Хрустальные бабочки (гет)

В кристально чистом небе возникла неестественно темная фигура. Волшебник в черной маске и плаще пронесся над ржаным полем на метле. Посланник. Каждую неделю в одно и то же время, одной и той же мрачной тенью. Беззвучно.

― Наверное, новую директиву привез. Мало им? ― отметил когда-то рыжий, а теперь почти седой мужчина в мантии цвета безысходности.

― Артур, молчи. Не надо, ― сказала ему женщина в таких же серых одеждах.

― Молли, не понимаю, чего ты боишься? У нас и так ничего не осталось. Из наших детей уцелел только Перси. И тот долго не протянет. Позволь мне хоть тут почувствовать себя свободным.

Окрестности Хогсмида утопали в хлебах, ведь нужно было чем-то кормить волшебников, провинившихся перед Лордом. На полях работали те, кто не мог ходить под землю за таким драгоценным для Лорда хрусталем. Раньше слабаков убивали, и одного заклинания достаточно. Но вдруг правители осознали, что скоро некем будет командовать. Так семейство Уизли и уцелело, перебравшись со многими другими работать в поля.

Вдали, за магическим куполом, будто в тумане маячил Хогвартс как напоминание о самом крупном просчете со времен Гриндевальда. Замок почернел и выглядел как большая куча золы от сожженных надежд. В Хогсмиде было не лучше ― тьма просачивается и уничтожает, создавать она не умеет. Аккуратные домики и магазинчики заменили бараки, едва укрывающие от ветров и почти не спасающие от дождя. Снега бараки еще не видели. Стоял жаркий июнь. Гарри Поттер умер два месяца назад. Надежда волшебного мира...

— Артур, не отвлекайся. Помнишь...

Он снова начал покорно рвать стручки кудрявого горошка. Он помнил и даже чувствовал то жалящее заклинание.

Через полчаса Молли забрала свою и его корзину и отправилась на кухню, оставив Артура одного. Семья, которую ей теперь нужно кормить, стала намного больше.

— Кто мог представить... Кто мог...

* * *

В единственном домике, оставшемся от бывшего Хогсмида, царил приятный полумрак. В дорогих креслах чинно восседали двое волшебников и очень красивая ведьма.

― Никто не знает, что может прийти в голову Повелителю. Что там?

― Сейчас, Долохов. ― Люциус взмахом палочки вскрыл плотный конверт. ― Указания от нашего Лорда. «Увеличить нормы добычи хрусталя». Куда уж больше... Что он с ним делать собирается? «Подготовить поселок для празднования начала третьего месяца правления Великого Лорда, украсить небо черными метками». У Лордов свои причуды. Антонин, а вот это интересно. «Увеличить популяцию рабов. Назначить пару каждому способному к размножению мужчине». Вот только где мы возьмем столько женщин. Не трогай меня, Белла, это только к рабам относится. Не трогай!

Миссис Лестрейндж недовольно надула губы. Как только Лорд запретил убивать провинившихся, она заметно загрустила, как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Пытки приносили ей и близко не столько удовольствия. Хотя, был еще один вариант. Возможно...

― Но разве ему не нужны еще приспешники, Люциус? Ты последний видел нашего Лорда. Он ничего не говорил об этом?

Заметно постаревший Малфой еще раз снял со своего колена нежную ручку настойчивой Беллы. Он не собирался говорить, что той безлунной ночью, во время единственной аудиенции в полуразрушенном Хогвартсе, не видел, а только слышал голос. Голос, еще больше леденящий кровь, чем раньше. Как будто голос смерти, исходящий из ада. От одного воспоминания становилось не по себе, но Люциус прогнал наваждение:

― Ничего. Но, знаешь, думаю, ты можешь заняться этими браками, дорогая. Развлечешься. И позовите мне стражей через час.

* * *

Когда Белла с Антонином ушли, Люциус взмахнул палочкой над пергаментом с письмом Лорда. Он всегда был очень чувствителен к скрытой магии. На листе медленно начали проступать мелкие готические буквы:

«Мы должны им отплатить. Отбери у них все. Отними магию, уничтожь волю, заставь забыть собственные имена. Не оставь ничего постоянного. Взорви их маленькие мирки. Пусть у них не будет ничего своего. Даже самого малого. Сожги последние мосты с прошлым. Нельзя, чтобы феникс возродился из пепла.

Не бойся карать их. Пусть тебя ничто не пугает, кроме меня. Уничтожив личность, ты обретешь свободу, и, возможно, я забуду, как однажды ты...

Надеюсь, Люциус, ты меня понял».

Малфой вздрогнул и быстро спрятал адресованный только ему текст. Что ж, нужно готовиться к празднику победы, а там всемирный день сжигания палочек неверных близко. Он нервно вскочил и подошел к окну.

* * *

― Смотри, Снейп идет. Уже свое отработал.

― На него и взглянуть жалко. Изменился больше всех.

От бывшего Снейпа осталось немного: все та же худоба, нездоровый цвет лица и крупный нос. Пожалуй, все. В когда-то живых умных глазах больше не было ни жизни, ни ума. Сразу после битвы Северус пропал на целый месяц. Думали, бежал. Ведь он предал Великого Лорда, теперь было глупо что-то отрицать. Поговаривали, что все это время его пытали, но никто не знал, так ли это. Сам Снейп не рассказывал, от него вообще трудно было что-то услышать.

― Северус!

Ничего, никакого ответа, ни единого проблеска сознания. Сколько надо мучить человека, чтобы он перестал воспринимать свое имя.

― Снейп!

Встрепенулся и обернулся.

― Смена уже закончилась?

― Да. ― Только это слово иногда слышали от обычно безмолвного бывшего профессора. Он никогда не говорил «нет». Похоже, и забыл, что можно сопротивляться, быть с чем-то несогласным. Что же с ним делали весь этот месяц?

Снейп устало зашагал дальше. Он терялся в такой несвойственной ему серой мантии, но черный теперь был признаком власти правителей и смотрителей. Харизматичного хогвартского профессора больше не было. А если и был, то прятался где-то глубоко в закоулках разума.

