Помнить всё (гет)

Лёгкое прикосновение палочки. Мягкий сиреневый свет на несколько мгновений озаряет лицо немолодой женщины и тускнеет. Она расслабляется и оседает на землю, погружаясь в лечебный сон, в котором забудутся недавние ужасы.

Теперь можно перейти к следующему свидетелю — мальчику девяти лет, который баюкает покалеченную руку. Его глаза смотрят сначала с дружелюбием и надеждой на молодого парня с непонятной палочкой, но вскоре они тускнеют и становятся бессмысленными.

Я кивнул своим мыслям и вышел из тесного закутка на освещённую улицу. Этим магглам вообще повезло, они видели всё лишь краем глаза. А вот что делать с другими пострадавшими...

Обычная улица Тотенхилла сегодня напоминает картину спятившего художника — повсюду лежащие люди с ранами различной степени тяжести, продукты жизнедеятельности лошадиного происхождения, перья, побитое стекло, разбросанная земля... и это только малая доля всего безобразия. Хорошо хоть жутких тварей успели увести. И трупы убрать. А так нормально.

Обливиаторам не привыкать.

Мягкий сиреневый свет помогает забыть людям ужасы и чудеса, волшебников и чудовищ. Вот только за последние несколько лет я успел возненавидеть его. Глаза моих «пациентов» утрачивают всякую осмысленность и становятся похожими на блестящие стекляшки. Тошно даже вспоминать о том, что когда-то я мог наслаждаться этой беспомощностью и своей мнимой властью над чужими душами, личностями.

Вот Джек склоняется над очередным пострадавшим, поднимает палочку... и внезапно отводит её в сторону. Поворачивается к курящему у дерева колдомедику и подает ему знак. Ясно, значит, ещё один не жилец.

Его родные будут думать, что он погиб по вине пьяного водителя машины, как и ещё три человека. Их похоронят в закрытых гробах, и близких не заинтересуют необычные раны, нанесённые острым клювом и когтями.

Но не это ещё самое страшное.

На обочине через дорогу сидит молодой парень. Я уже подходил к нему, но едва услышал, о чём он бормочет — отскочил, с трудом скрывая отвращение.

— Что со мной будет... что со мной будет... чёртовы магглы... Я... Меня убьют за Живчика... из-за чёртовых магглов... Что со мной будет...

Стадо гиппогрифов, которое содержали нелегально, переводили из одного питомника в другой. Но так получилось, что в руках молодого волшебника, почувствовавшего себя настоящим профессионалом, звери вырвались из магических ошейников и разлетелись кто куда. А пятеро молодых самцов под предводительством вожака прельстились мясной лавкой на одной из маггловских улиц. Результат — четверо погибших магглов, море свидетелей, которые видели жутких чудовищ — помесь орла с лошадью, — растерзывающих хозяина лавки, перепуганный водитель машины, сбивший одного из гиппогрифов и врезавшийся в фонарный столб. Прежде чем зверей удалось переловить, они покалечили кучу магглов. А молодой волшебник, недавний выпускник Хогвартса, не сможет выкрутиться из ситуации. Это радовало, хоть кто-то из виновников понесёт наказание.

Кто бы мог подумать, что Ли Джордан будет работать обливиатором? Никто, даже мои лучшие друзья, близнецы Уизли. Бывшие лучшие друзья.

Сразу после окончания школы я столкнулся с проблемой — не знал, кем хочу работать. У меня не было особых талантов, кроме как трещать без умолку в комментаторской кабинке, но к тому моменту я окончательно решил, что не хочу связывать свою жизнь с квиддичем. Это была интересная игра, не более. Полгода я перебивался случайными заработками, пока судьба не столкнула с Перси Уизли в Косом переулке.

— Как бы мне не хотелось, но я признаю, что ты идеально подходишь на эту должность, — занудным тоном заявил этот неприятный очкарик.

— Прости, что? — честно признаться, я прослушал первую часть его речи. Он просто схватил меня под руку, бурча «тебя-то я и искал», и посадил за стол в «Дырявом котле».

— Я хочу помочь тебе найти работу, — непривычно терпеливо повторил Перси.

— Прости, но...

— В Министерстве.

Вот тут-то я и попался. Деньги были нужны как воздух, квартплата съедала почти весь месячный заработок. К тому же, возможность подняться по карьерной лестнице не где-нибудь, а в самом Министерстве приятно грела душу и пробуждала забытое честолюбие.

