Змей (гет)

Пролог

Он был змеем. Не совсем, конечно, — только наполовину. Верхняя часть его туловища вполне соответствовала человеческой. Ну, на самом деле, тоже не совсем. Но вертикальные зрачки, ядовитые клыки, зеленые волосы и пара-тройка чешуек на ребрах, в сущности, мелочи, согласитесь. А вот ноги заменял хвост… длинный… змеиный. В общем-то, его все в собственной жизни устраивало. Ах, да. Звался он Ка и обитал в лесу. Около небольшого — ладно: маленького — озера. Воду любил очень. Почему Ка? Полное имя Кукулькан[1] — плод богатой родительской фантазии — остальные обитатели леса выговаривали с трудом. Собственно, именно по этой причине начались сокращения. Признайте, Куку звучит… несолидно и похоже на прозвище, заставляющее задуматься об умственных способностях его обладателя. Потому наиболее широкое распространение получил вариант Кан, который вскоре пообтесался настолько, что потерял последнюю букву. Так свету был явлен Ка, не мудрый, конечно, но решительно авторитетный. К нему захаживали за советом все кому не лень. Даже большеухие и субтильные — но от того не менее прыткие — пролазы-эльфы навещали его с усердной регулярностью, дабы “поговорить по душам” и поразмышлять на философские темы.

Пару раз змея путали с русалом. Ага, с этой склизкой полурыбой. Не в меру язвительная соседка-дриада по такому поводу еще долго шуточки отпускала. Ка, естественно, дам уважал и ценил, однако в долгу не оставался: дай наглой нимфе волю — и она враз тебе на шею запрыгнет. А припомнить было что, поверьте. Вот он и припоминал потихоньку, со вкусом.

Итак, змея в собственной жизни все устраивало. Тихо, спокойно, размеренно — важные составляющие его непритязательного счастья. К тому же в списке радостей бытия имелся один увесистый, откровенно выдающийся плюс — бессмертие. Ка совершенно не старел, хотя шел ему уже сто двадцатый год. Стабильность у мужчины ценилась как редкое явление в безобразно изменчивом мире и находила с его стороны всяческую поддержку. Наверное, стоит сказать: он слыл флегматиком до мозга костей и окончаний нервных волокон, на эмоции особо не растрачивался. Суетливые люди, поначалу называвшие змея злобным чудовищем и партиями приходившие к озеру с сельхозорудиями в руках, не вызывали у него ни панического страха, ни бурного восторга. До фени ему было, то есть. Да, Кан обладал умеренной любознательностью и предпочитал умеренно не лезть в чужие дела. А двуногие смертные, кстати, быстро поостыли и уже как лет восемьдесят к нему не заглядывали. Если только случайно… Ка никогда не гнался за острыми ощущениями, проще говоря, не искал приключений на филейное место — такового у него не имелось в принципе. И еще: он не считал зазорным плыть по безмятежной реке жизни. Главное, чтобы это была не Лета[2].

В общем, все так бы и продолжалось, если б в один прекрасный день, когда змей купался, не спланировал с ближайшей ветки лист и, коснувшись его плеча, не возвестил по секрету голосом дриады:

— Ка, за тобой следят.

* * *

Она ни разу не подглядывала. Ну, практически. Воспитание не позволяло. И то, что Изабелла делала на данный момент, к подсматриванию никоим образом не относилось. Хотя было чем любоваться.

В озере плавал мужчина. Вода скрывала его только по пояс, и девушка, затаившаяся в близлежащих кустах, отлично видела в меру широкие плечи, рельефные мышцы рук, груди и живота, даже лицо c четкими, немного резковатыми, но приятными чертами. Зеленые волосы, конечно, смущали, но мало ли чудес на свете? Она, как дочь художника, да и вообще, натура впечатлительная, ценила красоту человеческого тела и могла с уверенностью заявить, что незнакомец великолепен. Пока позади него не появился хвост...

У Изабеллы имелись веские причины наведаться в лес, про который в селении ходили весьма не безобидные легенды. И уж тем более, зайти в чащу, где, если верить рассказам бабушки, обитал безобразный монстр, пожирающий всякого, кто посмеет приблизиться к его жилищу, и похищающий симпатичных девиц под покровом ночи.

Но то ли чудовище постарело, то ли вообще умерло, но женщины исчезать не торопились.

Стоит сказать: в предания девушка верила очень избирательно. Например, каждому, даже младенцу, было известно, что драконы существуют и, мало того, довольно часто контактируют с людьми, оборотни не питаются человеческим мясом, волшебный народец, особенно пикси, лесные эльфы и бродячие огоньки, любит подшучивать над путниками, дини ши[3] — пережиток прошлого, а громадные черные псы со светящимися глазами, которые часто встречаются на дорогах в ненастный день, не обязательно гримы. Ими могли оказаться обычные боуги[4].

Изабелла была убеждена в существовании лишь того, что доказано существовало. На монстров из легенд пра-пра она практически чихала — если б не ее впечатлительность, — потому в лес отправлялась без особого страха, предусмотрительно захватив с собой хлеб, сыр, яблоки и флягу с водой.

“О, тело бренное! Как ты нас порой подводишь!” — любил повторять ловелас-папуля перед тем, как бросался очаровывать потенциальную натурщицу. Дочь он воспитывал в одиночку и никогда не упускал шанс подыскать ей “мамулю”. С ним девушка, наверное, впервые в жизни согласилась, ибо через пару-тройку часов пути тело решительно напомнило о своей бренности: ноги нещадно заныли, а силы испарились вместе со злостью — остались только усталость и навязчивые мечты о мягкой кровати. Даже несмотря на то, что мягкостью та никогда особо не отличалась. К счастью, трагедию утраты скрасило внезапно мелькнувшее меж деревьев озеро, около него, на небольшой полянке, Белла и решила остановиться.

Итак, причины были действительно вескими и донельзя личными. Но когда нечто, принимавшееся ранее за мужчину, полностью выползло из воды, они позабылись настолько быстро, словно на них не возникало даже намека. Изабелла едва успела зажать рот ладонью, подавив испуганное “ох”.

— Я бы на твоем месте сказал: “Крышка!” — произнесло существо, и девушка с ужасом осознала: ее разоблачили.

* * *

Змей на то и был опытный, чтобы с первого взгляда понять: перед ним малолетка. К тому же, дура. Ну, какой нормальный человек отправится в подобный лес без спутников? Либо больной на голову, либо просто больной, согласитесь. Ка, еще раз посмотрев на девчонку, счел первое предположение более уместным. Та стояла перед ним, трясясь от страха, благо зубы не стучали.

