Заложники (гет)

Игрушечный железнобрюх сделал три прыжка и, оставляя за собой примятый кустарник, вломился в миниатюрный лес. Джинни зорко следила за его действиями поверх развернутого «Пророка». Драко всегда бессовестно жульничал, когда приходил в себя настолько, чтобы кидать зачарованный кубик, но еще недостаточно для того, чтобы зависать, разглядывая вырез ее платья.Они играли они исключительно на интерес. Играть на раздевание Джинни отказалась сразу и категорически, а за идею играть на поцелуи с ее стороны против галлеонов с его, хорек еще неделю назад получил по морде. После чего ворчал, что у некоторых нет чувства юмора, а потом долго и смиренно просил прощения, заискивающе заглядывая в глаза.

Старая детская игра, обнаруженная в недрах какого-то сундука, не требовала особой концентрации и помогала обоим расслабиться. Можно было даже раздвинуть занавески и любоваться клубящимся за окном белесым туманом, пока они коротали вечера, заставляя игрушечных драконов наперегонки проходить полосу препятствий.

Скажи ей кто-нибудь еще недели две назад, чем она будет заниматься в тяжелое для страны время, а главное — с кем! Джинни, один из негласных лидеров Отряда Дамблдора, припечатала бы такого шутника крепким взрослым словцом.

А теперь дорогущий пушистый ковер, на котором она восседает, и не менее дорогущая шелковая мантия на ее плечах вовсе не кажутся чем-то из ряда вон выходящим. А уж бледная хитрая морда, на которую она обречена любоваться каждый вечер, и вовсе синоним обыденности. Такой вот непредсказуемый выверт фортуны. Хотя справедливости ради надо отметить, что это уже вторая по счету попытка судьбы всучить ее малфоевскому наследнику.

Первая имела место в Хогвартсе, примерно через неделю после хэллоуинского бала. Джинни никак не ожидала такого подлого нападения, когда торопливо вышла из большого зала, чтобы закончить недописанное эссе. Она не успела ни вытащить палочку, ни даже осознать, что произошло, когда за спиной почти одновременно произнесли Силенцио и Ступефай.

Сознание забрезжило, когда один из похитителей нес ее по холодному каменному коридору, закинув на плечо, как куль с дымолетным порошком. Ступефай оказался слабеньким. Однако полностью она пришла в себя только после того, как ее небрежно сбросили в довольно мягкое кресло в какой-то полутемной комнате. Первое, что Джинни увидела — это нависшую над ней грузную фигуру, в которой она с содроганием узнала Гойла.

Вторым, по логике должен был быть Крэбб, но Джинни не успела в этом убедиться, так как в следующую секунду ее с головой накрыли какой-то душной тряпкой. Смотреть стало не на что, и Джинни принюхалась. Тряпка слабо пахла каким-то знакомым зельем. Мама время от времени пила такое, как в тот раз, когда во время школьной экскурсии в министерство Джордж с Фредом приклеили к стулу папиного начальника.

— Эй, просыпайся, — донеслось до нее сквозь плотную ткань. — Сюрпри-и-и-з!

— Катитесь к дракловой матери, — прошипели откуда-то справа. Приглушенный голос заставил ее похолодеть. Сомнений не оставалось: ее приволокли к Малфою. Если до этого момента Джинни просто не успела осознать весь ужас своего положения, то теперь она отчетливо поняла, что находится во власти врагов, все еще обездвиженная и безоружная, что Малфой — пожиратель и что ее еще долго никто не хватится. В онемевших пальцах немедленно запульсировали точки — предвестники стихийного всплеска. В детстве, когда у нее еще не было своей палочки, такие вспышки происходили каждый раз, когда ее что-либо сильно нервировало. Однажды ей даже пришлось провести неделю в Мунго, а родителям делать ремонт на кухне, только из-за того, что Рон в очередной раз возомнил, что может безнаказанно надкусить ее пирожок.

Когда у нее появилась палочка, магия стабилизировалась, но после той истории с василиском отголоски старых приступов снова дали о себе знать. Мадам Помфри несколько раз ей повторяла, как важно их контролировать, иначе пострадать могут не только окружающие, в данном случае, слизеринские ублюдки, но в первую очередь сама хозяйка капризной стихии. Она даже дала Джинни список физических упражнений, но не делать же их прямо сейчас?

— Да ты посмотри, Драко, — тем временем продолжал уговаривать Малфоя жирный голос Гойла, — тебе понравится.

Справа завозились, что-то буркнули, и стало немного светлее, а в следующий момент она почувствовала, что тряпка, оказавшаяся темно-зеленым покрывалом с серебристой бахромой, медленно и торжественно с нее сползает, как будто бы Джинни Уизли была новой статуей в парке магических скульптур. Теперь перед ней возвышались довольные собой малфоевские прихлебатели, а на кровати, скрестив длинные ноги, сидел непривычно взлохмаченный и привычно злой хорек.

Кроме того памятного случая у Амбридж, когда Малфой схлопотал ее летучемышиный сглаз, они почти не пересекались. Даже когда папенькин сынок был на вершине популярности, Джинни лишь время от времени мельком видела его в коридорах, да иногда слышала издевательские реплики со стороны слизеринского стола в Большом Зале. Но это было давно. С прошлого года Малфой перестал красоваться и как-то притих. Джинни бы и вовсе забыла о существовании этого неприятного типа, если бы не частые упоминания Рона и Гарри.

— Вы совсем сдурели, — раздраженно произнес Малфой, лишь мельком взглянув на доставленную ему добычу.

— Да ладно тебе, — махнул рукой Крэб, — тебе ж она нравится, мы еще на прошлой неделе приметили, что нравится, так что, нечего ломаться, Драко.

— Развлечешься, развеешься, сколько можно хандрить? — добавил Гойл, — ты же сам рассказывал, что на рейде...

— Идиоты, — простонал Малфой, театрально хватаясь за голову, — вы не видите разницы между рейдом и школой? Это же, — он кивнул на Джинни, — чистокровная ведьма.

— Она предательница крови, — неуверенно пробормотал Гойл.

— А если что, у тебя отменный Обливиэйт, — поддержал товарища Крэбб.

Больше всего в этот момент Джинни хотелось завизжать и выбежать из комнаты, но она была скована заклятием, и ей только и оставалось, что беспомощно наблюдать за тем, как решается ее участь.

— Предатели крови, как сказал Лорд, — заблудшие души, и у них еще есть шанс встать на истинный путь, — хмуро продекламировал Малфой, глядя куда-то мимо нее, и у Джинни немного отлегло от сердца.

— Вот ты и наставь ее, — Крэбб гоготнул, а Гойл подмигнул Малфою и сделал неприличный жест.

— Пошли вон! — рявкнул Малфой, и незадачливые похитители оборвали веселье и недоуменно попятились к двери.

— Ее тоже забрать? — уже в дверях насуплено спросил Гойл, — мы бы и сами могли ...

Пребывание в малфоевской спальне сразу же перестало казаться наихудшим вариантом.

— У нас в спальне Забини с Ноттом в карты режутся, — с сожалением сказал Крэб.

— Она остается, а вы пошли вон, — сквозь зубы процедил Малфой, и его свита пропала из поля зрения. Щелкнула закрывшаяся дверь, и до Джинни донесся приглушенный обиженный голос Крэбба:

— Вот всегда так, стараешься для него, стараешься... а он носом крутит.

— Значит так, рыжая, — бесцветным тоном сказал Малфой, когда голоса за дверью стихли, — слушай меня и отвечай «да» или «нет».

"Тупой хорек", — подумала Джинни, — "я ведь даже кивнуть не могу".

— Не надо меня оскорблять, — поморщился Малфой.

Догадался или легиллимент? Джинни ощутила, как вокруг нее спиралью закручивается легкий поток магии, и паника, отпустившая было после ухода Крэбба с Гойлом, накатила вновь. Меньше всего ей хотелось, чтобы посторонние копались у нее в мозгах, а тем более мерзкий слизеринский староста. Хотя надо было отметить, что неприлизанным он был вполне похож на человека, хотя бы отвращения он не вызывал. Просто удивительно, что такая мелочь настолько меняет общее впечатление.

— Тебе действительно так больше нравится? — Малфой неторопливо подошел к зеркалу и критически оглядел свое отражение.

Значит, все же легиллимент. Джинни почувствовала, как к щекам приливает жар, и порадовалась царившему в комнате полумраку. Она вовсе не собиралась говорить ему комплименты.

"Так естественнее", — мысленно отметила она.

— В глаза лезут, — пожаловался Малфой и откинул волосы рукой.

"А заклинания на что?"

Было странно и непривычно общаться таким образом, хотя Джинни бы предпочла, чтобы ее, наконец, расколдовали. Она была слишком уязвимой, пусть Малфой и не спешил пользоваться ее неподвижностью. Наконец, он насмотрелся на себя любимого и снова повернулся к ней, вальяжно прислонившись к каминной полке.

— Не надо нервничать, — усмехнулся он, картинно складывая руки на груди, — это даже не легиллименция, а так, побочный эффект. Я улавливаю только то, что меня напрямую касается, или то, что ты про себя специально проговариваешь. Так что расслабься, твои страшные тайны я не узнаю.

Он сделал паузу и продолжил:

— Так вот, рыжая, мне лишние неприятности не нужны и сплетни тоже не нужны. Думаю, как и тебе, — в его голосе сквозила такая усталость, как будто бы ему каждый день доставляли партии пленных гриффиндорок, от которых надо было как-то избавляться. — Я тебя расколдую, но ты будешь вести себя прилично — не орать, не визжать, не кусаться, не царапаться...

Малфой загибал длинные пальцы на руке, монотонно перечисляя запрещенные приемы.

— Что еще? — Малфой задумался: — никаких летучемышиных сглазов и жалоб учителям.

— Я знаю, что не ябеда, но всегда лучше обо всем договориться, — добавил он деловым тоном и продолжил свой список требований:

— Ты здесь тихо сидишь до отбоя, а когда все разойдутся по спальням, я тебя отсюда выведу.

"А палочку?"

— Верну, когда выходить будем. Согласна?

— А что мне остается, — угрюмо подумала Джинни. — Давай уже расколдовывай и не мотай нервы.

— Очень хорошо, терпеть не могу обливиэйты, — ухмыльнулся Малфой. — Фините инкантатум.

Оцепенение отступило, и Джинни пошевелилась, расправляя затекшие мышцы и оглядываясь вокруг. В комнате было довольно уютно и на удивление чисто. Выросшая среди пятерых братьев, Джинни слегка удивилась отсутствию квиддичных постеров на стенах и разбросанных вещей.

— И часто они тебе кого-то притаскивают? — не удержалась она.

— Ты первая, — невозмутимо ответил Малфой, — и, надеюсь, последняя. Возьми пока что-нибудь почитай.

Он кивнул на книжную полку, взмахом палочки зажег парящие свечи и демонстративно отошел, делая вид, что ему что-то понадобилось в ящике стола.

Джинни послушно вылезла из кресла и, задрав голову, стала читать названия на корешках. Добрая половина была на французском, а почти все остальные были посвящены зельеварению. Джинни не удержалась и хмыкнула, выудив заныканный между толстыми томами Ведьмополитен. «10 способов покорить Его сердце. Легальные зелья на службе любви».

— Что ты там себе вообразила, — закатил глаза Малфой, то ли исподтишка следивший за ее действиями, то ли читавший мысли. — Это Пэнси забыла. У вас на Гриффиндоре все такие озабоченные?

Джинни не ответила, она пыталась облечь в слова поприличней то, что пришло на ум, и очень надеялась, что Малфой не настолько искусен в легиллименции, чтобы улавливать нюансы. Она все еще была без палочки, и злить его было просто неумно. Однако ее попытка внутренней цензуры с треском провалилась.

— И что же это я со Снейпом? — опасно прищурившись, прошипел Малфой.

— Ну, он тебе всегда баллы начисляет, вот и анекдот придумали... — поспешила оправдаться Джинни.

— Кому-то так завидно, что я разбираюсь в зельеварении, что начинают распускать про меня грязные сплетни, — процедил Малфой, и на его остром лице проступили красные пятна.

— Я так и знала, что это неправда, — благоразумно поддакнула Джинни, усиленно рассматривая книги.

— Ну и нечего тогда глупости думать, — рыкнул Малфой.

— Нечего лезть в мою голову, — огрызнулась Джинни, — я не отвечаю за слухи, которые про тебя ходят. Странно, что ты до сих пор про них не знаешь, если можешь запросто копаться в чужих мыслях.

— Я не каждого могу читать, должен быть резонанс и благоприятная обстановка, — чуть помедлив с ответом, признался Малфой. Он уже взял себя в руки и говорил спокойно: — и даже если бы и мог, то не стал бы.

— Почему? — искренне изумилась Джинни. Она всегда мечтала владеть легиллименцией, но в школе ее не изучали, а родители были не в состоянии оплачивать частные уроки.

— В этом никакой пользы, все думают одно, говорят другое, делают вообще Мерлин знает что. Это как рыться в чужой помойке.

Будь на месте хорька кто-нибудь другой, Джинни бы обязательно поспорила бы с ним, а еще расспросила бы поподробнее об интересном умении, но у нее не было желания вести беседы с юным пожирателем, и она вернулась к изучению книжной полки.

— Ладно, я сегодня добрый, — Малфой небрежно взмахнул палочкой, и из ящика стола с шуршанием выбралась подшивка старых квиддичных журналов и плавно зависла перед ней.

"На метле", — ахнула Джинни. Этот журнал не выходил уже более столетия, и она лишь однажды видела в книжном магазине один из них, в непроницаемой упаковке и за астрономическую сумму. По слухам, в этих изданиях раскрывали секреты техники выдающихся квиддичистов прошлого, и в свое время не редки были случаи, когда тот или иной тренер заранее скупал весь тираж, чтобы оставить лишь несколько экземпляров для своей команды, и уничтожить остальные.

— Не боишься, что я сейчас все проштудирую, а в следующем матче мы вас сделаем? — спросила Джинни, снова устраиваясь в кресле.

— Да на здоровье, — пожал плечами Малфой, — Одних знаний мало, здесь каждое движение надо месяцами отрабатывать, но если хочешь, можешь считать, что это тебе компенсация за моральный ущерб.

Джинни изо всех сил старалась сосредоточиться на чтении и не думать ни о чем постороннем. В присутствии легиллимента лучше уж занять голову квиддичем, к тому же, вряд ли у нее еще когда-нибудь будет возможность подержать в руках такую бесценную вещь.

Какое-то время они молчали. Джинни благоговейно переворачивала страницы раритета, а Малфой искусно делал вид, что наводит порядок в пергаментах на столе. Он сидел к ней в пол-оборота. Несмотря на то, что у нее не было палочки, осторожный слизеринец не рисковал поворачиваться спиной. Подшивка была потрясающая, но полностью погрузиться в чтение не получалось, и вовсе не из-за вычурного выцвевшего шрифта или устаревшего языка, просто Джинни ни на минуту не забывала, что находится в стане врага, беспринципного пожирателя, пусть даже в настоящий момент он и решил поиграть в джентльмена.

— Хватит думать про меня всякие гадости, — вдруг произнес Малфой, закатывая глаза, — я никого не убивал и не насиловал.

— Магглы на рейде не в счет? — невинно осведомилась Джинни.

— Ничего такого не было, — поморщился он. — Я сказал Крэббу с Гойлом то, что они хотели от меня услышать,

— Ну да, — согласилась Джинни, — А мне говоришь то, что хочу услышать я. Интересно только, зачем.

Малфой поджал тонкие губы и снова закатил глаза. В подземелье было прохладнее, чем в гриффиндорской башне, и вскоре Джинни потянулась за сползшим на пол покрывалом, тем самым, которым малфоевские телохранители ее накрывали с головой.

— Я поначалу тоже здесь мерз, — подал голос Малфой, который несмотря на имитацию бурной деятельности, не спускал с нее глаз.

— Сейчас попьешь чай и согреешься, — добавил он.

Джинни не успела отказаться. Он щелкнул пальцами и перед ней появился маленький столик с кружевной скатертью, на котором тут же оказался полураспустившийся мерцающий синецвет в хрустальном бокале. За ними последовали изящный фарфоровый чайник, сахарница, молочник и чашка с золотым вензелем. Похоже, у слизеринского старосты был личный домовик.

Малфой вынул из стола нарядную коробку и собственноручно поставил ее перед Джинни. Крышка откинулась, и Джинни не удалось сдержать восхищенного вздоха. Внутри трепыхали крылышками шоколадные снитчи в золотой фольге.

— Если кто спросит, где была, — можешь смело говорить, что на квиддичной тренировке, — посоветовал Малфой, безмолвным заклинанием наклоняя чайник над чашкой.

Джинни оглядела безупречную сервировку. Изысканный фарфор, синецвет в конце осени.

