Певереллы (джен)

Это просто наглость!

За всё своё существование я не была в такой ярости. Да как кто-то посмел бросить мне вызов?! Мне! Просто… просто… даже слов нет! Ну, сейчас им не поздоровится!

Вижу этот мост. А он ничего такой, крепкий, не на один раз. Так, что за мысли? Возвращаемся обратно. Думаю, со стороны я выгляжу внушающе: высокая, тощая фигура, закутанная с ног до головы в чёрный развевающийся на ветру плащ с капюшоном. Во всяком случае, вот уже… кхм… в общем, очень долгое время это наводит на людишек неописуемый страх. Сколько я живу, спросите вы? А, чёрт его знает! Да и не жизнь это вовсе, а так, существование. Единственная радость — любимое занятие. Моя профессия стала моим хобби. Я — коллекционер-маньяк, а парадоксы — моя слабость. Вот, например, обещает человечек жить чуть ли не вечно, а тут я прихожу, и — р-р-раз — на его месте лежит остывающий бездыханный труп. А есть такие экземпляры: слабые, хилые, больные с рождения. Про них говорят «не жилец», а я возьми да и оставь его, мол, забыла, всего не упомнишь, возраст уже не тот. Нет, это не значит, что я могу вот так запросто распоряжаться жизнями. Начальство не позволит. Да-да, дорогие, Смерть — не самая высшая сила, но это не значит, что я уж совсем в низах иерархии располагаюсь. Иногда могу и подебоширить. Уволить не уволят (кого они ещё найдут на такую неблагодарную работу?), но выговор сделают. А я что? Я выслушаю. Выслушаю да пойду снова за своё. После раза эдак сотого являюсь я, значит, в контору, а начальник таким усталым голосом: «Ты опять?» Ну, да, я опять. Чем-то же надо развлекаться.

Раньше я была человеком. Помню только, что женщиной. Умерла рано, пожить ещё хотелось, а тогдашняя Смерть спрашивает: «Хочешь остаться?» Я со всей дури: «Да, да, конечно!» Привела она меня в контору к начальству, мол, так и так, увольняюсь, замену нашла, получите, распишитесь. Всё. Оказалось, что променяла я свою вечность прекрасного небытия на вечность каторжной, неблагодарной работы.

Куда-то меня не в ту степь понесло, расслабилась я. Так, собирайся, дорогуша. Ты в ярости, помнишь? В ярости. Именно.

Вот, наконец, появляюсь я на этом чёртовом мосту, прямо посередине. Ошарашенные маги стоят в паре-тройке шагов от меня. Трое. Мужчины. Втягиваю носом воздух. О, этот великолепный запах! Довольно улыбаюсь. Да… мне нравится, как пахнет воздух. Страхом. И решительностью. Пьянящая смесь.

— Господа, — приветствую их лёгким кивком головы.

Они не двигаются, не отвечают. Я прямо-таки чувствую напряжение каждой мышцы в их теле, будто это моё собственное тело напряжено, вижу лихорадочную работу мысли, будто это я сама пытаюсь найти выход — безопасный, желательно бы — из сложившейся ситуации. Возможно, так и есть. Я поддаюсь азарту. Сразу убивать их я не буду. Не сейчас, по крайней мере. Сначала мы сыграем в маленькую игру…

— Узнаёте меня? — обычно все узнают меня, едва завидев. Они не стали исключением.

— Госпожа Смерть, — отвечает стоящий посередине. Он смотрит на меня с тщательно скрываемой ненавистью, но напрасно: я вижу его душу. Люди ненавидят меня за то, что я забираю их любимых. Глупые — не меня надо ненавидеть. Раньше, по правде говоря, это расстраивало меня: я же не виновата, я только выполняю приказ, но чувства со временем притупляются, и мне тоже стало всё равно.

— Дорогой Кадм, не надо так злобно смотреть на меня, — миролюбиво говорю я.

О, да, я знаю их имена. Антиох, Кадм и Игнотус, братья Певерелл. Я всё знаю.

Кадм склоняет голову — решает не нарываться. Очень верное решение.

Перевожу взгляд на старшего Певерелла, Антиоха. Именно с ним буду говорить. Он мне нравится. Самый заносчивый и амбициозный из братьев. Такого легко сломать.

— Вы избежали моей ловушки там, где многие расстались со своей жизнью, — витающая в воздухе опасность прямо кожей ощущается. Певереллы напрягаются ещё больше. Вижу, как незаметно они достают из карманов палочки. Конечно, это они считают, что не заметно, — Смерть же видит всё.

— Я в восхищении.

Игра началась.

Братья недоумённо переглядываются. Не дав им возможности хорошенько всё обдумать, продолжаю:

— И поэтому я предлагаю вам дары. Каждый может выбрать одну-единственную вещь. Любую. Абсолютно. Это будет моим знаком уважения, — склоняю голову в подтверждение своих слов.

Певереллы недоверчиво смотрят на меня. Видя, что я не забираю свои слова обратно, не обращаю сказанное в злую шутку, они потихоньку расслабляются. Антиох оглядывается на младших братьев. Они отходят на пару шагов, стараясь сделать это как можно более незаметно. Но Смерть всё видит. Я не мешаю.

Старший что-то спрашивает — не могу расслышать, что именно. Игнотус горячо возражает. Чувствую его возмущение, неодобрение и — совсем чуть-чуть — страх. Ух! Как мне это нравится! Антиох недовольно смотрит на младшего брата и что-то злобно отвечает. Единственный, кто не вмешивается в спор — кроме меня, естественно, — Кадм. О, я знаю, что он чувствует. Я знаю, чего он желает, чего боится. Как говорится, и хочется и колется.

Наконец, они возвращаются. Старший из Певереллов смело делает шаг ко мне навстречу.

— Госпожа, — начинает он. — Вы очень щедры. Мы с радостью примем ваши дары.

Я улыбаюсь почти ласково. Но они, конечно, этого не видят из-за капюшона, скрывающего моё лицо.

— И чего же хочешь ты, Антиох? — тихо, подбадривающее спрашиваю.

Антиох глубоко вдыхает и выдыхает. Осмелившись, он объявляет своё желание:

— Я хочу волшебную палочку. Самую могущественную на свете, такую, которая выиграет любое сражение и любую дуэль…

Другими словами, ты хочешь стать непобедимым. Чего-то в этом роде стоило ожидать. Но я всё равно злюсь. Вдох-выдох, Смерть, вдох-выдох…

Безмолвно протягиваю вперёд руку. Тут же на ней из воздуха появляется ветка длиною дюймов в пятнадцать. Ну, не совсем из воздуха. Точнее, совсем не из воздуха, а с растущей неподалёку бузины, но это мелочи, да и должна же я произвести хоть какое-то впечатление на них. Через мгновение к ветке присоединяется волос из хвоста фестрала. Почему именно фестрал? А, чёрт его знает. Но им я скажу… в общем, что именно бузина и волос фестрала сделают палочку такой могущественной.

Сжимаю ветку и волос между ладонями. Воздух вокруг моих рук окрашивается в чёрный, клубится. Конечно, можно было обойтись и без этого, но спецэффекты, господа, спецэффекты делают этот мир куда интереснее.

И вот, на моей ладони лежит совершенство: изящная, гибкая палочка с затейливым узором из переплетающихся линий — словом, произведение искусства. Я несколько удивлена: она действительно вышла необычайно мощной, даже слишком для волшебной палочки. Хотя… с другой стороны, это же не простая волшебная палочка, а палочка, созданная самой Смертью. М-да… даже жалко отдавать.

Протягиваю палочку Антиоху. Он оглядывается на братьев. Смотрит на меня. Осторожно, будто чувствуя, что есть в этом какой-то подвох, он берёт палочку в руки. Ничего не происходит. Правильно, сейчас и не должно ничего произойти. Он облегчённо выдыхает. Взмахивает палочкой. Сноп чёрных искр разлетается над его головой. Старший из Певереллов удовлетворённо улыбается и, чуть склонив в поклоне голову, отходит к братьям. Он, верно, думает, что теперь стал сильнее меня. Ха!

Теперь черёд среднего из братьев, Кадма.

Он смотрит на меня всё с той же ненавистью, но в его взгляде я вижу ещё и крохотную искорку надежды, которую он изо всех сил пытается подавить, но ничего не выходит.

— Кадм?

Он смотрит прямо в тень под моим капюшоном. Возможно, пытается заглянуть в глаза, чего ему сделать, конечно, не удаётся.

