Спираль времени (джен)

— Профессор Риддл, профессор Риддл! — около моей постели прыгает домовик. Не Бини. Бини так себя не ведет.

Взмахом палочки зажигаю свечу на тумбочке.

— Профессор Риддл, профессор Дамблдор срочно вас зовет! Случилось что-то ужасное!

Чертыхаюсь, вываливаюсь из постели. Что же такое случилось?

— Он открыл камин для вас!

О, похоже, дело действительно срочное.

Говорят, в Советской Армии одеваются, пока горит спичка. Не знаю, как там, но я одеваюсь в рекордно сжатые сроки, хватаю посох и ныряю в камин.

— Анна, — приветствует меня директор.

— Директор Дамблдор, — отзываюсь.

— Несколько наших учеников пробрались в Министерство Магии, — говорит старик, швыряя в камин, откуда я только что вышла, горсть летучего пороха. — Их нужно выручить. Вы хороший боевой маг, Анна… Я рассчитываю на вашу поддержку.

Я совсем дура, или это в порядке вещей — с боем забирать учеников из Министерства? С кем там он предлагает мне драться? С министром?!

— Да, сэр, — отвечаю, ощущая под рукой гладкую поверхность посоха…

* * *

Возвращаюсь в мир постепенно. Сперва звуки, затем — запах.

Открываю глаза и обнаруживаю себя лежащей на песке. В отдалении валяется посох. Шум прибоя подсказывает, что я на каком-то берегу.

Поднимаюсь, отряхиваюсь.

Картина последнего часа разворачивается перед глазами.

…бежим с Дамблдором по Министерству Магии…

…Пожиратели Смерти встают на нашем пути…

…Дамблдор кидает в них заклятье, я же просто взмахиваю посохом…

…разбитый стеллаж с Пророчествами…

…Арка Смерти…

…влетаю в разбитый шкаф с песочными часами разных размеров…

Какие, к Кощею, в Министерстве песочные часы? Хроновороты!

Значит, я влетела в шкаф с хроноворотами. И, вполне возможно, переместилась во времени.

Оглядываю себя.

Видок у меня, конечно, еще тот. Мантия порвана, волосы растрепались. Увидит кто — не узнает. Или узнает. Но в любом случае испугается.

Взмахиваю палочкой, накладывая на себя Очищающее. Теперь починить мантию и прибрать волосы. Хорошо, я женщина. Мантия выглядит, как платье. У магглов будет гораздо меньше вопросов, чем если бы в этой мантии разгуливал мужчина. Но будь я мужчиной, я бы ее просто сняла — под ней у меня мои любимые джинсы и рубашка.

К ближайшей деревне выбираюсь через три часа. Можно было бы аппарировать, но не факт, что в этом времени местность такая же, как и в моем.

Деревня оказывается маггловской.

Это радует безмерно. Легкий Конфундус, и у меня есть чашка горячего чая и свежая пресса. Разворачиваю газету, ищу глазами дату.

«18 июня 1936 года».

Вдох, выдох. Б..ь, как чувствовала… Ну, привет, другое время!

Тысяча девятьсот тридцать шестой. Великая Отечественная Война еще не случилась. Маме четырнадцать. Отцу…

Стискиваю зубы, понимая, что этого я не знаю. Я знаю его имя — но сколько ему сейчас лет, и где он живет — не знаю.

Отец говорил, что не жил с родственниками в Литтл-Хэнглтоне, поскольку его мать умерла, а его отец, мой дед, отказался от него.

Но я знаю школу, где он учится. Или будет учиться.

Но сперва нужно легализовать себя.

Люблю Конфундус. Абсолютно легальное заклятье, применение которого не запрещено. И магглы его не опознают.

Спустя час у меня в руках около тысячи фунтов. Гоблины в Гринготтсе меняют их на галеоны, поглядывая на меня искоса.

Еще через час в моих руках портключ до Мурманска.

* * *

Дурмстранг не изменился.

Шагаю по брусчатке. В руках — посох, на голову накинут капюшон так, что лица не видно. Просто выпускница Дурмстранга. Просто решила навестить родные пенаты. Просто…

Черемуха во дворе уже отцвела. Подхожу ближе, срываю лист с ветки и растираю в руках. Воспоминания накатывают волной…

…стою на линейке первого сентября, сжимая в руках свой первый школьный посох… рядом такие же испуганные мальчики и девочки…

…бегу по неровной тропинке, заливаясь потом… Голос Арманда Иссидоровича, нашего учителя физкультуры, заставляет бежать быстрее…

…выцарапываю пером в тетради кривоватые буквы...

…усыпанная меловой крошкой, ползаю по полу в Ритуальном Зале, вычерчивая очередную …грамму…

…Последний Звонок. Кружусь в Бальном Зале в танце с Игорем…

«Игорь…»

— Сударыня, с вами все хорошо? — окликает меня мужской голос.

Смаргиваю с ресниц слезу.

— Да, сударь, — вежливо отвечаю. — Простите… воспоминания.

— Это бывает. Я Эрик Каминский, заместитель директора. Могу вам чем-то помочь?

— Да, если возможно, — киваю. — Я бы хотела видеть директора Кашпара.

— Отто Павлович у себя в кабинете. Вас проводить?

— Нет, спасибо, — улыбаюсь. — Если позволите, я бы хотела немного пройтись.

— О, это всегда пожалуйста! — улыбается мне господин Каминский, которого я помню только портретом в холле, но покидать меня не спешит. — Как давно вы окончили Дурмстранг?

«Я окончу его через тридцать четыре года, Эрик Мартинович…»

— Почти четверть века назад, — вежливо отвечаю.

— Я вас уже не застал, — разводит руками мужчина. — Я, однако, учился в Хогвартсе.

— Да? — поднимаю на него взгляд. — Хогвартс тоже неплох.

— Вы там бывали?

Блин, вот что значит — Хогвартс. Никакого воспитания. Приставать к человеку, пришедшему по своим делам, крайне неприлично. Особенно, если человек отказался от сопровождения. Дурмстранговец, в крайнем случае, проводил бы до дверей кабинета директора молча.

— Да, доводилось, — киваю. — Но давно. Многое изменилось.

— Это да… Еще и… То, что творится в Европе, уже ни для кого не секрет…

Останавливаемся перед кабинетом директора. На дверях — табличка на двух языках — чешском и русском.

Официальный язык в Дурмстранге — русский. Но все имена и фамилии преподавателей дублируются на их родном языке. Это логично, учитывая, что в школе учатся дети со всей Восточной Европы. И преподаватели чаще всего выпускники Дурмстранга.

«Отто Павлович Кашпар, директор. Otto Kašpar, ředitel».

Стучусь условным стуком посетителя.

— Да-да, — задумчиво протягивает голос из-за двери.

Вхожу.

— Вот, господин директор, встретил леди во дворе… — начинает суетиться Каминский, но директор останавливает его одним властным жестом.

— Оставьте нас, Эрик Мартинович.

— Да, да… — Каминский исчезает.

— Добрый день. Чем могу быть полезен?.. — делает небольшую паузу после вопроса господин Кашпар, давая мне возможность представиться.

«Здравствуйте, Отто Павлович. Меня зовут Анна Фоминична Романова, я училась в вашей школе с тысяча девятьсот пятьдесят девятого года по тысяча девятьсот семидесятый. Да, да, именно девятьсот, а не восемьсот. Понимаете, я влетела в шкаф с хроноворотами в английском Министерстве Магии…»

— Здравствуйте. Я Монро, — называю фамилию своей бабки по материнской линии и добавляю свое имя. — Анна Монро.

А еще Анной Монро звали ее сестру, которая тоже училась в Дурмстранге в начале двадцатого века. И которой уже нет в живых…

— Мадемуазель Монро, приятно познакомиться, — снова кивает директор и повторяет свой вопрос. — Чем могу быть полезен?

— Мне нужен диплом, — честно признаюсь директору.

— Вы по утере? Какой год выпуска? — Отто Павлович взмахивает палочкой, и перед ним оказывается ящик с карточками.

Ответить не успеваю. Пальцы директора выхватывают формуляр.

— Анна Мария Монро. Год рождения тысяча восемьсот девяносто пятый. Выпуск тысяча девятьсот тринадцатого года. Девятнадцать «превосходно» из двадцати двух. Что же вы, Анна Петровна, диплом потеряли? Такой прекрасный диплом в рамку и на стенку!

— Я так и сделала, — улыбаюсь. — Пожар проклятый…

Директор оценивает шутку, громко хохочет. Затем достает серебряную иголку и внимательно смотрит на меня.

— Процедуру проверки помните?

Разумеется. При поступлении в школу у каждого из нас брали по капле крови, которую вносили на формуляр. И она была лучшим удостоверением личности. Никто не мог выдать себя за выпускника Дурмстранга — простая проверка крови выявляла самозванцев на «раз-два».

Только вот сейчас на формуляре — капля крови моей двоюродной бабки. Конечно, мы с ней родственники, и наша кровь совпадает… Но не на сто процентов.

— Магическое принятие в род было? — интересуется директор, видя мое замешательство.

— Да, — киваю.

Не магическое. Кровь разбавлена, но не магией, а временем… Я Монро на четверть, но с Анной Марией Монро я родня на одну восьмую — она дочь прадеда от первого брака.

— А, ну не страшно. Учту. Ни капли крови дающего не будет использовано мною ему во вред, ни прямо, ни косвенно, — говорит Кашпар ритуальную фразу и протыкает мой палец.

Алая бусина набухает на коже, затем лениво отрывается и шлепается на формуляр. С шипением втягивается в пергамент. Секунду ничего не происходит, затем формуляр окрашивается в желто-зеленый цвет.

— Хм. Сильный род вас принял, мадемуазель Монро, — улыбается директор. — Хотя, конечно, вы уже мадам… Погодите, выпишу вам копию диплома.

У настоящей Анны Монро формуляр стал бы зеленым. У любого чужака — красным.

Но магия не смогла предусмотреть ситуацию, когда диплом за бабку пришла получать внучка, носящая то же имя.

Анна Мария.

— Вам выписывать на фамилию Монро или на вашу новую? — интересуется Кашпар, строча в бланке.

— Монро, — киваю.

Дурмстранг покидаю с дипломом в кармане мантии.

Я — Анна Мария Монро, Мастер Боевой Магии. Мне сорок один год, и меня снова ждет Англия.

А еще мне нужно слегка изменить внешность. Мне не нужно, чтобы меня узнали в девяносто четвертом году. Незачем подставлять мою молодую версию.

Ничего предосудительного или, тем паче, противозаконного типа Оборотного — легкие косметические чары. Слегка осветлить волосы, оттенить глаза, выровнять цвет лица, немного скрасить некоторые черты… Приемы, которых не чураются стареющие ведьмы.

Я по-прежнему похожа сама на себя. Только похожа как родственница, а не как случайно свалившаяся из будущего мадам.

Ведь я буду выдавать себя за своего собственного предка…

Разговор с нынешним директором Хогвартса повторяется едва ли не слово в слово.

— Почему вы решили занять должность преподавателя ЗоТИ, мисс Монро? — интересуется директор Хогвартса.

— Потому что у вас освободилось место, — пожимаю плечами. — А я — Мастер Защиты.

Армандо Диппет барабанит пальцами по столу.

— Ваш аттестат на звание Мастера получен две недели назад.

— Но получен ведь, — улыбаюсь.

— И вы считаете, что я возьму женщину, ставшую Мастером так недавно?

— Я выпускница Дурмстранга, — прищуриваюсь. — Звание Мастера Боевой Магии я получила двадцать два года назад. Так что, думаю, вы понимаете, что мой аттестат Мастера Защиты выдан мне не за красивые глазки.

Диппет задумывается, затем хмурится.

— Я не могу не учитывать происходящие в Европе события, мисс Монро. У нас, в Англии, к выпускникам вашей школы относятся… хм… с опасением.

— Дурмстранг выпускает около сотни человек ежегодно. Из которых пятая часть — дипломированные Целители. Двое из них работают, кстати, у вас в Святом Мунго. Вы и их опасаетесь?

Смотрю, как директор поглаживает свою белоснежную ухоженную бороду, которая выглядит идеально по сравнению с косматой длиннющей бородой Дамблдора спустя полвека.

— Я возьму вас на испытательный срок. Один год. Вас устроит, мисс Монро?

Лучше, чем ничего.

Киваю.

— Благодарю, директор Диппет.

* * *

По странной иронии судьбы мне выделяют те же самые покои, что и в будущем. Тот же стол, те же кресла. Даже чайник, похоже, тот же самый. Только без той злополучной вмятины.

Сижу на таком привычном диване и пью чай. Из Советского Союза я привезла свои любимые травяные сборы — лимонниковый и мятный. Ничто не сравнится с ароматом трав, выросших на родной земле…

Чай — это хорошо.

Надеюсь, мадам Вилкост не сильно на меня в обиде за то, что я лишила ее возможности преподавать. Хотя она и возражала.

Ставлю чашку на блюдце, задумываюсь. До начала учебного года еще месяц. Мне стоит навестить родственников. По отцу, разумеется.

Деревушка Литтл-Хэнглтон вызывает двоякие чувства. Богатые дома стоят на одной стороне, бедные — на другой. Будь она магической, я бы сейчас заглянула в паб, послушала местные сплетни. Но она — маггловская. Если я попробую показаться в местном питейном заведении, примут за девицу легкого поведения. Придется идти так.

С каждым шагом в сторону бедной части Литтл-Хэнглтона идти становится все неприятнее и неприятнее. Ноги увязают в раскисшей глине. Если бы не посох и самоочищающиеся ботинки, утонула бы прямо посреди улицы, как пить дать.

С грехом пополам добираюсь до старой лачуги, над дверью которой изображена змея.

Дом Гонтов…

Дом наследников Слизерина…

Дом одного из древнейших магических Родов Британии…

Дом моих предков…

Змея на изображении вдруг поднимает голову и смотрит на меня немигающим взглядом, но затем успокаивается.

Толкаю кривую дверь, вхожу. И первое, что я вижу — это грязь.

Толстый слой грязи, многолетний. Многодесятилетний. Люди, которые здесь живут, не убирались уже давно. И не потому, что не могут, а потому, что не видят в этом необходимости.

Грязь и запущенность.

— Меропа?

Поворачиваюсь к говорящему.

— Ты не Меропа, — заключает он, вглядевшись в мое лицо пьяными глазами. — Пошла вон, шлюха.

Ага, только шнурки поглажу. Последний, кто так меня назвал, собирал выбитые зубы сломанными руками.

И Морфин Гонт — не исключение.

Два коротких тычка посохом, и мой двоюродный дедушка валяется на полу, ругаясь на парселтанге.

— Не оригинально, — отвечаю на том же языке. — Я это уже слышала.

Поток брани прекращается. Смотрю сверху вниз на изумленного Морфина Гонта.

— Ты кто такая?!

— Твоя родственница, придурок, — прищуриваюсь. — Наследница славного рода Гонтов. А ты, по всей видимости, его бесславный Глава.

— Ты… — Морфин пытается снова выругаться, но его останавливает конец моего посоха, направленный точно между глаз.

— Ага, давай, — фыркаю. — И у тебя будет шанс повторить это со сломанным носом. Хочешь?

— Что тебе надо?

О, так бы с самого начала!

— Медальон. Кольцо.

— Ты…

— Я, — киваю.

— Ты…

— Где медальон и кольцо? — выпускаю из кончика посоха сноп искр, которые летят в лицо моему разлюбезному деду, который сейчас даже младше меня.

— Медальон… — Морфин внезапно смеется. — Медальон сестрица украла, когда сбежала со своим мерзким магглом! Нету у меня его, нету!

Сжимаю зубы. Ладно. Отец его все равно найдет.

— Тогда кольцо.

— Не дам! — внезапно решительно заявляет Морфин. — Бастардам оно не положено.

— Оно не положено швали, — резко опускаю посох на руку мужчины. — Я Наследница Рода Гонт. По праву крови предъявляю свои права на Кольцо Кадмуса Певерелла.

Хех. Проняло. Может, моя пафосная речь подействовала. А может, боль в сломанной руке…

Морфин стаскивает кольцо с пальца и швыряет мне под ноги.

— Забирай. И проваливай.

Поднимаю с пола реликвию. В глазах Морфина мелькает ожидание какой-то пакости, но я надеваю на левую руку и предусмотрительно поворачиваю его камнем внутрь. Очень некстати на нем изображен знак, который сейчас использует некий Гриндевальд.

Теперь можно и уйти.

Кладу на колченогий столик столбик галеонов и выхожу, провожаемая ненавидящим взглядом двоюродного деда — проклятие на кольце на меня не подействовало, а значит, я действительно родня.

Поместье Риддлов я не навещаю.

Диппет представляет меня другим преподавателям за неделю до начала учебного года.

— Мисс Монро, наш новый преподаватель ЗоТИ. С мадам Вилкост произошел несчастный случай в конце июня. Пока мисс Монро останется на год, потом посмотрим.

Хм. Честность — лучшая политика?

Встаю, делаю книксен.

— Альбус Дамблдор. Преподаватель Трансфигурации, — кивает мне мужчина лет пятидесяти.

Альбус? А где борода?

— Гораций Слизнорт. Преподаю зелья, — следом представляется низенький толстячок примерно моего возраста.

— Герберт Бири, Травология…

— Мисс Монро училась в Дурмстранге, — вдруг говорит Диппет, наблюдая за реакцией учителей.

Да, Диппет — не Дамблдор. Дамблдор сдерживал нападки на меня. Диппет — провоцирует.

Только я тоже не лыком шита.

— Как и многие, — пожимаю плечами. — Оттуда каждый год выпускается около сотни человек.

— А вы в каком году закончили учебу? — вдруг интересуется Альбус Дамблдор.

— В тринадцатом, — отвечаю, глядя ему в глаза.

Считать присутствующие умеют. Они тут же понимают, что я не могла застать время учебы Геллерта Гриндевальда, и расслабленно вздыхают.

Ага. Бедные дурмстранговцы, которым не повезло учиться с нынешним Темным Лордом в одно время…

* * *

Первого сентября внимательно слежу за распределением. И только когда последний ученик занимает место за столом, перестаю чувствовать себя, как на иголках.

В этом году Том Риддл в Хогвартс не поступает, но это не значит, что год потерян.

Накладываю себе в тарелку тушеную фасоль.

* * *

Второго сентября первыми у меня стоят два третьих курса — Гриффиндора и Когтеврана.

Иду знакомыми коридорами. Кажется, что ничего не изменилось, а за окном по-прежнему 1996 год…

— Здравствуйте, класс, — внимательно оглядываю учеников. — Меня зовут профессор Монро. Я буду вести у вас ЗоТИ. Надеюсь, вы меня не разочаруете.

— Да, мэм, — хором отзываются ученики.

Хмурюсь.

— Обращаясь ко мне, следует говорить «сэр», а не «мэм».

Класс растерянно молчит.

Да, в этом времени подобное обращение еще не прижилось.

— Итак, сегодня я хочу, чтобы вы рассказали, что вы проходили в прошлом и позапрошлом годах…

— Правда, что вы учились в Дурмстранге? — интересуются у меня второкурсники Слизерина в один из последующих дней.

— Да, — киваю. — А что?

— А вы видели… Ну… его?

Улыбаюсь. Дети во все времена любопытны.

— Нет, господа. К тому времени, как я поступила, он уже там не учился. Увы, я вас могу мало чем обрадовать. Или огорчить.

— А что вы думаете о нем? — интересуется рыжая девочка.

— Мисс…

— …Уотсон, сэр…

— Мисс Уотсон, — внимательно смотрю на слизеринку. — Я не настолько хорошо с ним знакома, чтобы делать какие-то выводы.

— А вы изучали Темные Искусства в Дурмстранге? — интересуется темноволосый мальчик.

— Мистер…

— Лестрейндж. Раймонд Лестрейндж.

— Да, изучала, — внимательно смотрю на мальчика, делая себе пометку приглядывать за ним. — Но у нас не было отдельно этого предмета. Мы изучали их в ряде других предметов.

— Например?

— Боевая Магия, Ритуалистика, Каббалистика, Древние Руны…

— Ого! — в глазах мальчишки — восторг. — У нас будет так же?

— Ровно в той мере, в какой это требуется, чтобы научиться защищаться от Темных Искусств.

— А… А вы можете научить нас им отдельно?!

От такой наглости опешиваю.

— Мистер Лестрейндж, — подхожу к слизеринцу. — Вы немного не по адресу. Если вас так интересуют именно Темные Искусства, то советую поехать в Европу. Там как раз есть один очень увлеченный ими товарищ. Обратитесь к нему. Уверена, с вашим энтузиазмом…

Договорить не успеваю. Конец моей фразы тонет во всеобщем хохоте. Смущенный Раймонд Лестрейндж тихонько сползает под парту.

— Мистер Лестрейндж, — вспоминаю кое-что. — Скажите, у вас есть братья и сестры?

— Да, есть, — кивает он. — Младший брат, Ральф. Ему девять.

Девять лет. Отец — его ровесник. Значит, отцу сейчас девять.

— Благодарю, мистер Лестрейндж, — сажусь на свою любимую парту. — У кого-то есть еще вопросы?

— А зачем вам посох?.. — интересуется белобрысая девчушка с последней парты.

На такой вопрос можно ответить поподробнее…

* * *

Едва слизеринцы покидают класс, как в него входит директор Диппет.

— Мисс Монро, — он с любопытством смотрит, как я слезаю со своего любимого учительского стола. — Вы неплохо справляетесь. Был опыт работы?

Был. В будущем…

Качаю головой.

— Нет, господин директор. Но дети — они всегда дети. А я люблю детей.

— Странно слышать это от вас.

— Это почему? — хмурюсь.

— Вы взрослая женщина, мисс Монро. А до сих пор, простите, не замужем…

Стискиваю зубы.

— Господин директор. Знаете, сейчас такое время… И причины могут быть разные.

— И какие же? Не приглянулись семье жениха?

Так. Память, ау.

«…Анна Мария Монро. Моя двоюродная бабка. Помолвка с семьей Симон расторгнута. Боевая девица из Дурмстранга едва не вызвала инфаркт у родителей жениха. Они рассчитывали на нежную и утонченную девушку из Шармбатона, типа ее младшей сестры, Ребекки Франсуазы. После ссоры с семьей Анна Мария Монро сбежала из дома, и ее следы потерялись. Семья посчитала ее погибшей…»

— Именно, — улыбаюсь отцовской улыбкой, после которой его последователи бледнели и старались убраться подальше. — Он был слишком слаб и негоден.

— Считаете, ваше поведение красит даму?

— Это вам решать. Только, господин директор, это некрасиво с вашей стороны — укорять Мастера Боевой Магии и ЗоТИ, что она не умеет вышивать крестиком.

— Я ничего не говорил про вышивание… — теряется Диппет.

— Да даже если бы и сказали, — прищуриваюсь. — Кстати, я это умею.

Директор поглаживает свою бороду. Интересно, чем он ее красит, что она у него такая снежно-белая?

— Знаете, господин директор, — добавляю в голос отцовских интонаций. — Время сейчас неспокойное. Кто знает, что может быть потом. Но я сделаю все, чтобы те, кто получил диплом Хогвартса, мог с гордостью говорить: «На уроках ЗоТИ нас не крестиком вышивать учили!»

Директор внезапно кивает.

— Хорошо, профессор Монро. Я уверен, вы сможете многому научить наших студентов.

Киваю в ответ, но Диппет уже выходит за дверь класса.

Вздыхаю, плетусь в Большой зал. Время обеда.

Два месяца проходят незаметно. Кажется, что я никуда не проваливалась во времени. Только преподаватели другие и ученики. А так все то же самое.

Тридцатого октября иду по коридору, волоку за собой по воздуху связку тыкв. Согласно планам подготовки празднества, тыквы надо будет распотрошить, вырезать в них рожицы и вставить туда зачарованные свечи. Завтра вечером они будут парить над головами учеников в Большом зале.

— Держите его, да… — вдруг слышу какую-то возню за очередным поворотом.

Та-а-ак.

Тихонько положить тыквы на пол, на себя — Дезиллюминационные чары, на ноги — Заглушающие. И выглянуть.

То, что я вижу, мне крайне не нравится. Трое рослых парней в красно-золотых шарфах прижимают к стенке маленького слизеринца. Я его тут же узнаю — Стивен Булстроуд, первый курс.

Не успеваю вмешаться, как содержимое сумки Стивена оказывается на полу. Один из гриффиндорцев наступает на учебник ботинком и растирает его. Тонкие страницы рвутся.

Вдох, выдох. Снять Дезиллюминационные. Снять Заглушающие.

— Мистер Донован, мистер Смит, мистер МакМиллан. Студенты факультета Гриффиндор. Факультета чести и благородства. Как мило.

Гриффиндорцы вздрагивают, но затем берут себя в руки.

— Он нам денег должен! — нагло смотрит на меня Смит.

— Да? — подхожу ближе. — А сколько вы ему должны за его слезы, мистер Смит?

— А чего он…

Вместо ответа поднимаю порванный учебник взмахом руки. Растерзанная книжица мягко ложится мне в ладонь.

— И за порванный учебник…

— А пусть долг вернет!

