Искусство наблюдать (джен)

Для посетителей и большинства работников министерства внутри здания существуют семь уровней и подвальные помещения. Про последние, впрочем, мало что известно точно — для всех, кроме невыразимцев, конечно, и ещё для редких сотрудников. Поэтому, каждый раз поднимаясь на восьмой уровень, Гестия чувствовала себя чуть ли не вершителем судеб — возможно, в насмешку над профессией. Правда же как раз заключалась в том, что вершить чего либо у неё не то что не было возможности — не было права. Вмешательство в Управлении Наружнего и Технического Наблюдения расценивалось чуть ли не как должностное преступление, как вопиющее нарушение, хуже, чем невнимательность и разгильдяйство. А невнимательных и разгильдяев туда на работу, конечно, не брали.

Там, на восьмом этаже, было несколько небольших комнаток, занимаемых этой самой службой слежения, формально несуществующей. Так, все её сотрудники были раскиданы в разные подразделения разных отделов и служб Министерства Магии. Инспекторы-делопроизводители вроде самой Гестии или её коллеги Джоан Отс формально относились к административным службам Визенгамота, работающий с ними рядом оперативник Перси Фосетт был якобы сотрудником руководящего центра сети летучего пороха, а начальник Управления Сигнус Блэк числился аврором.

Взяты на службу Гестия и Джоан были практически одновременно — насколько она сама поняла или догадывалась, Сигнусу потребовались два административных, в первую очередь, сотрудника, и он, пользуясь своими полномочиями, прошерстил заявления в различные отделы Министерства, пока не смог выбрать нужных. С другой стороны, далеко не для всех было секретом, что у профессора Крауча теплые отношения с Лейстренджами — а Беллатрикс как раз и являлась дочерью Сигнуса Блэка. Так что информация о Гестии как о способной выпускнице могла дойти и таким путём. Впрочем, когда она подходила за рекомендацией в аврорат к преподавателю ЗОТИ, она ни о чём таком не думала. Тогда профессор прямо на месте устроил ей блиц-опрос (и Гестия так испугалась, что даже выпалила ответы чуть ли не на все вопросы) и проверочный поединок, по окончании которого молча взял лист пергамента, перо и чернила и быстро накатал ей сопроводительное письмо. Насколько недавняя выпускница знала, в тот год она была единственной, кто получил от Крауча рекомендацию.

Когда ей пришло приглашение на собеседование, она даже не догадывалась, что принимать-то её будут не на стажировку и сопутствующее обучение в аврорат, а в секретное подразделение Министерства. Так что подобное предложение под конец собеседования и пять минут на раздумья стали настоящим сюрпризом и шоком. Естественно, Гестия была согласна.

Освоилась на новом месте она довольно быстро — теперь обстановка в комнате была совсем не — такой, как когда она только пришла в первый раз, а перестроена исключительно под них с бывшей однокурсницей, Джоан — стандартно-безликий кабинет был полностью изменен по их с Джоан вкусу и потребностям. Отчёты рассортированы и лежат так, как удобно ей, сам письменный стол силами Перси переставлен подальше от двери. У дальней стены появился милый дизайнерский столик, на котором уютно расположились самозакипающий чайник, печеньки, кофе и прочие вкусности. На окнах вместо унылых пылесборников-жалюзи — сшитые лично Джоан (и когда только успела?) кружевные шторки, да и вообще, уюта в значительной мере добавилось. И это было как нельзя кстати, если учесть увеличенный рабочий день и немалые количества документации, проходящей через руки новых сотрудниц. Как в отделе справлялись без них? Гестия предпочитала не задаваться этим вопросом, ибо по жизни не любила ужасаться. Но уже сейчас отдела без них с Джоан никто не представлял.

— Привет. И доброе утро, что ли, — Джоан уже была на месте, хоть и не успела ещё приступить к работе.

— Тебе того же, — сама Гестия просыпаться рано не слишком-то любила, так что для неё и утро бывало добрым крайне редко.

— Я себе беру сортировку почты, ок? — это значило, что Гестии придётся заняться подшиванием папок с рапортами, проверкой того, а всё ли там в порядке, а потом вместе с Джоан браться за копирование дел в архив. В общем-то, это было справедливо, что почту брал на себя тот, кто приходил на работу раньше, так что жалоб не поступило. — И кстати, у тебя сегодня милые серёжки.