Зачем это было нужно Перси, я так и не узнал, да и не интересно это было. Я получил стабильный заработок, возможность продвижения по службе. А еще работа не требовала особых магических талантов — каких я в себе не наблюдал, — за исключением знания заклинания забвения и некоторых основ легиллименции. Со вторым оказалось сложнее, но всё решила брошюрка, выданная старшим волшебником на правильно заданный вопрос.

Вначале всё казалось таким... крутым. Все чувства, знания, воспоминания магглов проносились перед мысленным взором, и только я решал, что этому человеку надо было помнить, а что нет. Я буквально держал в руках саму суть незнакомцев, их душу... и мог распоряжаться, как считал нужным. Власть, пусть даже такая ничтожная и незаметная, пьянила.

Постепенно я всё больше погружался в чувства своих пациентов, и стал невольно переживать их воспоминания. Во мне начала накапливаться злость на тех, кто умел держать в руках волшебную палочку, но пользовался ей явно не тем концом. Ещё на испытательном сроке меня предупреждали об излишнем старании — за год они отсеивали двух-трёх человек, лишь только замечали неадекватное поведение: не слишком опытный легиллимент мог «застрять» в воспоминаниях своих клиентов, а когда их становилось очень много, у некоторых просто срывало крышу. Я старался не думать об этом, но чем больше я видел отрицательные стороны магов, тем больше начинал ненавидеть их. Это презрение к магглам, слепое пренебрежение, глупое убеждение в том, что магия делает их выше других. Я стал замечать, что смотрю на своих знакомых сквозь ту же призму настороженности. Что он думает обо мне? Что он думает вообще?

А потом началась война, и о работе обливиатора пришлось временно забыть. Колёса Министерства крутили сторонники Волдеморта. Незадолго до ключевых событий я ушёл в неоплачиваемый отпуск, и за счёт этого удалось избежать стычек с Пожирателями. К сожалению, мои знания о защите и нападении ограничивались только занятиями тех смешных пятикурсников, которые когда-то помогли мне сдать ЖАБА на приемлемые баллы...

Началась подпольная война. Я, как мог, старался защитить своих маггловских соседей, накладывая на дома заклинания и рисуя руны, по возможности уговаривал их уехать из страны. Однажды на квартал напали дементоры вместе с Пожирателями и мой дом оказался разрушен. Ослепленный яростью, в тот раз я провёл очень успешную атаку и ушёл от преследования. Фред с Джорджем помогли мне, узнав, что мне негде жить, и рассказали о своей новой задумке — магическом радио. Я соскучился по былым авантюрам и планам друзей, а потому с радостью присоединился к этому мероприятию.

Почти год я сидел на одном месте, собирая новости от осведомителей и сортируя их, чтобы получить максимально правдивую информацию. Параллельно отыскивал следы Поттера и его друзей — они появлялись то тут, то там. Не сказать, что это была плохая работа. Но признаться честно, когда кончилась война я с удовольствием закрыл дверь нашей тайной радиостанции. Паранойя помогла мне выжить — я не мог доверять ни кому, дважды, трижды проверял информаторов и знакомых, опасаясь подвоха, иногда не безрезультатно. За нами охотились едва ли не так же, как за Поттером.

Улучшив момент, я вернулся на старую должность. Меня встретили как героя, но весьма настороженно — мои выкрутасы перед вторым пришествием Волдеморта сильно потеребили нервы сослуживцам. Я старался вести себя нормально, как все... но внимательно следил за каждым движением приятелей и тревожно сжимал в руке палочку, когда ко мне подходили со спины. Впрочем, такое поведение было характерно для всех, кто участвовал в войне, и его было принято не замечать. Только я начал втягиваться в старый ритм жизни, как неожиданно меня повысили.

С того момента я по уши влип в бумажную работу. Раньше я даже представить не мог, чем занимался наш мастер рейда. Приходилось заполнять кучу макулатуры — отчёты обливиаторов и колдомедиков, составлять собственные заметки, подписывать заявления, служебные записки, медосмотры подчинённых, заключения, разрешения на использования некоторых «особых» заклинаний и еще тонну другой писанины. Каждый вечер я закрывался в кабинете (да-да, у меня появился свой кабинет!) и тихо зверел с этой бюрократии. Впечатления с немногочисленных рейдов стирались, растворялись в этой бумажной рутине, и в какой-то степени, мне начало это нравиться. Я получал удовольствие и немалые деньги за любимое дело, под моим началом работала одна из сильнейших команд обливиаторов, стало меньше вызовов, где я погружался в чужие воспоминания о самых худших моментах жизни.