— Ну, — Кан нахмурился, скрестив руки на груди.

— Я… я…

— Ясно, что не я.

— Я просто…

— Мимо проходила, — перебил змей. — Не новость. Дальше.

— Я… думала, — признаться, здесь Ка не удержался и насмешливо фыркнул, — вы р-ру-русал.

— У них перепонки на руках…

— Но…

— И жабры…

— Но…

— И кожа синеватая…

— Но…

— И рыбий хвост.

— Дайте мне уже сказать! — осмелев, крикнула девчонка.

— Дура, — вынес вердикт Ка.

— Хам, — огрызнулась смертная.

Летучие рыбы

Изабелла никогда не спала на земле — как-то не доводилось. Эта ночь стала исключением. Опыт походной жизни девушке категорически не понравился, но отступать она не собиралась, вот и решила остаться у озера. На некоторое время. Змей явно не торопился ее пожирать, да и не выглядел уже таким жутким, разве что его хвост… и вертикальные зрачки… и острые клыки… ядовитые, кажется. В целом, он ничего не сказал, точнее, практически ничего. “Не мельтеши у меня перед глазами и убавь громкость голоса. Ветки не ломай — тебе отомстят. Бывай”, — здесь существо махнуло рукой и величественно уползло.

Изабелла мерзла, потому просыпалась едва ли не каждый час. Стоит ли говорить, что утром настроение у нее было не просто плохим: оно вообще нигде не обнаружилось. Согласитесь, мало приятного. Однако ломота во всем теле прошла, да и царапины, полученные в момент героического лазанья по кустам, бесследно исчезли.

— Ты бы спасибо сказала… — раздалось рядом, когда девушка сонно потирала глаза и откровенно зевала.

Пискнув от неожиданности, она обернулась на голос.

Змей лежал на берегу, подставив тело солнцу, и не подавал признаков жизни. Совершенно. Будто не дышал вовсе. Со стороны это выглядело… жутковато. Но говорил он, несомненно, больше некому. На самом деле Изабелла понятия не имела, за что именно она должна выразить благодарность, но решила подстраховаться. Так, на всякий случай.

— Спа…

— Не мне. Ей.

Мужчина, не отрываясь от созерцания неба, вяло махнул кончиком хвоста. При достаточной доле воображения данный жест можно было расценить как попытку указать направление, потому девушка послушно перевела взгляд — работа фантазии у нее сбоев не давала. Дерево. Обычное. Ну, высокое. Ну, с широкой кроной. Признайте, любой бы растерялся.

— Вы смеетесь надо мной? — недоуменно фыркнула Белла.

— Ка, хочешь сказать, девочка не знает, кто я такая?

Вот тут Изабелла едва не схватилась за сердце, готовая поклясться, что листья на ветках изобразили человеческое лицо. Говорящее. Женское, кажется.

— Судя по ее виду, да, — лениво отозвался змей.

— Обидно, — снова произнесло дерево и даже умудрилось скорбно вздохнуть.

— Еще бы.

— Стараешься для них, стараешься. Из чащи выведешь, раны в землю заберешь или урожаем их богатым обеспечишь, а они…

— Неблагодарные, черствые эгоисты, страдающие редкой формой заболевания, связанного с избирательной потерей памяти.

— Ка, ты просто душка, когда не змей подколодный.

— Я тоже тебя люблю, Виль.

Изабелле оставалось только в ошеломлении переводить взгляд с мужчины на дерево и обратно.

* * *

В принципе, Ка было глубоко безразлично, останется девчонка в лесу или нет. Главное, чтобы его не тревожила. А вот дриаде смертная чем-то приглянулась. Нимфы вообще по натуре своей существа привязчивые: обожают заводить любимчиков. И Альвильде[5] туда же.

Правда, от собственной соседки столь вероломного шага змей не ожидал. Нет, они, конечно, препирались помаленьку, никто не отрицает, но сосуществовали вполне и вполне мирно. Не считая традиционных праздничных гуляний. Наяды, лимнады, дриады[6], даже музы — все дамы, воспетые эллинами, собирались несколько раз в году с благороднейшей целью — отметить то или иное профессиональное торжество. Встречались они чаще всего далеко от этих земель — пусть вечность их будет полна веселья! — но рок не обходил стороной и этот лес. Каждый из подобных дней змей вспоминал с содроганием. Чего стоила раскрасневшаяся от праведного гнева — и не только от него — Каллиопа, покровительница эпической поэзии и науки, как-то воздевшая палец кверху и грозно продекламировавшая:

— И не нашелся тот еще герой,

Кому пошлю я провиденье,

Как для великой пользы мировой

Создать программное обеспеченье!

Если смысл первых трех строчек был предельно ясен, то что есть это загадочное “программное обеспеченье”, не понял никто. Кроме самой музы, естественно. Но она от комментариев воздержалась и лишь туманно улыбнулась, милостиво подарив всем простор для воображения.

Песни, пляски и прочие проявления бурного веселья обычно длились до утра. Изобретательные дамы с легкостью выдумывали все новые и новые развлечения, многие из которых назвать невинными удавалось с большой натяжкой. Взять хотя бы планы Эрато[7]… Стоит ли говорить, что остальные обитатели леса в подобную пору старались не высовываться. Кроме ночных фей и кое-каких эльфов, может быть.

Так вот, столь вероломного шага от соседки Ка не ожидал — настоящий удар в спину, согласитесь. Но сейчас, греясь на солнце, он пребывал в легком физическом и эмоциональном оцепенении, потому отреагировал довольно вяло. Смертная же, напротив, удивлялась за двоих.

— Зеленая дама[8]! — ахнула она.

Листья на дереве зашелестели — настолько презрительно, насколько способны шелестеть листья.

— Это Альвильде, дриада, — счел нужным пояснить змей. — Своим хорошим самочувствием ты ей обязана.

Девочка прямо таки залучилась осознанием собственной вины.

— Спасибо вам большое, — в ее голосе слились океан раскаяния и моря смирения.

— Не за что, милая. — Похоже, Виль откровенно умилялась. — Можешь обращаться ко мне на “ты”. — Пауза. — И к нему тоже.

— А он не будет против?

— Ни в коем случае.

— Правда?

— Конечно! Я его знаю как облупленного.

— Дамы, вы не поверите, но я все еще здесь, — вздохнув, отозвался Ка.

— Ка, душка, тебя трудно не заметить, — ответила соседка.

