Из стали и лазури (гет)

Так уж повелось, что на работу Люциус всегда приходил в плохом настроении. Мрачным взглядом он окидывал спешащих по своим делам чиновников, а стоило тем сделать хоть один неверный шаг или совершить малейшую промашку, он высказывал всё, что думал об их умственных способностях. Никого не удивляло, когда в конце рабочего дня Люциус Малфой, насвистывая себе под нос веселенькую мелодию, уходил домой, безмерно гордый, что смог перенести свое плохое настроение на окружающих.

Увидеть ранним утром улыбающегося Люциуса с тремя чашками кофе было тревожным знаком. Одна чашка предназначалась для него, а остальные — для двух коллег, которые от такой щедрости неизменно впадали в ступор.

А если Люциус начинал поспешно собираться домой, не переставая на ходу ворчать, что настал последний день его жизни, то, определенно, стоило поднимать тревогу. Никто из работников Министерства не мог себе представить причин подобного поведения, а потому им приходить держать ухо востро, искать возможные ловушки и окидывать коллег подозрительными взглядами. Неужели их всех уволят? Неужели мир катится в небытие?

Тем было удивительнее, что вот уже целую неделю Люциус приходил на работу в прекраснейшем расположении духа. А слухи, тем временем, не утихали. Впрочем, они не вызывали у Люциуса ничего, кроме смеха. Он равнодушно пожимал плечами и шел за очередной чашкой кофе.

Вот уже неделю, или десять дней, если быть уж совсем точным, каждый служащий Министерства терялся в догадках. Любопытство достигло наивысшей точки. Некоторые наиболее способные начали предполагать, что к такому странному поведению Люциуса могла иметь отношение теща, которая гостила сейчас у него в поместье. В пользу этой теории говорил и тот факт, что в пятницу вечером Люциус выглядел как самоубийца на краю пропасти, а в понедельник утром приходил на работу с новыми силами, подшучивал над идущим за окном дождем и «прекрасной» погодой и буквально светился от желания работать. Он никогда этого не говорил, но облегчение читалось в каждом его жесте. На работе, по крайней мере, он мог побыть в тишине и спокойствии. И уж точно здесь по определению не было быть его «незначительной» проблемы.

Люциус был уверен, что его проблема не станет покидать пределы поместья. И уж точно он никак не ожидал, что она окажется посреди кабинета и будет кричать на его секретаршу.

Несколькими минутами ранее работники Министерства спокойно прогуливались по коридорам, поедая булочки и приветствуя знакомых.

Никто не видел, как в здание вошла надменная женщина с недовольным взглядом. Никто не обратил на нее внимания, впрочем, как и на миловидную молодую девушку, следовавшую за ней в тщетной попытке утихомирить.

Но крики услышал каждый. На этаже все замерли. Повисла тишина. Все пытались определить, где разыгрывалась драма. Обнаружив источник шума, они с осторожностью устремились к кабинету Люциуса, чтобы не пропустить событие, которое, без сомнения, войдет в анналы истории.

Секретарша выглядела до ужаса напуганной, а Люциус Малфой удивительно смущенным.

Источник криков обнаружился быстро. У пожилой и хрупкой на вид дамы был отменный голос: нелицеприятные замечания и оскорбления летели во все стороны. Многие даже были уверены, что без трупов дело не обойдется, что было совершенно неприемлемо для имиджа Министерства! Рита Скитер устроит из этого настоящий скандал, и им не останется ничего другого, как самоустраниться.

Во всем здании были слышны вопли этой представительной дамы. А когда Люциус обнаружил толпу подчиненных под дверью кабинета, у него появилось настойчивое желание убить кого-нибудь. Но скандальную особо это не остановило, напротив, она еще больше распалилась и начала выкрикивать нечто вроде: недостойный зять... надоедливый... невежда... не способен даже зачать наследника...

Никто не смог удержаться от улыбки, когда великолепный и многоуважаемый Люциус Малфой покраснел и начал стучать ногой по полу, будто пятилетний ребенок. Но никто по-прежнему не осмелился открыто засмеяться.

