После всего (гет)

Меня называли Ириной. Именно называли, всегда называли. И-р-и-н-а! Каждое имя — человек. Правда? Пускай в мире миллион Ирин, но когда ко мне обращаются, то имеют в виду меня и никого больше. Никого? Теперь только я понимаю, что меня не было. Существовало много разных Ирин: нужных, ненужных и просто присутствующих, добрых и злых, милых и противных, тех, кому радовались и кого терпели, интересных и скучных, на работе, дома и когда никто не видит, да много еще каких Ирин я увидела! Но все они не мои, а придуманные кем-то, для чего-то, потому-то.

Я, да не своя! Не получилось у меня собой побыть. Не смогла. Только пыталась: плакала иногда просто так, для себя, смеялась, когда обижали. Но совсем чуточку, а не дожила ведь много. Возраст у меня конечно почтенный, и не подумайте, что сама того... ну вы понимаете. Просто думаю, когда же я перестала быть сама себе я. Может так и надо? Идти по придуманому, кем-то истоптанному пути?

И о чем это я? Сдурела что ли? О внуках нужно беспокоиться. Нужно. Они на море, загорают там, купаются, пиво пьют, а как же! Не проконтролируешь ведь. А тут вдруг я! Померла... Почему померла? Думаю ведь... Черт дернул думать! Беспокоиться надо! Верка диссертацию защищает. В третий раз. Дура она! Всегда говорила — дура. Зачем ей диссертация? Муж уголовник, ребенок инвалид, а она, вертихвостка, Вадьку к себе привораживает: ходит павой, задом вертит. А чего это я вдруг? Чего мне с того? Верка хоть добрая, а я...

Хотя кому как, конечно, вот супруг мой покойный меня любил, на сторону не ходил, не пил, строгий был. Вот. А я? А я шубы любила. Дорогие. Когда мне лет 25 стукнуло, давно в общем, он мне первую мою шубку норковую на колечко выменял. Фамильное, мамки его. Денег-то не было. Только надурили муженька. Помню приносит — песню напевает, плечами подыгрывает, радуется. А шубка-то с дырками. Кричала я тогда так, что чуть сама не оглохла, а жаль его только теперь стало. Шубка ведь не мне нужна была, а Ленке Веденеевой, однокласснице моей ненаглядной. Похвастаться хотела! Вот, мол — муж у меня какой! В такое время, да такая шубка. Чтоб ей черти снились! Ой-ёй! Она ж тут где-то! А я...

Помню, в детстве бабка с мамкой ругаются с хмельной головы, а я в окно смотрю, а там дождь счастливый. Счастливый — это когда смотришь на него и понимаешь, что он закончится обязательно, а после него солнце и снова во двор в прятки играть! По-другому быть не может. По-другому — это уже другие дожди. Уж и не помню, как они пахнут. Всего день как не стало, а уже забыла. Может это мне в наказание? Может другие и помнят. Обидно вдруг стало. Как в очереди, когда на тебе товар заканчивается. Тогда мне всегда поругаться хотелось, больше всего присесть и забыть, конечно, но поругаться нужно было. Обязательно. Маленькой я другой была. Смотрела на счастливый дождь и думала, что людей любить нужно, что жизнь интересная, а я вырасту, выйду замуж и узнаю ее, интересную жизнь. Еще на небо любила смотреть, выдумывать всякое.

Видимо не поняла чего-то, недовольна я осталась. Кому хорошо, а мне нет. Не такая я, не такая. Как там Вадька говорит? Жизнь как медаль — две стороны, если примерять, то одну обязательно видно, а другую никак, хоть тресни. Я вот теперь сняла её и разглядываю, разглядываю... Всё время она меня, а вот и моя очередь настала.

Ой, опять забыла! Нужно беспокоиться! Диван хотели купить. Завтра. Купят или нет? Еще забудут не дай бог. А я ведь договорилась со скидкой, по знакомству! Фу, чушь какая в голову лезет. Или не в голову? Ну не важно, деньги-то на похороны пойдут. Может не все. Может сэкономят. Хоть бы пенсию мою забрать догадались. Дура я все-таки. О таких вещах волнуюсь. Во как жизнь пачкает! Я-то другая, а она…

И где это я? Огляжусь хоть: высоко, но не небо. А все говорят «на небо, на небо»! Может и небо, но потолок тоже присутствует. Внизу, как полагается, пол. Нет, совсем не небо, дома я, дома. Где ж мне еще быть. Бегают все, суетятся. Ленки нету, а я боялась — услышит. Стерва она! Ну вот, опять Ирина прорывается. Не я, не я...

Салатики крошат. По деловому так. Не плачут. Верка злится, тесто не подходит — дрожжи не те. Скажут, что готовить не умеет. Правду скажут.

Как много я в детстве запланировалааа! К сожалению, исполнилось. А ведь чувствовала, не то хочу, не то. Время есть и оно не обсуждается, обсуждаемся только мы. Точно кто-то высказался, не поспоришь. Вбила себе в голову всякого, так и прожила, как газету прочитала. Вроде так, да не то.

