Охотники на нечисть (джен)

Москва. Ноябрь 1997 года.

Он открыл глаза и огляделся. Белый потолок, белые плафоны, белые стены, белый свет из окна с белой рамой. И тишина.

«Где я?» Он попытался повернуться, чтобы осмотреться более обстоятельно. Но тело не желало повиноваться. Он скосил глаза в сторону и увидел пару коек, на которых под белыми простынями лежали тела с тянущимися к ним трубками.

«Что за черт! Что со мной?» — подумал он, заметив, что и к его руке прикреплена прозрачная трубочка от капельницы. В ушах зазвенело, и голова пошла кругом. Внезапно сосед по койке открыл глаза, уставившись на него. Молодой парнишка лет девятнадцати, весь перевязанный бинтами, смотрел на него голубыми глазами и шевелил губами, словно что-то говорил. Он прислушался и сквозь гул в ушах уловил тихий голос.

— Очухался, братишка? Тебя как звать?

Неожиданная мысль испуганным мотыльком стала биться о стенки черепа.

«Кто я? Господи, я же ни черта не помню!»

Его охватила паника. Гул в ушах нарастал, паника под его дьявольский аккомпанемент металась в первобытном варварском ритуальном танце, заполоняя мозг, сердце, все тело, клетку за клеткой, и вдруг, достигнув апогея, взорвалась яркой вспышкой, осветив глубины подсознания. Он вспомнил! Он все вспомнил. Он сержант запаса российской армии Максимов Денис Александрович, 1973 года рождения, уроженец Красногорска, что под Москвой-матушкой, призванный на службу в десантно-штурмовую бригаду и успевший побывать в аду кромешном, политкорректно называемом журналистами и политиками «горячей точкой». Во время последней перестрелки тащил на себе лейтенанта, истекающего кровью, когда рядом разорвался снаряд. Значит, он ранен. А что с лейтенантом? Да вот же он, лежит напротив с загипсованными ногами, опутанный трубками и проводками. Видно, ему здорово досталось.

Дверь отворилась, и в палату вошли несколько врачей и медсестер.

— Ну что, очнулся?— один из докторов, седой мужчина лет сорока, заглянув в историю болезни, начал докладывать официальным тоном. — Максимов Денис. Двадцать четыре года. Доставлен позавчера с проникающим осколочным ранением в верхний сегмент правого легкого. Гемопневмоторакс, повреждено несколько ребер. Легкая контузия. После операции на грудной клетке пришел в себя на вторые сутки. Шов чистенький, — врач заглянул под повязку, — нагноения нет. Плевральное отделяемое скудное, — продолжил он, повертев в руках герметичный пакет с какой-то бурой жидкостью. От пакета трубочка тянулась к Денису, прячась под бинтами. — Дренаж на пару деньков оставим. Необходима консультация невропатолога.

Повернувшись к Денису, врач протянул ему кусок металлической пластины и бодро сказал:

— Если бы осколок чуть в сторону ушел, ты бы без головы остался. Можно сказать, смерть мимо тебя прошла. Везучий ты сукин сын!

— Моей маме не нравится, когда меня так называют,— сказал Денис, пристально посмотрев в глаза весельчаку.

— Сарказм? Это хорошо, значит, идешь на поправку. А вообще ты прав, мать для солдата — святое. Посмотри, какого героя вырастила! Вынес на себе раненого командира.

— Как он? — спросил Денис.

— Спит. Еще вчера в себя пришел. Если б не ты, умер бы от потери крови. Ты ему жгут наложил.

— Не помню. Только взрыв, а потом глухо.

— Ничего, это бывает. Молодца! — врач по-отечески взъерошил чуть отросшие русые волосы на голове Дениса.— Коллеги, что стоим? У нас еще десять вновь прибывших. Быстро за дело.

«Белые халаты» проворно направились к двери. Врач, осматривавший Дениса, как заботливая наседка, подталкивал подопечных, успевая по пути осматривать раненых.

— Эй, браток, это что за гусь лапчатый? — Денис взглянул на соседа по койке.

— Это не гусь. Это заведующий отделением Ушаков Виктор Степанович. Хороший мужик.

— Слышь, тебя как звать-то?— поинтересовался Денис.

— Ярослав, Слава. А ты, значит, Денис?

— Ага. Друзья зовут меня Дэн. Ты откуда будешь?

— С Урала, из Пышмы. Слышал про такой город? У меня там мамка одна осталась. Еще не знает, что со мной случилось. Надо бы написать, да не хочу расстраивать. Сердце у нее слабое. Вот как к выписке дело пойдет, так письмо и отправлю, — он зашелся в надсадном кашле.

Прибежавшая медсестра стала суетиться возле побледневшего Славы, вводя ему в вену какое-то лекарство и давая дышать кислородом. Слава затих, видимо задремав.

— Сестричка, что с ним?— спросил Денис шепотом.

— Совсем плохой стал, до утра бы дотянул, — сказала медсестра, отведя в сторону покрасневшие глаза.

Остаток дня, насыщенный всевозможными медицинскими процедурами и обследованиями, пролетел незаметно. Вечером, успев перекинуться с соседями по палате парой слов, Денис растянулся на кровати, замер в блаженном ничегонеделаньи и незаметно задремал. Он не слышал, как в палату зашел Ушаков, постоял несколько минут у койки Славы, беспомощно глядя на его бледное лицо с запавшими глазами и заострившимся носом, как закрыл глаза руками, потерев уставшее от переживаний и недосыпа лицо. Не видел, как доктор, обреченно опустив плечи и склонив голову, вышел в коридор.

Денис видел, как он с младшим братишкой качается на качелях вверх-вниз, вверх-вниз. Видел родной дом и маму, выглядывающую из окна. Видел отца, выходящего из машины с мигалкой, отблески от которой сверкали на погонах со звездами. Слышал, как ветер шумит, запутавшись в высоких тополях, как мужики во дворе «забивают козла», как тихо играет музыка и как соседская девочка с глубокими, как озера, глазами, говорит: «Пойдем со мной на танцы. Пойдем со мной», — все громче и громче. — «Пойдем, пойдем со мной».

Резко проснувшись, Денис открыл глаза. В темноте он услышал женский голос:

— Пойдем, пойдем со мной.

Он с трудом разглядел женскую фигуру в белом возле Славиной кровати.

— Сестричка, куда ж ты его забираешь? Ночь на дворе, — сказал Денис, поудобнее устраиваясь на койке. Женщина встрепенулась, приблизилась к Денису, склонившись над ним.

— Ты видишь меня? — темные пытливые глаза смотрели на него, буравя насквозь. — Нет, нет, голубчик, тебе еще рано.