Рядом стояла Нарцисса, лицо ее тоже было покрыто красными пятнами, а сама она сжалась, будто хотела проваливаться сквозь землю. Тогда-то все и стало ясным. Несколько секунд работники Министерства вглядывались в лицо бушующей женщины и наконец-то поняли, что перед ними стояла не сбежавшая из Мунго сумасшедшая, а Друэлла Блэк. Те, кто еще не успели с ней познакомиться, смотрели на нее в завистью. В таком возрасте сохранить такой шикарный голос...

Когда она вышла из кабинета зятя, толпа словно волна отступила и пришла в движение. Не подавая виду, они продолжили поглощать булочки, сортировать бумаги и взмахивать волшебной палочкой. Красные пятна по-прежнему покрывали лицо Люциуса, а Нарцисса смотрела на мужа с едва заметной, извиняющейся улыбкой. Но вид у нее был такой, словно она вот-вот расплачется.

Малфой вновь был в отвратительном настроении. Он окинул мрачным взглядом жену, секретаршу и коллег, готовый растерзать любого, кто осмелится хоть как-то прокомментировать произошедшее, и приказал всем возвращаться к работе, если они не хотят быть уволенными.

— Ненавижу твою мать! — процедил он наконец сквозь зубы.

Нарцисса пожала плечами и, поцеловал на прощание, произнесла, прежде чем аппарировать:

— Я знаю, милый, и она тебя.

В здании Министерства еще долго раздавалось недовольное ворчание Люциуса. Он вернулся к работе в таком же отвратительном настроении.

Но когда он пришел домой, ситуация заметно улучшилась.

(Промт: между сном и явью)

Если сильно зажмуриться и хорошенько сосредоточиться, Люциус может уловить ее запах. Розы и корица — этот аромат не дает покоя ни ночью, перед сном, ни ранним утром, когда он собирается на работу. Этот запах — это она. Такой же легкий и нежный. И теперь он преследует его повсюду.

Люциус понимает, что это — лишь плод его воображения, но пока никак не удается в полном мере осознать произошедшее.

В спальне ничего не изменилось. С того самого дня ни один домовой эльф не осмеливается нарушить прямой приказ и войти сюда. Смятая постель, на туалетном столике леди Малфой разбросаны маленькие бутылочки с духами и прочие косметические баночки. Каждый вечер Люциус ложится на кровать и замирает в ожидании. Он ждет, когда она вернется. На его напряженном лице — отчаянная надежда.

Но она так и не приходит.

Очень больно. Тогда он крепко зажмуривается, чтобы вновь почувствовать ее запах. Он не плачет. Никогда. Потому что настоящие Малфои не плачут. Лучше всего на свете Люциус умеет играть свою роль — роль идеального Малфоя, хотя в такие моменты он почти ненавидит себя. Она любила не Малфоя, она любила Люциуса и только его.

Ей, наверное, очень грустно видеть его таким. Многие боятся его, приносят свои соболезнования, но это всё лишь пустые слова, на которые Люциус отвечает неизменной холодной улыбкой.

Мне очень жаль, это настоящая трагедия, говорят они.

Но в чем дело? Кто умер? Нарцисса? Вот уж нет. Или, быть может... Нет.

Как же он ненавидит себя в такие моменты осознания.

Сегодня он допоздна задерживается на работе. Но рано или поздно все равно приходится придумывать предлог, чтобы вернуться домой и отдохнуть. Он не ужинал. Уже давно не хочется.

Люциус вытягивается на широкой кровати. Глаза плотно закрыты, напряженные ноздри едва заметно подрагивают — и его окутывает тот самый запах. Он впивается пальцами в простынь, сжимает зубы и сосредоточивается на этом едва уловимом аромате, чтобы не потерять это ощущение. Он немного приподнимается, но даже не замечает этого.

Сейчас ничто не важно, кроме этого запаха рядом, который, словно уютный кокон, окутывает его. Слезы обжигают веки, но он не плачет. Не должен.

Больше дюжины раз он переворачивается с боку на бок, в тщетной надежде нащупать рядом теплое тело. И наконец Люциус засыпает. Он вспоминает нежность ее поцелуев. И в это мгновение он перестает быть великим Малфоем — слезы катятся по щекам. Наконец, свободен.

Но это не сон. Уж слишком всё реалистично. Она — здесь, совсем рядом, кутается в простынь, щеки немного порозовели, глаза ярко светятся. Он обнимает ее. Нарцисса наклоняется к нему и смеется, когда он целует ее нос, веки, щеки, губы... И Люциус тоже смеется от счастья, что наконец-то нашел ее. Он прижимается всем телом, будто умоляя, никогда больше не оставлять его.