Тогда же я и встретился с Анжелиной и Фредди. Абсолютно случайно пересёкся с ними на одной из улиц маггловского Лондона.

Она ушла от Уизли, когда поняла, что тот сломался. Потерявши брата, Джордж какое-то время держался. Сделал предложение Джонсон, руководил магазином, даже пытался улыбаться. Но после рождения сына, — которого, кстати, вписал в историю рода как Фреда вопреки желанию жены, — он отдалился от «мирской суеты». Нескольких провальных сделок, и близнец передал дело всей своей жизни Рону, а один крупный скандал лишил его семьи — Анжелина уехала от него к матери, и через неделю они развелись. Однако Джордж не отобрал у своего сына статус наследника. Скорее всего, он просто не смог совсем стереть Фреда с родового древа.

В прессе ещё не трепались об их размолвке с рыжим, но тёмные переулки полнились слухами. К остальным Уизли она не пошла — слишком уж счастливыми они ей казались. Я без всякой задней мысли пригласил её к себе на рождественские каникулы, и после не пожалел — с довоенного времени так не отдыхал. Не слушая возражений, вытащил нас всех на южное побережье, организовал барбекю на природе — с кучей согревающих чар под куполом отвлечения внимания. Сын Анжелины, совсем недавно разменявший первый год жизни, заливисто хохотал, пытаясь поймать наколдованных бабочек, мы же обсуждали школьные годы, смеялись над Филчем, припоминали шутки и приколы близнецов, пародировали стрекозоподобную Трелони...

Потом я и вовсе предложил им остаться. До войны мы были отличными друзьями, сейчас я буквально горел на работе и почти не бывал дома — квартира простаивала, а платежи капали каждый месяц. После некоторых споров мы сошлись на том, что до конца декретного отпуска она живет у меня, готовит на двоих и превращает моё холостяцкое пристанище в некое подобие жилья. Малыш Фредди с уверенностью хозяина ползал по комнатам и одобрительно гукал, заставляя умиляться нас обоих. Казалось, всё было прекрасно.

Но это была лишь оттепель, вскоре всё началось сначала.

Один из рядовых вызовов — множество свидетелей применения чар левитации. Мне пришлось отправиться по заданным координатам вместе с группой — когда выезжала вся команда, нужен был я. Не знаю зачем, ребята и без меня отлично справлялись, но высокие начальники требовали контроля ситуаций с большим объемом работ. Аппарировав, я оказался в эпицентре событий. Несколько магглов, размахивая руками, громко доказывали с пониманием кивающему колдомедику, что видели летающий мусорный бак. Кто-то смеялся, причём, вполне искренне, кто-то был напуган, а один из мужчин просто сидел в стороне, спрятав лицо в ладонях. Раздав указания, я лично решил им заняться — мало ли, вдруг что-то серьёзное.

— Сэр, вам плохо? — главное побольше участия в голосе, но это мне удалось без труда — редко на простую левитацию реагировали так... задумчиво.

Он поднял взгляд, такой пустой, такой безжизненный, что я невольно отшатнулся. Сразу стало ясно — старая маразматичная волшебница тут ни при чём. Не спрашивая ничего больше, я приступил к «допросу».

— Легиллименс!

Такое отчаяние накатило на меня, что в пору мазать мылом верёвку и вешаться прямо здесь. Чьи-то силуэты, голоса, незнакомые лица. Вчерашний вечер, всё в тумане, будто он выпил. Окрик из переулка, армейские рефлексы, и звавший оседает на землю с ножом в груди. Сын, о господи, мой Билли! Скорая помощь, врачи, морг... Плачущая жена и трясущиеся руки. «Кто это сделал, Джим? — Не знаю, милая, не знаю...». Забыть, хочу забыть, забыть...

Открываю глаза — да, я зажмурил их на мгновение, чтобы вернуться в себя. И вижу требовательный, почти умоляющий взгляд. Он благодарил Бога за счастье, что оказался здесь — это было отличным решением проблемы, — и хотел, чтобы я стёр ему не только... о, Мерлин!