Девчонка сдавленно хихикнула. Дриада и смертная нашли друг друга.

* * *

Альвильде оказалась раз в сто дружелюбнее змея. Однако второй представлял гораздо больший интерес и с легкостью раздражал без того раздраженное любопытство. Заговорить с ним Белла не решалась и всячески старалась придать своему лицу равнодушное выражение, дабы ее не раскрыли, но не выдерживала и время от времени бросала на странное существо пытливые взгляды. Вопросов в голове вертелось множество — задать пока не удавалось ни один.

— Что?

Изабелла вздрогнула. Тон, которым хвостатое создание задало вопрос, не предвещал ничего хорошего. Совсем.

— Я… я просто… искупаться хотела, — выпалила девушка и поняла: освежиться ей действительно не мешало. Лазанье черте где, вместо кровати — земля…

— Ну и?

Белла остолбенела и, ощутив, что слова застряли посреди горла, беспомощно прикрыла ладонью приоткрывшийся рот.

— Ка, милый, ты груб и невежественен, — пришла на помощь дриада. — Девочка стесняется. Отвернись. А лучше уползи куда-нибудь…

Мужчина одарил соседку, точнее, дерево таким красноречивым взглядом, что сразу стало ясно, кому и куда следует ползти.

— Милая, — он повернулся к Изабелле, — чем ты меня удивишь, позволь узнать? Мимо этого озера чуть ли не каждый день феи стайками пролетают, и, о, ужас! они даже цветочные лепестки надеть не удосуживаются. А оборотни, думаешь, вместе с одеждой обращаются?

Белла почувствовала, как неумолимо краснеет, и от того зарделась еще больше.

Альвильде издала причудливый хрюкающий звук — сдержать смех у нее точно не получилось.

— Ка, дорогой, да ты таки предстаешь передо мной с новой стороны!

— Виль, ненаглядная, некоторым видам свойственно постоянное развитие…

Девушка вздохнула: кажется, и змей, и дриада получали большое удовольствие от совместных перепалок. Снова почувствовать себя лишней было отвратительно, досадно до кончиков пальцев. Возникшее ощущение совершенной ненужности удивительным образом подействовало на глаза: их вдруг защипало, а окружающий мир, потеряв четкость, начал расплываться.

— Эй, несчастная, — донесся до сознания голос Ка. — Что за скверная попытка меня игнорировать? Старших уважать не учили? Искупаешься, когда солнце будет в зените. Так и быть, отвернусь.

Альвильде понимающе хмыкнула. Ответом ей послужил снисходительный смешок.

Смысл столь интригующего диалога дошел до Изабеллы только тогда, когда она, стоя по шею в прохладной, бодрящей воде почувствовала щекотку. То есть, сначала нечто — или некто — скользнуло по ее ногам, после — ребрам и животу, заставив одновременно ойкнуть от испуга и хихикнуть. А дальше произошло событие, не вписывающееся даже в рамки необыкновенного. Случилось самое чудесное из всех чудесных чудес! Из глубины, разбивая зеркальную гладь озера на мириады брызг, стали выпрыгивать рыбки. Сияющие сказочным золотым светом, с хрупкими, изящными плавниками-крылышками, длинными гребешками, похожими на легкую вуаль и развевающимися, словно волосы из паутины. Маленькие и гибкие, существа легко взмывали в воздух, кружили светлячками и стремительно падали вниз, едва касаясь сверкающей в лучах солнца воды.

Одно из них, мелькавшее рядом, зависло перед Беллиным носом, плавно поводя хвостом из стороны в сторону, так близко, что ошеломленная девушка смогла разглядеть миниатюрное лукавое личико вместо рыбьей мордочки. Туловище создания оказалось покрыто мелкими переливающимися чешуйками и по форме походило на человеческое, нежное, будто сделанное их хрусталя.

— Вы прекрасны! — восхищенно выдохнула девушка.

— Мы прекрасны, мы прекрасны! — отозвалось со всех сторон. — Она сказала: мы прекрасны! Она счастлива, счастлива!

И сияние стало еще ярче.

* * *

— Ка, ты меня удивляешь! — горячо зашептала Виль через упавший листочек.

Змей вздохнул: этот случай был явно обречен на вечное упоминание или, хуже того…

— Ты примешь ее?

Провидцем быть не нужно.

— Нет, — твердо ответил Кан.

— Ой, милый, ты все со своими принципами? Таки один человек должен принадлежать только одному миру?

— Человек, не человек — без разницы. Я, кажется, говорил, что происходит с его сущностью.

— Пфф…

Змей закатил глаза: порой даже древние нимфы вели себя как сущие дети.

[1]Кукулькан — в мифологии майя — одно из верховных божеств, Пернатый Змей.

[2] Лета — в древнегреческой мифологии — река Забвения в царстве Аида.

[3]Дини ши — в ирландском фольклоре — сиды, когда-то были богами, но потом стали фейри. Обитают под землей или под водой, проводя время в пирах и сражениях.

[4] Боуги — в английском фольклоре — проказливые хобгоблины, способные принимать разные обличия, иногда становятся огромными черными псами и бегают по дорогам, пугая людей.

[5] У нашей «эллинки» имя скандинавского происхождения. Альфхиль (Альфхильд, Альвильде) — от alf (альв) + hilt, hild (битва).

[6] В древнегреческой мифологии: наяды — нимфы озер, рек и ручьев, лимнады — нимфы лугов и болот, дриады — нимфы деревьев.

[7] Эрато — муза лирической и эротической (любовной) поэзии.

[8] Зеленые дамы — в английском фольклоре — древесные фейри, чаще всего селятся в дубах, ивах, тисе и вязах.

Оборотни или Когда рушатся факты

Около озера Белла жила уже три дня, и все это время ей не давала покоя крайне навязчивая мысль: “Кто такой Ка?” Любопытство разгорелось пуще прежнего, когда девушка, проснувшись как-то утром — ночевала она под раскидистой ивой, на кипе сухих листьев, — стала невольным свидетелем интереснейшей беседы.

— Не будь букой, яхонтовый мой, — говорила Виль.

— Для этого от тебя требуется одно — помолчать, — раздраженно отвечал змей.

— Но почему ты отказываешься просветить нашу Беллочку?

— Твою Беллочку. Не вижу необходимости.

— Ну, хочешь, я ей расскажу?

— Нет.

— Ну, пожалуйста! Интересно же!

— Разговор окончен.

Собственно, здесь диалог оборвался, а интерес, к сожалению, никуда не испарился. Вскоре любопытство свершило свое подлое дело, придав Изабелле должной храбрости для обстоятельного разговора с мужчиной. Не вышло.