Люциус просыпается с улыбкой на губах. Он знает, что она — здесь, что это всё не сон, но почему-то он решает никому не рассказывать об этом. Это только его тайна. И каждую ночь Люциус в полной тишине ждет ее.

Нарцисса не умерла — он уверен в этом. Она не умерла — это все остальные лгут, потому что когда Люциус Малфой плотно закрывает глаза, она возвращается — живая, как никогда раньше. И все сомнения улетучиваются. Она — здесь, рядом. А больше ничего не имеет значения.

За всю свою жизнь Люциус был доволен только одной-единственной субботой. Это было больше двадцати лет назад, сразу после свадьбы, когда он еще не был хорошо знаком со своей тещей.

И не зря, как оказалось.

За каждым завтраком Люциус задавался одним и тем же вопросом: как вообще ему могло прийти в голову жениться на одной из Блэк? Отец сто раз повторял, что Друэлла, мать Нарциссы, известна на весь магический мир буйным и нетерпимым нравом. И несмотря на предостережения, Люциус настоял.

Вот и сегодня за столом собралось все семейство Блэков, и они оживленно — даже чересчур, на вкус Люциуса, — обсуждали последние новости. Никто не кричал, разумеется, они ведь были Блэками, а Блэки, как всем известно, не кричат. Почти.

И, тем не менее, в такие моменты у Люциуса появлялось неизменное желание убить всех.

— Что-то вы сегодня немногословны, дорогой зять, — с лукавой улыбкой заметила Беллатрикс.

«О нет!»

— Оставь его, — махнула рукой Друэлла и, повернувшись к Нарциссе, тяжело вздохнула: — Моя дорогая, бедная девочка, как же тебе не повезло выйти замуж за статую. Он весь день ходит такой надутый, и как ты его только терпишь?

Нарцисса успокаивающе улыбнулась мужу. В конце концов, он был Малфоем, а потому воспитание не позволило вывернуть стакан с соком прямо на голову теще. Вместо этого он лишь немного покраснел и одним глотком осушил наполовину бокал с вином.

Видимо, движение было слишком резким — жидкость попала в горло, и он закашлялся. Сидящий рядом Рудольфус заботливо похлопал по спине, проговорив:

— Мужайся, в следующую субботу я буду на твоем месте.

— Угу, — проворчал Люциус, — только тебе проще: ты нравишься Друэлле.

«А еще ты спишь с этой дурой Беллатрикс, и она любит тебя».

Вслух это говорить он, конечно, не стал, рассудив, что сейчас не время настраивать против себя единственного пока союзника.

— А знаешь, почему так, Люциус? — забавно ухмыльнувшись, спросил Рудольфус. — Да потому, что я, в отличие от тебя, не смеялся, когда Андромеда уходила.

Поправка: за этим столом у него нет ни одного союзника.

— Я не смеялся!

— О, конечно, нет! — певуче протянула Белла с нехорошей улыбкой. — Это сдавленное хихиканье, что мы все слышали, было всего лишь слезами горя, да?

Люциусу только и оставалось что возмущенно открывать и закрывать рот.

— Ах да, ты еще с Ноттом заключил пари на двести галлеонов, что она уйдет. Припоминаешь?

Судя по довольному выражению Рудольфуса, он получал от этой комедии настоящее удовольствие.

Уход Андромеды. Минуточку. Люциус нахмурился и подозрительно посмотрел на шурина.

— Я тут вспомнил: ты ведь тоже на что-то ставил, а?

— Я? Да ты что! Никогда!

— Ты…

Только он собирался заткнуть наконец этого предателя, когда рядом с обеспокоенным видом появился один из домовых эльфов. Он склонился в глубоком поклоне, всячески избегая взгляда Друэллы, которая до глубины души была возмущена столько наглым поведением эльфа, и объявил, что пришло письмо от юного Малфоя. С пометкой немедленно доставить в руки хозяину.

Все внимание неожиданно оказалось приковано к Люциусу. Тот гордо поднял голову и с важным видом прочистил горло. Секунда почтительной тишины — и он уже был счастлив в такие моменты. С самодовольной улыбкой он медленно развернул пергамент.