Артур посмотрел с сочувствием. Он боготворил этого блестящего ученого с сильной волей, но очень несчастливой судьбой. Когда Северус пропал, Артур верил, что он вернется и спасет их. Снейп всегда находил выход. Только теперь, похоже, выхода, не осталось. Еще одна надежда, которой суждено умереть, так и не окрепнув.

На горизонте показался Перси. Даже в лохмотьях он походил на министерского чиновника. Он подошел к Артуру, который все еще наблюдал за Снейпом.

― Папа, скоро ужин и отбой, поторопись.

Когда Снейп поворачивал за угол, в лучах уходящего солнца блеснуло что-то переливающееся всеми цветами радуги...

Света в Большом зале, заваленном обломками колон и щепками от когда-то добротной мебели, было немного. Зачарованное небо пало вместе с остальными охранными заклинаниями замка. Только в глубине комнаты мерцало что-то похожее на затухающий камин — несколько искр и кучка золы. Старый феникс, на котором осталась всего пара золотистых перьев, сидел в тяжелой железной клетке, укутанной морозными чарами, чтоб не выбрался.

— Собираешься сгореть? Сгореть и возродиться снова?

Феникс уставшими глазами посмотрел на Волдеморта, восседавшего на чудом уцелевшем директорском кресле. Раньше Фоуксу очень нравилось это место, полное учеников, шума, вкусных ароматов и веселья. Но все меняется. К сожалению.

Конечно, он не мог ответить тому, кто называл себя Темным Лордом, но был таким же смертным болваном. Даже если бы Фоукс обладал даром речи, он не стал бы поддерживать этот разговор. Но больше Волдеморту не с кем было говорить.

— Я начинаю понимать, что жизнь в бессмертии теряет всякий смысл. Слишком много времени. Вот ты — сгорел и родился птенцом.

Темный Лорд вздохнул и встал. Отвыкшие от нагрузок суставы неприятно заскрипели. После победы он почувствовал свой настоящий возраст. Не самое приятное, что могло случиться, когда наконец уничтожил злейшего врага.

— Ты вернешь себе всю силу, а я слабею. Сила как будто уходит. Без моей Нагайны. Ты убил ее.

Волдеморт склонил голову набок и повернулся к ледяной клетке для жар-птицы.

— А я убил твоего повелителя. И теперь как-то скучно даже. Представь, я и старый придурок играем в шахматы прямо здесь, за этим столом. Ой, а где же стол?

Внезапно Лорд будто бы очнулся и осознанно оглядел разрушения. Из целого — одна колонна, директорское кресло и клетка. Фоукс презрительно глянул на все это и спрятал голову под крыло. Еще денек-другой — и он сгорит. И хоть пару часов не будет слышать этих бредней.

— Ах да, я же тут все взорвал! Взорвал, слышишь! А ты, сволочь, все равно вернулся! Зачем ты вернулся?

Лорду никогда не нравились птицы, поэтому свои директивы, приказы и письма в Хогсмид он отправлял посланником. Впрочем, совы не могли преодолеть сильное магическое поле, которое высилось над исправительным лагерем для провинившихся. А вот феникс — мог.

Волдеморт взмахнул бузинной палочкой и отодвинул покосившиеся двери. Ему надо кое-что проверить. И уничтожить.

* * *

— ...неблагонадежная.

Люциус внезапно почувствовал себя совершенно беспомощным. Нарцисса, казалось, перестала дышать.

— Но, мой Лорд, она...

— Я уже сказал, Люциус, твоя жена — неблагонадежная. Нам не нужны потенциальные предатели. Думала одурачить меня, Нарцисса?

Она только покачнулась. Нарцисса никогда не отличалась особой стойкостью, а сейчас понимала, что осталось ей совсем немного.

— Нет, Великий Лорд, я...

— Молчать!

— Мой Лорд, Нарцисса не виновата. Я...

— Авада кедавра.

«Я никогда не говорил, что люблю ее».

Миссис Малфой в безупречном платье безвольно упала на грязный пол. Один из изящных гребней выскользнул, и несколько прядей высвободились из аккуратной прически. Люциус подавил желание поправить ее волосы. Нарцисса всегда хотела быть идеальной. И у нее получалось. Но ей уже все равно. А ему еще жить хочется. Нельзя показывать никаких эмоций. Словно не чувствует боли, как и Лорд сейчас.

«Лучше бы ты убил меня».

— Итак, Люциус, теперь тебя ничего не стесняет. Прекрасно, правда?

— Да, мой Лорд.

— У тебя много дел, Люциус. Свободен!

Мистер Малфой резко развернулся и зашагал прочь. Лорд не увидел, как за Люциусом вслед полетел изящный гребень, украшенный хрустальной бабочкой.

* * *

«Хрусталь — самая сильная из естественных магических субстанций, впитывает волшебство с окрестностей своего месторождения. Существует теория, что самые крупные учебные заведения построены именно там, где много этого минерала. Возле Хогвартса — самые богатые залежи хрусталя в Британии, то же самое касается Шармбатона. О Дурмстранге информация отсутствует

Хрусталь способен отнимать и даровать магию, поэтому используется в изготовлении разного рода поглотителей. Влияние на ясновидение научно не доказано, но...»

Волдеморт довольно потер руки и уже собирался читать о том, как создать нужный артефакт, когда услышал странно знакомый голос.

— Тебе это не поможет.

Кто посмел мешать Темному Лорду? Никому, кроме посланника, не позволено входить в Хогвартс!

Волдеморт повернулся и увидел прозрачный силуэт. Силуэт мальчишки в надтреснутых очках.

— Я же убил тебя!

— Убил. Но тебе это все равно не поможет. Тебя уже ничего не спасет.

— Это твоих дружков уже ничего не спасет! — проорал Волдеморт так громко, что зыбкий силуэт рассеялся в лучах уходящего солнца. В Большом зале крикнул феникс.

* * *

Гермиона Грейнджер ежилась в уголке ветхого домика. В наказание сегодня ее назначили обрывать ягоды терновника. Покрытые шрамами руки жгло от сладко пахнущего средства, которым Молли посоветовала промыть ранки. Гермиона не могла спать и повторяла про себя ингредиенты для настойки ясенца и способ приготовления такого нужного сейчас зелья.