В самый ответственный момент, когда девушка уже вдохнула побольше воздуха, дабы через мгновение выдохнуть злободневный вопрос, из леса с сопутствующими эффектами выпрыгнуло нечто огромное и темное. Белла на скорость собственной реакции не жаловалась. В дальнейшем именно действием защитного рефлекса она объясняла свой поступок. Что бы там ни говорил змей, а план кровной мести в ее голове годами не зрел. Однако это не помешало ей ударить нападавшего — как думалось — первым попавшимся под руку предметом. Со всей силы. Вероятно, следует упомянуть: попалась внушительных размеров палка, по счастливой случайности валявшаяся на земле. “Случайности не случайны. Миром правит фатум”, — любил вздыхать папуля, которого разоблачали в очередной измене. Изабелла, услышав тихий присвист впечатленного Ка, впервые в жизни отцу поверила.

“Огромным и темным” оказался волчище со всклоченной бурой шерстью. Встретив на своем пути палку, зверь коротко взвизгнул, и девушка машинально отметила, что данный звук выражал не столько боль, сколько удивление. В золотых глазах животного вспыхнул яростный огонек. Оно ощетинилось, угрожающе оскалилось, зарычало и медленно двинулось на Беллу. Та мысленно попрощалась с белым светом. Змей удрученно прикрыл лицо рукой.

* * *

В принципе, Кан предвидел скорый приход кого-то из жителей леса. И думал: хуже быть не может. Но когда к озеру пожаловал Блэйт[1], а девчонка шустро огрела того по морде, он осознал всю наивность своих убеждений. Стоит, наверное, упомянуть: волк почитался главой одного из сильнейших кланов оборотней. Кто бы мог подумать, что честь и гордость его втопчет в грязь обычная смертная. И как! Конечно, за красивые глаза никто ничего и никому спускать не собирался. Не тот случай. Ка тяжело вздохнул: с появлением смертной его чудесная, уютная и тихая жизнь превратилась беспорядочный кошмар.

— Остановись, Блэйт, — устало сказал змей.

Гость скалиться и рычать перестал, однако запрет Ка не касался прожигания взглядом, обещавшим все муки мира разом.

— Она еще ребенок. Неразумное, слабое, малолетнее существо.

Какое торжество испытывал Кан, произнося эти слова, какое внутренне удовлетворение разливалось по его душе целительным бальзамом при виде вытягивающегося от возмущения лица смертной!

Волк фыркнул, медленно обошел вокруг девчонки, поводил носом по воздуху, дернул ухом. Согласился.

— Спасибо, Блэйт. Только, будь добр, не обращайся при ней. Она этого не перенесет, — усмехнулся змей.

Оборотень нетерпеливо махнул хвостом.

— Да, ты прав, — отозвался Ка. — Нам следует поговорить. Но не здесь. — Хватило одного многозначительного взгляда на смертную и прикидывающуюся немым деревом дриаду, чтобы Блэйт уловил суть и коротко кивнул.

Уже за способность понимать с полуслова Кан его уважал…

— Ка, я не могу спустить ей этот случай. Ясно, что девочка испугалась, но так или иначе она нанесла мне и моему клану оскорбление. Если по лесу пойдут слухи… — и за здравомыслие в том числе.

— Знаю. Можешь забрать ее.

— Ты позволяешь?

* * *

— Ты позволил?! — воскликнула Альвильде, явно пребывавшая в состоянии, близком к шоку. Согласитесь: когда дерево судорожно пытается дотянуться ветками до несуществующего сердца, это что-нибудь, да значит.

Изабелла не реагировала. Она вообще после короткого, но емкого объявления змея впала в прострацию и наблюдала за дальнейшим развитием событий словно со стороны.

— Ты эгоист! Нет, не то. Ты ненормальный, абсолютно чокнутый эгоист! — возмутилась дриада и выругалась такими словами, которые Белле даже от сапожников слышать редко приходилось.

— Помолчи и послушай, — спокойно проговорил Ка.

Он единственный сохранял до неприличия невозмутимую невозмутимость. Не считая, конечно, выпавшей из реальности девушки.

— Ну, нет. Это ты меня послушай. Эти блохастые ошибки природы сожрут ее и не подавятся!

И тут Изабелла ожила:

— Они разве едят людей?

— Милая, они едят все, что ходит.

— Не преувеличивай, — коротко бросил мужчина.

— Яхонтовый мой, я преуменьшаю.

— Пора бы тебе признать, что тобой движет обыкновенная личная неприязнь.

— Фу, как низко ты пал в своих догадках…

— Прекратите оба! — рявкнула Белла, успевшая дойти до точки кипения. Согласитесь, любой бы не выдержал. — Как ты посмел отдать меня оборотням?! Я не вещь какая-нибудь! Хам!

— Конченый и подлый, — поддакнула Альвильде.

— Это же… бессовестно! Да просто аморально!

— Аки змеюка злобная… Кто бы мог подумать? — укоризненно качнулись ветки.

Тогда случилось ЭТО. Именно так, ибо Изабелла вообще не поняла: что — ЭТО? Казалось, все вокруг вдруг глубоко вздохнуло, даже по траве пробежали еле заметные волны, и девушку обдало таким ужасом, который она ни разу в своей жизни не испытывала. Он стал материальным, как вода, пробежал по позвоночнику, вызвав целую стаю мурашек, отравил кровь, коснулся сердца, заставив его замереть, и добрался до сознания. На мгновение в горле перехватило дыхание, а по конечностям разлился холод.

— Очень любезно с вашей стороны, дамы, позволить мне наконец высказаться, — улыбнулся Ка.

И от подобной, хищной, улыбки Белле сделалось совсем нехорошо. Наверное, потому она и выговорила ту фразу, коя не желала выговариваться целых три дня:

— Что вы такое?

* * *

Змей хмыкнул. Отправить девчонку к оборотням было просто идеальным вариантом. Во-первых, выгоду от данного предприятия извлекал он сам. Что немаловажно, стоит заметить. На Изабеллу приходилось тратить слишком много внимания: присмотри там, уследи здесь. Этого Ка себе позволить не мог. Вообще и в общем. Во-вторых, мужчина отлично понимал: Блэйт, может, и первый, но далеко не последний. Какие еще фокусы способна выдать Белла, он и предположить боялся. А вот поселение волков — место не столь открытое: абы кого туда не пустят. К тому же покровительство вожака обеспечивало смертной полную безопасность: без согласия главы на нее бы даже тявкнуть не посмели.