— И? — с нетерпением спросила Белла. — Что там такого срочного?

Вот теперь она вспомнила, КТО в поместье хозяин. Он не успел ничего сказать, а Нарцисса уже склонилась над плечом и начала вслух зачитывать:

— «Будьте добры, перед тем, как прочесть последний выпуск газеты, вспомните, что я — единственный наследник семейства Блэков и Малфоев и что я люблю вас».

Долгая минута драматичного молчания, и…

— Поищу газету! — буквально взмывая с кресла, объявила Друэлла.

Нарцисса мгновенно повернулась к мужу: на ее лице застыло выражение ужаса. Люциус в ответ только неопределенно пожал плечами.

— Не думаю, что это что-то серьез…

— Мерлин! Да я убью его собственными руками!

Нарцисса едва слышно пискнула, проследив за тем, как выпавшая из рук Друэллы газета падает на ковер.

Долю мгновения все присутствующие не знали, как себя вести. С одной стороны, они были чистокровными волшебниками, чье воспитание обязывало не обращать внимания на подобное инциденты и делать вид, что не произошло ничего особенного. Но, с другой стороны, любопытство и лежащая посреди комнаты газета, заголовок который выглядел весьма многообещающим…

Всего мгновение — и гости поддались искушению, выбрав второй вариант.

Люциус первым схватил газету, но все, что он успел увидеть, перед тем как Белла вырвала ее из рук, была огромная фотография его сына на первой странице.

— Эй! — возмущенно произнес он.

— Мерлин мой!

— Белла! Что там?

Нарцисса быстро подошла к сестре. Люциус попытался ее удержать, а Белла тем временем неуверенно произнесла:

— Не уверена, что… что ты действительно захочешь это знать, моя дорогая…

— Но… Но речь ведь о Драко!

— Кхм…

Прищурившись, Беллатрикс развернула к ней газету.

— Кто эта девушка? — пробормотала Нарцисса.

— Если мне не изменяет память и журналист не врет, это некая Гермиона Грейнджер, сестричка.

Люциус показалось, что вот он — час его смерти. Нарцисса от ужаса едва не рухнула на ковер.

— Ты… хочешь сказать… та Гермиона Грейнджер, которая грязнокровка? Лучшая подруга Поттера? — едва слышно прошептал он.

— А ты многих знаешь с такой фамилией?

— Но они же целуются! — поперхнулся Люциус, рассматривая колдографию широко открытыми глазами.

— Браво, зять, — с насмешкой проговорила Белла. — У тебя настоящий талант к наблюдению.

При этих словах Рудольфус не выдержал и коротко засмеялся. Пять пар глаз тут же уставились на него.

— Вам это кажется забавным? — совершенно спокойным, пугающе низким голосом спросила Друэлла.

— Эм… я…

— Вы осмеливаетесь считать это забавным?

— Но…

— Закрой уши, дорогой шурин, — прошептал Люциус. — Полагаю, ты вновь не в чести у своей тещи.

Он холодно улыбнулся Рудольфусу, который покрылся мертвенной бледностью. Крики Друэллы не заставили себя ждать. Люциус воспользовался этим, чтобы отобрать у Беллы газету. Может, конечно, его сын и опозорил семью, но теперь, по крайней мере, он не будет страдать в одиночестве на семейных посиделках. Настроение начало улучшаться.

В конечном счете, она не так уж и плоха — эта маленькая грязнокровка.

— Малфой!

Дверь спальни широко распахнулась, пропуская вперед разгневанную Нарциссу Блэк. Люциус Абрахас Малфой не удержался и еще раз громко проклял этого старого маразматика директора — Альбуса Дамблдора. Впрочем, чего еще было ожидать от человека с таким именем? Почему девчонкам можно ходить куда вздумается, а они, молодые люди, не могут зайти в спальню к девочкам и пожелать им доброго утра? Конечно, они пытались, но спустя несколько секунд неизменно оказывались в самом низу лестницы. Дискриминация... в чистом виде.

Все верно, сегодня у него было ужасное настроение.

Ко всему прочему, еще и этот идиотское правило, разрешающее всяким идиоткам заходить в его спальню.

— Чего тебе надо, Блэк? — недовольно буркнул он, окинув ее изучающим взглядом.

— Объяснений, — задыхающимся от ненависти голосом, потребовала та.

— Ну-ну...