Да, такие случаи тоже бывают. Чаще всего люди осознают, зачем мы пришли и что мы собираемся делать. Если успевают, конечно, потому что мы стараемся делать это быстро и без разговоров. Но сегодня я впервые столкнулся с такой необычной просьбой.

— Я не могу, — попытался я откреститься. Чёрт знает, почему, но мне стало дурно. — Не имею права.

— Прошу... пожалуйста...

— Даже не думайте! — чёрт, почему я разговариваю с ним, почему не делаю свою работу?! Но палочка не поднимается на него, пока он смотрит. Я всегда умел игнорировать любые взгляды, но этот остановил меня.

— Умоляю... я не смогу так жить... мой Билли... я убил... убил его! Дайте мне забыть, прошу вас, ради всего святого! Я сойду с ума... я убью себя...

Внутри похолодело. Времени было очень мало. Мои ребята уже заканчивали со свидетелями, судя по затихающим крикам, и нужно было что-то придумать. Мысли застучали, как шестерёнки. Из-за привычки, приобретённой на войне, он убил своего собственного сына. На войне. На войне. А где был я?.. А кто даст мне забыть?! Подштаники Мерлина, я тоже хочу забыть войну! Но кто... кто мне... никто...

— Обливиэйт!

* * *

— Что-то случилось?

— Да, чёрт возьми, случилось! Где ты был четыре дня, Ли? Я уже опросила всех твоих друзей, слышишь — всех! С работы ни весточки, от Уизли ни слова, я уже не знала, что и думать!

— Перестань, Анжи! Я был занят!

— Занят?.. — переспросила она другим голосом. Тихим и печальным. — Ты уже не один живешь, Ли, я волновалась за тебя. Что будет со мной и Фредди, если ты вот так исчезнешь?

— Я не исчезну. Сейчас не такое время.

— Я всего лишь хочу, чтобы ты предупреждал меня, сколько тебя не будет!

— Ты мне не мамочка, Анжелина! Чёрт. Прости, я... я устал. Давай поговорим об этом позже.

Проблемы, проблемы... сколько раз уже мы так ругались? И каждый раз она просит об одном и том же, но я никогда не вспоминаю об этом. Конечно, с одной стороны я чувствовал себя свиньёй, но с другой — очень упрямой, — был уверен, что она перегибает палку.

Решение. Мне необходимо было универсальное решение проблемы. Надоело уже приходить в дом, как в логово врага. Всё же, это моя квартира.

— Почему ты меня не слушаешь?! Неужели я многого прошу? Всего лишь говорить заранее, Ли!

То, что пришло мне в голову, я воплотил в жизнь немедленно. Не успев подумать о последствиях, не успев остановиться... наверное потому, что много раз делал это машинально.

— Обливиэйт!

И тут же выронил палочку, вне себя от ужаса. Нет, нет, я не хотел!.. Анжелина остановилась на половине слова, замерла. Как и все, с кем я работал. Прядь волос, которую она постоянно заправляла за ухо, упала ей прямо на глаза, но была проигнорирована. В соседней комнате заплакал Фредди, а девушка по-прежнему стояла и смотрела в пустоту, медленно моргая. Что я наделал... Холодный пот уже тёк по спине, а всевозможные последствия вставали передо мной непреодолимой стеной.

— Анжелина...

— Что? — слава Мерлину, она ответила!

— Успокой сына. Пожалуйста, — она не заметила дрожи в моем голосе — как и всеми «стёртыми», любые мои слова воспринимались ею как приказ.

— Хорошо, — словно деревянная, она вышла в коридор, и вскоре я услышал нежный шёпот и детский смех. Не дожидаясь её возвращения, я выбежал из квартиры и захлопнул дверь.

* * *

Несколько дней я не появлялся дома, чувствуя себя виноватым. Но отправил Анжелине записку через камин, что занят и буду позже. Ответа не пришло, проверять квартиру я не решился. Наверняка она уже ушла вместе с ребёнком — тогда мне тем более не хотелось туда возвращаться. Эта женщина уже стала для меня гарантом спокойствия и дома в полном смысле этого слова. И терять её по собственной глупости оказалось больно.