— Ты позволяешь?

И тогда Кан кивнул.

— С условием, что работать она будет только на твой дом, естественно.

Оборотень фыркнул. Даже в человеческом обличии это выходило у него несколько… по-собачьи.

— Моей жене не помешает помощь по хозяйству.

Сдержать улыбку у змея не получилось. Оно, конечно, женщины-волки сильнее и выносливее, но беременность — случай особый.

— Как ее самочувствие?

— В целом, хорошее. Может, скажешь все-таки, кто будет? По старой дружбе.

— Не хочу портить сюрприз.

— Ка, ты бываешь невыносим.

— Спасибо. Всегда приятно услышать о себе столь лестное мнение.

— Вот именно об этом я и говорил, — пробормотал Блэйт в сторону.

— На пять дней.

— Что, прости?

— Изабелла отправляется к вам на пять дней.

— Всего-то? Смеешься?!

— Я абсолютно серьезен.

— Кан, не…

— Через пять дней опустится туман. Если девочки в тот момент не будет рядом со мной…

— Туман, говоришь? Давно они не появлялись. — Вожак нахмурился. — Ка, ты…

— Конечно. В скором времени.

— А чужаки?

— Не предвидятся.

— А что собираешься…

— Еще не решил.

— Ясно. Я приду за ней. Завтра утром.

Итак, в-третьих, условия жизни. У оборотней они были на порядок лучше. Если бы Альвильде не забирала каждую ночь возможные Беллины недуги в землю, то девчонка давно бы свалилась с какой-нибудь болезнью. К походному существованию она была явно не приспособлена. В-четвертых… А в-четвертых, действительно будет туман.

Вот это Ка дамам и рассказал. Опустив третий пункт, естественно.

* * *

У оборотней оказалось не так плохо, как думалось. Спала девушка под крышей, и уже это не могло не радовать. Еда прилагалась. Работа же… Увлекающийся папуля, творческая личность и вообще ранимый души человек, всегда был далек от земных забот и с чистой совестью перекладывал их на хрупкие девичьи плечи. Изабеллины, конечно. “Ты — женщина!” — торжественно приводил он железный, по его мнению, аргумент. Собственно, так начиналось больше половины папулиных просьб и наставлений, заканчивающихся, как правило, грозным “В конце концов, я — твой отец!” или заискивающим “Ну что тебе стоит! Ведь для любимого папочки…”.

Стоило Изабелле поглядеть на жену Блэйта, и все недовольство испарилось мгновенно. Зато появилось легкое чувство стыда. Нет, Белла не успела еще сделать ничего предосудительного — да и не рискнула бы: Ка дал ясно понять, что в подобном случае сделает он, — даже слова не сказала. Причиной была сама Эйра[2], точнее, ее внешность. Признаться, Изабелла ожидала увидеть крепкую, высокую женщину-хищницу. Во всяком случае, рядом с атлетически сложенным, по-звериному грациозным вожаком представлялась именно такая спутница. Но вовсе не хрупкая, тонкокостная девица с длиннющими платиновыми волосами, большими желтоватыми глазами и заметно округлившимся животиком. Согласитесь: многие бы впали в ступор. Именно так Изабелла и поступила. Однако наставления змея даром не прошли: вежливо поклониться удалось автоматически.

* * *

— Яхонтовый мой, ты уходишь?

Ответом дриаде послужил тяжелый вздох.

— К расщелине, значит. Уползаешь в подполье, милый? — дерево ехидно зашуршало листьями.

Ка закатил глаза: кому как не Виль знать, зачем он покидает озеро.

— Хотя бы так. Не было бы счастья…

— Да ты оптимист, я погляжу. К приходу Беллочки вернешься?

— Куда я денусь?

Деваться действительно было некуда. И поздно. Сейчас мужчине требовались лишь три вещи: время, уединение и подумать… Да, несомненно, подумать.

* * *

За несколько дней девушка узнала столько, что устала удивляться. Волшебный мир распускался перед ней, как распускается цветок, обласканный солнечными лучами. Это было… грандиозно! Оно захватывало дух и давало новый, безграничный обзор. Словно после долгого заключения в темнице перед тобой вдруг открылись двери, а за ними — поле, необъятное, такое, что не понятно, где кончается земля и начинается небо.

“Знание — есть сила. Но благое неведение — это мощь”, — часто говорил папуля, косясь на супруга очередной “натурщицы”. С ним Изабелла, наверное, впервые в жизни согласилась, слушая, как с милой улыбкой Эйра опровергает очередной — незыблемый! — факт. Мироощущение Беллы заложило крутой вираж и выходить из него явно не спешило. Оставалось выбирать: либо принять и приспособиться, либо отвергнуть.

“Это другой мир, девочка, и правила в нем другие. Пока ты здесь, будь добра придерживаться их”, — произнес Ка на прощание, сверкнув своими клыками.

Его слова без внимания не остались, вспомнились и помогли прийти к нужному решению. А началось все с невинного интереса. Хотя тот же самый папуля вообще в существование оного не верил: “Упаси от людей с такими интересами! Выходит, один из них придумал порох”. Здесь мнения доченьки и родителя коренным образом разошлись.

— У вас довольно большое поселение. Почему мы до сих пор его не обнаружили? — спросила Изабелла, с усердием натирая пол.

Эйра безмятежно разделывала уже ошкуренного и выпотрошенного зайца: деликатное положение не позволяло ей обращаться и ходить на охоту.

— Лес гораздо больше, чем вам кажется, волчонок, — мягко улыбнулась женщина, отрезав животному ножку.

Девушка покачала головой: зрелище ее не впечатлило.

— Оборотни едят человеческое мясо?

— Есть и такие. Обычно они одиночки. Ни один благоразумный вожак не примет подобного в клан. Лишние проблемы.

— А с вампирами вы враждуете?

— На кой мы друг другу сдались? — приподняла бровь Эйра, снисходительно махнув огромным ножом.

— Ну, те вроде мертвецы и кровожадные убийцы… — начала Белла и обнаружила внезапно, что веских доводов у нее нет. Совершенно.

Эйра звонко рассмеялась.

— Для мертвецов они очень даже неплохо сохранились, скажу тебе. Мы практически не пересекаемся, да и сфера… интересов у нас разная. И еще, просто на заметку: в гробах вампиры не спят и в летучих мышей не превращаются. Это плоды чей-то бурной фантазии.

— Совсем не романтично… — разочарованно вздохнула Изабелла.