Только он устроился в тишине и спокойствии, как этой дуре приспичило по каким-то неведомым причинам закатить ему сцену. Какого Мерлина она здесь вообще забыла? Он ведь с ней не спал ни разу, так? Странно...

— Каких еще объяснений? — с уже большим любопытством переспросил он.

— Этих! — взвизгнула она и бросила в лицо кусок бумаги с такой силой, что едва не сломала нос.

Люциус успел вовремя отстраниться, постаравшись одновременно сохранить поистине малфоевское лицо. Он ведь пытался, так? Уже хорошо.

— Да ты вообще больная! — яростно воскликнул он.

— Я? — заорала та в ответ так громко, что Малфой начал всерьез опасаться за свои уши. — Это я больная? Почему в твоем дурацком списке «Девушки, которых я собираюсь трахнуть» есть мое имя?

— Эм-м...

Больная и вульгарная, пацан в юбке. Люциус открыл рот, собираясь напомнить ей о манерах, но вовремя передумал: сейчас явно было не лучшее время для такого рода замечаний. Эта девчонка выглядела устрашающей, а ему не хотелось умирать в столь юном возрасте.

Поэтому он решил внимательнее изучить бумагу, которую Блэк держала в руке. По мере чтения он все больше бледнел.

«Вот дерьмо».

— Нарцисса... — начал он, лихорадочно раздумывая над тем, как утихомирить разбушевавшуюся фурию. — Моя дорогая Нарцисса...

— Я утоплю тебя в озере.

Из чистой осторожности Люциус оглянулся и проклял свое невезение. Мерлин, он оказался в ловушке. Зажат между этой дурой, готовой в любую минуту убить его, и огромным застекленным оконным проемом. Гарантировано падение с третьего этажа.

— Нарцисса, дорогая, не надо на меня злиться! Ты все равно лишь десятая в списке! Последняя! Год успел бы закончиться на этой грязнокровке Эванс! Я... Я просто вписал твое имя, потому что мне нужен был десятый человек... Хм-м...

Увидев взгляд, полный ненависти, он быстро понял, что совсем не эти слова она жаждала услышать.

— Ты еще скажи, что я для тебя слишком уродлива!

— Эм-м... но это не так, я...

— Извините, сэр! Примите мои глубочайшие извинения, что я недостаточна красива для того, чтобы вы переспали со мной! — истерично закричала она. — Я расстроена до глубины души!

— Да нет же... но... да ладно тебе, Блэк, это совсем не связано с...

— Ах нет?

— Если хочешь, можем переспать. Это не пробле...

— Я не хочу с тобой спать, мразь! Понимаешь? Никогда! Никогда я не стану спать с таким придурком, как ты!

На этот раз Люциус явственно ощутил исходящую от Блэк угрозу, и когда та устремилась к нему, сделал три шага в сторону.

Следующие секунды сохранились в его памяти весьма смутно. В итоге получилось нечто вроде: красная масса, несущаяся вперед, белое пятно, шум разбитой посуды, белое пятно, приглушенный крик, паника, белое пятно.

Малфою хватило доли секунды, чтобы осознать, что произошло. Намертво вцепившаяся ему в руку Нарцисса с мертвенно-бледным лицом и распахнутыми от ужаса глазами свисала с окна.

— Малфой! — пропищала девчонка, царапая острыми ногтями его кожу. — Малфой, не отпускай меня! Пожалуйста, мне очень жаль, но не отпускай меня!

Испуганная до смерти Нарцисса Друэлла Ликорис Блэк, вторая своего имени, опасно балансировала на краю.

«Дерьмо, дерьмо, дерьмо».

— Не волнуйся, я держу тебя.

«Вот дерьмо!» — сейчас эти слова как нельзя лучше описывали сложившуюся ситуацию.

— Подожди! Возьми меня за другую руку... Да не дергай, ты что, убить нас хочешь? Да-да, я знаю, что ты это не нарочно, но представь себе, я не дурак и в данный момент пытаюсь спасти тебя... Ну же, еще чуть-чуть! Блэк, черт бы тебя побрал, прекрати реветь! Другую руку, я сказал! Так, а теперь просовывай ногу... Да, конечно, через окно! Куда же еще?

— Моя юбка! Она же порвется!