— Мне правда идут? Спасибо! — спрашивать, понравятся ли они оперативникам (а в особенности, Фосетту) она как-то не решилась, догадываясь, что у Джоан тоже есть свои виды.

Более того, Гестия считала Джоан несколько более симпатичной — по крайней мере, больше соответствующей стандартам. Чуть более хрупкая фигурка (нет, Гестия даже сама не могла назвать себя толстой, но и худенькой явно не была), светлые и притом вьющиеся волосы, удлиненное лицо, романтическая бледность — список можно было продолжать бесконечно...

Работы с утра было на удивление мало, настолько, что обязательно должно было случиться что-нибудь, перечёркивающее все планы посидеть полдня без дела. И правда, через пару часов после начала к ним зашёл Перси, пришедший сдавать свою отчётность.

— Привет, девушки, — он вошёл, не постучавшись, прямо с порога принеся в помещение что-то чужеродное, нарушив устоявшуюся атмосферу. — Прекрасно выглядите. Впрочем, чего это я... вы всегда прекрасно выглядите. А я тут, того, работы вам принёс... подкинуть...

— Может, тебе лучше убиться, а? Мы тут и без тебя пока разгрестись не можем, — поблагодарила за такую заботу Гестия.

— Ненавижу тебя, урод! — Джоан решила ответить более нежно.

— Хорошо-хорошо! Исправлюсь-исправлюсь. Но у меня для вас неприятные известия...

— Что на тот раз, о, гонец, дурные вести приносящий?

— Слышал, Томми закончил очередной цикл своих работ...

— Только не это...

— Дракклы! — подобные новости не предвещали ничего хорошего. И реагировали девушки на них соответственно.

— Ну, удачи вам.

— Сгинь!

Заканчивающий работу Томми — это всегда было страшно. Томми отвечал за техническое обеспечение отделения — то есть, за все артефакты, коих было немало. Точнее, за технику отвечало всего три человека, но один из них был узким специалистом, и практически не появлялся у девушек в кабинете — про него они ничего пока не могли сказать, даже имя. Знали только, что приписан он к центру сети летучего пороха, и докладывается непосредственно Блэку. Ну, или его документация движется в обход Гестии с Джоан. Вторым был Чарльз Хэндворт. Этот ведал штатными ситуациями и участвовал в планировании технического развития отделения. Именно он устранял неполадки, заменял оборудование, если то выходило из строя или требовало более длительного ремонта и другого специалиста.

Внештатными ситуациями и особыми техническими сложностями занимался как раз Томми. Он был молодым ещё парнем (примерно того же возраста, что и Перси — может, чуть постарше) и единственным сотрудником, который не имел нормированного рабочего дня. Обычно дожидались, пока не накопятся несколько сбоев или идей по доработке, и звали Томми. Тот приходил, сразу на несколько суток, и делал всё. Каким образом — не мог сказать никто, но именно за этот факт ему прощались практически любые прегрешения. Даже требовательный в отношении формальностей Сигнус мог только махнуть рукой, глядя на дарование, уже непонятно, насколько юное. Один такой многосуточный рабочий марафон с кодовым названием «сделать всё хорошо» и назывался в отделе циклом работы Томми. Сколько и какой при этом накапливалось документации — можно себе вообразить.

Действительно, «счастье» подвалило к девушкам где-то через пару часов в виде кипы бумаг и принёсшего их Томми. Мастер выглядел так же, как и всегда после многодневной работы: расфокусированный взгляд красных от долгого бодрствования глаз, мятая, словно на чучело надетая одежда, растрёпанная шевелюра и запах вытяжки печени клубкопуха, неизменного компонента бодрящих зелий. Рыцарь палочки и бубна ввалился, пробормотал что-то невнятное, бросил на чайный столик отчёты и покинул помещение, видимо, отсыпаться.

Впрочем, дело было не в количестве бумаг: за годы работы в отделе Томми до сих пор не научился заполнять всё правильно. Ему, как маленькому ребенку, приходилось практически подтирать задницу — дописывать правильные шапки рапортов, составлять за него заявки (при этом правильно переписывая мозголомные названия артефактов), а порой и переделывать его отписки по установленной форме. Самое обидное, что парень был действительно классным работником, можно сказать, уникальным или гениальным. Как единственному подобному специалисту ему прощалось все. В том числе непотребный вид на работе.

Следом за отдельным гением притащился (дракклы его задери) начальничек, господин Блэк с собственной персоной. Видно посчитал, что без него работа встанет. Ну, не полюбоваться же?