— Что есть. Но вашу деревушку вампиры ни разу не посещали, я права?

— Откуда Вы знаете?

— Она находится территории леса. А лес их не жалует.

— Говорите так, будто лес живой.

— Все может быть… — Эйра хитро прищурилась.

Наступило затяжное молчание. Только стук ножа по деревянной доске да плеск воды в кадке нарушали пропитавшую дом тишину. Изабелла отжала тряпку, вытерла ладонью запотевший лоб, потянулась, разминая спину, и вперила в Эйру пытливый взгляд.

— Разве Ка тебе совсем ничего не рассказывал? — сдалась та.

— Совсем, — отозвалась Белла, вспомнив, как на ее вопрос о том, кто он, мужчина хмыкнул и ответил: “Северный олень”. А Альвильде прибавила: “Так вот ты какой!”

— Странно…

— Я не спрашивала.

— Почему?

Изабелла замялась.

— Ясно. В том, чтобы бояться Ка, нет ничего необычного, волчонок, — открыто улыбнулась Эйра. — Он далеко не ужик, которого можно изловить и в узел свернуть.

Девушка представила себе завернутого в узел змея и, не удержавшись, хихикнула.

— А драконы?

— А что с драконами? Чистокровные ящеры живут далеко в горах и с внешним миром практически не контактируют.

— Но разве… — попробовала возразить совершенно сбитая с толку Изабелла.

— Так ты про это? С тех пор как ведьмы изобрели преображающие чары и зелья, фальшивые драконы стали встречаться буквально везде. И ведь не объяснишь же, что большинство из них — бывшие смертные. Может, даже принцы… или принцессы. Кто их разберет! Меньше колдуньям дорогу переходить надо.

Белла удрученно прикрыла лицо рукой, совершенно не обратив внимание на то, что невольно позаимствовала жест у Кана. Куда катится мир?! Мир не ответил и продолжал куда-то катиться.

* * *

Ка решал…

* * *

Изабелла нередко ловила себя на том, что думает, чем же занимается змей в данный момент. Наверное, предполагала она, лежит себе на солнце и снова не подает признаков жизни. Либо в озере плавает… либо с дриадой препирается… По Виль девушка откровенно скучала. Не хватало ее жизнерадостности, язвительных замечаний и веселых рассказов. Да всего не хватало!

К счастью, времени предаваться хандре особо не было. Обычно оборотни уходили на охоту семьями, но два-три раза в неделю собирались всей стаей, кроме больных, стариков и детей, — практика. И тогда Белла, почитай, работала на весь клан. Нянькой. Следить за волчатами оказалось сущим наказанием. Те напоминали ей не людей, не зверенышей, а самых настоящих тараканов: вредных и вечно норовящих расползтись. Однако управа на них нашлась поразительно быстро — Ка. Стоило упомянуть его примерно в похожем контексте: “Если вы не прекратите, Кукулькан обо всем узнает, и тогда…” “И тогда” дети уже додумывали сами, постепенно затихая и переходя на шепот. Испуганный или уважительный — Изабелла разобраться не смогла. А после спрашивали: какой он, этот Кан? И начиналось: “Ты его правда видела? Он большой? Хвост у него действительно змеиный? Он сильный? Как он…” Девушка отвечала машинально, ибо мысли ее крутились в одном лишь, практически гневном, ключе: “Да кто же такой Ка, черт его побери?!”

* * *

Сердце постепенно ускоряло ритм, быстрее разгоняя кровь: организм возвращался к нормальному функционированию. Змей открыл глаза, медленно потянулся, разминая мышцы, глубоко вздохнул.

В воздухе отчетливо ощущалась влага. Прохладная и тяжелая, она оседала на языке знакомым горьковатым оттенком. Лес обретал подобный привкус только тогда, когда по нему гулял новый ветер… Ветер, пришедший из другого мира.

Прошлая встреча с гостями протекла совсем не на дружеской ноте. Кан, припомнив подробности, поморщился и произнес:

— Ей пора возвращаться.

* * *

— Тебе пора возвращаться, — сообщил Блэйт, войдя в дом.

[1] Блэйт — от валл. blaidd — “волк”

[2] Эйра — от валл. eira — “снег”

Туман

Вперед

Изабелла никогда в жизни не видела настолько красивых людей. Перед ней, окутанный каким-то фантастическим, призрачным ореолом, стоял очень высокий мужчина. Его светлые, расшитые золотом и серебром одеяния, схваченные длинным поясом, струились по телу, словно вода, лишь подчеркивая стать и поджарость фигуры. По плечам, спине, доходя до самых колен, юркими змейками спадало множество мелких косичек благородного льняного оттенка. Лицо с высокими скулами и слегка заостренным подбородком казалось высеченным изо льда: такое оно было неподвижное, застывшее в своем великолепии. А глаза… мерцающие, как лезвие меча, отразившее лунный свет. Даже полупрозрачная, светлая кожа — и та будто сияла изнутри. Завораживающе. У Беллы буквально дух перехватило. Идеальный, совершенный, божественный.

— Что привело тебя в этот лес, дитя? — раздался голос, хрустальный и чистый, как вода в горной реке.

В голове роем пронеслись образы-ответы, захлестнули ярко, живо и через мгновение схлынули игривой волной. Тонкие губы тронула улыбка, воздушная и эфирная, словно бабочка.

— Я вижу. Не нужно больше переживать, не нужно грустить. — Звонкий ручей, свежий, с танцующими солнечными бликами. — Пойдем со мной, пойдем — и ты обретешь покой, не познаешь печали… предательства.

Девушка вздрогнула.

— Не бойся. Я не враг тебе. Возьми меня за руку. Просто возьми меня за руку, дитя. Мы отправимся туда, где ты будешь счастлива. Всегда.

Взгляд незнакомца гипнотизировал, манил… Его рука с длинными, изящными пальцами, протянутая к ней в приглашающем жесте, выражение лица — весь образ так и взывал: “Доверься!” По щекам Изабеллы давно текли слезы: настолько сильным было восхищение, настолько глубоко охватило ее пьянящее счастье. Она не замечала их — не замечала ничего, кроме светлого лица и пленительных глаз.

— Решайся, дитя. Идем вместе.

— Вместе, — Белла кивнула.

* * *

Назад

Ка был хмур и зол. Еще как никогда пессимистичен в предчувствиях и мрачен в душе. В общем, плачевно все было. Что именно, змей мог расписать по пунктам.

Пункт первый: девчонка. Состояние — критически плачевное. Чувство самосохранения — ноль, здравомыслие — минус десять. Это при минимуме — минус столько же.

