Кукольница (джен)

Раннюю часть детства Томас даже и не знал такого страшного слова, как бедность. Прелестное дитя долгое время наивно полагало, что все дети мира живут так же, как и он: счастливо, беспечно и с родителями-толстосумами, готовыми сию же секунду исполнить любой каприз своего милого «цветочка жизни». Но всем утопическим иллюзиям рано или поздно суждено быть разрушенными и растоптанными грязными сапогами реальности. Вот они однажды и обрушились на Блаунта во время его первого визита в жуткое место под названием школа. Обитатели этого злосчастного места сразу же не понравились Тому своим лицемерием, завистливостью и скотством. Он был замкнут, горд, вечно обзываем и нелюбим, но добрая любовница отца периодически ласково подтрунивала над Блаунтом, вселяя в голову юного Томаса мысль о том, что, возможно, всё дело не в них, а в нём.

Эта женщина была его верным другом и советчиком, всегда улыбалась и нежно поглаживала его вьющиеся кудри своей тонкой, но изящной кистью. Но потом она просто перестала приходить. Не попрощавшись, не прислав ни единой весточки, словно и вовсе под землю провалилась.

Позже в комнате Томаса появилась шарнирная кукла — подарок родителей, но мальчик, ужаснувшись, тут же велел от неё избавиться: её тело, лицо, изящные руки были точь-в-точь такими же, как у Клариссы — пропавшей отцовской любовницы, а когда взрослые отворачивались, она зловеще улыбалась мальчику, подманивая его к себе жестом такой же изящной, маленькой и тоненькой Клариссиной руки.

Каждый раз, когда маленький Блаунт расспрашивал своего отца о дальнейшей участи Клариссы — лицо его наливалось кровью, и тот приходил в ярость.

Каждый раз, когда крошка Томас, поборов страх, спрашивал куклу, не знает ли она женщину по имени Кларисса (именно во время одного из таких расспросов мальчик со стыдом осознал, что за всё время общения так и не узнал фамилии своей пропавшей советчицы) — она лишь звонко смеялась, подавляя в мальчике все порывы храбрости и отбивая желание на дальнейшие расспросы.

Каждый раз, когда мальчонка испуганно умолял избавиться от куклы — все лишь просили его не говорить глупостей, а за спиной называли его безумцем.

Так, со временем, Томас и вбил себе в голову мысль о том, что всё это ему мерещится и недуг его — всего напросто фобия. Педиофобия.

А затем фантазия переросла в реальность, и образ Клариссы улетучился из его воспоминаний вместе со зловещей куклой-двойником, которую просто продали кому-то другому. Ну, или же избавились. Не суть важна: для Блаунта тогда были важны не причина и условие, а именно факт того, что её больше нет.

Впервые за долгие годы Томасу приснилось его прошлое. Урывчатое, неясно, покрытое липким страхом и искренней, не приторной радостью.

…но её больше нет.

Зачем ему всё это?

Ведь её нет.

Нет.

Её.

Нет.

— …нет…

Дождь барабанит по стеклу, монотонно тикают настенные часы.

— Просто неудачно упала и ударилась головой. Просто неудачно толкнул, не вовремя разозлился, — доносится до ушей мужчины знакомый, давно утерянный голос.

Блаунт открывает глаза.

Секунда — Кларисса-кукла с ангельской улыбкой, сидящая на нём.

— Вина твоего отца — лишь в его нерушимой любви к вам.

Теперь Томас понимал, что всё его самовнушение изначально было огромным невидимым колом, на который он медленно и постепенно насаживал себя, словно свинью на вертел.

Ведь если бы он вспомнил о ней раньше…

Ведь если бы не толкнул её, не ушёл тогда…

…если бы они вообще не были знакомы, и он не был бы ни Томасом, ни Блаунтом…

Но сейчас же мужчина не успел даже пикнуть и не сразу почувствовал, как блеснувший в Клариссиных руках лезвие ножа вонзилось в его глаз.

Душу Томаса Кларисса унесла в «сосуде» — одной из японских кукол, а тело его, никем не найденное, сгнило, так и оставшись тайной одной летней дождливой ночи.

А разбитая кукла так и осталась лежать на веранде его дома, породив малоизвестную легенду о призраке, бродящем по ночам в тех окрестностях.