«У меня нет магии. Все равно не получится».

Магии не стало, как и Гарри с Роном. Гермиона не помнила, как это случилось. После битвы она очнулась в бараке со страшной головной болью и с меткой непонятной формы на правом запястье. Жженую кожу саднило. И чувство безопасности куда-то улетучилось. Теплого магического кокона не стало. Нет волшебства, закончилась сказка. Хогвартс разрушен.

Гермиона вытянула израненные руки перед собой и закрыла глаза. Нужно спать. Если завтра она не справится, придется снова собирать терновник.

* * *

«Неблагонадежная... неблагонадежная... Смотри, сам не окажись неблагонадежным...»

Люциус вздрогнул и проснулся. Сел и сразу проверил охранные заклинания на дверях. Кто знает, когда Белле снова захочется вломиться к нему. Но, кажется, вечером она была поглощена брачным планированием. Может, устала. Он подумал, что она мечтает свести самых неподходящих людей. Повезло, наверное, только одним Уизли. Они были слишком стары для брачных игр.

Люциус вздохнул и повернулся на бок. Надо спать, ведь завтра созывать собрание. Собрания — они всегда такие изнурительные. Как и все, что не имеет смысла. Сжав в кулаке гребень, Люциус закрыл глаза и снова увидел ее.

«Я так и не сказал ей...»

За окном шелестели обожженные солнцем листья и звенели хрустальные крылья.

Ремус смотрел на полную луну. Луну, которая больше не имела над ним власти. С последней каплей магии исчезла и волчья природа. Пожалуй, он единственный видел в новом мире что-то хорошее.

Вторая полная луна без преображения.

Луна освещала бескрайний луг и грустные постройки. Концентрированная безнадежность. Где-то вдали, в Запретном лесу взвыл волк. Или оборотень. Неважно, Ремус не собирался туда возвращаться. Ему больше не придется прятаться. Нет магии — нет клыков, когтей, шерсти и, самое главное, безумия.

— Почему ты не спишь? — повернулась к нему сонная женщина с выцветшими, когда-то ярко-розовыми волосами.

— Просто задумался, Дора.

— Не называй меня так, — пробормотала Тонкс и снова закрыла глаза. — И ложись.

Ремус стряхнул с серой накидки хрустальную крошку. Теперь мелкие кристаллики всегда были с ним, казалось, они проникали под кожу. Ремус сбросил робу и лег. Как же он любил лунные ночи теперь...

* * *

Пламя трех восковых свечей освещало столик и два силуэта в черных одеждах.

— Кому же его отдать?..

— Кого?

— Снейпа. — Белла кокетливо провела пальчиком по ножке хрустального бокала с красным вином и показала на слегка помятый пергамент со списком, над которым сидела весь вечер. — Я б его себе оставила. Такой был любовник... внимательный.

— А как же я?

— Антонин, прости, но ты всегда был едва ли лучше потерявшего рассудок Снейпа. Но Лорд не позволяет прикасаться к предателям. Придется довольствоваться тем, что есть. — Белла допила и поставила бокал на стол. — Иногда мне жаль, что с ним так вышло. Я нашла бы для него другое наказание.

Долохов, ничуть не обидевшись, вытащил запонки и принялся снимать камзол. Белла не стала церемониться и избавила их обоих от одежды одним взмахом палочки. Завтра будет новый день, а сегодня она заслужила немного удовольствия, ведь весь вечер сравнивала, считала, делила и думала, как бы сделать всем еще хуже.

Старая кровать натужно скрипела, как в молодости. Белла хихикала. Где-то в Запретном лесу выли волки. Или оборотни.

* * *

Этот домик стоял особняком, в стороне от бараков. Табличка с выжженными корявыми буквами гласила: «Большой брат следит за тобой». Как-то раз Кребб и Гойл отравились на два дня в маггловский Лондон и увидели там телевизор. Они описывали чудо техники как диковинную магическую тварь. Большой экран показывал каких-то чудаков, за которыми следил этот самый Большой брат и решал, чье время подошло к концу. Большой брат — Великий Лорд. Какая разница?..

В уютном доме «Большого брата» жили смотрители. Их в Хогсмиде было трое, как и повелителей. Лишенных магии волшебников держать в страхе оказалось просто, поэтому вполне хватало и этих. Главным Люциус назначил Драко. Белла с Антонином не возражали.

Но сегодня ночь была благодатно спокойной. Никто не пытался пересечь границу, все знали, что можно получить сильные ожоги, а потом и парочку круциатусов от смотрителей. Драко пытался заснуть, оставив дежурить Крэбба и Гойла, которые весело проводили время с бутылкой портвейна и колодой карт в соседней комнате. Малфой же лежал на жесткой кровати и думал. Он с вечера окружил свою спальню всевозможными заглушающими заклинаниями, но сон не шел.

Перед глазами стояло заплаканное лицо Луны Лавгуд, которую сегодня пришлось наказать за неповиновение. Наверное, она так и не осознала, за что получила круциатус. Но боль всегда одинаковая. Как же это все ему надоело... Мучить, пытать, не понимая за что и зачем.

Драко перевернулся на бок и, закрыв глаза, принялся считать фестралов. Он часто видел их у Запретного леса. Даже не так. После финальной битвы он видел их постоянно. Адские лошади как символ прошлых грехов. Драко видел много смертей. Некоторые мог отвратить. Но об этом лучше не думать.

Внезапно комнату будто затянуло белой дымкой.

— Еще не поздно... совсем не поздно, — послышался очень знакомый голос.

— Что не поздно?

— Измениться. Изменить.

Драко метнулся вперед.

— Ты хочешь так жить? Признайся сам себе: ты хочешь так жить?

В дымке показалась женская фигура, будто сотканная из света.

— Мама?

Драко вздрогнул и снова проснулся, стряхнув наваждение, он потянулся за бутылкой — лучший способ усыпить своих демонов и немного согреться перед ночной прогулкой. Отворив тяжелую дверь, Малфой кивнул уже нетрезвым Креббу и Гойлу и пошел патрулировать лагерь.

* * *

— Ты похож на Бон-Бона...

— Лаванда, не говори глупостей. Я всего лишь его брат. Все Уизли похожи.