— Без проблем, — пожимаю плечами. — Магическая клятва, мистер Смит. Что мистер Булстроуд должен вам денег. И я лично стребую с него долг.

— А? — рот Смита открывается. Такого он, похоже, не ожидал.

— Повторяю для тех, у кого уши на заднице растут, — прищуриваюсь. — Поклянитесь своей магией. Здесь и сейчас.

— Эм…

— Тогда пройдемте к директору, господа.

— Э… — в глазах гриффиндорцев появляются проблески страха.

— Мистер Булстроуд, а вы что тут еще делаете? — смотрю на перепуганного и изумленного слизеринца. — Быстро собрали свои вещи, и брысь отсюда!

Булстроуд хлопает глазами, затем сгребает все с пола в сумку, выхватывает у меня учебник и припускает в подземелья.

— Профессор Монро, может, не надо к директору? — робко смотрит МакМиллан. — Мы… мы пошутили.

— Знаете, мистер МакМиллан, — выщелкиваю из кобуры палочку и перекидываю ее между пальцев. Со стороны кажется, что она появляется в моей руке из воздуха, — я тоже шутить умею. И, знаете, люблю иногда. В Хогвартсе учатся семь лет, а в Дурмстранге — одиннадцать. Знаете, и программа у нас другая…

С удовольствием гляжу в побелевшие лица гриффиндорцев.

— Мы поняли, профессор Монро, — шепчет Донован. — Мы… мы больше не будем.

— Тридцать баллов с Гриффиндора, — ледяным голосом перебиваю ученика. — И пошли вон!

Топот трех пар ног раздается оглушительно громко.

Вздыхаю, возвращаюсь к тыквам.

* * *

Кажется, после вечера возни с оранжевым овощем я перестану любить тыквы вообще во всех видах. Хоть я и ковыряю их магией в пустом классе подальше от всех, приторный тыквенный запах сопровождает меня везде, не исчезнув даже после долгой ванны.

Ненавижу тыквы.

И ужин на Хеллоуин, как назло, состоит исключительно из тыкв.

С тоской вспоминаю ужин в позапрошлом… то есть, в девяносто четвертом году. Из-за приезда иностранных гостей на столах были разносолы. В девяносто пятом, разумеется, такого разнообразия уже не было, но и одними тыквами дело не ограничивалось.

Пожалуй, не буду сегодня ужинать.

Оглядываю свою комнату. К сожалению, мой любимый бездонный чемодан остался в будущем. Как и все мои вещи. Но это не страшно. Переживу как-нибудь. Может быть, даже куплю новый чемодан. А пока мне хватает полок.

Стучу по деревянному столу. Рядом тут же возникает лопоухий эльф.

— Игги, принеси мне, пожалуйста, пирожков с капустой. И апельсиновый сок. И, пожалуйста, никакой тыквы!

Эльф делает круглые глаза, кивает. Он до сих пор не привык, что я вежливо с ним разговариваю. Зато он будет все делать наилучшим образом.

— Пожалуйста, сэр, — передо мной оказывается блюдо с пирожками, пустой стакан и запотевший стеклянный кувшин. — Что-то еще, сэр?

— Нет, Игги, спасибо. Если понадобится, я позову тебя.

— Да, сэр. Спасибо, сэр. Хорошего вам вечера.

Когда я уже откусываю пирожок, наслаждаясь его теплом и приятным (никакой тыквы!) ароматом, в дверь стучат.

Чертыхаюсь, поспешно прожевываю пирожок, распахиваю дверь.

— О, профессор Монро! — на пороге стоит Гораций Слизнорт. — Извините… я вам не помешаю?

— Ничуть, — сторонюсь, приглашая профессора Зелий. — Чувствуйте себя как дома.

— О, спасибо! Можете звать меня Гораций, — улыбается толстячок, ничуть не похожий на профессора Снейпа.

— Тогда я Анна, — киваю.

Слизнорт усаживается на диван недалеко от стола. Замечаю в его глазах голодный блеск и подвигаю блюдо с пирожками.

— Угощайтесь, Гораций.

— О, спасибо, Анна! Вы спасли мне жизнь! — Слизнорт с готовностью хватает пирожок. — Эта тыква…

— Тыква — это ужасно, — соглашаюсь, стуча по столу.

Тут же появляется Игги.

— Сэр?

— Игги, принеси, пожалуйста, пустой стакан нашему гостю, — прошу домовика.

На столе тут же появляется заявленное. Наливаю сок, протягиваю профессору.

— Спасибо, Анна! — благодарит меня Слизнорт.

— Какое счастье, что завтра будет нормальная еда, — беру с блюда пирожок.

— О, это да… Кстати, Анна, я провожу встречи с учениками старших курсов… мы называем его «Клуб Слизней»… Я бы хотел пригласить вас своей ассистенткой, если вы не возражаете.

— И что происходит в Клубе? — вежливо интересуюсь, отпивая сок.

— Общаемся по интересам, — улыбается толстяк. — Это своего рода взаимопомощь. Старшие помогают младшим. С уроками и просто хорошей компанией.

— И какая моя роль будет во всем этом?

— Вы… Хм, Анна, вы интересный человек, к тому же выпускник Дурмстранга. Стоит развеять мифы, которым стала окружена ваша школа после того, как здесь учился один мальчик из вашей школы… ну, вы поняли, о ком я. Да и детям хорошо было бы узнать, что творится в Европе и Советском Союзе.

— Хорошо, я приду, — киваю.

— Отлично! — Слизнорт словно светится довольством. — Как насчет пятницы вечером?

— Пятница подойдет, — соглашаюсь.

В пятницу перебираю мантии. Летом я неплохо порезвилась среди магглов. Взаимовыгодный обмен — им Конфундус, мне фунты. Правда, слишком много и часто это практиковать нельзя — Министерство не дремлет. Возможно, года через два, когда в Европе начнутся военные действия, тамошнее Министерство будет не в состоянии следить за всеми, и я смогу поправить свое материальное положение. Насколько я помню, отец никогда не нуждался в деньгах. Вот и оставлю ему… наследство.

В любом случае, он никогда не упоминал про Анну Марию Монро.

Надеваю красивую струящуюся мантию шоколадного оттенка, отороченную более светлой ореховой каймой, смотрюсь в зеркало. Неплохо.

В кабинете Слизнорта — уютно. Огромный светлый кабинет на седьмом этаже.

— Выпьете что-нибудь? — интересуется он у меня, когда я сажусь в предложенное мне кресло. Еще нет никого из учеников, и мы с профессором пока вдвоем.

— Чай, если можно, — улыбаюсь.

Слизнорт удивлен.

— Понимаете, если я буду пить сейчас, то на встрече буду еще пьянее, чем ученики. Не хотелось бы испортить о себе мнение.

Толстяк меня понимает и кивает.

— Разумеется, Анна, — говорит он и стучит по столику.

А чай неплох. Эльфы изучили мой вкус. Но у них все равно получается хуже, чем у меня самой.

Вскоре приходит один ученик, затем второй, третий… Через какое-то время в кабинете оказывается около десятка учеников самого разного возраста, но младше четырнадцати, похоже, нет никого.

Когда все рассаживаются, Слизнорт потирает руки.

— Дорогие друзья! У нас новый гость, который, как я надеюсь, останется с нами надолго. Профессор Монро!

Встаю, делаю книксен. В клубе присутствуют в основном слизеринцы, хотя есть и ученики Когтеврана и даже Пуффендуя. Слизеринцы смотрят с любопытством — похоже, из-за инцидента с Булстроудом.

— Как у вас дела, мистер Донахью? — Слизнорт обращается к семикурснику-пуффендуйцу. — Как ваша тетушка?

— О, все хорошо, — кивает пухлый парень, чем-то неуловимо напоминающий Лонгботтома. — После окончания Хогвартса я буду работать в Министерстве…

Приглядываюсь.

Хм. Идея Клуба Слизней очень интересна. Окружить себя людьми, которые могут быть полезны в дальнейшем. И, по сути, ничем не жертвуя, заводить полезные знакомства.

— Профессор Монро! — окликает меня Диана Руперт, пятикурсница Слизерина. — А можно у вас спросить?

— Да, конечно, мисс Руперт, — улыбаюсь смущенной слизеринке. — Что вы хотели?

— А скажите, а насколько программа Дурмстранга отличается от нашей?..

Улыбаюсь, пускаюсь в объяснения…

Спустя какое-то время замечаю, что все присутствующие слушают меня, открыв рты, а я рассказываю, как красив Дурмстранг весной, когда цветет сирень…

— Спасибо вам, Анна, — искренне благодарит меня Слизнорт, когда все расходятся. — Вы очень помогли мне. Видели, с каким восторгом вас слушали?

— Это да, — киваю. — И сейчас многие начнут писать родителям с просьбой о переводе в Дурмстранг…

Слизнорт фыркает.

— Это вряд ли. В Европе неспокойно.

— Дурмстранг это не касается. Его вообще ничего не коснется. Те, кто его строил, позаботились о его безопасности.

— Ну, Хогвартс тоже самое безопасное место во всей Магической Британии, — улыбается мне толстячок и протягивает бокал с вином. — За хороший вечер!

— За хороший вечер! — отзываюсь.

Ближе к Рождественским каникулам меня вызывает директор Диппет.

— Профессор Монро, вы планируете уехать на каникулы из Хогвартса? — задает он вопрос.

— Вообще-то нет, господин директор, — вежливо отвечаю.

— Возможно, вы захотите провести это время с семьей, — он внимательно смотрит мне в глаза.

— Если можно, господин директор, я бы предпочла остаться в Хогвартсе, — отвечаю таким же взглядом.

«Играть в гляделки» мне не привыкать.

— Хорошо, профессор Монро. Профессор Слизнорт очень хорошо о вас отзывался. Полагаю, вы сможете приглядеть за слизеринцами, которые остаются на каникулах. Это мистер Лестрейндж и мистер Булстроуд. Сам Гораций, к сожалению, собирается поехать отдохнуть.

Ух ты. Он что, решил проверить, как я «люблю детей»?

Киваю.

— Благодарю за доверие, господин директор.

* * *

В первый день каникул «мои» слизеринцы сидят за столом, мрачно прихлебывая тыквенный сок.

Брр… После Хелоуина я тыкву терпеть не могу.

Повинуясь моей просьбе, эльфы наливают мне апельсиновый сок.

Присматриваюсь к столам остальных факультетов. Из Когтеврана не осталось никого. Из Пуффендуя — трое, а из Гриффиндора — целых пятеро.

Посмотрим. Диппет не зря дал мне задание присматривать за «змейками».

* * *

И насколько это не зря, я узнаю через пять минут после окончания завтрака.

— Что, Лестрейндж, — нависает над второкурсником один из оставшихся гриффиндорцев. — Где твои дружки?

Вдох, выдох.

— Возможно, стоит поинтересоваться у мистера Смита. Или мистера МакМиллана, — подкрадываюсь сзади, используя Заглушающие чары на собственную обувь. — Или даже у мистера Донована. Какие-то проблемы, мистер Поттер?

Ух ты. А я, наверное, страшная. Как гриффиндорец с лица спал, когда меня увидел… Да и слизеринец, похоже…

— Профессор Монро, — сглатывает Лестрейндж.

— Мистер Лестрейндж, — говорю ледяным тоном. — Берете мистера Булстроуда и шагаете к моему кабинету. А я пока с вашими старшими… друзьями разберусь.

Слизеринец тут же подхватывается и улепетывает в сторону подземелий.

— Итак, я могу узнать причину вашей… ссоры, мистер Поттер?

— Профессор Монро, нет никакой ссоры, — поспешно отвечает гриффиндорец. — Мы так… побеседовали.

— Хм, — прищуриваюсь.

После такого выражения на лице моего отца люди обычно очень сильно нервничали.

Карлус Поттер — не исключение.

— Надеюсь, что ваши… гм… беседы в дальнейшем примут другие, менее нервирующие меня формы, мистер Поттер, — говорю гриффиндорцу.

— Конечно, сэр, — спешит уверить меня ученик красно-золотого факультета. — Разумеется, сэр.

Разворачиваюсь на каблуках и иду в свой кабинет.

* * *

Слизеринцы стоят под дверями. Смотрят на меня испуганно.

— Отошли на пять ярдов, — командую.

Я сейчас пароль произносить буду. Вот чего-чего, а «светить» свое владение парселтангом не хочется.

Отходят.

Склоняюсь к косяку и едва слышно проговариваю пароль.

— А теперь заходим, — киваю на скрипнувшую дверь.

Блин. Чего они так трясутся? Я их съем, что ли?

— Мистер Лестрейндж, мистер Булстроуд. Я уже не первый раз наблюдаю, как к вам пристают гриффиндорцы. Почему вы не дадите им отпор?

— Эм… — Булстроуд едва не плачет. — Они… они старше…

— То, что они старше, не значит, что вы заведомо проиграете, мистер Булстроуд, — хмурюсь. — Разве старшие ребята не показывали вам заклятий, которыми можно наказать обидчика?

— Это из Темных Искусств? — оживляется Лестрейндж.

Понятно теперь, почему его брат и его племянники встали на сторону моего отца.

— Нет, мистер Лестрейндж. Есть вполне себе безобидные заклятья. Но ваш противник получит массу пренеприятнейших минут, а то и часов. Например, Фурункулюс.

— А что оно делает? — смотрит младший слизеринец.

Вместо объяснения накладываю заклинание на Лестрейнджа.

— Ай! — парень хватается за лицо, которое покрыто крупными желто-красными прыщами.

— Вот, — довольно улыбаюсь. — Правда, неприятно?

— Профессор Монро… — в ужасе пищит Лестрейндж, ощупывая лицо. — Что… вы…

Фыркаю, лезу в стол и достаю флакончик. Хогвартс — это не Дурмстранг. Мы всегда знали, что наши преподаватели никогда не наложат на нас ничего, что не смогут снять. Ну, или что мы не сможем снять… иногда промучившись пару дней… да… хех.

— Пейте, мистер Лестрейндж.

— А…

— Это Зелье, снимает действие заклятья. Вы разве его не изучали?

— Эм… нет…

Кхм. Кажется, я только что изменила историю.

— Рецепт простенький. Справятся даже первокурсники, — выразительно гляжу на перепуганного Булстроуда. — Варится полчаса.

Перевожу взгляд на второкурсника. Смотрю, как лицо Лестрейнджа принимает нормальный цвет.

— Только прежде, чем ваш оппонент догадается, что нужно зелье, а не простое Фините Инкантатем, пройдет много времени. Пока он дойдет до Больничного крыла… Пока ему сварят зелье… Вы меня понимаете, ребята?

— О! — доходит до Лестрейнджа. — Профессор! Покажите нам это заклинание!!! И дайте рецепт!!!

Улыбаюсь, разворачиваюсь так, чтобы мальчикам было удобно видеть движение палочкой…

Дети уходят от меня абсолютно счастливыми. В животе у обоих побулькивает зелье от фурункулов — надо же им было тренироваться. А в руках зажаты пергаменты с рецептом.

— Надеюсь, вы не станете нести это своим любимым гриффиндорцам? — усмехаюсь на прощание.

— Нет, что вы, профессор Монро! — восклицает Булстроуд. — Ни за что!

Фыркаю, закрываю дверь за обоими.

Первые дни после каникул ознаменовываются полным хаосом. Гриффиндорцы щеголяют прыщавыми рожами, слизеринцы ходят гордые.

Разумеется, меня вызывает директор.

— Профессор Монро, — голос Диппета холоден. — Вы можете объяснить мне странную эпидемию фурункулеза у студентов Гриффиндора?

— Полагаю, им лучше знать, — улыбаюсь в ответ.

— Вы обучаете студентов Слизерина нападать на своих однокурсников, — поглаживает бороду директор.

— Ничуть, — склоняю голову немного набок. — Я учу их защищаться.

— От своих.

Вдох, выдох.

— Господин директор. Своим не может считаться тот, кто бьет в спину. И тот, кто обижает слабых, тоже не может считаться своим. Вы обратили внимание, какой курс в основном ходит в Больничное Крыло лечить свой… фурункулез? Пятый, шестой, седьмой курсы. А вы интересовались, кто их этим фурункулезом наделяет? Первый и второй курсы, между прочим…

— Здесь не Дурмстранг, мисс Монро! — рявкает Диппет. — Здесь профессора не учат детей проклинать друг друга!

— Да? — прищуриваюсь в лучших традициях своего отца. — Хорошо. На следующий урок я принесу пяльцы и нитки. Будем учиться крестиком вышивать!

— Не передергивайте, мисс Монро!

— Я не передергиваю, господин директор! — шиплю так, что сама пугаюсь — вдруг я неосознанно перешла на парселтанг? — Ваши здоровые лбы с факультета честных и отважных регулярно задирают малышей со Слизерина. И сами подумайте, что вы говорите — защищаете ваших практически выпускников от кого — смешно сказать — от первачков! То, что ваши идиоты с Гриффиндора не в состоянии сварить элементарное зелье от фурункулов, чтобы не ходить с цветными рожами — не моя проблема! А ваша и того идиота, который у вас вместо зельевара!

Диппет внезапно успокаивается и откидывается на стуле.

— Защищаете детей, значит, — улыбается он так радостно, что я теряюсь. — И не боитесь спорить с самим директором… Профессор Монро, знаете, а вы ведь первая этого не боитесь. Я давно искал того, кто может действительно научить детей защищать себя. И не только от Темных Искусств. Профессор Монро… Вы хороший преподаватель, я признаю. Вы дисциплинированы и ответственны. Я, пожалуй, назначу вас на должность декана Слизерина.

ЧЕГО?!

— А как же профессор Слизнорт? — смаргиваю. Я ожидала всего — увольнения, выговора, но деканства…

— А он не возражает. Ему удобнее заниматься Зельями. И кстати… — тут директор внезапно смеется, — он ведь просил слизеринцев дать ему ваш рецепт от фурункулов… А они ведь… вот змеи… не дали…

Улыбаюсь в ответ.

— Змеи…

* * *

Назначение на должность происходит буднично. Никаких торжественных клятв и церемоний. Просто в один из дней за обедом профессор Диппет делает объявление, что с этого дня деканом факультета Слизерин назначается профессор Монро…

Он не успевает договорить. Восемьдесят один человек зелено-серебряного факультета взрывается радостными воплями. В воздух летят шляпы. Ученики обнимаются, машут мне руками.

Смущенно улыбаюсь и замечаю краем глаза очень странный взгляд профессора Дамблдора.

— А меня так не приветствовали, — вдруг с грустью говорит Слизнорт. — Эх…

— Не переживайте, профессор, — улыбаюсь зельевару. — Зато они очень любят ваш Клуб.

— О, это да! — оживляется толстячок. — На следующую встречу мы отметим ваше назначение! И, если можно, конечно… поделитесь со мной рецептом вашего зелья… от фурункулов…

Киваю, всматриваясь в уже мой факультет.

Факультет навещаю перед отбоем. Дверь в гостиную открывается сама собой, не требуя никакого пароля. Сперва я теряюсь, но потом понимаю, что это преимущества деканства.

Едва вхожу в гостиную, как на меня тут же налетают ученики младших курсов. Старшие стоят поодаль, внимательно на меня глядя.

— Так, что за балаган? — смотрю строго.

Малыши тушуются, отходят к старшим.

— Старосты факультета, вышли вперед.

Вперед выходят парень-шестикурсник и девушка с седьмого курса. У обоих на мантии — значки с надписью «Староста Слизерина».

Хм… вспомним Дурмстранг.

Взмах палочкой. Легкое свечение охватывает значки.

— Что это? — изумляется какой-то третьекурсник.

— Это — Оповещающие чары, — поясняю старостам, смотрящим на меня с легким испугом. — Если вы, господа старосты, вдруг встречаете ситуацию, когда не можете с ней справиться, то всегда сможете вызвать декана своего факультета, зажав значок пальцами. Я приду на ваш зов, где бы вы ни находились на территории Хогвартса. В любое время.

— И даже ночью? — пищит маленькая первокурсница.

— И даже ночью, мисс Браун, — киваю и повторяю. — В любое время.

— А спать?.. — выдыхает девочка и сама пугается своего вопроса.

— А спать потом, — пожимаю плечами. — Я — ваш декан.

— А профессор Слизнорт такого не делал, — хмурится один из старост, Абраксас Малфой.

— М… мне попросить его снова вернуться на должность декана? — интересуюсь у старосты.

— Эм… — доходит до блондина. — Нет… Простите, профессор Монро.

Кажется, тугодумство — это у Малфоев семейное. И как он старостой стал?!

— А сегодня скажу вам то, что вам никто никогда не говорил. И не скажет, — обвожу глазами притихших слизеринцев. — Вы — члены одного Дома. Величайшего Дома. Достойнейшего Дома. Вам дозволено прикоснуться к наследию Салазара Слизерина. Вам доверена честь и слава Дома Слизерин. И ваша задача — соответствовать.

Смотрю, как дети ободряются.

— Скажите, Салазар Слизерин приветствовал глупость?

Молчат, переминаются с ноги на ногу.

— Нет, — вдруг говорит Стивен Булстроуд.

Киваю.

— Салазар Слизерин приветствовал слабость?

— Нет! — раздаются уже несколько голосов.

— Салазар Слизерин приветствовал лень?! — повышаю голос.

— Нет! — рявкают уже все.

— Салазар Слизерин приветствовал решительность. Салазар Слизерин приветствовал хитрость и находчивость. Он приветствовал ум и сообразительность. И вы — в его Доме. А вы в его Доме почему? — делаю паузу и продолжаю. — Потому что вы — достойны. Вы оказались достойны носить имя самого Салазара Слизерина. Вы — слизеринцы! А теперь хором: «Мы — слизеринцы!»

— Мы — слизеринцы! — орут восемь десятков глоток.

— Еще раз!

— Мы — слизеринцы!!!

— Не слышу!!!

— МЫ — СЛИЗЕРИНЦЫ!!!

Замолкаю, смотрю в разгоряченные лица учеников своего факультета.

— Вы — достойнейшие из всех четырех Домов, — продолжаю торжественно. — Вы — братья и сестры по Дому. Вам доверяет Слизерин. Носите это имя с честью. Носите это имя с неменьшей гордостью, с какой вы носите имя своих Родов.

— Да, госпожа декан, — вдруг говорит вторая староста. — Благодарим вас за то, что возглавили наш факультет. Мы… мы оправдаем имя Дома.

Киваю.

— И… Помните, я с вами.

— Да, профессор Монро, — кивают слизеринцы. — Спасибо вам.

До своих апартаментов дохожу, не чуя под собой ног и искренне радуясь, что моя импровизированная речь возымела эффект. Единый дух — это важно. В Дурмстранге нам прививали это с самого начала. И именно поэтому в свое время Гриндевальд даже не стал лезть в Дурмстранг.

Утром заявляюсь в гостиную факультета под Дезиллюминационными чарами. Блин, хорошая штука. Даже мантия-невидимка не нужна. Разумеется, при должной концентрации, если знать, что я тут, да если… В общем, при достаточном количестве выполненных условий меня легко можно определить, как и при простом магическом сканировании, а вот если не знать, что я тут…

Стою, прислонившись к стене, и наблюдаю, как полусонные дети, ежась и приплясывая на холодном полу, выползают в гостиную, чтобы пойти в ванную.

— Пошел вон! — пихает мальчика в зеленой пижаме рослый старшекурсник.

Делаю в мозгу заметку. Так… а вон та девочка в порванной мантии. А у того мальчика, кажется, на сумке грязное чернильное пятно…

Кхм.

— Старосты, в мой кабинет, — говорю довольным Абраксасу Малфою и Дорее Блэк, вышедшим из ванных первыми.

Старосты аж подскакивают от неожиданности. Довольство немедленно слетает с их лиц. Они переглядываются и выходят из гостиной вслед за мной.

Чтобы открыть дверь в собственные покои, приходится опять отгонять студентов на пять метров. Ну, пусть привыкают. Другие преподаватели, конечно, так не делают, но они и не ставят пароли на парселтанге.

— Первое, что я вам хочу показать сегодня — это Согревающие чары для помещений в ваших подземельях, — смотрю на старост. — Ваша задача обучить им всех слизеринцев. Без исключения.

Кивают.

Взмахиваю палочкой, показывая правильное движение.

Старосты повторяют старательно, изредка поглядывая на меня.

— Чары имеют свойство развеиваться со временем, — поясняю. — Поэтому их надо постоянно обновлять. Чувствуете, что холодает — взмах палочкой, заклинание. Это пусть делает каждый ученик. А вам, как старостам — каждый вечер обязательный обход всех спален, особенно первого и второго курсов. Если у них холодно, помогаете. Это ясно?

— Да, госпожа декан, — кивает мисс Блэк.

— Далее. Каждому ученику первого-третьего курса назначаете куратора из четвертых-седьмых курсов, — смотрю на старост. — В их задачу входит следить за тем, чтобы его подопечный соответствовал имени Салазара Слизерина.

— А подробнее? — интересуется опять девушка.

— Подробнее… Следить за внешним видом. Следить за успеваемостью. Следить за поведением и манерами. Следить за тем, чтобы не обижали другие факультеты. Следить за тем, чтобы не попадал в неприятности.

— Нянька, в общем, — кривится Абраксас Малфой.