— Я хочу силу. Силу, которая может возвращать к жизни тех, кто ушёл, тех, кого забрала ты.

Я едва ли не задыхаюсь от возмущения. Он, жалкий человек, хочет противопоставить себя мне! Спокойствие, спокойствие. Игра только начинается. Снова протягиваю руку, и в ней снова, словно из воздуха (а вообще с берега этой несчастной речушки), появляется камешек. Чёрный, средних размеров. Накрываю его сверху другой рукой. Снова воздух становится чёрным. И снова, когда чернота исчезает, у меня на ладони лежит совершенство: ромбовидный камень, полупрозрачный, но поглощающий солнечные падающие на него лучи. В это сил пришлось вложить больше, чем в палочку. Не игрушка, всё-таки.

Протягиваю камень Кадму. Он жадно хватает его, оцарапав ногтями мою ладонь. Чёрная неблагодарность. Испытующе смотрит на камень. Да не бойся, мысленно усмехаюсь я, вернёшь ты свою невесту, непременно вернёшь.

И вот, наконец, настаёт черёд младшего из братьев, шестнадцатилетнего Игнотуса. Если от двух других я знала, чего можно ожидать, то Игнотус является для меня загадкой. Ему сразу не понравилось моё предложение, но отказываться уже поздно. Умный мальчик.

Мне не приходится его торопить: своё желание он объявляет сразу.

— Я хочу, чтобы ты оставила меня в покое до конца моих дней.

Что? Я сейчас засмеюсь ему в лицо. Или убью на месте. Этот ребёнок совсем обнаглел! Умён, очень сообразителен. Дерзок и храбр. Я обещала. Чёртовы детишки.

— Ладно, — согласно склоняю голову. — Обещаю.

Игнотус качает головой.

— Нет, этого не достаточно.

Что? Чего он хочет? Дьявол!

Единственным движением руки отрезаю от собственной мантии кусок ткани. Чёрная ткань тут же превращается в серебристую, переливающуюся, словно расплавленный металл. На какие только жертвы не приходится идти ради развлечений!..

Протягиваю мальчику ткань со словами:

— Мантия-невидимка. Она никогда не потеряет своих свойств и будет служить тебе верой и правдой.

Жалко ли мне? Ну, да, есть немного. Но когда найду его — а я обязательно сделаю это, разве может Смерть кого-то не найти? — то заберу и мантию, и жизнь самого Игнотуса Певерелла. Так же, как и жизни его братьев.

Мальчишка зачарованно смотрит на переливающуюся ткань в своих руках. Решившись, он накидывает её на плечи. Поражённые вздохи братьев дают ему понять, что я не обманула. Ну что ты, дорогой. Смерть никогда не лжёт. Ну, почти никогда.

Все рады и счастливы. Получив свои дары, братья Певерелл стараются как можно вежливее отвязаться от меня. И вот я прощаюсь. Они облегчённо вздыхают: думают, всё, это конец.

О нет, милые мои. Нет.

Это только начало.

После того, как братья Певерелл получили в подарок от Смерти, то есть меня, довольно-таки могущественные дары, их дороги разошлись. Антиох, влекомый желанием прославиться, отправился искать свою судьбу героя в селение, расположенное неподалёку от того злополучного для Певереллов моста. Кадм послушал голос своего сердца, который призывал его немедленно отправиться в родную деревеньку, где в холодной, начавшей промерзать земле, покоилась его любимая. Игнотус же, не теряя времени, укрылся под мантией-невидимкой — моей мантией-невидимкой — и ушёл, а куда ушёл не сказал даже братьям. Певереллы и не подозревали, что это был последний раз, когда они видели друг друга живыми.

Я принимаю решение последовать за Антиохом. Его проще всего сломить, я уже говорила. Он станет искрой, которая сожжёт род Певереллов.

Какое удачное совпадение: в селе, куда является старший из братьев Певерелл, он узнаёт о тёмном волшебнике, который вот уже на протяжении нескольких лет терроризирует местную округу. Я буквально читаю мысли Антиоха: какая возможность, какое везение! Это шанс проверить, так ли могущественна на самом деле палочка, которую ему подарила старушка Смерть, да и слава лишней вовсе не будет.

Антиох разузнаёт, когда в следующий раз должен явиться этот маг, чтобы собрать дань с селения. Три дня. Ох, дорогуша...

