Магия ночи (гет)

Мужчины обнажают душу, как женщины тело — постепенно и лишь после упорной борьбы.

(с) Андре Моруа

Больше всего на свете я люблю смотреть на тебя ночью.

В моей комнате темно — я панически боюсь темноты, а ты презираешь ночники…истинный парадокс! — и душно. Мне бы открыть окно нараспашку, стянуть эту чертову пижаму, набросить твою рубашку и сидеть на подоконнике, считая звезды. Как в детстве, жадно вдыхать этот ароматный ночной воздух, в котором смешиваются сны, слезы и легкий аромат радости. Летние ночи обычно густые, тягучие и короткие — как мятная жвачка, никогда не успеваешь насладиться вкусом… Но окно открывать нельзя — ты сразу же проснешься, и момент потеряет свою магическую притягательность.

Ты знаешь…

У меня не получается сохранить нежность.

Она утекает сквозь пальцы, как бы я ни сжимала их в кулаки, уплывает из воздуха в щель под дверью, исчезает, стоит только закрыть глаза. Эта пресловутая нежность, чаще всего показная и надуманная, бессмысленная — порой я задаюсь вопросом, зачем же она нужна? Но мне хочется быть с тобой нежной, ласковой и правильной. Просто хочется получать хоть что-то в ответ на свои чувства. Говорят, ты отзываешься на ласку.

Мне нравится ночь, белые простыни и твой цвет волос — он темный, но не черный. Если бы цвет был черным, он бы сливался с темнотой — а я не хочу бояться еще и тебя. Но все идеально, мне даже помечтать не о чем, потому что у меня есть свой прекрасный не принц, но мучитель. И любовь моя к тебе странная — темная и зыбкая, но ничего сильнее я в своей жизни не ощущала. Все похоже на ночь — слишком много тайн между нами, мы не пытаемся открыться друг другу. Я не говорила тебе, но ты все прекрасно знаешь о моих чувствах, в которых больше смятения, чем того самого «чистого и светлого». Ты все обо мне знаешь, но мне так никогда и не понять, взаимны мои чувства или нет.

Мне бы очень хотелось стать для тебя чем-то потрясающе важным. Зачем? Честно говоря, не могу назвать точную причину — лишь бы все было искренне, без принуждения. Просто мне надоело гадать, кем же я все-таки для тебя являюсь, что значу и когда перестану интересовать. В ребусах данного типа я никогда не была сильна. Разгадывать парней довольно интересно, но ты сломал все стереотипы, правила и рамки, которые я с таким трудом для себя установила. Как можно сочетать в себе несовместимое и быть счастливым при этом? Не понимаю. Я не могу понять тебя, и это пугает. Ведь тот, в ком ты недостаточно уверен, с легкостью может выстрелить тебе в спину.

Я тебе не доверяю, и не надейся.

Мне просто нравится смотреть на тебя.

Отслеживать каждый вдох и считать секунды до того момента, когда ты вновь раскроешь губы, чтобы глотнуть жаркого воздуха. Видеть короткие прядки темных волос, прилипшие к вискам, влажное сияние кожи. Ты любишь, когда душно. А я обожаю сквозняки, но не решаюсь нарушить твой сон. О причинах моей непривычной лояльности к твоим привычкам ты, наверное, давно догадался. И мне страшно. Что, если ты однажды просто не появишься? Постель снова будет непривычно холодной, холодильник — забитым никому не нужной едой, а вещи будут спокойно лежать на своих местах. Я переживу, конечно, ведь это случалось и раньше, да и повторится еще не одну сотню раз.

Нас ведь никогда ничего не связывало.

А теперь нужно повторять это про себя до тех пор, пока мысль не станет материальной.

Знаешь, чего мне на самом деле хочется? Носить твои футболки, целовать, когда ты спишь — так, чтобы ты просыпался, а я притворялась, что ничего не было. Это нетрудно. Но слишком по-настоящему, и я боюсь, что потом уже не смогу отвязаться от этого щемящего ощущения собственной неполноценности. Я боюсь превратить поцелуи в нечто большее, чем касание губ — это не должно становится способом поддержания жизни.

Именно поэтому я никогда к тебе не прикоснусь так, как хотела бы.

Слишком много нас разделяет сейчас, и слишком много будет разделять после.

— Карин? — ты, оказывается, и не спал. А я позволила себе так много лишних прикосновений к твоему телу, так много компрометирующих меня легких поцелуев в плечо.

Недопустимо.

— Почему ты не спишь?

— Жарко… — и вправду, невыносимо душно, даже дышать нечем. Но ты улыбаешься, и я, скрепя сердце, наконец, признаюсь себе в самом сокровенном и ужасном.

Ты мне нужен.

Невыносимо необходим.

К черту ванильные цитатки про кислород — этим наивным дурочкам никогда не доведется полюбить так, как я — темно, иррационально и навсегда. Если быть откровенной, я им даже завидую. Потому что именно таким ты даришь свое внимание.

А я…я даже не знаю, что это — между нами.

— И ничего не жарко, — ты обхватываешь меня за талию и притягиваешь к себе. — Спи.

— А ты?

— И я.

Я ложусь рядом, но так, чтобы ты не касался меня. Хочется сохранять дистанцию, сохранять маленькую призрачную надежду на то, что ты мне приснился — я хорошо умею забывать сны. Порой я мечтаю вычеркнуть тебя из жизни. Просто стереть ластиком, как переписку с подругой в тетради по физике. И я ведь уже пыталась, только смысла никакого.

Кто-нибудь из нас обязательно не выдержит.

И мне очень хочется верить, что на моем счету больше побед. Только вот…вряд ли это так.

Я ненормальная. Неправильная. Не твоя.

Да. Пожалуй, это тоже стоит повторять почаще.

Ты снова прижимаешь меня к себе, но я продолжаю чувствовать что-то, разделяющее нас. Как тонкое лезвие гильотины. Мы можем стать единым целым, но я все равно буду страдать от одиночества. Мне всегда будет мало. Тебя. Свободы. Воздуха. И веры в собственные силы.

— Доброй ночи, Андрей.

— Засыпай, родная, — ты невесомо целуешь меня в висок.

И в комнате становится чуточку прохладнее.

* * *

Я мог бы много говорить о тебе.

И начал бы, безусловно, с того, что ты не подходишь для этого мира. Или он не подходит для тебя, не знаю точно, но вас создавали для разных Вселенных.

В тебе слишком много несоответствий, доведенных до совершенства. Ты восхитительно неправильна, словно языческий идол, столь же жестока и лжива. Не умеешь готовить, но отчаянно стараешься научиться — твой эгоизм требует быть лучшей, все время кому-то что-то доказывать, куда-то торопиться и жить так, будто через секунду тебя поглотит ползущая по пятам вязкая магма.

Как можно так жить?

Когда-то давно, пару тысяч лет назад (кому известно точно, сколько времени мы знаем друг друга…мне кажется, что вечность), я еще пытался понять тебя, постигнуть тайны твоей совсем не по-девичьи темной души. Лежал ночами в пустой комнате, на смятой постели, смотрел в потолок и пытался читать в тенях карту твоих мыслей. Это даже звучит запутано, так что ты можешь себе представить то, что я чувствовал.

Ты можешь. Я — нет.

Когда-нибудь мне придется сделать выбор — всем приходится. Я не боюсь последствий, но все чаще и чаще в мою голову закрадываются гадкие склизкие мыслишки о том, сколько я мог бы сделать, чего бы достиг, если бы рядом не было тебя. Наверное, я бы восстановился в универе, бросил курить, водить девок в эту — тобой обставленную — квартиру. Родители бы гордились «своим Андрюшей», на удивление сознательным парнем, целеустремленным человеком. А еще, я забил бы на эту тинейджерскую ерунду вроде роликов, скейта и мотоцикла и купил бы себе какую-нибудь представительную иномарку — как показатель того, что я повзрослел. Никаких спортивных тачек, дыр на джинсах и пирсинга на теле. Это все удивительно заманчиво, но…

…Это уже не моя жизнь.

Моя — сумасшедшая. Моя — рядом с тобой.

Люблю тебя или нет, я и сам не знаю — не задумывался. Я думал о чем угодно, только не о своих чувствах к полубезумной девчонке по имени Карина. Это ведь как омут — затянет.

Поэтому я убивал все силы на возведение ментальных крепостей — отгораживался от тебя, говорил, что мы долго не продержимся, что у нас нет ничего общего и тому подобную чушь. Ты не обижалась — я удивлялся этой твоей способности спускать все на тормозах — просто вырывала из моих рук бутылку и разбивала ее о стену.

У нас уже вся стена в розово-медных потоках. Как память о каждой безмолвной ссоре, которую мы пережили бок о бок. В одной комнате. В одной постели.

Я уже привык — ты никогда не кричишь на меня, только материшься сквозь зубы, и то изредка. Так странно — мы оба ненормальные, но у нас всегда тихо. Как будто все вымерли к чертовой матери. Как в фильме «Я — легенда», и я, похоже, в роли собаки. Мне хочется выкарабкаться, но я не знаю как.

Или не хочу.

Мне нравится в тебе многое — а именно то, что бесит сильнее всего. Ты посылаешь меня к черту, а потом говоришь, что любишь. Не разрешаешь прикасаться, а потом вдруг хватаешь за руку, и я чувствую, как твои пальцы дрожат, сжимая мою ладонь. Они такие хрупкие, что мне кажется, сожму чуть сильнее — и ты рассыплешься в пыль, такую же невероятно-прекрасно-шоколадную, как твои непослушные волосы.

Ты спишь в моих объятиях, сжавшись в комочек, и я не могу понять, как такая беззащитная девушка может быть упрямой эгоисткой. Как такая, как ты, может ругаться матом через слово, а по ночам гладить меня по щекам и шептать извинения? Меня в дрожь бросает, когда ты касаешься меня, но приходится притворяться спящим, чтобы не смущать тебя.