— Не совсем, — качаю головой. — Сегодня утром я увидела мисс Нотт в порванной мантии. Нянька будет мантию зашивать сам. Куратор покажет заклинание Репаро. Мистера Бурке отпихнул в сторону мистер Крауч. Нянька будет бить обидчика. Куратор покажет, как дать сдачи. Понимаете?

— Да, госпожа декан, — в глазах Дореи Блэк — странные огоньки. — Мы поняли.

— И да, — добавляю. — Будете распределять кураторство — старайтесь, чтобы в пару к чистокровным попадали полукровки. И наоборот.

— Это еще зачем? — лицо Малфоя перекашивается еще сильнее. — Это…

— Для того, чтобы имя Слизерина не было опозорено раздорами и бескультурьем! — рявкаю. — Если вы настолько тупы, что не способны этого понять, то кладите значок на стол и отправляйтесь в гостиную!

— Он понял, — мисс Блэк наступает на ногу злому шестикурснику. — Я обещаю, он понял.

— Надеюсь, — склоняю голову набок. — И еще раз напоминаю — если вдруг что-то случается, с чем вы не можете справиться…

— …то пользуемся значками, — улыбается девушка. — Спасибо, госпожа декан.

— Всегда пожалуйста, — киваю. — Всегда пожалуйста.

Дезиллюминационными чарами приходится пользоваться еще долго. Наведываюсь на факультет то утром, то вечером, то даже ночью. Навешиваю кучу самых разных Сигнальных чар как на помещения, так и на самих учеников и на их вещи. Тщательно записываю все, что я делаю, в тетрадку. Передам по наследству следующему декану.

Северусу Снейпу?

Идея с кураторством, которую я честно спер… скопировала из Дурмстранга, постепенно себя оправдывает. Дети стали выглядеть заметно лучше. Исчезла неопрятность, за столом стали появляться манеры. Другие факультеты попытались высмеять моих «змеек», но получили ровно противоположный эффект — слизеринцы еще больше стали стараться.

Стою на Астрономической Башне после отбоя, гляжу на Запретный лес. В руках — кружка с горячим чаем, которую принес услужливый Игги.

— Добрый вечер, профессор Монро, — раздается рядом мужской голос.

Оборачиваюсь, с удивлением узнавая в говорящем профессора Дамблдора.

— Ди… Профессор Дамблдор, — киваю. — Что привело вас сюда в такое время?

— Хотел с вами поговорить, но вы постоянно заняты, — профессор встает рядом, облокачивается на парапет.

— Разумеется, — перекладываю кружку в другую руку. — Я вас слушаю, профессор Дамблдор.

— Альбус, если позволите.

— Тогда я Анна, — отвечаю взаимной любезностью.

— Я давно наблюдаю за вашим факультетом, — профессор смотрит вниз. — Они постепенно становятся похожими на дурмстранговцев.

— Ничуть, Альбус, — качаю головой. — Они становятся похожими на слизеринцев.

— Ваш факультет отдаляется от других, — хмурится Дамблдор. — Мои ребята на них жалуются.

— Да? — поднимаю одну бровь. — И что же успели натворить мои змеи?

— Раньше… понимаете, раньше ваши «змеи», как вы выражаетесь, общались с гриффиндорцами. У них были общие дела, какие-то развлечения… А сейчас… Они ходят не меньше, чем по трое, причем обязательно с кем-то из старших. В библиотеке садятся обособленно… Вы разрушаете общий дух Хогвартса, Анна…

Дамблдор говорит вдохновенно, но я не выдерживаю и хмыкаю.

— Что-то не так? — с легким раздражением интересуется Дамблдор.

— Знаете, я как-то не видела совместных развлечений слизеринцев и гриффиндорцев, — пожимаю плечами. — За полгода, предшествующих моему деканству, все, что мне доводилось видеть, это постоянные стычки. Причем чаще всего зачинщиками выступали ваши старшекурсники.

— Вы несправедливы к моему факультету, — качает головой профессор Трансфигурации. — Фурункулюс, между прочим, слизеринцы первые применили…

— Я говорю, что вижу, — допиваю остатки чая и сую пустую кружку предусмотрительно появившемуся рядом Игги. — Но, в любом случае, Альбус. Мои ребята не такие монстры, какими вы их видите. Если к ним не лезть, они не будут давать сдачи. Они — «змеи». А змеи чаще безопасны, если их не трогать.

Дамблдор ничего не отвечает, лишь смотрит вдаль.

Разворачиваюсь и спускаюсь вниз по крутой лестнице, оставляя позади задумчивого будущего директора Хогвартса.

* * *

Со старостами приходится много заниматься. Обучаю их разным Охранным и Сигнальным чарам, которым они, в свою очередь, делятся с другими слизеринцами. И проблем становится на порядок меньше — теперь любая вещь любого из «змеек» просто не способна быть украденной — вор выявляется в течение получаса максимум. А Охранные чары оберегают вещи в спальнях детей.

После того, как старосты моего факультета в очередной раз находят учебник одной из слизеринок у гриффиндорцев, Дамблдор не выдерживает.

— Ваши старосты клевещут на моих учеников! — заявляет он при директоре.

— Профессор Монро? — поворачивается ко мне директор.

Наглость — второе счастье? Да, Альбус?

— Чары проверьте, — прищуриваюсь. — Тут Сигнальные чары стоят, завязанные на владельца. Второго порядка, правда, но скажите же — справились хорошо?

Диппет приглядывается, проводит палочкой над злополучным учебником и переводит взгляд на едва не плачущую слизеринку, нервно закусывающую губы.

— Да, действительно. Простите, мисс Уотсон. Забирайте, он ваш.

Слизеринка вцепляется в потрепанную книжку, словно в сокровище.

— Не рано давать второму курсу такие серьезные чары? — интересуется Диппет, когда мы идем по коридору обратно, благополучно разрешив вопрос. Профессор Дамблдор косится на меня.

— Им старшие курсы помогают, — пожимаю плечами. — Если не сама мисс Уотсон накладывала, то, значит, кто-то помог.

— Вам, профессор Дамблдор, тоже стоит показать своим «львятам» подобные чары, — Диппет задумчиво теребит бороду. — Это очень хорошо…

Дамблдор косится на меня еще раз, нервно кивает.

Когда на улице ощутимо теплеет, старосты факультета информируют меня о надвигающемся квиддичном матче.

Радость-то какая, блин…

— С кем игра будет?

— С Гриффиндором, — хмурится капитан команды Елена Монтегю.

— Что-то не так? — мгновенно реагирую.

— Да нормально все… — бурчит слизеринка.

Многозначительно хмыкаю. Мисс Монтегю смотрит мне в глаза, затем решается:

— Госпожа декан… Пойдемте, покажу.

С интересом следую за семикурсницей.

М-да. Понятно.

Верчу в руках нечто, похожее на палку, на которую насажен редкий пучок прутьев «с ближайшего орешника».

— Что это? — интересуюсь.

— Наши метлы, — мрачно отвечает капитан. — Вот на этом, простите, г…не мы должны летать.

— А что у других факультетов?

— А у них отдельные метлы для команд.

— Это что, просто общешкольные? — доходит до меня.

— Ну да, — кивает мисс Монтегю и кривится. — Мы просили у профессора Слизнорта метлы… А он все обещал… Да вы сами попробуйте на ней взлететь… Это ж…

Летать? На этом? Не-е…

Задумчиво сую обшарпанный веник капитану моей команды и так же задумчиво шагаю к себе.

Надо что-то делать.

* * *

Самым верным оказывается самое простое решение. Я просто отправляю письма родителям всех слизеринцев с просьбой посодействовать в приобретении квиддичных метел для команды факультета.

Сочинять, однако, приходится каждое письмо в отдельности. Для кого-то я упираю на то, как их детям повезло учиться именно на Слизерине, и поучаствовать в возвышении Дома Великого Салазара — благое дело. Кому-то пишу, что небольшой скромный взнос ни к чему не обязывает, и дело сугубо добровольное… Еще некоторым приходится сообщать, что таким образом повышается рейтинг факультета, а значит — и их собственного ребенка…

Неделя моих ночных «литературных экзерсисов» оказывается плодотворной. Собранной суммы хватает не только на новые метлы, но и на новую форму. Форма, правда, дешевенькая, но она в игре далеко не главное.

Мисс Монтегю встречает охапку метел с открытым ртом.

— Это же… Это же «Чистометы-2»! — восторгается капитан. — Последняя модель!

— «Кометы», увы, только по предзаказу, — улыбаюсь. — Но вы же не собираетесь играть на Чемпионате Мира?

— О… Нет, конечно, нет… — обнимает метлы семикурсница со счастливым выражением на лице. — Как же долго мы этого ждали… Профессор Монро! Вы — лучший декан!

— Это вы — лучший факультет, — прищуриваюсь. — Вы — факультет самого Салазара Слизерина. Так что… Лучшим — лучшее.

— О…

— Так, мисс Монтегю! — перехожу на командный тон. Лицо девушки тут же становится сосредоточенным. — Вам теперь задание — облетать эти метлы. Чтобы вы после своих веников не были похожи на перелетных куриц. Привыкните к ним до начала матча, пожалуйста.

— О, это мы всегда! — опять расплывается в счастливой улыбке слизеринка. — Это мы… Это мы запросто!

* * *

Разумеется, мои «змейки» в пух и прах разбивают команду «львят». Хмурые гриффиндорцы провожают слизеринцев ненавидящими взглядами. А меня в очередной раз вызывает директор.

— Профессор Монро, — кивает Диппет. — Ко мне обратились родители некоторых учеников, утверждая, что вы вымогаете с них деньги.

Я? Вымогаю?!

Видимо, мое выражение лица говорит само за себя. Диппет хмыкает, подвигает мне развернутый лист пергамента.

«…как Председатель Попечительского Совета, не могу не заметить денежные сборы, проводимые деканом факультета Слизерин…»

— Зачем вам нужна была такая сумма, на которую можно три квиддичные команды экипировать? — интересуется директор после того, как я откладываю в сторону письмо.

— Не три, — хмурюсь. — Одну. И то на форме пришлось экономить.

— Вы что, «Чистометы» им купили? — иронически фыркает Диппет.

— Ну да, — киваю, не понимая, что не так. — «Чистометы-2».

Диппет смотрит с изумлением, затем поднимается из-за стола.

— Пойдемте, посмотрим на ваши… «Чистометы»…

«Чистометы» оказываются на месте. Укрытые таким количеством Охранных чар, что даже я слегка теряюсь.

— Не нужно, профессор, — останавливает меня директор, когда я уже собираюсь снимать старательно наложенные заклятья. — Я так… вижу надписи…

Диппет читает буквы на рукоятках, аккуратно наклонившись в сторону, затем распрямляется.

— Почему именно «Чистометы», а не те же «Серебряные Стрелы», допустим? — интересуется он у меня, оглядывая ровный строй метел.

Закусываю губу, смотрю виновато.

— Эм… Простите, господин директор. Я в квиддиче не разбираюсь совершенно. Я у мадам Хуч спросила, какие метлы лучше подойдут для команды. Она и сказала, хороши, мол, «Чистометы-2». Вроде как модель уже практически не новая, на следующий год собираются уже «Чистометы-3» выпускать… Ну, я и взяла. По деньгам посмотрела, вроде хватило…

— Все бы деканы так в квиддиче… не разбирались, как вы, — фыркает директор, глядя на мою пунцовую физиономию. — Мы бы на Чемпионате Мира выступали. Я отпишу Попечительскому Совету, что деньги потрачены целесообразно.

— Спасибо, господин директор, — смотрю в пол.

— Итак… Последнее место в межфакультетском соревновании за Кубок школы занимает Пуффендуй! Сто двадцать восемь баллов! — провозглашает директор Диппет на праздничном обеде в честь окончания года. — Третье место — у Гриффиндора, двести пять баллов. Второе место присуждается Когтеврану — двести сорок девять баллов. И, наконец, в этом году с большим отрывом побеждает СЛИЗЕРИН! Четыреста одиннадцать баллов!!!

Три стола встречают новость вялыми хлопками. Мой же факультет едва не кувыркается от радости.

— Поздравляю, профессор Монро! — директор протягивает мне Кубок. — Я рад, что впервые за много лет ваш факультет смог победить. Причем с таким опережением!

Киваю, принимаю тяжелую штуковину.

А теперь улыбаемся и машем, улыбаемся и машем!

* * *

— Останетесь на летние каникулы? — интересуется директор Диппет, когда ученики собираются по домам.

— Нет, пожалуй, — качаю головой. — Хочу съездить отдохнуть.

— Это правильно, — кивает седой маг. — Но не забудьте вернуться до двадцатого августа. Нужно успеть подготовиться к новому учебному году.

— Можно считать испытательный срок успешно пройденным? — прищуриваюсь.

— Разумеется, — серьезно смотрит на меня Диппет. — Вы отличный преподаватель и великолепный декан. Я жалею, что не могу сделать вас деканом и на остальных факультетах.

— Нет, благодарю, — поспешно произношу. — Мне хватает моих «змеек».

— Ваши «змейки» вас тоже никуда не отпустят, — вдруг улыбается Диппет. — В общем, жду вас в августе.

Киваю, иду в свою комнату за вещами.

Двадцатого августа стою на платформе Хогсмида, злая, как сто Кощеев. Все мои попытки выяснить, где же обитает десятилетний мальчик по имени Том Риддл не увенчались успехом. Я даже навестила Риддлов-старших. Не помогло. Они и знать не знали, куда ушла моя бабка Меропа, когда ее выгнал мой дед. Не знал этого и Морфин Гонт.

И чтение Хогвартсовского пергамента, где появляются имена всех детей-волшебников, не помогло. Адрес места жительства проявляется только за неделю до того, как детям исполнялось одиннадцать лет. День в день. Так что все, что мне удалось увидеть, так это жалкую строчку в разделе «1926» — «Том Марволо Риддл».

Мой отец. Мой Лорд.

В Министерстве Магии мне не смогли ничего пояснить. Ни в какую семью попал мальчик, ни кто его магический опекун. Словно он вообще живет где-то у магглов.

Я искала даже во Франции. Но и там никто ничего не слышал про него.

Остается только надеяться, что либо в этом, тридцать седьмом, либо в следующем году я увижу моего отца.

* * *

В Гринготтсе я открыла сейф на имя Тома Марволо Риддла и положила туда три тысячи галеонов — больше у меня просто не было. В Европе обстановка накалялась, но до беспорядков пока не дошло, поэтому приходилось очень аккуратно добывать деньги. Очень не хочется в Азкабан. Там мне однозначно не нравится.

Туда же, в сейф, положила и кольцо Певереллов. Если со мной что-то случится, то оно не потеряется.

* * *

В этом году на распределении Тома Риддла тоже не оказывается. Мне с трудом удается прятать свое огорчение: Альбус Дамблдор зачем-то вглядывается в мое лицо очень внимательно.

На мой факультет определяют тринадцать детей вместо двенадцати ушедших в прошлом году. Итого — восемьдесят два.

Диппет говорит приветственную речь, я же вглядываюсь в сидящих за столами учеников. Гриффиндорцы ведут себя шумно, как и спустя шестьдесят лет, когтевранцы шушукаются, поглядывая в нашу сторону, пуффендуйцы делают вид, что все в порядке, вяло приветствуя своих новых однокурсников, а мои «змейки» принимают гордый и независимый вид, покровительственно поглядывая на малышей.

И я не могу не заметить, что в школе учеников больше, чем будет через полвека.

* * *

После пира старосты уводят новичков в гостиные. Накидываю на себя маскировку и спешу в слизеринские подземелья.

— Вы — достойнейшие из всех четырех Домов, — слышу голос Абраксаса Малфоя. — Вы — братья и сестры по Дому. Вам доверяет Слизерин. Носите это имя с честью. Носите это имя с неменьшей гордостью, с какой вы носите имя своих Родов…

Что-то слова знакомые. Он что, мою прошлогоднюю речь запомнил?!

Едва успеваю проскочить в гостиную. Из-за Дезилюминнационных чар меня чуть не прищемляют дверью.

— У каждого из вас будет куратор, — продолжает староста. — Он будет следить, чтобы вы соответствовали гордому имени самого Салазара Слизерина.

— А если мы не будем? — пищит какая-то девочка.

— Тогда кураторы вам помогут, — Малфой вкладывает в свою фразу каплю сарказма, и девочка краснеет. — Итак. Альфард Блэк! Твой куратор — Марк Розье…

Слушаю, как Малфой распределяет малышей. При этом он делает все правильно — первокурсникам достаются кураторы с четвертого-пятого курсов, чтобы не пришлось менять их, когда те окончат школу. Некоторым третьекурсникам, у которых выпустились кураторы, он назначает замену с седьмого курса.

Зря я, похоже, в прошлом году сомневалась в его способности быть старостой.

Вторую старосту — выпустившуюся Дорею Блэк — сменяет в этом году Диана Руперт, член Клуба Слизней. Хорошая девушка, мне нравится.

— Наш декан — профессор Анна Монро, — произносит мисс Руперт. — Она — лучший декан за всю историю Хогвартса, если не считать самого Салазара Слизерина. Поэтому старайтесь не вызвать ее недовольства.

Улыбаюсь про себя. Дети меня, похоже, уважают.

К свитку с именами наведываюсь каждую неделю. Практически на каждой строчке уже стоят адреса, но рядом с именем моего отца — ничего.

Осенний матч по квиддичу мои «змейки» играют с Когтевраном. И, разумеется, выигрывают. Однако победа дается им нелегко — «вороны» тоже с новыми метлами.

Проходит Хелоуин. В этом году меня пытаются тоже припрячь к шинкованию тыкв, но я в срочном порядке беру себе другую обязанность — катать свечи. Запах воска хоть не такой противный, как тыквенный.

А двадцать четвертого декабря, ранним утром понедельника, я обнаруживаю рядом с именем Тома Марволо Риддла заветную приписку с адресом.

«Лондон, Стоквелл-стрит, 2. Приют им. Вула, комната 9».

Осознаю, что смотрю на эту строчку уже несколько минут.

«Приют им. Вула».

«Приют…».

Приют.

Дышать трудно. До крови закусываю себе ладонь, которой, оказывается, зажимаю себе рот.

Приют. Только магических приютов не существует. НЕ СУЩЕСТВУЕТ. А маггловские приюты в это время — уж лучше Азкабан…

Выхожу из библиотеки и тупо сползаю по стене. Ноги меня не держат.

— …на! Анна! Профессор Монро! Энервейт!

Вздрагиваю от наложенного заклятья, пытаюсь разглядеть того, кто стоит передо мной.

Альбус Дамблдор.

— Анна! Слава Мерлину! Я шел в библиотеку, увидел вас… с вами все в порядке?! — восклицает волшебник. — Все хорошо?! Может, вам в Больничное крыло?

— Нет, — качаю головой. — Все в порядке. Спасибо.

Встаю на ноги, отряхиваю мантию.

— Спасибо, — повторяю и шагаю в сторону директорского кабинета.

* * *

— Мне нужно отлучиться в Лондон, — говорю Диппету.

— Надолго, профессор Монро?

— День. Может, два. Скорее, день.

Диппет молчит, поглаживая свою бороду, и затем вдруг спрашивает:

— С вами все в порядке?

— Да, — киваю.

— Извините… Может, это не мое дело, конечно, — аккуратно говорит директор, — но… вы постарайтесь вернуться живой и по возможности здоровой, хорошо?

Недоуменно вздергиваю бровь.

— Простите, если не то сказал, — разводит он руками, — но у вас вид, словно вы собрались либо на дуэль, либо осуществлять право мести. Это, конечно, ваше дело, но вы понимаете, что будет сложно найти вам замену посреди года, если вдруг вы… потерпите неудачу.

Месть, говорите... Дуэль…

Медленно киваю.

— Я вернусь, господин директор. И вернусь невредимой.

Выходя из кабинета, стараюсь не бежать.

* * *

Примечание автора: я понятия не имею, существует ли в Лондоне Стоквелл-стрит, и что на ней расположено. Название улицы взято с просторов интернета. Некие фанаты обсуждали, в каком приюте мог расти Том Риддл, и пришли к выводу, что это мог быть приют "Стоквелл" (реально существующий в начале прошлого века).

Лондон встречает меня сырым и промозглым дождем вперемешку со снегом. Согревающие чары и теплый кожаный плащ, подбитый мехом, едва спасают.

В ближайшем от «Дырявого котла» ларьке покупаю карту города. Стоквелл-стрит оказывается достаточно далеко от того места, где я нахожусь. Ежусь, смотрю на небо, затянутое мерзкими тучами, и шагаю на маггловскую автобусную остановку.

До приюта приходится добираться больше двух часов. Я пару раз путаюсь, но в конце концов вхожу в полутемный тупик. Стены соседних домов нависают надо мной, словно стены тюрьмы.

Толкаю скрипучую решетчатую калитку, вхожу на территорию.

Когда я оказываюсь внутри самого приюта, то меня встречает противный запах мыла, каши и почему-то какой-то кислятины, похожей на квашеную капусту. Оглядываю мрачные стены, отделанные плиткой.

— Вы что-то хотели, мэм? — ко мне спешит пожилая маггла с волосами, затянутыми в тугой пучок.

Вдох, выдох.

— Да, — смотрю на нее пристальным взглядом. — Я ищу кое-кого. Тома Риддла.

— Он опять успел что-то натворить? — всплескивает руками женщина. — Вы с церкви?

Вдох, выдох.

— Нет. Где он? — едва сдерживаюсь, чтобы не разнести все к чертям собачьим.

— А, вы из Святой Марии, — догадывается маггла. — Пойдемте, я провожу вас…

Я ее не поправляю. Иду по широкой лестнице, поднимающейся спиралью.

— Знаете, он очень странный… В детстве никогда не плакал. И рядом с ним происходят странные вещи…

Стискиваю челюсти так, что зубы скрипят. От немедленной Авады меня удерживает только мысль о предстоящей встрече.

Маггла ведет меня к двери, на которой прибита большая цифра «9», и распахивает ее.

— Вот он… Том, у тебя посетитель.

Он сидит на стуле лицом к окну. Услышав шум открывающейся двери, оборачивается…

И глядит мне в глаза.

Сглатываю. Этот взгляд я узнаю из миллиарда.

Вдох, выдох.

Мальчик смотрит на меня выжидающе. А я смотрю на него и не могу поверить, что я нашла его.

Того, кто является для меня всем.

Мир внезапно расплывается. Удивленно моргаю и понимаю, что по щекам текут слезы.

Шаг вперед. Преклонить колено. Склонить голову.

— С вами все в порядке? — вопрос, заданный тихим детским голосом, внезапно возвращает меня в реальность.

Поднимаю голову. Мое лицо сейчас ненамного ниже лица моего… нет, еще не отца. Просто Тома Риддла.

— Да, Том, — с трудом говорю. — Я… Я тебя нашла.

— Зачем вы меня искали? — так же спокойно говорит мальчик.

Меня начинает бить дрожь. Приходится прикладывать усилие, чтобы сдержаться.

Кощеевы яйца, что мне стоило Успокоительного выпить?!

— Потому что я потеряла тебя, — отвечаю. — Поэтому искала.

— Вы моя мама?

Мама… Прости, Том…

— Нет, — качаю головой. — Но мы — родственники. Том… Пойдешь со мной?

— Куда? — так же тихо спрашивает мальчик.

— Отсюда, — смотрю ребенку в глаза. — Я забираю тебя. К себе. Домой.

— Навсегда? — в глазах Тома проскальзывает недоверие.

— Да, — киваю. — Навсегда.

— Докажите, что мы родственники, — вдруг говорит Том тем же спокойным голосом, но в котором чувствуется сила.

Сила Темного Лорда.

— Есть одна способность, — тихо проговариваю на парселтанге, стараясь, чтобы не слышала та маггла, что до сих пор стоит в дверях, — которая есть у тебя и у меня. И она бывает только у родственников. У родителей и детей. У братьев и сестер. У тех, у кого есть один особенный… общий предок…

Сказать, что Том изумлен — значит, не сказать ничего. Но он очень хорошо владеет собой. Через секунду его взгляд такой же, как и прежде.

— И я никогда сюда не вернусь? — с надеждой спрашивает мальчик.

— Никогда, Том, — отвечаю твердо. — Никогда.

Маггловский приют — не место для моего Лорда.

Магглу зовут миссис Коул. Она нестерпимо рада избавиться от ненужного ей мальчишки. Она нетерпеливо морщится, пока Том напяливает свое кургузое пальто, которое ему уже откровенно мало, и громоздкие неудобные ботинки.

— Вот, — маггла протягивает мне сложенный лист бумаги. — Это все его документы.

Разворачиваю.

«Свидетельство о рождении Тома Марволо Риддла. Мать: Меропа Риддл. Отец: Том Риддл (записан со слов матери)…»

Киваю, прячу бумажку.

— А вы бы не хотели сделать взнос в пользу нашего приюта? — говорит она, когда я уже разворачиваюсь к двери, рядом с которой меня ждет Том.

Угу. Бомбарду Максиму. Вот чего мне не жалко. Или пару Авад…

— Нет, — резко бросаю.

— До свидания, миссис Коул, — дисциплинированно говорит мальчик.

Кощеевы яйца…

— До свидания, Томми, — отзывается маггла.