Но вскоре голод и желание поспать на любимом диване взяли своё. Щепотка пороха, короткая пыльная буря вокруг и вдруг тёплые и вкусные домашние запахи. Фредди ползает на ковре возле камина, перекладывая кубики, видит меня и восторженно взвизгивает. Из кухни показывается Анжелина, коварно улыбается и кивает на ребёнка. Да, я всегда брал его на руки, когда приходил домой. Будто и не было того разговора...

Впрочем, для неё действительно не было. За весь вечер она ничем не выдала своего знания. Но я помнил. И кусок не лез мне в горло. Только после ужина я смог взять себя в руки.

— Прости.

— Что? — удивлённо отозвалась она.

— Прости меня.

— За что, Ли?

— Я... я заставил тебя... волноваться.

— Глупости, — улыбнулась Анжелина, так по-домашнему и тепло. Сердце дрогнуло. — Ты же работаешь, я понимаю...

— Нет, я виноват перед тобой, — подошёл, взял за руки, понял, что этого недостаточно, и осторожно обнял. — Извини.

* * *

Скоро мне начали сниться кошмары. Чужие кошмары. Чужие мысли просыпалась во мне в самые неожиданные моменты. Теперь куда бы я не пошёл, я видел знакомые места — почему-то мне на обработку попадались люди, отлично знающие город. Я начал терять меру, и узнавал о них гораздо больше, чем было необходимо. Их желания, страхи, опасения, надежды... И это касалось не только магглов.

Никогда не думал, что смогу ненавидеть кого-то так, чтобы волосы вставали дыбом от одного его присутствия. От косвенного его упоминания в чужом разговоре. От портрета на стене Косого переулка. От счастливых до тошноты визгов его детей. Он откупился штрафом, а я лично затирал воспоминания семнадцатилетней маггле и притащил её в больницу, хотя колдомедики сказали, что это не нужно (я прекрасно видел, что им было плевать). Бедная девочка несколько дней пролежала в коме. Но, кажись, справилась. У неё сын. Симпатичный тёмноволосый карапуз Луи, названный в честь деда. Ему повезло, что материнские гены перебили отцовские — блондинов в магическом мире не так уж и много, ходили бы разговоры. А то, что он будет волшебником, я понял сразу. Воистину чудо — маггла действительно полюбила этого ребёнка, хотя, казалось бы, должна была избавиться от него.

А потом и у меня появилась дочь. О том, что Анжелина беременна, я узнал поздно. Она до последнего боялась сказать мне. Малышка Коллайн. Моя дочь. В голове не укладывалось.

Но работа и чужая память затягивали меня, как в чёрную дыру, и даже Колли не смогла меня оттуда вытащить.

Я почти перестал приходить домой. Анжелина даже не спрашивала меня о причинах — кажется, я так часто применял к ней обливиэйт, что она не замечала моего отсутствия. Меня раздражали постоянные скандалы и ссоры. Это очень странно и пугающе — осознавать, что я собственноручно стирал себя из её жизни. Только малыш Фредди скучал по мне, во всяком случае, он радовался моим редким визитам. Колли была еще слишком мала, чтобы осознавать во мне своего отца, и это тоже казалось издёвкой — она была моей родной дочерью, в отличие от Фреда. Поэтому девочка даже не успела меня запомнить — кризис начался после празднования первого её месяца. А какие у неё кудряшки...

Стал часто вызываться на рейды. С тех пор, как в моё распоряжение поступил секретарь (на самом деле стажёр), бумаги заполнять мне уже не приходилось, только рассказывать. Смышлёный паренёк, сообразительный, ему бы чуть больше знаний в области легиллименции и можно отправлять работать. Несколько раз невольно ловил себя на мысли, что завидую ему. Он ведь пока не знает, каково это, сталкиваться с памятью множества людей, ведать постыдные тайны знаменитых волшебников, его совесть не отягощена знаниями о чужих поломанных судьбах.

Все чаще стал заходить в бары, чтобы напиться виски и забыться. Обычно сидел до тех пор, пока не начинало двоиться в глазах от количества выпитого. Только когда голова наливалась свинцом, а мысли затормаживались, я мог перестать думать об очередном маггле, ставшем жертвой магического произвола. Чем дальше шли года, тем каверзнее становились шалости молодых волшебников, не побывавших на войне, но зато с гордостью рассказывающих о своих родных-героях.

* * *

Утро уже началось отвратительно. Голова гудела, как наковальня, а антипохмельного зелья под рукой не оказалось. С пятой попытки я всё-таки вспомнил, что прошлым вечером меня не впустили ни в один из знакомых баров. Аргументировали это тем, что я не плачу и к тому же накладываю заклинания на барменов. Надо же. Я и забыл, когда начал расплачиваться за спиртное не деньгами, а обливиэйтом. Денег действительно стало не хватать — весь мой достаточно большой заработок уходил в кабаки. Нет, половину я всё-таки оставлял Анжелине... в тот день, когда получал зарплату. К сожалению, я уже и забыл, как давно это было и какое сегодня число.

Тем не менее, вчера я напился в маггловском баре, и опять же, не помню, как расплачивался. Тревожный звоночек.

Когда я вышел из душевой, меня ждала белоснежная птица, похожая на буревестника. Патронус Уилсона, координатора отдела. Вот работёнка у них, сиди и следи за сигнальными чарами, никаких тебе вызовов...

— Северный Лондон, Хэртфорт-роад, дом двадцать четыре. Поспеши, похоже, дело пахнет керосином.

Патронус улетел, а я со стоном сжал голову ладонями. Этого ещё не хватало. Как не вовремя!

Усилием воли я заставил себя собраться, и ещё раз повторил название улицы. Потом попытался вызвать в себе счастливое воспоминание — как нас когда-то учил смешной очкастый парень со шрамом на лбу. И ведь получалось...

Однако сейчас я смог вызвать лишь белёсое облачко. Вновь концентрируюсь, закрываю глаза, вспоминаю... Лоренсы, Брауны, череп со змеёй в небе, горящий Хогвартс, исчезающая защита замка, Гремучая Ива, высокий громкий смех, рычание в темноте и жёлтые хищные глаза...

Нет! Было же что-то хорошее! Ну же, вспоминай! Что-то же было... было...

Малышка Коллайн.

Я с облегчением выдохнул заклинание и на это раз передо мной закувыркался в воздухе маленький взъерошенный воробей.

— Северный Лондон, Хэртфорд-роад, двадцать четыре, — просипел я, чувствуя, как дерёт горло.

Некоторое усилие — и воробей направляется по адресам подчинённых. Проклятье, нет времени даже на то, чтобы найти что-нибудь спиртное. К чёрту, пора лететь.

Когда вхожу в гостиную, останавливаюсь от неожиданности — на диване играет Фред. Я уже и забыл, что дома кто-то есть. Я даже забыл, что сам нахожусь в своей квартире на Восьмой авеню.

— Папа! — отчетливо громко протягивает малыш и машет мне рукой. Надо же, какой он большой... Сколько ему? Три? Четыре?..

Я присаживаюсь перед ним на колени, чтобы обнять.

— Привет, Фредди, — освежающее заклинание, чтобы ребёнок не почувствовал запах пива.

— Смотри, что я сделал! — мальчик протягивает мне ладошку, на которой лежит, слегка качая крыльями, оригами журавля.

— Молодец! — я взъерошил волосы Фреда рукой и начал подниматься.

— Уходишь? Ты же обещал покатать меня на метле!

— Прости, малыш, работа... — на мгновение мелькнула мысль пойти поцеловать Коллайн на прощание, но тут же пропала.

Я уже почти вошёл в зелёное пламя, когда услышал краем уха голос Анжелины. «Возвращайся». Или мне показалось?..

Дом было легко найти, даже не зная его номера. Из окон валит дым, слышатся странные стоны и крики, никак не связанные с пожаром или человеческой речью. Толпа людей — в основном магглов, — стоит напротив двухэтажного дома, и с молчаливым ужасом взирает на «представление». Я с трудом пробиваю себе путь ближе к зданию и вижу, что горит на самом деле только первый этаж, со второго доносятся чьи-то вопли... и сверкают вспышки заклинаний!

Рядом, как по волшебству, оказываются ребята из моей команды и начинают оттеснять людей.

— Почему нет никого из Аврората? — рычу я, вылавливая из толпы своего секретаря-стажёра.

— Их что-то задержало, сказали, скоро будут... — хорошо иметь такого парня, который в курсе всех событий.

— И почему их работу должны делать мы?! — мрачно буркнул я.