"Прямо набор для соблазнения" — подумала она, очевидно, слишком громко, потому что чайничек, из носика которого струился чай, вдруг замер.

— Это обычное гостеприимство, — снова пожал плечами Малфой: — Если бы я хотел тебя соблазнить, я бы это делал совсем не так.

— И как же? — спросила Джинни, не столько из любопытства, сколько чтобы скрыть досаду от того, что ее мысли так легко читаются. И тут же прикусила язык, осознав, что ляпнула что-то не то.

Малфой усмехнулся, а потом закусил губу и, пронзительно глядя ей прямо в глаза, медленно расстегнул пуговицу на вороте.

— Понятно, — поспешно закивала Джинни, — дальше не надо.

— Ничего тебе не понятно, — фыркнул Малфой: — смотри.

В следующую секунду он уже стоял перед ней на коленях и нежно держал ее за руку длинными изящными пальцами. Уже одно это подействовало, как Ступефай, но больше всего Джинни поразило выражение малфоевского лица. Он больше не усмехался, и от этого вид его сделался уязвимым и беззащитным, будто бы он стал года на три младше. Он смотрел ей в глаза, не отрываясь, и взгляд его был искренним и немного печальным.

— Я на краю пропасти, Джин, — одними губами прошептал он. — Веришь? Джинни так растерялась от того, что Малфой назвал ее по имени, что даже кивнула.

— И я пропаду без тебя, совсем пропаду, — еще более хриплым шепотом добавил Малфой и будто бы в отчаянном порыве прижал ее руку к губам. Джинни ощутила горячее сухое прикосновение к кончикам пальцев, и у нее перехватило дыхание. Все это было настолько дико и произошло так внезапно, что она не отдернула руку, и очнулась только когда Малфой уже снова поднялся на ноги, взирая на нее сверху вниз со своей фирменной усмешкой.

— Можешь не говорить, — сказал он уже обычным тоном, — сам знаю, что талант.

— Ты страшный человек, Драко Малфой, — хмыкнула Джинни, постепенно приходя в себя и безуспешно стараясь придать своему голосу как можно больше сарказма.

— А то, — ухмыльнулся он: — и это еще без колдовства.

— Только со мной такой номер не пройдет. Ты же сейчас все карты раскрыл, — Джинни показала ему язык.

— Почему не пройдет? — Малфой сделал круглые глаза: — А вдруг это был настоящий я, а теперь ты видишь лишь маску, скрывающую тонкую израненную душу?

Выражение малфоевского лица снова стало беззащитным и грустным.

— Прекрати, — Джинни едва сдержала желание зажмуриться и замахать на него руками. Малфой тихо рассмеялся.

— Ладно, не буду, — примирительно улыбнулся он, — пей чай, читай подшивку. Осталось около часа, а с собой я тебе ее не дам.

— Твой ход, — произнес Драко. Он сложил губы трубочкой и сделал вид, что не левитирует, а сдувает кубики на другую сторону раскинувшегося на ковре игрового поля. Джинни, задумавшись, машинально скользила глазами по газетным заголовкам, и Малфой, устав ждать, заставил кубики зависнуть прямо перед ее носом. Она отмахнулась от них и перелистнула страницу.

— Объявление о помолвке еще не опубликовали, — сухо сообщила она, когда кубики упали на ковер.

Джинни хорошо запомнила день их так называемой помолвки, день, когда ее жизнь в одночасье перевернулась. Да и кто бы не запомнил?

Гнетущее присутствие Темного Лорда Джинни ощутила еще до того, как двери в зал распахнулись, и она увидела на возвышении помпезное массивное кресло, на котором восседало красноглазое змееподобное существо. На миг стало трудно дышать, все вокруг словно выцвело и по телу волной прошла противная дрожь. Джинни чуть не споткнулась на пороге, и одному из сопровождающих пришлось схватить ее за плечо.

Когда же внезапный приступ дурноты начал отступать и мраморный узор под ногами обрел четкость, до нее донесся шелестящий тихий голос, от которого стало настолько не по себе, что Джинни не сразу поняла, что Волдеморт обращается вовсе не к ней.

В двух шагах, одинаково склонив белобрысые головы, стояли оба Малфоя. Должно быть, до этой минуты их заслоняли ее конвоиры, уже успевшие отойти к стене и слиться с группой таких же безликих существ в масках. Волдеморт смотрел только на отца с сыном, не обращая на Джинни никакого внимания, словно бы на плечах у нее была мантия-невидимка.

— ...ты не сумел достойно воспитать сына, Люциус, возможно с внуками тебе повезет больше, — изрек Волдеморт.

Лорд выдержал паузу, и, снова взглянув на Малфоев, Джинни отстраненно отметила, что так бы выглядели ледяные фигуры, если бы их оживили и отправили на отработку к Снейпу.

— Что ж, мы должны проводить в жизнь нашу политическую программу, — тем временем продолжал Волдеморт. — Ты же не думал, что реабилитация предателей крови, так необходимая нашему обществу, это лишь слова?

— Нет, милорд, — произнес Малфой-старший.

Волдеморт слегка повернулся, и на миг Джинни встретилась с тяжелым взглядом красных нечеловеческих глаз.

— Джиневра Уизли, — прошипел он. — Что ж, Люциус, надеюсь, что твое чувство юмора позволит тебе оценить иронию судьбы.

— Нет, девочка, я тебя не помню, — обратился он к Джинни, отвечая на ее мысль. — И боюсь, что от того Тома, в которого ты когда-то была влюблена, мало что осталось. Но магия, безусловно, связывает нас, и ты послужишь высокой цели укрепления британского магического общества. В ближайшее время состоится твоя свадьба с наследником Малфоев, и это станет одним из поворотных моментов в истории. Я уверен, что ты осознаешь, какая тебе оказана честь.

Волдеморт пристально посмотрел на нее, и давление на виски, которое Джинни ощутила, едва переступив порог, снова усилилось. Дыхание перехватило, и белые маски пожирателей начали сливаться в общую массу. Джинни ощутила себя словно во сне, когда нужно бежать, но ноги ватные и не слушаются.

Когда уже начало казаться, что еще немного, и она потеряет сознание, Волдеморт перестал сверлить ее взглядом. Шум в ушах стих, и давление прекратилось. Слова Темного Лорда снова зазвучали отчетливо:

— Такой важный день в твоей жизни, девочка, а ты так неподобающе одета.

Он взмахнул палочкой, и Джинни ощутила холодок на оголившихся плечах. Ткань ее домашней вылинявшей мантии потеряла плотность и, словно желе, начала стекать вниз, облепляя тело и превращаясь в блестящую зеленоватую чешую. Это не могло быть совпадением. Меньше чем через минуту на ней уже была точная копия русалочьего наряда — переливающегося струящегося платья, которое одолжила ей на Хэллоуин Ромильда — соратница по ОД, которая по непонятной причине вдруг прониклась к ней теплыми, почти сестринскими чувствами.

— Что скажешь, Драко? — тем временем обратился Волдеморт к бледному, как фестрал, Малфою-младшему: — Тебе ведь именно так нравится?

— Да, повелитель, — бесцветным голосом ответил тот, — я вам благодарен, повелитель.

— Да я лучше сдохну, чем пойду за пожирателя! — дерзко выкрикнула Джинни, наконец, стряхнув с себя оцепенение.

— Гриффиндор? — Волдеморт, склонив к плечу лысую страшную голову, смотрел на нее с каким-то научным любопытством.

— Вы как всегда правы, мой лорд, — немедленно откликнулся Малфой-старший.

— Я понимаю, что все это несколько неожиданно для тебя, — снова обратился к Джинни повелитель Малфоев, поигрывая палочкой, — но я уверен, что ты скоро изменишь свое решение. Совсем скоро. У нас есть очень убедительные аргументы.

Краем глаза Джинни увидела, как дернулся в ее сторону Малфой-младший и как старший остановил его, легонько стукнув тростью по плечу. В предчувствии неизбежного Круцио она вся подобралась и задержала дыхание, но Лорд лишь властно поманил пальцем одного из пожирателей, выстроившихся за троном черно-белой шеренгой. Тот приблизился к трону и поклонился своему повелителю.

— Сними маску, Чарли! — приказал Волдеморт.

* * *

Джинни опомнилась уже в галерее, куда ее чуть ли не силой выволок Малфой-младший.

— Пойдем же скорее, пока не началось, — прямо в ухо прошипел он, выводя ее из транса. Его рука была влажной, глаза бегали, а прилизанные волосы делали его похожим на одну из противных фарфоровых статуэток тетушки Мюриэль. Он нервно озирался, и Джинни почувствовала к нему отвращение.

— Не смей ко мне прикасаться, урод, — она отдернула руку, — или думаешь, что без палочки я не смогу тебе навалять?

Она занесла руку, чтобы влепить пощечину новоявленному жениху, но тот ловким движением ухватил ее за запястья, потянул куда-то и снова зашипел, что нужно скорее отсюда уходить.

— Сволочь, гад, мерзкий хорек! — кричала Джинни, одновременно пытаясь вывернуться из его хватки и ударить коленкой в пах.

— Он точно будет у нее под каблуком, — раздался над ухом издевательский голос со странным акцентом.

От неожиданности Джинни замолкла. Только сейчас она обратила внимание на то, что они вовсе не одни. По волшебной галерее группами прогуливались люди в черных балахонах. Судя по всему, время общего собрания приближалось. То и дело слышались хлопки аппарации, и народу становилось все больше. Вокруг них с Малфоем уже начали собираться любопытные. Вот когда вспышка стихийной магии оказалась бы кстати, но, увы, общение с Волдемортом так опустошило Джинни, что даже с палочкой она была бы способна разве что на люмос.

— Горячая штучка, — тем временем продолжал иностранец, глядя на Джинни, как Рон на шоколадную лягушку, — я бы и сам не отказался.

Она уже открыла рот, чтобы по-гриффиндорски прямо сообщить хаму о том, куда ему следует идти, но не смогла произнести ни звука. Она и не заметила, как кто-то успел наложить на нее чары немоты. Пришлось просто состроить зверскую рожу и показать третий палец этому наглецу. Стоящий плечом к плечу Малфой тоже беззвучно распахивал перекошенный от злости рот.

— Еще один удачный рейд, Тони, — хлопнул иностранца по плечу другой пожиратель с массивной челюстью, — и право первой ночи у тебя в кармане. Повелитель тебе не откажет.

— Тогда заверните обоих, — Тони махнул рукой в их с Малфоем сторону, словно указывая на понравившийся товар невидимому продавцу.

Пожиратели засмеялись, а на острых скулах Малфоя выступили красные пятна. В мгновение ока его палочка оказалась направлена на говорившего, и к удивлению Джинни, ему даже удалось создать какое-то невербальное заклинание — в сторону веселящихся полетел сноп желтых искр, но, не дойдя до цели, оно словно напоролось на невидимую преграду и развеялось.

— Малфоенышу она не по зубам, — с презрительной улыбкой продолжал разглагольствовать тот, кого назвали Тони, как будто бы ничего не произошло.

— Если Драко и здесь подкачает, он всегда может рассчитывать на помощь Северуса, — насмешливо вставила подошедшая брюнетка с хищным лицом, в которой Джинни с содроганием узнала Беллатрикс Лестранж. Пожиратели вновь разразились смехом. Они уже образовали вокруг них с Малфоем плотный полукруг, и Джинни просто физически ощутила исходящую от них угрозу. Малфой, должно быть, исчерпав свои возможности защиты, лишь затравленно озирался, оттесняя ее к стене.

— Придержи язык, Белла, — прошипел неизвестно откуда появившийся Снейп и, резко повернувшись к Джинни, процедил сквозь зубы:

— Мисс Уизли, семейные сцены вы будете устраивать мистеру Малфою после свадьбы, а сейчас будьте добры не создавать здесь затор.

Джинни, как и все порядочные гриффиндорцы, испытывала к Снейпу неприязнь, но даже его ядовитая реплика и брезгливый тон вдруг придали ей спокойствия. Слизеринский декан, в отличие от остальных, одетый в свой неизменный наглухо застегнутый черный сюртук, ассоциировался со школой, где с ней пока что не произошло ничего страшнее отработки у Филча.

Снейп эффектно развернулся на каблуках и, проходя мимо, на секунду закрыл их от гогочущих пожирателей. Это дало Малфою возможность утянуть ее подальше от опасной компании. Джинни позволила ему увести себя, и больше не выдиралась.

Они шли молча. Малфой вздрагивал от каждого шороха, пока они петляли по каким-то подвесным галереям, и маниакально обновлял щитовые чары.

— Куда мы идем?! — раздражение вернулось к ней вместе с даром речи.

— Ко мне, — коротко бросил Малфой, — там безопасно.

Джинни фыркнула.

— Ты предпочитаешь камеру в подземелье?

— Я предпочитаю не видеть твою рожу, — огрызнулась Джинни, — и пусти меня, я не буду убегать.

— Держись ближе ко мне, — пробормотал Малфой, нехотя выпуская ее руку, — наши... гости привезли с собой фамилиаров. Некоторые совсем дикие и... не совсем живые.

— Гости или фамилиары?

— И те и другие.

Словно в подтверждение его слов из-за колонны раздалось низкое глухое ворчание, от которого кровь застыла в жилах, и Малфой снова попытался схватить ее за руку, за что получил по пальцам.

Джинни старалась запомнить маршрут на случай, если ей удастся бежать, но вскоре запуталась. Замок был огромен, и к тому же она была уверена, что Малфой либо путает следы, либо идет кружным путем.

Наконец, они остановились перед неприметной дверью в конце коридора, и он торопливо прошептал пароль. Проход открылся, и они оказались в небольшой сумрачной гостиной с плотно задернутыми темно-зелеными парчовыми шторами. Малфой запечатал дверь и со вздохом облегчения упал в ближайшее кресло, откидываясь на спинку и прикрывая глаза.

Перед ним на столике мгновенно возник небольшой фиал темного стекла. Прежде чем привычным движением выдернуть пробку, Малфой, казалось, на секунду смешался и покосился на Джинни, словно только что вспомнил, что не один в комнате.

— Проходи, будь как дома, — обронил он дежурную фразу, поднося фиал к губам и заранее морщась.

Джинни сделала вид, что в упор его не слышит. Она застыла у порога, не зная, что предпринять. Малфой пожал плечами и присосался к зелью. В комнате запахло валерианой.

После вихря событий, вдребезги разбивших ее привычную жизнь, остались лишь растерянность и усталость. У Джинни просто в голове не укладывалось, что Чарли служит Волдеморту, хотя видно же, что под Империусом, и что сама она должна выйти за хорька и показать вдохновляющий пример другим предателям крови.

Темный Лорд пообещал, что в этом случае Чарли останется всего лишь солдатом, и сразу же наглядно продемонстрировал альтернативу. В ушах Джинни до сих пор стоял истошный крик брата.

Платье понемногу возвращалось к изначальному виду, оно все еще местами блестело и переливалось, но уже закрыло плечи и на нем начали проступать легкомысленные цветочки. Созерцание своего полурусалочьего наряда вернуло Джинни боевой настрой. Она даже краем глаза приметила на низком столике удобный для метания графин. Рано расслабился, хорек! Новая волна ненависти к мерзкому слизеринцу, видимо, выпросившему ее у безносого чудища, должно быть, была настолько явной, что Малфой дернулся и распахнул глаза еще до того, как она успела протянуть руку и схватить посудину.

— Подожди, рыжая, сначала выслушай меня, — торопливо проговорил он.

— Что выслушать? Как ты добился своего, белобрысый?

— Неужели ты думаешь, что здесь кому-то есть дело до моих желаний? — горько усмехнулся Малфой. — Лорд мстит отцу за то, что он столько лет бездействовал, только и всего. Он знает, как отец относится к...

Кажется, Малфой снова смутился, хотя в полумраке трудно было сказать наверняка.

— Предателям крови, — завершила фразу Джинни, — Значит, я — заслуженное наказание Люциуса Малфоя?

Эта мысль принесла ей некоторое удовлетворение, и желание кидаться графинами понемногу стало отпускать. Малфой молчал, настороженно следя за каждым ее движением, но палочку не доставал.

— Даже забавно, кто бы мог подумать, что мы с Томом хоть в чем-то окажемся солидарны. — хмыкнула Джинни.

Она могла поклясться, что Малфоя покоробило от того, как она назвала Волдеморта, и почувствовала себя еще лучше. Хорек еще не раз пожалеет, что остановил на ней свой выбор.

Джинни нервно заходила по полутемной комнате. После того, как рука уже во второй раз рефлекторно потянулась за отсутствующей палочкой, чтобы зажечь Люмос, она раздраженно рванула ближайшую занавеску и отшатнулась, чуть не смахнув с этажерки какую-то безделушку. В комнату ворвались красные всполохи. Она ожидала чего угодно, начиная от вечно цветущего розового сада с беседками до плацдарма для тренировок упивающихся, но не того, что увидела. Под кроваво-красным закатным солнцем, насколько хватало глаз, расстилалась безжизненная выжженная равнина. В отдалении булькал лавой небольшой гейзер.

