Сахар для Северуса Снейпа (гет)

Он поднял её и крепко прижал к себе.

Его чёрную рубашку уже и рубашкой назвать было невозможно — она превратилась в лохмотья. К счастью, Северусу удалось увернуться от самого страшного проклятия, и он отделался одной только раной на животе. Да и то поверхностной, которая уже даже не кровоточила.

Девушка, которую он держал на руках, обняла его за плечи, чтобы хоть как-то удержаться, и положила голову на плечо, не обращая внимания, что прижимается щекой к обнажённой коже. Для Северуса это прикосновение было сродни удару тока, но он заставил себя шагать дальше. Приближался край леса, и сквозь ветви всё больше пробивался лунный свет.

— Спасибо, — прошептала она, и внезапно зельевар почувствовал прикосновение губ к плечу. Только на несколько секунд, но он ощущал их даже после того, как Гермиона закрыла глаза и её ресницы пощекотали его, как крылья бабочки; после того, как он аппарировал и положил бессознательную Гермиону на одну из кроватей больничного крыла; после того, как принял очень горячий душ и свалился в собственную кровать.

* * *

— Я не собиралась злить тебя, и я не развлекалась! Я действительно этого хотела! И я... Какой смысл говорить, если ты не готов мне поверить, — сказала Гермиона и нервным движением провела рукой по лицу. Двух часов сна в госпитале было определённо мало, и напряжение предыдущего дня сказывалось всё сильнее. А Северус Снейп, с видом судьи стоящий рядом с кроватью, отнюдь не улучшал её состояние.

Он на самом деле думал, что она над ним насмехается!

— Да, прости, но я вот такой, — почти надменно признал зельевар и услышал вздох.

— Верно, — карие глаза встретились с чёрными. И этот обмен взглядами, как бывало и раньше, странно перевернул всё внутри обоих.

— Что я сделала, то сделала. Отказываться не собираюсь. Нравится тебе или нет, — с этими словами Гермиона села на кровати, а затем встала на дрожащие ноги. Едва она шагнула, как Северус сжал её запястье. Она зашипела сквозь зубы — он задел одну из ран.

— Ну что ещё?! — крикнула Гермиона, в её глазах появился опасный блеск.

— И куда же ты собралась? — осведомился профессор.

И, хотя голос его был тих, Гермиона почувствовала озноб, прокатившийся по спине. Его голос внушал страх не тогда, когда Северус кричал, нет. А тогда, когда говорил тихо, почти ласково. Но она не боялась его. Уже не боялась. Гермиона яростно вырвала руку.

— Ты решил, что я тебя больше не интересую. Так не вмешивайся в мои дела!

Северусу оставалось только смотреть, как она уходит из палаты — хромая, пошатываясь, но с гордо поднятой головой. Он не мог себе объяснить, почему пошел следом. Скорее всего, Гермионе хотелось покоя, поэтому направлялась она либо в свою комнату, либо в библиотеку. Он должен решить быстро, тогда догнать её не составит труда.

«Комната», — решил Снейп, поскольку та находилась ближе, а Гермиона была явно не способна к долгой ходьбе. Менее чем через десять метров он заметил знакомую кудрявую макушку. Гермиона сидела на каменном выступе и не заметила Северуса, когда он тихо подошёл ближе. Она смотрела в окно и явно пыталась отдышаться. Он кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.

Гермиона застонала:

— Не мог бы ты...?

— Исчезнуть? — продолжил он. — Раствориться в воздухе? Провалиться к чертям?

— Нет, — твёрдо сказала Гермиона, и её дыхание затуманило стекло. Она нехотя повернулась к Северусу, но на него не смотрела. — Оставить меня в покое. Принять решение. Но не исчезать. Если ты исчезнешь, я буду скучать. Потому что каждое утро, когда ты врываешься в Большой зал и садишься за стол, ни с кем не здороваясь, и пьёшь свой кофе без сахара — я совершенно не понимаю, как ты так можешь, — а потом хватаешь «Пророк», чтобы через пять минут швырнуть его обратно на стол с непонятными ругательствами, вроде «Полная чушь!» или «Поганая газетка!» и снова без слов исчезнуть... Я с трудом удерживаюсь, чтобы не расплыться в совершенно идиотской улыбке. Потому что радуюсь уже тому, что ты существуешь. Что ты есть. Даже если я никогда не буду частью твоей жизни, не оставлю в ней никакого следа. Я радуюсь, потому что ты есть, — тихо сказала она и снова отвернулась к окну.

Несколько секунд Северус мог только таращиться на неё с ничего не выражающим лицом. Его сердце мучительно громко билось в груди, и он был уверен, что Гермиона это тоже слышит — его жалкое, сомневающееся сердце выдавало его.

