийся под столом, даже не мяукал. Выглядывающая из-за косяка Мамба с кучей котят откровенно нервировали. Ведь только решился отвлечься от воспитания лохматых отпрысков!

— Нет, — соврал Люциус. — С какой стати ему тут ошиваться? После того, что он натворил, я бы!.. — глава рода ощутил когтистые лапы на щиколотке, дёрнулся и сменил тему: — Кхм... А где Драко?

— В саду его ищет. Наверное, Глотик опять решил поохотиться на несносных гномов. Беседка опять перекосилась, кстати. И дорожка к дому изрыта. А я так люблю побродить по саду, когда меня то... — Гермиона осеклась, чувствуя недомогание и наблюдая, как её первый приступ спонтанной магии заставляет искриться зачарованный глобус.

— И когда ты уже скажешь ему, что беременна? — улыбаясь, спросила Нарцисса. — После известия о сестрёнке Драко сам не свой. Да, Люциус? Это ты над ним по-доброму издеваешься?

Отчаянные отрицания в ответ казались лишними и неубедительными, а глобус — о, ужас! — почти дымился.

— Если только чуть-чуть, — ехидно сознался Малфой. — Когда ты уже ему скажешь? Драко ведь... сам не свой! — еле нашёлся что сказать, когда так и тянуло произнести «рычит от зависти». Папа опередил сына!

— Наверное, завтра, — задумчиво произнесла Гермиона. И незаметно для себя мечтательно добавила вслух: — Он ведь так старается... — и покраснела.

Талант её мужа появляться в нужный момент уже давно стал притчей во языцах.

— Так, миссис Малфой, вы же понимаете, что это залёт! — серые глаза горели от радости, неверия и злости. Опять секреты!

— Дважды... — тихо поправила Гермиона и виновато пожала плечами. У Люциуса даже рот приоткрылся. Сделал-таки папашу!

Драко хоть и светился от самодовольства, грозно заявил краснеющей жене:

— Живо наверх! Поговорить надо... Обстоятельно!

Гермиона пробегая мимо, лишь успела, оправдываясь, шепнуть:

— Я люблю тебя...

— Я тоже, — шёпотом раздалось в ответ. — Какой бы Жабой ты себя не вела, — полетевшая в него от вспышки магии книга зарядила прямо по мягкому месту, улыбнула и заставила исправиться: — Ну хорошо, Гермиона. Пока ты в положении, так и быть, только Гермиона...