«Рано… рано… рано… рано… рано», — словно эхо зазвучало в его голове. Перед глазами все завертелось, и Денис погрузился в темноту. Через минуты, года, века он открыл глаза. В палате было все по-прежнему, вот только соседняя кровать была пуста. Ни Славы, ни постельного белья. Свободная койка. Денис с трудом встал с кровати и медленно, с частыми передышками поковылял из палаты. Он увидел темный пустой коридор. Только в дальнем углу за столом сидит задремавшая медсестричка. Из-под соседней двери пробивалась полоска света. Денис осторожно толкнул дверь и понял, что попал в ординаторскую. За столом перед графином с водой, от которого почему-то пахло спиртом, притулился Ушаков, тупо глядя в никуда. Денис потянулся было, чтобы прикрыть дверь, но предательская половица некстати заскрипела, и доктор, встрепенувшись, уставился мутными глазами на растерявшегося пациента.

— Максимов?! Ты чего вскочил? А впрочем, молодец, покой для слабаков. А ты сильный, выдюжишь. Заходи, садись, поговори со стариком.

— Да какой же вы старик? — удивился Денис, присаживаясь на продавленный диван, — У меня отец старше вас…был.

— Я говорю не о возрасте, а о состоянии души. Я, дружок, столько всего здесь повидал, что и сказать страшно.

— Виктор Степанович, а куда Славу перевели? — Ушаков недоуменно уставился на Дениса. — Ну, соседа моего. Его медсестра куда-то звала.

— Медсестра! — хмыкнул Ушаков, злобно оскаливаясь, — Значит, ты тоже видел эту стерву… Каждый божий день, каждую минуту уже в течение многих лет я борюсь с ней за этих ребят. Когда я беру верх, когда она. Казалось бы, давно должен привыкнуть, но не могу. Понимаешь? Не могу! Оторопь берет, когда она приходит за такими вот Славками и забирает, ехидно так улыбаясь. Ненавижу! — он долбанул кулаком по столу.

— Виктор Степанович, но вы же заведующий! И так расстраиваетесь из-за глупой девчонки. Поставьте ее на место… — Денис, ничего не понимая, с сочувствием смотрел на этого сильного человека, надломленного алкоголем и какими-то неурядицами с персоналом.

— На место… Эх, дружок, ничего-то ты не понял, — горько усмехнулся врач, — зеленый еще. Иди-ка ты, Денис, ложись. Да и мне пора на обход. Сегодня я этой суке ни одного больше не отдам. Ты слышишь? Ни единого!

— Но как же вы… — Денис покосился на графин.

— Не боись, талант не пробухаешь, — усмехнулся Ушаков. — Это так, для запаха. Дури-то своей хватает.

Денис вернулся в палату и в изнеможении упал на кровать. Так он не уставал ни во время изматывающих спаррингов на ринге, ни на десятикилометровых пробежках с полной выкладкой. «Сопля, слабак. Соберись!» — приказал он себе и вдруг провалился в глубокий сон.

На следующий день его ожидал сюрприз. В палату робко, прижимаясь друг к другу, как испуганные детишки, зашли непутевый двадцатилетний братец и мама. Они растерянно озирались по сторонам с беспомощным видом.

— Мама, мамочка! Стасян! Я здесь, — Денис поднялся с койки.

Мама и брат обрадовано бросились к его кровати и, торопливо, наперебой рассказывая, как получили письмо о ранении Дениса, стали выставлять на тумбочку фрукты, варенье, колбасу и прочую снедь.

— Мам, ну зачем ты, не нужно, — он заметил в глазах матери слезы, каждая из которых ранила намного больнее всех на свете осколков и пуль. — Мамуля, не расстраивайся, я в порядке. Так, царапнуло немного. Мам, ну честно, все хорошо, не надо плакать.

Денис стал гладить лицо матери, утирая ее слезы. Он зыркнул на Стаса, и тот, поняв старшего брата без слов, выскочил из палаты, чтобы вернуться со стаканом воды.

— Сыночка, родненький, — шептала мать, улыбаясь сквозь слезы, целуя его руки. — Живой.

В палату вошел Ушаков и замер, с пониманием глядя на Дениса. Тот вскинул на врача беспомощный взгляд.

— Голубушка, не нужно плакать, — спохватившись, доктор подошел к живописной троице. — Не надо расстраиваться.

— Доктор, скажите, его серьезно ранили? — женщина переключилась на Ушакова.

— Да господь с вами, он здоров как конь, — лихо врал тот матери бойца, выводя ее из палаты, — Пара царапин, устал немного, ничего страшного. Отдохнет, отоспится — и домой.

— Ты зачем ее сюда пустил? — Денис грозно уставился на брата, выждав, пока мать скроется за дверью.

— А ты бы не пустил? — спросил Стас, виновато отводя глаза.

— Не пустил бы. Спрятал бы письмо, наврал бы с три короба, но не пустил. Ей смерти отца хватило.

— И как бы я его спрятал, если письмо домой прислали! — ощетинился Стас.

— А ты не дома обитаешь! — иронично хмыкнул Денис.

— Не дома. Я уже полгода в Москве живу, в бабушкиной квартире, — младший брат не хотел повышать голос, но только Дэн мог так посмотреть на Стаса, что ему хотелось доказывать без конца свою правоту.

— Какой же ты ушлепок! Как ты посмел мать одну оставить! — Денис шипел от ярости, как кошка на раскаленной крыше.

— Между прочим, ты первый это сделал. Это тебе нужна была месть. Или забыл, как ты в Чечню рванул?

— А я не развлекаться туда уехал! — в глубине души Денис понимал, что Стас прав, но все равно руки чесались приложить его спиной об стену, чтобы зубы клацнули.

— А я не бросал мать одну, — продолжал кипятиться Стас, — Дэн, я каждое воскресенье ее проведывал, покупал продукты, звонил постоянно. А тебе раз в месяц написать сложно было! — он не удержался от упрека.

— Писал, как мог! — рявкнул Денис, — Сегодня же вернись домой.

— Ты не можешь мне указывать, что я должен делать! — Стас, словно еж, свернувшийся в клубок, выставил колючую оборону. Он, конечно, признавал правоту брата, но по давней привычке, продолжал настаивать на своем, доводя Дениса до белого каления.

Увидев возвращающуюся в палату маму, Денис, только что оравший на бестолкового братца, проворно обнял его за плечо и начал травить старинный анекдот. Стас, тщательно подхихикивая над рассказом, так же приобнял Дэна.

Потом Денис, всем видом демонстрируя матери отличное самочувствие и отсутствие серьезных повреждений, проводил ее с братом до самых дверей. Нежно обнял мать, пожал руку Стасу, хотя, будь они вдвоем, Денис предпочел бы хорошенько встряхнуть его, чтобы мозги встали на место. Помахал вслед и поплелся в палату, чувствуя себя слабее новорожденного младенца. Соседи по палате не беспокоили Дениса, предоставив парню самому разбираться с одолевающими его беспокойными мыслями. Он не находил себе места, прокручивал в голове разговор со Стасом, искал слова, которые могли бы пробить брешь в броне, созданной из ослиного упрямства и юношеского максимализма.