— Плевать на юбку! Или ты предпочитаешь пролететь двадцать метров? Если так, то я просто отпущу тебя. Было бы сказано!

— Конечно, ведь не ты заплатил за нее! Знаешь, сколько она стоит?

— Блэк! Что б тебя... — Люциус глубоко вдохнул и медленно выдохнул, крепко сжав зубы. Долю мгновения он всерьез собирался столкнуть ее вниз. — Я куплю тебе новую. Довольна? А теперь просовывай ногу!

Нарцисса немного поколебалась, но все-таки неохотно подчинилась. Несколько секунд — и раздался резкий звук разрывающейся ткани.

— Моя юбка! — охнула Блэк.

— Я же сказал, что куплю тебе новую. Давай уже шевелись, не собираюсь торчать тут весь день!

Опираясь на руку Люциуса, она поднялась вверх, перелезла через оконный проем и упала прямо в объятия Малфоя. Тот замер, не зная, что делать: бежать сломя голову или же остаться и повернуть ситуацию в свою пользу.

— Малфой!

Он вздрогнул, возвращаясь к реальности, и прожег девчонку красноречивым взглядом.

— Что на этот раз?

— Ты всерьез думаешь, что я стану тебя целовать? Ведь это из-за тебя я едва не вывалилась из окна и порвала любимую юбку.

— Заткнись, Блэк! — проворчал Люциус, чье самолюбие было задето. — Отдай мне список и убирайся отсюда.

И только сейчас до него дошло, что в руках Нарциссы ничего не было. Ничего!

— Блэк... — пугающе спокойным голосом прошептал он. — Где мой список?

— А чего ты ждал, Малфой? Я висела в воздухе на огромной высоте! Думаешь, мне было дело до какого-то идиотского списка?

Люциус молчал.

— Нет, ну в самом деле!

— Где он?

— Внизу, полагаю, — пробормотала она. — Там же, где и мои туфли.

— Что... Что?!

Люциус едва не задохнулся от ужаса, подбежал к окну и посмотрел вниз. Там уже собралась небольшая толпа учеников. Он узнал придурка Поттера, который держал в руках кусок пергамента и, судя по всему, зачитывал его вслух.

Буквально на секунду он подумал, что прыжок станет наилучшим выходом из сложившейся ситуации. Мерлин их всех побери... Если его бесценный список...

— Милая моя Нарцисса... — нежно прошептал он, не оборачиваясь. — У тебя три секунды, чтобы убраться с моих глаз, иначе ты присоединишься к своим чертовым туфлям...

— Не забудь купить мне новую юбку.

— Убирайся!

Из-за закрытый двери спальни раздался звонкий девичий смех. На лице Люциуса застыла едва заметная вымученная улыбка.

"Мы все мертвы. Только кто-то смог скрыть это, а кто-то нет." (c)

Она не замечает, как кофе проливается мимо чашки. Ее взгляд застывает на дымящейся темной жидкости, капли которой обжигают пальцы и пачкают план работы. Но она ничего не делает, чтобы остановить разыгрывающуюся перед ней драму.

Ее губы дрожат.

Широко раскрытыми глазами Нарцисса созерцает пустоту, которая вырисовывается перед ней. Закусывает губу.

Рука тоже дрожит. Сильно. Ей не стоило этого делать. Какой же жалкой надо быть, чтобы довести себя до такого состояния из-за сущего пустяка. Пусть это останется другим, тем слабым женщинам, которые верят, что ни одна беда не коснется их. Тех, кто падает при первом же ударе судьбы. Она же… она ничего не просит. Совсем ничего.

Она твердит себе, что ненавидит его, что знала, что так все и закончится рано или поздно, что это не ее ошибка, конечно, нет, она ведь всегда была хорошей женой и матерью. Проблема только в нем. Только в нем — его никогда не было рядом. Только он был слабой стороной, слишком переменчивым, поэтому и вина за их разрушенную жизнь лежит только на нем. Она раз за разом проговаривает мысленно эти слова, но знает, что они — ложь.

Ее капризы, истерики, она всегда хотела лучшего.

Как же жалко звучат ее оправдания. Она даже не может уже лгать себе.

Ее причуды богатенькой девчонки, потребность в совершенстве, хорошее образование… Этого все равно было мало.