Три дня пролетают в предвкушении победы. Антиох представляет, как жители окрестных деревень будут благодарить его, величать спасителем и возносить, словно какое-нибудь божество.

И вот, наконец, является и тёмный маг. Интересная личность, однако. Очень даже. Сила из него бьёт, словно вода из гейзера, горячая и напористая. Но Антиох одержит победу, об этом даже думать не стоит. Палочка сделает всё за него сама.

Со всем пафосом, что имеется у него в запасе, Певерелл вызывает волшебника на дуэль. Тот удивлён: брови его взлетают вверх, губы расплываются в усмешке. Надо взять эту гримасу на заметку. Ему она всё равно уже не понадобится.

Маг соглашается на дуэль. Оговариваются условия: до смерти.

Антиоха немного трясёт. Он выпивает для храбрости. Пьяному и море по колено, говорят. Что ж, проверим.

Сноп красных искр взлетает в воздух, обозначая старт.

Маг хорош. Очень даже. Антиох уступает ему по всем параметрам. По всем, кроме одного: палочка. Палочка в руках Певерелла будто бы живёт своей собственной жизнью. Он слегка удивлён, но хмель притупляет работу мозга. И именно поэтому Антиох уверен, что смерть тёмного мага на третьей минуте дуэли — именно его заслуга, а палочка — так, могущественный артефакт и ничего более.

Эйфория от победы кружит ему голову. Он считает, что такое событие немедленно следует отпраздновать.

Антиох Певерелл напивается вдрызг.

Жители деревни, конечно же, благодарят его, осыпают скромными дарами и покупают одну за другой ему кружки эля. Но Антиоху этого не достаточно. Он уже не контролирует себя. Чтобы выглядеть ещё более важной персоной, он рассказывает во всеуслышание историю своей палочки, мол, ему её сама Смерть изготовила, и палочка эта может победить любого.

Что ж ты делаешь, Антиох? Сам себе могилу роешь. Так и мне ничего не останется. Хотя… не будет ли веселее, если он сам станет причиной своей смерти, а я тут сделаю вид, что просто мимо проходила?

Полночь. Время Смерти, моё время. Бессознательного Антиоха Певерелла деревенские мужики уносят в комнату, расположенную на втором этаже бара. «Тяжёлый, спаситель», — недовольно бурчит один из них.

Уходят. Я остаюсь и наблюдаю за храпящим Певереллом. Зажигаю свечу. Скоро, милый, совсем скоро…

Не проходит и часа, как дверь со скрипом открывается. На мгновение тёмная фигура задерживается на пороге, но, удостоверившись, что Антиох всё так же спит, проходит внутрь. В свете свечи блестит серебристая полоска металла. Холодное лезвие ножа плавно и изящно скользит по белой коже старшего Певерелла. Перерезанное горло является весомой причиной для пробуждения. Антиох широко открывает глаза и пытается сделать вдох, но лишь захлёбывается собственной кровью.

Убийца, наскоро осмотрев маленькую комнатку и обнаружив волшебную палочку на столе рядом со свечой, хватает её и как можно тише уходит прочь, скрываясь в ночи.

Антиох ещё жив. Я слышу его тщетные попытки глотнуть хоть немного воздуха, но кровь мешает это сделать. Его тело парализовано. Возможно, от шока, а возможно, от страха.

Перерезанное горло — мучительная кончина. Мне становится жаль его. Склоняюсь над ним, кладя руку на лоб. Он холодный и липкий от пота. Откидываю капюшон с головы: не хочу, чтобы он видел Смерть. Возможно, простой человек успокоит его, и он умрёт с миром.

Последние попытки восстановить дыхание. Ничего не выходит. Запас кислорода в лёгких полностью истощается, крови вылилось уже пинты три. Душа покидает тело старшего из братьев Певерелл.

Опускаю ему веки.

Прощай, Антиох. Это была приятная игра.

Подхожу к столу и задуваю огонёк свечи. Комната погружается во мрак.

Так я забираю первого брата.

Со смерти Антиоха прошёл год.

Я стою на холме недалеко от деревни, где Кадм Певерелл живёт со своей женой.

Он воскресил девушку сразу же, как только вернулся домой после разлуки с братьями. Заходит в дом, а там она: прекрасная, черноволосая. Выглядит немножко хрупкой и болезненной, ну да это ничего. Как-никак она только что восстала из мёртвых.