Лаванда опустила голову. Она не могла найти себе места, без близняшек Патил осталась совсем одинокой, никому не интересной. Ей показалось, что Перси захочет разделить свое одиночество с ней. Но, похоже, ошиблась.

— Думаешь, когда-нибудь будет лучше?

— Когда-нибудь будет, но, наверное, уже не с нами. — Перси провел ее к домику. — Уже поздно, лучше сразу ложись спать.

«И все-таки он очень похож на Бон-Бона».

На Рона, который уберег ее от проклятия, но погиб сам.

Попрощавшись, Перси развернулся и зашагал прочь, у него появилась идея, как сделать так, чтобы стало лучше. По крайней мере для него. В магических законах нового времени была небольшая лазейка. И он ее нашел.

* * *

Северус сидел у окна и, казалось, считал звезды. Что еще может делать безумец в лунную ночь? Он качал головой в такт неслышной музыке и пристально вглядывался в черные небеса, словно пытался найти какой-то знак. И, похоже, увидел то, что искал, потому что ухмыльнулся и запустил руку в карман мантии.

Целая горсть хрустальных кусочков засияла как мелкие бриллианты. Мгновение Северус с умилением рассматривал свое сокровище, а потом прижал руку к груди. Когда он разжал кулак, десяток хрустальных бабочек расправили крылья и закружились вокруг него, они порхали, звеня прозрачными крыльями.

Северус махнул рукой, и бабочки сели на его ладонь, а через секунду снова превратились в блестящие кусочки хрусталя.

* * *

Драко медленно шагал по главной улице лагеря. Лунного света было так много, что люмос не понадобился. Черная мантия с красным воротником делала его похожим на палача. В некоторых домиках еще светились слабые огоньки — значит, кто-то не спит. Наверное, в другую ночь Драко наказал бы рабов, которые не отдыхают перед рабочим днем, но сегодня у него было другое настроение. Нетерпение и умиротворение. Как будто бы что-то должно произойти прямо сейчас.

Он был полностью погружен в свои мысли, когда заметил странное свечение из домика, в котором поселили Снейпа, и уже собирался выяснить, что это за чертовщина, но перед ним вдруг возникла высокая фигура Перси Уизли.

— Подождите, лорд Малфой. У меня есть предложение для вас...

Драко непонимающе посмотрел на надоедливого Уизли, которого ненавидел еще в Хогвартсе. Как и любого Уизли в природе. Особенно такого зануду. Потому что юная Джиневра была очень даже ничего. Так что же?

— Я хочу стать одним из вас.

Малфой сначала удивленно поднял брови — больше ему не позволяло благородное воспитание. Он умел сдерживать эмоции, но его поразила наглость Уизли. Это и спасло идиота от круциатуса. Удивление сменилось любопытством.

«А может получиться интересно», — подумал Драко и хищно улыбнулся.

— С чего это вдруг?

Перси сначала замялся, а потом выпалил:

— Я чистокровный, разделяю все взгляды Верховного Правителя и Темного Лорда и не боюсь порицания. Я верю в дисциплину и необходимость очищения волшебного народа.

— Впечатляет. Никогда бы не подумал, что среди Уизли может найтись кто-нибудь, способный мыслить. Но ты так же лишен магии, как и остальные рабы. И чтобы вернуть ее, придется пройти немало испытаний.

— Я готов.

— Я не принимаю подобных решений, но могу спросить, — сказал Драко и отвернулся. — До вечера. И я не накажу тебя... за смелость. А теперь иди.

Перси резко поклонился и побежал к своему домику. Он спотыкался от волнения. Драко поправил плащ, потому что легкий ночной ветерок стал сильнее.

«Я не накажу тебя... потому что путь, который ты выбрал, хуже всякого наказания».

Полная луна чуть потускнела, предвещая приближение утра. Драко огляделся и заметил, что свет горит только в доме смотрителей. Решив, что Креббу и Гойлу давно пора спать, он поспешил назад. Завтра у всех будет великий день.

* * *

Гермиона щурилась на сонное солнце. Что-то страшное должно произойти сегодня вечером, если Правители объявили всеобщее собрание. Она еще раз провела по непривычно прямым волосам грубым деревянным гребнем и скрутила их в тугой пучок на макушке. Как же хотелось уснуть, проснуться и понять, что кошмар позади. Или просто забиться в какой-нибудь уголок и не шевелиться. Мечтать, что никто не заметит. Но смотрители всегда все замечают. Казалось, они видят все насквозь. Кто бы мог подумать, что у тупых Кребба и Гойла такое чутье. Как у ищеек. Пора идти. Они всегда начинают на рассвете.

Гермиона набросила грязно-серую мантию и вышла из домика. С порога она увидела, как Снейп покидает свою лачугу. На первый взгляд могло показаться, что его что-то тянет к земле. Он казался больным и изможденным, и даже в глазах не было жизни. Но губы улыбались. Это выглядело так странно и противоестественно, что Гермиона заспешила прочь, не желая пересекаться со своим соседом-чудаком. Теперь он пугал ее больше, чем в школе.

— Гермиона! — Молли Уизли шла ей навстречу с большой корзиной. Похоже, сегодня они будут работать вместе. — Кукурузное поле. У меня есть пара бутербродов для тебя.

Лицо миссис Уизли за последние несколько недель осунулось и постарело. Хотя мать большого семейства все еще оставалась такой же энергичной толстушкой, седых волос у нее прибавилось. Гермионе казалось, что однажды Молли проснется старухой. И ждать этого однажды осталось совсем недолго.

Снейп обогнал их, направляясь к шахтам. Слишком широкая мантия болталась на худом теле. Взглянув на него, Молли вздохнула:

— Больше всех досталось. Пойдем, Гермиона.

Гермиона кивнула и ускорила шаг.

* * *

Подув на исцарапанные о твердые кукурузные листья пальцы, Гермиона вытерла руки о мантию и вытащила бутерброд. Жесткий серый хлеб, кусочек сыра и кокетливый листик салата — Молли старалась, как могла, только готовить ей было особо не из чего. Солнце приближалось к зениту и пекло немилосердно. Дожевав сухой бутерброд, Гермиона поправила косынку, тоже подаренную Молли, и вернулась к работе. До вечера нужно собрать еще три корзины. Где-то через час придет Артур за очередной, а у нее только половина.

Гермиона старалась не вспоминать о магии. Теперь она такая же магла, как и до письма из Хогвартса. В ее мире нет волшебства, счастья, любви и нежности. Лишь пустота и надежда, что однажды придет смерть и заберет с собой мучения. Может, под палящим солнцем в кукурузном поле, а может, в ее домике после долгой болезни. Она чувствовала, что осталось недолго. Скоро произойдет что-то страшное.

Нескончаемые кукурузные ряды оставались позади, и Гермиона поняла, что близится вечер, только когда солнце коснулось горизонта. Молли ушла раньше, все-таки она готовила ужин на всех. Гермиона положила последние початки в корзину и побежала к речке. Правители не любят, когда рабы приходят на собрания неаккуратными. Сначала она тщательно вымыла руки, потом лицо и только тогда позволила себе маленькими глоточками напиться холодной воды. Вот так-то, значительно лучше.

* * *

Пока Гермиона несла корзину на кухню, на площади собрались почти все. Только Правителей не хватало, поэтому она прибавила шагу. Молли с Артуром тоже зазевались, заканчивая готовить с ужин для господ. Нос Гермионы уловил аромат жареного с травами мяса. Память сразу же подсунула образ сочного стейка. Но о чем она? Нужно спешить, сейчас начнется.

Артур с Молли пошли вперед, а Гермиона постаралась затеряться в толпе. Не хотела попадаться на глаза Беллатрис.

— Мы собрали вас сегодня, чтобы отпраздновать чудесную дату, — послышался голос Люциуса, который на ходу воздвиг себе сцену с трибуной. — Кто мне скажет, что у нас за день?

— Два месяца правления его светлейшего Темного Лорда, — послышался нестройный хор.

Молчали только Северус и Гермиона. Он — потому что не мог сказать свое обычное «да». А ее просто никто не видел.

— По этому случаю мы приготовили для вас подарок. Миссис Лестрейндж, прошу.

Белла в роскошном черном платье царственно вышла на сцену и расправила перед собой пергамент.

— Наш дорогой Лорд решил внести в ваши скучные жизни немного разнообразия и веселья. — Она хихикнула и бросила хищный взгляд на Снейпа. — Достаточно взрослые мальчики сейчас получат пару! Я очень тщательно подобрала каждому лучший вариант.

Упомянутые мадам Лестрейндж поежились. Гермиона поняла, что предчувствие не подвело.

— Итак! Невилл Лонботтом! Да, выходи малютка, — засюсюкала Белла. — Ты так похож на мамочку. Да, я знала твою мамочку. Не бойся, сейчас у тебя появится жена. Луна Лавгуд! Выходи!

Перепуганная Луна встала рядом с Невиллом. Они давно встречались, но тайно. И сейчас не показывали своих чувств, чтобы безумная Белла не передумала.

— Властью данной мне Темным Лордом, объявляю вас мужем и женой! Плодитесь и размножайтесь! — Белла громко рассмеялась своей шутке. Ее никто не поддержал. Даже Люциус.

Молодожены быстро юркнули обратно в толпу. Главное — не выдать радости.

— Кто у нас дальше? Лапочка Снейп! Сюда!

— Да, — ответил Северус, выступив вперед.

— И для тебя, сладенький, я нашла идеальную жену. Все, как ты любишь... Гермиона Грейнджер. Выходи, мерзкая грязнокровка.

Гермиона сначала не поняла, что говорят о ней. Эти два месяца она была такой незаметной. Ничтожной. Ненужной. Потерявшей смысл жизни. Уставшей. Спрятаться, надо спрятаться. Как только она подумала об этом, толпа перед ней расступилась. Поздно. Предатели. Она ведь им помогала, выручала…

— Что же ты стоишь, деточка? Подойди к своему ненаглядному. — Белла хищно улыбнулась. Она откровенно наслаждалась. Темный Лорд понимал ее, как никто.

Люциус устало закрыл глаза. Он никогда не любил театральность. А Белла… Белла всегда немного переигрывает. Скорее бы уже заканчивала этот цирк – дрессированным животным тоже нужен отдых.

Гермиона нерешительно встала рядом со Снейпом. Он даже не повернулся к ней. Он был где-то далеко. Она тоже хотела бы сбежать. Хотя бы в мыслях.

— Снейп, ты доволен своей парой? – будто заботливо спросила Белла.

— Да.

Гермионе показалось, что ответил он как-то несмело что ли. Глупость какая. У Снейпа не осталось чувств. Ничего. Ни презрения, ни злобы, ни язвительности. Только оболочка, совершенно пустая. И это «да» — его единственное слово.

— Только не привыкайте друг другу...

Белла скомандовала молодоженам убираться, а сама продолжила распределение. Как и шляпа Годрика Гриффиндора, она очень серьезно относилась к своей миссии. Песенку не подготовила, но очень старалась провести все как надо.

Гермиона поплелась вслед за Северусом к его домику. Легкий ветерок доносил обрывки фраз, но все это не имело для них значения. Теперь они вместе. На целый месяц. Потом новое распределение и новый брак. А ей казалось, что хуже уже не будет. Или будет?

Снейп отворил дверь и пропустил Гермиону. Не так она представляла себе свою свадьбу. Да, она тоже мечтала о собственной семье, когда заканчивала учебу. Однажды во сне Гермиона даже видела свою свадьбу. С цветами. В белом. С Роном. Отец отведет к алтарю. А получилось… получилось так, что и врагу не пожелаешь.

Снейп пропустил ее вперед и позволил самой выбрать себе угол. Он не сказал ни слова. Она тоже не сказала ему: «Спасибо». Они теперь в одной связке, но слишком далеки друг от друга.

Гермиона села на пол и попыталась подготовиться к первой брачной ночи. Ей было и страшно, и как-то все равно. Ведь уже не может быть хуже. Она боялась, что Снейп сейчас подойдет к ней и заставит скреплять этот вынужденный брак. Снейп в самом деле приближался к ней. Он держал в руках одеяло. Гермиона зажмурилась и представила, как белые барашки тучек цепляются за заснеженные Альпы. Пожалуй, это была самая умиротворяющая картина, которую она могла представить. Стиснула кулаки и поежилась. Теплая ткань опустилась ей на колени, и послышались удаляющиеся шаги. Он ушел?

Гермиона открыла глаза и увидела, что Снейп кутается в мантию в противоположном углу. Он отдал ей свое одеяло. Он не будет к ней прикасаться. Гермиона расслабилась и укрылась теплой шерстяной тканью. Она может забыться на пару часов.

Селение погружалось во тьму и тишину. На горизонте чернел замок, в котором еще не спала странная пара – злой колдун и только что восставший из пепла феникс. Темный Лорд любил ночь, ему лучше думалось. Вот и сейчас он чертил на большом пергаменте пером, которое когда-то принадлежало Альбусу Дамблдору. Расчеты не сходились, и завтра, возможно, из-за этого кто-то пострадает. Фоукс теснился в ненавистной зачарованной клетке, где даже птенцу было мало места.

Из домика, где Белла с Долоховым сидели за праздничным столом и пили вино из высоких бокалов, доносился смех. Люциус мучился, пытаясь заснуть. Он не стал разделять с любовниками ужин, чувствуя себя третьим лишним. А еще ему очень надоели приставания Беллы.

Несколько минут назад Перси Уизли получил короткую записку: «Приходи к дому смотрителей» и теперь тихо крался по слабо освещенной улице. Он не хотел, чтобы его кто-то видел. Хорошо, что родители легли раньше. Им лучше не знать, что сын их предал, потому что устал от такой жизни.

Дверь отворил Крэбб, он оценивающе посмотрел на Перси.

— О, Драко пригласил нам рыжика. Мне нравилась твоя сестричка, такая же рыжая. Жаль, что померла. Сегодня ты нам ее заменишь, Уизел.

И подмигнул. Перси замер от ужаса, а когда попытался бежать, сильные лапищи Крэбба схватили его и втащили в дом. В комнате было тепло и пахло крепким алкоголем. Драко поставил стакан на стол и повернулся к Перси:

— Ты же хотел стать смотрителем.

Перепуганный Перси яростно замотал головой и начал лепетать, что хочет уйти. Он плакал, может, от страха, может, от боли, потому что Крэбб не ослаблял хватку. На руках останутся синяки. И не только на руках.

— Поздно. — Драко встал и поправил плащ. – Крэбб, Гойл, он – ваш. Помогите Уизли найти себя. И… Силенцио!

Лицо Перси перекосило от беззвучного крика. Драко пошел в свою комнату и закрыл дверь. Он начал укутывать стены чарами тишины, но одну фразу все-таки услышал:

— Так ты не будешь раздеваться сам? – это был Гойл.

Драко брезгливо поморщился и закончил колдовать. Он не хотел знать, что происходит за стеной. Но Крэббу и Гойлу всегда было мало. Никакой меры, никакого воспитания. Драко не опустился бы к такому. Но его бесило, что Уизли остался таким… чистым что ли. Малфои были по уши в крови. Уизли же просто будет мечтать о смерти, а, может, уже мечтает.

Если бы кто-то ночью шел мимо домика смотрителей, услышал бы возню, звон битых бутылок и даже ругательства Гойла. Перси не сдавался до последнего, но верзилы с палочками обездвижили его и связали. А потом пришла всепоглощающая боль. Мама!

В своем домике вздрогнула Молли Уизли, которой снилось, как она нянчит целую ораву внуков. Этот сон приходил к ней каждую ночь с того мрачного дня. И раз за разом рыжих деток поглощала черная туча, появлявшаяся из ниоткуда. Молли плакала и просыпалась. Но сегодня не могла проснуться. Она видела черную тучу и слышала крик Перси. Почему он кричит? Ведь он здесь, рядом.

Почему он кричит?

Северус пересчитывал в кармане кусочки хрусталя. Не хватало всего несколько штук. Он вытащил две пригоршни из карманов и согрел тонкие крылья дыханием. Он уже час наблюдал за Гермионой и ее неспокойным сном. Он не хотел, чтобы она так мучилась. Кто-кто, а Грейнджер точно не заслужила этого. Но сейчас освободить ее могла только смерть, потому что не все готово.

Сквозь сон Гермионе казалось, что над Снейпом светящимся нимбом кружатся хрустальные бабочки. Красиво…

Утром Перси не появился. В обед его тоже никто не видел. Молли с Артуром хотели броситься на поиски, но смотрители были особенно внимательными и в то же время какими-то слишком расслабленными. Отсутствия Перси они почему-то не замечали, будто его и не существовало. До вечера никто так не видел единственного уцелевшего сына Уизли.

Перси и сам не хотел, чтобы его видели. Он лежал на животе под старым одеялом и не двигался. Хотя нет, дрожал от злости, бессилия и жалости к себе. Он никогда не был сильным духом, а сейчас и вовсе уничтожен. Весь в синяках и ссадинах, и, кажется, левая кисть повреждена, возможно, сломана. Оказывается, неудачная трансфигурация жуков в пуговицы была не самым большим позором и неудачей в его жизни. Последняя ночь… Он не будет вспоминать об этом и никому не расскажет. Но не забудет никогда.

Утром, собираясь, Крэбб обронил:

— Уизел, никуда не спеши. Мы с тобой еще не закончили.

Перси не ответил, силенцио Драко еще действовало. Он не мог выдать ни звука, но голову разрывало от скрежета, звона и стонов. Да, мучителям было хорошо. Даже очень. Гойл бормотал что-то о любимой шлюшке. Какой изысканный комплимент. Мучителям всегда хорошо, именно поэтому пару дней назад Перси решил перестать быть жертвой.

Он закрыл глаза и прислушался. Густой и горячий неподвижный воздух не доносил выкриков «Перси! Перси!». Его никто не искал. Стыд чуть притупился, а злоба стала сильнее. Они все заплатят, за все заплатят.

Кребб и Гойл вернулись ближе к вечеру. На следующий день Перси тоже никто не видел… А Молли Уизли перестала спать.

Спустя неделю после свадеб смотрители созвали очередное вечернее собрание. Чтобы подвести итоги, так сказать. Перепуганные пары, усталые от жизни Малфои, выплакавшая все глаза Молли, не в меру веселая Белла и остальные обитатели собирались на главной площади. Красный закат приближал сумерки и тишину.

Белла гордо взошла на дощатую сцену, созданную специально для подобных случаев. Здесь можно было ощутить себя актрисой. «Примадонной», — поправила себя мысленно Белла и начала вслух:

— Дорогие молодожены и те, кто слишком стар для того, чтобы быть полезным Темному Лорду. Мы собрались здесь, чтобы оценить результаты вашей работы. Так, кто готов уже в ближайшее время порадовать повелителя новыми рабами?

И она развратно оскалилась.

Люциус Малфой поморщился. Что за редкий талант превращать все, к чему прикладываешь руку, в исключительный идиотизм. Но хоть в этом Белла была мастером. Он посмотрел на пары, которые старались держаться ближе друг к другу. Привыкли все-таки. Только Грейнджер стояла поодаль от серого от пыли Снейпа.

Вдруг из толпы показалась мелкая иссушенная фигура Мундугнуса Флетчера. Люциус втайне надеялся, что старая крыса уже подохла. Живучий, и еще собирается что-то сказать.

— Можно слово? — заискивающе начал Данг.

Белла даже удивилась подобной наглости, но отказывать не стала.

— Говори.

— У Снейпов — мы живем по соседству — всегда очень тихо. Странно это, они — молодожены, страсть…

— Довольно! — оборвала его Белла и повернулась к Снейпу. — Северус, милый, это правда? Ты даже не прикасаешься к своей жене, которую я с таким трудом для тебя выбирала? Понимаю, она — не красавица, но это приказ Лорда. Так скажи: ты ослушался его?

Прозвучал неизменный ответ:

— Да.

— Всегда за тобой глаз да глаз нужен, Северус. Значит…

Гермиона вдруг поняла, что сейчас произойдет. Будто вспышка, будто пророчество, страшная картина пронеслась перед ее глазами. Она схватила Снейпа за руку и выкрикнула:

— Мы пойдем домой и… — и не успела закончить фразу.

— Вы не пойдете. У вас была целая неделя!

Толпа ахнула. Те, кто стоял ближе к Гермионе и Снейпу поспешили отодвинуться. Не хотелось оказаться случайной жертвой смертельного проклятия.

— Вы сделаете это здесь и сейчас.

Этого никто не ожидал. Гермиона попыталась плотнее прижать к себе слишком широкую робу. Снейп пошатнулся и обхватил голову руками. Люциус удивленно посмотрел на Беллу и решил, что не хочет этого видеть. Все внимание было устремлено к несчастной паре, поэтому он просто встал и ушел. Незаметно.

— Здесь и сейчас, — повторила Белла. — Северус, не бойся, если у тебя что-то не получиться, есть одно заклинание.

Она кивнула Креббу и Гойлу. Те подняли палочки. Гермиона крепко закрыла глаза — говорят, так не настолько страшно. Неправда. Она обняла себя руками и съежилась, молясь всем богам, чтобы послали ей внезапную смерть. А ее одежду уже срывали десятки рук. Она не видела, что происходит с Северусом, она просто кричала с закрытыми глазами. Он плакал, слезы оставляли чистые дорожки на серых от пыли щеках.

Белла и правда знала нужное заклинание — Авада Кедавра. Она — безумная, но что случилось с остальными? Почему они с такой радостью отдают его на растерзание? Ведь это радость на их лицах. Хорошо, что Грейнджер не видит. Она не заслужила такой участи.

Горечь, боль, унижение — сколько всего одновременно может испытать человек, у которого эмоциональный диапазон больше, чем у зубочистки. Гермиона попыталась отстранить свои мысли от происходящего. Когда-то она читала о медитации, при помощи которой можно превозмочь самую сильную боль и почувствовать умиротворение. Ложь… от этого нет спасения. Она стиснула зубы и пожелала себе смерти. Себе и Снейпу. Он ведь не виноват, или…

Одежду разрывали в клочья — от нехитрой робы не осталось практически ничего. И Гермиона не могла прикрыться, ее запястья держали чьи-то крепкие руки. Кошачий хвост на втором курсе определенно не был ее самой большой неудачей. Все это так абсурдно и нереально, как последние два месяца в рабстве и без магии. Больно. Больно. Больно! Гермиона почувствовала, что прокусила губу до крови, но не закричала. Мелочь. Рана в ее душе гораздо больше и опаснее.

Снейп не хотел, чтобы ей было больно. Он как будто заново переживал решающую битву, когда они потеряли все. И сейчас он терял последнее, что осталось от него прошлого, — уважение к себе. Он даже не пробовал бороться и выбрал унижение вместо, возможно, благородной смерти. Такое пятно не отмоешь, и с годами оно не выцветет. Он не хотел, чтобы ей было больно, но и умирать не хотел.

Когда все закончилось, Гермионе бросили какой-то обрывок одеяла, чтобы она могла дойти домой. Она еще долго не могла прийти в себя и подняться. А Снейп сидел на голой земле и раскачивался со стороны в сторону. Совсем повредился мозгом.

Никто на площади не захочет вспоминать эту ночь, кроме Беллы, наверное. Ночь боли и стыда. Ночь, когда под куском ржавого месяца совершилось страшное преступление. Они будут прятать глаза, но прощения не попросят.

«Почему невозможно умереть от стыда?» — думала Гермиона, кутаясь в кусок одеяла. Как там говорят — сгореть? Только она не горела, ей было очень холодно. Единственную мантию изорвали руки таких же несчастных людей, когда-то волшебников. Совсем недавно — какой-то час назад -она считала их всех своими друзьями. Одной большой семьей. Теперь же осталась совсем одна. Даже Молли — даже Молли! — не пришла на помощь. Она же все видела! И должна была… должна была помочь. Или…

Как же они будут работать завтра в поле? Или завтра можно пропустить? Как ей, Гермионе, вообще теперь показаться на улице? Ей теперь буквально нечего надеть. Абсурдная проблема всех женщин мира все-таки может оказаться реальностью. Гермиона грустно улыбнулась, вспомнив полный шкаф одежды в доме ее родителей. Интересно, живы ли они? Хотя какая теперь разница, если она сама не слишком живая. Даже не так — слишком живая. Живая больше, чем хотелось бы. Уснуть, уснуть прямо сейчас, и, если Мерлин будет милосердным, не проснуться больше никогда.

Гермиона подняла руку, чтобы смахнуть слезы, и поняла, что не плакала. Не оплакивала растоптанную гордость и самый страшный девичий позор. И сейчас она не хотела думать, почему так случилось. Она всегда слишком много думала. А мыслями можно загнать себя очень далеко. Лучше очистить сознание. Гарри говорил, что это помогает бороться с кошмарами, когда Снейп учил его окклюменции.

Снейп…

Что с ним? Она не хотела его видеть. Теперь их связывал не только придуманный брак, а самая настоящая боль. И много-много унижения. Что с ним?.. Что он чувствует и чувствует ли вообще?

Наконец-то изнеможение принесло Гермионе избавительный сон. Северус чувствовал, что она засыпает. Уже какое-то время он сидел возле домика и слушал ее мысли. Не то чтобы хотел, просто не мог оградиться. Для создания щита нужна сила, концентрация, и, как ни странно, хорошее воспоминание, а Северус сейчас чувствовал себя на самом дне безысходности. Гермиона не хочет его видеть, пусть сегодня хоть что-то будет так, как того хочет она. Он — такая же жертва обстоятельств, как и она, только от этого совсем не легче. Даже как-то больнее.

А казалось, что он был так близко. Так близко к тому, чтобы вернуть прежний мир. Скинуть оковы. Или как бы еще высокопарнее назвать избавление от гнета? Когда-то Северус любил составлять речи. И это у него неплохо удавалось. Особенно эта — запугивающая первоклассников. Как он там говорил? Закупорить смерть. Да, он долго тогда подбирал слова. А сейчас ему надо найти способ вытащить пробку и выпустить смерть на волю. Подумать только — умрет один и сразу всем станет легче.

Уснула. Северус неслышно пробрался в домик. Ни одна доска не скрипнула под его легким шагом. Он сразу же укрыл Гермиону одеялом. Очень аккуратно, чтобы не нарушить такой спасительный сейчас сон. Она заслужила несколько часов без кошмара. Улыбается. Хотел бы он, чтобы она когда-нибудь так же безмятежно улыбнулась ему. Слишком много для старины Снейпа, ведь он снова не смог спасти девушку, которая имела несчастье ему понравиться.

Неужели это какое-то проклятье?

Северус двинулся в свой угол. Он тоже хотел поспать. Знал, что, наверное, не получится, но нужно попытаться. Для борьбы со злом нужны силы, правда ведь? Только сейчас Северус не был похожим на героя. В принципе, он никогда не был похожим на героя. Больше на злодея, а если честно, просто всю жизнь расплачивался за одну ошибку. И это вторая. И она даже страшнее. И платить придется дороже.

Он смотрел на темную ночь за окном. Самый черный час, значит, близится рассвет. Надо все-таки попробовать поспать. Он закрыл глаза и провалился в неспокойный сон.

Блаженная улыбка потихоньку покидала лицо Гермионы, потому что возвращалась боль. Привычка просыпаться еще до рассвета пересилила эмоциональное истощение. И вот Гермиона открыла глаза. Хотела потянуться, только вот почему-то очень болело все тело. Синяки?

И страшное воспоминание. Вот тут наконец у нее появились слезы. Самые настоящие слезы горя.

Но плакала она недолго, потому что заметила в углу спящего Снейпа. Пришел! Приперся! Да как он смеет! Внезапно она забыла, что это его домик. И что его, как и ее, заставили. Ей нужно было на ком-то сорваться. А на нем лучше всего. Гермиона вскочила, одеяло слетело с ее голого тела. Но она не обращала на это внимания. Снейп все-таки ее… муж. А у нее накопилось слишком много боли и злости.

— Ты!

Северус вздрогнул, но не проснулся. Он слишком устал.

— Ты! — вскрикнула она уже громче и двинулась к нему.

На этот раз Северус открыл глаза и сразу застыл от ужаса — на него шла разгневанная фурия. И он по-настоящему чувствовал себя виноватым.

— Скажи! Тебе ведь понравилось, грязный извращенец?! Тебя заводит беспомощность жертвы?!

Он молчал.

— Скажи уже свое «да»! Ты ведь хотел этого, хотел же!

Она приблизилась вплотную и встряхнула его за плечи.

— Скажи! Скажи! Скажи! — она трясла его и трясла, пока вдруг не рухнула рядом с ним на пол и разревелась.

— Нет.

Гермиона удивленно подняла голову.

— Что?

— Я не хотел.

— Не хотел?

— Я не хотел, чтобы так получилось. А жить хотел. Прости.

Северус отвернулся и поплотнее закутался в мантию. Все-таки утро, даже летнее, прохладное. Он не хотел смотреть на голую Гермиону. Он хотел, чтобы она улыбалась, как во сне.

— Так ты все-таки разговариваешь? Все говорили, что ты с ума сошел… Как у тебя получилось? Тебя же столько пытали!..

Она звучала как-то странно: ни капли злости. Северус повернулся и увидел ту самую Грейнджер, которую знал со школы: с сияющими глазами и жаждой знаний. Она хотела знать, как он сохранил рассудок. Это было что-то, чего она не могла найти в книгах. Хотя… Кто знает, осталось ли что-то от библиотеки Хогвартса. Но идея — это хорошо. Это цель. Пока у нее будет эта идея, она не будет возвращаться к событиям прошлой ночи. Может, со временем боль утихнет.

— Сошел с ума я гораздо раньше, когда думал, что план Дамблдора сработает. Только мы столько всего не учли. Сейчас Лорд слаб, но нам многое придется исправить, а сил не хватает. Я не успел. Я не смог. Я их не подготовил. Их не хватает. И времени тоже мало.

— Кого не хватает?

Северус вытащил с кармана горсть хрусталя. И вдруг на его ладони появилась целая стайка бабочек с прозрачными крыльями. Они были готовы взлететь, но послушно оставались на месте. Ждали.

— Их.