— Добрый день, Джоан, Гестия.

— Добрый день, мистер Блэк! — инспектора ответили хором, как первоклашки на уроках полетов. (Они давно выучили, что мистер Блэк любит порядок не меньше той же профессор Макгонагалл и беззастенчиво этим пользовались) Сам мистер Блэк только ухмыльнулся в седые усы.

— Гений наш заходил? — Блэк говорил отстраненно, но острый взгляд его пробежался по горе почты на столе Джоан. Что он там пытался высмотреть под ними: пасьянс, журналы или нечто ещё более непотребное? В любом случае, зацепиться там было не за что.

— Как раз разбираемся... — О, и верно. Ну, удачи вам, — Сигнус попытался изобразить теплую улыбку, но вышло как у Макгонагал перед контрольной — как-то не очень по-доброму, хотя и знаешь, что человек вроде хороший.

— Спасибо, мистер Блэк! — дверь захлопнулась, и седовласый джентльмен покинул помещение, оставив Гестию с Джоан разгребать дерьмо за Томми дальше. И это в то время, когда они могли спокойно посидеть, отдохнуть, попить чаю с печеньками!..

Здесь Гестия могла пока только завидовать Джоан. Инспектор Отс была нацелена именно на делопроизводство, и её выбрали из кандидатов в секретари Визенгамота. Гестия же больше хотела скорее полевой работы. Она и на службу поступала изначально в аврорат, — а вынуждена теперь сидеть целыми днями с документами. Нет, она не жаловалась — главное было приносить обществу пользу, заниматься важной работой. Да и оплачивали труд хорошо, условия создавали достаточно удобные... в общем-то, здесь заботились о сотрудниках. Но всё-таки, насколько лучше было бы не писать бумажки, а ловить злодеев и отправлять их на север, к дементорам...

Шестью часами ранее

С трех до пяти — самое поганое время. Время, которое приносит больше всего новорожденных и покойников, кровавых преступлений и необъяснимых суицидов.

Через часок-полтора маггловский Лондон понемногу начинает просыпаться. У кого-то рабочий день начинается аж в шесть утра, кому-то предстоит пилить на другой конец города подземкой, иные отправятся на пробежку... Пока же не горит ни одного окна; город кажется обманчиво сонным. Аккуратно припаркованный в кармане тротуара помятый старенький микроавтобус с потушенными фарами и черными стеклами удивительно вписывается в общую картину. Он без сомнения пуст, а хозяин, верно, видит десятый сон — вон в том, например, большом муниципальном доме с крэком и нигграми.

Вяло, но неотвратимо накрапывает обязательный в это время года дождь. Газоны распухли от принятой воды, на тротуаре чернеют лужи.

Тихо.

Безлюдно.

Совершенно обычно.

Хлоп!

Прямо посреди газона, в водяной пыли возник мужчина. Он опасливо огляделся, и видимо, не обнаружив в сонном дворе ничего подозрительного, успокоенно замер. Если приглядеться, помимо эффектного появления, ночной гость обладал еще одной странностью. Дождь как будто игнорировал его, разлетаясь брызгами сантиметрах в трех над его головой, как будто над головой мужчины висел невидимый зонт.

В тот же момент тень от фонарного столба, лежащая поперек газона уплотнилась, выросла в размерах, приподнялась... и превратилась в еще одного человека. Этот был по крайней мере на голову выше первого (или, все же, второго?) полуночника.

— Принес?

— Точно так, господин. — Тот, что возник посреди газона, протянул «господину» небольшой, с кулак взрослого мужчины размером, сверток. — Вы уверены, что это... необходимо?

— Более чем. Ступай.

Мужчина говорил тихим голосом, дикция его не могла похвастаться четкостью, но слышимость была отличная.

— Благодарю, господин. — Первый склонил голову перед вторым и так же, в полупоклоне, растаял в дождевой хмари.

Бывшая фонарная тень насмешливо взглянула на потрепанный микроавтобус, и, подкинув полученный сверток на ладони, тоже пропала.

— С-сука, не аппарация! Портал! Многоуровневый!

— Отследил?!

— Куда там! Только до третьего скачка, а он дальше ушел! Мощности мало, наши артефакты — Мерлину ровесники...

— Вот огребемся-то от Черныша...

— Вот хрень-то... нам нужен Томми...

— Всем Томми нужен, умник.

Внутри битый-перебитый микроавтобус оказался вовсе не пустым. В просторном кабинете, неведомо как вместившемся в его салон, сидели трое парней лет двадцати-двадцати пяти. Ричи, Сайрус и старший группы — Перси. Четвертый — Ларри — минутой ранее аппарировал по следам ночного визитера, передавшего объекту наблюдения сверток, и о провале еще ничего не знал.

Выглядели все трое весьма колоритно — в небрежно наброшенных стандартных аврорских мантиях-невидимках, из-за чего голова Ричи висела в воздухе, плечи Сайруса будто срезало ножом, а Перси, креативно повязавший этот элемент формы для наружнего наблюдения на пояс, зрительно лишился части ног и зада.

Сегодняшняя смена не предвещала ничего дурного. Да, ночная, муторная, сонная. Спасибо драгоценному начальничку, которого опера за глаза звали Чернышом. Тем больше удивились Перси, когда объект посереди ночи сорвался на окраину маггловского Лондона.

— Нет, ушел, окончательно. И что-то мне подсказывает, на квартиру больше не вернется.

— Хреново, что... Рич, попробуй хоть след портала подцепить, может, по изготовителю на него выйдем, если фабричный.

— Попробую.

Перси приоткрыл окно, закурил и выпустил в открывшуюся узкую щель щедрую порцию горьковатого дыма. Необходимость писать рапорт о сегодняшней смене угнетала его. Как всегда, накосячили все, а огребется старший опер. Бухнуть, что ли?.. Так до конца смены еще далеко, а потом и Блэк учует...

Через окно было видно, как что-то маленькое взлетело и исчезло в руках невидимого Ричи. Перси подбросил на ладони сквозное зеркало и печально подумал, что неплохо было бы доложить Чернышу прямо сейчас — вот непосредственно в пятом часу утра.

— Фосетт?

Рич залез в микроавтобус. На руке у него лежал небольшой, с кулак взрослого мужчины сверток.

— Это то, что я думаю?

Вместо ответа парень развернул темную ткань. Внутри оказалось красное, спелое яблоко.

Перси подавал документы в отдел кадров Аврората, особо не рассчитывая на успех. Средний балл в Академии у него вышел не слишком высокий. Осваивать предметы, связанные с юриспруденцией, курсанту Фосетту было откровенно лениво. Если бы он хотел учить трижды проклятое гоблинское право, он задумался бы об истории. Зато прикладные дисциплины, по которым обычно следовал зачет, а не экзамен, молодой парень схватывал на лету и без устали отрабатывал на практике. Профессию аврора он видел так же, как и четыре года назад, едва окончив школу. Чем-то средним между подвигом Дамблдора в битве с Гриндевальдом и маггловскими боевиками, которые видел пару раз еще в школьные годы.

После того как его диплом Академии и копии документов скрылись в тощей папке, а та — в столе кадровички, Аврорат надолго замолчал. Сначала Перси заходил каждый день, затем — через день, потом — раз в неделю, и наконец перестал вовсе. Каждый раз ему отвечали «вас проверяют», и это бесило: Фосетт подозревал, что это особая форма авроратского отказа. Полгода Перси жил на бабкино наследство, съездил на материк и окончательно задумался о поиске нормальной работы, когда с ним наконец связались.

Услышав о работе в «засекреченном подразделении Аврората», он чуть не станцевал на месте от счастья. Вот оно, то, к чему он стремился и ради чего терпел академическую скучищу...

Правда оказалась куда менее интересной: засекреченное подразделение занималось наружным и техническим наблюдением. Вся работа Фосетта сводилась к тому, чтобы в любое (а точнее, в то, на которое выпадает смена), время дня и ночи ходить попятам за людьми, о которых он не знал ровным счетом ничего. От оперативников требовалось только фиксировать перемещения и контакты «объектов».

Однако отпуск предоставлялся более чем на месяц, зарплата радовала размером, а секретность службы согревала ощущением собственной значимости. Перси все чаще заглядывался на двери кабинета Блэка, представляя себя на месте начальника. Уж он бы не устраивал каждодневных проверок, действующих подчиненным на нервы и только тормозящим работу.

А в секретари бы взял беленькую Отс из канцелярии. Или чёрненькую Джонс, тоже неплохо. Конечно, у Отс ноги длиннее, зато у Джонс сиськи больше и жопа крепенькая, как орех.

— Я все-таки думаю, мы прокололись в среду — именно мы, а не группа Гаррисона. Помнишь, когда мы с Ларри зашли прямо за объектом в сортир? Там любой идиот бы срисовал нас, а он, по ходу, профи.

— Слушай, Сайрус, помолчи немножко. Голова раскалывается.

Фосетт потер виски. Глаза решили, что Перси сам по себе — а они сами по себе, и теперь неуклонно слипались. К великанам такую работу: давеча после смены зашел к Тому в «Котел» за пивом, так на него все вылупились, как на какого-то алкаша. Ну да, кто ж по ночам-то работает, ночью приличные люди спят, а то, что долбанутый Черныш ставит Фосетта на смену исключительно в ночную — так такого и вовсе не бывает, это ему самому мерещится. С недосыпа, вестимо.

Теперь вот жди его, устно отчитываться, будто начальничек драгоценный читать разучился. Зачем, спрашивается, писать отчеты, если Блэк все равно требует устных докладов... Смена закончилась еще два часа назад, а Перси до сих пор сидел в управлении. Отчитываться за косяки полагалось лично — и в этом даже был прок, когда это делали не только лично, но и сразу.

Грешным делом он надеялся причаститься кофейку у девчонок в канцелярии, но те сделали вид, что не понимают его толстых намеков. Мысли опять свернули с работы на личное — точнее, на то, кто ему больше нравится: Джоан или Гестия. Они, конечно, наверняка обе продали бы душу за оперативную работу. Но «мышки-наружки» из девчонок вышли бы разве что под обороткой.

Джонс вся была аппетитно-округлая, румяная, с блестящими черными волосами и манерой реагировать на слишком уж фривольные комплименты сначала с локтя, а уж потом волшебной палочкой — даром что чистокровная. Это Перси знал очень хорошо, потому что под челюстью у него до сих пор ныл шишак. Такая пышущая здоровьем и силой живая реклама Волдемортовых идей. Ну... как дочка колбасника из Мидлвуда, где он как-то провел неделю в гостях у бабки-магглы. Разве что в дочке мясника сложно было заподозрить сколько-то утончённую натуру, а Гестия всё же не была лишена ни изящества, ни некоторой... породистости?

Отс — наоборот, тоненькая и хрупкая, с аристократичными (и где-то даже Малфоевскими!) чертами лица, вся такая прохладная и нежная. На официальные мероприятия ее брать будет здорово, но в постели Гестия ей наверняка сто очков форы даст. А еще (Фосетт этого сам не заметил, но случайно услышал), у нее к каждой мантии была отдельная пара туфель, так что как подружку содержать ее вышло бы накладно.

Впрочем, если выбирать подругу на длительный срок, Фосетт всё равно не представлял, какую именно. Это ж с избранницей не только кувыркаться в постели, но и уживаться придётся... Тут они обе были с одной стороны неглупыми и в во многом даже интересными, а с другой... насколько каждая из них готова была капать на мозги, Перси не знал. И наконец, опера постарше рекомендовали не брать девушек для отношений дольше, чем на пару ночей, среди коллег, а то там же с ними потом после разрыва уживаться придётся... Нет, конечно, те же Лонгботтомы строили отношения, будучи аврорами, хотя Алису вскоре после появления ребёнка перевели к ним в Управление (то есть, тогда-то Перси в этом Управлении и в помине не было, а миссис Лонгботтом — ей больше нравилось именно такое, формальное обращение — успела дослужиться за эти годы до второго заместителя Блэка и фактически заведовала сейчас всем делопроизводством). Но так то единичный случай, а распавшихся пар куда больше...

Но, по совести, а кого это когда-либо останавливало? Человек не создан для того, чтобы жить одиноким — по крайней мере, так считал Перси — а у Фоссета пары не было уже как-то давно. И это печалило, вступало в противоречие с картиной мира. Человек обязан быть нужным кому-то: не начальству, не подчинённым и коллегам, а именно семье — а тут чего-то не заладилось.

По правде говоря, это слежение, хоть и полевое, огорчало недопустимостью вмешательства в процесс — этим занимались авроры — и Перси всё чаще понимал, что в чём-то он им завидует. Несмотря на более высокую оплату труда и прочие плюшки, которые приносит служба. Впрочем, был бы он обычным аврорам — разве не завидовал бы он работникам секретного подразделения, о котором бы тогда, тем более, не знал бы ничего достоверно?