Какой ненормальный зачаровывает стекло, чтобы любоваться подобным адским пейзажем?

— Окна реагируют на настроение присутствующих в комнате, — объяснил Малфой, не дожидаясь, пока Джинни озвучит свои мысли. — Отец велел их установить, чтобы я учился контролировать свои эмоции.

— Сочувствую, — сухо сказала Джинни, задергивая занавеску.

Драко невесело усмехнулся. Он сидел, ссутулившись, глядя в угол. Ничто в нем больше не напоминало самодовольного и наглого сыночка богатых родителей, с хозяйским видом разгуливавшего по школе, и Джинни пришлось приложить все силы, чтобы хоть немного разжечь в себе праведный гнев, владевший ей всего минуту назад.

— Значит, мое очередное похищение снова не твоих рук дело? — она решительно подошла к креслу вплотную и ткнула под нос хозяину комнаты еще сохранивший признаки чешуи рукав. — Том сам додумался?

На лице Малфоя промелькнула болезненная гримаса.

— Что молчишь? Придумываешь, что бы соврать? И как же это он узнал о твоих извращенских рыбофильских пристрастиях? — наседала Джинни.

— Нет у меня никаких извращенских пристрастий, — устало отмахнулся Малфой, — просто я до этого ни разу не видел тебя в нормальном платье, вот и запомнилось. И зеленый тебе к лицу.

— Что-то мне сдается, что еще в прошлый раз, когда меня украли, это ты подстроил, а потом струсил и начал строить из себя порядочного.

— Это называется параноя, — закатил глаза Малфой, он уже достаточно пришел в себя, чтобы к нему вернулись привычные замашки.

— Ты так и не ответил, откуда он знает, — Джинни еще раз указала ему на чешуйчатую улику.

— Я не могу держать блок, когда меня пытают, — раздраженно огрызнулся он.

— Хорошая отмазка, на все случаи жизни, — сказала Джинни, но ее следовательский пыл уже безвозвратно угас. Она посмотрела на сложенные на коленях руки Малфоя, и только сейчас разглядела тонкие белые шрамы, пересекающиеся в разных направлениях, как на витраже.

— Это ни при чем, — Малфой спрятал руки в складках мантии, — просто люстра разбилась.

* * *

Следующие пол часа Джинни хмуро наблюдала за тем, как массивное бюро в бывшем кабинете Драко медленно, но верно превращается в кровать с пологом. По его словам, все гостевые комнаты Мэнора были уже заняты.

— Располагайся, — театрально взмахнул рукой Малфой, покончив с трансфигурацией, — если что-то нужно, зови Тинки, — он кивнул на старую эльфийку, секунду назад появившуюся со стопкой постельного белья, — ванна за гобеленом в гостиной. Если соскучишься, моя комната вон за той дверью.

Джинни проигнорировала последний комментарий, ей тогда еще показалось подозрительным то, что Малфой без всякой видимой причины заметно повеселел. Она покрутила дверную ручку и поджала губы. Кабинет не запирался.

— Спокойной ночи, — откланялся Малфой, словно не заметив ее манипуляций.

— Только попробуй ко мне войти, — сквозь зубы процедила Джинни.

— До свадьбы? — Малфой в притворном ужасе сделал большие глаза, — за кого ты меня принимаешь?

— Два, — сказал Драко, — и блестящая хвосторога, принадлежащая Джинни, пару раз взмахнула крылышками и зависла над изумрудным озером, на несколько ходов отставая от железнобрюха. — Я же говорил, что свадьбу все равно решили отложить. У тети Беллы пропал какой-то ценный артефакт, и у них теперь дела поважнее.

— У них или у вас? — желчно уточнила Джинни.

За эти дни она успела привыкнуть к Малфою, и, устав от постоянного одиночества, беспокойства и вынужденного безделья, каждый вечер с нетерпением ждала его возвращения в мрачную гостиную. Но это не мешало ей злиться.

Что с того, что он вел себя как воспитанный мальчик и ничем не напоминал зазнавшегося высокомерного хлыща из Хогвартса? Что с того, что он не смеялся, даже тогда, когда она, запутавшись в кружевах, надела одно из выделенных ей нарциссиных платьев задом наперед? Возможно, при других обстоятельствах Джинни бы уже смирилась с навязанным ей обществом поумневшего и притихшего хорька, но впереди маячила свадьба. Это бесило, а то, что его такой расклад более чем устраивал, бесило вдвойне.

— Твоя участь не настолько печальна, — произнес Малфой, снова прочитав ее мысли — Вот увидишь, тебе со мной понравится. У меня даже шрамов больше, чем у Поттера. Хочешь покажу?

— Лучше заткнись, — предупреждающе процедила Джинни. Упоминание о Гарри в таком контексте по меньшей мере раздражало. Размазня-Малфой ему и в подметки не годился.

— Просто представь, что тебя могли выдать за Петтигрю, — не унимался хорек. — Ему ведь тоже хотели невесту подыскать.

Джинни передернуло.

— Вот именно, — Малфой снисходительно улыбался и казался безмятежным, как будто бы это не он два часа назад вернулся с собрания с серым лицом и дрожащими губами. Нельзя было не признать, что снейповы снадобья делали свое дело быстро и эффективно.

— Спасибо, утешил, — прошипела Джинни. Манера Драко шипеть по любому поводу оказалась заразной. — Но я особой разницы не вижу, еще пара лет, и ты станешь ничуть не лучше.

"Да, мой лорд, — подобострастно пропищала она, подражая крысоподобному существу и для пущей достоверности мелко трясясь. — Как вам будет угодно, мой лорд".

Джинни даже не поленилась подняться на ноги, чтобы изобразить униженный низкий поклон, поэтому не видела, как Малфой вскочил и скрылся в своей спальне, хлопнув дверью. Должно быть, ее слова задели хорька за живое больше, чем она предполагала.

— Правда глаза колет, — пробормотала Джинни, но на душе почему-то стало муторно, и словно назло за зачарованным окном зарядил ливень.

* * *

Какая тоска. Неужели никто так и не явится, чтобы ее спасти? Мысли текли по накатанной колее: злость на пожирателей, злость на нерасторопный Орден Феникса и, как вишенка на торте, — злость на саму себя. Как же она глупо попалась! Ну кто мог подумать, что ее выманят в ловушку из собственного дома, да еще таким примитивным способом?

Чарли должен был приехать домой еще до пасхальных каникул, но Джинни вот уже несколько дней, как была дома, а от него до сих пор не было никаких известий. Надежда на то, что он просто где-то задержался или что его планы неожиданно изменились, таяла с каждым часом. Чарли всегда был достаточно ответственным, чтобы не заставлять родных волноваться понапрасну, а повсеместные бесследные исчезновения магов как раз участились.

Поэтому, когда он внезапно появился в камине и закричал, что ему срочно требуется помощь, Джинни, не раздумывая, бросилась к нему, назвав незнакомый адрес. Она даже не успела рассмотреть комнату, в которой ее ждали двое пожирателей в масках, моментально отобравших палочку и аппарировавших ее в ставку Темного Лорда.

* * *

Джинни устроилась в кресле с книгой и вскоре сама не заметила, как под мерное тиканье часов над камином провалилась в мутный вязкий сон. Она просила у Дамблдора вернуть ее домой, Чарли с застывшим стеклянным взглядом требовал вернуть ему разум, а в двух шагах Том с горящими красными глазами стискивал костистой чешуйчатой рукой вылинявшее тряпичное сердце. Все шло как надо, если бы все не испортил Драко, когда вместо того, чтобы попросить себе смелости, прошептал, что ему нужно обезболивающее.

Именно по его вине, когда Хогвартс-экспресс прибыл в Лондон, она никак не могла сойти на платформу, а вместо этого все шла и шла по нескончаемому пустому вагону, пока не раздался гудок. Длинный и протяжный, переходящий в жуткий утробный вой. Так мог выть лишь огромный голодный хищник.

Джинни задохнулась от ужаса и проснулась, тщетно пытаясь стряхнуть наваждение, однако вой лишь слегка стих, но не прекратился.

Камин догорал, и колышущиеся тени в полутемной гостиной напомнили о «не совсем живых фамилиарах». Джинни вскочила, уронив книгу, и машинально потянулась за палочкой, но рука нащупала пустоту.

Спина покрылась липким потом, а в следующее мгновение вой раздался вновь, по ощущениям, совсем близко, как будто бы выли в замочную скважину. Джинни пронзил ледяной ужас. Если тот, кто снаружи, выломает дверь, шансов на спасение или хотя бы на легкую смерть не останется.

Спотыкаясь и натыкаясь на мебель, она отбежала к дальней стене и в панике рванула в сторону тяжелую портьеру, скрывающую окно, уже понимая, что, ворвись адская тварь в комнату, спрятаться за плотной тканью не удастся.

За зачарованным окном бушевал буран, и даже из щелей свистел холод. Снежные вихри бесновались, швыряя в хрупкое стекло пригоршни снега, и ветер завывал в унисон жутким звукам в коридоре.

Джинни застыла в каком-то трансе, уставившись в трясущееся стекло, но, наконец, очнулась и бросилась к закрытой двери малфоевской спальни.

— Открой, открой же, драклы тебя побери, — заорала она не своим голосом, отчаянно барабаня в дверь кулаками, — Дра-а-а-ко!

Он безмолвствовал целую вечность, и Джинни пришлось стиснуть волю в кулак, чтобы не завыть самой и не разорваться на клочки под напором собственной стихийной магии.

Когда дверь спальни, наконец, приоткрылась, являя бледного взъерошенного Малфоя с палочкой в руке, Джинни испытала такое облегчение, что у нее ослабли колени.

— Это Фенрир, он не сможет войти, чары не пропустят,— его голос был бесцветным и отрешенным, будто бы он перечислял ингредиенты сонного зелья.

Джинни подозревала, что его кажущееся спокойствие — не результат выдержки, а скорее какое-то полуобморочное безразличие. Она точно знала, что он злоупотребляет успокаивающими зельями. Из его спальни частенько доносился запах валерианы, а один раз в его отсутствие эльфы вынесли оттуда целую корзинку пустых фиалов.

— Но ведь сейчас даже не полнолуние, — просипела она сорванным горлом. Ее слова почти заглушила очередная рулада.

— Он развлекается, — мрачно усмехнулся Драко, — пугает. Не обращай внимания.

Он обновил заглушающие чары, но вой стал лишь немногим тише.

— Это все, что я могу сделать, — пожал плечами Малфой, — против воя оборотня стандартные заклинания не действуют. Он сделал движение, как будто собирался вернуться в свою комнату, и Джинни метнулась ему наперерез.

— Ты никуда не уйдешь, — ее голос звучал сдавленно и казался чужим.

Он вопросительно изогнул бровь. Джинни все еще трясло от пережитого страха, но гриффиндорская гордость стиснула горло и не позволила прозвучать жалким мольбам.

Она схватила его за рукав мантии и почувствовала, что по щекам, оказывается, ручьем текут слезы.

С ними выходила неизбывная тревога последних дней, постоянное беспокойство за Чарли, за родителей, которые, должно быть, не находят себе места, гнетущий страх провести всю оставшуюся жизнь в четырех стенах среди пожирателей.

— Ладно, успокойся, я остаюсь, — словно откуда-то издалека донесся голос Малфоя. В кармане его мантии что-то звякнуло, а потом у нее в дрожащих руках оказался фиал с успокоительным. Джинни сделала судорожный глоток.

Пока она допивала, Малфой подошел к каминной полке и прикоснулся палочкой к ажурной музыкальной шкатулке. Крышка откинулась, и зазвенели серебрянные колокольчики, создавая едва проступающую сквозь вой мелодию.

— С аккомпанементом лучше, — Малфой снова коснулся шкатулки, усиливая звук. Мелодия была старомодной и какой-то вычурной, но ритмичный перезвон был гораздо лучше пробирающего до печенок воя беснующегося оборотня.

Завывания становились то громче и неистовее, словно оборотень силился перекричать заглушку, то стихали, когда он набирал в легкие воздух. Но ужас, захлестнувший Джинни с головой несколько минут назад, уже начал отступать. Вдвоем с Малфоем было не так жутко, хотя, возможно, просто подействовало успокаивающее зелье. Малфой опустился на диван и уставился пустым отрешенным взглядом в догорающий камин. Джинни присела рядом, едва касаясь его и отчаянно борясь с желанием снова мертвой хваткой вцепиться в рукав его мантии.

Слишком уж холодно и неприступно он выглядел. Хотя в сложившихся обстоятельствах даже такое его частичное присутствие было благотворно, этого все равно было мало. Она только начала отходить, и ей до боли хотелось, чтобы рядом был близкий человек, к которому можно прижаться, который поделился бы с ней своим теплом, обнял и успокоил. Обиженный Драко для этих целей совершенно не подходил.

— Прости меня, — прошептала она во время очередного затишья, — я зря тебе сегодня наговорила гадостей. Я... я больше не буду, честное гриффиндорское!

Малфой продолжал угрюмо глядеть в пустоту.

— Просто хотелось на ком-то сорвать злость, а кроме тебя здесь...

— Не надо оправдываться, — глухо и устало произнес Драко. Его губы тронула едва заметная усмешка, и он, наконец, повернулся к ней и посмотрел в глаза, — я сам знаю, что у меня одна дорога. Не хватило решимости вовремя заавадиться, родители бы не пережили.

Его тон был равнодушным и спокойным, но в словах было столько горечи и обреченности, что у Джинни защемило сердце. Стало вдвойне жалко и его, и себя, и Чарли, и всех, включая лощеного надменного Люциуса, по словам Драко последнее время не вылезавшего из винного погреба. И даже Тома, который превратился в такого урода, что его теперь вряд ли кто-нибудь полюбит.

— Драко... ты же слизеринец, — прошептала Джинни, ее голос срывался от сдерживаемых слез, — значит, хи-итрый... придумай же что-нибудь... какой-нибудь выход... пожалуйста.

— Да, я очень хитрый и коварный, — монотонно согласился Малфой, — поэтому меня до сих пор не скормили Нагини.

Джинни не знала, что в ней может быть столько слез. Она даже не заметила, как они потекли вновь, просто острое лицо Малфоя словно смазалось и начало расплываться перед глазами.

— Ладно, хватит, — Малфой будто отмер, увидев, что она снова плачет. Он вздохнул, успокаивающе погладил ее по волосам, как маленькую, а потом приобнял одной рукой. Очень легко и отстраненно. Джинни, все еще всхлипывая, забралась с ногами на диван и уткнулась носом в узкое малфоевское плечо. Он не отодвинулся, и Джинни была ему за это благодарна. Мелодия в шкатулке постепенно затихала, и пассажи оборотня тоже становились все реже. Видимо, Фенрир выдохся, или ему начало надоедать. Джинни успокоилась, и теперь ей было стыдно за свою слабость.

Хотелось как-то оправдаться:

— Здесь все так давит, — тихо прошептала она, — Эта атмосфера, эти люди в масках, Чарли как неживой, эта змея, даже этот дурацкий вид в окне.

— Как раз вид уже вполне достойный, — откликнулся Малфой, — посмотри. Командная работа.

Джинни подняла глаза. За стеклом в обрамлении чахлых голых деревьев и сухого тростника мерно плескалось спокойное лесное озеро, а непроглядная тьма и буран уступили промозглым осенним сумеркам.

Оборотень в коридоре притих, лишь едва слышно тренькали колокольчики с каминной полки.

— Я хочу увидеть рассвет и весну в этом драккловом окне, — напоследок, хлюпая носом, пожелала Джинни, — я больше не могу все это терпеть.

— Это довольно просто, — хмыкнул Малфой. — Ты действительно этого хочешь?

Джинни с жаром кивнула.

— Могу хоть сейчас устроить, если поможешь или хотя бы не будешь мешать, — голос у Малфоя сделался вкрадчивым, взгляд словно затуманился, и, будь Джинни в нормальном состоянии, она бы обязательно заподозрила неладное.

— Какие у тебя любимые цветы? — вдруг спросил он.

— Сирень, — снова всхлипнула Джинни.

Она вспомнила заросли сирени недалеко от родной Норы, майское солнце и далекие беззаботные дни.

— Закрой глаза, — Малфой перешел на проникновенный шепот, будто боясь ее спугнуть: — Будет тебе сад с сиренью и рассвет.

Джинни послушалась, и в следующее мгновение его пальцы словно невзначай скользнули по плечам, а шею защекотало горячее дыхание. Не то чтобы это было неприятно, но она такого не ожидала. Растерявшись, даже позволила ему пройтись губами по горлу от самого низа до уголка рта. И только тогда словно очнулась и отпрянула. Малфой замер. Джинни насколько могла мягко высвободилась из его объятий, не желая обидеть и в то же время давая понять, что не настроена на продолжение.