Обжигающая черная жидкость повсюду. Нарцисса замирает на несколько мгновений посреди кухни, затем поворачивается лицом к стене. Она ждет. Ждет, что кто-то скажет ей, что она ошибается. Она не знает, что делать. Ей не говорили, что делать в такой ситуации. Поэтому она ничего не делает.

А кофе продолжает литься через край. Он повсюду, и ей даже кажется, что жар обжигает голову и капли горького напитка стекают по коже, разрывая ее.

В глубине души она понимает, что роль обманутый женщины уже успела стать клише… Но ей плевать. Всю свою жизнь она собирает клише.

— Мам?

Тихий нерешительный голос произносит это слово с такой мягкостью, что Нарцисса вздрагивает. Кофейник падает на пол и разлетается на тысячи маленьких кусочков. Оглушительно громкий звук, и он ее раздражает. Это был красивый старый кофейник, принадлежавший еще ее бабушке. Сейчас таких уже не делают.

«Репаро» ничего не изменит. Хотя у нее все равно нет сил на то, чтобы достать волшебную палочку и убрать мусор. Вместо этого она поворачивается к застывшему на месте ребенку и пытается выдавить улыбку.

Это усилие причиняет боль.

— Мама, ты плачешь?

Мама. Хотела бы она, чтобы Драко повторял это снова и снова. Чтобы насквозь пропитаться этим словом, чтобы признаться самой себе — да, это она. Она, пусть даже никогда не произносила это слово вслух. Даже если от него пустота в сердце. Да, она плачет. И помнит, что Блэки, так же, как и Малфои, никогда не плачут и не называют своих матерей «мамами». Так что теперь? Ребенок еще раз повторяет свой вопрос и делает к ней робкий шаг.

Хотела бы она сказать ему остановиться, не двигаться, оставить ее в покое. Человек, чье отражение она видит перед собой, ей не знаком и внушает страх.

— Мама?

Хотела бы она склониться над ним и погладить по белоснежной головке. Хотела бы она сказать ему замолчать. Что мама не плачет, что у нее просто тяжело на сердце, но это пустяки, со всеми случается. Все мамы мира проходят через это. Это настолько банальные истории, что упоминать их даже смешно. Их даже не слушают, выбрасывают как мусор.

Но слова не идут. С бешено бьющимся сердцем, облизывая пересохшие губы, она молча смотрит на своего ребенка.

— Это из-за папы?

Она качает головой, делая взгляд более холодным. Не хватало еще, чтобы он понял. Он не должен. Иначе она станет слабой. Поэтому она выпрямляется и улыбается увереннее.

Ее губы подрагивают, когда Драко бросается к ней и встает на носочки, чтобы легонько поцеловать ее в щеку. У нее не хватает смелости оттолкнуть ее, да и к чему: проходит не больше минуты, и он уже уходит. С таким невинным видом, что может быть только у шестилетнего ребенка.

Нарцисса возвращается к кофе. Наклоняется и собирает кончиками пальцев осколки фарфора. Такой хрупкий… Она сильно сжимает его, и он лопается, впиваясь в кожу. В конце концов, ей не так уж и больно.

На ладони расплывается пятно крови. Нарцисса опять улыбается.

Кровь… Сегодня, когда Люциус возвращается, вокруг него витает тяжелый аромат флёрдоранжа. Этот парфюм только недавно появился в магазинах Лондона, но уже успел стать сенсацией. Она бы узнала его из тысячи, потому что она смогла остановиться, когда раздумывала, покупать ли его. Теперь она его точно не купит.

На губах Нарциссы смешивается вкус черного кофе и несбывшихся надежд.

Отсюда Нарциссе кажется, что ее горящее жаром тело погружается в холодные волны. Она могла бы уйти — хочется в это верить. Она лелеет эту мысль, не спуская глаз с летающего в небе альбатроса. Он парит прямо над морем, но не приближается ближе.

Как же он глуп, думает Нарцисса. Ему стоило бы остановиться, поменять направление и улететь с ветром. Сразу стало бы намного проще. Но вместо этого он упорствует, прикладывая к этому все свои силы.

Он не такой, как она.

Она садится на песок, прислоняется спиной к огромному валуну, который впивается в ребра.

При других обстоятельствах ей бы сейчас было неудобно и холодно, она бы хотела чашку горячего чая. Самое время. Но в данную секунду она просто не смогла бы проглотить ни капли, потому что единственным её желанием было заплакать — взахлеб, как могут плакать лишь маленькие дети.