Пункт второй: Лив. Ужас, насколько плачевно. Самомнение — не существует подобных цифр, своенравие — упаси Великий Лес от него. Вывод: неизлечимая эгоистичность на фоне общей презрительности в масштабах вселенной.

Пункт третий — возможная встреча с Ливом — разделялся на два. Не судьба — Лив встречается с Ка. Плачевно. Полный провал — Лив встречает смертную. Здесь коварно крылось двойное дно: следствие варианта номер два — вариант номер один в его худшей разновидности. “Не вмешивайся, Дух”, — вместо приветствия и взгляд василиска в довесок.

Пункт четвертый: сопротивляемость воздействию на разум. Почему-то змей полагал, что у девочки она не ахти какая. Очень плачевно… может для нее кончиться.

Пункт пятый: живность. Личные “песики” гостей к Кану были давно неравнодушны. Их нездоровый интерес проявлялся в горящих искренней ненавистью глазах, рычании и недвусмысленном демонстрировании клыков. Плачевно, но терпимо. Дополнительный раздражающий фактор.

Итак, перед Ка стояла задача: дать наставление Белле, но остаться якобы в стороне, иначе Лив с него живого не слезет. Приходилось надеяться на догадливость девчонки.

* * *

Девушка была до невозможности рада снова услышать Альвильде и даже увидеть змея, хотя последний вроде как пребывал в сквернейшем настроении. Он лежал на берегу, практически не моргая, смотрел в небо, хмурился и снова не подавал признаков жизни, только кончик зеленого хвоста изредка дергался. Раздосадовано, кажется.

— Виль, чего это с ним? — тихо поинтересовалась Изабелла.

— Нервишки шалят, — умудрилось фыркнуть дерево.

— Я все слышу, дамы. Девочка, если тебя что-то беспокоит, достаточно произнести мое имя. Поверь, я отвечу, — высказал мужчина ледяным тоном, напрочь отбив любое желание спрашивать.

— Ка, милый, ты угрюм и суров. Если бы каждый предлагал помощь таким образом, в мире бы стало больше самостоятельных людей.

— Я счастлив.

— Яхонтовый мой, зачем тебе клыки? От яда в твоем голосе и толстокожий тролль помрет. Не обращай внимания, дорогая, — к Белле. — Он сегодня совсем не в духе. Предстоящий туман лишил его всех радостей жизни.

Изабелла пожала плечами. Только и разговоров везде: туман то, туман се…

— Поверь, милая, лучше бы он не опускался, — скорбно зашелестели ветви, словно угадав ее мысли. — Ну да ладно. Расскажи-ка тете Виль, как тебе у оборотней жилось?

* * *

Вперед

Девушка кивнула. Вокруг разлился густой туман, окутал реальность молочным покрывалом, и казалось, будто мужчина, да и сама Белла стоят на облаках.

— Меня зовут Лив[1], дитя, — ответил незнакомец раньше, чем прозвучал вопрос. — Идем.

Чувство легкости усилилось, унесло на мягких волнах далеко-далеко.

“Лив, — пронеслось в голове, — красивое имя. Он тоже… красивый, добрый… Он желает мне счастья…” И вдруг короткой вспышкой возникло другое, тревожное: “Кто он? Куда зовет? Почему я не могу отказаться?”

— Неужели ты откажешься? Ну же, решайся, дитя. Я друг тебе. — Снова мимолетная улыбка и глаза…

Изабелла испугалась — ледяные, безжалостные… нечеловеческие. Они затягивали, не отпускали, и от того становилось только страшнее. За один лишь миг память воскресила все самые жуткие истории о коварстве и жестокости волшебных существ — тело сковало ужасом. “Если тебя что-то беспокоит, достаточно произнести мое имя. Поверь, я отвечу”, — девушка уцепилась за фразу, как утопающий хватается за щепку в надежде спастись.

— Ка, — тихо позвала она. — Ка, отзовись.

— Нет, вы посмотрите на нее! Дура, — раздался живой, теплый голос. — Ты бы еще дольше думала. Чего уж мелочиться?! Приветствую, Лив. Рад встрече.

Прекрасное лицо существа исказилось, выражая презрение и недовольство, а Белла от радости была готова кинуться змею на шею: да он просто чудо! Эта глыба льда с ним рядом не стояла! И вовсе вертикальные зрачки не пугающие… и клыки… и хвост…

— Не вмешивайся, Дух, — произнес Лив и одарил Кана таким взглядом, от которого любой бы на его месте превратился в камень.

* * *

Назад

— Шутишь! — воскликнула Альвильде. — Эйра — милая?! Кроткая?! Ты хоть знаешь, какое она носит прозвище? Белый демон. Демон, заметь!

Изабелла нервно хихикнула: дриада оборотней явно не жаловала.

— Она пригласила меня посмотреть на ее малыша, когда тот родится.

— Малышей, — лениво отозвался Ка.

— Что?

— У Эйры будет двойня. Да ты, я гляжу, ее покорила, девочка. Мои поздравления.

— Но откуда…

— Начинается. — Мужчина поднялся с удивительной расторопностью. — Дамы, сидите тихо. Гости прибыли.

Девушка никогда в жизни не видела, чтобы туман опускался настолько быстро. Он появился буквально отовсюду: выполз из-за деревьев, лег с неба, запутался в ветвях, повис над озером, коснулся земли и слился с ней. Лес пропитался влагой, как губка, и при вдохе не понятно было, чего глотаешь больше: воды или воздуха.

Белла в очередной раз осмотрелась и не углядела ни змея, ни темных стволов, даже собственная вытянутая вперед рука различалась с трудом. Густая белесая дымка поглотила все. Где-то вдалеке раздался вой. И от него пробрало ужасом до самых костей.

Когда впереди забрезжил неясный свет, Изабелла была на грани малодушного обморока.

* * *

Вперед

— Она не пойдет с вами, — непреклонно заявил Ка: с Ливом иначе нельзя, по-другому ледышка не понимала.

Метод кнута и пряника. Сейчас — кнут, после — пряник. В любом случае кормить бы пришлось.

— Она чужая. Тебе ли не знать этого, Дух. — Злился, по глазам было видно, что злился. И псина его рядом стервятником крутилась.

Змей никогда не мог понять, на что именно смертные так клюют. Нет, конечно, резкое подобострастие — немалая заслуга воздействия на разум, но все же… Люди буквально от счастья скулили, умирая от их руки. Жуткое зрелище. А ведь самые настоящие статуи. Сколько Кан дини ши не встречал, у всех, как на подбор, будто маска вместо лица. Красивая, но сути не меняла.