* * *

В себя прихожу на улице. Стою, задрав лицо к небу. Сзади скрипит несмазанная калитка. Холодные брызги постепенно успокаивают мои взбешенные нервы.

Том терпеливо стоит рядом, не пытаясь меня торопить.

Проклятые магглы…

— Ты голоден, Том? — спрашиваю у ребенка.

— Нет, мэм.

Неправильно. Неверно. Не так.

— Не называй меня «мэм», Том, — грустно смотрю на своего будущего отца, а нынешнего ребенка. — Меня зовут Анна.

— Анна, — кивает он и вдруг повторяет: — Анна…

Делаю шаг вперед. Надо найти угол, откуда можно аппарировать в Косой Переулок. До Хогсмида пройдем камином, а оттуда — пешком до школы.

— Том, вокруг тебя происходят странные вещи, верно? — говорю семенящему рядом мальчику.

— Да, — кивает Том. — Я… Я могу заставить животных делать то, что я хочу. Без дрессировки. И я могу сделать людям больно.

Ага, вон тот угол подойдет.

— Сейчас тоже произойдет очень странная вещь, — говорю, смотря в глаза Тому. — Но не пугайся. После нее мы окажемся в другом месте. Может немного тошнить, но не страшно.

Том напряженно смотрит на меня, затем кивает.

Облегченно вздыхаю, обхватываю щуплое тело ребенка и аппарирую в Косой Переулок.

Первая аппарация дается Тому тяжело. Он едва удерживается на ногах, прощаясь с обедом.

— Ничего, малец, привыкнешь, — хмыкает за нашими спинами какой-то маг. — Эх… помню, когда меня впервые парной аппарацией протащили…

Взмахом палочки очищаю мостовую.

От удивления Том замирает.

— Что это было?

— Это — волшебство, — говорю спокойно. — Мы — на волшебной улице.

— И тут все… волшебники? — мальчик наконец-то распрямляется. Его глаза широко распахиваются, когда он видит проходящих мимо людей в мантиях.

— Да, — киваю. — Все. Здесь нет неволшебников.

— А где Санта-Клаус?

Санта-Клаус?!

— Причем здесь Санта-Клаус? — растерянно спрашиваю.

— Завтра же Рождество… И волшебство… Ну, я и подумал… — расстроено бормочет мальчик.

— Волшебство не зависит от Санта-Клауса, — присаживаюсь рядом. — Оно — везде. И даже в тебе.

— Во мне?

— Да, Том, — улыбаюсь. — В тебе. В тебе особенно.

— Так значит, я тоже волшебник?!

— Да, — киваю. — Ты — волшебник.

Первым делом я веду Тома в магазин мантий. Мальчик очень спокойно воспринимает смену своей одежды. Я сворачиваю приютскую одежду в узел, протягиваю Тому.

— Это твое.

— Выкиньте это, если можно, — вдруг кривится он. — Мне это не нужно.

— Хорошо, — киваю и уничтожаю сверток Инсендио.

Смотрю на своего будущего отца.

— Я смогу так? — серьезно интересуется он, следя за всполохами огня, пожирающего старые тряпки.

— Разумеется, — киваю. — Но для этого нужно учиться.

— А вы научите меня?

— Научу. И не только я. Есть целая волшебная школа. Там учатся волшебству. Ты там будешь учиться.

— Буду, — серьезно кивает Том. — А когда у меня будет такая штука, которой вы машете?..

— Это называется «волшебная палочка», — объясняю мальчику, наконец-то чувствуя себя абсолютно спокойно. — Пойдем, купим тебе твою собственную...

* * *

Палочку мы покупаем в магазине Олливандера. Конечно, лучше бы было взять у Грегоровича, но он в Европе. А Том не выдержит перенос туда, даже если разбить одно перемещение портключами на несколько.

— А, молодой человек, — улыбается старик. — Проходите, проходите... У нас лучшие палочки...

Оглядываю полки с коробками.

— Вот, дуб и сердечная жила дракона... нет, не подойдет...

Мастер суетится. На столе возникает одна куча палочек, затем вторая. Том с каждой пробой напрягается все больше и больше. Меня же постепенно начинает это все раздражать. Грегорович подбирает с третьего раза максимум. Ну, или очень редко — с четвертого.

— Вишня и волос единорога... — бормочет Олливандер. — Нет, и это не то...

— Тис и перо феникса, — не выдержав, говорю старику, готовому уже бежать за очередным ворохом коробок с палочками.

Олливандер замирает, переводит на меня странный взгляд.

— А вы, мэм... Я не помню, чтобы вы были у меня когда-то...

— Я училась в Дурмстранге, — коротко отвечаю.

— А, Грегорович, — понимающе кивает мастер и лезет на очередную полку. — Вот... попробуем...

Тисовых палочек у Олливандера тоже оказывается несколько. С каким-то странным трепетом гляжу, как рука моего Лорда подхватывает ту самую палочку и делает короткий взмах...

— Да... тис и перо феникса, тринадцать с половиной дюймов, — смотрит мастер на искры, вылетающие из кончика палочки Тома. — Очень интересно... Четырнадцать галеонов.

Кладу на стол указанную сумму.

— Ваш сын будет величайшим волшебником, — вдруг говорит Олливандер. — Пожалуйста, не откажите мне в любезности. Скажите, какая палочка у вас.

— Боярышник и чешуя саламандры, тринадцать с половиной дюймов, — отвечаю после недолгой паузы, мысленно переведя сантиметры в дюймы. — И посох из английского дуба. Идем, Том.

— Почему этот старик назвал меня вашим сыном? — хмурится мальчик, когда мы покидаем лавку.

— Потому что мы похожи, — честно отвечаю. — Если мы стоим рядом, то это очень заметно.

— И кем же вы мне приходитесь?

«Я твоя дочь...»

— Это длинная история, — отвечаю. — Самым близким родством можно считать родство тети и племянника.

— А по материнской линии или по отцовской?

— По отцовской, — уверенно отвечаю и тут же прикусываю язык. — И... и по материнской тоже.

«Потому что предки твоей матери — мои предки тоже. Но предки моей матери твоими не являются».

Том смотрит на меня странным взглядом, затем медленно кивает.

— Хорошо... тетя Анна.

— Анна, — снова поправляю его. — Просто Анна.

После магазина палочек идем в Министерство Магии.

У Тома, оказывается, нет магического опекуна. Вернее, есть, но имя неизвестно. Поскольку после смерти Меропы Морфин Гонт автоматически стал числиться опекуном своего племянника. Но он должен был подтвердить свое согласие, но не стал. Поэтому Том вроде как считается сиротой…

От министерских заморочек голова идет кругом. Я теряю нить повествования уже на второй минуте, поэтому просто спрашиваю у молоденькой сотрудницы:

— А можно установить опеку другому человеку?

— Только если пройти кровную проверку, — пожимает плечами ведьма. — Для этого вы должны быть близким родственником. Ну, или по решению суда. Либо, когда мальчик пойдет в школу, то опекуном станет директор школы, и он сможет передать опекунство вам…

— Кровная проверка, — перебиваю решительно.

Мы с Томом очень близкие родственники.

* * *

Проверку делают в течение часа.

Смотрю в чашу, куда упали две капли крови — моя и Тома.

Б…ь... Б…ь! Ну кто, кто меня дернул?! …! …!!!

Жидкость — ярко-голубая. Насыщенного лазурного оттенка. Не бледного, а очень четкого. Том смотрит на результат проверки с интересом. Он еще не знает, что обозначает этот цвет…

А означает он один-единственный вид связи — «родитель-прямой потомок первого поколения». То есть, в нашем случае либо «отец-дочь», либо… «мать-сын».

«Отец, скажите — именно поэтому вас не убедила проверка Зельем Родства, когда мне было шесть? Вы ведь видели этот цвет, но помнили Анну Марию Монро…»

Стискиваю зубы. Девушка из Министерства смотрит в чашу, улыбается во все тридцать два зуба и садится обратно за стол.

— Вы будете менять фамилию вашему сыну? — щебечет ведьма, возящаяся с бланками. — Или оставите?

— Оставлю, — киваю. — И имя.

— Хорошо, значит, Том Марволо Риддл. Мать — Анна Мария Монро. Отца, к сожалению, мы вписать не можем без доказательств, вы понимаете…

Киваю, стискиваю выданный пергамент.

«…мать — Анна Мария Монро…»

Вы мой отец, милорд. Но теперь вы — мой сын, Том Марволо Риддл…

Денег, которые у меня остаются после всех покупок и оплаты министерской проверки, хватает на несколько книг. Покупаю книгу, которую читают все английские дети — «Сказки барда Бидля».

— Я не маленький, чтобы читать сказки, — хмурится Том.

— Да, — соглашаюсь, но книгу прячу в сумку.

Ты прочитаешь ее потом, когда станешь старше…

* * *

Путешествие по каминной сети Том воспринимает спокойно. Первым в камин я отправляю мальчика, а сама шагаю следом.

— Смотри, — указываю на башни, виднеющиеся вдали, когда мы выходим на улицу из здания хогсмидской почты. — Это — волшебная школа. Она называется Хогвартс.

— Я там буду учиться? — интересуется Том.

— Да, — киваю. — И жить.

— А где будете жить вы?

— Я живу там же, — объясняю ребенку. — Я там работаю и живу.

Том кивает, делает шаг в сторону Хогвартса…

* * *

— Значит, теперь вы считаетесь моей мамой, — вдруг говорит Том на полпути в замок.

От неожиданности останавливаюсь.

— Да, — говорю очень осторожно.

Я не помню, чтобы мой отец упоминал про меня-свою-мать. Поэтому очень боюсь оговориться.

— Но на самом деле — вы не моя мама.

— Да, — подтверждаю.

— Но все будут думать, что вы — моя мама, — опять говорит Том и серьезно смотрит на меня. — Анна, если меня спросят… Что мне говорить?

— Это решать тебе, — аккуратно отвечаю.

— Тогда я буду говорить, что вы моя мама, — пожимает плечами мальчик. — Так будет проще.

Вдох, выдох.

«…— Анна, Анна. Ты можешь звать меня отцом. Такую девушку мне не стыдно признать своей дочерью.

Воздух словно замирает вокруг меня, и я с трудом делаю вдох.

— Да, отец. Спасибо…»

Смотрю в такие знакомые глаза.

— Я почту это за честь, — склоняю голову.

У входа в школу нас встречает директор Диппет. Он смотрит на меня, затем на Тома, затем опять на меня и широко улыбается.

— Значит, вы нашли своего сына, профессор Монро.

От удивления притискиваю к себе мальчика.

— Профессор, думаете, от меня скрылось ваше бдение у пергамента с именами будущих студентов? — директор прищуривается, поглаживая бороду. — И ваше выражение лица, когда вы все-таки дождались появления адреса. К тому же, простите, ваш сын очень на вас похож.

— Да, я нашла его, — киваю. — Спасибо…

* * *

Пароль на двери у меня простой — фраза «Хочу домой!» на парселтанге. Шиплю ее и открываю дверь.

— Заходи, — приглашаю Тома.

Том входит и замирает посреди комнаты. Приютский ребенок в незнакомой обстановке.

Я ненавижу этих гребаных магглов!

— Чувствуй себя как дома, — говорю Тому-Кто-Теперь-Не-Отец-А-Сын. — Все, что здесь есть, ты можешь брать. Сломать или испортить не бойся. Починить — минутное дело.

Мальчик кивает, присаживается на край дивана.

— Не пугайся, я позову домового эльфа, — говорю Тому и стучу по столу пальцем.

— Да, сэр? — появляется Игги.

— Игги, это мой сын, — говорю домовику. — Он будет жить со мной. Слушайся его так же, как и меня, пожалуйста.

— Да, сэр, — кивает лопоухий малыш. — Для Игги это будет радость.

— Том, если тебе что-то понадобится, зови Игги. Видел, как я делаю? Постучи по чему-нибудь деревянному, и он придет. А пока… Игги, принеси, пожалуйста, апельсиновый сок. Том, будешь еще что-нибудь есть?

— Не знаю, — пожимает плечами мальчик. — А что можно?

— Все, что пожелаете, сэр! — восторженно пищит мой эльф. — Все, что пожелаете!

Том мнется. И этим он совершенно не похож на того Лорда, которого я помню.

— Игги, — вдруг вспоминаю момент из детства. — Принеси вафельных трубочек со взбитыми сливками и мятный чай…

Мой отец очень их любил…

Смотрю, как ребенок откусывает понемногу от трубочки, запивая горячим напитком из большой чашки. Он ест аккуратно, но видно, что манерам его толком не учили. Крошки падают на стол и немного на пол.

— Спасибо, было очень вкусно, — говорит Том, когда допивает чай и ставит на стол чашку. Машинально переставляю ее на блюдце.

Этот жест не укрывается от взгляда мальчика. А от меня не укрывается его взгляд.

— Чашку ставят на блюдце, — поясняю. — Чтобы не оставлять следов на столе.

Том внимательно смотрит на меня, затем кивает.

На ужин мы не идем. Игги накрывает нам на стол в моем кабинете.

После замечания о чашке Том пристально следит за моим поведением и старается его скопировать. Я замедляю движения, давая возможность хорошо их разглядеть.

«...1958 год, Франция.

Стою рядом с мамой, смотрю на чем-то рассерженного деда.

— Лиз, значит, отец твоего ребенка дал о себе знать?

— Oui, papa. (фр. "Да, отец")

— Пригласи его на обед…»

Сейчас я понимаю, что тогда дед решил посмеяться над «безродным англичанишкой» и велел сервировать стол по всем правилам этикета. Только вот посмеяться не получилось…

* * *

Смотрю в пламя камина, прихлебывая мятный чай. Том спит на диване.

А я спать не могу. События сегодняшнего дня проносятся перед глазами. Я снова и снова прокручиваю в памяти мерзкий маггловский приют.

Теперь понятно, почему отец никогда не рассказывал ничего о своем детстве. Никогда. Никому.

Я не знаю, сколько времени мне отведено. О путешествиях во времени известно крайне мало. Может быть, я вернусь в будущее. Может быть, я проживу долгую и счастливую жизнь в этом времени и увижу себя маленькую. А может… Может, в тот день, когда на свет появится Анна Мария Риддл-Романова, Анна Мария Монро перестанет существовать. Или в любой другой.

Но, в любом случае, у меня есть Долг. Иначе нельзя.

* * *

Утром наведываюсь в библиотеку. Вообще-то на каникулах она закрыта, но я преподаватель, имею право посещать ее самостоятельно.

Перебираю корешки, пытаясь выбрать. Наконец, останавливаюсь на трех книгах.

«История Хогвартса», «Этикет и правила Магического Мира», «Основы колдовства для начинающих». Подойдет для первого знакомства с миром магии.

Но это — магические книги. Тому нужны и маггловские. Не знаю, почему в Англии так заведено, но в Советском Союзе, как и в Восточной Европе, математикой, химией и физикой не пренебрегают. И учебники лучше достать советские… Хотя… Мерлин, на дворе тридцать седьмой. Учебников в СССР мало, к тому же они на русском. Если только через Дурмстранг… Но как по ним будет заниматься Том?

Записываю выбранные книги в формуляр, который аккуратно ставлю на место, и иду к себе.

Том меня уже ждет. Постель аккуратно заправлена, причем по ней заметно, что мальчик делал это сам.

— Игги, — зову домовика, — убери постель с дивана.

— Да, сэр, — отзывается эльф, и одеяло с подушкой и простыней мгновенно исчезают.

Кладу на стол книги.

— Это — основы, — указываю на них мальчику. — Они помогут тебе разобраться в новом для тебя мире, мире волшебства. В «Истории Хогвартса» ты узнаешь об этой школе — как она строилась и кем. Узнаешь, как и чему здесь учат. В «Этикете и правилах…» сможешь прочитать об отличиях между миром волшебников, магов, и обычных людей, которые называются магглы. Только не пытайся ничего повторить из «Основ колдовства…» — это лучше делать под присмотром. Им мы начнем заниматься позже.

Мальчик серьезно кивает, подтягивает к себе стопку. А я прикрываю глаза, задумавшись.

По идее, учиться лучше было бы в Дурмстранге. Но Тому — одиннадцать. Его не примут. Если бы ему было бы семь… Или хотя бы восемь, то тогда можно было бы попытаться. Полгода на подготовку, и он сел бы за парту в лучшей школе. Но…

Но ему одиннадцать. Поэтому теперь все зависит от Хогвартса и меня. А еще…

А еще мой Лорд заканчивал Хогвартс, не Дурмстранг.

— Том, живущие в школе обычно завтракают в Большом зале, — говорю мальчику, который жадно вчитывается в строчки «Истории Хогвартса». — Пойдешь со мной, или велеть домовику подать тебе завтрак сюда?

Мальчик переводит на меня взгляд и нехотя кивает.

— Я пойду с вами.

Появление меня с ребенком вызывает у присутствующих немедленный интерес.

— О, какой очаровательный ребенок! — говорит мадам Хуч. — Где вы его прятали, Анна?

Смотрю на преподавателя полетов пристальным взглядом.

— Хм… Конечно, это не мое дело, — тушуется женщина. — Прошу прощения…

Возникает некоторая заминка, куда посадить Тома. За преподавательским столом ему сидеть вроде как не положено — он ребенок. Но и за ученическим тоже — вроде как еще не ученик.

— Профессор Монро! — вдруг говорит Раймонд Лестрейндж, третьекурсник моего факультета. — А может, его с нами посадить? Тут места много. Да и он нам вроде как получается не чужой, он ведь ваш.

Почему бы и нет?

Смотрю, как Том садится рядом с Лестрейнджем, который тут же протягивает ему руку.

— Ваш сын очень на вас похож, — говорит вдруг Альбус Дамблдор. — Кстати, а почему вы не отдали его в Дурмстранг?

— Потому что он записан в Свитке Хогвартса, — отвечаю. — Вы против того, чтобы он учился здесь?

— Нет-нет, — Дамблдор поднимает руки. — Ничуть… Просто родители обычно отдают своих детей в те же школы, где учились сами.

— Возможно, отец в Хогвартсе и учился, — отзывается Герберт Бири. — Не подскажете его фамилию?

Невербально поджигаю салфетку перед носом у преподавателя Травологии.

— Э… Простите, профессор Монро, — сглатывает старичок. — Я… Я не хотел…

Салфетка гаснет.

После такого «прозрачного» намека преподаватели оставляют попытки узнать подробности моей несуществующей личной жизни и заодно родословной Тома.

Сижу, жую брокколи.

* * *

После завтрака Том опять хватается за книгу, а я пишу на пергаменте, пытаясь вспомнить школьную программу и решить, чему учить Тома.

Посохом владеть учить уже поздно. Нужно начинать не позже девяти. К тому же это бессмысленно в отсутствии постоянных тренировок и занятий, которых в Хогвартсе, разумеется, не проводят. Значит, нужно сосредоточиться на палочковой, беспалочковой и невербальной магии. И две последние придется отрабатывать — мой отец ими владел прекрасно.

А еще можно заклинания на парселтанге — то, что отец показывал только своим детям — Бойко, Михаилу, Андрею, Светлане и мне. Насчет Марка и Элис не знаю — они учились в других школах. А были ли у отца еще дети, мне тоже не известно.

Вдобавок отец прекрасно говорил по-французски и относительно неплохо по-русски.

Делаю еще одну пометку.

Что же еще знал и умел мой отец?

— Кто такие «грязнокровки»? — перебивает мои размышления голос Тома.

Откладываю перо, смотрю на мальчика.

— Грязнокровки — это уничижительное название тех волшебников, у которых оба родителя магглы.

Том серьезно кивает.

— Откуда ты взял это слово?

— Я больше не буду его говорить, — вместо ответа произносит ребенок.

— Почему нет? — прищуриваюсь.

— Ну… оно ведь плохое.

— Да, но это не значит, что его нельзя произносить. Смотри, Том. Бывают глупые дети, правда?

Том кивает.

— Но если ты назовешь умного человека глупым, он рассердится.

— Но если я назову глупого глупым, то он тоже рассердится, — вдруг говорит мне мой сын.

— Да, — соглашаюсь. — Но только в этом случае ты можешь назвать его просто «не очень умным» — это будет верно. Можешь назвать «дураком» — это тоже будет верно. А можешь назвать «тупым идиотом». Все это будет верным — только что-то более обидным, чем другое. Поэтому в слове «грязнокровка» нет ничего плохого. Оно просто более обидное, чем «магглорожденный».

— Раймонд Лестрейндж назвал грязнокровкой моего отца, — признается Том, помолчав. — Это правда?

— Почему он так решил? — интересуюсь.

— Когда я назвал ему свою фамилию, он сказал, что никогда такой не слышал. И поэтому мой отец, скорее всего, грязнокровка.

Вдох, выдох.

— Нет, Том. Это не так.

— Я ему так и сказал, — облегченно вздыхает мальчик.

Киваю.

— Те, у кого один из родителей маггл или магглорожденный, называется «полукровка», — говорю мальчику. — Все остальные считаются чистокровными.

— Мой отец не мог быть магал… магглорожденным, — уверенно говорит Том. — Вы ведь говорили, что у нас родственники по отцовской линии. А вы — сильная волшебница.

— Почему ты решил, что я сильная волшебница? — улыбаюсь сосредоточенному мальчику.

— Раймонд сказал, что вы учились в Дур… Дустар…

— Дурмстранге, — поправляю. — Да, я училась там. И да, туда берут только магически сильных детей.

— Раймонда отец тоже хотел туда отправить, — хмурится Том. — Но ему отказали.

— Не повезло, — фыркаю. — Такое бывает. Каждый год в Дурмстранг приходят несколько сотен детей. И после вступительных испытаний остается один из пяти.

Смотрю на задумчивого Тома.

— Там учат лучше, чем здесь? — интересуется мальчик после некоторого раздумья.

— Лучше, — отвечаю уверенно. — Но я буду учить тебя дополнительно. И ты ничего не потеряешь.

— Спасибо, Анна, — кивает мне Том.

В приюте, похоже, Тома не учили ничему. Он слабо считает, плохо пишет. Но он много читает, хорошо запоминает и анализирует прочитанное.

Почерк у Тома отвратительный. Я смотрю, как мальчик размазывает по пергаменту чернила, усердно выводя буквы, и морщусь.

— Том, погоди, — взмахом палочки убираю чернила с пергамента, заодно и с пальцев и даже лица ребенка. — Давай начнем с начала. Смотри, как держат перо.

Я показываю, как класть пергамент и ставить руки, показываю, как чистить перо перочисткой, показываю, как аккуратно промакивать строчки, как следить, чтобы к перу не пристала ненужная грязь или волоски.

— Пиши лучше медленно, но красиво, — объясняю ребенку. — Скорость придет сама.

— Хорошо, Анна, — говорит он и снова принимается за французские слова.

Смотрю на старающегося мальчика и вспоминаю четкий, ровный почерк отца, который я безуспешно пыталась скопировать в детстве.

* * *

— Профессор Монро, а можно мы с Томом сходим полетать? — интересуется у меня после обеда Стивен Булстроуд, который, как и в прошлом году, остался на Рождественские каникулы.

На секунду в глазах Тома проскальзывает изумление, но затем он снова делает серьезный вид. Кажется, мальчик решил не показывать, что его что-то удивляет.

— Если он сам захочет, — пожимаю плечами.

— Том, пойдешь? — спрашивает Булстроуд.

Том смотрит на меня и кивает почему-то мне.

— Только, мистер Булстроуд, — смотрю на слизеринца. — Том раньше никогда не летал. Покажете ему, как правильно метлой пользоваться.

— Хорошо, госпожа декан, — кивает второкурсник.

— И возьмите с собой мистера Лестрейнджа, — говорю. — Пусть он проследит за Согревающими чарами для вас обоих.

— Так он уже на поле, — улыбается Булстроуд. — Только нас дожидается!

* * *

Посидеть спокойно мне не удается. Через час прибегает один из студентов Гриффиндора и сообщает, что Том в лазарете.

Бросаю книгу, мчусь в Больничное крыло.

Том сидит на кровати. Правая рука до плеча затянута плотной повязкой. Рядом стоят Булстроуд и Лестрейндж. При виде меня они краснеют, пытаются спрятаться друг за друга.

Живой…

Выдыхаю с облегчением, приподнимаю одну бровь.

— Итак?

— Эм… профессор Монро… Эм…

— Я упал, — коротко произносит Том.

— Почему? — перевожу взгляд на сына.

— Я больше не буду.

— Надеюсь, — киваю. — Только ты не сказал мне причину.

— Профессор Монро, — собирается с духом Лестрейндж. — Я… я хвастался. И пытался показать вашему сыну, что умею летать без рук. Он попробовал повторить… и упал.

— После этого мы сразу побежали сюда, вы не подумайте! — перебивает его Стивен Булстроуд.

— В следующий раз, мистер Лестрейндж, — говорю ледяным голосом, — демонстрируйте ваше непревзойденное мастерство кому-нибудь другому, а не новичку, впервые в жизни метлу увидевшему. Особенно, если это мастерство нарушает технику безопасности полетов.

Лестрейндж готов провалиться сквозь пол на этаж ниже.

— Я… я больше не буду, профессор Монро…

— Я очень надеюсь, что у вас, как у любого нормального слизеринца, мозгов больше, чем гонору, — киваю. — А наказание вам — будете сидеть в одной палате с Томом, пока у того рука не заживет.