Мимоходом оглядел людей. Так, понятно, это займёт несколько больше времени, чем я планировал. Вон тех магглов тоже надо проверить и подправить кое-что — мало ли, кто что видел...

Внезапно второй этаж озарился ярким светом, который имел отчётливый зелёный оттенок. Чёрт. Совсем дело плохо.

— Джагсон, Нотт, ставьте купол отвлечения внимания. Линдси, Ранкорн, Пьюси, начинайте тушить первый этаж, остальным — стандартная схема, — меня прервал громкий детский крик, который донесся откуда-то сверху.

Я не стал долго думать, к тому же, здание вновь озарила зелёная вспышка — бросился внутрь, едва успев прикрыть лицо форменной мантией. Крики товарищей поглотил гул пламени.

Внутри всё было не так плохо, как я думал. Огонь был только в прихожей и на кухне, хотя он быстро подбирался к другим комнатам. Второе, что бросилось в глаза, — это полная разруха. Всё было перевёрнуто вверх дном, битые осколки стекла хрустели под ногами, обои подраны.

Я начал медленно проходить к лестнице на второй этаж. Быстрее идти не мог, так как из-за любого моего движения начинала угрожающе покачиваться огромная люстра. У самой лестницы я споткнулся о чей-то башмак и ухватился за горячие перила, чтобы не упасть. Боль обожгла руку, заставив дёрнуться всем телом, а в следующую секунду я закашлялся и согнулся пополам. Глаза начало немилосердно щипать, по горлу словно наждачной бумагой прошлись. Проклятый дым. Задержал дыхание и поднимался.

Почти весь второй этаж был затянут серой пеленой, видимость отсутствовала напрочь. Кашель душил, я почти задыхался, но никого не видел из людей. Что же, ещё и искать вас? Все двери в коридоре были закрыты, а в дальнем конце мелькнул дневной свет. Окно? Я бросился туда и, не пытаясь его открыть, выбил стекло локтём. Свежий воздух хлынул в помещение, заставляя дым улетучиваться, я глотнул кислорода, как утопающий, и повернулся к дверям.

Их было две. Мой выбор пал на левую, так говорила мне интуиция. И она не ошиблась. Когда дверь распахнулась, навстречу полетел сгусток синего цвета. Я пригнулся, пропуская заклинание над собой, и проскользнув внутрь, затаился.

Что-то липкое на полу. Ребёнок?! Отцовское заклинание угодило девочке в голову. Она была ещё жива и отчаянно хваталась за мою руку, не давая отойти. Где-то здесь был этот сбрендивший волшебник, нужно было уходить и скорее, но я не нашёл в себе моральных сил отцепиться от малышки, — не больше четырёх лет. Её ладошка сжала пальцы ещё сильнее, до боли. И я посмотрел.

Похоже на глаза Фреда. Такие же голубые, большие и чуть-чуть раскосые. Всего на секунду я решил, что сейчас на меня смотрит мой приёмный сын и едва не сошёл с ума от ужаса, а потом...

Я этого не хотел. Девочка сама заставила меня погрузиться в её память и чувства. Она, наверное, не понимала, что делает. Я плыл в воспоминаниях умирающего ребёнка и помимо воли впитывал как губка последние мысли.

Страшное и злое выражение лица отца, она впервые видела его таким. Тебе плохо, папа?

Крик матери и вспышки от деревянной палки.

Плюшевый мишка остался гореть у лестницы, где его застал яркий красный луч. Мой Фредди!

Тяжелые шаги внизу и по лестнице и голос, раньше такой знакомый, а теперь сыплющий угрозами и приказами, приближается к её комнате.

Мама, с силой прижимающая её к себе. Не бойся.

Мама и папа кричат, стоя друг перед другом, отделяемые столом. Деревяшка сыплет искрами.

Разноцветные вспышки. Страшно.

Зелёный луч летит к маме, и она не успевает увернуться. Она падает с глухим звуком.

Папа, зачем?..

Когда он зовёт, она не идёт, а только беззвучно плачет и вжимается в спинку кресла.

Несколько вспышек пролетает мимо, не задевая.

Отпусти, папа, мне больно! Не надо!

Больно. Больно. Больно.

Не бросайте меня.

Папа, за что?..

* * *

Я почувствовал резкую боль на лице и медленно поднял голову. Теперь я — это я. Волшебник, работающий с памятью людей. Не маленькая девочка.