— Не надо, обойдемся без сирени, — твердо сказала она, исподлобья глядя на застывшего Малфоя. Он выпустил ее безропотно, с едва слышным вздохом разочарования и даже чуть отодвинулся, сложив руки на коленях. Они еще некоторое время безмолвно наблюдали за тем, как раскачиваются на ветру черные ветви и как гладь озера постепенно покрывается ледяной коркой. А потом пошел снег.

Семейные завтраки в Малфой-мэноре были обязательным мероприятием и атмосферой своей напоминали свидания заключенных в присутствии тюремщиков. Правда, в весьма элитной тюрьме. В самое первое утро, перед тем, как спуститься в малую столовую, Драко проинструктировал Джинни о надлежащем поведении. Ради собственной безопасности следовало привлекать к себе как можно меньше внимания, не злить Белатрис, если она будет там присутствовать, при змее не говорить ничего, что не должно достигнуть ушей Лорда, и в довесок вежливо разговаривать со старшими Малфоями, потому что им, видите ли, и так досталось.

Поначалу Джинни нервничала, но, в конце концов, все оказалось не так страшно. Волдеморт еще до рассвета перемещался на континент, Белатрис обычно не вставала раньше полудня, а Долохов, тот самый иностранец, который задирал их в коридоре, появился лишь однажды и вел себя в присутствии старших Малфоев в рамках приличий, если не считать нескольких плотоядных взглядов в ее сторону, и пары ухмылок, предназначенных для Драко.

За столом кроме хозяев и не менее пятерых пожирателей, почти всегда разных, неизменно присутствовал Чарли. Он обычно сидел с противоположной от нее стороны и, глядя прямо перед собой, механически подносил ко рту ложку. Джинни кусок не лез в горло, когда она встречалась с его стеклянным взглядом, но по крайней мере каждое утро она могла убедиться в том, что он жив и не пострадал.

В первые дни Джинни бросала на хозяина дома испепляющие взгляды, которые должны были напомнить тому о чуть не убившем ее дневнике, но Люциус никак не реагировал, а неизменно сидящий рядом Драко пихал ее под столом острой коленкой, и вскоре ей это наскучило. К тому же Малфой-старший выглядел так, будто по ночам вместо фестралов возил кареты до Хогвартса и обратно, и Джинни в какой-то мере чувствовала себя отмщенной.

Застольная беседа сводилась к светскому щебету миссис Малфой о розарии, погоде и незначительных новостях из "Пророка", а также любезных ответных реплик кого-нибудь из так называемых гостей. Джинни тошнило от фальши и наигранности происходящего, хотя сама она, смирившись с необходимостью играть роль невесты наследника, с переменным успехом изображала Флер-без-французского-прононса. Чувствуя себя не в своей тарелке, Джинни всегда представляла на своем месте другого, более подходящего для ситуации человека.

В свое время, на третьем курсе, она именно так поборола собственную стеснительность, изображая яркую и уверенную в себе Анжелину, когда приходилось общаться со старшекурсниками, с Гарри и вообще с симпатичными ребятами. Одним словом, с теми, кто обычно заставлял ее робеть.

Актерский талант неожиданным образом помог Джинни заслужить удивленную благосклонность хозяйки дома, а через несколько дней она уже настолько привыкла к своему амплуа, что ей уже требовались усилия, чтобы не играть роль утонченной леди наедине с собой или в обществе хорька.

Обычно ее вклад в нудный спектакль под названием "великосветский завтрак" заключался в вежливых ответах на вопросы миссис Малфой о самочувствии и благодарностях за щедро пожертвованные наряды. Каждое утро старая эльфийка укорачивала для Джинни одно из роскошных, но явно вышедших из моды платьев Нарциссы, которыми набили наскоро трансфигурированный из книжного шкафа гардероб.

Джинни чувствовала себя очень неловко во всех этих невесомых одеяниях, напоминавших скорее лепестки волшебных цветов, чем нормальную одежду, но ничего другого ей не предлагали, и с этим тоже пришлось смириться. К тому же оказалось неожиданно забавно каждое утро наблюдать за тем, как меняется выражение лица Драко, когда она встречает его в гостиной, облаченная в очередной костюм феи. Как, сам того не замечая, он закусывает губу и опускает глаза, а потом весь завтрак украдкой ее разглядывает.

Со временем Джинни даже начала радоваться этим утренним вылазкам, так как большую часть дня ей приходилось проводить в одиночестве. Драко часто вызывали к Волдеморту и отправляли с какими-то поручениями.

Вот и на следующий день после концерта оборотня хорьку прямо во время завтрака велели явиться на общий сбор. Он молча проводил Джинни до своей гостиной, также молча принял у эльфа черный плащ и маску и скрылся за дверью.

Сначала Джинни даже вздохнула свободнее — после вчерашних событий ей было неловко перед Малфоем за свою бестактность, за истерику и даже почему-то за то, что она его оттолкнула. Она не торопясь приняла ванну с тремя видами фигурных пузырей, от корки до корки прочла квиддичное приложение к Пророку, а затем и сам Пророк, где щелкнула по носу колдографию Амбридж и показала язык колдографии министра, решила арифмантическую головоломку на последней странице, а потом, уже поглядывая на часы, сложила из нее шапочку для своей хвостороги. Драко все не возвращался. Чем больше времени проходило, тем сильнее она нервничала. Когда же перед ней на столе возник ужин, а он так и не появился, в голову полезли уж совсем мрачные мысли. Некстати вспомнилась их вторая нечаянная встреча в Хогвартсе.

* * *

Джинни тогда скрывалась за статуей карликового дракона в одной из ниш слизеринских подземелий и с терпением ловца, выслеживающего снитч, ждала нужного момента для выполнения очередной миссии ОД. Она пришла заранее и коротала время, прикидывая, кто может знать хоть что-то о судьбе Луны.

Во время рождественских каникул Джинни несколько раз пыталась связаться с ней, но это никак не удавалось. Ксенофилус бормотал что-то невнятное про поездку к родственникам, а потом вообще отключил каминную сеть. Совы возвращались ни с чем, и в школу после праздников Луна тоже не вернулась. Во второе воскресенье семестра сомнений и надежд больше не осталось. Расспросив на пару с Невиллом равенкловцев, с которыми Луна делила купе на пути домой, и сопоставив свидетельства учеников, видевших в тамбуре Хогвартс-экспресса людей в белых масках, Джинни пришла к неутешительным выводам.

Похищения в тот год не были чем-то из ряда вон выходящим. У Джастина два месяца назад пропала кузина, у братьев Криви дядя. Такие же слухи ходили про несколько семей магглорожденных хаффлпафцев, не вернувшихся с каникул, но это был первый случай, когда война коснулась Джинни лично. Луна была для нее гораздо больше, чем просто соратница по ОД, в последние месяцы они много времени проводили вместе, и Джинни очень к ней привязалась. Мечтательность и наивные рассуждения о нарглах, не мешали Луне обладать сильной интуицией, легко решать задачи, ставящие в тупик более здравомыслящих магов, и быть понимающей и отзывчивой подругой.

Мороз по коже продирал от мысли, что эта неземная хрупкая девушка попала в лапы к монстрам и стала одной из пропавших без вести, а еще неприятнее было сознавать, что так называемые друзья ничего не сделали ради ее спасения и вообще хватились только сейчас, когда, быть может, уже слишком поздно. Вот уже несколько дней Джинни не находила себе места от беспокойства и чувства вины. Надо было действовать, хотя бы разузнать о судьбе Луны.

По всему выходило, что лишь один человек в школе, кроме Кэрроу и Снейпа, обращаться к которым было по меньшей мере глупо, мог пролить свет на эту тайну.

— Мистер Малфой, — словно отвечая на ее мысли, раздался голос Алекто: — Директор не оставил никаких распоряжений относительно того, что вы можете находиться без присмотра в его апартаментах, поэтому ступайте в свою гостиную.

Дверь в конце коридора скрипнула, и Джинни осторожно высунулась из ниши. Как она и предполагала, брат и сестра Кэрроу вернулись в школу через снейпов камин. Рядом с ними маячила тощая фигура хорька. Должно быть, Малфой вместе с ними мотался домой на выходные — последние два дня в Большом Зале его видно не было. Что ж, пожирателям школьные правила не писаны.

— Вы уже должны бы усвоить, что привилегии даются вместе с обязанностями, которыми лично вы пренебрегаете, — нравоучительно добавил Амикус, подавая сестре руку.

Малфой, не ответив, развернулся и поплелся в ее сторону. Ныряя обратно в нишу, Джинни успела заметить, что его собеседники скрылись за соседней дверью, ведущей в их комнаты. Той самой дверью, на которую у Джинни были планы. Секунду она колебалась. Если позволить Малфою пройти мимо и остаться незамеченной, тогда всего через несколько минут можно будет без лишних помех завершить миссию, и первокурсники завтра утром будут избавлены от двойного ужаса — маггловедения в исполнении Алекто и защиты в исполнении Амикуса. А если Снейп задержится, возможно, Кэрроу не выберутся из своей норы и до самого вечера! Вряд ли другие учителя проявят инициативу, чтобы вызволять их из-под выученного накануне редкого и заковыристого запирающего заклятия.

Шаги Малфоя были нетвердыми, словно он был пьян. Наверняка, все трое вернулись с пожирательской вечеринки, где слизеринский староста перебрал. Джинни еще раз высунула нос в коридор и увидела подтверждение своей догадки: он брел, спотыкаясь и держась за стену. Вот почему он хотел остаться у Снейпа: проспаться или найти антипохмельное. После секундного колебания, Джинни приняла решение — лучшего случая могло и не представиться, а миссия вполне могла подождать.

— Драко, мой мальчик, — прошелестела она из ниши, против воли расплываясь в ехидной улыбке: — Подойди побли-и-же.

Малфой вздрогнул и замер, в ужасе вглядываясь в темноту.

— Экспелиармус!

Его палочка с гулким стуком откатилась в дальний угол. Джинни не церемонясь схватила его за ворот и втащила под сень крыла каменной хвостороги-недомерка.

— А теперь признавайся, гад, — ее голос подрагивал от ярости, так же, как и кончик палочки, приставленный к горлу врага: — Где Луна? Что вы с ней сделали?

— Она жива, — пролепетал Малфой, еще не пришедший в себя от шока, — чистокровных не трогают.

Наконец его глаза привыкли к темноте, и Джинни услышала, как он облегченно вздохнул. Как ни странно, огневиски от него не пахло.

— Мерлин, рыжая, нельзя же так, — Малфой попытался отклонить упирающуюся в кадык палочку. — Я уж думал, у меня крыша поехала.

— Инкарцеро, — тихо произнесла Джинни, и руки Малфоя вытянулись по швам, крепко связанные невидимыми путами. «Значит, меня ты не боишься, и всерьез не воспринимаешь, — разозлись она: — Ну, это мы сейчас исправим». — Где она? — Джинни рявкнула так, что Малфой отпрянул и чуть не впечатался затылком в каменную кладку.

— Аврорские замашки не к лицу прекрасной леди, — его лицо исказила кривая улыбка, а в следующий момент он со стоном согнулся, получив удар под дых. Джинни ухватила его за подбородок и резко дернула вверх, пока их глаза не оказались на одном уровне. — Отвечай, сволочь, — процедила она, сверля его взглядом, словно стараясь проникнуть в самые темные закоулки его хоречьей душонки: — Сейчас же! Малфой нервно сглотнул и зажмурился.

— Не надо... так, — еле слышно прошептал он. — Больно.

— Ты сейчас узнаешь, что такое больно! — еще больше разозлилась Джинни. — Клоун хренов! Помогал ее похищать?! Говори!

— С ней все в порядке, — просипел Малфой и почему-то всхлипнул.

Только теперь Джинни заметила, что его колотит крупная дрожь. Малфой являл собой жалкое зрелище. Трусливая тварь. Стоит лишь немного прижать, и гроза младшекурсников превращается в трясущийся от страха кисель. Такого даже проклинать противно.

— Я тебе не верю, — с расстановкой произнесла она, невольно копируя интонации Грюма, — ты же врешь, как дышишь. И хватит ломать комедию, хорек, ты меня не разжалобишь. Где она?!

— В ставке, — выдохнул Малфой, — за Оливандром ухаживает. Она же чистокровная, ее зря не тронут. — Значит, вы и Оливандра похитили, гады... И все же Джинни немного успокоилась. Последнее время в Пророке то и дело появлялись статьи о том, что чистокровных ведьм в Британии гораздо меньше, чем чистокровных магов, и посему такие ведьмы являются национальным достоянием. Там даже говорилось о возможном уравнивании в статусе с чистокровными предательниц крови, которые захотят вернуться на истинный путь. Похоже, что Малфой на этот раз говорил правду. По крайней мере, Джинни очень на это надеялась.

Задумавшись над тем, что бы еще выведать у деморализованного врага, она выпустила его, и обмякший Малфой, не удержав равновесие, рухнул ей под ноги лицом вниз. Джинни едва сдержалась, чтобы не пнуть его под ребра, но вовремя одернула себя. Бить лежачих — не по гриффиндорски. Вместо этого она наклонилась и брезгливо перевернула все еще трясущегося Малфоя на спину.

В нише было темно, и пришлось зажечь люмос. Хорек зажмурился от яркого света, и Джинни вдруг увидела, что по его лицу пробегает едва заметная рябь криво наложенных гламурных чар. Прыщи у него, что ли?

— Фините инкантатум, — злорадно прошептала она и застыла на месте, пораженная открывшейся картиной. Без чар глаза у Малфоя оказались мутными и припухшими от слез, на щеке красовалась свежая ссадина, а из носа и из уголка рта прямо на белоснежный воротник рубашки ручейком стекала черная кровь.

— О Мерлин, — выдохнула Джинни, внутренне содрогаясь. За последние полгода ей пришлось повидать немало жертв круциатуса. Теперь и непонятная дрожь и неадекватная реакция Малфоя сложились в ясную картину.

— Довольна? — не глядя на нее, прошипел Малфой, нервно облизывая искусанные губы. — Отложим допрос до лучших времен или будешь добивать?

— Предупреждать надо, — пробормотала Джинни, снимая с него путы и ругая себя за невнимательность.

Малфой попытался стереть ладонью кровь с подбородка, но лишь больше измазался и стал похож на вампира с иллюстрации в учебнике по ЗОТИ.

— Это Кэрроу тебя так отделали? — потрясенно спросила Джинни.

— Бери выше, — на лице Малфоя появилась жалкая тень его обычной усмешки, — эти уроды просто пожаловались, что я им недостаточно помогаю.

— Позвать мадам Помфри или кого-нибудь из твоих?

— Не надо никого звать, у меня в комнате есть все необходимые зелья. Хочешь помочь — верни маскировку, я не могу в таком виде появиться в гостиной. — Я не умею, — призналась Джинни, — только кровь могу остановить.

— Ну да, я помню, ты за естественность, — фыркнул Малфой:— Тогда подожду отбоя, второй раз я этот подвиг не осилю.

Он посмотрел на свои подрагивающие руки, подтянул колени к груди и закрыл глаза.

— Может, согревающие? — Джинни уже покончила с теми немногими целительскими заклинаниями, которые были ей известны, и ей хотелось сделать для него хоть что-нибудь, чтобы не чувствовать себя так отвратительно. Мантры «он сам виноват» и «он это заслужил», которые вертелись в голове и должны были спасти ее от мук гриффиндорской совести, не помогали. В настоящий момент Малфой был такой же жертвой, как и все остальные. К тому же, в их прошлую встречу он повел себя с ней благородно, а теперь по ее вине ему придется еще час сидеть без обезболивающего.

— Всем я не угодил, — вдруг ни с того ни с сего пожаловался Малфой, пока Джинни аккуратно накладывала согревающие чары, — тем я недостаточно плохой, этим недостаточно хороший. То я инициативу не проявляю, чтобы непростительными бросаться, то жизнью не жертвую, чтобы полоумную защитить. А ведь это я тебя спасал, — укоризненно добавил он. — Сначала хотели тебя похитить, чтобы Поттера приманить. Это я их убедил брать Лавгуд, чтобы ее папашу заткнуть. Сказал им, что между тобой и Поттером давно ничего нет. Ведь нет же?

— Не твое дело, — буркнула Джинни. Его признание было неприятно вдвойне. Если хорек не соврал, получалось, что она ему обязана, и кроме того, это она виновата в том, что Луну похитили. А еще — упоминание о разрыве с Гарри, до сих пор было болезненным. Они замолчали. Джинни раздумывала, стоит ли отложить миссию до следующего воскресенья. Малфой в курсе, что она здесь, и завтра наверняка догадается зачем. Выдаст он ее или нет?

Она украдкой бросила на него взгляд. Малфою было совсем нехорошо. Казалось, что он борется с подступающей дурнотой.

— Если тебе есть, что сказать, говори вслух, — глухо проговорил он, заметив ее внимание, — я не в форме.

— Давай договоримся, — предложила Джинни, все еще гадая, можно ему верить или же он специально усыпляет ее бдительность. — Я не видела тебя, а ты меня, идет?

Малфой едва уловимо кивнул.

— Отлично, — не удержавшись, хмыкнула Джинни, — терпеть не могу обливиэйты.

Шалость удалась как нельзя лучше. Ни одного урока ненавистных Кэрроу на следующий день не состоялось. Снейп явился лишь после полудня и, заявив, что он не швейцар, чтобы открывать двери, послал в подземелья Филча с ломом. Старый сквиб провозился несколько часов, вскрывая дверь маггловскими средствами, и когда, наконец, ему это удалось, уроки уже кончились. За ужином, принимая поздравления соратников по ОД, Джинни мельком взглянула на слизеринский стол. Малфой как ни в чем не бывало восседал на своем месте во всей красе и, чуть улыбаясь, лениво беседовал с Забини. Либо он так быстро оклемался, либо так хорошо владел гламурными чарами. Никто бы и не поверил, что предыдущим вечером на него было страшно смотреть. И все же нельзя было не заметить, что рядом с ним из прежней компании оставались только Гойл и Забини, даже Крэб сидел теперь по правую руку от Нотта, в этом году ставшего главой Инспекционной дружины. Самая оживленная часть слизеринского общества теперь располагалась именно вокруг него, и оттуда же через ползала доносился оживленная болтовня Пэнси. Положение Малфоя на Слизерине уже тогда пошатнулось.

Ночь Джинни провела в кресле, то погружаясь в неглубокий сон, то просыпаясь. Все следующее утро она не находила себе места, нервно меряя шагами гостиную. Она теребила в руках безделушки с каминной полки, хваталась за найденные в кабинете книги и откладывала, не в состоянии прочитать ни строчки, гоняла эльфийку за кофе и тщетно пыталась выспросить ее о происходящем в замке.

К полудню начало казаться, что Драко уже никогда не вернется, затем — что о ней вообще все позабыли, и за стенами ее апартаментов прошло лет сто, а то и двести. За день она вконец извелась, и лишь когда старинные часы над камином пробили шесть, со стороны гостиной послышались приглушенные голоса и неразборчивые крики. Обычные звуки во время общих пожирательских сборов, на которых, к счастью, ее присутствие не требовалось.

Все закончилось быстрее, чем всегда, но Драко все не появлялся, и Джинни снова с ужасом подумала, что на этот раз жертвой мог стать он сам. Мало ли, чем там старший Малфой в очередной раз не угодил своему маньяку-хозяину, и наказание для Драко решили ужесточить.

Наконец, где-то совсем рядом раздались громкие шаги, и измученная ожиданием Джинни замерла с колотящимся сердцем, с трудом подавляя рвущуюся наружу магию. Это точно был не Малфой, тот всегда двигался почти бесшумно, как тень. О его возвращении можно было узнать не раньше, чем он заходил в комнату, и то если сидеть лицом к двери. Тем временем, неизвестный споткнулся, невнятно выругался, привалился к двери и тут же снова выругался. Должно быть, не справился с охранными заклинаниями, и блестящая ручка в виде драконьей головы его куснула.

Оставалось лишь надеяться, что, кто бы там ни был, отступится и уйдет. Но возня в коридоре продолжалась, и Джинни все больше охватывала паника. Что, если с Малфоями и Чарли уже расправились, а теперь пришли за ней?

Когда, вопреки ее опасениям, в дверном проеме показалась знакомая тощая фигура, Джинни чуть не бросилась на шею ее обладателю, но, похоже, радоваться было рано. Малфой был явно не в себе. Острые черты искажала несвойственная ему широкая ухмылка, а резкие дерганые движения говорили о том, что наследник старинного рода весьма нетрезв.

— Я это сделал, теперь смог, — сообщил он с порога и сипло захохотал, закидывая назад голову с острым кадыком, словно припадочный.

Кончики пальцев все еще покалывало от невыплеснувшейся магии, и вспыхнувшее чувство опасности грозило вновь пробудить утихшую было стихию. Кроме того, совершенно не хотелось выяснять, о чем он говорит. Она инстинктивно сделала шаг к двери в свою комнату, пока Малфой захлебывался истерическим смехом, но он заметил ее поползновение, рванулся вперед, и не удержавшись на ногах от резкого движения, всем весом навалился на нее, вдавливая в стену.

Она ожидала запаха огневиски и заранее сморщила нос, когда он приблизил к ней лицо, но от него почему-то пахло кондитерской: шоколадом и вишней. Джинни едва не расхохоталась. Малфеныш, как его окрестили старшие пожиратели, даже напиться по-человечески не мог. Перед глазами сама собой возникла картина, как он, вперив остановившийся взгляд в очередную волдемортову жертву, зависшую над столом в гостиной, дрожащими пальцами один за одним отправляет в рот снитчи из горького шоколада с вишневым ликером. Сколько же их надо было сожрать, чтобы дойти до такого состояния? Малфою не так уж много надо: вон какой худющий, почти что прозрачный.

— Совсем сдурел, хорек! Зелья перепутал? — Джинни попыталась его оттолкнуть, но безуспешно. Малфой, несмотря на кажущуюся хлипкость, был сильнее.

— Не нравится? — издевательски поинтересовался он, хватая ее за запястья: — Открою секрет, мне тоже. Но вы все этого хотели. И теперь вам всем придется со мной считаться. И тебе в первую очередь.

Малфой на секунду выпустил ее, но лишь для того, чтобы отступить на шаг и направить на нее палочку. Его взгляд был расфокусирован, губы кривились в нехорошей усмешке.

— Инкарцеро, — небрежно бросил он, и теперь Джинни по-настоящему разозлилась. В основном, на себя, за то, что перестала воспринимать Малфоя как врага, как опасность, как пожирателя и своего тюремщика. А еще было очень обидно. Последнее время они были почти друзьями, товарищами по несчастью. Она даже немного ему сочувствовала, и, наконец, два дня кряду за него беспокоилась. А он в это время, оказывается, жрал конфеты и наглел. Будь у нее палочка...

— Вы этого хотели? — проникновенно-протяжно продолжал Малфой, подходя к ней почти вплотную. — Получайте. Вот он я — настоящий пожиратель, гордость нации и достойный наследник!

— Этого хотели? — уже рявкнул Малфой и двумя руками рванул ворот ее мантии. Ткань затрещала, но не поддалась,

— Прекрати сейчас же, ты пожалеешь, — прошипела Джинни, еще надеясь, что Малфой одумается, а она сможет сдержаться. Но он не выпускал мантию и лишь ухмылялся, все более напоминая себя прежнего.

— Одним сожалением больше, одним меньше, — он снова истерично расхохотался и рванул сильнее.

Пуговица от застежки отскочила, и Джинни осталась в одной сорочке на тонких лямочках. Она вся напряглась, ожидая, что Малфой сейчас на нее набросится, но он снова отступил на шаг, словно любуясь проделанной работой, и гримаса на его лице уступила место восторгу.

— И здесь веснушки, — изумленно прошептал Малфой. Он сглотнул и осторожно обвел линию декольте подушечками пальцев.

— Драко, развяжи меня сейчас же, — стараясь говорить спокойно, как с душевнобольным, сказала Джинни.

Покалывание в ладонях уже перешло в жар, а путы не позволяли ни пошевелить руками, ни даже глубоко вздохнуть, чтобы сбросить нарастающее напряжение.

Внутри клокотала рвущаяся из-под контроля стихия, и по позвоночнику пробежал разряд магии — последнее предупреждение о скором выбросе. Но Малфой был слишком поглощен своим занятием, чтобы читать ее мысли или хотя бы обратить внимание на то, что она закусила губу и зажмурилась.

— Я их посчитаю, — словно сквозь пелену услышала Джинни. Она ощутила его горячее дыхание совсем рядом, и в следующую секунду он бы впился в ее крепко сжатые губы, если бы Джинни не сделала единственное, доступное ей движение. Она резко повернула голову, хлестнув его волосами по лицу.

— Последний раз говорю, отпусти по-хорошему, — сквозь зубы прошипела она, но Малфой ухватил ее за подбородок и грубо развернул к себе.

— Для Поттера себя бережешь? — звенящим голосом выкрикнул он, лихорадочно сверкая глазами. — Ему на тебя плевать. Он никогда не оценит...

Чего он там не оценит, так и осталось загадкой — само упоминание этого имени стало последней каплей. Джинни почувствовала, как в ней, сметая все барьеры, волной поднимается неконтролируемая сила.

Первая лавина магии вдребезги разнесла безделушки на каминной полке. А дальше Джинни просто отпустила себя, отдавшись на волю стихии. В ушах сразу же зазвенело, и постепенно звон перешел во все нарастающий шелестящий шум, прерываемый скрипучими криками. Эта какофония становилась все громче, и вскоре перед глазами замелькали черные пятна, превращаясь в сотни, тысячи черных кожистых крыльев. Невидимые веревки, связывающие ей запястья, натянулись и с треском разлетелись в клочья. А потом закричал Малфой.

Сознание возвращалось постепенно. Сначала озябли и покрылись мурашками голые руки, Джинни потянулась за одеялом, и, не нащупав его, открыла глаза. Осознала, что сидит, прислонившись к стене, на ковре в гостиной, в одной сорочке. Подобрала было валявшуюся рядом разорванную мантию, чтобы в нее закутаться, но та почему-то оказалась липкой, и ее пришлось отбросить. Глаза постепенно привыкали к полумраку. Камин давно погас, а шторы они после последнего инцедента так и не открывали. Джинни попыталась встать, но ноги затекли и плохо слушались. Она с трудом поднялась, сделала шаг и чуть не поскользнулась на вязкой грязи, слоем покрывавшей пол, ковер, мебель, и только сейчас учуяла характерный кисловатый запах. Летучемышиный помет. Джинни подняла глаза. На хрустальной люстре, которая теперь напоминала скопление сталактитов, все еще покачивалось вниз головой несколько нерасторопных особей, не успевших сгинуть в небытие.

— Мы по уши в дерьме, Малфой, — радостно сообщила Джинни, встав посреди загаженной комнаты и захихикав. Она представила, как будет рассказывать близнецам о том, во что превратила гостиную аристократического дворца, и засмеялась громче. Смех сначала выходил неровными толчками, словно через забитую каминную трубу, а потом она уже не могла остановиться. Настроение не испортила даже липучая гадость, застрявшая в волосах. Она просто вытерла руку о сорочку и снова позвала Драко. У кого палочка, тот и ответственный за скурджифай. И возмущение и обида на него как-то сами собой прошли. Ну, сорвался, бывает. Нервы у него ни к драклам, уже и зелья не берут. Вообще, удивительно, что этого раньше не произошло.

Малфой не откликнулся, его нигде не было, и Джинни немного забеспокоилась. Она в совершенстве владела летучемышиным сглазом, и ее мыши никогда не переходили границ, но это когда она намеренно вызывала их, а вот в случае стихийного выброса ситуация могла быть несколько иной. Что, если они его разорвали на кусочки и сожрали, а этот помет... Нет, она не настолько желала ему зла. Несмотря на жуткое подозрение, ее разобрал новый приступ смеха, и она снова чуть не подскользнулась.

Морща нос и стараясь ступать на цыпочках, Джинни кое-как пересекла комнату. Из-за дивана торчал скомканный угол сорванного со стены гобелена. Он слегка подрагивал, и, потянув за него, она нашла свою пропажу. Укрытый гобеленом Малфой сидел на полу, скорчившись и обхватив себя руками. Одежда на нем висела клочьями, и на голове красовалось такое гнездо, до которого и Гарри и Гермионе было далеко и в худшие из дней.

— М-мыши улетели? — жалобно спросил он, вызвав у Джинни еще один неконтролируемый приступ смеха.

Ей никогда в жизни не было так смешно, даже когда близнецы наколдовали Перси индюшачий хвост прямо поверх мантии. Она замахала на Малфоя руками и согнулась пополам. Чертыхаясь и поскальзываясь на мышином помете, Малфой начал выкарабкиваться из своего убежища. Убедившись в том, что он не достался мышам на ужин, Джинни решила, что с нее на сегодня хватит и, развернувшись, поковыляла к своей комнате.

Она слышала, как за спиной Драко щелкнул пальцами и сквозь зубы приказал домовику, чтобы, под страхом лишения ушей, тот все убрал и не говорил родителям. Преодолевая слабость и уже затихающий приступ веселья, Джинни, наконец, доползла до бывшего кабинета. Дверь была широко распахнута, не устояв под напором дикой магии. Джинни заглянула вовнутрь и снова затряслась от беззвучного хохота, от которого уже побаливал живот.

Под напором стихии ее кровать вернулась в свое изначальное состояние, и теперь перед ней предстало массивное бюро с полным комплектом постельных принадлежностей, аккуратно расстеленных на столешнице. На подушке красовались свежие чернильные следы мышиных лапок. Стоило представить, как мышь пикирует в чернильницу, поднимая фиолетовые брызги, как воображение сразу нарисовало слизеринского декана, висящего вниз головой на люстре и капающего чернилами на подушку.

Джинни уже начала сползать по косяку, заходясь от смеха, и не сразу обратила внимание на то, что Малфой в своих живописных лохмотьях, слегка покачиваясь на нетвердых ногах, стоит на расстоянии вытянутой руки. Вид у несостоявшегося насильника был потеряный и жалкий, как у клубкопуха, которого Джинни однажды выловила из лужи.

— Я настолько тебе противен? — несчастным голосом осведомился он, окидывая взглядом болото, в которое превратилась гостиная.

Джинни была так озадачена такой постановкой вопроса, что чуть не прикусила язык.

— Т-ты не противный, — выдавила она, с трудом переводя дыхание, — просто очень уж смешной.

* * *

Сквозь щель в плотных шторах пробивались солнечные лучи, и Джинни лениво подумала, что было бы интересно посмотреть, что теперь за зачарованным окном, но не хотелось шевелиться и нарушать наконец наступившую в ее мире гармонию. Безвозвратно ушли и нервная тяжесть последних дней, и непонятная смешливость, овладевшая ей не далее, как вчера вечером.

Впервые за все время, проведенное в заключении, было хорошо и спокойно. А еще было ощущение, что теперь, наконец, все пойдет, как надо. Просто не может быть иначе. Все уже шло, как надо. Размеренное дыхание на затылке, длиннопалая рука, покоящаяся у нее на груди, обволакивающее ласковое тепло.

Она, правда, не думала, что все зайдет так далеко, когда вчера между приступами смеха решила, что поить Малфоя протрезвляющим слишком поздно, а антипохмельным рано, и что нужно найти другой способ его немного отвлечь, чтобы не портил ей веселье своей кислой миной. Тогда он, похоже, был на волосок от обморока, и Джинни показалось, что не будет вреда в том, чтобы его по-дружески обнять, сказать ему, что она не обиделась и что все будет хорошо.

Кто мог подумать, что Малфой, обычно ловивший ее мысли на лету, так неправильно ее поймет, а главное, так быстро оклемается. Ведь у него не хватало сил даже на то, чтобы трансфигурировать бюро обратно в кровать. После трех попыток получилось нечто среднее между гигантской полосатой подушкой и деревянным крокодилом, который так потешно сучил лапами, что у Джинни от смеха выступили слезы на глазах, и она не могла успокоиться всю дорогу, пока Драко вел ее в свою спальню — единственную комнату, не пострадавшую после нашествия летучих мышей.

Сквозь приятную истому, в памяти, как пузырьки в сливочном пиве, лениво всплывали эпизоды прошлой ночи. Оказывается, что для ощущения счастья нужно так мало, что даже обидно. Всего лишь ошалевший от вседозволенности Драко Малфой, не больше и не меньше. Ласковый и благодарный, как брошенный нерадивыми хозяевами книззл, которого подобрали-накормили-обогрели. Малфой разве что не мурчал, а может, и мурчал, Джинни не запомнила.

В теплых объятиях было так хорошо, что мысли разбегались и рассеивались, как пар над трубой Хогвартс-экспресса. Джинни еще долго лежала в блаженной прострации, пока не ощутила тень некой неуловимой тревоги, которая с каждой минутой становилась все явственней, но, тем не менее, никак не поддавалась определению. Осторожно, чтобы не разбудить Драко, Джинни высвободилась из его рук и немного отодвинулась.

Спящий Малфой был почти красивым, несмотря на темные тени под глазами и болезненную бледность. Трогательные длинные ресницы, резко очерченные скулы, растрепанные светлые волосы. В него, пожалуй, даже можно было влюбиться.

Джинни отогнала шальную мысль и, стараясь сосредоточиться, перевела взгляд на выстроившиеся на тумбочке фиалы. Снотворное, успокоительное, бодрящее, обезболивающее, еще какое-то в незакрытом, наполовину пустом пузырьке. Кажется, он прикладывался к нему ночью. Надо будет поговорить с ним, не дело пить столько зелий. Зелье! Смутное беспокойство, наконец, оформилось в четкую паническую мысль, и Джинни затормошила Малфоя.