— Но сегодня же Рождество! — чуть не плачет слизеринец.

— Точно, мистер Лестрейндж, — прищуриваюсь. — Правда, грустное совпадение?

Теперь я знаю, почему отец ненавидел квиддич.

Но на праздничный ужин мальчики все-таки являются. Рука Тома перевязана, но всего лишь небольшим бинтом. А Лестрейндж идет рядом, словно охраняя.

— Нас отпустила мадам Дюваль, — поясняет он мне, когда я вопросительно гляжу на своего «змееныша». — Сказала, что к утру все заживет, а праздничный ужин пропускать нельзя, потому что Рождество! — поспешно добавляет он.

Улыбаюсь, киваю.

— Хорошего Рождества, ребята.

— С Рождеством, профессор Монро, — отзывается Лестрейндж с облегчением в голосе.

Том молча кивает мне в ответ.

* * *

Неделя проходит в хлопотах. У Тома оказывается слабый желудок, и мне приходится просить у профессора Слизнорта разрешение воспользоваться его лабораторией.

— Без проблем, Анна, — улыбается толстячок. — А что вы будете варить?

— Хочу рассчитать индивидуальное зелье для укрепления пищеварения.

— А, вашему сыну!

— Да, — киваю.

— Может, я вам помогу?

Киваю опять.

— Хорошо, Гораций. Помощь хорошего зельевара никогда не мешает.

* * *

Зельевар Слизнорт, может быть, и хороший, но колдомедик из него — как из меня ловец. Когда я беру кровь у Тома, он делает большие глаза.

— А зачем это? — кивает он на серебряный кинжал, которым я делаю надрез на руке мальчика.

— Только серебро не оставляет магического следа на крови. Любые остальные материалы могут изменить ее свойства, что помешает сделать правильный анализ.

— Да? — на лице Слизнорта — удивление.

— Да. Это одно из Правил Целителей.

— А зачем клятва?

— Это вопрос этики. Кровь ценна. Лично вы готовы отдать ее в руки того, кто может использовать вашу кровь вам во вред?

— Эм…

— Вот-вот.

— Интересно…

— Об этом писал еще Мунго, — фыркаю. — Почитайте, там есть нюансы, которые стоит учитывать при приготовлении зелий.

— А что еще? — в глазах Слизнорта — огоньки.

— Это вам лучше прочитать самому, — улыбаюсь. — В библиотеке есть «Человеческие компоненты в зельях» — очень хорошая книга.

— Эээ… Темная?..

— Ничуть, — смотрю на испуганного зельедела. — Там освещаются вопросы использования кожи, крови, волос и костей, добытых без насильственных действий. Есть, конечно, и Темная книга на эту же тему… Но не волнуйтесь, ее в школе нет.

— Ааа…

Перевожу взгляд на Тома. Тот стоит, склонив голову, и с явным любопытством прислушивается к нашему разговору.

* * *

— Чем отличается Темная Магия от обычной? — задает мне вопрос Том, когда мы возвращаемся в нашу комнату.

— Вся магия обычная, — поясняю. — Условно ее делят на Темную и Светлую, а так же нейтральную. К Темной принято относить те приемы — заклятья, ритуалы или артефакты, которые некоторым образом вредят тому, кто их практикует, либо которые используют негативные эмоции, страдания или боль. Но последнее время Министерство Магии любит в список Темных Искусств относить едва ли не все подряд. Так, например, существуют так называемые Непростительные заклятья — Авада Кедавра, Круциатус и Империус. Авада — убивающее, Круциатус — пыточное, и Империус — подчиняющее. Из них Темными с большой натяжкой можно назвать два — Аваду и Круциатус. Империус до середины прошлого века Темным не считался, пока один особо ушлый маг едва не устроил переворот, подвергнув действию этого заклятия несколько высокопоставленных лиц.

Том хихикает.

— Ага, — подтверждаю.

Тридцать первого декабря утром идет снег. Смотрю на пушистые хлопья, падающие на землю, оглядываюсь на Тома.

Мальчик тепло одет. На нем свитер, шерстяная мантия и теплый меховой плащ.

— Куда мы идем? — интересуется Том, когда мы отходим на приличное расстояние от Хогвартса.

— За твоим подарком, — улыбаюсь. — А идем мы в Косой Переулок.

В Косом переулке мы заходим в кафе Фортескью, где я покупаю Тому большую порцию мороженого.

— Заболеть не бойся, — поясняю. — Перечное зелье еще есть.

— Я не боюсь, — хмуро говорит Том и берет ложку.

После кафе мы идем, собственно, за самим подарком.

— Что будет угодно? — улыбается нам молодая девушка лет двадцати за прилавком магазина «Волшебные звери».

— Том, выбирай, — говорю мальчику, заворожено глядящего на фиолетовых жаб.

Мой Теперь-Уже-Сын проходит мимо жаб, мимо кроликов… И останавливается рядом с террариумом, где сидят змеи.

Ну да, это логично.

— Это ядовитые змеи, — предупреждает нас девушка.

Том наклоняется над стеклянной коробкой.

— Привет.

— Привет, Говорящий!

Напряженно кошусь на девушку, которая торопится к нам, выйдя из-за прилавка, взмахиваю палочкой.

— Конфундо!

Взгляд продавщицы расфокусируется.

Том протягивает руку к одной из змеек — индийской кобре. Та лениво заползает ему под рукав.

— Я назову тебя Нагини… — шипит ей Том.

Вздрагиваю, сжимаю палочку так, что становится больно.

Вдох, выдох.

— Это ядовитая змея, — повторяет девушка, с которой почти спал Конфундус. — Она может укусить.

— Не укусит, — поднимаю взгляд на продавщицу. — Сколько с нас?

— Двадцать галеонов…

Отсчитываю нужную сумму, кладу на прилавок.

Выходим на улицу. Когда мы отходим от двери метров на пять, я останавливаюсь и присаживаюсь так, чтобы мое лицо оказалось напротив лица Тома.

— Том, то, что мы умеем говорить на языке змей — это секрет. Другие люди этого боятся.

— Но они ведь тоже волшебники. Почему они боятся? — хмурится Том.

— Они думают, что только злые маги могут говорить на парселтанге.

— Но ведь… были маги, которые говорили! Один из них даже Хогвартс строил!

— Ага, а потом с ним остальные поссорились, и он был вынужден уйти. После чего его и считают злым и нехорошим.

Вижу на лице Тома напряженную работу мысли. Через какое-то время мальчик кивает.

— Я понял.

Облегченно вздыхаю, поднимаюсь на ноги.

— Этот волшебник… Слизерин… — вдруг говорит Том. — Он наш предок?

— Да, — говорю. — В нас течет кровь Салазара Слизерина. Одного из величайших волшебников. И… с днем рождения, Том.

Том медленно кивает.

Оставшуюся неделю до конца каникул Том читает. Читает жадно, запоем. Он дочитывает «Историю Хогвартса» и принимается за «Этикет…», затем за «Основы магии». Мне приходится напоминать Тому, что подошло время обеда или ужина.

После ужина я обычно рассказываю Тому о порядках в школе. О факультетах, деканах, о преподавателях. Он иногда задает мне вопросы, на которые я старательно отвечаю.

— Что это за книга? — интересуется у меня однажды Том, когда я перечитываю учебник по Магобиологии за четвертый класс Дурмстранга.

— Учебник, — отвечаю. — Из Дурмстранга.

— А что это за буквы?

— Это русский язык. В Дурмстранге преподают на нем.

— Вы его знаете? — в глазах Тома загорается огонек.

— Конечно, — улыбаюсь. — А как бы я иначе там училась?

— А можете меня научить?

— Могу, — киваю. — Только он очень сложный.

— Сложнее французского?

— Да, — откладываю в сторону учебник по биологии. — Намного.

— А когда мы начнем?

— А прямо сейчас, — прищуриваюсь. — Во-первых, в русском языке тридцать три буквы.

— Ого!

— До семнадцатого года было тридцать семь. Так что нам будет проще…

В русский язык Том вцепляется с остервенением. Он старательно читает все подряд, отрабатывая произношение, даже не понимая смысла слов. Я иногда поправляю ему ударение, перевожу непонятные слова.

Французский дается ему намного легче.

* * *

Седьмого января приезжают ученики.

— Теперь вы будете ходить на уроки, верно? — спрашивает меня Том.

— Увы, да. Но я буду приносить тебе книги и игрушки, какие ты захочешь, — смотрю в карие глаза мальчика. — А еще ты сможешь ходить в гостиную Слизерина, общаться с другими ребятами. К тому же на следующий год ты будешь с ними жить и учиться.

— А если я поступлю не на Слизерин? — хмурится сын.

— Поступишь, — улыбаюсь. — Шляпа сама себя съест, если не поступишь.

Том улыбается в ответ.

И эта улыбка для меня — важнее всего.

* * *

У нас с Томом вырабатывается привычка завтракать у себя, а на обед и ужин ходить в Большой Зал. Том по-прежнему сидит за столом Слизерина. Первое время дети с любопытством смотрят на него, иногда кидая заинтересованные взгляды и на меня, но потом привыкают.

А еще Том не зря читал «Этикет…» Его манеры за столом хоть и не идеальны, но значительно отличаются от тех, что были у него две недели назад, и приехавшие с каникул слизеринцы смотрят на него одобрительно. Лестрейндж же поглядывает на своих однокурсников снисходительно, а на Тома — покровительственно.

Улыбаюсь мысленно. Да, он первый подружился с Томом. Только подружился ли Том с ним?

Том постепенно осваивается в замке. Он теперь сам ходит в библиотеку, где мистер Брукс, местный библиотекарь, выдает ему книжки.

А во время одного из уроков начинает тянуть мою Метку. Слабо, совсем не похоже на то, как ее тянуло раньше во время вызова, но я умею складывать два и два: мой Лорд еще мал, и связь ослаблена временем и непроизошедшими событиями. И здесь я — единственная с Меткой.

Извиняюсь перед учениками и выскакиваю из класса.

Зов приводит меня к дверям собственных комнат. Том стоит перед ними в окружении трех взрослых парней-гриффиндорцев.

— Так что, Риддл, ты скажешь нам пароль?

— Нет, — твердо отвечает Том.

— Петрификус Тоталус! Риктусемпра!

Угу. Всего их «львячьего» благородства хватает лишь на то, чтобы не накладывать на ребенка болевое заклятье. Всего лишь щекотка. Но я знаю, что и это может быть крайне неприятным. Особенно после парализующего.

Палочка вылетает из кобуры.

— Ступефай Радиале! — рявкаю.

Студентов разметывает по коридору, словно кегли.

— Фините Инкантатем! — следующим движением снимаю заклятья с Тома. — Том, Koscheevy yaitsa… Том, ты в порядке?!

Обхватываю ребенка, ощупываю его.

— Да, Анна, — серьезно отвечает он.

— Что здесь происходит? — резкий голос Армандо Диппета заставляет меня обернуться.

— Вот… эти… — смотрю на гриффиндорцев, которые с трудом пытаются подняться с пола, — пытались влезть в мои комнаты…

— Безуспешно, как видим, — перебивает меня Альбус Дамблдор.

А ты, Дед-Еще-Без-Бороды, откуда тут?

— Потому что мой сын не выдал им пароль, — прищуриваюсь. — А они наложили на него Петрификус и следом Риктусемпру.

Диппет поднимает брови.

— Хм…

— Мы всего лишь хотели довести заблудившегося ребенка до комнат! — возмущается Поттер.

От такой наглой лжи чувствую, как во мне вспыхивает ярость.

— Мой сын не нуждается в провожатых, тем более, в вас, — говорю тихо, едва сдерживаясь. — Если еще раз я увижу вас, мистер Поттер, рядом со своим сыном, то…

— Анна, успокойтесь, — встревает Дамблдор. — Я уверен, мистер Поттер не хотел ничего дурного…

— Да, мы не хотели, — кивает будущий дед Мальчика-Который-Выжил.

— Так! Тихо! — директор поднимает руки. — Профессор Дамблдор, профессор Монро, успокойтесь. Профессор Монро, вашего сына никто больше не тронет, опустите палочку. Профессор Дамблдор, отведите своих студентов в Больничное крыло.

Опускаю палочку.

— Прошу прощения за свою несдержанность.

Дамблдор дарит мне гневный взгляд, затем поворачивается к парням:

— Мистер МакМиллан, мистер Поттер, мистер Смит, пойдемте, я отведу вас к мадам Дюваль…

Когда они скрываются за поворотом, Диппет поворачивается ко мне.

— Профессор Монро, я понимаю… вы защищали своего ребенка, но, пожалуйста, не нападайте больше на студентов в стенах этой школы.

Смотрю во внимательные глаза директора.

— Хорошо, господин директор.

— И да, профессор Монро. Я отпустил ваших учеников с урока. Можете не возвращаться в класс.

— Спасибо огромное! — облегченно вздыхаю.

Когда Диппет скрывается за поворотом, шиплю пароль и впихиваю Тома в комнату. Порывшись в столе, вытаскиваю флакончик с Успокаивающим, которое после похода в приют всегда держу наготове.

— Ты в порядке? — снова спрашиваю у Тома.

— Да, — он снова кивает. — Они не успели ничего сделать.

— Они наложили на тебя два заклятья, — возражаю. — К тому же ты упал на пол. А пол твердый.

— Вы успели вовремя, — пожимает он плечами и садится на диван. — Спасибо.

— Еще бы, — улыбаюсь. — Ты ведь позвал меня.

— Как позвал? — в глазах Тома — удивление, сменяющееся интересом.

Смотрю на ребенка.

— Я всегда услышу, если буду тебе нужна. Ты ведь хотел, чтобы я пришла, верно? И я это почувствовала. И я пришла. И я буду приходить всегда, когда ты меня зовешь.

— А если у вас будет урок? — возражает Том.

— А я к тебе и пришла с урока, — сажусь на диван рядом. — Извинилась перед учениками и побежала к тебе.

— И вы всегда-всегда придете? — мальчик недоверчиво склоняет голову.

— Да, — уверенно киваю. — Чем бы я ни занималась. Ты для меня — самое важное в жизни.

— Почему? — хмурится Том.

«Потому что ты — мой Лорд. Потому что ты — мой отец…»

— Потому что мы связаны. Связаны магией, — медленно говорю ребенку. — И иначе я не могу.

Том смотрит на меня и кивает.

Том усердно занимается. Мы проходим с ним простенькие чары, которые проходят первоклашки в Дурмстранге. Но самое первое, что мы изучаем — это беспалочковое «Акцио, палочка!»

— Первое правило любого магического сражения — будь то дуэль или война — никогда не выпускай палочку. Никогда. Но если ты ее выронил — то ты обязан уметь ее призвать. И не только вербально, то есть вслух. И невербально тоже, — объясняю хмурому Тому, у которого опять ничего не получилось.

— А зачем невербально? — спрашивает он. — Если ее выбьют, я ее позову и все. Зачем уметь делать это молча?

— А вдруг на тебе Силенцио будет? — хмыкаю. — Будешь рот разевать, как рыба глупая.

— Не буду, — кривится Том. — Я научусь.

И он справляется. Палочка сперва просто поворачивается к нему, затем ползет на пару сантиметров, затем еще…

— Отлично, — говорю мальчику. — Не перенапрягайся. Это вредно.

— Почему?

— Потому что может случиться магическое истощение, — поясняю. — Будешь в Больничном крыле валяться и зелья пить. Месяц. Хочешь?

— Нет, — мрачнеет Том.

— Если перед глазами начинают плясать мушки — это первая стадия. Если все вокруг слишком быстро начинают бегать и тарахтеть — это вторая стадия, у мага замедляется восприятие реальности. Если же хочется лечь и спать — то это третья.

— А четвертая?

— А четвертая — это ты ложишься и засыпаешь. И потом в одном случае из пяти просыпаешься. Сквибом. В остальных четырех — умираешь.

На лице Тома — неописуемое выражение.

— Этому в Хогвартсе не учат, — добавляю.

— Я догадался, — щурится мальчик. — Я не видел этого в учебниках за первый курс.

— И не увидишь. В Хогвартсе много чему не учат, особенно колдовать без палочек. В Хогвартс идут в одиннадцать, и беспалочковую магию в этом возрасте уже трудно осваивать. А в Дурмстранг — с семи или даже шести. И то, над чем в Хогвартсе дети сидят годами, у нас за месяц-полтора проходят.

— А почему мне не пойти учиться туда?

Вздыхаю.

— Потому что тебе — одиннадцать, Том. Тебя не возьмут. Ты слишком взрослый для нее. Но я буду тебя учить. И ты станешь гораздо более великим магом, чем любой, который когда-то заканчивал эту школу.

— Вы обещаете?

— Да, — киваю. — У тебя не может быть иначе.

* * *

— «…сьегодни хорошья погода… на улитсссе тепло…» — старательно читает Том.

— Переведи, — говорю по-русски, тру переносицу, чтобы снять напряжение с глаз.

— Сегодня хорошая погода… Эм… где-то тепло… А, на улице! — всматривается в русские буквы Том.

— Молодец, — киваю. — А теперь на французском — «Сегодня хорошая погода!»

— Aujourd' hui… Il fait beau!

— Наоборот, — поправляю. Il fait beau aujourd’hui…

— Почему у французов все наоборот, — вздыхает Том, не ожидая ответа.

— Не знаю. Ну, можешь говорить по-русски, — улыбаюсь.

— А сколько времени вы учили русский?

— Я говорила на французском и русском с рождения, — смотрю на недовольное лицо Тома. — Я их знаю так же, как английский.

В глазах Тома — зависть.

— Ты сможешь так же, — серьезно смотрю на мальчика. — И даже лучше.

— Когда?!

— Со временем, Том. Тебе одиннадцать. А мне — сорок три. Сейчас для тебя главное — старание.

— Я буду стараться, — кивает головой будущий Темный Лорд.

* * *

А еще Тома приходится заставлять заниматься физкультурой. Точнее, боевой подготовкой — так у нас называлась физподготовка до седьмого класса. Это потом она разделилась на Боевую Магию и рукопашный бой.

— Зачем это нужно? — интересуется Том.

— Чтобы не загнуться от усталости после первого же боя, — поясняю. — И чтобы успеть увернуться от заклятья. Маг, который едва дышит — это не маг, а мясо.

— А зачем драться руками?

— Иногда быстрее в челюсть дать, чем заклинание орать.

— Это когда?

— Когда стоишь близко, а палочка где-нибудь, откуда ее доставать неудобно. Или вообще улетела. Пока призовешь, пока направишь… Вот давай. Клади палочку на стол и хватай меня за руку, типа держишь врага.

Том послушно выполняет мои указания.

— Начинай.

— Акцио, палочка! — восклицает Том. Палочка прилетает ему в ладонь. Он тут же направляет мне ее в живот.

— Хорошо. А теперь верни ее обратно и просто попробуй мне врезать.

Том так и поступает.

— И что быстрее? — прищуриваюсь.

— Врезать быстрее, — недовольно соглашается Том.

Физически Том едва способен выполнить норматив для девятилеток. Приходится отпаивать его массой зелий, которые должны помочь организму восстановиться. Одиннадцать лет Том питался так, как у нас в Дурмстранге даже собак не кормили.

«…— Сегодня опять какой-то праздник? — спрашивает у меня ребенок, когда мы возвращаемся с ужина 26 декабря.

— Нет, — удивляюсь. — Почему ты так решил?

— Было много праздничной еды…

Понятия не имею, как я удерживаюсь от того, чтобы тут же не аппарировать на Стоквелл-стрит и не разнести все к чертям.

— Это обычный ужин в школе, — проговариваю, старательно сохраняя спокойствие. — Так кормят каждый день.

— Каждый день?.. — в широко распахнутых глазах — изумление…»

Смотрю на батарею склянок с зельями. Том ненавидит их, и я его понимаю. В отличие от маггловских лекарств, зелья нельзя смешивать со вкусовыми добавками — может случиться совершенно непредсказуемый результат. А сами по себе они имеют отвратительнейшие вкусы. И чем сильнее зелье, тем более мерзко оно на вкус.

Например, вот это зелье, стимулирующее обмен веществ, по вкусу напоминает половую тряпку. Вот это, укрепляющее скелет — на протухшее нечто под соусом из болотной грязи.

— Том, зелья! — говорю мальчику непререкаемым тоном и вижу, как он кривится.

Тем не менее, ребенок послушно выпивает все предложенные мной микстуры. После того, как мне пришлось объяснить, что неприятный вкус — это небольшая плата за то, чтобы вообще иметь возможность пользоваться средствами, за которые магглы душу продадут, причем не только свою, но и всех своих потомков на ближайшие сто поколений, Том стал пить зелья без возражений. Вылеченный за вечер перелом руки в свое время потряс его до глубины души.

* * *

Полгода, проведенные в Хогвартсе рядом со мной, превращают Тома из приютского заморыша во вполне приличного ребенка одиннадцати лет. Уровень владения магией уже достиг уровня второклассника Дурмстранга, что очень похвально. И во многом это заслуга самого Тома. Он учится, как проклятый. Нередко по ночам во сне он твердит какие-нибудь правила, заклинания или же просто фразы на русском или французском.

Том буквально помешан на книгах, и мне иногда приходится отбирать у него учебники за старшие курсы — пятый и седьмой. А после того, как он оказывается в Больничном крыле с магическим истощением второй степени, выполнив какое-то заумное заклинание для шестого курса, мне приходится провести с ним беседу.

— Том, расскажи мне, как концентрируется магия в человеке, — смотрю на недовольного мальчика. Он только-только проснулся после зелий мадам Дюваль.

— Основу магии составляет магическое ядро, — со вздохом цитирует мне Том учебник по Магобиологии, — из которого исходят магические потоки…

— Молодец. Первая степень истощения — это ты тратишь всю магию, которая сосредоточена вокруг твоего магического ядра. Вторая — ты тратишь магические силы самого ядра. Третья наступает, когда магический слой снимается, и ты добираешься до той части, которую индийские маги называют «праной», а мы — жизненной силой. Когда ты истощаешь и ее — то наступает четвертая стадия. Когда ребенок-маг растет, то ядро тоже растет и формируется. В четырнадцать оно уже похоже на то, каким будет у взрослого мага. С шестнадцати до семнадцати оно полностью закрепляется. Поэтому совершеннолетие у магов наступает в семнадцать. А теперь ответь мне, Том Марволо Риддл, какого драккла ты полез в заклинания, рассчитанные на мага с гораздо большим и к тому же развитым ядром?!

Том закусывает губы, но ничего не отвечает.

— Том. Мне не жалко от тебя знаний. Мне не жалко поделиться с тобой всем, что я умею. Но я не хочу, чтобы ты стал сквибом. Или умер.

— Почему вы так печетесь обо мне? — вдруг интересуется Том.

«Потому что ты — мой Лорд. Потому что ты — мой отец… Потому что ты — все для меня».

— Потому что ты — все для меня… — склоняю голову.

— И почему же?!

Я вздрагиваю, услышав в голосе Тома Риддла такие знакомые интонации… Лорда.

— Потому что только ты можешь возродить прежнее величие Слизеринов, - тихо произношу на парселтанге. — Только ты.

* * *

Том больше не пробует выполнить заклятья из учебников старших курсов. Он терпеливо отрабатывает то, что даю ему я. И получается это у него все лучше и лучше.

Нагини растет. Похоже, она была детенышем, когда Том ее выбрал. Или же на нее так влияет близость крови Слизеринов и ее магия. Или… Или еще что-нибудь. Я, увы, в змеях разбираюсь слабо, хоть моей анимагической формой и является змея. Нагини.

Смотрю на свою тезку, которая греется на шее у Тома.

Карлус Поттер, однако, не теряет надежды сделать гадость мне или Тому. То, что в прошлый раз ложь сошла ему с рук, его воодушевляет.

И случается это в июне, почти перед самыми каникулами. Том остается один в замке, а я отправляюсь в Запретный лес за кое-какими ингредиентами для себя и Слизнорта. Школьный зельевар откровенно трусоват, и в лес его затянуть, к примеру, за теми же эдельвейсами невозможно. Даже если это будет днем, хотя эдельвейсы днем не цветут.

Я уже собираюсь возвращаться, как Метку обжигает. Не сильно, не так, как раньше, но чувствительно. А для этого времени это равнозначно срочному вызову. Перед глазами тут же рисуется картина Астрономической Башни — значит, Том там. Но что он там делает?!

Уже поворачиваюсь, собираясь переместиться... И тут меня пробивает холод. Хогвартс окружен антиаппарационным барьером. Я не смогу переместиться к Тому мгновенно. Бежать через весь Запретный лес… Я опоздаю.

Я нужна моему Лорду.

Решение приходит сразу. Заклинание полета, которому меня обучил отец в десятом классе. Очень энергоемкое, но позволяет летать без метел, ковров и прочих приспособлений. И позволяет летать быстро.

Раскидываю руки в стороны и зачерпываю силу напрямую из собственного ядра, гарантируя себе магическое истощение… но это будет потом.

Полет действительно стремителен. Черным вихрем проношусь по Запретному Лесу и оказываюсь на опушке. Астрономическая Башня вырисовывается передо мной во всей своей красе.