Оно билось очень близко к тому месту на плече, куда она бессознательно его поцеловала. Бывший Пожиратель позже внимательно осмотрел себя в зеркале и никак не мог поверить, что прикосновение губ не оставило никакого знака, никакой отметины. Кожа была гладкой и белой, как всегда.

И всё же Северус теперь постоянно чувствовал тепло и лёгкость её поцелуя. Он сохранил это ощущение, спрятал его глубоко. И надёжно.

Наконец он неуверенно заговорил:

— Каждое утро... Я прихожу в Большой зал и никому не желаю доброго утра, потому что тогда я должен пожелать его и тебе, а я... Я не знаю, как это сделать. Каждый раз я пью свой кофе без сахара, потому что сахар стоит возле тебя, и я тогда должен буду отвлечь тебя от разговора с Минервой или оторвать от чтения. А просто наблюдать за тобой... Это успокаивает. И каждый раз, когда я читаю «Пророк», я опасаюсь, что прочту там, что ты встретила молодого, привлекательного волшебника, помолвлена с ним, вышла за него замуж, а я так и не набрался мужества попросить тебя передать мне сахар. Каждое утро я высмеиваю следы, что ты оставляешь в моей жизни, и каждое утро не могу их стереть.

Гермиона нерешительно повернулась к нему, одинокая слезинка скатилась у неё по щеке. Она смотрела на него, и никакие слова в мире не смогли бы передать того, что он прочитал в её глазах.

Так они и пребывали некоторое время — пальцы переплетены, а глаза устремлены друг на друга. Гермиона первая отвела взгляд и, не выпуская его руки, неуверенно встала.

— Я думаю, ты прав, — сказала она, и её голос словно снял напряжение, которое их охватило, — мне лучше провести ночь в больничном крыле.

Северус согласно кивнул, но ничего не сказал. Он знал — голос выдаст его. Гермиона осторожно высвободила руку и уже повернулась, чтобы уйти, как вдруг что-то вспомнила.

— О, — просто сказала она и ещё раз задумчиво на него посмотрела.

А потом Северус неожиданно почувствовал её губы на своём подбородке. Но прежде, чем он смог что-то предпринять, Гермиона уже отступила на шаг.

— Спокойной ночи, — попрощалась она тихо и улыбнулась.

* * *

Северус был вырван из объятий сна каким-то неопределённым звуком, и ему понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Зелёный цвет его постельного белья и запах помещения внезапно показались чужими, а намечающиеся примерно через семь часов выходные — совершенно непривлекательными.

Взгляд, брошенный в зеркало, был язвителен и ясно говорил: «Ты идиот». Северус машинально пригладил волосы, почистил зубы и надел чёрную мантию.

Дверь комнаты захлопнулась за ним с громким звуком.

Вид, открывшийся ему в Большом зале, почти заставил его повернуться и отправиться прямиком назад в подземелье. Охотнее всего Северус забрался бы сейчас с головой под одеяло, чего он не делал с пяти лет, и крепко закрыл бы глаза в надежде ещё раз увидеть только что приснившийся сон.

За преподавательским столом сидела она: волосы в обычном полном беспорядке, глаза сияют. Гермиона как раз что-то сказала Минерве, та рассмеялась и почти опрокинула свою чашку.

Профессору зельеварения потребовалась вся сила воли, чтобы пойти дальше, расстояние до стола внезапно показалось длиннее кругосветного путешествия. Он безмолвно сел рядом с Гермионой и налил себе кофе, пытаясь изо всех сил ничего не замечать вокруг и полностью отключиться.

Но нежное прикосновение руки к локтю отвлекло его от мрачных мыслей. Он повернул голову налево и бросил удивлённый взгляд на Гермиону, которая смотрела на него сияющими глазами.

— Доброе утро, — сказала она тихо и подарила одну из своих робких, но открытых улыбок.

Северус хотел уже ответить что-то ядовитое — он же не мог допустить, чтобы она к нему вот так прикасалась! — но Гермиона вдруг протянула руку и пододвинула белую сахарницу:

— Пожалуйста!

Рискни какой-нибудь ученик в эту секунду посмотреть на преподавательский стол, он увидел бы, что знаменитый Снейп — самый страшный профессор Хогвартса! — совершенно ошеломлён. Он сидел на своём стуле и переводил взгляд с сахарницы на Гермиону и обратно.

Она усмехнулась.

— Северус, — сказала она так тихо, что только он и мог расслышать, — неужели ты и в самом деле думаешь, что я не владею собой во сне? Нет, такое я делаю только наяву.

КОНЕЦ