Истерзанные осенью (гет)

Гарри ждал начала нового учебного года с таким трепетом и нетерпением, будто он был для него первым.

Волновался, как ребенок, хотя и радовался не меньше.

Год странствий и скитаний сделал его взрослым, жестким, другим. И не сказать, что ему это нравилось. Напротив. Он гнал от себя перемены, шикая и маша руками перед самым их носом. Сама мысль о том, что жизнь изменится и нити, накрепко связывающие его с прошлым, разорвутся, пугала до дрожи.

Он не был готов становиться взрослым. Пусть на какое-то время его насильно ввергли во взрослую жизнь, он точно знал: ему там не понравилось. Да и что, собственно, могло понравиться? Ложь, горечь и смерть — вот на что он насмотрелся вдоволь.

Гарри хотел вернуться в Хогвартс, грезил о нем во снах, а иногда и наяву.

Воспоминания, более яркие и красочные, чем в дни, когда они были событиями его настоящей жизни, не давали покоя, возвращались снова и снова, дразня, играя с ним.

Только в школе он был по-настоящему счастлив, кто бы что ни говорил. Может, именно поэтому так рвался туда.

Ему, конечно, предложили место мракоборца, едва ли не главного, как только все закончилось, но он, искренне надеясь, что никого этим не обижает, а напротив, даже делает одолжение, избавляя от бесталанного, неопытного сотрудника, отказался.

Точно так же, как отказался от Джинни: не позвал ее жить к себе на Площадь Гриммо. Кажется, окружение только этого и ждало — если не свадьбы и детей — но Гарри не особенно переживал, что не оправдал их ожиданий и чаяний.

С каждым новым днем он чуточку приближался к желанному, и только это имело значение.

Гарри понимал, что если вдруг остановится, перестанет хотеть хотя бы этого, то просто умрет, задохнется. Каждая смерть, искалеченная жизнь и горе оставило на его теле по отметине — крохотной, черной, гноящейся по краям дыре. Он словно изрешечен пулями. Повержен, пал, но почему-то дышит, ходит, говорит и, словно одержимый, приводит в порядок дом, который ненавидит.

Дом на Площади Гриммо, 12, ставший тюрьмой для последнего из Блэков, весь зарос грязью, плесенью и еще чем похуже, и работы у Гарри хватало. В то время как Рон с Гермионой со всем возможным рвением помогали посеревшему от горя Джорджу с магазином, он сутками не покидал пыльных комнат, словно заправская домохозяйка, надраивая, вычищая, разглаживая.

Гарри работал до изнеможения, но работа приносила ему почти физическое удовольствие. Он мало ел и мало спал, но почти не обращал на это внимания. В его руках, пусть не нежных, но внимательных, дом потихоньку оживал, воскресал в своем былом великолепии или в каком-то его подобии.

Работая, Гарри частенько забывал о времени и, увидев бегущую к дому Гермиону, хрупкую, маленькую, укутанную в серый плащик, из окна второго этажа, ни на шутку забеспокоился: он был уверен, что до дня, на который они назначили встречу, оставалось по меньшей мере полнедели.

Конечно, он был рад ее видеть — по правде сказать, был рад этому при любых обстоятельствах — но сегодняшний день был далеко не лучшим для встречи. Он ничего не готовил, толком не прибрался в гостиной и, как ни старался, не мог припомнить, когда в последний раз ходил в душ.

Снизу раздался ритмичный стук дверного молотка, а затем, без всякого перехода, — протяжный львиный рев.

Гарри передернуло.

Представления бывших владельцев дома о том, каким должен быть дверной звонок, сильно отличались от его собственных, но Гарри не имел ни малейшего понятия, что с этим можно сделать, руки не доходили разобраться и исправить.

Он распахнул дверь, широко улыбаясь. Хотел было обнять Гермиону, но передумал, молча наблюдая, как она снимает плащ. Весь перемазанный сажей и машинным маслом, он не посмел прикоснуться к ее чистенькому идеально выглаженному костюмчику.

— Привет, — он приветливо помахал и принял у нее из рук торт и бутылочку вина.

— Привет, — она тоже заулыбалась и, терпеливо дождавшись, пока подарки окажутся на ближайшей тумбе, порывисто, но крепко его обняла.

— Ты же перепачкаешься.

Мысль о том, что ради него костюмчик она не пожалела, грела душу.

— А магия на что? Вычищу. — Гермиона зашагала по коридору в сторону гостиной, но вдруг остановилась.

На месте портрета мадам Блэк, достопочтимой матушки Сириуса, зияла дыра. Рабочим пришлось как следует постараться, чтобы выдрать холст с его исконного места: картина, словно паразит, въелась в стену, буквально срослась с ней. Как они сказали, иногда такое случается, если магия художника достаточно сильна.

— Без нее как-то пустовато.

— Еще и тихо, — Гарри провел ладонью по обрывкам обоев, острым краям развороченной стены почти с жалостью. — Скоро начну скучать и жалеть о содеянном.

Гермиона, кажется, взяла себя в руки и вновь заулыбалась.

— Неужели сжег?

— Передал музею.

В ее глазах блеснуло одобрение. И без лишних слов она поняла, почему он так поступил. После того, что с ними случилось, отнять чью-то жизнь, пусть даже ворчливой нарисованной старухи, было чем-то запредельно кошмарным, жестоким.

Они прошли в гостиную.

Пока Гермиона распаковывала вино и торт, Гарри разжег камин и хлопком потушил верхний свет.

— Новый фокус? У магглов в обиходе есть что-то подобное, только работает не так, по другим законам.

— Невелика разница.

Это было их ритуалом — посиделки с вином и тортом в полутьме. Не самые здоровые проявления для людей, считающих себя только друзьями, наверное. Рона они не звали, Джинни — тоже.

Только вдвоем, по пятницам.

Вино — красное, свет — желтоватый с красными отблесками.

— Что нового? — вопрос до безобразия глупый, но для начала разговора вполне подходит.

— Как тебе сказать, — Гермиона нервно облизнула губы, — Меня зовут работать в Министерство.

Сердце с шумом ухнуло вниз, почва под ногами задрожала и, кажется, пошла трещинами. Если Гермионы или Рона не будет с ним в Хогвартсе, это будет совсем не то, другое.

— И что ты ответила?

— Что попробую, если они смогут подождать годик-два.

Так-то лучше. Так — правильно.

— Два? — Гарри нахмурился. Смутное подозрение нервной иголочкой кольнуло в сердце, и он невольно отодвинулся подальше.

— Да, где-то два. В следующем году будет свадьба и нам будет не до этого…

Мысленно обругав себя за ненаблюдательность, выставив за нее самый низший балл, Гарри наконец заметил кольцо на пальце.

— Неужели он решился?

— Кажется.

В груди не дыра — дырища. В одно мгновение Гарри будто потерял обоих своих друзей. Раз все так серьезно, он просто им не нужен. Или все-таки нужен?

— И каково?

Он улыбнулся искренне, но самую чуточку грустно. На душе скребли кошки.

Они всегда были вместе, втроем. И вот теперь двое отделяются, улетают, хоть и срослись с ним костями, душами. Бросают его одного. Пара не тройка, как ни крути.

— Камень тяжелый, — Гермиона нервно пошевелила кольцо, словно то горячее и обожгло ей кожу.

— Дорогой, наверное.

— Наверное.

Гермиона придвинулась ближе и, обхватив его шею руками, тихонько заплакала. Гарри знал, чувствовал, что она счастлива и просто боится. Не только в его груди дыры, не только он один помнит.

— Ну-ну, — он стал гладить ее по волосам и, кажется, украдкой их поцеловал, легко и почти по-братски. — Все будет хорошо.

Взрослая жизнь — штука сложная.

Каждый выход в люди требовал серьезной и тщательной подготовки.

Подостуженная временем и статейками «Ежедневного Пророка» известность Гарри в волшебной среде после победы над Волдемортом расцвела пышным цветом. Пожалуй, люди стали любить его чуточку больше, чем до этого. Если раньше его считали чертовски удачливым ребенком, толком не соображающим, что он собственно делает, то теперь принимали за волшебника, пусть и не совсем зрелого, но весьма талантливого и одаренного.

Гарри это напрягало. Всеобщее внимание, в особенности женское, вызывало у него чувство почти физического дискомфорта.

Если пачки писем он мог преспокойно сжигать, не читая, с нападками на улицах дело обстояло сложнее. По большому счету, Гарри ничего не мог поделать с людьми, готовыми разорвать его на куски — из любви, конечно! — разве что совсем перестать выходить.

Он бы и рад, но время от времени покидать дом все-таки приходилось: припасов, что приносили Рон с Гермионой, не хватало надолго, а просить их о большем Гарри не мог, да и не хотел. Он ведь не безрукий, с некоторыми вещами вполне может справиться самостоятельно. С той же покупкой школьных принадлежностей.

Несмотря на все протесты и заверения, что все пройдет просто отлично, Гарри отказался идти в Косой переулок с Уизли и Гермионой. Он чувствовал, что должен сделать это сам, без всякой компании.

Собирался он долго, несколько раз переносил и откладывал. Только в последний четверг августа он отбросил прочь все сомнения и решил, что день икс настал.

За окном лил дождь, свирепо задувал не по-летнему холодный ветер. Не лучшая погода для людей, которые хотят прогуляться и подышать свежим воздухом, но почти идеальная для тех, что хотят спрятаться, остаться незамеченными.

Закутанный в темно-коричневую мантию с капюшоном, подаренную Хагридом на последний день рождения, Гарри пешком прошелся до «Дырявого Котла». К его удовольствию, без приключений, не встретив по дороге ни одного знакомого лица.

— Погодка та еще, — вместо приветствия бросил бармен Том. — Что за поганый городишко, то туман такой, что ни зги не видно, то драклов дождь сутками. Горячего чаю или чего покрепче?

Гарри покачал головой, отказываясь.

В баре до рези в глазах пахло дешевой выпивкой, потом и пылью. Признаться, такого Гарри никак не ожидал. Пусть «Дырявый Котел», в котором ему, к слову, довелось какое-то время пожить на третьем курсе, и не остался в его воспоминаниях пятизвездочным отелем с начищенными до блеска полами и лестницей, застеленной дорогущей ковровой дорожкой, но и подобной забегаловкой не представлялся.

— Уборщица, шут ее побери, заболела, а сам я со всем управляться не успеваю. — Том, будто прочитав самые потаенные его мысли, беззубо улыбнулся.

— Что ж, бывает, — пожал плечами Гарри.

Том на мгновение замер, прищурился. В глубине его светлых глаз мелькнула искра узнавания. На свою удачу Гарри успел скрыться в подсобном помещении, служившем входом в Косой Переулок, быстрее, чем тот успел сказать что-то еще.

Вот уж пронесло.

По памяти выбрав пару кирпичей и постучав по ним волшебной палочкой, той самой, которую так горячо любил и чуть не лишился, Гарри оказался посреди узкой, пестрой улочки.

На мгновение у него перехватило дыхание. Конечно, он был здесь далеко не в первый раз, но все равно испытывал особый трепет. На его глазах творилось волшебство.

Быть может, если бы Гарри с малых лет жил среди волшебников, он воспринимал бы подобные вещи спокойнее, как например, это делал Рон. Но он рос с магглами, причем магглами отвратительными. Его окружением были Дурсли, после общения с которыми подобные вещи — самое настоящее чудо.

— Здорово.

Людей было немного: пара юношей с Когтеврана, имен которых Гарри не помнил, и несколько семей с детьми-первогодками.

Лучше и не придумаешь.

Первым делом Гарри заглянул в Гринготтс. Один из гоблинов, охраняющих вход, оглядел его с ног до головы строгим, придирчивым взглядом, а затем, кивнув второму, скрылся за массивной дверью хранилища.

Грешным делом Гарри подумал, что после последнего приключения его не пустят на порог, закроют счет, выдадут деньги и отправят восвояси, но, к счастью, обошлось: впустили, провели к сейфу, были безукоризненно вежливы и приветливы. Правда, вместо одного гоблина-проводника ему досталось целых два, да еще и волшебник-человек, но с этим он вполне мог смириться.

— Не пойман — не вор, мистер Поттер, — улыбнулся маг, крепко пожимая руку Гарри на прощание.

— Точно. Хотя я не уверен, что понимаю, о чем вы говорите.

Следующей остановкой на его пути стал магазин Мадам Малкин.

Старые школьные мантии, все как одна черные и совсем простенькие, стали ему маловаты и пришлось подбирать новые. Своего размера Гарри не знал, но у Мадам Малкин, седовласой женщины в очках-половинках в цветной оправе, глаз был наметан, и она без всякого труда подобрала ему нужный. Мантии сели почти идеально, и подгонять их по фигуре не пришлось. У одной из них, правда, подол был чуточку длинноват, но Гарри это даже нравилось.

Нравилось и отношение хозяйки ателье к нему — ничем не примечательное, точь-в-точь такое же, как и к остальным покупателям.

Попрощались они тепло.

Гарри заглянул во «Флориш и Блоттс», где обзавелся полным комплектом учебников для седьмого курса и встретил пару-тройку молодых поклонников, жарко перешептывающихся и тычущих в него пальцами, но так и не решившихся подойти.

В лавке «Все для квиддича» он пополнил запасы средства для чистки метел. «Молния» Гарри, хоть и была устаревшей (он получил ее в подарок почти шесть лет назад), вполне его устраивала. И все же он надолго задержался у витрины с новой моделью гоночной метлы «Серебряная пуля», рассматривая и прицениваясь. Эта полированная красавица темного дерева была способна развить скорость до двухсот миль в час за десять секунд, подумать страшно! Его старушка, конечно, такого не могла.

В «Аптеке Малпепера» Гарри пробыл особенно долго, отбирая ингредиенты для будущих зелий по заранее составленному Гермионой списку. Шестой курс он худо-бедно продержался на остатках старых ингредиентов и мелком попрошайничестве у сокурсников, но теперь это было ни к чему. Ему нужны отличные отметки по зельям, а они по определению невозможны при условии, когда приготовить их не из чего.

— Я бы добавила больше сушеной мяты и сока пиявок, — Полумна Лавгуд улыбнулась и протянула руку для приветствия. — Говорят, вместе они защищают от темных сил.

Гарри с радостью пожал обе ее руки. С их последней встречи прошло больше месяца, и только сейчас он понял, как сильно скучал.

— Полумна, ты совсем из виду пропала, — голос Гарри прозвучал шутливо-обиженно. — Все в порядке? Я тебе писал, даже приглашение одно высылал, но не знаю, получала ли ты почту. Ответа не было.

— Мы с отцом были в экспедиции. Знаешь, почти напали на след морщерогих кизляков, — Полумна мечтательно заулыбалась; только сейчас Гарри приметил, что длинные светлые волосы, обычно доходившие ей до спины, стали гораздо короче. — А приглашение случайно не на свадьбу было?

Гарри шумно выдохнул.

— Нет, что ты, мы просто хотели посидеть вечером перед отъездом в школу. Приглашение еще в силе.

— Я приду, почему бы нет.

Дождь закончился, и народу на улице заметно прибавилось. Попрощавшись с Полумной у дверей аптеки, Гарри поспешил к «Дырявому котлу».

Проведать Гермиону с Роном в магазинчике Уизли почему-то не хотелось.

Для одного дня событий достаточно.

* * *

Хоть Гарри не приглашал на прощальные посиделки никого, кроме самых близких друзей, людей пришло не мало: Уизли, Гермиона, Полумна и, конечно, Невилл.

Вечер вышел веселым, по-семейному теплым.

Миссис Уизли с девочками наготовили разных вкусностей, которые они все с удовольствием съели. Гарри особенно понравились пирог с розовыми лепестками и легкий фруктовый пунш.

Впервые за долгое время они с Джинни были рядом так долго, пусть и не наедине, и Гарри это ни капли не напрягало. Он обнимал ее за талию и шутил не переставая. Кажется, ей нравилось. Во всяком случае, смеялась она заливисто.

— Гарри, можно тебя на минуточку? — Гермиона возникла словно из ниоткуда.

Он вмиг отпустил Джинни и вскочил на ноги. Пожалуй, даже резче, чем следовало.

— Конечно.

Вдвоем они прошли в одну из дальних комнат. Там их ждал Рон и нечто, накрытое плотной непрозрачной тканью. Клетка, конечно.

Сердце Гарри учащенно забилось: после гибели Букли он и думать не мог о том, чтобы купить нового питомца, но друзья, похоже, решили его проблему.

— Со всем этим трауром мы так ничего и не подарили тебе на день рождения, — Рон на мгновение замялся. — Так что вот.

Гермиона подошла к клетке и сдернула полотно. Внутри оказалась удивительной красоты птица коричнево-белого окраса.

— Его зовут Ривин.

— Красивый, — Гарри протянул ладонь к филину, и тот легонько его укусил, будто принимая. — Мы подружимся.

Рон облегченно и очень уж картинно выдохнул.

— Ну, слава Мерлину! А то Гермиона очень переживала.

— Это неясыть, — сказала она, бросив на Рона гневный взгляд.

— Классная птица, спасибо. Сам бы я не решился.

Они вернулись к гостям, оставив клетку с Ривином в тишине.

Гарри вернулся к ней ночью, когда все уже крепко спали.

— Хороший, — прошептал он, гладя птицу по перьям.

— Конечно, до Букли ему далеко, но мы старались подобрать птицу, которая тебе бы понравилась, — как оказалось, Гермионе тоже не спалось; забравшись с ногами в одно из старых кресел, она потягивала пунш. — Мне показалось, что Ривин идеально тебе подойдет.

— Думаю, ты угадала.

Гарри сел во второе кресло рядом с гермиониным.

— Люблю сов, — коротко сказал он, не спуская глаз с Ривина.

— Тех, что чистят перья и охотятся на мышей, или тех, что пьют пунш и не спят ночью?

Гарри вздрогнул и неуверенно улыбнулся. Сердце пропустило удар или два. Что она такое говорит? Неужели питье так подействовало?

Выяснить он не успел: в окно комнаты, громко стуча клювом о стекло, ломилась почтовая сова.

— Рановато для почты, — Гермиона нахмурилась.

— У тех девиц, что мне обычно пишут, нет понятия «рано». Пора уже мне сделать что-нибудь гадкое и отвадить их от себя раз и навсегда...

— Девиц, говоришь? И много их? Что пишут?

— Очень смешно, Гермиона, — Гарри закатил глаза к небу. — Не буду открывать.

— Да ладно тебе, открой. Уж очень интересно, что там.

Письмо оказалось мятым листом на гербовой бумаге Хогвартса. Без подписи, написанное явно второпях.

«Гарри!

Черт возьми, что вообще происходит?

Дамблдора нет, МакГонагалл — директор Хогвартса, а я, с ее слов, уже давно труп.

При всем этом я в школе и вроде как дышу, ем и причитаю (насчет дыхания мы со Слизнортом проверяли, так что это вполне точно).

Может, хотя бы ты мне объяснишь, какого дракла происходит? Для трупа я слишком уж живой, правда.

Бросаю писать (и пить, к слову; ко всем чертям такие вот шуточки пьяного мозга). Попробую прорваться к совятнику и отправить это письмо со школьной совой.

В любом случае, держи хвост пистолетом.

И приезжай скорее, а то я с ума сойду».

Он перечитал письмо. Затем еще раз и еще. Он поверить не мог, что это действительно происходит с ним, что это не сон.

Без всякой подписи он догадался, от кого злосчастное письмо. Этот почерк, неровный и острый, он мог узнать из тысячи.

— Гарри, все в порядке? — Гермиона холодной ладонью коснулась его плеча. — Ты будто привидение увидел.

— В каком-то смысле так и есть, — Гарри сглотнул горький комок, подступивший к горлу. — Кажется, я получил письмо от Сириуса. Живого Сириуса.

— Читай, — холодея, Гарри передал письмо Гермионе.

Он точно знал: она не поверит ни единому слову, не допустит и мысли, что Сириус вернулся с того света. И это пугало и радовало одновременно. Самому ему хотелось верить в то, что все это правда, вопреки всякому здравому смыслу и опыту. Ему нужен был человек, способный остудить пыл и силой вернуть его в реальность. Человек вроде Гермионы.

— Это невозможно, — с уверенностью заявила Гермиона.

Конечно, Гарри знал, что она права. В их мире магия могла многое, но не все. Мертвые не возвращаются, будь они хоть магглами, хоть нет.

— Может, он и вправду стал привидением? — предположение было откровенно глупым, но Гарри цеплялся за него, как за последнюю ниточку.

— Сириус умер так давно... Если бы он стал привидением, то это произошло бы раньше, правда?

Гарри задумался. Пожалуй, и в этом она была права.

— Технически мы ведь не знаем, когда именно он умер. Что мы видели? Как он упал за арку, и больше ничего.

— О, Гарри...

— Звучит ужасно, конечно, — на мгновение он замялся, замолчал, пытаясь собраться с мыслями и не наговорить лишнего, — но он вполне мог быть жив все это время. Блуждал где-то там...

— Хватит, ты ведь только себя мучаешь.

— Один, — то, о чем он думал уже давно, само слетело с языка. — Мы ведь даже не искали его. Дамблдор сказал не искать, и мы не искали.

Оба помолчали — долго, тягостно.

— Утром нужно связаться с профессором МакГонагалл. Она наверняка в курсе происходящего. Первым делом нужно поговорить с ней.

Гарри кивнул и пообещал не делать ничего не подумав. Провожая Гермиону до её комнаты, он был абсолютно уверен, что сдержит обещание, но уже через час страшных, бессонных блужданий по дому сдался. Он знал, что не уснёт, пока не узнает правду.

Не включая света, слепо пробираясь среди тонн рухляди и побитой паразитами мебели, он спустился на первый этаж и прокрался в кухню, где нашел Кикимера.

— Свяжи меня с Хогвартсом по каменной сети.

— Конечно, хозяин, — последнее слово как плевок, со всем должным пренебрежением, — только у вас и так гость оттуда, дожидается в гостиной больше получаса.

Гарри не сразу нашёлся, что на это сказать. Конечно, Кикимер и раньше исполнял некоторые его поручения весьма своеобразным способом, не так, как его просили, но это было верхом дерзости даже для него. Поттер давно обозначил для себя черту, зайдя за которую домовик получит расчет и отставку и вот теперь, кажется, тот наконец ее перешел.

— Почему не доложил раньше?

Кажется, он не слышал ни рева звонка, ни гулкого стука массивного дверного молотка.

— Знать не знал, что хозяин не спит. Будить не велели.

— Ладно, — Гарри шумно выдохнул и развел руками; с эльфом можно разобраться и позже. — Где гость?

— В гостиной, господин. Дожидается.

— Подай нам чай с пирожными, что испекла миссис Уизли, — сухо бросил Гарри, а затем, решив, что прозвучало слишком уж по-командирски, добавил куда мягче: — Пожалуйста.

Гостем оказался профессор Слизнорт. Гарри ожидал увидеть именно его. В письме "Сириус" упоминал двоих, и раз уж МакГонагалл в последние несколько месяцев была так занята восстановлением замка, что едва ли могла выкроить время на поездку до Лондона, оставался только Слизнорт.

— Доброе утро, профессор, — Гарри старался казаться спокойным, но голос его дрожал.

— Гарри, как приятно тебя видеть! Как поживаешь?

Он ответил что-то дежурное, не задумываясь. У него был миллион вопросов — странных, диких, опасных даже — но он их не задавал. Слова застревали в горле, стыли дыханием.

— Мальчик мой, ты ведь получил то письмо, да? — Слизнорт смерил его внимательным, цепким взглядом. — МакГонагалл сказала, что поганец сумел извернуться и отправить его с одной из школьных сов.

— Получил, — глухо выдохнул Гарри, чувствуя, что сердце стучит в груди как ненормальное. — Кто его отправил? Подписи не было, но я точно знаю, что вы в курсе. Пожалуйста, скажите мне, кто отправил это письмо?

Гарри до одури хотел, чтобы этим кем-то оказался Сириус, хоть и помнил, довольно смутно, впрочем, что перед своей смертью от заклятия Волдеморта вел задушевную беседу с призраками родных ему людей, в том числе с духом крестного. Если сам он чудом вернулся с того света, то почему не мог кто-то из его тогдашних собеседников?

— Это существо весьма примечательный экземпляр, — в водянистых глазах Слизнорта вспыхнула искорка интереса. — Говорит так же, выглядит один в один, а уж эта его ухмылочка, честное слово!

Гарри показалось, что пол под ним уходит вниз, и он медленно проваливается, вязнет в нем, будто в зыбучих песках.

— Вы же не о Сириусе говорите?

— Сириусе Блэке? О нет, боюсь, что это существо не Сириус Блэк.

Пусть Министерство и посмертно оправдало Сириуса, слышать, как совершенно незнакомые люди, еще недавно кидавшиеся на него едва ли не с вилами в руках, говорят о крестном спокойно и с интересом, без страха, странно.

Гарри сел в кресло. Он знал, с самого начала знал, что его крестный никак не может быть жив, и все же... Отчаянно, до ломи в костях, в это верил, надеялся на что-то зыбкое, эфемерное, обманчивое. До последнего.

— Я, кажется, поверил, что это правда, что он может быть жив, — Гарри грустно улыбнулся и, сняв очки, устало потер переносицу. — Но если это не Сириус, то кто это тогда?

Ему было не очень-то интересно: если это не Сириус, то какая, по большому счёту, разница? Он и сам не знал, зачем спросил. Так, чтобы перестать думать о том, чего уже не вернуть, не изменить, не поправить.

— Кто знает. Перевертыш, может, талантливый или двойник, обманка. Мы не думаем, что это человек, признаться. Слишком уж похож, будто брат-близнец.

Прозвучало без капли удивления, будто подобные вещи происходят сплошь и рядом.

— Откуда он вообще взялся в Хогвартсе? Неужели это не кажется вам странным?

— Милый мальчик, после истории с профессором Стебель мне уже ничего не кажется странным, — Слизнорт растянул губы в улыбке. — По приезду ты поймешь, что Хогвартс несколько... изменился. Он перестал быть таким, каким ты привык его видеть.

— О чем это вы?

— Прошу, не спрашивай. Это незачем обсуждать здесь и сейчас, ты сам все поймешь уже завтра, как только туда доберешься.

С этим Гарри готов был подождать. Ему почему-то показалось, что Слизнорт не очень-то в курсе происходящих в замке событий, и именно поэтому пытается перевести разговор на другую тему.

— Почему вы так уверены, что это не он, не Сириус?

Слизнорт помолчал. Тишина была густая, неприятная. Как затишье перед бурей.

— МакГонагалл просила не говорить, но... Месяца два назад Министерство прислало одно весьма интересное письмо. Точнее, не само Министерство, а один из бывших учеников МакГонагалл, парнишка-гриффиндорец, по старой дружбе, — Слизнорт вздохнул чуточку более картинно, чем следовало. — Тело Сириуса Блэка нашли, его просто выбросило из арки.

В висках стучало, но Гарри почти этого не замечал.

— Почему они отправили это письмо на адрес школы, а не сюда, на Площадь Гриммо, мне, самому близкому его родственнику и, если уж на то пошло, наследнику имущества?

— Полагаю, что этого письма вообще не должно было быть. Не думаю, что Министерство собиралось делиться подобной информацией с кем-либо, и в особенности — с тобой. Это же потенциальный скандал.

Гарри кивнул: Слизнорт рассуждал очень логично, даже слишком. Это настораживало. По совести сказать, не только это.

— А вы-то сами откуда это узнали? — прозвучало грубовато, с вызовом. — Я хочу сказать, если МакГонагалл хотела сохранить это в тайне даже от меня, зачем сказала вам?

— Мы учились вместе и когда-то считались друзьями, не такими, конечно, как вы с мистером Уизли и мисс Грейнджер, но тем не менее. Почему бы ей не сказать это мне? — профессор удивленно распахнул глаза, на мгновение его губы сжались в тонкую линию, выражая недовольство; он, однако, быстро взял себя в руки и миролюбиво заулыбался. — Ты что же, не доверяешь мне, Гарри?

Гарри покачал головой.

— Что вы, профессор, как можно?

Разумеется, Гарри не доверял. Сказанное Слизнортом выглядело вполне правдоподобным, но опыт подсказывал: он врёт.

Чай, который принес Кикимер, оказался горьким, а пирожные — черствыми (наверняка взял те, что миссис Уизли пекла две недели назад, придравшись к словам). Гарри этому не удивился.

* * *

На Платформу 9 и 3/4 вокзала Кингс-Кросс компания Гарри, Уизли и Гермионы прибыла одной из последних, с одной стороны, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, в особенности — со стороны прессы, а с другой — слишком уж разоспавшись, Кикимер вновь никого не разбудил. Гарри, правда, остался не в обиде: после бессонной ночи лишние полчаса отдыха были очень кстати.

Добирались на министерских машинах, в комфорте.

Гарри был уверен, что об этом похлопотал мистер Уизли, но тот отнекивался.

В результате Гарри и сам не заметил, как его обступила целая толпа близких с палочками и вопросами к водителям наготове. Вот что значит сила привычки! Чуть что не так, защищай Гарри до соседней капли крови. И плевать на то, что он уже взрослый, и вполне может постоять за себя, и вообще — не так уж и напуган.

После долгих препирательств водители признались, что позаботился обо всем этом лично министр Бруствер, и даже предъявили какие-то бумаги, показавшиеся мистеру Уизли вполне убедительными. Только тогда все наконец загрузились и, шурша шинами, покатили к вокзалу. Жутко опаздывали, конечно.

Короткая пробежка с тележкой, нагруженной школьными вещами, показалась Гарри замечательной. Он совсем не боялся опоздать. Он вспоминал, вспоминал, вспоминал: как прошёл сквозь барьер, скрывающий платформу от глаз магглов, впервые, как не смог пересечь его по воле покойного Добби, все остальные свои переходы.

— А поезд длинный в этом году, — восхищенно произнёс Рон, рассматривая вереницу окрашенных в красный вагонов.

— Учеников тоже больше, — улыбнулась Гермиона, — за счет таких, как мы.

Она и словом не обмолвилась о вчерашнем письме, терпеливо ждала, пока Гарри сам заговорит. Правда, он не рвался. Разговор со Слизнортом оставил неприятную горечь, которую он ничем не мог перебить.

Тепло попрощавшись с Уизли и старшими Грейнджерами, компания отправилась на поиски свободного купе. Джинни, влажно чмокнув Гарри в щеку, села на свободное место рядом с Полумной и Невиллом, а они втроём разместились в одном из крайних купе прицепленного вагона.

Едва переступив порог, Гарри почувствовал странное чувство дежавю: будто он уже был в этом, именно в этом, купе раньше.

— Как будто мы уже были здесь, — осматриваясь, произнёс он.

— По мне они все одинаковые, — Рон присел на одно сиденье с Гермионой и легонько её приобнял.

— Может, и были, за столько-то лет, — она немного покраснела, но вырываться и отсаживаться подальше не стала.

Они оба не понимали. Это купе было особенным, не таким, как остальные. Что-то такое в нем было, что-то, чего он никак не мог припомнить, объяснить или понять.

— Наверное.

Они помолчали. Гермиона время от времени бросала на Гарри пытливые, выразительные взгляды, давая понять: пришло время рассказать, но он будто совсем их не замечал.

Он и сам знал, что лучшего момента не будет. Сама атмосфера Хогвартса-экспресса, мчащего сквозь туманные пустоши прямо на север, располагала к разговорам о чем-то таинственном и столь увлекательном, что этим непременно стоило с кем-то поделиться.

Он готов был заговорить о Сириусе, только не знал, как начать, с чего.

— Нужно поговорить. Это касается Сириуса Блэка.

Гарри похолодел. Он готов был поклясться, что слышал собственный голос, хоть ничего не говорил.

Гермиона тихо вскрикнула, а Рон вскочил на ноги.

— Что за?.. — прошипел он, направляя палочку на нечто рядом с Гарри.

Гарри медленно, будто в замедленной съёмке, повернул голову вправо.

Рядом с ним сидела уменьшенная копия его самого: те же чёрные волосы, зелёные глаза, поблескивающие за круглыми стеклами очков, то же сосредоточенное выражение лица. Один в один.

Копия отшатнулась, будто впервые его заметив.

— Где я? Кто вы вообще?

Гарри и рад бы был ответить, да не мог.

Он не был уверен, что перед ним не оригинал его самого. Так похож. Он сам походил на копию больше.

— Кто вы? — испуганно повторила копия, вжимаясь в кресло и тыча волшебной палочкой Рону в лицо. — Что тут происходит?

Гарри осмотрел его внимательнее: сходство было потрясающим и пугающим одновременно. Кто бы что ни говорил, но простая копия на такое не способна, да и человек под оборотным зельем, пожалуй, тоже. Кто-то мог украсть его внешность, но никак не личность. Маленький Гарри держал себя так же, как он сам делал это в его возрасте, точь-в-точь, не отличить.

Этот его взгляд...

— Ты Гарри Поттер, да? — тихо спросил он. — Едешь в Хогвартс в третий раз?

Копия кивнула, как он и ожидал.

— Что ж, я тоже Гарри Поттер, — Гарри робко улыбнулся и забрал палочку из рук Рона. — А этих двоих узнаешь?

Снова кивок, а за ним — взгляд, долгий, внимательный, совсем не детский.

— Я что, попал в будущее? Или это все морок? Вы все так похожи на настоящих, не отличить.

Теперь Гарри был уверен, что Слизнорт не сказал ему правды. Он знал, что парень перед ним никакая не копия, не перевертыш, а он сам, вырванный неведомой силой из бездны прошлого. Маленький, перепуганный, слабый. Ребёнок, которого насильно заставляют быть взрослым.

— Гермиона, такое вообще возможно? — Гарри на мгновение обернулся.

— Чисто теоретически — да. Я как-то читала о похожем, но это все очень сложно.

— Это же круто. Страшно, но круто, — Рон явно был немного шокирован, но быстро приходил в себя. — Слушай, малец, раз уж так сложилось, передай Рону из своего времени...

Гермиона закатила глаза к небу и с силой ткнула Рона в бок. Гарри и сам бы сделал то же самое, если бы мог до него дотянуться.

Если их приключения чему его и научили, так это тому, что в прошлое лучше не вмешиваться, потому что будет только хуже.

— Пока мы не отправим мини-Гарри домой, ни единого слова о будущем! Это может нанести непоправимый ущерб, изменить все, что мы знаем, до неузнаваемости. Разрушить все, за что мы боролись и чего добились.

Рон развел руками и покорно сдался. Гермиона умела его убеждать, что ни говори.

Недолго думая, она достала палочку и, пошептав немного, направила ее на юную копию Гарри. Долго вглядывалась, будто вовсе ничего вокруг не видела, а затем коснулась кончика его носа. Проверяла, конечно. Гермиона не была бы Гермионой, если бы этого не сделала. Было видно, что результатом своих тестов она осталась вполне довольна, хоть и была им удивлена. Гарри поймал ее искрящийся, полный любопытства взгляд и понял: все хорошо, перед ними не обманка.

— Пойдём пройдемся, — схватив Рона чуть повыше локтя, она едва ли ни силой вытолкала его из купе. — Вдруг найдём кого из школы, узнаем, что со всем этим делать.

Гарри кивнул в знак признательности. Каким-то неведомым образом Гермиона понимала, что ему нужно, даже быстрее, чем он сам это понимал.

Ему и правда хотелось остаться с самим собой наедине, хотя бы ненадолго, как бы странно это не звучало.

— А он не опасен? — Рон смерил обоих Гарри взглядом.

— Не думаю, — уверенно заявила Гермиона. — Я же проверяла,

Гарри не был так уж в этом уверен, но готов был рискнуть.

— Да понял я, что поговорить им надо, — притворно насупился Рон. — И, чтоб ты знала, учителя на "Экспрессе" не ездят. Ну, кроме Люпина на третьем курсе, конечно…

— Рон! — Гермиона вновь ткнула его в бок, предостерегая от излишней болтовни о будущем.

— Да, точно. Прости, я, кажется, забыл.

Гарри проводил их взглядом, а затем плотно прикрыл дверь купе.

— О будущем ты мне не расскажешь, да?

— Лучше тебе не знать, поверь. Да и Гермиона запретила, сам слышал.

— Она, конечно, знает, что делает, — Гарри помладше говорил серьёзным, строгим тоном, храбрился, как мог. — Она красивая.

— Да, очень.

— Скажи, это, конечно, о будущем и все такое, но... Она до сих пор нравится тебе, нам, ну, как девушка?

Гарри заулыбался. Помнится, на третьем курсе он и правда не сводил с Гермионы восхищённых глаз, все надеялся на что-то особенное, светлое, тёплое. Ждал взгляда в ответ.

— Она теперь с Роном, — прозвучало почти буднично, но с различимой горчинкой. — Кажется, счастлива.

Сболтнул лишнего. Идиот.

— Жаль.

— Ага.

Гарри не был уверен, что ему действительно жаль. Гермиона рядом, она счастлива, собирается замуж. Все прекрасно, чисто и радостно, так, как и должно быть.

Внезапно поезд стал тормозить, резко, с шумом. Точь-в-точь так же, как тогда, на третьем курсе. То же купе, то же торможение. Гарри вздрогнул и вспомнил со всей ясностью, что именно тогда произошло, как он испугался, упал в обморок и услышал предсмертный крик мамы...

Не многовато ли повторов для одного дня?

Гарри достал палочку и мысленно приготовился к худшему.

Когда на пороге купе появилась громадная шелестящая фигура в чёрном одеянии, как показалось, всего через мгновение после остановки, Гарри вздрогнул, но не испугался.

Вокруг похолодало, все покрылось тонкой корочкой инея, будто бы умерло.

Гарри почти слышал крик своей умирающей матери, разрывающий барабанные перепонки и, что страшнее, душу его маленькой копии. Это жутко мешало, он никак не мог сосредоточиться, выбрать достаточно счастливое и яркое воспоминание и вызвать патронуса.

Он знал, что таких воспоминаний предостаточно, но все они будто выцвели, потеряли былые краски, рассыпались в прах. На их место пришли другие: последний, чуть удивленный взгляд Сириуса, исчезающего за аркой, улыбка Фреда, глухой шепот Дамблдора. Сотни страшных, выворачивающих душу наизнанку образов пронеслись у него перед глазами.

Младший упал в обморок, не выдержав и полминуты. Секунда — и на месте живого улыбающегося мальчишки не осталось ничего. Гарри очень хотел верить, что он просто вернулся туда, где ему надлежало быть, живой, здоровый, самую малость испуганный.

— Экспекто патронум! — прокричал Гарри; самое счастливое воспоминание — это, конечно, первая встреча с Роном и Гермионой, его лучшими друзьями, как он вообще мог об этом забыть?

Из его палочки дымом вырвался сияющий олень-красавец. Высекая серебряный огонь копытами, он помчался на дементора. Правда тварь оказалась проворной и перед тем, как сгинуть, убраться в прошлое, из которого появилась, успела цапнуть когтистой лапой Гарри за руку, оставив уродливый кровавый след.

— О, Гарри, с тобой все в порядке? У тебя кровь, — Гермиона, вернувшаяся в купе двумя минутами позже, выглядела не на шутку испуганной. — Где маленький Гарри? Что у вас случилось?

— Так, встреча с одним старым знакомым, — Гарри осмотрел пораненную руку и остался ей не очень доволен: выглядело паршиво. — А где Рон?

Гермиона бросилась обрабатывать рану, но её знаний в области врачевания оказалось недостаточно: рана хоть и очистилась от грязи, продолжала слабо кровоточить.

— Помчался к начальнику поезда, — руки Гермионы мелко дрожали. — Понимаешь, мы не могли найти вагон. Его просто не было.

Гермиона придвинулась ближе и обняла его. Крепко.

— Я думала, что потеряла тебя, — шепот, сбивчивый, жаркий, у самого уха.

— Ничего страшного не произошло, не переживай, — Гарри немного отстранил Гермиону от себя и, взяв её руки в свои, принялся их гладить — осторожно, нежно, страшась не только своих действий, чуточку нелепых, но и себя самого.

Разговор с Гарри из прошлого что-то в нем всколыхнул, напомнил о вещах, которые принято забывать, когда твои лучшие друзья становятся парой, а ты остаешься радоваться за них в стороне, один одинешенек.

— Все хорошо? — осторожно спросил он, не отпуская рук Гермионы.

— Все прекрасно, — она ответила на прикосновение, а затем, испугавшись, высвободила руки и пошла за Роном, без единого слова.

Гарри не пытался её удержать.

* * *

На станцию они прибыли в молочно-серых сумерках. Солнце, ядовито-желтое, уже почти скрылось за горизонтом, но было довольно светло. После удушающей жары потянуло приятным ветерком, и все будто бы облегчённо выдохнули. Во всяком случае, Гарри чувствовал себя гораздо лучше, хоть травмированная рука до сих пор его беспокоила, пульсировала мелкими иголочками боли.

На перроне всех встретил старина Хагрид, закутанный в старый засаленный плащ до самых пят. Он улыбался, и не знавшим его первокурсникам эта улыбка могла показаться пугающей.

Одна девчушка, очень хрупкая и маленькая, выглядящая ещё младше своих одиннадцати, начинала дрожать как осиновый лист и что-то испуганной бормотать, стоило ей взглянуть на фигуру великана. Все пыталась взять себя в руки и быть смелой, но никак не получалось.

— Не переживай, он очень хороший, — шепнул Гарри, проходя мимо. — Смотри, какие глаза добрые.

Она вздрогнула, взглянула на него сначала с недоверием, а затем, заприметив шрам, — удивленно. Кажется, кивнула. Гарри скрылся быстрее, чем она успела прореагировать и что-то сказать.

Подобравшись поближе к лесничему, он крепко обнял его и поздоровался. В этот момент ему было наплевать, сколько человек на них смотрят.

Взгляд Хагрида был влажным от подступивших слез, ведь они не виделись с самого мая. Дела, работа… Замотались.

Пообещав друг другу непременно встретиться, они разошлись в разные стороны: Хагрид со стайкой первокурсников направился к озеру и мирно покачивающимся на воде лодкам, а Гарри вместе с другими старшекурсниками побрел к просторным чёрным каретам, запряженным невидимыми для многих фестралами. Не для него, к сожалению.

Гладя острую морду животного и ожидая, пока выбранная ими карета заполнится и будет готова ехать, Гарри с ужасом думал о том, что с каждой новой смертью, произошедшей у него на глазах, очертания фестралов видны ему все лучше. После прошлогодних событий он мог рассмотреть каждого из них до мельчайших деталей...

— Мистер Поттер, — громогласный голос раздался позади него, — боюсь, что вам с друзьями придётся добираться до школы в другой карете. Профессор МакГонагалл просила доставить вас побыстрее.

Гарри вздрогнул, весь съежился, почувствовал, что задыхается.

Ему понадобилось не меньше минуты, чтобы собраться, взять себя в руки и обернуться.

Говоривший терпеливо ждал, давая ему время. Он был достаточно умен, чтобы понимать: на то, чтобы принять живым того, кого ты привык считать мертвым, нужно какое-то время.

Гарри знал, кого увидит ещё до того, как их взгляды встретились и, не сговариваясь, они бросились друг другу в объятия.

Люпин стоял, широко улыбаясь, и ждал. Терпеливо ждал.