Нет, точно сдурела. Ведь все у меня так, все как у людей! Школу закончила, в институт поступила, замуж вышла, детей нарожала, выучила их, аварию пережила, внуков вынянчила, повидала всякого. Благо не один десяток прожила. Грустно было, весело было, радовалась и завидовала, смеялась и плакала. Да вот поди ж ты, померла и недовольна оказалась. Как бывает.

Жрут. Третий час жрут. Пьют. Так надо. Надо! Поминки. В любви мне объясняются. Про кошку забыли. Голодная сидит, хмурится — переживает, наверное. Кто ж ее теперь кормить то будет? Кисочка моя, пусечка моя ненаглядная, иди к мамоч... Тьфу ты черт! Забыла, что померла. Чуть крошку мою на тот свет не позвала. Она понимает, что нет больше хозяйки. Всю ночь со мной просидела. Никто не захотел, одна кошка осталась. На стол забралась, всю ночь на меня и просмотрела, внимательно так... Доедают. Расходиться начинают. Внуков не было. Не сказали. Пусть. Переживу! Не плачут, дети и те не плачут. Может я не так их чего... Так пусть простят. Хотя нет. Чувствую не нужно мне их прощение, не пригодится, ни к чему. Ничего не хочу. Устала. Надоели вы мне, родственнички, осточертели прям!

Раньше иногда задумывалась, когда умру, захочется снова живой стать? Не хочется. Неживая — другая значит, и ничего страшного, где наша не пропадала! А за окном листья. Помню, просыпаюсь в детстве весной, когда листва уже зеленая и солнце светит, форточка приоткрыта и такой теплый шелест доносится, что душа замирает и хочет стать свободной, чтобы также шелестеть по всему миру. Минутку вот так послушаю и вспоминаю, кто я и зачем здесь, по придуманной версии конечно. Настоящую цель и после смерти не видать. Да уж — вот это вопрос оказывается! Зря я при жизни философов не уважала, зря.

А листья шелестят... Побуду еще немного и пойду, наверное. Гости разошлись. Не гости а... как их назвать то?! Ну нет, не назвать их надо, а послать! Нажрались и песни во дворе горланят! Козлы— приятели…

Хотя какая разница? Всю жизнь терпела их, так надо было, а теперь возмущаюсь. Все равно мне уже. Раньше думать не хотела, на — получи.

Вечереет, чувствую, ночь приятная будет. Люблю такие ночи: ветер прохладный, а тепло и домой не хочется, коченеешь, а все слушаешь, как природа разговаривает. В мае такие вечера, в мае... Тогда кажется, что все впереди, а оно, все, до мая оказывается, проходило. Так и жизнь прошла. Спешила куда-то, спешила... М-да. Заканчивать пора с банальностями. Меня тут такое ждет, такое! Неизведанное! Новые миры! Я так думаю.

Ну, вот и посуду помыли. Ночь настала. Не плачут. Кошка умывается. Слыхала, что дела недоделанные доделать нужно. Поэтому я тут? Неохота мне. Неинтересны мне дела мои прошлые, не мои они, не задевают. Ну что еще? Кошку хочется погладить. Не могу. Что они там лопочут? Кому квартира? Надоело все это, так по земному... Даже не обидно — прогресс видимо, все ближе к небесам. Стоп, а как же ад? Не буду думать и не попаду, обхитрю! Ой, я ж атеистка, а летаю! Чудеса!

Изумительные чудеса! Мне даже нравится. Вот и родня испаряется. Лечууу! М-да. Долго еще лететь то? Всю жизнь одни задержки, то с любовью, то с зарплатой, то с автобусом! Ну все — не ною, не ною я! А на девять и на сорок дней не прилечу. Вот только что подумала, что прилечу и передумала. Не потому, что долго, нет. Не я там, не я. Зачем тогда? Ой, светло как!

Страшно. Здесь таких как я — тьма. Вон масса понурая, идет куда-то. Все губами шелестят, сами с собой разговаривают. Рядом мальчишка, глаза злые, но грустные-грустные. Спрашиваю:

— Знаешь, куда идем?

— А ты в первый раз, что ли?

— Да откуда мне знать, сынок!

— Как зовут тебя?

— Ирина.

— Значит в первый, удивительно.

— Почему?

— В первый, потому что имя назвала, потом забудешь, неважное оно. Души мы. Вечно ищем, вечно мучаемся, вечно недовольны, вечно существуем, мечтаем перестать быть.

— Как же это?

— Просто всегда начинаем поиск сначала. Мы тут все — идем и ищем. Нас придумывает кто-то так, как ему захочется. Сейчас только мало новых — редкость, не идет обновление.

— Что ищем, что?! — душа Ирины кричала.

— Себя. Обязательно должны найти, обязательно...