И тут с ее площадки, с открытой части срывается хрупкая фигурка… и падает. Я с ужасом сознаю, что это Том.

Падает…

Высота башни — семьдесят шесть с половиной метров. Любой предмет долетит до ее подножья примерно за три с половиной секунды, может, чуть больше. Радиус действия любого моего заклятья — двадцать метров, даже девятнадцать с половиной. К тому моменту, как Том долетит до этой высоты, его скорость будет превышать тридцать метров в секунду. Остаток пути он проделает за мгновения. И я не успею среагировать даже невербально.

Том разобьется.

Разумеется, я не делаю никаких расчетов. Я просто понимаю это сердцем. И принимаю единственно возможное решение — лечу, максимально ускорившись, напрямую к падающему мальчику, выжигая свое магическое ядро и прану.

— Аресто моментум! — выкрикиваю, направив палочку на Тома.

Его падение сразу замедляется. А вот на себя наложить заклятье я уже не успеваю и падаю на булыжники.

Последнее, что я успеваю запомнить, это истошный крик Тома:

— Анна, не умирай!

* * *

В себя прихожу в палате Святого Мунго. Рядом на стуле, положив руки на мою постель и уронив на них голову, спит Том.

— Том… — шепотом зову его.

— Анна! — тут же вскидывается мальчик. — Вы в порядке!

— В относительном, — улыбаюсь. — Как ты?

— Ваш сын сидит тут с того самого момента, как вас сюда доставили, — в палату входит пухлый колдомедик, — напрочь отказываясь вас покидать. Все десять дней тут так и провел.

— Десять дней? — хмурюсь.

— Ну да, а что вы хотели? Сильнейшее магическое истощение, одиннадцать переломов, порванная селезенка, сильная кровопотеря, ушибы внутренних органов. Говорите, с Башни упали?

— Не совсем, но почти…

— Кстати, с вами авроры хотят поговорить. Ждали, пока вы очнетесь. Вы как, поговорите? Или сказать, чтоб до завтра подождали?

— Поговорю, — вздыхаю и принимаю склянку с бурой жидкостью. — Я десять дней отдыхала. Один разговор меня не убьет.

— И да, мисс Монро, — колдомедик хмурится. — Вам колдовать пока нельзя, поэтому ваша палочка у Тома… вашего сына.

Перевожу взгляд на Тома. Тот серьезно кивает, сонно хлопая глазами.

— Том, иди поспи, — киваю ребенку. — Я в порядке. Я очнулась.

— А Анна сможет потом колдовать?

— Сможет, конечно, — фыркает колдомедик. — Третья стадия — это не четвертая. Пойдем, уложу тебя, малец.

— Это ладно, — бормочет Том, следуя за сотрудником больницы. — Потом я вернусь.

— Вернешься обязательно, — успокаивает его колдомедик.

* * *

Ненавижу авроров. Ненавижу их допросы. Почему-то ко всем они относятся, как к уже заведомым преступникам. Даже свидетелей они умудряются так замучить, что бедные люди не знают, куда деться.

Так и я. Хорошо хоть, у меня опыт общения с ними из прошлой жизни есть. Небольшой, конечно. У многих отцовских сторонников он на порядок богаче. Но что хорошо в этом времени — моя Метка всех, в том числе и для авроров — просто магический рисунок.

Ничего не значащая татуировка.

Но допрос все равно выматывает. «Где вы были, когда ваш сын пошел на Башню? Знали ли вы, что он туда пойдет? Зачем он туда пошел? Зачем вы пошли в Запретный лес? А разве у вас нет централизованной поставки ингредиентов? А за какими именно компонентами для зелий вы пошли? А разве вы зельевар? А почему вы варите зелья сами, а не доверяете варить профессору Слизнорту? А кто пошел с вашим сыном на Башню? С кем общается ваш сын? Какие у него отношения?..»

В Мунго валяюсь еще десять дней. За это время мое магическое ядро восстанавливается, хоть и не до конца. В течение этих дней меня навещает Диппет и сообщает, что мистер Карлус Поттер и мистер Айзек Смит, столкнувшие Тома с Башни, исключены из школы. Они все рассчитали — Директорские чары не захватывают Астрономическую Башню, поскольку она была надстроена уже после того, как Хогвартс был зачарован Основателями, и Диппет не мог знать, что там происходит. А мертвый Том вряд ли бы рассказал, кто его столкнул. Только вот они не знали, что я приду на помощь сыну, и Том выживет. И воспоминания Тома, помещенные в Омут Памяти, однозначно укажут на Поттера и Смита.

Поттер и Смит, говорите…

— А еще они убили Нагини, — шепчет Том. — Она кинулась меня защищать, а они выкинули ее с Башни. А потом меня.

— Все хорошо, — прижимаю к себе ребенка. — Они за это поплатятся.

Смит оказывается магглорожденным. Мое появление на пороге его дома приводит бывшего гриффиндорца в ужас.

— П-п-профессор Монро?!

— Я уже не ваш профессор, мистер Смит, — смотрю на бледного парня.

— Эээ…

— Мадам? — за спиной Айзека Смита возникает мужчина средних лет. — Чем могу быть полезен?

— Меня зовут Анна Монро, — представляюсь. — Я преподаватель Хогвартса. Школы, в которой учился ваш сын.

— А, вы из этих… из волшебников? Проходите, проходите! Как там мой сорванец?

Перевожу взгляд на парня. Тот бледен до синевы, руки трясутся. Прищуриваюсь.

— Да, благодарю, — вхожу в дом.

Смиты живут небогато. Дом у них небольшой и стоит в бедноватом районе. В этом времени еще не развито загородное строительство, как в конце двадцатого века.

— Чаю, профессор?

— Нет, благодарю, — пристально смотрю на Айзека Смита. — Мистер Смит, вы так и не сказали вашим родителям, что вас исключили?

— Исключили? — в дверях появляется моложавая женщина с завитыми волосами. Как… исключили?

— Просто, — пожимаю плечами. — Примерно месяц назад ваш сын вместе с однокурсником столкнул с Астрономической башни ребенка, который даже еще в школу не поступил. Высота башни, мистер и миссис Смит, составляет двести пятьдесят футов.

Смиты ахают. Миссис Смит зажимает рот руками, мистер Смит морщит лоб.

— Но что делал ребенок в школе, если он даже там не учится? — недоуменно спрашивает отец Айзека Смита.

— Этот ребенок — мой сын. Я живу в школе, как преподаватель. И, разумеется, Том живет со мной… — отвечаю побледневшим родителям.

— Но ребенок выжил? — перебивает меня миссис Смит.

— Да, — медленно киваю, глядя в глаза магглам. — Я успела поймать его на полпути и замедлить падение.

— Слава Богу! — вздыхает маггла. — Мадам Монро… Нам дико стыдно, что мы воспитали такого сына. Мы примем все меры, чтобы наказать Айзека. Пожалуйста, простите нас и Айзека. И… пожалуйста, можно ли что-нибудь сделать, чтобы восстановить его в школе? Он больше не будет!

Какое-то время молчу, затем усмехаюсь.

— Мистер и миссис Смит. Вы, видимо, еще не до конца осознали те изменения, которые произошли в вашей жизни и жизни вашего сына, когда он получил письмо из Хогвартса, и когда вы дали его согласие на обучение в магической школе. Поступив на первый курс, Айзек Смит не просто пошел в школу. Он пришел в новый, магический мир. Он объявил себя, как волшебника, и этим самым обязался соблюдать магические законы. Ему было семнадцать, когда он покусился на жизнь Тома Марволо Риддла, наследника Рода Гонт, наследника Рода Слизерин. Он был на тот момент совершеннолетним…

— Так совершеннолетие ж в восемнадцать, — перебивает меня мистер Смит.

— По маггловским законам, — пожимаю плечами. — По магическим оно наступает в семнадцать. Так вот, господа. Я, как мать и единственный законный представитель Тома Марволо Риддла, имею право стребовать возникший долг крови. Учитывая, что при этом еще и я едва не рассталась с жизнью, спасая сына.

— И… и что же вы хотите? — недоумевающе глядит на меня мать Айзека Смита.

— Погодите, поясните, что за долг? — хмурится мистер Смит.

— По магическим законам убийство, как и покушение, дело наказуемое, — терпеливо поясняю. — И оно требует платы. Если бы мой сын умер, то моя месть ограничилась бы только моей собственной магической силой и размерами вашей семьи. Я бы вырезала всех Смитов до семиюродного родства. Но мой сын жив. Поэтому я могу ограничиться либо дуэлью с вашим сыном, либо принять от вас материальную компенсацию.

— Но ведь его уже наказали, исключив! — возмущается миссис Смит.

— Да, — киваю. — За нарушение школьной дисциплины, но не более того.

— Послушайте, нашему сыну всего семнадцать, — умоляющим голосом говорит маггла. — Это по вашим законам он совершеннолетний, но вы сами понимаете, что в семнадцать лет мозгов еще мало. Он даже школу не закончил. Неужели вы настолько серьезно настроены?

Фыркаю, смотрю сквозь мутноватое окно на улицу.

— Миссис Смит. Семнадцать лет — это совершеннолетие. В семнадцать лет у мага полностью формируется магическое ядро, и он становится полностью ответственным как за свое колдовство, так и за свои поступки, потому что у волшебника за поведение отвечает в первую очередь его магия. И все переходные возрасты, гормоны и прочее меркнут рядом с той силой, которая формирует волшебника, как личность. Поэтому ваш сын не может считаться ребенком. Он взрослый, миссис Смит.

— Но мы ведь не маги! — возражает снова миссис Смит. — Почему мы должны подчиняться вашим законам?

Прищуриваюсь, кидаю быстрый взгляд на Айзека, но парень сидит в полной прострации и, похоже, не слышит ничего.

— Очень просто, — улыбаюсь. — Если вы хотите, чтобы с вами считались. Понимаете, вы посвящены в тайну, доступную только избранным, и это благодаря вашему сыну. Обычным магглам у нас память стирают, если те вдруг с волшебством сталкиваются.

— Вы считаете себя избранной? — в голосе отца Айзека звучат гневные нотки.

— Конечно, — киваю. — Потому что у меня есть магия, а у вас — нет. Это ли не избранность?

— И что вы хотите?

Задумчиво прикусываю губу.

— Дуэль ваш сын не переживет. Я Мастер Боевой Магии. Да и статусы у нас разные. Я Наследница Рода Гонт, он — простолюдин. Денежная компенсация? У вас нет столько денег, даже если вы продадите все, вплоть до трусов… — размышляю вслух.

В это время оживает Айзек Смит. Он смотрит на меня бешеным взглядом, а затем становится на одно колено, упирая в пол раскрытую правую ладонь — классическая поза сдающегося мага.

— Я, Айзек Смит, магглорожденный. Предаю себя вашей воле, Наследница Рода Гонт. Прошу прощения за оскорбление и за попытку покушения на жизнь вашего сына. Уповаю на милость вашу, но ожидаю справедливой кары.

— Айзек! Встань! — ахает миссис Смит, но ее сын не двигается.

Хм. Ритуальная фраза из уст грязнокровки звучит неожиданно. Подобное было бы ожидаемо от какого-нибудь чистокровного. От Поттера, например…

— Поттер научил? — иронически вздергиваю бровь.

— Да, миледи, — кивает Айзек. — Я… я действительно прошу… уповаю на вашу милость. Мне… мне очень стыдно.

— Если бы тебе было стыдно, то ты бы пришел ко мне раньше, — пожимаю плечами.

Айзек Смит молчит. Я тоже молчу какое-то время, но потом принимаю решение.

Взмах палочкой, короткое заклятие.

— Встань, Айзек Смит, — говорю. — Твоей платой будет твой Род.

Смит белеет, но находит в себе силы кивнуть.

— Да, миледи.

— Что это значит? — приходят в себя его родители.

— Расплата за покушение. Простое проклятие, — смотрю в глаза магглам. — У вас никогда не будет ни внуков, ни правнуков.

Магглы хлопают растерянно глазами.

Разворачиваюсь и, не прощаясь, шагаю к выходу. Уже подходя к двери, слышу, как мистер Смит говорит жене:

— У них же есть специалисты. Кто-то другой снимет это проклятие...

— А если снимут, — отзываюсь с порога, — то вы все умрете. И вы, и ваш сын, и ваши возможные внуки. Выбор за вами, господа.

И захлопываю за собой дверь.

С Поттерами легче. Мое появление на пороге Поттер-мэнора не вызывает такого ступора у обитателей. Вот что значит — чистокровные.

— Мисс Монро? — встречает меня темноволосый мужчина, в котором я тут же опознаю отца Карлуса Поттера.

— Да, — киваю. — Здравствуйте.

— Добрый день. Я Дэмьен Поттер, отец Карлуса Поттера, Глава Рода Поттеров.

— Вы знаете, зачем я здесь?

— Да, мисс Монро, — взгляд мужчины тверд. — Вы пришли востребовать долг.

— Да, — киваю. — Я, Наследница Рода Гонт, требую плату за кровь Тома Марволо Риддла, Наследника Рода Гонт, с Рода Поттеров.

Хех. Поттер не ожидал. Несомненно, он узнал все о Монро, особенно об Анне Марии, чье место я заняла. Но связь с Гонтами он не нашел, разумеется. И это для него — очень неприятный сюрприз. Одно дело — сбежавшая из семьи девка с бастардом-полукровкой, а другое — Наследница очень древнего и Темного Рода.

— Вы… — Поттер теряется. — Я… Простите. Я не ожидал.

Молчу, ожидая, пока мужчина соберется с мыслями. У них это, похоже, семейная черта. Что правнук, что прадед.

— Хм. Серьезное заявление, — опоминается Дэмьен Поттер, с интересом глядя на меня.

Вместо ответа поворачиваю на пальце левой руки перстень, который отобрала у Морфина Гонта и до сегодняшнего дня хранила в Гринготтсе. Поттеры, как Наследники Игнотуса Певерелла и Хранители одного из Даров Смерти — мантии-невидимки — должны узнать кольцо Кадмуса Певерелла. Кольцо, которое не сможет носить тот, в ком нет Наследия Певереллов. Кольцо, которое является Родовым Перстнем Рода Гонт.

Дэмьен Поттер — не исключение. Он смотрит на перстень расширившимися глазами, затем кивает.

— Что вы хотите в уплату, мисс Монро?

— Жизнь вашего сына.

Поттер-старший бледнеет.

Разумеется. Карлус Поттер по сравнению со мной — мясо. Встреча на дуэли с Мастером моего уровня гарантирует ему смерть. А формулировка моего требования однозначно исключает возможность выставить замену.

— Мисс Монро, — в голосе Дэмьена Поттера — боль. — Карлус — наш единственный сын. У нас больше нет детей. Как Глава Рода Поттеров, я прошу вас не уничтожать наш Род. Возьмите все, чем мы владеем… но не трогайте Род.

Молчу, раздумывая.

С одной стороны, Карлус Поттер в моем будущем станет дедом Гарри Поттера, то есть очень большая вероятность, что убить я его не убью. Дэмьен Поттер, конечно, этого не знает. Он полагает, что его сын — смертник. А еще деньги лишними не бывают. Поттеры в этом времени достаточно богаты. С другой стороны — отомстить за несостоявшееся убийство Лорда — благое дело.

Рискнуть — не рискнуть? Рискнуть — не рискнуть?

Решаю не рисковать.

— Хорошо, — соглашаюсь с предложением.

Поттер-старший облегченно вздыхает.

— Сколько вы хотите?

— Столько, во сколько вы оцениваете свой Род, — прищуриваюсь. — Вам неделя на оценку.

Дэмьен Поттер потерянно кивает.

Хм. Я не знала, что Поттеры настолько богаты. Через неделю мне приходит письмо с внушительным списком имущества, который Дэмьен Поттер готов отдать. Пробегаю его глазами, в глубине души надеясь увидеть слова «мантия-невидимка», но не нахожу.

Ну, Дар Смерти даже мой сумасшедший и пропитый вконец дедушка не рискнул сплавить в чужие руки. Поттеры, похоже, такие же. Трусы продадут, но такую реликвию оставят.

Но это и правильно.

Накидываю мантию и отправляюсь в Гринготтс.

* * *

В Гринготтсе меня встречают гоблины и хмурые Поттеры — сам Дэмьен Поттер, его сын Карлус и миссис Поттер — маленькая и хрупкая женщина.

Угу, ясно, почему Карлус Поттер — единственный ребенок. Его тщедушная матушка просто непригодна к деторождению. Удивительно, как еще Карлус получился. Хотя… может, он потому такой идиот?

Гоблины провожают нас в Ритуальный зал. Я даю Дэмьену Поттеру прочитать текст клятвы, которую я собираюсь давать. Поттер морщит лоб, вчитываясь в строки, но затем кивает.

Это хорошо, что его устраивает.

— Я клянусь, что ни я, ни Том Марволо Риддл не причиним вреда Главе или Наследникам Рода Поттер за исключением угрозы нашим жизням, здоровью и благополучию, — произношу клятву.

Белая вспышка магии фиксирует мои слова.

И тут до меня доходит. Доходит, да. ДОХОДИТ, БЛ…!

В себя прихожу в «Дырявом Котле». Хлопаю глазами, смотрю на кружку в руке, в которой плещется огневиски. Я не помню, как прощалась с Поттерами, подписывала бумаги, подтверждающие принятие имущества, и выходила из Гринготтса. Я ничего не помню.

А еще я — идиотка. Тупоголовая дура. Самонадеянная и самовлюбленная…

Тьфу.

Круциатить меня за такое, и неоднократно.

Деньги, которые были у Лорда — это бывшие деньги Поттеров. А развоплотился Лорд в восемьдесят первом году потому, что пытался убить малявку Гарри. Джеймса он убил, потому что тот сам на него накинулся — угроза жизни. А малец, сидящий в кроватке с погремушкой, таковым не был.

И схлопотал мой Лорд собственной Авадой. Потому что я, дура, принесла клятву. И клятва имеет силу. Хотя Том — мой отец. Хотя я и родилась позже Тома Марволо Риддла. Но я — взрослая, а он — ребенок. Я его магический опекун. И…

Тьфу.

Допиваю огневиски, вздыхаю и аппарирую в Хогсмид.

Три года. Три года проходят, словно сказка. Том учится лучше всех. Каждый год его имя стоит в списке успеваемости на первом месте. Каждый год я получаю благодарственные письма от Диппета за «отличное воспитание достойного ученика Хогвартса».

Хмыкаю, откладывая пергамент. Еще бы мой Лорд плохо учился…

Протягиваю руку, беру чашку с лимонниковым чаем.

Дверь распахивается без стука, и на пороге возникает Том.

— Кто такой Марволо Гонт? — вырывает меня из раздумий холодный голос моего сына.

Поднимаю глаза и встречаюсь с ледяным взглядом карих глаз.

— Волшебник, — отвечаю нейтрально.

— Он наш родственник, верно? — приподнимает бровь Том. Точно так же, как это делал мой Лорд…

— Да, — отвечаю через пару секунд.

— И кем же он нам доводится?

Вот и пришло время…

— Он твой дед, — сглатываю.

— Отец моего отца… — Том задумчиво складывает руки на груди. — Но я не Гонт, а Риддл. Не сходится.

— Потому что он — отец твоей матери, — поднимаюсь с дивана, призываю серую мантию, в которой я иногда посещаю Хогсмид. — Пойдем, Том. Пора тебе узнать о родственниках.

Том смотрит на меня и медленно кивает.

* * *

Литтл-Хэнглтон все такой же. С одной стороны — богатые дома. С другой — бедные. Том с интересом и какой-то надеждой смотрит на богатую половину, но я веду его вниз.

С каждым шагом в глазах мальчика рождается странное чувство. Он ничего не спрашивает, послушно идя следом, и только когда мы останавливаемся перед замызганной лачугой со змеей над дверью, он хрипло интересуется:

— Зачем мы здесь?

Вместо ответа я пинаю полуразвалившуюся дверь.

— Опять ты?! — шипит на парселтанге Морфин Гонт. Прошедшие с моего последнего визита годы ничуть его не приукрасили.

— Я, — отвечаю на том же языке.

— Что тебе надо?!

— Познакомься, Том, — говорю вместо ответа. — Морфин Гонт. Брат твоей матери. Сын Марволо Гонта. Глава Древнейшего и Благороднейшего Рода Гонт. Рода, в котором течет кровь Салазара Слизерина.

— Сын шлюхи, — брызгает слюной Морфин, глядя на перекошенное ужасом и брезгливостью лицо Тома. — Твоя рожа — точь-в-точь рожа того маггла, Риддла. Ублюдок…

Последним словом мой двоюродный дед давится, получив посохом под челюсть.

— Еще одно слово, гаденыш, — говорю по-английски, — и ты только ползать сможешь. Хотя, думаю, тебе не привыкать…

— Идем отсюда! — вдруг говорит Том. — Анна!

Разворачиваюсь, бросив последний взгляд на замершего Морфина Гонта.

* * *

Том несется по улице, не разбирая дороги. Я едва успеваю догнать его где-то на середине пути.

— Том! Том!

— Анна… — на лице мальчика — ужас. — Что… кто…

Втискиваю в зубы Тома склянку с Успокаивающим. Я предусмотрительная — я помню, как мне было жутко после приюта.

Успокаивающее помогает. Через минуту Том снова собран и серьезен. Он ничего не говорит, но я понимаю, как он напряжен.

— Как звали мою мать? — вдруг спрашивает он.

— Меропа, — отвечаю. — Меропа Риддл, в девичестве — Гонт.

— Значит, вы не моя мать, — вдруг с горечью говорит Том. — Вы ведь Анна…

— Я говорила тебе это, — тяжело вздыхаю. — Ты думал, я обманываю?

— Все говорят, что я очень на вас похож. К тому же тот лазурный цвет Зелья Родства…

Том не договаривает.

— Зелье может ошибаться, — отвечаю, ощущая себя предательницей. — Но я действительно твоя родственница.

— Что стало с моей матерью?

— Она умерла, дав тебе жизнь, — говорю Тому. — Умерла в том приюте, откуда я забрала тебя.

— Умерла… А отец? Почему он не забрал меня?

Вместо ответа смотрю в глаза мальчика тем взглядом, которым на меня иногда смотрел мой Лорд. И во взгляде Тома постепенно рождается огонек догадки.

— Твоего отца зовут Том Риддл, — произношу аккуратно. — Он живет в этой же деревне. И он отказался от тебя и от твоей матери еще до твоего рождения.

— И по какой причине?

— Потому что твоя мать была ведьмой.

— Так это…

Том не договаривает. Понимание вспыхивает в его взгляде.

— Он сказал, что… Он маггл, верно? — тихо произносит он таким тоном, от которого у меня ползут мурашки по коже.

— Да…

— Мой отец не маг, а гадкий маггл…

Ощущаю, как вокруг начинают скручиваться потоки магии…

— Том, успокойся, — обхватываю мальчика руками, притискиваю к себе, не давая вырваться стихийному выбросу. — Тихо… все хорошо…

— Нет! Пустите!

— Идиот, ты сейчас все разнесешь! — шиплю на парселтанге возмущенному мальчику. — В Азкабан хочешь?!

— Я их просто убью, — вдруг совершенно спокойным голосом говорит Том. — Этого… Гонта и этого… Риддла.

Вздыхаю.

— Том. Те, в ком течет кровь Слизеринов, не могут убивать друг друга, — отпускаю мальчика. — Ты не сможешь убить своего дядю. Думаешь, мне этого не хотелось?

— Тогда я убью Риддла, — соглашается Том, помолчав.

— А это… Это, увы, не сейчас, — перехватываю посох. — Не раньше, чем тебе будет шестнадцать.

— И что меня удержит?

— Хочешь разбить себе ядро и умереть через полгода от того, что тебя выжжет собственная магия? — смотрю в карие глаза, в которых плещется пламя силы Темного Лорда. — Шестнадцать лет, Том. Не раньше.

Том не разговаривает со мной неделю. И эта неделя мне дается тяжелее, чем минутное Круцио от Лорда. И только через неделю за завтраком Том задает мне вопрос:

— Во сколько лет вы первый раз убили человека?

— В шестнадцать, — отвечаю.

— И по какой причине?

«По вашему приказу, мой Лорд…»

— Это… входило в обучение.

— Ясно.

— Том… — говорю максимально спокойно. — Если я виновата, то я хочу об этом знать. Но, прошу, прекрати меня изводить.

Том пожимает плечами.

— Как хотите. Почему вы не сказали мне раньше?

— О твоих родителях?

— Да.

— Раньше ты был не готов.

— Информация — это не магия, — возражает Том. — От нее не бывает магического истощения.

— Не бывает. Но информация тоже может быть оружием. Нужные слова в нужное время могут быть действеннее любых заклятий. Я едва удержала тебя от необдуманных поступков даже в твои четырнадцать. Ты уверен, что раньше тебе было бы легче?

Том молчит.

— Нет, — произносит он после долгого раздумья. — Спасибо… Анна.

— Не за что, Том…

* * *

Стою за спиной Тома, глядя, как выплясывают в воздухе огненные буквы, складываясь самым причудливым образом. Он меня не замечает. Буквы складываются в до боли знакомую фразу и замирают.

«I am Lord Voldemort».