Незаметно подкралась ночь. Денис маялся без сна, злясь на брата. Как Стас мог не понимать, что его место рядом с матерью! Денис вспомнил, как мама переживала, когда он попал в ДШБ, и не могла нарадоваться его возвращению на «гражданку». Тому, что старший сын снял пугавший ее камуфляж и надел на себя милицейскую форму, пойдя по стопам отца. Ее успокаивали вечерние посиделки за чашкой чая, когда вся семья собиралась за кухонным столом. А еще он вспомнил, как жизнь раскололась на две части: до и после взрыва, в котором сгинул отец. И как мать превратилась в бледную тень прежней себя, как плакала по ночам, думая, что сыновья не слышат ее вдовьих всхлипов. Как вновь переживала и плакала, когда Денис по контракту отправился в Чечню, как просила в частых письмах, пропитанных слезами, беспокойством и надеждой, беречь себя и писать чаще. Как он поклялся себе, что сделает все на свете, чтобы мама больше не плакала… И тут Стас… Щенок! Денис с силой долбанул по стене кулаком и охнул от боли.

— Что? — еле слышный шепот вывел его из раздумий. Денис обернулся. Луна отбрасывала в полутемной палате причудливые тени. У стены на заправленной пустой кровати, где совсем недавно лежал Славка, он разглядел сгорбившуюся фигуру.

— Слава? — Денис подскочил к парню, схватил его за плечи, инстинктивно прижал к себе, а потом, отстранившись, попытался заглянуть ему в глаза.

— Слава, я так рад, ты уже ходишь, все нормально? Куда тебя перевели? — вопросов нашлось много, но тот молчал. Его лицо посерело, сделавшись неестественной бесчувственной маской, губы, выгнутые в грустно-презрительную линию, что-то шептали, без конца двигаясь; в устремленных вниз глазах отражался холодный стальной свет луны.

— Мать жалко, — ясно услышал Дэн.

— Что? — он удивленно смотрел на парня, стараясь понять, что происходит с ним и какая жуткая мысль в этот момент мучает его. — О чем ты, почему ее жалко, что случилось?

Слава наконец оторвался от созерцания пола и поднял глаза на Дениса. Дэн тонул в них. Черные стеклянные глаза, словно два омута, пронизывали насквозь и засасывали душу. Где-то в пятках образовался ледяной огонь, который лихо пронесся по позвоночнику, вмиг достигнув темечка, и заставил каждый волосок встать дыбом. Денису хотелось отпустить Славу и отойти подальше, но вместо этого он замер, недвижимый, дрожащий, опустившись на одно колено и продолжая судорожно сжимать плечи Славы.

— А тебе жалко свою мать? — ватный голос Славы наезжал, усиливаясь и уничтожая ощущение реальности.

Денис почувствовал, что тело под его пальцами живет собственной жизнью. Его пальцы, пробивая тонкую податливую кожу, погружались со странным чавкающим звуком в обнажающуюся плоть, он чувствовал на своих руках отвратительное теплое месиво, но был не в силах оторваться от созерцания глаз Славы, которые с каждым мигом становились все больше и больше, заполняя собой все пространство, всю вселенную.

— Прости, — это было последнее, что слышал Денис, прежде чем его мир, вспыхнув черной вспышкой, перестал существовать.

Солнечный свет заливал палату, через приоткрытую дверь слышались приглушенные голоса.

Парень, лежавший на Славиной кровати, усиленно шуршал газетой, которую уже третий раз пытался перевернуть. Трудовой подвиг, если учесть, что обе руки были забинтованы. Денис почувствовал, что голова просто раскалывается. Он лежал на своей кровати, заботливо укрытый одеялом, подоткнутым под бока. Что случилось и что все это значит? Денис, выпростав руку из-под одеяла, поднял ее на свет, внимательно разглядывая свои пальцы. Ни крови, ни остатков кожи, ни страшных кусков гниющей плоти. Все как обычно, лишь покрасневшие подушечки пальцев покалывало, словно обмороженные. Брр, его передернуло от воспоминаний. Вот приснится же зараза такая.

— Максимов! — зычный голос доктора прервал его размышления, тот влетел в палату ураганом, отчего расстегнутый халат едва поспевал за хозяином.

— Потрудитесь объяснить, молодой человек, что вы делали в подвальном помещении здания сегодня ночью?

— Я? В подвале? — Денис оторопело уставился на Ушакова.

— Да, да, юноша, именно там вас нашел дежурный врач. Ты лежал без сознания на полу. Что все это значит?

— Я не… черт, да не ходил я в подвал! — Денис от возмущения не сразу смог скинуть с себя одеяло, запутавшись в нем, как муха в паутине. — Мы поговорили со Славой, он спросил про мать, а после я уснул. Ну, я думаю, что уснул. Сон еще какой-то приснился, не знаю, неприятный.

— Сла… Вот что, пойдем-ка со мной, — врач старательно отводил глаза от возмущенно-вопрошающего взгляда своего неугомонного пациента.

Денис, провожаемый сочувствующими взглядами и шепоточками соседей по палате, вышел вслед за Ушаковым. Зайдя в кабинет врача, Дэн с возрастающим удивлением следил за манипуляциями доктора. Тот запер дверь на ключ, взял стакан, повертел его в руках, понюхал, поставил на стол, подойдя к окну, поправил занавеску, снова кинулся к двери, проверяя, заперт ли замок, прошагал раза три поперек кабинета и, неожиданно остановившись, вытянул указательный палец в направлении Дениса.

— Ты не мог говорить со Славой. Ты понимаешь это? Не мог. Слава умер.

— Но…

— А тебе, голубчик, нужно не по подвалам шляться, а соблюдать постельный режим. Да, да, полный покой, как и положено при контузии, — вкрадчиво говорил Ушаков, по-прежнему отказываясь смотреть в глаза Дениса, — А то ведь придется показать тебя психиатру! Ну подумай, зачем тебе портить послужной список такими записями? Отдыхай, набирайся сил, здоровья. Не нужно тебе ходить в подвал, лучше вообще из палаты не выходи. Понял? Вот и ладушки, — затараторил на одном дыхании Ушаков.

Денис вернулся в палату, мучимый тяжкими мыслями. Так, значит, Слава умер? Но тогда с кем он разговаривал ночью? Он отчетливо помнит, как вырубился в палате, но тогда при чем здесь подвал? И почему Слава спрашивал про маму? Безотчетная тревога одолевала Дениса все сильнее день ото дня. Он осунулся, потерял аппетит, ночами вздрагивал от каждого шороха. Его глаза запали, превратившись в серые клинки, настороженно пронзающие ночной сумрак. Даже тонкая ироничная улыбка сошла с его лица, будто ее стерли ластиком. Предчувствие беды незримо преследовало Дениса, повиснув на его плечах невыносимым грузом. Ощущение чего-то неотвратимого липкой паутиной льнуло к коже, не давало дышать полной грудью. Ушаков сторонился Дениса, по-прежнему избегая его пытливого взгляда.

Прошла неделя, под завязку наполненная тревожными мыслями, ночными бдениями и бесконечными попытками выяснить, что же случилось той ночью. Денис напоминал туго взведенную пружину, готовую сорваться в любой момент, разрушая в стремительном полете все недомолвки и тайны. Развязка наступила неожиданно. Под вечер в палату влетел Стас, едва не сбив с ног симпатичную медсестричку, шептавшуюся с лейтенантом возле двери.