Она верила, что… она уже ни в чем не была уверена! Она верила во многое, цеплялась за каждое обещание, он сам ей говорил, сам обещал, что найдет выход, что их не победить. Непобедимые. Это были его слова.

Она вспоминает свою свадьбу, все те приятные моменты, что освещали её жизнь, появление ребенка. Тоска накрывает Нарциссу как морская волна, медленно, но неотвратимо; в горле застревает комок, а слезы застывают на ресницах.

Она повторяет себе, что он любит её, но иногда ей хочется, чтобы он соврал. Тогда у неё бы появился отличный повод для ненависти. И она смогла бы уйти.

Она слышит раздавшиеся вдали крики птиц и шум волн, что разбиваются о скалы прямо у ног. Чуть выше — и она могла бы прыгнуть в воду, но вместо этого она вытягивает ноги. Ледяная вода тут же омывает их.

Она даже не знает, почему утром, когда он вернулся в поместье, она решила аппарировать сюда, в их летний дом. Это место пробуждает воспоминания и это пугает. Они повсюду, они заставляют сердце чаще биться. Когда она поднимает глаза к небу, то чувствует усиливающуюся боль.

Поэтому Нарцисса закрывает глаза, но этот череп и там преследует её. Он светится и кажется, что улыбается ей. До чего же она безобразна — эта татуировка на бледной коже Люциуса. До чего же она вульгарна… Нарцисса встряхивает головой, но картинка не желает оставлять её в покое. Тогда, закусив губу, она открывает глаза, потому что так лучше.

Нарцисса дрожит. Пальцы впиваются в камень. Она ужасно замерзла, но не имеет ни малейшего желания возвращаться домой. Люциус, должно быть, ждет её в поместье, а здесь нет ничего — ни ключа, ни одежды, ни еды. Тем хуже. Она будет ждать, пока он её не найдет. Потому что он обещал ей, клялся, что никогда больше не станет заниматься этими глупостями. Он сам говорил ей, что этот так называемый Лорд — просто чужак, мимолетное развлечение.

И тем не менее он опять с ним. Нарцисса знает, что эта история ничем хорошим не закончится; каждый раз она думает сбежать, но ей не достает смелости на этот шаг; она не может забыть о воспитании, о привитых с детства ценностях, о комфорте. Ей нужен Люциус и безопасность, которую предоставляет ей этот брак, и потом: она любит его, этого человека, хотя и не следовало бы уже.

В этом и проблема. Она любит его.

Грозовое небо помрачнело, полил дождь. Ледяные капли падали ей на лицо. Но Нарцисса не двигалась.

Когда приходит наконец Люциус, когда его губы легонько касаются её собственных, она позволяет ему заключить себя в объятия. Он ничего не говорит. Он не злится из-за того, что ему пришлось проверить все дома, пока он не нашел её здесь. И он никогда не признается, что на одно короткое мгновение поверил, что она ушла. Он никогда не сомневался в ней.

А она, она знает, что в её распоряжении будет целая жизнь для сожалений. Но это будет потом. Завтра, через месяц, через год. Какая разница сейчас, когда у них есть несколько секунд передышки.

Она кладет голову ему на плечо, в тщетной надежде стараясь забыть хоть на секунду, что теперь она не жена Малфоя, а жена Пожирателя смерти.

Эти несколько секунд длятся вечность.

Люциус обнимает её. Хотел бы он прижать её сильнее, спрятать от всего, что происходит и еще произойдет. Татуировка всегда вызывала у него неудобства, она словно была напоминание, что отныне он стоит на службе у более сильного человека. Люциус сжимает зубы. Он ненавидит себя за это. Хотя одного она не знает — и никогда не должна узнать, — что у него просто не было выбора.

Если Темный Лорд хочет что-то, он это получает. Какую цену не пришлось бы заплатить. Ради Люциуса он не задумываясь пожертвовал бы его женой. В конце концов, она просто красивая кукла, ему от неё никакой пользы.

Люциус смотрит на неё. Нарцисса прекрасна. Она плакала, и от этой мысли у него болезненно сжимается сердце.

Он закрывает глаза, и они неподвижно сидят на мокрых камнях, созерцая море.

А высоко в небе вдали растворяется альбатрос.