— Повторяю: девочка с вами не пойдет.

— Дух, не вмешивайся. Дитя наше по праву. Здесь ты власти не имеешь.

Будь его воля, Ка запретил бы Ливу сокращать мимические мышцы — не больно вдохновляющая картинка.

— Ошибаешься. Вы не возьмете ее.

— Что ты творишь, Кукулькан? Это дитя нарушило закон. Потому пришли мы.

— Спасибо, но я вас не звал.

— Ты думаешь, мы будем спрашивать тебя? — Сколько презрения! — Тебя, Духа, который позорит имя своих предшественников, выгораживая глупых смертных — крыс, сующихся во все дыры.

Змей покачал головой: кто бы сомневался. Его снова начали обвинять во всех существующих грехах.

— К чему такой драматизм? Изабелла, милая, скажи, ты считаешь себя крысой?

* * *

— Нет, — ответила девушка сквозь зубы.

Существо, стоявшее напротив, вызывало у нее одновременно несколько чувств: отвращение, гнев и суеверный страх. К тому же у его ног обнаружилась до невозможности тощая, громадная псина с обвисшей неприглядными клоками черной шерстью и горящими глазами, похожими на тлеющие в жаровне угли. Она рычала и скалилась, готовая в любой момент сорваться. Белла была уверена: если уж собака и вздумает вцепиться во что-нибудь, так это именно в горло. И, судя по взгляду, в конкретное горло одного конкретного змея.

Из диалога Изабелла поняла: Ка и другой мужчина давно знакомы, к тому же находятся далеко не в дружеских отношениях. Но почему на Кана не действует гипнотический взгляд? Почему Лив называет его Духом?

— Ты похож на шута. — Прекрасное лицо сделалось хищным от ярости. — Не стой у меня на пути, Кукулькан. Тот, кто пресмыкается перед смертными, не заслуживает уважения. Если ты не справляешься со своими обязанностями, отойди и дай мне выполнить то, для чего меня нарекли Защитником.

Воздух сгустился, раздался глубокий, низкий гул, будто сама земля очнулась от векового сна и застонала, грозно зашумели кронами деревья, прошелестела трава… Девушка вздрогнула, упала на колени, зажав уши, и внезапно со смесью удивления и внутренней дрожи осознала: это гнев не Лива, а Ка. Именно от него исходила сила, способная повергнуть в трепет все живое. И эта сила сдавила грудную клетку, грузом легла на плечи, заставила тело точно свинцом налиться.

— Ты заговариваешься, Лив, — произнес змей, в его голосе отчетливо слышались шипящие нотки. — Или забыл, кто я? Или забыл, что не мне ты вправе приказы отдавать? Сейчас ты и твой народ находитесь на моей земле. В последний раз повторяю: вы не возьмете девочку. Она принадлежит лесу. И я, Дух, это подтверждаю.

Тут Изабеллу будто пламя охватило — и уже через мгновение перед глазами была лишь темнота.

[1] Лив — от древнесканд. hlif — “защита, щит”

Разговор по душам или Вспомним прабабушку

Белла очнулась быстро. Во всяком случае, так показалось ей самой. Туман практически рассеялся: теперь о нем напоминали лишь тонкие сероватые клочки, собравшиеся в низинах. В небе багрянцем и золотом полыхал закат, а на востоке, где медленно разливался бархатный синий, уже лукаво подмигивали первые звездочки. В чаще, между мощными стволами, путаясь в подлеске, тут и там мелькали бродячие огоньки, отовсюду поминутно раздавались какие-то шорохи, писки, шаги, шепотки — просыпались ночные существа.

Ка долго искать не пришлось. Он обнаружился около озера, и один взгляд на него вызвал море радости вкупе с благодарностью и восхищением. Захотелось подбежать к нему, крепко-крепко обнять и... И, вообще, девушка поняла, что еще ни разу не касалась длиннющего темно-зеленого хвоста. Наверное, стоит отметить: Изабелла всегда была человеком импульсивным и сильные чувства держать в себе никоим образом не могла. Впрочем, ее данный факт не особо расстраивал. Очень подсобляло, когда требовалось осадить папулю да направить его на путь истинный. Итак, едва Белла сделала первый шаг к воплощению задуманного — в смысле, со счастливым возгласом кинулась к змею, — как ее бессовестно и довольно-таки жутким образом остановили.

Мимолетное дуновение коснулось волос, послышался горьковато-терпкий запах молодой, только распустившейся листвы, и глаза накрыли прохладные, легкие-легкие ладони. Девушка вздрогнула, замерла, от испуга забыв выдохнуть.

— Стой, милая, — прозвучал над ухом такой знакомый и одинаково незнакомый голос: что-то неуловимо изменилось в нем — ушла мягкой древесной глухости, оставив лишь звонкость весеннего ручья.

— А-альвильде? — напуганная Изабелла позволила себе икнуть.

“Во всем есть свои преимущества. Даже в шоке: достаточно правильно воспользоваться ситуацией и быстро отреагировать. После всегда можно оправдаться тем, что тебя застигли врасплох”, — утверждал папуля. Правило Белла мимо ушей не пропустила, усвоив его едва ли не в шестилетнем возрасте.

— Не следует тебе сейчас Ка в глаза смотреть, яхонтовая моя, — зашептала дриада. — Побереги себя.

— Виль, — раздраженное шипение узнать удалось бы из тысячи, — Лив снова отличился. Два дня. На этот раз мне понадобится два дня. В общем, я в глубокой спячке, полном анабиозе… Нет меня, проще говоря. Девчонку оставляю на тебя. Бывай.

— Я… — попыталась возразить нимфа, но, судя по шуршанию травы, змей уполз. Видимо, ответа на его реплику не предполагалось.

* * *

Ка чувствовал себя сушеным яблоком. Или материалом для людских сапог. Что хуже — он так и не решил, зато превосходно понимал, кто всему виной. А виной в целом и виноватым в частности был Лив — злопамятная, мстительная тварь, которая портила ему кровь уже как лет сто и останавливаться явно не собиралась. “Кормление” дини ши энергией, конечно, в обязанности змея входило, ибо ошибка вселенского масштаба нуждалась в подпитке. Свой долг Кукулькан помнил, чтил и исполнял. Добросовестно. Другое дело, когда наличия этой самой совести у принимающей стороны не предполагалось. Стоит заметить: энергии Защитник должен выпивать не больше половины. Лив взял две трети. