Только миг (джен)

Северус Снейп пытался рассмотреть то место, где оказался. Глаза слезились, поэтому все окружающее казалось набором разноцветных пятен. А может быть, и не было ничего вокруг, просто воспаленный мозг выдавал вот такие вот иллюзии. Ведь со смертью все заканчивается. По крайней мере, бывший директор Хогвартса, бывший профессор зельеварения, бывший двойной шпион, да и просто бывший всегда был в этом уверен.

В том, что он умер, Снейп не сомневался, никому еще не удавалось выжить с такими ранами. Ну, может быть, Мерлину бы и удалось, да вот только Мерлин бы точно никогда не оказался в такой ситуации. Да и не хотелось больше жить — все долги отданы, все поручения выполнены... А долгожданное ощущение свободы никак не желало приходить. А может, и нет ее, этой свободы, даже после смерти нет. Или наоборот, прижизненная кабала закрепляется вечностью.

Разноцветные пятна перед глазами наконец-то исчезли, давая возможность рассмотреть два призрачных силуэта стоящих рядом. Впрочем, он обратил внимание только на один — молодая рыжеволосая женщина с горящими гневом зелеными глазами.

— Лили... — прошептал Снейп хрипло, разрываясь между желанием заключить ее в объятия и упасть на колени, вымаливая прощение. Вот только не успел, потому как подруга детства подлетела к нему и изо всех сил залепила пощечину.

— Лили, прости меня! — он бормотал очень быстро, стараясь поскорее выговориться, очиститься от многолетней вины, получить хотя бы намек на надежду.

— Ты, — зашипела Лили, — ты посмел появиться здесь. Твоя ничтожная душонка... Ненавижу!

Да, мертвые не чувствуют физической боли, но боль души остается. И не просто остается, она стократно усиливается, заставляя вновь и вновь ощущать волны отчаяния и тоски. Кто бы ни придумал такое наказание для Северуса Снейпа, у него было явно паскудное чувство юмора.

— Лили, я сотни раз проклял сам себя за твою смерть. Я понимаю, что ты никогда меня не простишь, я сам себя простить не могу! — голос его срывался на вой, но выражение безграничного презрения в глазах мертвой женщины никуда не пропадало.

— Моя смерть... Как будто меня это больше всего беспокоит, — прошептала Лили почти беззвучно. — Ты уже забыл, Северус, почему я умерла?

— Из-за этого проклятого пророчества, которое я пересказал Лорду...

— Я умерла, чтобы мой сын выжил! — громкий крик отдавался эхом от невидимых стен, — чтобы он был счастлив! Чтобы у него была нормальная жизнь!

— Лили, с ним все в порядке, — Снейп схватил руку женщины, пытаясь поднести ее к губам, и тут же отлетел в сторону от сильного удара.

Рядом с Лили Поттер стоял мужчина, и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы его узнать — Джеймс Поттер. В том, что он не позволит жене одной говорить с бывшим другом, который к тому же предал ее, можно было даже не сомневаться. Особой сдержанностью бывший гриффиндорец никогда не отличался, и вряд ли смерть могла изменить его буйный характер.

— Не трогай его, Джеймс, он того не стоит, — презрительно произнесла Лили, подходя к мужчинам. — Он как был идиотом, так им и остался.

— Но это не значит, что Нюниус имеет право тебя хватать!

— Кому что, а тебе ревность, — женщина нежно потрепала мужа по волосам, — даже после стольких лет.

Снейп смотрел на них и понимал, что в любом случае, даже если Лили его и простит, в чем были большие сомнения, он опять окажется лишним. Таким же никому не нужным, каким был всю жизнь — ненавидимым и презираемым. Возможно, он подобное и заслужил, вот только даже и не догадывался, что это может быть настолько больно. Хуже клыков Нагини, хуже лордовского Круцио, хуже постоянных угрызений совести. Хотелось заползти в какую-то темную дыру и выть от отчаяния и безысходности.

— Ты, — Лили склонилась над бывшим другом, — ты в самом деле думаешь, что я злюсь из-за того, что ты когда-то давно не смог удержать язык за зубами? Если бы все было так просто, я бы простила тебя в ту же секунду...

— Простила? — в глазах у Снейпа появилась безумная надежда, которая пропала после следующих слов рыжеволосой женщины:

— За нашу с Джеймсом смерть — да. Шла война, и это проклятое пророчество все равно бы стало известно Волдеморту. Питер бы не упустил такого шанса. Но вот Гарри...

— И что с ним такого было? Учился как все, влипал в неприятности, но это у него наследственное. Теперь вот Лорда победил и получит свою славу. Что ему еще надо?

— Да как ты смеешь! — Лили схватила своего детского друга за отвороты мантии и трясла с такой силой, что голова Снейпа моталась, как у сломанной куклы. — У мальчика никогда не было семьи, магический мир то носил его на руках, то безжалостно обливал грязью, все что-то требовали, совершенно не считаясь с чувствами самого Гарри. А ты прикладывал все силы, чтобы сделать его жизнь еще более невыносимой. Думаешь, я такое когда-нибудь смогу простить?

Женщина отошла в сторону, брезгливо отряхивая руки и стараясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Ее место возле Снейпа тут же занял Джеймс, но, как ни странно, он не собирался драться или кричать. Просто смотрел в глаза бывшего однокурсника каким-то неожиданно взрослым взглядом.

— Унижения и оскорбления... Что, Нюниус, чувствовал себя отомщенным, издеваясь над ребенком? Полегчало?

— Я не мог к нему по-другому относиться! Лорд должен был вскоре возродиться, и мне нельзя было...

— Да. Это слова Дамблдора. Но ты поклялся защищать нашего сына.

— Я его защищал!

— Да? — слезы Лили мгновенно пропали. — Защитник нашелся! А твои змееныши решили воспользоваться эйфорией победы и подлить Гарри яд.

— Кто? — после такого известия ярость Лили стала понятной. Ее жертва, в конце концов, оказалась напрасной, и скорая встреча с сыном совсем не радовала женщину. Не сейчас. Не при таких обстоятельствах...

— Забини.

Снейп опустил голову, понимая, что уже ничего не удастся исправить. В святого Мунго не смогут найти противоядия, слишком уж необычны фамильные яды семейства Забини. Необычны и практически неопределимы, так что никто и не подумает подозревать отравление. Просто национальный герой умер, не выдержав напряжения. А единственный человек, который смог бы его спасти, малодушно убежал в смерть еще раньше...

— Папа, мама, профессор! — раздался позади слегка удивленный юношеский голос. — Я что, умер?

Лили бросилась к сыну, забыв обо всем на свете, а Гарри Поттер удивленно оглядывался по сторонам, пытаясь понять, что же происходит...

31 июля 1985г. Гарри

Над головой раздался топот, который заставил мальчика болезненно дернуться. Сейчас тетя Петуния, как всегда с утра чем-то недовольная, погонит его на кухню. Завтрак, потом уборка, потом клумбы с цветами... И все это под недовольное ворчание родственников и капризы Дадли. Как всегда. Словно и не было этого странного сна, в котором он, ненормальный урод — волшебник. И не просто волшебник, а надежда магического мира, которая этот самый мир спасла от злодея. Правда, и умер потом этот мальчик глупо, от подлитого яда, но все равно, как же хотелось и себе такую яркую жизнь.

«Очнись! Сам уже не помнишь, что произошло и позволяешь снова загнать себя в образ домового эльфа?» — этот голос принадлежал самому Гарри, только взрослому, и мальчик позволил себе надеяться, что те странные события не приснились ему в ночь перед днем рождения.

— На кухню, — раздался за дверью чулана голос тети, и Гарри привычно засуетился, чтобы хоть с утра пораньше не получить подзатыльник. Заодно засовывая мысли о том, что все происходящее как-то неправильно, далеко-далеко, чтобы ни тетя Петуния, ни дядя Вернон не догадались о подобной крамоле.

«Уй-й! — голос в голове и не подумал пропадать, — Неужели все уже сейчас настолько запущено! Гарри, очнись! Ну, вспомни, пожалуйста, иначе у нас так ничего и не получится!»

Гарри сноровисто поджаривал бекон, стараясь не пускать слюни на недоступное лакомство и игнорировать звучащие в голове слова. Он, наверное, и в самом деле ненормальный урод, правы его родственники, и если они утвердятся в своих подозрениях, то сдадут своего племянника в приют, а уж там... Издевательства Дадли и его дружков покажутся детскими игрушками.

— Все готово, тетя Петуния, — тихо пробормотал мальчик, глядя в глаза худой раздраженной женщине, вошедшей на кухню.

— Чего так долго? Дадли уже два раза завтрак спрашивал, а ты все копаешься, — женщина выхватила у него из рук тарелку и вышла в гостиную, где вся семья устроилась за столом.

— Эй, ты, — раздался голос дяди Вернона, — марш в чулан, и чтобы глаза мои тебя сегодня не видели.

Гарри слегка вздрогнул, но, привычно не говоря ни слова, пошел в свой чулан. Он ведь не ожидал сегодня праздничного торта в свою честь, так чего расстраиваться. Но где-то в глубине души, прорываясь сквозь годами вдолбленное безразличие к самому себе, пробивалась обида — горькая и безнадежная, от которой хотелось плакать навзрыд.

«Плачь, малыш, если тебе станет легче, — голос в голове приобрел ласковые утешающие нотки. — Ты не виноват в том, что твои родственники просто ужасные люди. И не вскидывай так голову, я говорю правду. Они ведут себя просто отвратительно, и тебе без них будет намного лучше».

— Я не хочу в приют, — проскулил мальчик, стараясь справиться со слезами.

«Никто тебя в приют отдавать не собирается! Не придумывай разных глупостей», — голос вызывал доверие, а может, он и вправду в состоянии помочь? Может быть, он заставит тетю с дядей полюбить его, и в этом доме наконец-то прозвучит имя Гарри...

«О нет, господа Дурсли хорошо относиться к тебе не смогут. Никогда не смогут, да и не захотят... Вспомни, что будет дальше, просто вспомни, не бойся!» — голос убаюкивал, и перед глазами мальчика вновь стали проноситься странные видения.

Вот он, только уже совсем взрослый, сидит за столом со своими друзьями. Вот в глазах все плывет, и он вдруг оказывается непонятно где. И совсем не страшно, потому что его крепко обнимает мама. Мама... Ради того, чтобы снова почувствовать ее объятия, Гарри готов был умереть в эту же секунду, только вот ей это не понравится. Мама хотела, чтобы он жил. Значит, он будет жить. И не позволит, чтобы там, на небесах, она снова плакала.

На какое-то мгновение сознание помутилось, а потом на мир взглянул Гарри Поттер, тот, семнадцатилетний, прошедший войну и потери близких. Исполненный решимости не допустить стольких смертей. В его душе примостилось сознание пятилетнего, никем не любимого мальчишки. Который просто расцветал от счастья, что он нужен. Хоть кому-то в этой жизни нужен.

— Эй, ты, — раздался из гостиной голос дяди Вернона, и Гарри передернуло от отвращения, — немедленно иди сюда, ненормальный.

Гарри расправил плечи и выбрался из чулана. В конце концов, сколько можно прятаться и делать вид, что все в порядке. Такая жизнь ненормальна и пора ее менять. Приют, значит, приют. Там хоть куском хлеба попрекать не будут.

— Негодный мальчишка, — закричала тетя Петуния, как только он оказался на пороге, — почему ты поджарил так мало бекона. Из-за тебя Дадли не наелся.

— Да ему хватит, лопнет еще, — прервал Гарри начинающийся поток обвинений. Малыш у него в душе сжался в комочек со страху, но вперемешку с ужасом в душе у него проявлялась надежда на то, что кто-то взрослый может остановить бесконечные попреки.

— Как ты смеешь! — дядя Вернон принял эстафету от замолчавшей жены, — Ты — никто в этом доме и должен всю жизнь благодарить нас за доброту. Если бы мы не приютили тебя после смерти твоих родителей-алкоголиков, то ты бы уже давно сгнил под забором. Или в приюте. Мы дали тебе дом...

Для родственников стало неожиданностью, что ребенок на эти слова просто засмеялся. Непривычно было видеть не безмолвную и бессловесную тварь, на которую можно было выплескивать все, что угодно, а уверенного в себе ребенка.

— Мои родители были волшебниками, — отсмеявшись, сказал Гарри. — И они не разбились в пьяном угаре, а погибли, защищая меня от смерти.

Тетя Петуния побледнела. Она и так не отличалась слишком яркими красками на лице, так что сейчас походила на привидение. Разве что не просвечивала насквозь. Дядя Вернон наоборот, побагровел. Казалось еще немного, и он лопнет от переполнявшего его гнева. А Дадли просто развлекался, зная, что кузен никуда не денется и издеваться над ним, с полного одобрения своих родителей, можно будет еще очень долго. Все было как всегда. Странно, конечно, что Гарри рискнул подать голос, но ничего, если его на несколько дней оставить без еды, то он опять станет таким же, как и был.

— Как ты смеешь...

— Смею, — голос Гарри был серьезен, и всей семье Дурсли на секунду показалось, что перед ними не пятилетний малый, а взрослый, очень сильно на них разозленный взрослый. — Вы кормили меня сказками и попрекали куском хлеба. Вы все время пытались мне объяснить насколько я бесполезный и лишний, что я не стою не только любви, а даже простого ласкового слова. Так вот, хватит.

— Что ты себе позволяешь...

— Хватит! Я больше не намерен это терпеть. Это вы называете моим домом? Это не дом и никогда домом не было...

Золотистая вспышка после этих слов коснулась лица Гарри, а потом свечение медленно окутало весь дом. Рядом с мальчиком материализовались два призрачных силуэта и, глядя на них, Петуния завизжала не своим голосом.

— Туни, — рыжеволосая женщина зло сверкала глазами, — не ожидала от тебя такого. Во что ты превратилась, сестренка.

Черноволосый мужчина успокаивающе положил ей руку на плечо, впрочем, она и сама быстро пришла в себя, когда к ним бросился их сын. На несколько мгновений о Дурслях совершенно забыли, словно и не стоял никто у них в гостиной во время завтрака. Два призрака обнимали мальчика, и от этой картины Дадли застучал зубами. Именно стук зубов и привел в себя Вернона и Петунию.

— Ненормальные! Убирайтесь из моего дома, чтобы я вас никогда больше не видел.

— С удовольствием, — рыжеволосая женщина посмотрела на свою сестру с сожалением. — Гарри не будет расти в доме, где его все ненавидят. Поэтому мы сейчас уйдем.

— Убирайся, — белыми губами бормотала Петуния, — убирайся, и забирай с собой свое отродье...

— И не только. Я заберу из этого дома свое благословение, ведь вам оно не нужно.

— Нам нужно просто жить спокойно, без всяких ненормальностей. И без твоего сына-урода.

Полупрозрачный мужчина дернулся, собираясь что-то сделать, но его остановил голос Гарри:

— Пап, они того не стоят. Просто уйдем отсюда.

Тихонько хлопнула, закрываясь, входная дверь, и застывшие за столом соляными столбами Дурсли пришли в движение. Они радовались тому, что все ненормальное исчезло из их жизни. Что нелюбимый племянник не будет мозолить глаза своим видом. Что наконец-то можно будет жить счастливо. Только тихий голос шептал на ухо Петунии, что только что произошло что-то настолько неправильное, что этого уже никогда не исправить. И последствия будут самыми непредсказуемыми.

Но Петуния предпочла отмахнуться...