— Я зелье не пила! — выпалила она. — Уже несколько месяцев. А вчера...

— И тебе доброе утро, — сонно проворчал Малфой и попытался натянуть одеяло на голову, но Джинни ему не позволила спрятаться.

— Да проснись же! Это не шутки!

— Успокойся, рыжая, — со снисходительной полуулыбкой сказал он, приоткрывая глаза, — вчера я одно заклинание сказал. Специально для такого случая выучил.

— Надо же, какой ты, оказывается, оптимист, белобрысый, — по привычке съязвила Джинни.

— Скорее, наоборот, — хмыкнул Малфой: — Как-то не хочется, чтобы меня быстрее начали шантажировать еще одним заложником.

Слова Малфоя вместо того, чтобы успокоить, напомнили, что отдельно взятые приятные ощущения не делают ее перспективы радужнее. Очарование утра развеялось, и уже привычная тоскливая тревога постепенно начала вступать в свои права. Что-то еще было не так. Понять бы еще что.

Между тем, Малфой лениво потянулся и закинул руку за голову. Левую руку. На его предплечье, словно издеваясь, извивалась похожая на пиявку черная уродливая змея. Она оказалась так близко, и это было так омерзительно, что Джинни невольно отпрянула. Остатки благодушного настроения мигом испарились, и на нее обрушилась вся тяжесть совершенной ошибки. И что она себе думала вчера вечером, ложась в постель с пожирателем?

Малфой, как обычно, мгновенно почувствовал перемену в ее настроении и тоже помрачнел.

— Спокойнее, рыжая. Ты же вчера не боялась...

— Я не боюсь, мне противно! — сквозь зубы процедила Джинни и отползла на другой край кровати, подальше.

— А вчера тебе было смешно...

— Смешно?!

— Ты еще сказала, что у черепа такой вид, будто у него запор, — хмыкнул Драко. — Не помнишь? Ты так хохотала, я тебя еле успокоил.

Воспоминание о том, что она говорила вчера вечером, было смутным, но зато легко всплыла картина того, как именно он ее успокаивал. Джинни вспыхнула, и ей тоже захотелось залезть под одеяло с головой. Она ощутила себя предательницей. Не только по отношению к Гарри, но и ко всему Отряду Дамблдора и Ордену Феникса.

Вспомнился вводный параграф из учебника по ЗОТИ о том, что темные силы часто подбираются к неосторожному магу исподволь, постепенно перековывая его в своего, невзначай стирая грань между добром и злом, пока жертва не перестанет видеть разницу. Она с ужасом поняла, что уже запуталась.

Волдеморту не удалось сделать из нее орудие своей воли с помощью дневника — в последний момент Гарри ее спас. А теперь он опоздал, и она лежит в постели с убийцей, и что самое страшное, он больше не кажется ей гадким. Что дальше? Она начнет ходить на общие собрания и пытать магглов?

Джинни словно в ступоре наблюдала, как Драко потянулся за рубашкой, но, видимо, вспомнив, во что она вчера превратилось, вместо этого сел на кровати и укрыл руку одеялом.

— Все, уже не видно, — с демонстративной кротостью сказал он, — а вообще, лучше бы тебе начать привыкать, рыжая. Все равно у тебя скоро такая же будет.

— Совсем сдурел? — Джинни чуть не задохнулась от возмущения.

Казалось, Малфой удивился ее реакции.

— Лорд же при тебе еще тогда сказал... Сказал, что это будет подарок на свадьбу. Мы же должны изображать идеальную пару нового мира. Помнишь?

Ее страшное подозрение оказалось верным. Ее медленно, но верно затягивало в трясину. Джинни представила, как возвращается в Нору с меткой на предплечье, и ее прошиб холодный пот. Она не помнила слов Волдеморта относительно пожирательского клейма. После того, как ее не подпустили к корчащемуся на мраморном полу Чарли, змееподобный урод вещал что-то еще, но ей было не до того.

— Нет! — воскликнула Джинни. — Ни за что!— она вскочила с кровати, лихорадочно озираясь в поисках одежды. — Я лучше сдохну.

Драко смотрел на нее с горькой усмешкой. Так мог бы смотреть старик на ребенка, заявляющего, что вот у него-то никогда морщин не будет. Сорочка оказалась на полу, вывернутая наизнанку. Джинни схватила ее и, путаясь в лямках, начала одеваться. Руки не слушались, а в голове вихрем проносились варианты побега вперемешку с вариантами героической смерти вплоть до самоубийства.

И в который раз за время своего пребывания в плену, Джинни осознала, что все, что она в силах придумать, кната ломаного не стоит. И от этого еще больше разозлилась на Малфоя. Он с ними заодно, пожиратель, совратитель, воспользовавшийся ее слабостью, мимолетным помрачением, до которого сам же и довел.

— Ты вчера маггла заавадил, верно? — наконец справившись с непослушной одежкой, спросила она обличительным тоном. Было невыносимо стыдно за то, что она позволяла ему прошлой ночью, за то, что ласкала его сама, за то, что забыла, кто он и чем занимается.

Малфой как-то сразу поник и перестал напоминать сытого книззла.

— Спасибо, что напомнила, — выдавил он.

— А вчера мне показалось, что ты этим гордишься, — не унималась Джинни. — Вошел во вкус?

— Ну что ты мелешь? — с досадой произнес он, и его лицо еще больше посерело. — Я и не соображал почти, а его все равно отдали бы Нагини.

— Ну да, с совестью ты уже договорился. Поздравляю.

Обличать Малфоя оказалось куда приятнее, чем заниматься самобичеванием.

— Ты не поверишь, но этот маггл был мне благодарен, — прошипел он.

— Да ты его просто облагодетельствовал, мистер пожиратель.

Джинни ожидала, что вот теперь-то он точно взовьется и начнет орать, но Малфой лишь опустил голову так, что разлохмаченная челка свесилась, скрывая глаза.

— Они все решили, что теперь моя очередь. Ты понимаешь или нет? Белла и так рвала и метала, что я его сразу...

— Ну да, это все тетя Белла, папа Люциус и дядя Северус, а ты вообще не причем, — хмыкнула Джинни.

— У меня не было выбора, — тихо сказал Малфой.

— Ну да, какой выбор, если под угрозой собственная шкура? — презрительно выплюнула Джинни. Ей не нужны были малфоевские оправдания, хотелось лишь вывести его из себя, чтобы вдрызг поругаться и хоть как-то перечеркнуть эту злосчастную ночь.

— И что бы ты сделала на моем месте? — спросил Малфой, вдруг поднимая глаза и распрямляясь: — Просвети меня, может, в следующий раз пригодится. Да и тебе стоит решить заранее, так, на всякий случай.

Джинни судорожно придумывала ответ, чтобы припечатать им хорька покрепче, чтобы до него, наконец, дошло, что выбор есть всегда, и лишь вот такие тряпки, как он, согласны на все ради своей никчемной жизни. Но все варианты разбивались об одно непреодолимое обстоятельство: расплачиваться за геройство пришлось бы близким. В ее случае, Чарли, в случае Малфоя — его родителям.

— Я не хочу, не хочу быть на твоем месте! — в отчаянии выкрикнула Джинни. — Не хочу и все!

— Так и я не хочу, — тихо и зло ответил Малфой, — только меня не спросили.

Он забыл, что прячет метку под одеялом и, откинув его нервным движением, весь съежился, обнимая себя за плечи длинными худыми руками.

Джинни вдруг вспомнила далекий осенний вечер в его хогвартской спальне и шуточную сцену обольщения. Его слова о том, что он стоит на краю. Знал ли он, когда дразнил ее, что всего через какой-то месяц окончательно соскользнет с этого края? Или, может, он уже давно соскользнул с него, когда весь прошлый год после уроков чинил исчезательный шкаф?

А ведь Драко далеко не глуп, и, должно быть, ясно отдает себе отчет в том, что его не ждет ничего хорошего при любом исходе войны, что окончательная потеря хлипкой иллюзии нормальной жизни, за которую он цепляется сейчас, — лишь вопрос времени.

Ни снейповы успокоительные зелья, ни настольные игры в перерывах между кровавыми кормежками Нагини, ни светские беседы о розах за завтраком не оградят его ни от гнева и прихотей все более распоясывающегося Волдеморта, ни от возмездия в случае победы светлых сил.

Она скосила глаза на его опущенные плечи и чуть ли не физически ощутила давящую на него свинцовую тяжесть, сродни той, что она сама испытала в присутствии Темного Лорда. В горле заворочался шершавый ком. Сколько усилий приходится ему прилагать, чтобы просто держаться на плаву, чтобы не свихнуться от отчаяния?

Для Джинни победа над пожирателями, пусть пока далекая и эфемерная, сулила спасение. Она могла питать надежду на то, что пророчество сбудется, Гарри найдет способ победить Волдеморта, а старшие — сильные и мудрые маги из Ордена Феникса — разобьют пожирателей и вернут ей спокойную счастливую жизнь. А вот Драко надеяться было особо не на что и не на кого. Он мог рассчитывать лишь на себя и, возможно, на родителей.

«И я пропаду без тебя, совсем пропаду», — эти слова еще тогда, когда были сказаны не всерьез, а так, чтобы высмеять ее гриффиндорскую сущность, произвели на Джинни неизгладимое впечатление. Они зачем-то отложились в памяти и теперь словно зазвучали из прошлого не как глупый фарс, а как мольба о помощи.

Драко сидел на развороченной постели — полуголый, злой, встрепанный и несчастный. В комнате было прохладно, и его бледная кожа покрылась мурашками. Только теперь он почему-то больше не казался Джинни жалким, а, скорее, вызывал какую-то неуместную нежность. Его хотелось обнять. Несмотря на метку, несмотря на загубленного им маггла. Она опустилась на край кровати и провела кончиками пальцев по тонкому рваному шраму на его груди.

— Больно было? — прошептала она.

Он не ответил, просто привлек ее к себе, утыкаясь носом в ее волосы. Джинни скорее почувствовала, чем услышала, как он вздохнул, и обвила его руками. Она не стала просить прощения за резкие слова, по крайней мере, вслух, но мирились они долго, так долго, что пропустили завтрак.

* * *

За все время пребывания Джинни в Мэноре, это был первый визит миссис Малфой в покои сына, и она не могла найти более неподходящего времени. Между мелодичным предупреждением чар и тихим стуком в дверь прошло не более трех минут, за которые Джинни чудом успела выскочить из постели, нацепить наскоро трансфигурированную из пожирательского плаща мантию, и, схватив первую попавшуюся книгу, запрыгнуть на диван в гостиной. Слава Мерлину, за ночь эльфы сумели очистить его от помета, и привести комнату в относительно благопристойный вид. Несколько обвисшая обивка на мебели сразу в глаза не бросалась, непривычным был лишь приятный цитрусовый аромат. Домовики не пожалели благовоний.

Миссис Малфой вошла не одна. Увидев, кто ее сопровождает, Джинни замерла, но встретив разумный, хоть и немного озадаченный взгляд Чарли, взвизгнула и бросилась его обнимать. На Драко, появившегося на пороге собственной спальни с расческой в руке, уже никто не обратил внимания, и его непривычно небрежный вид, кажется, подозрений не вызвал.

Оказывается, Нарцисса умела говорить кратко и по делу. Она начала с того, что в данный момент поместье почти пустует. Все, кто представляет хоть какую-то опасность, с утра разбежались на задания. Лорд отбыл на континент вчера вечером, и в отличие от предыдущих раз прихватил с собой змею.

Джинни в пол-уха слушала мать Драко и гадала, может ли та одновременно говорить и использовать свои легилиментские способности. Однако неловкость, вызванная каким-то слишком понимающим взглядом Нарциссы, не мешала Джинни испытывать ни с чем несравнимую радость. Чарли, живой, здоровый и совершенно вменяемый, обнимал ее за плечи, а миссис Малфой, завершив свою речь, вручила ему кружевной платок-портключ и сверток, в котором угадывались две палочки.

— А как же вы? — спросила Джинни. — Том же вас поубивает, когда узнает, что мы сбежали.

— Очень мило с вашей стороны заботиться о нашем благополучии, мисс Уизли, — с вежливой улыбкой произнесла Нарцисса, делая акцент на ее фамилии и почему-то при этом укоризненно глядя на понурого Драко, но мы с мужем все продумали. Поторопитесь же, у нас не так много времени, чтобы завершить исполнение плана.

Джинни хотела еще что-то спросить, но Чарли уже взмахнул платком, и их закружил вихрь аппарации. Местом назначения оказались заросли бурьяна на пустоши примерно в полумиле от Норы. Обоих слегка подташнивало. Портключ был явно сделан любителем.

Лишь несколько часов спустя, когда слезы и восторги встретившей их семьи поутихли, Джинни с запоздалым сожалением вспомнила, что они с Драко даже не успели попрощаться. А ближе к вечеру, наконец, наигравшись с обретенной вновь палочкой, закончив не слишком подробный рассказ о своем заключении, съев половину сливового пирога и отбившись от маминых предложений показаться колдомедику, она поняла, что всерьез беспокоится за него и что поделиться своими опасениями совершенно не с кем.

— Не знаю, но они выкрутятся, это же Малфои, сестренка — улыбнулся Чарли, когда Джинни осторожно поинтересовалась, знает ли он, в чем заключался план Нарциссы.

— Джинни, ты уверена, что в рецепт супа входит ваниль? — Гермиона с трудом сдерживала улыбку.

Джинни замерла над котлом и тупо уставилась на жестяную баночку, словно только что осознала, что держит в руке. Легкая рассеянность, в которой она пребывала последнее время, стала гораздо заметнее для наблюдательной Гермионы с того момента, как готовка в Норе легла на их плечи. Но отвертеться от работы было никак нельзя, Молли теперь чуть ли не поселилась у Андромеды, чтобы помогать той с малышом Тедди.

С тех пор, как Джинни вернулась домой, события посыпались, как семена из созревшей мандагоры. Встреча с родными, тайное и спешное возвращение в Хогвартс, совет в Выручай-комнате, возвращение золотого трио, последняя битва, гибель Фреда промелькнули как осколки цветного стекла в зачарованном калейдоскопе. Только вот новый узор все не складывался. Даже спокойная размеренная жизнь, представлявшаяся такой желанной в военное время, ощущалась какой-то бутафорской, ненастоящей.

Джинни ходила в гости к Лавгудам, помогала матери по хозяйству, пыталась вытащить полетать Джорджа, вместе с Роном и Гермионой исправно навещала в Мунго выздоравливающего Гарри, но полностью погрузиться в насущные дела и забыть о своем недолгом заключении как-то не получалось. Словно часть ее все еще оставалась в полутемных комнатах слизеринской расцветки, где за окнами всегда сумерки и непогода.

— Что с тобой? — продолжала Гермиона. — Ты последнее время сама не своя. Я-то думала, что ты будешь прыгать до потолка, когда Гарри вернется.

— Не от чего прыгать. Отвык он от меня, я теперь для него снова не более чем Ронова сестра, — пожала плечами Джинни и с головой залезла в шкаф, будто в поисках соли.

— Раньше тебя это не смущало, — проницательно заметила Гермиона, проигнорировав ее попытку спрятаться, — а теперь, будто между вами соплохвост пробежал.

— Мы не ссорились, — буркнула Джинни из шкафа.

— Я уверена, что стоит тебе проявить инициативу...

— В том то и дело, — раздраженно перебила ее Джинни, вылезая с той же жестянкой в руке, — не хочу я ничего проявлять, мне надоело навязываться. Не хочет — не надо!

— И все же мне кажется, что тебя что-то мучает, — не унималась Гермиона.

— Должно быть, посттравматический стресс, — огрызнулась Джинни, остервенело откручивая крышку. Гермиона поджала губы. С тех пор, как она ввела этот маггловский термин в семье Уизли, Рон доводил ее до белого каления, объясняя посттравматическим стрессом абсолютно все, от разбросанных носков до необходимости сожрать ночью последний кусок пирога.

— Я ведь не только за Гарри переживаю, я твоя подруга тоже, — проникновенно произнесла Гермиона. — Объясни, в чем дело. Возможно, я смогу помочь.

— Это вряд ли, — Джинни бездумно достала ложку, и, повертев ее в руке, положила на стол вместе с ненужной жестянкой и снова закрутила крышку. Распространившийся по кухне запах ванили сбивал с толку.

Почему бы Гермионе со всеми ее добрыми намерениями не оставить ее в покое, по крайней мере, до тех пор, пока она сама не разберется в своих чувствах? Пока не поймет, наконец, чем же ее так зацепил Малфой, что она не может его забыть, и почему возможность общего будущего с Гарри больше не вызывает энтузиазма?

Джинни ведь до сих пор восхищалась Гарри, почему же это восхищение стало более отстраненным? Могло ли желание быть с ним мало-помалу превратиться в желание быть, как он? Когда-то ей казалось, что предел мечтаний — быть всегда рядом со смелым и благородным героем, но Джинни прошла собственную войну, и во время их хогвартского Сопротивления она уже не мечтала просто быть рядом с Гарри, она старалась быть, КАК Гарри.

А что касается Малфоя, так его даже и сравнивать не стоило с победителем Волдеморта. Да любой парень с львиного факультета мог бы дать Малфою сто очков вперед по всем статьям! Однако почему-то никто не вызывал в ней такой болезненной нежности, как малохольный, блеклый, совсем не отвечающий ее представлениям о мужественности Драко, и о Гарри она так никогда не тревожилась, даже когда ее чувства к нему были еще свежи, даже зная, что за ним охотятся. Не оставлял он за собой такого всепоглощающего ощущения пустоты, в которое она погрузилась сейчас.

А ведь в Малфое нет и не было ничего, из-за чего стоило бы о нем скучать и тем более из-за него страдать. Малодушный слизеринец с издерганными нервами, и больше ничего. А вот, поди ж ты, буквально вчера приснилось, будто малфоевский замок — вовсе не белый замок, а мрачный лабиринт-ловушка с бесконечными лестницами, почему-то движущимися, как в Хогвартсе. И где-то там безнадежно заблудился в темных переходах Драко , и с каждым мгновением все больше отдалялся от выхода, и позвать его было никак нельзя. Можно было лишь метаться вверх и вниз по ступеням, по бесконечным лестничным пролетам и прислушиваться к затихающим шагам. Джинни и металась чуть не плача от того, что вот еще немного, и он сгинет навсегда.

Гермиона была бы счастлива проанализировать ее символичный сон по всем известным ей системам, включая маггловскую. Подруга еще до победы определилась с выбором профессии. И теперь, за несколько мирных дней проштудировав с дюжину книг, явно испытывала недостаток в подопытных кроликах, с помощью которых могла бы применить полученные знания на практике. Однако Джинни не торопилась отдавать свои кошмары на растерзание будущему светилу колдопсихологии, не желая, скорее, из суеверных соображений, вслух проговорить свой страх, выпустить из глубины души то, чего так опасалась. Надежда на то, что они с Драко когда-нибудь увидятся, все же была, хотя с каждым уходящим днем Джинни верила в это все меньше и меньше.

Ей совершенно случайно удалось узнать о том, что произошло в мэноре после их с Чарли исчезновения. На похоронах погибших защитников Хогвартса, когда все разбредались после церемонии, шагавший впереди нее Шеклбот достаточно громко рассказывал незнакомому ей магу о том, как в то утро стоял на посту, следя за подступами к ставке Волдеморта, когда рядом с ним приземлилось трое в форме упивающихся и с ярко выраженными последствиями конфундуса.

И что пока он наблюдал за их неуклюжими попытками встать на ноги и понять, что произошло, мэнор исчез. Место величественного замка, окруженного парком, занял унылый пустырь с редкой порослью и угадывающимся вдали болотом. А судя по тому, что в течение целого дня на это место аппарировали и дезапаррировали озадаченные пожиратели, внезапная невидимость и ненаносимость замка стала для них таким же сюрпризом, как и для него. Малфои воспользовались отлучкой докучливых гостей, надежно заперлись в своей крепости и до сих пор не высовывали оттуда носа.

— Даже если я не смогу помочь, — продолжала уговаривать Гермиона, — просто расскажи, что тебя беспокоит — тебе станет легче.

В ее голосе было столько искреннего участия, что Джинни почти решилась. В глубине души ей все же хотелось поделиться своими тайными тревогами хоть с кем-нибудь, но вот незадача, для этого пришлось бы открыто признать, что все ее мысли занимает некий Драко Малфой, а вовсе не Гарри Поттер.

— Я не знаю даже с чего начать, — выдавила она.

— Говори, что первым приходит в голову, — с интонациями доброго колдомедика подбодрила ее Гермиона, — а я пока овощи порежу.

Мерный стук ножа действовал успокаивающе. Джинни вздохнула и опустилась на табуретку.

— Знаешь, — задумчиво произнесла она, — ничего у нас с Гарри не получится.

Нож замер над доской, а Гермиона посмотрела на нее вопросительно, ожидая продолжения.

— Хотя мы формально не были вместе во время войны, но все равно нельзя ведь друг от друга скрывать, ну... других отношений. А то получается, что это как интрижка на стороне. Даже если никто этого не планировал.

Джинни сама поражалась тому, что несет, вместо того, чтобы взять и рассказать все как есть. Обычно она не любила ходить вокруг да около. Собственно, даже для Гриффиндора она была излишне прямолинейной, о чем ей нередко сообщали, она даже время от времени безуспешно пыталась со своей прямотой бороться, а сейчас мямлила что-то невнятное, словно надеялась, что Гермиона не догадается об истинном смысле ее слов. Впору было снова прибегнуть к роли Анжелины.

— Ведь когда днем и ночью находишься с человеком рядом в ограниченном пространстве, и вы с ним одни против всех, — продолжала Джинни, мучительно подбирая слова и не замечая, как мрачнеет подруга, — в один прекрасный момент...

— Твой брат того же мнения! — зло выплюнула Гермиона, позабыв про все намерения вести себя профессионально.

— Так Рон знает? — поразилась Джинни: — Не может быть!

Рон бы точно не стал молчать, узнай он подробности ее пребывания в стане врага.

— И ты туда же, — сквозь зубы пробормотала Гермиона, и ее нож застучал с удвоенной силой: — Ничего у нас с Гарри не было! Он мне как брат.

— Причем здесь вы с Гарри? — нахмурилась сбитая с толку Джинни. Она еще ничего толком не сказала, а подруга уже злилась. И непонятно почему оправдывалась. Джинни стала подозревать, что, привыкнув к общению с легилиментом, она разучилась выражать свои мысли обычным образом.

— И если ты не хочешь к нему возвращаться из-за ничем не обоснованной ревности, — не слушая ее, выпалила Гермиона, — то это просто глупо!

Джинни посмотрела на нее с таким неподдельным удивлением, что Гермиона, наконец, осознала, что ее занесло не в ту степь.

— Постой, а ты кого имела в виду? Это у тебя что-то было в ставке? — наконец, догадалась она и тут же зарделась: — Маггл?

Джинни покачала головой.

— Кто-то из пленных?

— В какой-то мере... — хмыкнула Джинни. Она до сих пор не была уверена в классификации.

— Это Драко, — наконец, произнесла она и с вызовом посмотрела на подругу. — Драко Малфой. И если ты сейчас скажешь про него какую-нибудь гадость, то больше слова от меня не услышишь.

Гермиона то ли прониклась угрозой, то ли была так ошарашена, что дар речи потеряла, то ли вдруг вспомнила о высоких стандартах профессии, но — не издала ни звука, пока Джинни сухо выкладывала ей более подробную версию своего пребывания в плену. Видно, она успела заразиться от Драко слизеринской скрытностью — никогда раньше откровенность не требовала от нее стольких усилий.

— Тебе надо поговорить с Гарри, — вынесла вердикт Гермиона, когда Джинни закончила, — он поймет. В конце концов, после такого выброса стихийной магии всегда возникает эйфория, ты явно действовала в состоянии аффекта.

— Дело не в этом, — досадливо скривилась Джинни. Ужасно раздражало, что в отличие от настроенного на нее Малфоя, всем остальным приходилось все разжевывать. — Гарри очень добрый и благородный и все такое, но Драко...

— Ну и что же в нем хорошего? — не удержалась Гермиона.

— Он... он... Я не могу так с налету, — разозлилась Джинни.

Гермиона смотрела на нее совершенно неподобающе для профессионального колдопсихолога, с ласковой укоризненной снисходительностью: мол, я же тебе говорила.

— Драко не такой, как все, — наконец, выдала Джинни.

— Это уж точно, — пробормотала Гермиона.

— И он хороший... — Джинни запнулась. Не рассказывать же подробности их последнего с Драко утра после ссоры. К чему сейчас говорить, как все было волшебно и без всякой эйфории, даже вовсе не потому, что он легиллимент, вернее, не только поэтому.

— Не знаю, что там у Малфоя кроме гормонов и желания отбить у Гарри девушку, — сурово изрекла Гермиона: — Уж прости, мне трудно допустить, что он вообще способен на высокие чувства.

Джинни собиралась было возмутиться, но тут Гермиона без всякого перехода начала сыпать какими-то недавно вычитанными заумными терминами, чем совершенно сбила ее с толку и почти усыпила. Пережидая очередную длинную тираду, Джинни снова погрузилась в привычные мысли. С чего же все началось? Когда Драко впервые обратил на нее внимание, да так, что даже Крэбб с Гойлом заметили?

Воспоминание было таким ярким, будто бы Джинни просматривала его в думосборе или даже снова оказалась в гриффиндорской гостиной, где обгоревшие клочки вопиллера, медленно кружась, оседали на пол и кресла, покрывая их слоем жирного пепла.

* * *

Лаванда на диване перевела, наконец, дух, и Падма отняла ладони от пламенеющих изящных ушек. В блаженной тишине Джинни спрятала палочку и провела ладонью по лицу, словно отгоняя кошмар. Из двери, ведущей в спальню первокурсниц, высунулась испуганная мордашка и раздался дрожащий голосок:

— Опять кого-то пытали?

— Нет, нет, все в порядке, — поспешила успокоить девочку Джинни, устало опускаясь в кресло, — оба Кэрроу уехали до понедельника, это просто чья-то неумная хэллоуинская шутка. Ложитесь спать.

Та недоверчиво кивнула, но, тем не менее, послушно исчезла за дверью. С минуту три соратницы по ОД сидели молча.

— Что это вообще было? — заговорила Лаванда, — я ничего не разобрала в этом визге.

— И главное, кто мне прислал эту гадость? — возмутилась Джинни. — Я явно различила слово "стерва", хотя насчет остального не уверена.

— Сова была школьная, — отметила наблюдательная Падма, — и, кажется, там говорилось, вернее визжалось что-то вроде "не смей соблазнять наших мальчиков", но голос при такой громкости искажается до неузнаваемости.

— Вот видишь, — Лаванда повернулась к Джинни: — Я же говорила, что в платье русалки ты неотразима. Когда Ромильда его надевала на прошлый Хэлоуин, никто ей вопиллеров не присылал.

Надо сказать, что перед самым балом, глядя в зеркало на разодетую красавицу, Джинни явственно ощущала себя самозванкой. И чего, спрашивается, она завидовала девчонкам, которые могли себе позволить наряжаться? Жуть, как неудобно, и вид неестественный. Как говорят Фред с Джорджем, какая-то фифочка, прости Мерлин.

Да и какой смысл во всей этой красоте, если Гарри этого не видит, если он предпочел уйти в лес без нее, даже с самыми благородными намерениями? Джинни до последнего момента вообще не собиралась идти на этот дурацкий пир во время чумы. Какой праздник, когда в школе хозяйничают маньяки, треть Гриффиндора в больничном крыле, а от Гарри нет вестей? Однако выяснилось, что и Кэрроу и Снейпа в школе вечером не будет, почти всех жертв пожирательского воспитания выписали, а ее присутствие ну просто позарез необходимо, чтобы поднять боевой дух товарищей.

— Ну, и кого же это я соблазняла? — раздраженно фыркнула Джинни. Ей была неприятна даже тень подозрения в таких неприглядных намерениях. — Я и танцевала-то всего один раз, с Невиллом.

— Кто бы мог подумать, что у нашего Невилла есть тайная поклонница, — хихикнула Лаванда, — надо будет его обрадовать.

— Это Паркинсон. — уверенно изрекла Падма после минутного размышления. — Что?! Паркинсон и Невилл? — захлопала глазами Лаванда. — Не может быть!

Падма взглянула на нее снисходительно.

— Малфой с тебя весь вечер глаз не сводил, — сказала она Джинни, — а ведь она за ним который год увивается, и без особого успеха, надо заметить. Вот и результат. Правда, за Ноттом она тоже увивается, но его на празднике не было.

— Очень на нее похоже, — закивала Лаванда.

— Паркинсон может быть спокойна, — процедила Джинни, — к этому прилизанному хлыщу я бы и мизинцем через платок не притронулась.

— А по-моему, он внешне ничего так, — хмыкнула Лаванда, — и если бы не мерзкий характер...

— Подайте мне другую метлу, — перебила ее Джинни, задирая нос и манерно растягивая слова в подражании слизеринскому старосте, — на эту села муха.

Падма прыснула, а Лаванда залилась мелодичным смехом. Джинни умела мастерски передразнить кого угодно, не ограничиваясь разными розовыми жабами. Собственно, большую часть праздника Джинни, впервые в жизни наряженная в дорогущее переливающееся платье, скрывала чувство неловкости, виртуозно изображала Флер, щебеча с французским прононсом и слегка утрируя летящие движения невестки.

В таком наряде просто невозможно было не кривляться и не жеманничать. А когда от прононса начало саднить горло, в ход пошли манеры виденных в Косом переулке богатых дам. Кажется, она даже использовала презрительную гримаску Нарциссы Малфой. Когда Джинни была в ударе, источником мимолетного вдохновения мог стать кто угодно.

— Возможно, хорек был неравнодушен к твоей родственнице, — высказала свое предположение Падма: — Впрочем, кто из парней был к ней равнодушен. Ты бы видела, с какими лицами они оборачивались, когда ты только начала представление. Так что приготовься, возможно, это не единственный вопиллер.

— Хотела бы я быть вейлой, — мечтательно вздохнула Лаванда.

* * *

Гермиона сделала многозначительную паузу, и Джинни успела вынырнуть из воспоминаний как раз, чтобы услышать вывод будущего профессионала.

— ...но что касается тебя, — веско произнесла Гермиона, — я все же склоняюсь к мысли, что твоя к нему привязанность — обычная реакция на стрессовую ситуацию. Это же какое-то недоразумение, ну сама посуди, ты и этот трус?

— Во-первых, колдопсихологи не обзываются, — прошипела Джинни. Она так и не отучилась шипеть. — А во-вторых, он в квиддич играет и в отличие от некоторых не боится высоты!

— Кто там не боится высоты? — спросил Чарли, открывая кухонную дверь.

— Хорек, — на автомате ответила Гермиона.

— Они же вроде в норах живут? — искренне изумился он.

Гермиона фыркнула, и Джинни бросила на нее испепеляющий взгляд.

— Мы сегодня будем обедать? — поинтересовался появившийся вслед за братом Рон.— Или вы здесь полдня стоите и лясы точите?

— Тебе бы только пожрать, — возмутилась Гермиона. — Нет, чтобы самому помочь.

— Мы чинили метлу, — заступился за брата Чарли, в качестве алиби демонстрируя баночку с полиролью.

— Вы, ребята, сплоховали, — сообщил Рон, зорко оглядывая стол в поисках того, что можно быстро бросить в рот: — Ну чего вам стоило прихватить из Мэнора пару эльфов?

— Не переживай, Ронни, скоро Малфои опять объявятся, стребуем у них компенсацию ушастыми, — рассмеялся Чарли. Он лишь смутно помнил о своем пребывании в ставке Волдеморта и, вопреки опасениям Джинни, спокойно относился к упоминаниям об этом времени.

Гермиона поджала губы. Ее всегда бесило, когда о живых существах говорили, как о неодушевленных предметах.

— С чего ты взял, что они вообще объявятся? — с деланным равнодушием спросила Джинни.

— Так статья же была в Пророке, — Чарли кивнул на подоконник, где лежал вчерашний выпуск. — Они почву готовят. Просто так такие вещи не печатают.

Джинни уже на полдороги к спальне спохватилась, что ее бегство с газетой, должно быть, выглядит подозрительно.

— Что это с ней? — услышала она за спиной голос Рона

— Посттравматический стресс, — ответила ему Гермиона, — и нечего перед обедом напихиваться хлебом.

* * *

В Ежедневном Пророке на первой полосе красовалось интервью с двумя ранее пропавшими без вести маглорожденными магами, которые внезапно появились в Косом переулке в самый разгар обеденного перерыва. Они рассказывали о том, что стали пленниками в Малфой-мэноре, но после того, как главе дома удалось обеспечить ненаходимость поместья, им была оказана медицинская помощь, а позже были выданы портключи. Еще бывшие пленники мэнора рассказывали, что в настоящее время их благодетели работают над разблокировкой заклятия ненаходимости. Также узники застенков сообщали, что своими глазами видели артефакты, приготовленые Волдемортом для атаки на Хогвартс, и утверждали, что война была выиграна светлыми силами во многом благодаря своевременному исчезновению поместья.

Статья была написана так, что после нее хотелось выдать Малфоям орден Мерлина за заслуги перед страной, а не раздумывать, какого наказания заслуживают пожиратели, в последний момент решившие, что их мэнор с краю. У Джинни возникло подозрение, что помимо медицинской помощи эти двое также получили финансовую.

Почему-то ее это скорее умилило и даже обрадовало. Малфои не собирались становиться отшельниками, и теперь у них были все шансы избежать Азкабана. Джинни пролистала газету, и хотя, к ее разочарованию, на колдографиях были лишь эти двое спасшихся, их счастливые семьи и старая фотография Мэнора, она просидела с глупой улыбкой на лице до тех пор, пока ее не позвали обедать.

На платформе девять и три четверти, как всегда во время отбытия Хогвартс-экспресса, царила суматоха. На этот раз толпа состояла, в основном, из взрослых: добровольцев, авроров и старшекурсников, возвращающихся в школу двумя месяцами раньше, чтобы помочь в восстановлении замка.

День был жарким. Под предлогом покупки фруктовой воды, Джинни оставила сундук на попечение братьев, и, лавируя между спешащими магами, пробиралась в конец перрона, зорко вглядываясь в лица отъезжающих. Она была уверена, что ради восстановления репутации Малфои не упустят возможность отправить своего едва оправданного отпрыска на стройку века.

О ходе дела семьи Малфой она узнавала из газет. Из-за артефактов, которые Волдеморт действительно оставил в поместье, суд по инициативе отдела Тайн сделали закрытым. Процесс Люциуса затягивался. При каждом слушании всплывали новые, порой противоречивые свидетельства и факты, и конца этому в ближайшее время не предвиделось. Зато Нарциссой вопрос решился молниеносно. Ее почти сразу же оправдали. Она не участвовала в операциях пожирателей и не пользовалась непростительными. Благоприятному решению также способствовало то, что глазам авроров, вломившихся в Мэнор через десять минут после его появления на местности, предстал импровизированный лазарет в большой гостиной, где облаченная в целительскую мантию миссис Малфой отдавала распоряжения домовикам, ухаживающим за магглами разной степени истощения и побитости.

С Драко дело обстояло не так однозначно. Весь май и июнь его держали под арестом, и Джинни вся извелась, пока, наконец, не прочла в Пророке, что страшные обвинения с него все же сняли, не без поручительства кавалера ордена Мерлина Северуса Снейпа. Джинни втайне надеялась, что не последнюю роль сыграло и ее свидетельство, хотя об этом нигде не упоминалось.

За все это время они с Драко так ни разу и не увиделись, даже когда ее вызывали в аврорат давать показания. Следователь считал очевидным, что Джинни похитили с целью шантажа орденцев, и она не стала его разубеждать. Почти все, кто мог знать об истинной причине, либо погибли в битве, либо были уже казнены, а Малфои явно не горели желанием предавать огласке такую пикантную подробность, как необнародованная помолвка наследника древнего рода с предательницей крови.

Лишь тогда Джинни впервые серьезно задумалась о том, какая пропасть разделяла их до вмешательства Волдеморта, и вспомнила, каким мрачным был Драко, когда Нарцисса заявилась в его покои с портключом. Он, должно быть, уже тогда решил, что их короткий роман закончился, едва начавшись. Что ж, если так, то нужно по крайней мере поставить точку, и не мотать себе нервы. Чем скорее, тем лучше.

Если Драко так и не найдется, она возьмет себя в руки и пошлет ему сову. Джинни вздохнула. Когда его только арестовали, она уже раз порывалась написать ему зашифрованное послание, Нужно было сделать так, чтобы читающие переписку подследственного цензоры ничего не поняли, а он бы, наоборот, понял, что она помнит о нем и... она час просидела над пустым пергаментом, пока не признала, что эта задача ей не по зубам. Джинни не умела говорить намеками, не хотела навязываться и боялась повредить Драко, если авроры прознают об их связи.

К слову, авроров на платформе было пруд пруди. То ли министерство беспокоилось о безопасности отъезжающих, то ли тоже выделило своих людей для ремонтных работ. Джинни с раздражением проводила взглядом очередного мелькнувшего перед ней хранителя правопорядка. Ну чего они, спрашивается, расшнырялись? Возможно, именно из-за них Драко не смеет гулять здесь в открытую. Вряд ли скопление бордовых мантий вызывает у него приятные ассоциации. Небось, навесил на себя отвлекающих чар и сидит в уголочке тише воды ниже травы.

Джинни машинально шагала вперед, уже ни на что особо не надеясь, и все больше поддаваясь мрачному настроению. С числом авроров на перроне могло сравниться лишь количество милующихся парочек. После победы все словно с ума посходили и бросились наглядно демонстрировать, что, как и учил Дамблдор, победила любовь. Не хватало лишь дождя из лимонных долек. Джинни нащупала в кармане сикль и несколько кнатов. Вот попрощается с Драко, как следует, и накупит себе на все деньги сладостей. Тыквенного печенья или сахарных перьев. Джинни снова тяжело вздохнула. Ничего шоколадного ей еще долго не захочется.

Светлая мысль отправить Драко вместо письма анонимную передачу привела к незапланированному повторению материала по нелюбимой трансфигурации. Два дня возни с формулами и тренировкой пассов! А что еще было делать, когда выяснилось, что его любимые шоколадные снитчи стоят столько, что всех ее карманных денег едва ли хватит на один фантик?

Трансфигурация шоколадной лягушки оказалась сложнее, чем можно было предположить. Даже при подготовке к экзаменам Джинни никогда не приходилось работать так усердно. Что ж, ничего не проходит даром, по крайней мере, МакГонагал будет ею довольна, а Джинни вполне устроят привычные с детства дешевые лакомства.

Она уже прошла почти через весь перрон, рассеяно здороваясь с окликающими ее сокурсниками и товарищами по ОД. Драко не оказалось ни за горой одинаковых аврорских сундуков, ни в компании гордо прошествовавших мимо нее угрюмых слизеринцев.

— Эй, рыжая! — прозвучал веселый голос откуда-то из-за спины, и Джинни обернулась так резко, что чуть не наступила на чьего-то книззла.

—У меня есть имя, — прошипела она сквозь зубы, извинившись перед книзловодом и с разочарованием разглядывая лучащуюся энтузиазмом физиономию полузнакомого хаффлпафца. Тот, не обращая внимания на ее хмурый вид, минут пять расписывал ей, как она ну просто обязана записаться в общефакультетский хор, который выступит на торжественном открытии школы после ремонта. Еле отвязавшись от него обещанием, что подумает, Джинни обогнула оживленную очередь к тележке с напитками и повернула обратно.

Она не прошла и двух шагов, как путь ей преградило гомонящее скопище взбудораженных старшекурсниц. В гуще этого гудящего роя вспыхивали колдокамеры и доносилась бойкая болтовня Скиттер. Судя по всему, Гарри и Гермиона с Роном все же успели вернуться из Австралии к отбытию поезда, и теперь их осаждали журналисты и фанаты, которые никак не могли пропустить такое событие после почти месячного отсутствия своих кумиров.

Пробраться через все это безобразие было просто невозможно, так что пришлось зайти в первый попавшийся вагон. Как ни странно, там было относительно тихо и почти сумрачно — настолько плотно окна оказались облеплены перешептывающимися и томно вздыхающими юными ведьмами. Джинни усмехнулась. Гарри вряд ли останется без женского внимания.

Она встала на цыпочки, чтобы рассмотреть происходящее за окном получше. Возможно, ей лишь показалось, что Рон какой-то хмурый, а Гермиона стоит куда ближе к Гарри, чем к нему. Что ж, если их братская любовь вошла в новую фазу, — тем лучше. Мать, кажется, еще не поняла, что Гарри никогда не станет ее зятем, так пусть уж лучше узнает из завтрашнего Пророка, что герой выбрал боевую подругу, чем из письма анонимного доброжелателя о том, что дочка променяла золотого мальчика на едва оправданного пожирателя.

Джинни одернула себя. Что за глупости? Какой еще пожиратель? Она просто пока побудет одна, свободная, как дикая пикси. Подгонит учебу, займется вплотную квиддичем, благо, школьные метлы получше тех, что у них в сарае. На худой конец, можно вступить в хор. Среди хаффлпафцев много симпатичных ребят — бесхитростных, веселых и без вредных привычек, не то, что Малфой.

Ведь даже мечтать глупо, что Драко пойдет против своих родителей, чтобы встречаться с ней. В их кругах предательство крови — тягчайший грех, и вряд ли несколько пропагандистких статей в Пророке смогли это изменить. К тому же, теперь, когда всем до единого известно, что Том Риддл — полукровка, его мнение в этом вопросе вряд ли все еще авторитетно среди чистокровных снобов — его бывших последователей и сочувствующих.

В подтверждение своих неприятных выводов Джинни вспомнила, что до того, как ее приволокли в мэнор и официально объявили невестой, Малфой не предпринимал никаких попыток с ней сблизиться. Ни до выходки Крэбба и Гойла, ни после. Не принимать же, в самом деле, всерьез смену прически.

Она вспомнила, как наутро после той бредовой истории, которая закончилась тем, что Драко проводил ее до самой гриффиндорской башни, ее оторвал от завтрака звонкий голос Лаванды:

— Ой, девочки, поглядите-ка! У Малфоя кончился гель.

Поймав взгляд своей бывшей пленницы, Малфой томно улыбнулся и демонстративно откинул ладонью падающие на глаза пряди. Джинни отвернулась и постаралась сдержать улыбку. Она тогда вовсе не собиралась ни флиртовать, ни развивать приятельские отношения с недопожирателем.

Это, кажется, был единственный раз, когда он вообще посмотрел в ее сторону, до того самого случая, когда она учинила ему допрос в нише. А ведь вопиллер Паркинсон однозначно свидетельствовал о том, что он обратил на нее внимание еще на хэллоуинском балу.

В этот момент всплывший в памяти вопиллер словно материализовался.

— Я не буду делить купе с предателем крови, — услышала она резкий голос с визгливыми нотками. Чудеса, да и только! Каким образом Рон мог оказаться в вагоне, когда она только что видела его на платформе в окружении журналистов? Не могли же они, в самом деле, настолько его достать, что он аппарировал прямиком к слизеринской мопсихе!

— Уж не обессудь, нельзя подтирать задницы магглам и при этом быть принятым в приличном обществе, — донесся до Джинни ехидный голос Забини. За репликой последовало приглушенное хихикание.

Джинни во все глаза смотрела на полуоткрытую дверь дальнего купе, когда в проеме нарисовалась долговязая фигура в мантии-хамелеонке с глубоким капюшоном и так знакомо пожала плечами. Сердце пропустило удар.

— Драко! — выдохнула Джинни, и тут же испытала острое противоречивое чувство. Мерзких слизеринцев, хотелось одновременно и урыть и расцеловать. Первое — за то, что отвергают и прогоняют его как раз тогда, когда ему больше всего нужна их поддержка, а второе — потому что теперь у нее есть шанс.

Не помня себя, Джинни устремилась к нему, перепрыгивая через валяющиеся в проходе сундуки, чемоданы и клетки с совами, но, не добежав буквально шага, смутилась и застыла на месте. Она сама от себя не ожидала такого порыва. Малфой не шелохнулся, не раскрыл объятий ей навстречу, и Джинни ощутила, как к щекам приливает жар.

— Я тоже рад тебя видеть, — произнес тихий напряженный голос из недр капюшона, — только вот не пойму, как это Скиттер упускает возможность взять интервью у девушки Гарри Поттера.

Джинни едва сдержала нервный смешок. Не одна она готовилась к худшему. Драко, должно быть, еще почище накрутил себя за время разлуки, и в малфоевском воображении его несостоявшаяся невеста уже давно забыла о бедном арестанте в объятиях всеми любимого национального героя.

— Ну так, почему бы вам не удовлетворить свое любопытство, господин легилимент? — в тон ему ответила Джинни, пытаясь скрыть волнение за вымученной улыбкой.

Несколько бесконечных мгновений они стояли молча. Джинни каждой клеточкой тела впитывала исходящий от него легкий поток магии, слишком легкий, какой-то слабый, едва ощутимый.

— Здесь слишком много помех, — наконец, деревянным голосом произнес Малфой. Капюшон отбрасывал на его лицо густую тень, и рассмотреть что-либо, кроме тонкой линии губ, было невозможно.

— Если тебе есть, что сказать, будь так добра, скажи по-человечески.

— Одну секундочку, — решилась Джинни.

Слишком резкий взмах выхваченной из рукава палочки, и Малфой вздрогнул от неожиданности, но она лишь использовала манящие чары. Притянула поближе чей-то чемодан и бесстрашно взошла на него, то ли как на подиум, то ли как на эшафот, и когда их лица оказались на одном уровне, качнулась вперед и мягко поцеловала его в уголок рта.

Он так и продолжал стоять неподвижно, как каменное изваяние. Кажется, даже не дышал. Джинни лишь ощутила, как бешено колотится его сердце. Так близко, что по спине пробежала стайка мурашек.

— Не прячься от меня, — срывающимся голосом прошептала Джинни, обеими руками стягивая с него капюшон и отводя отросшую, скрывающую глаза светлую челку.

Выражение растерянности на его лице было совсем немалфоевским, но в остальном он выглядел таким же, каким она запомнила его в мэноре. Все та же болезненная бледность, те же тонкие бескровные губы, те же тени под глазами. Длительное пребывание в камере аврората явно не способствовало появлению здорового румянца.

Джинни осторожно провела по его щеке кончиками пальцев. По контрасту с ее загоревшей за летний месяц рукой, его кожа казалась почти прозрачной, но это не отталкивало, напротив, заставляло испытывать странную, щемящую нежность.

Должно быть, ее прикосновения помогли Драко настроиться на нужную волну, или просто он, наконец, поверил в свое нежданное счастье. Он отмер, будто с него сняли заклятие, и Джинни очутилась в его объятиях. Она потянулась было за поцелуем, но он вдруг, словно спохватившись, подался назад.

— Ты уверена? — еле слышно прошептал он. — Это ведь только мне терять нечего, а тебе...

Не дослушав, она привлекла его к себе и снова поцеловала, самозабвенно и мягко.

— Гриффиндорка, — с ласковым упреком проговорил Малфой, когда они, наконец, оторвались друг от друга, и Джинни заметила, что его глаза подозрительно блестят.

Сначала она решила, что ей померещилось, но он вдруг резко отвернулся, и, скрываясь за завесой взметнувшихся волос, мазнул по лицу тыльной стороной ладони. Она услышала сдавленный всхлип.

— Что с тобой? — с тревогой спросила она. За время, проведенное в ставке Волдеморта, Джинни успела изучить весь спектр малфоевских эмоций и усвоила, что он, хоть и далеко не такой бесчувственный истукан, каким пытается казаться, повышенной плаксивостью все же не отличается, и обычно его тщательно скрываемые слезы неизменно связаны с недавним круцио.

Драко оправдали еще позавчера, но вот отпустить могли лишь сегодня утром. Кто их, бюрократов, знает, а главное, кто знает, что у них там за порядки в аврорате.

— Не обращай внимания, — хрипло произнес Малфой, — мне тут недавно пришлось... с зельями завязать, теперь чуть что...

У Джинни отлегло от сердца. Он замолчал, сглатывая, и она обвила его шею руками, позволяя спрятать лицо за своими волосами, шепча что-то ласково-успокаивающее.

— Так это ты мне прислала квакающий снитч? — спросил он, наконец, справившись с собой.

— Это была шоколадная лягушка, — призналась Джинни, — я подумала...

Плечи Драко снова задрожали, теперь уже от беззвучного смеха.

— Авроры мозги сломали, пытались расшифровать скрытое послание, — с трудом выдавил он, — извини, меня заносит. Настроение скачет.

— Ничего, — сказала Джинни, — это ведь пройдет?

— Пройдет, — отдышавшись, подтвердил Драко. — Когда-нибудь все проходит. По крайней мере, я очень на это рассчитываю.

— Тебе хоть его отдали? Мой снитч?

— Отдали, — Драко усмехнулся. — Наверно, надеялись, что он отравленный.

Джинни не знала, сколько времени они простояли в узком коридоре, и вряд ли бы потом вспомнила, о чем говорили между поцелуями. Она попеременно то таяла от умиления, любуясь тем, как усталое лицо Драко озаряет мягкая, совсем не свойственная ему улыбка, то подавляла детское желание завизжать от избытка чувств.

Куда ей было заметить, что давно уже отлипшие от окон девчонки подозрительно на них косятся. Да что там девчонки, она даже не ощутила толчка, когда тронулся поезд. Только лишь когда из другого конца вагона раздался разъяренный вопль Рона, требовавшего, чтобы хорек прекратил лапать его сестру, она почти не глядя взмахнула палочкой. И даже не сразу обратила внимание на то, что с ее кончика срывается стая разноцветных летучих мышей. По словам очевидцев, некоторые из них даже переливались.

Бонус (автор неизвестен) http://www.pichome.ru/image/m0v