— ...Ли, ты меня слышишь?..

Я заторможено киваю.

— Она умерла, понимаешь? Она мертва! Отпусти!

Неправда. Я всё ещё её слышу.

Папа! Я боюсь!..

* * *

Меня силком стащили с крыльца и направили к команде скучающих колдомедиков, которые стояли на тротуаре и что-то лениво обсуждали. Я не чувствовал каких-либо серьёзных травм, однако они не спрашивали.

Много ли нужно человеку, чтобы потерять внутренний покой и умиротворение? Когда я только начал работать обливиатором, я терял самообладание по нескольку раз на дню. И до сих пор ничего не изменилось. Разве что я... смирился? Да, те вещи, которые вызывали у меня бурю эмоций не перестали на меня воздействовать, но из-за того что они происходили каждый день, я свыкся с этим. Жил, заглушая совесть выпивкой и ссорами с Анжелиной, которые кончались обливиэйтом.

— Сотрясение мозга... ожоги первой степени...

Тогда я всего на секунду представил Фреда на месте девочки... на месте Миранды, так её звали. Я вновь вспомнил те ощущения. Фредди, такой беспомощный, со страшной раной, сжимающий в кровавых пальчиках мою руку... Фредди, так похожий на Анжелину и своего дядю, с мёртвым бледным лицом... кукла, игрушка... вспышки, огонь... боль, много боли...

— Эй, ты куда?..

Я встал и, стряхнув руку молодого колдомедика со своего плеча, пошёл вдоль дороги. Кажется, меня несколько раз окликали, не знаю. Не помню...

Мёртвое, восковое лицо Фреда-старшего, рядом с ним — такой же бледный, но живой Джордж... На смену недавним чужим воспоминаниям начали прорываться непрошенные свои. Страшное, изуродованное лицо Жанны, соседки, которая так и не уехала их дома, не смотря на мои уговоры... замученная Пожирателями до смерти... тихий горький плач Логан, ставшей жертвой мерзкого чистокровного гада... ужас и горе в глазах седого мужчины, который вёл внука в цирк... мальчика затоптал испуганный гиппогриф...

Усилилась головная боль. Хотелось выпить, и одновременно тошнило при одной мысли о спиртном. Слишком много мыслей теснили голову, заставляя её взрываться от напряжения.

Забавный мальчонка-гриффиндорец, Колин Криви, с таким энтузиазмом занимавшийся на собраниях их маленького Отряда... мертвец, так и не расстался с палочкой... Билли, убитый собственным отцом...

Знакомо скрипит дверь. Я вхожу в квартиру... и понимаю, что уже каким-то образом оказался дома. Навстречу выбегает Фред...

Нет! Не он... я вновь вижу его в пылающем доме... мольба в глазах, чужие эмоции...

Прохожу мимо приёмного сына, замираю на пороге гостиной. Анжелина встаёт с дивана и улыбается мне...

— Привет, Ли! Давно ты не заходил...

И будто так и есть. Словно я не был здесь недели, месяцы... словно был в командировке...

Но ведь неправда! Я только сегодня... сегодня отправлялся через этот камин в рейд! И видится немой укор в глазах — я так часто стирал ей память, что не уверен даже, помнит ли она, как я выгляжу...

Бросаюсь в спальню, захлопываю за собой дверь и без слов сползаю на пол. Сижу так, может быть час, а может быть и шесть, пока в полумрак комнаты не влетает патронус-филин.

— Ли, ты в порядке? Пришли весточку. Колдомедики сказали, что ты пострадал, но куда-то ушёл, никого не предупредив. Я обеспокоен. К тому же, на тебя поступают жалобы за превышение полномочий, тебе грозит увольнение...

Увольнение? Ну уж нет. В голове внезапно проясняется и боль уходит. Вот оно, решение. Действительно, единственное решение проблемы. Я не хочу всего этого. Не хочу видеть в лице моего сына Фреда только черты погибшего друга. Не хочу при виде него бросаться в пот при воспоминании о детях, пострадавших от рук волшебников. Не хочу видеть на лице Анжелины отсутствующее выражение. Не хочу просыпаться от кошмаров о войне. Не хочу больше ничего знать об этой работе...

Я устал помнить всё.

Не хочу. Помнить.

— Обливиэйт.