— Дэн, маме плохо, — он смотрел на старшего брата по-щенячьи умоляющими карими глазами, — ее увезли в больницу. Инфаркт.

Крик, зародившийся в глубине живота, вырвался наружу, лавиной сметая все тревожные мысли и дурацкие предчувствия.

— Мама, — Денис схватил Стаса за грудки, — Я же велел тебе вернуться домой! Ты должен был быть рядом с мамой.

— А я и был рядом с ней. Я в тот же день вернулся домой, — Стас ловким приемом вырвался из цепких рук брата. — Прекрати! — Младший на всякий случай отодвинулся от Дэна подальше, поглядывая исподлобья. — Я же не дурак! Она и так из-за тебя места себе не находила, пока твой врач не позвонил.

— Ушаков?

— Ну да. Он сказал, что ты, по его мнению, и так сделал больше, чем некоторые. Сказал, что не может видеть слезы матери солдата и даст в выписке заключение, по которому тебя оставят дома. Она после этого так обрадовалась, даже помолодела. Песни напевать начала, как тогда, помнишь, при отце. А сегодня возвращаюсь домой из универа, а она на полу лежит. Ну и «скорая» ее сразу в больницу.

— Так, жди меня здесь, я сейчас.

Денис разыскал Ушакова и, рассказав о том, что случилось, срочно выписался из больницы, клятвенно пообещав показываться каждый день.

Через час Денис сидел возле кровати матери, отправив Стаса домой. Хрупкая материна фигурка терялась на высокой больничной койке среди трубок и проводков. Горло Дениса перехватило — словно чья-то безжалостная рука сдавила его и не собираясь отпускать. Слезы, удерживаемые в глубине серых глаз, давили на сердце неподъемным грузом. Он гладил мамину руку и что-то шептал. Обещал, что все будет хорошо, что она поправится и они, как и прежде, вместе будут сидеть по вечерам на кухне за чашкой чая. Что Стас закончит универ и будет паять свои проводочки, создавая радиоэлектронные шедевры, что сам Денис останется дома — повоевал, хватит. Доведет до ума старенький «лендровер», купленный еще отцом после списания из милицейского автопарка, опять вернется в милицию, и все у них будет просто замечательно. И не будет больше слез и боли, не будет порохового дыма и осколков, разрывающих материнское сердце. Под мерное пиканье аппаратов Денис незаметно задремал, прижавшись небритой щекой к маминой ладони.

Он проснулся оттого, что замерз. Открыл глаза и посмотрел на часы. Три часа утра.

— Черт, — он поежился и повыше натянул одеяло на маму, окинув ее ласковым взглядом. — Что им, жарко стало? Выключать отопление в декабре месяце — это идиотизм! Не лето, поди, — ворчал Денис под нос. Изо рта вдруг стал вырываться пар. Могильный холод заполнял палату.

Сквозь окна проникал лунный свет, и палата была погружена в серый полумрак. Из коридора раздавались неясные голоса.

— Прости, — это прозвучало неотчетливо, как шорох.

Денис почувствовал, как волосы на голове зашевелились. Медленно, словно во сне, он повернул голову на звук. В темном углу палаты словно пульсировала фигура Славы. Черные глазницы обращены к маме Дениса, плечи опущены, уголки губ печально изогнуты книзу.

— Что тебе надо? — прошептал Дэн; он прижался всем телом к спинке кровати, загораживая собой мать, чувствуя, как холодный пот капельками стекает по спине.

Темный призрак, медленно подплыв к больной, заглянул ей в лицо и протянул тонкую руку.

Это было слишком: призрак угрожал уже не Денису — теперь он посмел коснуться его матери! Денис, резко оттолкнувшись, всем своим весом ударил в темную фигуру. Что-то холодное, влажное, мерзкое облепило его со всех сторон, кромешная темнота застлала глаза, он размахивал руками, пытаясь сорвать с себя невидимую паутину — и наконец, не удержавшись, рухнул на пол, больно ударившись затылком.

— Ты не сможешь, — прошелестело над ним, и все стихло. Так же резко, как началось. Он лежал на полу, дрожа, словно в лихорадке, мокрый от пота, испуганный, ничего не понимающий.

Вокруг по-прежнему стоял полумрак, тихо и мерно гудели медицинские приборы, а из коридора по-прежнему доносились голоса. Денис поднялся, ноги отказывались его держать, голова кружилась, и он покачивался в разные стороны. Он взглянул на маму. Ничего не изменилось, Бледные руки матери, лежащие поверх натянутого одеяла, трубки, по которым целебные растворы текли в мамины вены. Все, как и минуту назад.

— Но я не спал, — сообщил Денис сам себе. — Сейчас я не спал, это точно.

Он растерянно покусывал нижнюю губу, не представляя, что делать дальше. Утро того же дня. Квартира Стаса.

Денис поднял кулак и, на мгновение замерев в нерешительности, постучал по коричневой обшарпанной двери. Некоторое время стояла тишина, затем послышались легкие шаги, и скрипнувшая дверь, распахнувшись, явила его взору заспанную физиономию Стаса.

— Привет.

— Дэн? — Стас несколько секунд приходил в себя, затем глаза его начали округляться в испуге. — Что с мамой? — охрипнув от ожидания беды, спросил он.

— Все так же, — хмуро ответил Денис, рассеянно махнув рукой. — Я просто… мне нужно с тобой поговорить.

— Поговорить? О чем? — Стас все еще продолжал загораживать собой дверной проем. Он был одет только в тонкие спортивные штаны и ежился от холодного воздуха подъезда.

— Может, все-таки впустишь? — натянуто ухмыльнулся Денис. Стас растерянно отстранился, распахивая дверь шире.

— Валяй.

Денис зашел в узкий, выкрашенный темно-синей краской коридор, едва освещаемый тусклой лампочкой без абажура.

— Пойдем на кухню, что ли, — потянул его за собой Стас.

Все пространство кухни было основательно забито. Небольшой стол у окна, на котором примостился раскрытый лэптоп, рядом кружка с недопитым кофе — видно, братан опять проводил бессонную ночь, блуждая по своим обожаемых сайтах. В раковине грязная посуда, на плите — сковорода с чем-то подгоревшим. Чайник на столе, у стола — маленький древний холодильник. На имеющихся горизонтальных поверхностях располагались нужные его брату штуки — плоскогубцы, отвертки, паяльники, микросхемы, платы, лампочки и прочее техническое хозяйство. Младший никогда не отличался особой аккуратностью.

Стас, кивнув на один из табуретов, занял второй и вопросительно уставился на Дениса.

Тот уселся и замер в нерешительности.

— Ну? — Стас нетерпеливо постукивал по столу кончиками пальцев, поглядывая то на брата, то в коридор.

— Короче, — Денис замялся. Стас снова посмотрел на него.

— В общем, — Денис выдохнул, — все началось, когда я только пришел в себя после ранения…

Стас слушал внимательно, даже, может быть, чересчур. Он, поставив локти на стол, подпер подбородок руками и за все повествование не шевельнулся и не проронил ни слова. Лишь иногда сводил брови к переносице, отчего его лицо принимало комично-серьезное выражение.

Денис замолчал. Молчал и Стас.

— Ну, что скажешь? — не выдержал Денис.

— Что я скажу? — Стас выпрямился, опершись о стену, и снова свел брови. — А что я скажу. Ты ведь несерьезно? Что все это значит, Дэн, что ты сейчас пытаешься мне поведать?

— Ты не веришь? — напрягся Денис. — Я рассказал тебе все, что знаю.

— Не понимаю, — развел руками Стас. — Чего ты от меня хочешь? Чтобы я поверил в какое-то привидение, которое постоянно является тебе с просьбами простить его? И в то, что мама заболела из-за него? Дэн, извини… Понимаю, тебе многое пришлось пережить. Сначала отец, потом Чечня, ранение, а сейчас мама… У тебя ведь была контузия? После нее и не такое привидится. Мне тоже, знаешь ли, несладко, но сходить с ума — это не решение…

Денис вскипел.

— Ты хочешь сказать, что у меня крыша поехала? — его голос зазвенел в маленькой кухне.

— Я хочу сказать, — Стас вскочил с табурета и теперь стоял, нависая над Денисом, — что тебе надо успокоиться. И знаешь что, съезди-ка к этому своему, как его, Ушакову, и попроси направить тебя к психиатру. Я не думаю, что он откажет.

— Ну, спасибо, братан, — Денис тоже вскочил. — Спасибо, что выслушал, помог, а главное — все понял. Спасибо, родной!

Он взмахнул руками от избытка чувств и рванул к выходу. Пробегая через коридор, он заметил в гостиной высокую темнокожую девушку. Она стояла спиной к окну, погруженная в свои мысли. На взъерошенного Дениса девушка испугано взглянула удивительно красивыми черными глазами. Денис пулей вылетел из квартиры.

На следующее утро Дениса, собравшегося ехать к матери, уже на пороге остановил телефонный звонок.

— Это Денис? — спросил приятный женский голос с незнакомым, режущим слух акцентом.

— Да.

— Вы меня не знаете, я Тая, — она запнулась, — знакомая Стаса. Вы видели меня вчера днем у него, помните?

Те испуганные черные глаза в гостиной...

— Помню, — ответил он.

— Денис, нам необходимо срочно встретиться.

— Могу я узнать — зачем?

— Это касается вашей мамы, — девушка помолчала. — И, Денис… я вам верю.

До города Денис добрался довольно быстро, его «лендровер», надсадно чихая мотором, всего минут на десять завис в пробке на Новорижском шоссе. Он вышел на Воробьевскую набережную, где была назначена встреча. Скамейки вдоль запорошенной дорожки утопали в сугробах, голые деревья, выставив свои костлявые ветки, чуть подрагивали от легкого ветерка. Позднее утро было довольно морозным, снег падал, медленно кружа. Хотелось, как в детстве, подняв голову, ловить ртом снежинки, пробуя их на вкус, соревнуясь со Стасом в ловле этих пушистых мух. Он вспомнил, как отец возил их в эти места...

…Стояло лето, и набережная была заполнена людьми. Лавируя между ними, прыгая по ступеням и опасно свешиваясь через прутья ограждения, Стас, тогда еще пухлощекий, смешной малыш, упал, ободрав себе ногу, и потом долго стонал, усиленно опираясь на плечи брата. Денис сам давно бы уже забыл о царапине, но младший брат уже тогда умел из всего извлекать выгоду. Денис отдал ему свой золотистый брелок с фонариком, купленный им на карманные, с таким трудом сэкономленные деньги, выгреб из карманов всю свою порцию конфет, заботливо подсунутых мамой на случай, если ее обожаемые мальчики захотят сладкого, — лишь бы не видеть больше горьких слез братишки. Денис помнил одобрительный взгляд отца, с удовольствием наблюдавшего за ними. Отец любил повторять, что ближе их двоих на свете нет никого, что они родные братья и должны всегда поддерживать друг друга и оберегать…

Денис вздохнул.

— Здравствуйте, — мелодичный голос прервал его размышления.

Денис обернулся. Белоснежный короткий пуховичок с меховой опушкой и белая вязаная шапочка с помпоном удивительно гармонировали с темной кожей. Из-под шапки локонами струились волнистые смоляные волосы, а большие, с грустинкой, глаза притягивали глубоким блеском, словно черные магниты.

— Я Таира, можно просто Тая, — девушка протянула изящную ладошку.

Денис моргнул и, оторвавшись от созерцания ее глаз, легонько пожал руку.

— Денис, можно просто Дэн, — с улыбкой парировал он.

— Я знаю, кто вы, — улыбнулась Тая, — знакомство с вами состоялось заочно и довольно давно. Стас, — она замялась,— очень часто вас вспоминает, при всяком удобном случае, представляет, как бы поступил в подобной ситуации его брат или какой была бы ваша реакция на его выходки, — лицо ее осветила ласковая улыбка.

Дэн понял, что эта улыбка предназначалась не ему. Тая понравилась ему, не только внешне, но и своим внутренним теплом.

«У мелкого неплохой вкус», с удовольствием подумал он.

— Раз уж мы с вами так давно знакомы, думаю, будет уместно перейти на ты, — предложил Дэн.

— Хорошо, Денис, — смущенно опустив глаза, согласилась девушка.

— Итак, Тая, о чем ты хотела со мной поговорить? — они, не сговариваясь, медленно побрели по искрящейся от морозного солнца белой тропинке по направлению к Лужнецкому мосту.

— Давайте — ой, прости. Давай я начну рассказывать с самого начала, чтобы тебе было понятно и ничто не вызывала недоверия. Я родилась в небольшой провинции на Кубе. До сих пор официальной религией у нас считается магия вуду, Ты знаешь что это?

— Так, в самых общих чертах, — наморщил лоб Денис.

— Хорошо, — продолжала девушка, — в принципе полезная вещь, совсем не такая ужасная, какой принято ее считать, но, к сожалению, у всякого дела есть своя негативная сторона. Вот и у нас есть люди, которые отдали свою жизнь служению злу. Мы называем их бокорами. И есть у них одна слабость: страсть как любят обращать людей в рабов, делая из них подобие зомби. Бокоры разрушают душу и разум своей жертвы, уничтожая участки мозга. Человек превращается в послушный автомат, он способен есть, двигаться, говорить отдельные фразы, но живёт как бы во сне. Он не помнит прошлого, не знает своего имени и готов исполнять любые приказы своего создателя. — Тая зябко повела плечами и, вздохнув, продолжила.

— В нашей провинции один из бокоров стал очень уважаемым и почитаемым человеком. Все, что происходило, все, что производилось, делалось только с его согласия или по его велению. Он ведал урожаями, погодой, болезнями, смертями и рождениями. Он очень сильный колдун. Среди прочего он велел, чтобы жители поставляли ему рабов для черной работы, которых он превращал в зомби. Причем выбор он делал сам, забирая любого. Из моей семьи ему в качестве раба был отдан мой брат. — Денис заметил, как злобно блеснули глаза Таи в этот момент, а затем в уголках скопились капельки слез, которые она тут же смахнула ресницами. — Я очень любила его, — продолжала она чуть охрипшим голосом. — У меня большая семья, много братьев и сестер, но Эрик больше всех нянчился со мной, — очередной вздох.

— Когда бокор призвал моего брата, мне было шесть. Я тогда плакала, все звала его. Даже голос сорвала, — снова горький вздох. Плечи Таиры поникли, и девушка пошла еще медленнее, уткнувшись взглядом в снежную дорогу. Денис молчал.

— Тогда родители долго отпаивали меня травами, говорили, что нужно смириться, со временем боль уйдет. Но я помню, помню безумные, сверкающие злобой глаза бокора и грустный, сожалеющий взгляд брата. Я тогда поклялась отомстить и принялась с остервенением изучать тайны магии вуду. Что только я не творила, пока постигала азы и совершенствовала мастерство, — Таира вновь вздохнула.

— Через десять лет, когда я выросла, бокор наведался в наши места. Он делал это к тому времени крайне редко. Конечно, я не смогла удержаться и попыталась провести ритуал. Ты бы слышал его смех! — Тая остановилась, облокотившись на перила ограждения, и закрыла глаза. Денис молча стоял рядом, понимая, что слова утешения вряд ли будут уместны. Быть внимательным, молчаливым слушателем — это все, что сейчас он мог сделать для девушки.

— В общем, я не смогла тогда ничего. А на следующий день умерла мама. Отец был в ярости, и когда бокор приказал ему доставить меня в его владения, он сразу согласился. Но мир не без добрых людей. Мне помогли бежать, а потом тайно перевезли в Москву. И вот я здесь, — она развернулась и резко взглянула в глаза Денису. Он даже отшатнулся от неожиданности. — Я поняла, что с помощью вуду мне его не одолеть, он слишком силен. Те несколько лет, что я прожила в Москве, я изучала оккультизм, некромантию, искала способы справиться с ним чуть ли не во всех магических практиках мира. Однако все попытки достать бокора оказались тщетными. Пока тщетными, — она с силой сжала пальцы в кулак и погрозила своему невидимому противнику.

— Теперь твоя история, — продолжала она стальным голосом, — То, что случилось с вашей мамой, — это не просто болезнь. Я слышала твой разговор с братом. Это сильно смахивает на заговор переноса болезни на здорового человека. Правда, чтобы его выполнял умерший, — такое я встречаю впервые. Но знаешь, — Тая чуть помолчала, — я в последнее время уже ничему не удивляюсь.

Денис оторопел.

— Ты серьезно? Ты правда думаешь, что это возможно?

— А вся моя жизнь, по-твоему, — она возможна? Или мне пора в психушку? — нахмурилась девушка.

— Нет, конечно, — замялся Денис. — Извини, я просто не могу вот так во все это поверить. Да, я сам пришел к Стасу и все это ему выложил, но все равно я абсолютно ничего не понимаю.

— Вот для осознания происходящего, думаю, нам нужно провести одну магическую процедуру, называемую спиритическим сеансом, и призвать Славу к ответу, — сообщила Тая.

— Провести что? — Денис, разинув рот, уставился на нее.

— Идем, — Таира схватила Дениса за рукав и потащила к метро. — Время есть. Стас вернется с занятий часов через пять. Мы успеем, а по дороге я расскажу тебе поподробнее.

— Ладно, — кивнул Денис, поспешая вслед за Таей, — особого выбора ему все равно не дали. Через пару шагов его осенило: — А почему, собственно, «идем»? У меня же машина. Едем! — он развернулся и, ухватив Таю под руку, направился к дороге. Тая черной молнией металась по квартире Стаса, когда-то принадлежавшей бабушке братьев Максимовых. В квартире, кроме небольшой кухни, имелась столь же небольшая гостиная и совсем крохотная спальня, путь в которую пролегал через ту же гостиную. И сейчас по крохотной квартирке, одновременно во всех комнатах и коридорах, носился ураган по имени Таира, стремительно опустошая сумки и скидывая на диван в быстро растущую кучу всевозможные штучки. Денис, присевший на этот самый диван, потихонечку двигался к краю и с интересом разглядывал быстро прибывающие вещи. Несколько скрученных тряпичных мешочков, попавших туда после того, как девушка их тщательно обнюхала. Несколько промасленных серых тряпочек, пузырьки с темным содержимым, свечи, спички, круглый кусочек портновского мела, небольшая бронзовая чашка с крышечкой и с дырочками по бокам...

Тая наконец встала на колени возле дивана и, ловко скрутив из замасленных лоскутов уродливое подобие куклы, подмигнула изумленно следившему за ней Денису. Аккуратно написала на животе куклы мелом полное имя Славы и отложила ее в сторону. Затем взяла бронзовую чашку и, открыв ее, принялась разворачивать мешочки.

— Тая, — Денис склонил голову набок, — Мне очень не хочется тебе мешать, и прости мне, пожалуйста, мое природное любопытство, но не будешь ли ты так любезна объяснить, что ты делаешь?

Тая улыбнулась.

— Ладно, но это сложно понять непосвященному человеку. Это кадильница, — Тая подняла на ладони бронзовую чашку. — А сейчас я делаю ладан некромантии.

И она принялась добавлять в кадильницу по щепоткам содержимое мешочков.

— Три части полыни, тонко измельченной, две части ладана, — шептала она не столько для Дениса, сколько для себя, чтобы ничего не напутать.

Пришел черед пузырьков.

— Две части смолы камедного дерева, полчасти елея, полчасти вина, полчасти меда…

Затем девушка, все так же ползая по полу на коленях, принялась мелом рисовать причудливые фигуры. В центре она нарисовала круг, вокруг него — треугольник, а в круг положила самодельную куклу.

— Это Треугольник появления, — комментировала Тая, не прерывая своего занятия, — внутри круга появится призрак, а треугольник нужен для того, чтобы призрак не мог вырваться наружу. Ты же знаешь, всякие призраки бывают, некоторым совсем нечего делать в нашем мире.

— Да?— Денис усмехнулся, изогнув брови.

Тая подняла голову, внимательно поглядев на него.

— Знаешь, я даже немного завидую твоему незнанию, — вздохнула она и вернулась к работе.

Между кругом и треугольником девушка вписала имена:

— MIKHAEL — подобный Богу, GABRIEL — сила Бога, SAMAEL — гнев Бога, RAPHAEL — исцелитель, SASHIEL — справедливость, ANAEL — внемли мне, — читала и комментировала она. — Это имена ангелов господних. Они нужны нам для того, чтобы защититься от духа и сковать его для ответов на вопросы — так он не сможет лгать.

Затем Тая расставила свечи в вершинах треугольника.

— Ну вот, почти все, — она зажгла свечи, которые тут же стали трещать и чадить, а потом достала из рукава свитера маленький изящный кинжал, рукояткой которому служила хрустальная фигурка молящейся на коленях обнаженной девушки. Тая резким движением рассекла себе кожу на внутренней стороне ладони.