Резко выдыхаю. Том оборачивается на звук и видит меня.

— Анна?

— Том, — собираюсь с мыслями. — Что это?

— Мое новое имя, — пожимает плечами мальчик. — Правда, красиво?

«Полет смерти».

— Да, — киваю.

— В любом случае, это красивее, чем Гонт. Или, тем более, Риддл.

— Не имя красит человека, а человек имя, — говорю аккуратно.

Том недоверчиво фыркает.

— Ты решил отказаться от имени Гонт потому, что видел своего дядю, верно? — щурюсь. — И имя Риддл тебе не нравится, потому что это имя маггла. То есть, все эти имена тебе неприятны, потому что принадлежат недостойным личностям. А что было бы, если б имя Риддл носил сильный и богатый маг, перед которым склоняли колени многие древние и благородные Рода?

Том замирает.

— Так и будет, — продолжаю. — Перед Томом Риддлом склонятся многие…

— Перед Лордом Волдемортом, — обрывает меня Том. — Том Риддл — это маггл.

— Как тебе хочется, — улыбаюсь краем рта.

* * *

После четвертого курса мы с Томом отправляемся в Европу. Чтобы обезопасить детей от бушующей в Европе войны, директор Дурмстранга организовывает летний лагерь, и я уговариваю его принять туда Тома.

— Практика в русском языке тебе не будет лишней, — поясняю слегка недовольному мальчику. К тому же познакомишься с теми, кто учится в моей школе. Сравнишь образ мыслей учеников из разных стран.

— Есть разница? — Том стоит перед зеркалом уже в дорожной мантии, поправляя воротник.

— Да. И… запомни одно: «другое» — не значит «хуже».

— Я запомню, — серьезно говорит Том.

* * *

В отличие от предыдущих лет, Диппет разрешил нам с Томом прибыть в Хогвартс вместе с учениками первого сентября.

Два месяца в Дурмстранге, пусть и в летнем лагере, пошли Тому на пользу. Он вытянулся, лицо и руки покрыты загаром. Смотрю, как он идет по тропинке вместе с другими учениками.

— Как тебе отдых? — спрашиваю по-русски.

— Неплохо, — Том пожимает плечами и представляет меня темноволосому парню с глубоко посаженными глазами.

Долохов.

— Тони, это моя мама, Анна Монро, — говорит Том. — Анна, это Антонин Долохов.

— Рада знакомству, — делаю книксен.

— Взаимно, мадам, — кланяется Долохов. — Вы хорошо знаете русский.

— Я училась здесь, — улыбаюсь приветливо.

— О! — в глазах Долохова — уважение. — Давно закончили?

— В тринадцатом году.

— Еще до революции…

— Да, — киваю.

На пятом курсе Том получает значок старосты факультета. После этого он почти не появляется у меня в комнатах, все время посвящая учебе, своим обязанностям и общению со своими однокурсниками — Лестрейнджем, Ноттом, Эйвери и Мальсибером.

И я знаю, что примерно в это время должен быть создан Орден Вальпургиевых Рыцарей.

Шестнадцатилетие Тома отмечаем тихо. В Косой Переулок мы не идем — Том почему-то не хочет. Домовые эльфы пекут для него большой торт — вафельный, с кремом. Такой, какой он любит.

— Теперь я могу убивать? — тихий голос Тома выводит меня из задумчивости.

Вдох, выдох.

— Да. Теперь это не будет вредить твоему магическому ядру.

— Почему другие об этом не знают?

— Чистокровные знают. Но не говорят. И не будут говорить, Том.

Том какое-то время молчит, затем кивает.

— Это правильно.

А через два месяца после начала семестра умирает Мелани Миртл, ученица третьего курса Когтеврана.

* * *

Альбус Дамблдор вылавливает меня в одну из ночей, когда я обхожу коридоры Хогвартса.

— Анна?

— Да, Альбус? — смотрю на декана Гриффиндора. — Чем могу быть полезна?

— Думали, я не узнаю? — во взгляде Дамблдора — холод.

— О чем именно? — приподнимаю бровь.

— Смерть мисс Миртл через два месяца после того, как вашему сыну исполнилось шестнадцать. Странное совпадение, вам не кажется?

— Или через месяц после того, как исполнилось шестнадцать мистеру Дюпре с Гриффиндора, — улыбаюсь краем рта. — Альбус, вы хотите обвинить Тома в том, чего он не делал? Ведь уже установлено, что мисс Миртл убил паук вашего студента, мистера Хагрида.

Дамблдор ничего не говорит. Какое-то время он сверлит меня взглядом, затем разворачивается и уходит.

Фыркаю.

Дамблдор идиот. Я знаю, что Том не убивал Миртл. Я слишком хорошо знаю как своего сына Тома Риддла, так и своего отца, моего Лорда. Я помню, каким взглядом Том смотрел на распростертое тело мисс Миртл, сжимая до побелевших костяшек значок старосты факультета…

* * *

В один из вечеров застаю Тома, пытающегося что-то нарисовать. Приглядываюсь и вздрагиваю — на пока еще неровных набросках — череп с выползающей изо рта змеей.

— Знаешь, что это за Знак? — интересуюсь у сына.

— Да. Это Знак моего будущего Ордена, — спокойно говорит Том.

— Это Знак Ордена Вальпургиевых Рыцарей.

Том изумлен.

— Вальпургиевых Рыцарей?

— Да, — киваю.

— Что за Орден?

— Вальпургиевы Рыцари борются за чистоту крови и сохранение традиций, а так же изучают те разделы Магии, о которых боится говорить Министерство, — говорю внимательно слушающему меня сыну. — Главу Ордена называют Лордом. Каждый из его членов клянется в верности Лорду. Лорд же выполняет обязанности сюзерена. Ты ведь знаешь, в чем они заключаются?

— Да, — заворожено кивает Том. — А вы… откуда знаете?

Вместо ответа расстегиваю левый рукав и обнажаю Метку, которая выделяется на коже темным пятном. Том аккуратно касается ее пальцем, и змея на рисунке слегка шевелится, словно живая.

— Вы… Вы состоите в этом Ордене?!

— Ордена сейчас нет, — опускаю рукав обратно. — Я — единственная, кто знает о нем.

— И… что с ним случилось?

«Он еще не создан…»

— Не могу сказать… — качаю головой. — Но я могу поклясться, что из Рыцарей Вальпурги осталась я одна.

— И почему именно вы? — заинтересованно спрашивает меня Том.

Если бы я знала…

— Я Регент, — пожимаю плечами. — Хранитель Ордена.

— Ясно, — в глазах Тома — бешеный огонь. — Расскажите мне о нем.

Пристально смотрю в глаза Тома и киваю.

* * *

— Это… это великолепно, — говорит Том, когда я заканчиваю свой рассказ. — Жаль, что его сейчас нет.

— Орден можно возродить, — пожимаю плечами.

— Да? И кто его возглавит? — в глазах моего сына отражается пламя камина.

Вместо ответа смотрю на него пристальным взглядом.

— На сегодняшний день нет никого более подходящего, чем ты, — отвечаю через несколько секунд.

— Вы уверены?

— Да, — киваю.

— Почему не вы?

— Потому что я — Регент, — поясняю. — Я не имею права на это. Я могу лишь передать Орден достойнейшему.

— А если потом найдется более достойный?

Более достойный, чем вы, мой Лорд?

Улыбаюсь.

— Это уже его проблемы. Только Глава Ордена может решать, кому и при каких условиях передавать свои полномочия.

Том идет по раскисшей весенней грязи по дороге в Хогсмид. Я иду следом. На мне чары посерьезнее Дезиллюминационных — простые Том распознает на «раз-два». Некрасиво, конечно, шпионить за ним, но это необходимость.

Том доходит до ближайших кустов за антиаппарационным барьером, сжимает в руках портключ и исчезает с негромким хлопком.

«Кощеевы яйца, откуда он его взял?»

Какое-то время смотрю на место, где только что стоял Том, затем поворачиваюсь на пятке и аппарирую.

Я знаю, куда он пойдет. Поэтому мне сейчас надо в Лютный, а потом за Томом.

* * *

Тупик, который по странному недоразумению называется «Стоквелл-стрит», встречает меня знакомой мрачностью. Вхожу в ворота приюта, заметив оторвавшуюся букву на вывеске.

И дворик все такой же мрачный. Нахожу глазами покосившуюся лавочку, усаживаюсь и принимаюсь ждать.

Том появляется через два часа. Идеально выглядящий, в дорогом маггловском костюме. На лице — решительное выражение. Он шагает по дорожке ко входу, дергает дверь. Поспешно бегу следом.

Приют не изменился. Те же запахи, те же давящие стены.

— Вы что-то хотели, сэр?

И маггла та же. Только постаревшая и подурневшая. Она смотрит на богатого юношу, не узнавая. А Том смотрит на нее с насмешкой. И только я вижу, как в его глазах пляшут бешеные огоньки. Огоньки силы Темного Лорда…

— Вы… что-то хотели, сэр? — повторяет маггла, но уже не так уверено.

— Вы не узнаете меня, миссис Коул? — обманчиво мягко звучит голос Тома.

— А… Томми Риддл! — ахает маггла. — Господи! Тебя не узнать! Ты так изменился!

— Верно, миссис Коул… — Том прищуривается.

— Я так рада тебя видеть! Я часто думала о тебе…

— Да? И что же вы думали обо мне, миссис Коул? — голос Тома заинтересовано-вкрадчив. — Как вы снова оставили бы меня без еды на целый день? Или размышляли о том, как хорошо было бы запереть меня в прачечной на всю ночь? Хотя… возможно, вы не могли отделаться от мысли, как здорово было бы, если бы мистер Ричардсон снова отхлестал меня ремнем?

Маггла белеет, делает шаг назад.

— Том… Том… ты чего…

Том взмахивает палочкой, и все двери вокруг захлопываются.

— Ой, миссис Коул! Я опять сделал это! Я опять сделал дурную штуку! — детским голоском произносит Том. — Скажите, миссис Коул, что со мной надо за это сделать?

— Том… Том… я…

— Круцио! — из тисовой палочки вырывается красный луч.

Маггла корчится на полу, хрипя от боли.

Спустя ровно тридцать секунд Том опускает палочку.

— Я не специально, миссис Коул, — тем же детским голосом опять говорит он. — Честно-честно!

Маггла хлопает покрасневшими глазами и вцепляется в висящий на шее крестик. Я разбираю несколько слов из молитвы, которую она начинает бормотать, когда Том произносит два слова, и зеленый луч ударяет магглу в грудь.

Сзади раздается всхлип. Мы с Томом синхронно оборачиваемся на звук. Какой-то подросток стоит в дверях, смотря на Тома широко раскрытыми от ужаса глазами.

— А, Дени, — улыбается Том. — А где твои любимые слова: «Он ненормальный?»

Дени снова всхлипывает.

— Том, прости, пожалуйста… — вдруг говорит он. — Я не хотел… они говорили… и я…

— А я хочу, — широко улыбается Том, и из его палочки снова вырывается зеленая вспышка.

Тело падает на пол со стуком. Какое-то время Том стоит молча, затем, не оборачиваясь, произносит:

— Анна, я знаю, что вы здесь. Можете не прятаться.

Вдох, выдох.

Скидываю маскировку, опускаюсь на одно колено, склоняю голову.

— Да, мой Лорд.

Том резко поворачивается. Я ощущаю напряжение, повисшее в воздухе.

— Что это значит, Анна?

— Вы только что подтвердили свое право на Орден Рыцарей Вальпурги, — говорю, не поднимая головы.

— Вот как, — через минуту говорит Том. — И вы готовы принести мне присягу, как один из Рыцарей?

— Я уже присягала, мой Лорд, — отвечаю Тому. — И клятва моя нерушима. Я буду служить вам так же, как служила раньше.

— Вот как… Хорошо, — Том встряхивается. — Пройди по приюту и убей всех, кого найдешь.

Поднимаю глаза на Тома. В его взгляде ожидание и недоверие. Он ожидает всего, и мое подчинение здесь на последнем месте, особенно такому приказу. Но я лишь снова склоняю голову.

— Да, мой Лорд.

* * *

Здание приюта охвачено огнем. «Пиро Инферно» — хорошее заклинание. На том пепелище, что останется, никаких магических следов от выпущенных нами Непростительных никто никогда не найдет. Магглы посчитают поджогом, маги — тоже. Учитывая, что вовсю гремит Вторая Мировая…

Аппарирую с Томом в Лютный переулок.

— Зачем мы здесь? — хмурится Лорд.

— Алиби, — коротко поясняю. — На всякий случай.

Девушка в комнате одного из борделей встречает нас профессиональной усмешкой.

— Вы пошли в Хогсмид, затем аппарировали до Косого Переулка с помощью портключа, — добавляю. — А тут уже пришли сюда. И были тут целый день. Через час можете наложить на нее Обливиэйт, это входит в стоимость. Не всегда клиенты хотят, чтобы проститутки их запоминали.

Том пристально смотрит на девушку, затем кивает.

— Хорошо, Анна. Спасибо.

— Благодарю, мой Лорд, — склоняюсь в поклоне.

Весна проходит стремительно. На дворе уже июнь, у Тома и его однокурсников — СОВы, у семикурсников ТРИТОНЫ.

В один из дней после обеда Том является ко мне в комнаты.

— Анна, научите меня ставить Метку, — говорит он, а в глазах — интерес, что я буду делать. Буду ли я его расспрашивать, зачем ему это или еще что. Мысленно улыбаюсь. Все-таки Лорд еще молод…

— Да, мой Лорд, — киваю.

Я тщательно произношу заклинание на парселтанге. Том тщательно его повторяет. Я поправляю его всего пару раз.

— Существует также и другая его разновидность, — говорю. — Позволяет повесить Метку в воздухе.

— И зачем это нужно?

— На моей памяти использовалась как символ при карательных операциях. Что хорошо — владения парселтангом для этого не нужно. Ее может выпустить любой из членов Ордена, имеющий Метку.

— Ясно, — Том кивает и смотрит на меня изучающим взглядом. — Завтра последнее собрание Ордена в учебном году. Разрешите провести его в ваших комнатах?

— Разумеется, мой Лорд.

— И да, Анна, — взгляд Тома неотличим от взгляда Лорда из будущего. — Я хочу, чтобы вы присутствовали на нем.

— Да, мой Лорд, — склоняю голову.

* * *

Хм. Я полагала, что на собрании будут четыре человека — Лестрейндж, Нотт, Эйвери и Мальсибер — те, кого я помню из будущего, и с которыми последнее время общается Том. Но кроме них приходят еще трое — когтевранец Алфорд Бэгмэн, голубоглазый блондин; пуффендуец Августус Руквуд и еще один слизеринец — Джон Уилкис с шестого курса.

Комнату пришлось преобразовать. Исчез стол, стулья и оба кресла, диван встал напротив двери, сменив форму и цвет.

Стою немного в стороне под маскирующими чарами, наблюдая, как слегка растерянные ребята в школьных мантиях входят в двери и ищут глазами стулья. Видимо, предыдущие собрания у них проходили в формате дружеских посиделок.

Том сидит на преобразованном диване, всем своим видом излучая силу.

— Итак, — произносит он, когда я захлопываю дверь невербальным заклятьем за последним из вошедших. — Это собрание у нас особенное. Вы помните, что я рассказывал вам об Ордене Рыцарей Вальпурги. И сегодня я официально объявляю о его возрождении.

— Здорово! — переминается с ноги на ногу Руквуд. — А где тут кресла? У меня ноги устали.

Том смотрит на него тяжелым взглядом, но продолжает говорить.

— И сегодня каждый из вас, кто действительно хочет быть членом нового Ордена, принесет мне клятву, как его Главе и получит Знак.

— Том, ты серьезно, что ли? — улыбается Уилкис. — Хочешь быть новым Темным Лордом?

Том переводит взгляд на Уилкиса.

— Каждый, кто не хочет этого или считает, что это все детские игры, может уйти. Но ровно до того момента, пока не получит Метку члена Ордена.

— А что за Метка? — интересуется Мальсибер, но Том его тоже игнорирует.

— А теперь я хочу познакомить вас с Хранителем Ордена, моей правой рукой. Анна!..

Скидываю чары, подхожу к Тому… нет, Лорду, привычным движением опускаюсь на одно колено и склоняю голову.

— Да, мой Лорд.

— П-п-профессор Монро? — потрясенно выдыхает Нотт.

Молчу, голову не поднимаю.

— Встань, Анна.

Поднимаюсь на ноги.

— Анна, мои друзья хотят узнать о Метке. Расскажи им.

Поворачиваюсь к замершим ученикам, закатываю левый рукав.

— Знак Ордена Вальпургиевых Рыцарей, — говорю. — Его получают достойнейшие. Право его носить нужно подтвердить. Метка — связь. Связь между каждым из вас и Лордом. Она — знак преданности Лорду и общему делу. Носить ее — честь.

— И как же ее подтверждать? — интересуется Бэгмэн.

— Кровью, — отвечаю нахмуренному ученику.

— И чьей же?

— Чужой кровью.

Бэгмэн, кажется, соображает.

— Хотите сказать, что нужно убить?

— Если вас это пугает, мистер Бэгмэн, — произносит Том, — то можете покинуть собрание.

Бэгмэн сглатывает, смотрит на меня ошалевшим взглядом и мотает головой.

— Нет, ничуть не пугает…

Повисает молчание.

— Значит, вы серьезно настроены очистить мир от грязной крови, — вдруг усмехается Уилкис.

— Да, — кивает Том.

— Только вот проблема, Том, — Уилкис складывает руки на груди, смотрит насмешливо. — В тебе самом течет грязная кровь. Почему же ты не идешь и не убиваешь себя?

Вдох, выдох. Замираю в напряжении, сжав посох.

— Грязная кровь, говоришь? — в голосе Лорда проскальзывают шипящие нотки. — Во мне течет кровь Основателя Хогвартса, Салазара Слизерина. И ты называешь мою кровь грязной?

Взбешенный Лорд — это очень и очень опасно. Даже сейчас. Но Уилкис, увы, этого не понимает.

— Да, и еще, — презрительно говорит слизеринец. — Мне придется твою грязную мантию облизывать, стоя на коленях?

— Это этикет Ордена, — пожимает плечами Том. — Я опять повторяю — не хочешь — дверь вон там.

— Ты заигрался, — Уилкис фыркает. — В любом случае, я никогда не склонюсь перед грязнокровкой…

Он не договаривает. Красный луч Круциатуса опрокидывает его на пол. Уилкис кричит пронзительно, визгливо. Остальные ученики сбиваются в кучу, уставляются на меня недоумевающим взглядом, ожидая хоть какую-то реакцию на подобное от взрослого человека, преподавателя Хогвартса…

Но здесь и сейчас я не профессор, а Рыцарь Вальпурги.

— Анна, сотри ему память о сегодняшнем собрании и выкинь за дверь, — равнодушно говорит Лорд, прервав заклятье через десять секунд.

— Да, мой Лорд, — отзываюсь.

В глазах Уилкиса плещется ужас, когда я направляю на него свою палочку.

— Обливиэйт.

Еще больший ужас плещется в глазах остальных.

— Ты… применил Непростительное, — потрясенно произносит Мальсибер.

— Да, — кивает Том и внезапно встает с кресла. — А я говорил каждому из вас — Орден — это не шутки. И не игрушки. Это — серьезно. Потому что Орден — это сила. Это могущество. За Орденом — будущее. Не вы ли этого хотели? Не вы ли соглашались, что рядом с нами слишком много грязи? Но когда дошло до дела — вы трусите.

Эйвери смотрит на меня.

— Профессор Монро, это… это что, правда?

Вместо ответа приподнимаю одну бровь.

— И… и ты убивал? — Эйвери переводит взгляд на Тома. — По-настоящему?

— Выпустить Аваду несложно, — усмехается Том. — И у вас есть шанс это сделать. Переступить те границы, которые рисует нам Министерство, заставляя прогибаться под грязнокровок. Лет через пятьдесят они такими темпами будут на использование Риктусемпры разрешение требовать.

«Ну… не совсем так…»

Лестрейндж, до этого стоявший молча, вдруг хмыкает, кидает на меня странный взгляд… и опускается перед Томом на одно колено, копируя мое поведение.

— Мой Лорд, позвольте мне присоединиться к Ордену Рыцарей Вальпурги.

С интересом смотрю на слизеринца.

— Ты действительно этого хочешь, Ральф? — мягко интересуется Лорд.

— Да, мой Лорд.

— И ты согласен принести мне клятву верности?

Лестрейндж замирает на секунду, затем кивает.

— Да, мой Лорд. Я клянусь своей жизнью, кровью и магией, что буду вам верен.

— Ты должен понимать, Ральф, — вкрадчиво говорит Лорд, — что дороги назад уже не будет. Я строго спрошу, если ты не сдержишь клятву.

Слизеринец вскидывает голову и произносит, смотря почему-то на меня:

— Мой Лорд. Я почту за честь встать в ряды ваших сторонников.

— Ты выбрал, Лестрейндж, — улыбается Лорд. — Протяни левую руку.

И под кончиком тисовой палочки расцветает темный узор. Лестрейндж тихо стонет, закусывая губы. Из его глаз текут слезы, и Лорду приходится удерживать его руку, чтобы он ее не отдернул. Постановка Метки — достаточно болезненная процедура.

Оказаться первым — труднее всего. Дальше — проще. Следом за Ральфом Лестрейнджем клятву верности приносят Нотт, Эйвери, Мальсибер, Руквуд и трясущийся крупной дрожью Бэгмэн.

«…— Анна, — кончик тисовой палочки касается моего подбородка, заставляя поднять голову. — Ты осознаешь, что после этого я уже не буду для тебя отцом, а стану твоим единственным Лордом и Повелителем?

Вместо ответа соскальзываю со стула и склоняюсь перед сидящим передо мной магом.

— Да, мой Лорд.

— Хорошо. Протяни левую руку, Анна…»

Смаргиваю.

— И да… С сегодняшнего дня Тома Риддла больше нет, — говорит Лорд, и над его головой повисают огненные буквы «I am Lord Voldemort».

После сдачи СОВ Том едет в гости к Лестрейнджам.

— Это ненадолго, на неделю, — ободряет он меня. — К тому же со мной хотел встретиться Раймонд.

— Я буду вас ждать, мой Лорд, — улыбаюсь.

Том на секунду замирает, глядя на меня пронзительным взглядом, затем кивает.

— Я знаю, Анна.

Через четыре дня после его отъезда в Хогсмиде появляется Долохов. Он отправляет мне записку тамошней совой. Точнее, нам с Томом — но Тома все равно нет, поэтому на встречу иду я.

Долохов сидит в «Кабаньей голове», цедит огневиски. Заросший, грязный и злой.

— Гадость какая, — бурчит он по-русски в кружку. — И градусов-то нет…

— Коньяком могу угостить, — сажусь рядом. — Здравствуй, Антон.

— Здравствуйте, мадам, — парень подскакивает, пытается изобразить поклон.

Прищуриваюсь. В этикете Долохов никогда не был силен. Вот в Боевой Магии он великолепен, как и в умении вести допросы.

— Сядь, — фыркаю. — Все свои.

— А… — облегченно выдыхает дурмстранговец и плюхается обратно на стул.

— Рассказывай.

Но Долохов молчит. Лицо его становится жестким. Сейчас он абсолютно не похож на того школьника, которого я встретила в прошлом году. Неуловимые нити протягиваются из будущего — такое выражение лица я помню у Антонина Долохова, одного из верных сторонников Лорда.

— Рассказывай, — повторяю.

— Возьмите мне, пожалуйста, чего-нибудь покрепче, я вам потом деньги отдам, — хрипло говорит Антонин, переворачивая кружку из-под огневиски. — Не могу эту мочу пить… жаль, водки нету…

Киваю, прохожу к стойке. Владелец паба косится на меня, затем на дурмстранговца и достает из-под прилавка бутылку коньяка.

— Самый крепкий, — доверительно сообщает он мне. — Ваш знакомый ведь русский?

Долохов присасывается к коньяку, едва открыв бутылку, занюхивает рукавом.

— Я в этом году школу закончил, — сообщает он мне. — Восемнадцать пятерок из двадцати двух. Домой ехал, гордый до ужаса. А приехал…

Молчу.

— Мадам… Я с вашим сыном говорил в том году. Он… он сказал, что вы собираетесь поддержать Гриндевальда. Я с вами.

ЧЕГО?!

— Так… Антон, успокойся. Давай по порядку. С чего ты взял, что мы собираемся поддерживать Гриндевальда?

— Вы же тоже ненавидите магглов, — уверенно говорит Долохов. — И я их ненавижу. Так бы… стер нахрен… взял бы и… — он пьяным жестом сжимает кулак. — Нахрен…

— И с чего ты так их вдруг возненавидел? — откидываюсь на стуле. — В прошлом году…

— В прошлом году все живы были, — вдруг глухо говорит Антонин. — А в этом… Мадам, я домой ехал… А знаете, что меня дома ждало? Ничего. Ничего не ждало. Мертвые ждали. Отец, мачеха, брат младший, две сестренки… Всех убили. Я столько крови даже на уроках по Темным Ритуалам не видел. И запах…

— Антон… — сочувственно гляжу на парня, стискивающего зубы. Но он меня не слышит.

— А выдал их грязнокровка один. Провел магглов. Те и… развлеклись. Отец, конечно, защищался. А что он сделает? Он у меня не боец ни разу. Траволог. Какие розы выращивал, загляденье… И мама Дарья… колдомедик. Они, конечно, бились…

Долохов опять прикладывается к бутылке. Жду терпеливо.

— А Мишке восемь было, — говорит он, вцепившись в несчастную стеклопосуду. — Тоже в Дурмстранге учился. В третий класс собирался… А Машеньке с Таней — по шесть лет. Красавицы. Вы на меня не смотрите, я страшный, как Кощей — в свою мать пошел. А они — в свою. Волосы светленькие, глазки ясные-ясные… Как две куколки… Я им книжки вез…

Вздыхаю.

— Мишка раньше меня приехал, я ж экзамены выпускные сдавал, — бормочет Антонин, поднимая на меня залитые слезами глаза. — А если бы я хоть на пару дней пораньше приехал… Так нет же… задержался, отмечали с ребятами… Черт… Мадам… Я, конечно, понимаю… простите. Я пойду… Простите за…

— Сядь, — останавливаю Долохова и оборачиваюсь к недовольно вслушивающемуся в наш разговор бармена. — Скажите, у вас есть свободные комнаты?

— Да, есть, мадам, — кивает тот. — Надолго?

— Пока на четверо суток.

— Четыре сикля.

Кладу на стойку галеон. Бармен выкладывает сдачу, но я качаю головой.

— Завтраки и обеды тоже считайте.

Бармен кивает.

— Идем, Антон, — говорю пьяному парню, клюющему носом. Тот вяло бурчит что-то.

Обреченно вздыхаю, подхватываю его Мобиликорпусом. Долохов дергается, но тут же засыпает, оказавшись в воздухе.

В «Кабанью голову» возвращаюсь утром, отослав Тому сову, где описываю ситуацию с Антонином, но упоминаю, что никакой срочности нет.

Долохов спит до обеда, а я все это время терпеливо жду рядом, перечитывая учебник по Артефакторике за одиннадцатый класс Дурмстранга. Хорошая книга. Правда, местное Министерство ее в запрещенные внесет, едва только первые два раздела прочитает. Разделы-то Темные…

— Доброе утро, Спящая Красавица, — приветствую парня, пытающегося разлепить то один глаз, то второй, и протягиваю ему флакончик. — Антипохмельное.

— Спасибо, — присасывается он к нему. — О… А…

Хорошее Антипохмельное, знаю. У Снейпа рецепт выцыганила.

— Фффух… Спасибо, мадам.

— Анна, — отвечаю. — И без отчества. Здесь не принято.

— А… Спасибо, Анна, — повторяет Долохов.

— Приведи себя в порядок, — киваю на хлипкую дверь в санузел. — Потом разбираться будем.

— А?

— Бэ, — отзываюсь. — В душ дуй.

Парень смущенно моргает, затем исчезает в ванной.

Пока он там возится, я спускаюсь вниз и забираю у хозяина «Кабаньей головы» приготовленный завтрак — глазунью из двух яиц, поджаренный бекон, два тоста и стакан тыквенного сока.

Долохов уже успел облачиться в относительно чистую форменную мантию Дурмстранга — Очищающее заклинание, конечно, штука хорошая, но многодневную грязь оно берет слабо. Банальная стирка с этим справится намного лучше.

— Ешь, — выставляю перед ним поднос.

— Рассолу бы…

— Нету рассола, — развожу руками. — Могу еще флакон Антипохмельного в тебя влить.

Долохов морщится, глядит на яичницу. Думает, затем кивает.

— Давайте.

Протягиваю второй флакончик.

— Спасибо, Анна, — благодарит дурмстранговец и залпом выпивает предложенное зелье.

— Не за что, Антон. Ешь.

Долохов кивает и набрасывается на еду.

Похоже, он уже давно не ел нормально.

* * *

Два оставшихся до возвращения Тома дня Долохов проводит в «Кабаньей голове». Он жутко смущается, что я оплачиваю его пребывание в этой далеко не самой хорошей гостинице, но я напоминаю, что тоже училась в Дурмстранге. И Антонин смиряется.

Том возвращается в Хогсмид вечером и сразу же приходит в номер к Долохову. Смотрю, как ребята обнимаются.

— Тони, рад тебя видеть, — по-русски говорит Том. С удовольствием отмечаю, что говорит он очень правильно.

— Я тоже, Том, — кивает Долохов.

— Что привело тебя в Англию?

Долохов смурнеет.

— Ты говорил, что собираешься на сторону Гриндевальда. Уничтожать магглов. Я с тобой, — выпаливает он.

Я это слышала, а вот Том — нет. Но Том прекрасно владеет своими эмоциями.

— Рассказывай, — садится он на колченогий стул. — С чего ты взял, что я собираюсь присоединяться к Гриндевальду, и зачем тебе уничтожать магглов…

Беседуют они долго. Я в который раз убеждаюсь, что Лорд — Мастер слова. Жутко подавленный после смерти своей семьи Антонин с каждой минутой разговора словно оживает, а в глазах зажигается огонь.

— Я… я буду с тобой, Том, — выдыхает Долохов под конец. — Пусть не Гриндевальд. Я… Ты говорил про свой Орден… Орден Рыцарей Вальпурги. Позволь присоединиться.

— Ты должен понимать, Тони, что дороги назад уже не будет. Я строго спрошу, если ты не сдержишь клятву.

— Мне нечего терять, — кривится дурмстранговец. — У меня нет ничего.

— Хорошо…

Хм. А Долохов хорошо переносит нанесение Метки. Ни единый мускул на лице не дрогнул. Вот что значит Дурмстранг.

— Любые вопросы в мое отсутствие решай с Анной, — Лорд кивает в мою сторону.

— Хорошо…

— «Да, мой Лорд», — поправляю Антонина. — И к Лорду обращаются на «вы». В английском языке, конечно, без разницы, но в русском изволь соответствовать.

— Так точно, — отзывается по-военному Долохов. — А к вам… как обращаться?

— А я тебе уже говорила, — улыбаюсь. — Я Анна. И без отчества.

— Понял, — кивает Антонин. — Анна, вы объясните мне порядки вашего Ордена, чтобы я… ну, не сморозил чего-нибудь?

— Разумеется, — встаю. — Пойдем, поужинаем.

— Кстати, Анна, — довольно говорит Лорд, когда Антонин уже покидает комнату. — Раймонд Лестрейндж тоже в наших рядах.

— Рада слышать, мой Лорд, — отзываюсь. — Он хороший юноша. И не боится Темных Искусств.

— Это да, — фыркает Том. — Он мне еще в Хогвартсе все уши прожужжал, прося принести какую-нибудь вашу Темную книжку. Я ему показал учебник из Дурмстранга по биологии для восьмого класса. Его очень впечатлила картинка, где изображена мускулатура человека.

Пару секунд пытаюсь удержаться от смеха, но не получается. Том прыскает вслед за мной.

О том, что Риддлы-старшие убиты, а Морфин Гонт в Азкабане, я узнаю еще через неделю.

— Я же говорил, что убью их, — равнодушно пожимает плечами Том.

Судорожно киваю, вспоминая, что же я упускаю… И вспоминаю.

Отец рассказывал, что в год, когда он убил магглов Риддлов, Гораций Слизнорт поведал ему о Ритуале Бессмертия, который состоит из двух частей — Ритуале Создания крестража и Ритуале Возрождения. Если первую часть наш зельевар-умник поведал верно, то во второй части допустил жесточайшую ошибку. Если мой отец воспользуется именно этой версией, то…

В маггловском магазине покупаю неприметную черную тетрадку, на которую накладываю Охранные Чары Высшего Порядка, завязанные на кровь и Род. Три человека во всем мире смогут его открыть — мой Лорд, я и прозябающий в Азкабане Морфин Гонт. Но его можно не учитывать.

«…сейчас ты узнаешь мою самую главную тайну. И принесешь Непреложный Обет, что никогда и никому никаким образом не дашь знать, что ты в нее посвящена…»

Но я не могу не рассказать моему Лорду правильную версию Ритуала Возрождения. И пусть это повлечет за собой нарушение Непреложного Обета и мою смерть. Я обязана.

Пишу долго. Тщательно указываю на отличия между верной и неверной версиями, обосновывая каждое из своих утверждений. Нынешний Лорд, конечно, доверяет Анне Монро, но вопрос этот очень уж серьезный.

Когда я заканчиваю писать, то тетрадь почти кончается. Заодно описываю клятву, которую я дала Поттерам, и указываю причины.

В Гринготтском сейфе, рядом с Перстнем Гонтов, она будет в безопасности. Если со мной что-нибудь случится, то мой Лорд получит ее. А тогда мне на Непреложный Обет будет уже плевать.

В конце августа проходит очередное собрание Ордена. Магглоотталкивающие чары — полезные чары. Всем жителям деревни становится абсолютно безразличен тот факт, что в дом, где месяц назад вымерла целая семья, стали шастать подозрительные личности. А магам, в том числе и аврорату, до дома дела нет вообще — посадили убийцу в Азкабан и забыли. Кто там и что делает в пустом маггловском доме, магической полиции плевать.

На новое место Рыцари Вальпурги добираются портключами, которые им доставляют совы.

Смотрю на детишек, самому старшему из которых едва девятнадцать исполнилось, а перед глазами встают они же, но другие — заматеревшие, посерьезневшие.

Ральфа Лестрейнджа, который сейчас похож на цыпленка с тощей шеей, я помню солидным мужчиной с пепельными волосами, неторопливыми движениями и пронзительным взглядом. Долохов с возрастом станет более циничным и равнодушным к чужой боли и смерти. Он сойдется с Уолденом МакНейром, потомственным палачом, и вместе они будут считаться самыми умелыми мастерами заплечных дел среди последователей Темного Лорда. Августус Руквуд же едва не погибнет в одной из стычек с аврорами в шестидесятых, и на лице его навсегда останется страшный шрам. Наверное, именно Руквуд преобразится больше всех, сумеет раскрыть в себе свой потенциал. У того Августуса, которого я помню, не будет ничего от туповатого увальня-пуффендуйца. Это будет мужчина с цепким умом и исключительной способностью просчитывать ситуацию. И он будет абсолютно предан Лорду. Но не той, безумной фанатичной преданностью Беллатрисы или Барти Крауча-младшего. Нет, он будет предан спокойной уверенной преданностью человека, выбравшего свой жизненный путь.

Эйвери… Через три года у Дункана Эйвери родится сын, которого он будет воспитывать один. На все вопросы о матери маленького Эйдена он будет отвечать моим способом — зажигать перед носом у спрашивающего салфетку. Или, за неимением таковой — его одежду.

Нотт. Теодор Нотт. Тоже отец-одиночка. Но его сын родится, когда ему будет за пятьдесят, и пойдет в школу вместе с Гарри Поттером.

Мальсибер. Вот кто изменится меньше всех. Такой же спокойный, немногословный, но очень исполнительный.

Бэгмэн. А вот Бэгмэна, несмотря на его трусость, Лорд будет ценить. Алфорд Бэгмэн будет работать в Министерстве, поставляя ценнейшую информацию, и никто никогда не заподозрит в нем Рыцаря Вальпурги. И даже его дружба с Августусом Руквудом не наведет на него тень. Алфорд умрет в конце семидесятых, оставив после себя туповатых сыновей — Людовика и Отто, которых Лорд откровенно будет презирать.

А Раймонда Лестрейнджа я не помню. Потому что в будущем его нет. И Перстень Главы Рода будет на пальце его младшего брата Ральфа.

Итого в Ордене на сегодняшний день десять человек, из которых семь человек должны подтвердить свое право на Метку. Долохову не обязательно — он поделился с Лордом своими воспоминаниями, как мстил магглам, убившим его семью. Лорд после этого смотрел на него любопытным взглядом, иногда точно таким же поглядывая и на меня.

Семь Рыцарей — и семь магглов, которых не пришлось долго искать. Из-за войны в Англии полно нищих бродяг.

Относительно неплохо справляется только Раймонд Лестрейндж — Авада получается у него с четвертой попытки. Остальные бледнеют, краснеют, зеленеют, но произнести заветных два слова не решаются… Долохов смотрит на это с усмешкой.

— Детский сад, штаны на лямках, — говорит он по-русски.

— Ага, — киваю.

— Магглов им жалко.

— Ага.

— И чего в этой малышне Том нашел?..

Договорить Антонин не успевает — кончик моего посоха упирается ему в подбородок.

— Антош, ты не понял? — очень ласково говорю испуганному русскому. — Повторяю последний раз. Не Том, а Лорд. И что он в них нашел, не твоего ума дело. Это Орден, дружок, а не упомянутый тобой детский сад.

— Так точно, — сглатывает Долохов. — Простите, мадам. Забылся.

— Еще раз забудешься, получишь Круциатус. Усвоил, малыш?

— Так точно, мадам…

— Вот и умничка, Антошенька.

Лорд слушает наш диалог с усмешкой, но про мои методы «воспитания» ничего не говорит.

Наконец, остаются два живых маггла и Руквуд с Бэгмэном.

— Не получается у меня Авада. Можно я его как-нибудь по-другому убью? — хмуро интересуется Августус.

— Можно, — кивает Лорд.

— А как можно?

— А как хочешь, — Лорд с любопытством смотрит на трясущегося маггла и переводит взгляд на Руквуда. — Можешь его даже руками задушить.

— Руками?.. Не, фу. А Секо можно?

— Можно.

Руквуд взмахивает палочкой, и на шее маггла появляется широкая щель, откуда толчками выплескивается кровь.

Алфорд Бэгмэн секунду хлопает глазами, глядя на происходящее, но потом у него подкашиваются ноги, и он падает в обморок.

А Руквуд реагирует на агонию и смерть маггла очень неожиданно. Он заворожено смотрит, как бродяга бьется в судорогах. Когда маггл затихает, он вдруг поднимает голову и очень спокойно произносит:

— Спасибо, мой Лорд.

— За что? — вздергивает бровь Лорд.

— За это… За то, что позволили мне его смерть.

— У тебя будет еще много подобного, — Лорд удовлетворенно откидывается на кресле и поворачивается к Бэгмэну. которого Долохов кое-как приводит в чувство.

— Алфорд?

Несчастный когтевранец, похоже, перепуган сильнее, чем оставшаяся последней маггла. Он белее снега, а зрачки настолько расширены, что радужки не видно.

— Я… Я…

— Алфорд, мой друг, остался только ты.

— Я… Я… Я не… не смогу… нет… — мотает головой блондин. — Нет…

— Как хочешь, — Лорд пожимает плечами и направляет на Бэгмэна палочку. Тот, похоже, что-то видит в глазах Лорда… и, по-девчачьи взвизгнув, вдруг делает рывок. Я не успеваю стреагировать, как Бэгмэн падает на колени перед Лордом и утыкается лбом в ему в ноги.

— Мой Лорд, прошу… Пожалуйста… Я могу быть полезен. Прошу, не убивайте.

Смотрю на разыгрывающееся действо с интересом. Лорд, для которого это в новинку, слегка ошарашен.

— И… чем же ты можешь быть полезен? — перебивает он истеричные всхлипывания Бэгмэна.

— Я… Мой отец работает в Министерстве. Через два года я тоже буду там работать. Вам пригодится свой человек в Министерстве… Я сделаю все, что вы захотите. Прошу, не убивайте…

— Алфорд, — говорит Лорд мягко и легко касается головы Бэгмэна. — Алфорд, друг мой. Конечно, я согласен. Ты умный и хороший человек. И я совсем не хочу тебя убивать. Правда, Алфорд.

— Правда? — изумленно спрашивает Бэгмэн.

— Да, Алфорд. Поэтому убей эту жалкую магглу.

Бэгмэн переводит взгляд на валяющуюся без сознания магглу, затем на Лорда.

— Алфорд, что важнее — твоя жизнь или ее?

Это оказывается последней каплей. Бэгмэн направляет палочку на женщину, зажмуривается и выкрикивает:

— Авада Кедавра!

Зеленый луч пролетает через всю комнату и врезается в грудь женщине. Бэгмэн же этого не видит и снова выкрикивает заклинание. Руки его при этом трясутся, и луч летит куда-то в сторону Долохова, который едва успевает увернуться. Остальные шесть человек кидаются врассыпную. Только бежать некуда — помещенье-с.

— Силенцио! — рявкаю, направив палочку на набирающего воздух для третьего заклятья Бэгмэна. — Экспеллиармус!

И все заканчивается.

— Молодец, Алфорд, — голос Лорда звучит очень громко в наступившей тишине. — Это ведь несложно, правда?

* * *

— Итак, что ты скажешь мне, Анна, о наших друзьях? — интересуется Лорд на парселтанге, когда остальные Рыцари Вальпурги покидают Риддл-хаус.

— Они будут верно служить вам, мой Лорд, — отвечаю. — А через много лет приведут к вам своих детей.

— Это хорошо, — Лорд усмехается. — Но Бэгмэн мне не нравится. Он слишком слаб и труслив.

— И именно поэтому он будет бояться предать вас, — улыбаюсь. — И свой человек в Министерстве вам пригодится.

— Ладно, пусть остается, — кивает Лорд.

На пристани, куда обычно приходит корабль из Дурмстранга, холодно. Соленые брызги ударяют мне в лицо, когда я всматриваюсь в темные воды Кольского залива. Волны с шумом подкатывают к берегу и, вспениваясь, откатываются обратно.

— Привет, — окликают меня из-за спины.

Оборачиваюсь. Кажущаяся знакомой женщина в светло-серой мантии улыбается мне. Темные волосы забраны коричневой лентой.

— Привет, Анна, — повторяет она.

— Привет, — соглашаюсь. Пытаюсь понять, где я ее видела.

— Не узнала, да? — женщина улыбается, очень знакомым жестом поводит плечами. — А ведь ты меня знаешь.

Молчу.

— Ты ведь Анна Мария Монро, верно? — женщина достает из кармана папиросу, закуривает.

— Да, — осторожно соглашаюсь.

— Ну вот. Я тоже Анна Мария Монро.

— Ты — это я? — аккуратно спрашиваю.

Женщина фыркает, делает затяжку.

— Нет, не ты.

От неожиданного понимания я отступаю на шаг, прижимаясь к деревянному парапету, скользкому от морской воды.

— И… что теперь?

Моя тезка смотрит на меня пристальным взглядом, а затем пожимает плечами.

— Ничего. Меня убили на войне в четырнадцатом году. Поэтому то, что ты присвоила себе мое имя, меня уже не волнует.

— Убили?

— Ну да. Обычная маггловская пуля в спину. Знаешь, как это бывает? В одну секунду ты жива… а в другую уже стоишь вот тут, на этой пристани, и ждешь свой корабль. Который приходит только для тебя. И только в один конец.

— Так это… — я не договариваю.

— Англичане говорят, что попадают на перрон на вокзале Кинг-Кросс, — Анна достает еще одну папиросу. — Туда, куда Хогвартс-экспресс приходит. И там садятся на свой поезд. Который, в принципе, увозит их туда же, куда и нас корабль.

— Я тоже умерла? — сглатываю.

— Ты? Наверное, — Анна делает затяжку, выпуская в воздух сизое облачко дыма. — Здесь почти не бывает живых. Хотя иногда заглядывают… и уходят обратно.

— Я не могу умереть, — возражаю.

— Они все так говорят, — соглашается моя двоюродная бабка, — и я так говорила. Только до наших слов и наших желаний никому дела нет. Что ты помнишь последним?

— Я? — задумываюсь. — Я помню, как стояла на Астрономической Башне в Хогвартсе… Десятого сентября сорок третьего... Вечером...

— А, оттуда падают иногда, да, — соглашается моя собеседница. — Не часто, но падают.

— Я не упала, — возражаю. — Если бы я упала, я бы затормозила. Я летать умею.

— Умеешь? — во взгляде Анны — интерес. — Тогда что ты тут делаешь?

— Не знаю…

— Ну, тебя могли убить прежде, чем скинуть, — она опять делается спокойной. — А вообще не напрягайся. Вспомнишь. Не сейчас, так потом.

— И кто меня мог убить?

— Какая разница, — Анна разворачивается спиной к морю, облокачивается о парапет, не обращая внимание на то, что ее мантию окатывают брызги воды. — Они все вскоре будут здесь. Или на своем Кинг-Кроссе. А потом они сядут на свой поезд и… чух-чух-чух — ты их больше не увидишь.

— Я должна вернуться, — сглатываю.

Анна неожиданно прыскает.

— Все так говорят.

— Нет, ты не понимаешь… — осекаюсь.

Моя бабка широко и открыто улыбается.

— Ты не вернешься, Анна. Забудь. Тебя больше там нет…

И в это время рядом раздается всплеск. Я поворачиваю голову и вижу дурмстранговский корабль.

— Иди, — фыркает Анна. — Это твой.

— Нет, — мотаю головой так яростно, что волосы хлещут меня по щекам. — Нет!

— Тогда сиди тут, — равнодушно соглашается Анна. — Только тут скучно сидеть. Тут обычно долго не выдерживают — на второй-третий раз обязательно садятся на корабль.

— На второй-третий? — удивленно поднимаю брови.

— Ну да. Ты думаешь, он всего один раз приходит? Он регулярно причаливать будет, пока ты на него не сядешь. Если бы он всего один раз приходил, тут бы было не протолкнуться.

Хмурюсь.

— Я должна вернуться, — повторяю.

— Тогда возвращайся, — Анна пожимает плечами, поправляет мантию.

— А как?

— Так же, как пришла сюда.

Закусываю губы, соображая, но потом поднимаю голову и вижу на лице моей собеседницы усмешку.

— Я не знаю, правда, — она улыбается в ответ на мое мрачное выражение. — Каждый приходит сюда по-своему. Поэтому я не могу знать, как уйти отсюда лично тебе.

— Я уйду, — решительно говорю и делаю шаг прочь. Вокруг ног тут же начинает клубиться туман, но я снова шагаю…

-…на! Анна! Вы в порядке? — из забытья меня выдергивает чей-то голос. — Анна!

Я дергаюсь, пытаясь подняться, но тело меня не слушается.

— Отойди от нее, старик! — холодный голос, который я ни с чем не спутаю, действует на меня, как ушат воды.

— Убьешь свою собственную дочь, Том? — таким же тоном интересуется Дамблдор.

«Дочь? Почему дочь, я же считаюсь матерью Тома Риддла…»

Лорд внезапно смеется.

— Анна! Иди сюда! — говорит он мне.

Кое-как встаю на ноги и поднимаю глаза на Лорда.

Змеиное лицо, лысый череп, гладкая кожа… Делаю шаг.

Тысяча девятьсот девяносто шестой год.

Я вернулась. Во всех смыслах.

— Анна… — ахает Дамблдор.

Разворачиваюсь и смотрю в глаза Альбусу Дамблдору.

— Анна… — старик давится воздухом. — Не надо, пожалуйста… Он тебя убьет…

— Надо, — не соглашается Лорд. — Кстати, скажи, о великий Светлый Маг, ведь это твое заклятье столкнуло Анну Монро с Астрономической Башни?

ЧЕГО?!

— Она сделала из тебя чудовище, — качает головой Дамблдор. — Она обучала студентов Темным Искусствам. Она научила тебя убивать, Том. Я не мог поступить иначе.

— Она была моей семьей, Альбус.

— Это было для общего блага!

Лорд фыркает в ответ.

— Но Гарри Поттера и Пророчество ты не получишь! — Дамблдор вскидывает палочку и выпускает в Лорда заклятье. Я едва успеваю метнуться в сторону с линии огня.

— Да мне плевать на Пророчество, старый дурак, и на твоего дебила-Поттера! — отбивает оранжевый луч Лорд. — Я пришел сюда за Анной, а не за дурацким шариком!

— Ты готов убить свою дочь, чтобы отомстить мне за смерть своей матери?!

— Чего? — изумляется Лорд так, что едва не пропускает очередное заклятье. — Альбус, ты идиот! Анна Риддл и есть Анна Монро!

Ух ты. Такого лица у Дамблдора я еще не видела. Ни в этом времени, ни в том.

Но полюбоваться мне не удается. Лорд хватает меня за руку и аппарирует.

* * *

После аппарации на ногах не удерживаюсь. Падаю на камни, пребольно ударившись коленкой.

— Ты в порядке, Анна? — заботливо интересуется Лорд.

— Да, мой Лорд, — киваю, дожидаясь, пока мир вокруг перестанет крутиться каруселью. — Все хорошо…

— Пойдем, тебе надо отдохнуть.

— Скажите… — слова даются мне с трудом. — Как давно вы знали?

— С девяносто первого года, — улыбается мне Лорд. Его змеиный облик куда-то делся, и теперь на меня смотрит тот Том, которого я помню, только лет на двадцать старше. — Как только я увидел тебя глазами того… Квирелла, кажется.

— И… вы молчали? Все пять лет?

— Ну, ты ведь тоже молчала столько же, — Лорд помогает мне подняться.

Моргаю, ощущая, как глаза начинает жечь.

— Все будет хорошо, Анна, — Лорд внезапно обнимает меня. — Теперь все будет хорошо.

— Да, мой Лорд, — отзываюсь. — Да, Том.