Счастливый Кадм кидается к своей невесте, подхватывает её на руки и кружит, кружит… Но она лишь вымученно улыбается, становится ещё бледнее. Это ерунда, думает Певерелл, она поправится.

Но она не поправляется. Она ничего не ест, совсем осунулась, волосы поредели, в них проглядываются серебристые прядки. А ведь ей только девятнадцать. Кадму в голову приходит замечательная идея: свадьба непременно поднимет любимой настроение.

Начинается подготовка. Средний из братьев Певерелл делает всё с размахом и от души. Соседи помогают: они любят и Кадма, и его невесту. Дети буквально заглядывают ему в рот, надеясь, что именно им он поручит какое-нибудь очень важное дело, женщины копаются в чуланах в поисках лучших тканей, нитей и украшений для подвенечного платья, мужчины каждую свободную минуту обсуждают, как сделать предстоящее событие незабываемым…

И вот наступает день свадьбы.

Облачённый в свои лучшие одежды, Кадм Певерелл стоит у алтаря в ожидании девушки, которая вот-вот станет его женой. На пороге маленькой церкви появляется она, одетая в шёлковое белое платье, подчёркивающее каждый изгиб её прекрасного тела; чёрные волосы волнами ниспадают на плечи и спину, а сверху, словно невесомое облако, их укрывает полупрозрачная фата, украшенная затейливой вышивкой. В руках девушка держит букет белых роз.

Она проходит к алтарю, и Кадм замечает её улыбку. Она прекрасна, думает он, восхитительна, абсолютно волшебна. Он счастлив как никогда.

Она действительно прекрасна. Ты сумел подарить ей день счастья, Кадм, но дальше всё будет хуже, чем было.

Из церкви они выходят мужем и женой.

Начало семейной жизни. Кадм думает, что всё налаживается. Его молодая супруга счастлива. Она ведь улыбается. Разве несчастные люди улыбаются?

Спустя месяц у четы Певереллов появляется новый повод для радости: миссис Певерелл ждёт ребёнка. Кадм на седьмом небе от счастья. Он витает в облаках, представляя их дальнейшую жизнь. Разумеется, это будет их не единственный ребёнок. У них будет много, много детей…

Ребёнок забирает все силы девушки. Она уже не просто выглядит больной — она выглядит, как живой труп. Впрочем, так оно и есть. С каждым днём она тает всё быстрее, и живот кажется ужасно огромным по сравнению с ней, выглядящей как ребёнок.

Подходит срок.

И я сейчас здесь не просто как наблюдатель, я здесь по делу.

После долгих часов мучений миссис Певерелл, наконец, даёт жизнь прекрасному, крепкому, здоровому черноволосому мальчику. Кадм в восторге. Он нянчится с сыном, оставив жену отдыхать.

Она вполне может оправиться после девяти месяцев мучений, но дальнейшая жизнь будет для неё адом, поэтому я здесь сегодня чтобы забрать её с собой. Это не наказание — это дар. Не такой, как я дала её мужу и его братьям. Это дар от чистого сердца. Или от того, что когда-то было моим сердцем. Она понимает это. И принимает с благодарностью.

Вошедший в спальню часом позже Кадм обнаруживает холодное, безвольное тело любимой жены. Он падает на колени около кровати и зовёт её по имени, взяв за руку. Она не отзывается. Кадм не замечает, что по его лицу текут слёзы. Он начинает лихорадочно рыться в карманах. Наконец, он извлекает чёрный камень. Очень знакомая вещица. Стоп. Что он собирается сделать?

Кадм кладёт камень на ладонь.

Нет. Только не снова. Сильнейшей ментальной магией я внедряю в его сознание мысль о том, что она не была счастлива, когда он воскресил её в прошлый раз. Кадм сопротивляется. Безуспешно. Никто не может бороться со Смертью.

Он кладёт камень в нагрудный карман и, бросив последний взгляд на супругу, поднимается с колен. Выходит из комнаты, чтобы позвать на помощь.

Похороны проходят днём позже.

Кадм с маленьким сынишкой на руках стоит у самого края глубокой могилы. Вот уже второй раз он хоронит её, любовь всей своей жизни. Ребёнок плачет, но Кадм не обращает на него ровным счётом никакого внимания. Люди подходят к нему, приносят свои соболезнования, предлагают помощь. Женщины вызываются посидеть с малышом, но Кадм отказывается.

Теперь он уже в одиночестве стоит у могилы. Малыш снова плачет, и Кадм, наконец, переводит взгляд на него. Сын — единственное, что у него осталось, приходит к нему осознание. Кадм бежит домой, прижимая к груди подарок, который ему оставила она.

Когда Кадм уходит, я подхожу к свежей могиле и кладу на сырую землю букет белых роз.

Проходит ещё год.

Сын Кадма должен отмечать свой первый день рождения, но в доме Певереллов царят лишь скорбь и уныние. Малыш в своей кроватке играет деревянной лошадкой и время от времени смотрит на папу. Кадм сидит за столом, с невероятной скоростью осушая бутылку рома. Он думает о ней. Сейчас ему не до сына.

Темнеет. Кадм Певерелл уже пьян в стельку. Ребёнок спит. Кадм подходит к кроватке и укрывает сына тоненьким одеялом. «Разве может он быть для меня дороже неё? Конечно нет, что за чушь, — думает он. — Да и ему не нужен такой отец, как я: неудачник, которому не удалось спасти его мать. Так будет лучше. Прежде всего, для него. А я увижусь с ней». Кадм проводит рукой по тёмным волосам сына. Они такие же, как и у неё. Кадм улыбается.

Он выходит из дома, плотно закрыв за собой дверь, и идёт в сарай. Зажигает там свечу. Он мертвецки пьян, но его мозг всё ещё работает. Из угла Кадм вытаскивает стул и ставит его прямо под толстой балкой посередине сарая. Роется в шкафу и вытягивает оттуда верёвку. Возвращается к стулу. Забирается на него с ногами и перекидывает верёвку через балку. Делает петлю. Ему совсем не страшно, более того, ему не терпится увидеться с ней. Кадм накидывает петлю на шею, затягивает её и смело отталкивает ногами стул.

Стул отлетает, а одна из его ножек ломается.

Кадм ещё жив, но не пытается избавиться от верёвки. Сначала синеют губы, затем — лицо. Он в предвкушении ждёт своей смерти.

Вот и я, дорогой.

Я прекращаю его мучения.

Так я забираю второго брата.

Разворачиваюсь, собираясь уйти. Ах да, чуть не забыла. Поворачиваюсь обратно к Кадму и проверяю его карманы. Вот он. Достаю на свет Воскрешающий камень. Осматриваю его. Что это? Я такого не делала. Да и видно, что это вырезано ножом. Забавно.

Желание забрать камень пропадает. Вместо этого выхожу из сарая и иду обратно в дом, где мирно сопит малыш. Подхожу к кроватке. Он лежит раскутанный — сбил одеяло ножками. Беспокойный малый. Но он улыбается — это хорошо. Пусть ему приснится что-то чудное, ведь жизнь-то у него, мягко говоря… Поправляю одеяло. Кладу чёрный ромбовидный камешек в ручку мальчика. Крохотные пальчики тут же сжимают его.

Пусть камень станет твоим оберегом, малыш, а вырезанный на нём твоим отцом треугольник с вписанными кругом и линией — твоим символом. Будь счастлив, мальчик Певерелл, будь счастлив.

Я выхожу из дома и вновь появляюсь на том самом мосту.

Честно говоря, мне что-то не хочется продолжать эту игру. Слишком она стала… в общем, не хочу больше. Но так нельзя. Нельзя не забрать Игнотуса. Это будет нечестно по отношению к его братьям.

Но это можно отложить на некоторое время…

* * *

Чёрт бы всё это побрал! Пора, дорогуша, пора. Игнотус Певерелл уже зажился на этом свете.

Сейчас ему должно быть двадцать два. Я оставила его в покое на шесть лет, но теперь самое время выходить на охоту. Я откладывала этот момент четыре года, откладывала, как могла. Но время не бесконечно. Точнее, время Игнотуса не бесконечно. Если я не убью его, моя репутация будет бесповоротно испорчена. А этого допустить нельзя.

* * *

А он хорош.

Я уже год ищу Игнотуса, но безуспешно — он как сквозь землю провалился. Это и радует меня, и злит. С одной стороны это хорошо, потому что я не хочу его убивать, но с другой — меня это пугает. Меня пугает мысль, что я могла его потерять. Смерть! Потеряла человека! Немыслимо. Хотя, я же сама дала ему средство, которое поможет ему прятаться «до конца его дней». М-да. Вот это ты попала, старушка.

* * *

Нет, это уже ни в какие ворота! Пять лет! Пять! Чёртовы Певереллы. Ну, всё, Игнотус, теперь ты меня точно разозлил.

* * *

Шли года. Шли десятилетия.

Я искала Игнотуса Певерелла повсюду, даже там, где он быть не мог. И нигде я его не находила.

И вот, я уже готова смириться со своим поражением, как слышу это.

Не может быть. Этого просто не может быть. Это какой-то розыгрыш. Я слышу голос Игнотуса, зовущего меня в свой дом.

Во всей своей чёрной красе появляюсь перед небольшим домиком. Я чувствую предвкушение и… боязнь. Чего, ну чего я боюсь? Что Игнотус снова проведёт меня? Чёрта с два.

Распахиваю дверь и смело захожу внутрь.

Здесь только одна комната, я направляюсь прямиком туда и наконец вижу его: иссохший слабый старик, лежащий на кровати и крепко сжимающий в руках мантию-невидимку, без единого следа былой красоты, которую я запомнила. Неужели? Неужели это правда? Я волнуюсь, как человек. Возьми себя в руки! Ты Смерть, чёрт бы тебя побрал!

Рядом с кроватью на коленях сидит юноша. О, дьявол! Если бы я не знала, я бы подумала, что именно он — Игнотус, а не тот старик: так он похож на своего отца в годы его юности. Глаза мальчика блестят от слёз, но отец его спокоен. Завидев меня, Игнотус пытается приподняться, но ему это не удаётся. Он просит меня подойти ближе, но я продолжаю стоять на пороге. Его сын оборачивается, но никого не видит. Всё хорошо, мальчик, не пугайся, твоё время ещё не пришло.

Игнотус просит сына наклониться ближе к нему, что мальчик незамедлительно исполняет. Игнотус что-то быстро шепчет ему на ухо. «Сейчас ты возьмёшь мою мантию и укроешься ею, и пойдёшь туда, куда глаза глядят, и будешь идти так долго, как сможешь, пока силы не покинут тебя, и остановишься ты только тогда, когда будешь уверен, что находишься в полной безопасности», — слышу я. Мальчик хочет возразить, но Игнотус не позволяет ему это сделать. Он накидывает мантию-невидимку на плечи юноши и отворачивается, чтобы тот не видел слёз, собравшихся в уголках его глаз.

Мальчик с трудом поднимается на ноги и идёт к двери. Я отступаю в сторону, давая ему пройти. На пороге он не удерживается и оглядывается на отца. Игнотус же смотрит на него. Мальчик улыбается, накидывает мантию на голову и уходит.

Нет, я не буду охотиться за ним, но Игнотус дал ему дельный совет: опасностей и помимо меня не мало.

— Госпожа… — выводит из раздумий меня голос младшего из братьев Певерелл.

Я подхожу ближе.

— Я знаю, вы искали меня, госпожа, и вот он я.

Я улыбаюсь. Да, Игнотус, ты меня не разочаровал.

— Вынуждена признать, ты хорошо прятался.

— Вы сами спрятали меня, госпожа.

Что верно, то верно.

— Время пришло, Игнотус, — тихо молвлю я.

Он согласно кивает. Теперь я ещё лучше вижу, насколько он стар: сама по себе жизнь даётся ему с трудом. Я протягиваю руку, и он хватается за неё, словно утопающий за обломок разрушенного корабля. Будто моя рука — это спасение. Скорее всего, так оно и есть. Я знаю, потому что для меня он такое же спасение, как и я для него.

И я забираю душу Игнотуса Певерелла с собой, оставив его бренное тело на кровати в маленьком пустом домике.

Как равные уходим мы из этого мира.

Я провожаю Игнотуса в лучший мир, где нет никаких обязанностей и горестей.

В мир, на пороге которого его уже ждут старшие братья.

Всю оставшуюся мне вечность я буду помнить братьев Певерелл — таких разных, но таких схожих в самом главном: в упорстве, в силе духа и ума.

В стремлении к лучшему.

В стремлении к идеалу.