— Что ты делаешь? — Денис вскочил.

— Ш-ш-ш,— девушка подняла к нему выразительные глаза. — Ничего страшного, не впервой. Кровь нам нужна как приманка для духа.

Сжав ладошку в кулак, она позволила алым капелькам стекать в бронзовую кадильницу, наполненную травами и маслами. Когда верхняя часть душистой горки окрасилась в красное, Тая лизнула ранку на ладошке и подожгла содержимое кадильницы. Оно не загорелось, а лишь слабо тлело, заполоняя комнату серой дымкой и источая сладкий, тягучий аромат.

— Где здесь запад? — пробормотала юная чародейка и, прикинув что-то в уме, воткнула окровавленный кинжал в один из углов треугольника.

Затем, поднявшись, Тая опустила тяжелые шторы и выключила свет. Комната погрузилась во мрак, лишь пляшущие огоньки чадящих свечей освещали центр комнаты. Денис старался дышать медленно, выдыхая через открытый рот, чтобы не нарушить тишину. Он начал проникаться этим потусторонним ощущением нереальности, вдыхая аромат ладана и следя за огоньками свечей. Тая тем временем опустилась на колени перед треугольником. Денис тоже сел на пол, прижавшись спиной к дивану, оставаясь в темноте. Он с интересом наблюдал за ее действиями.

Тая, раскачиваясь из стороны в сторону, начала негромко, растягивая каждый звук, петь странную песню:

— Colprizicina, Offina, Alta, Nestera, Fuaro, Menut, я называю Ярослава, ты произведение Ярослава, Дух Ярослава, можешь приблизиться к воротам Запада, чтобы ответить правдиво на вопросы моих подданных. Berald, Beroald, Balbin! Gab, Gabor, Agaba! Восстань, восстань, я заклинаю тебя и повелеваю тобой.

Oxiayala holado, od zodirome O coraxo das zodialadare raasyo. Od vabezodire cameliaxa od bahala: NIISO! salarnanu telocahe! Casaremanu hoel-qo, od ti ta zod cahisa soba caremefa i ga. NIISA! bagile aberameji nonucape. Zodacare eca od Zodameranu! odo cicale Qaa! Zodoreje, lape zodiredo Noco Mada, noathahe Saitan!(1)

(1)«(Одиннадцатый Энохианский Ключ — открывает путь мертвым) Из могучего трона донеслись раскаты грома, и пять грозовых туч полетели на Восток. Орел обрел дар речи и воскликнул: “Выходите из дома смерти!” И собрались они вместе и обрели меру; они — те бессмертные, что оседлали ураганы. Выйдите же! Потому что я приготовил для вас место, — посему покажитесь! Сбросьте пелену с тайн своего сотворения! Будьте ко мне благосклонны, ибо я — ваш Бог, истинный почитатель плоти, живущей вечно!» Затем она раскинула руки в стороны и подняла голову, отчего ее изящная фигурка стала напоминать распятие.

— Расфуя, вдохнови! Именем тайн бездны! Пламенем общины! Силой запада! Молчанием ночи и святыми ритуалами Гекаты, я заклинаю и вызываю тебя, дух Ярослава, чтобы ты предстал здесь и ответил на мои вопросы. Да будет так! — она скрестила руки на груди и замолчала, закрыв глаза.

Несколько секунд стояла полная тишина, даже свечи перестали колыхаться, замерев, а серый дымок остановился узкой полоской в загустевшем воздухе. Так фотограф останавливает мгновение, нажимая на кнопку фотокамеры. Потом круг, где находилась кукла, стал наполняться неоновым туманом, формирующимся в неясную фигуру. Несколько секунд — и фигура загустела, став настолько плотной и реальной, что ничем не отличалась от человеческой. Существо открыло глаза и взглянуло на замершую девушку. Затем перевело взгляд на Дэна — и рывком бросилось к нему. Денис выставил вперед руку, защищаясь от глубоких черных глаз Славы. Тая даже не дрогнула. Призрак, ударившись о невидимую стену, остановился и, казалось, бессильно опустил плечи.

— Кто ты? — послышался звенящий голос Таи.

— Ты знаешь, — нехотя, будто поскрипывая, отвечал Слава. И небрежно, будто беседуя с друзьями, добавил: — Мне это нравится.

Тая напряглась: вызванный дух должен только отвечать на вопросы, а не делиться впечатлениями.

— Говори, — приказала она твердо.

— Ярослав, — заскрипел призрак.

— Что ты сделал со Светланой Максимовой? — вопрошала Тая.

Несколько секунд молчания казались вечностью.

— Отвечай! — голос Таи стал выше.

— Она несет в себе чужую болезнь, — скрипнул дух.

— Как ты это сделал? — спросила Таира.

— Новый друг научил, — призрак вдруг криво улыбнулся, и от этой почти человеческой гримасы Денису стало не по себе.

— Друг? — опешила Тая, и дух, почувствовав ее растерянность, с новой силой стал ударяться о сдерживающую его преграду.

— Как это прекратить? — взяв себя в руки, продолжила допрос Тая.

— Ты не сможешь. — Дух еще раз беззвучно ударился о невидимое стекло. — Никто не сможет.

В комнате стало душно, Денис заметил, как заколыхались шторы.

— Не сможет!

Фигура призрака начала расщепляться на неоновые брызги, которые превращались в смерч, закручиваясь внутри мелового круга с бешеной скоростью. Задрожал пол, затряслась мебель; конвульсия охватила все предметы в комнате. Денис чувствовал, как что-то липкое, холодное касается его тонкими щупальцами. Тая открыла глаза, и на секунду сквозь вспышки в сгустившемся воздухе ей почудились злобные глаза. Она громко закричала, пытаясь перекрыть нарастающий гул:

— Вернись в мир свой с миром! КАЛДУЛЕХ! ДАЛМАЛЕЙ! КАДИТ!

Кукла внутри круга вспыхнула. В тот же миг все прекратилось, свечи погасли, комната погрузилась в темноту. Лишь удары сердца, как казалось Денису, громом раздавались в тишине.

Несколько минут прошло в абсолютном молчании. Таира потихонечку собирала мешочки и пузырьки, устраняя следы ритуала.

— Я все еще не могу в это поверить, — Денис сидел на диване, прижав ладони к вискам, перебирая пальцами волосы. — В голове не укладывается.

Да и могло ли эдакое укладываться в голове нормального современного человека? Всего несколько часов назад в жизни Дениса все было просто, как дважды два. В его мире все люди делились на хороших и плохих. Конечно, попадались и законченные мерзавцы, но даже они были людьми. С ними можно было поговорить, поспорить, поскандалить, подраться, в конце концов. Денис знал, что откровенное зло подлежит ликвидации, а хороших людей нужно защищать, охранять. Мир, старый добрый привычный мир, где каждое утро начинается с восхода солнца и каждый вечер обязательно должен завершиться его закатом. Да, в этом мире хватает всякого, болезней, смертей, ненависти, но только сейчас Денис в полной мере осознал, как же он любит этот простой и понятный мир. После того как он прикоснулся к чему-то... К чему? Получается, что все это время параллельно с его устоявшимся миром существовал еще один? Мир, который не так-то просто заметить в повседневной суете. Мир духов? И вполне возможно, все те люди, которых он… Денис почувствовал, что дыхание начинает даваться ему с трудом… все их души, возможно, сейчас бродят где-то по земле. Почувствовав, как на глаза наворачиваются слезы, он быстро вытер их ладонями и, лишь затем посмотрел на Таю. Она, молча, стояла у окна, скрестив руки на груди. Вьющиеся волосы спадали на хрупкие плечи, а большие черные глаза были полуприкрыты. Таира устала, и сейчас она просто расслаблено наблюдала за Денисом, не пытаясь прервать поток его мыслей.

— Ты всегда знала о духах? — спросил Дэн.

— Всегда? — Тая задумалась. — Да. Ну, то есть, что они существуют. Нечто, что невозможно объяснить или описать никакими словами, что неподвластно никаким научным теориям, знала всегда, но столкнулась лично только сейчас.

Денис едва заметно кивнул, собираясь с мыслями.

— Итак, что мы имеем? Слава, то есть то существо, оно сказало, что моя мама… как? — он вопросительно взглянул на Таю.

Девушка прикрыла глаза и, как заученный стих, повторила слова призрака.

— Что же делать? Есть какая-то возможность исправить ситуацию? — голос Дениса дрогнул.

— Да, — уверенно ответила Тая. — Ты должен уничтожить душу Славы… то есть не совсем душу, скорее ее земную ипостась. В данный момент часть его сущности застряла между миром, в который он должен отправиться, и нашим. Ты должен заставить ее уйти.

Денис сидел прямо и внимательно слушал Таю.

— Необходимо разрушить его фантом в нашем мире, чтобы разорвать связь между его мамой и твоей, — продолжала она.

— Подожди, если я правильно понял, — вставил Денис, — сейчас его мама и моя как-то связаны. И моя мама является гарантом жизни для его матери.

— Точно, — кивнула Тая, — Слава сейчас как проводник между двумя женщинами. Как только этот проводник перестанет существовать, все вернется на круги своя, и твоя мама снова станет здоровым человеком.

— Моя — да, — кивнул Денис,— А его мать? Она умрет?

— Скорее всего, — Тая вздохнула, отводя взгляд от вопрошающих глаз Дэна.

Денис вскочил и принялся мерить тесную гостиную шагами, от стены до окна. Тая молча за ним наблюдала.

— Она сейчас вроде как на аппарате искусственного дыхания, да? — спросил Денис наконец. — И, уничтожив фантом, я перекрою краник…

— Ты солдат, Дэн, — тихо напомнила Тая.

— Уже нет, — тряхнул головой тот. — И врага передо мной нет. Обычная, настрадавшаяся женщина…

— Женщина, которая умирает от болезни. — Тая оттолкнулась от подоконника и подошла к нему. — Ты не виноват в этом. Нельзя идти против законов природы, Дэн. Нельзя обманом, магией заставлять кого-то жить, а кого-то — умирать.

Денис остановился посреди комнаты, опустив голову и прижав подбородок к груди.

— Нет, не могу. К такому я не готов.

— У тебя есть выбор? — наступала Тая. — Что ж давай оставим все как есть, а дальше? Ты потеряешь свою мать, а когда ее не станет, Славе понадобится новая жертва для поддержания сердца его матери, и будут новые и новые смерти. Это война, Денис, а ты ведь знаешь, что такое война. Убей или умри.

Денис уткнулся взглядом в старую вазу, стоящую на столе. Ему безумно захотелось схватить ее и разбить о стену.

— Я знаю, — прошептал он, зажмурившись. — Но я… Я не могу…

— Хорошо. Тогда это сделаю я.

Денис, вздрогнув, поднял глаза.

— Стас, — слабо выдохнула Тая.

Стас быстро вошел в комнату и замер, остановившись напротив Дэна. Когда он пришел и как долго стоял, скрытый темнотой коридора? Напряженный, взволнованный, скулы ходят ходуном, глаза прищурены до узких щелочек.

— Мне плевать, слышишь, — он, словно стрелял словами, — плевать, что за человек этот Слава, плевать, человек ли он вообще, и мне все равно, что будет с его мамашей. Моя мама будет жить! Я не позволю ей погибнуть. Достаточно отца. Если тебе мешают какие-то моральные принципы, то я и сам справлюсь.

Денис поймал себя на том, что смотрит на брата с гордостью. Конечно, он всегда знал, что Стас — задира еще тот, но сейчас его брат излучал такую ощутимую угрозу и силу, что Денис едва не принял автоматически, просто по привычке, боевую стойку для отражения атаки младшего. И в эту секунду он почувствовал, как спокойствие возвращается к нему. Привычный образ старшего брата, уверенного, решительного, всегда готового прийти на помощь, не показывая растерянности и задушив в себе любую истерику, заполнил его изнутри и встряхнул, как хороший спарринг-партнер.

— Ты прав, — спокойно кивнул он, — я сделаю это.

— Ты? — левая бровь Стаса критически изогнулась.

— Хорошо, извини. Мы. Мы сделаем это, — поправился Денис.

Он повернулся к Тае, молча наблюдавшей за братьями.

— Итак, что мы должны делать?

— Для начала — узнать, как расправиться со Славой,— сказала Тая.

— Но где? В универе этому не учат, — неловко пошутил Стас.

— Мне нужно кое-что, — Тая быстро нацарапала что-то в блокноте и, вырвав листок, дала его Стасу. — Ты должен привезти все это сюда.

— Но… — Стас беспомощно посмотрел на брата. Ему не хотелось покидать квартиру, в которой явно происходило нечто захватывающее.

— Поезжайте вместе, — махнула рукой Таира, — а я тоже попробую разузнать кое-что… своими способами.

Она закрыла за парнями дверь, вернулась в комнату, села на диван и погрузилась в транс.

Братья молча сели в машину и поехали по указанному в записке адресу.

— Хорошая девушка, — наконец прервал затянувшееся молчание Денис. — Давно ее знаешь?

— Полгода. Она учится в Дружбе народов. Приехала откуда-то из Африки.

— Да? А мне она сказала, что родилась на Кубе, — Денис иронично покосился на младшего брата. Стас, окруженный избыточным женским вниманием, принимал восхищение дам с цинизмом законченного Казановы.

— С Кубы, из Африки, какая разница! — Стас недовольно посмотрел на Дениса, явно опасаясь проповеди на тему здоровых отношений между мужчиной и женщиной. Старший брат, в отличие от него, верил в любовь до гроба и ждал свою единственную, имея перед глазами пример родителей. И это в наше-то время!

Но Денису было не до лекций. Он лишь попросил:

— Не обижай ее. Не каждый человек станет помогать в таком деле практически посторонним людям. Мне кажется, что она любит тебя.

Стас открыл, было, рот, но передумал и промолчал. Сейчас они должны держаться вместе. Ради спасения мамы.