Твои руки движутся неспешно, так, словно оскальзываются на моей коже. Обычно импульсивная и вспыльчивая, ты прижимаешь свои ладони к моей груди, словно стараешься удержать что-то, что-то невероятно важное. Ты невероятна. Сочетаешь в себе столько, что меня уже немного мутит от твоих перевоплощений.

Я все еще надеюсь, что ты когда-нибудь найдешь себя.

Я никогда тебе этого не говорил — да и не скажу — но ты прекрасна на рассвете. Именно в кроваво-розовых лучах восходящего солнца. Ты будто замучена, избита и одновременно умиротворена — и это тебе к лицу. Когда ты спишь, я осторожно целую тебя в приоткрытые сухие губы, потому что не осмелюсь сделать этого в безжалостном сером свете дня. Я никогда не расскажу тебе о том, как ты обнимаешь меня во сне, потому что я мужчина, черт возьми, и мне не пристало проявлять сентиментальность и нежность.

Я просто знаю — ты моя.

А еще… Ты знаешь, я не могу любить тебя так, как ты хочешь.

Я вообще не могу любить тебя, по определению не могу, ведь девушки должны быть слабыми, безвольными и беззащитными — так меня учили родители, и за это я их ненавижу. А ты сильная, настолько, что я завидую тебе, завидую твоей силе, которую ты замкнула в себе и теперь медленно, размеренно и методично сходишь с ума.

Мне бы так хотелось тебя ненавидеть.

Чтобы испытывать страсть, неземную, слишком темную и злобную, чтобы брать тебя так, как будто ты моя кукла. Моя игрушка. Кусочек фарфора, а в душе — гниль. И пахнет от тебя сладко, вязко — гнилью. Потому что ты убиваешь себя, ты не в силах сломать стены темницы, которую сама же для себя воздвигла. Ты меня не хочешь.

А может быть, я просто не знаю тебя…

Твое сердце бьется под моей ладонью, и я считаю удары, забывая порядок чисел. Еще несколько минут — и ты откроешь глаза, мутные, сонные, безумные. Вместо того, чтобы одеться, стянешь пижаму, завернешься в простынь и пойдешь варить кофе. Кофе — это что-то вроде твоего фетиша. Твои волосы, кожа — их аромат и вкус — терпкие, жаркие, как этот напиток. Кажется, я готов глотать это всю свою жизнь — воздух, пропитанный тобой.

Вкус тебя — это безысходность.

Я наклоняюсь и медленно веду языком по изгибу шеи. Аромат кофе щекочет ноздри, и я с трудом сдерживаю себя, чтобы не сомкнуть зубы у тебя на горле. Кожа гладкая, чистая, сливочного оттенка — словно шапка молока в капуччино. Мне хочется выпить тебя. Вжать в себя до синяков, до полного слияния. До того момента, когда пустота где-то внутри заполнится тобой.

Черт, это почти насилие…

Ты такая вкусная… Вся, целиком. И так великолепно напряжена под моими ладонями. Моя кожа холодная, я знаю, поэтому и стремлюсь к жарким душным помещениям, где пытаюсь согреться. Стараюсь быть ближе к другим девушкам, пустым, но горячим, как лампа накаливания — внутри них лишь вольфрамовая нить похоти, она светится, пульсирует, и я играю в героя-любовника, чтобы хоть ненадолго утолить свою жажду тебя.

Ты дрожишь, пока я жадными прикосновениями изливаю тебе душу. Дрожишь, когда я наматываю твои роскошные волосы на кулак и оттягиваю голову назад, припадая губами к шее, оставляя глубокие укусы на тонком горле, и кровь выступает в маленьких ранках. Твоя кровь прекрасна, потому что на вкус она как эспрессо. — крепкая и пьянящая.

Я хочу еще.

Но ты вырываешься и оборачиваешься ко мне. Твои глаза горят, как угли в камине, и я уже чувствую жар твоего тела. Так жарко, что я перестаю мерзнуть.

— Какого черта? — недовольно шипишь ты, а мои губы непроизвольно расплываются в сытой довольной ухмылке. — Ты что себе позволяешь?!

— Тебе не нравится?

— Да пошел ты!..

Ты рывком садишься, хватаешь простыню в руки и спрыгиваешь с кровати.

— А ночью ты намного добрее, — мой голос, словно яд, просачивается в ранки на твоей шее.

— Ты тоже, — тонкие пальцы дрожат, сжимая белую ткань.

Я поднимаюсь с постели и обвиваю твою талию руками. Запах кофе вновь лишает разума, и огромным усилием воли я подавляю желание повалить тебя на мягкий ковер у кровати и рассказать, как ты мне нужна. Рассказать каждым поцелуем, каждым прикосновением и хриплым стоном.

Но я не могу.

Ты мне слишком дорога.

— Ночь закончилась, — шепчу я тебе на ухо, неистово прижимая к себе. — Но нам стоит только закрыть глаза…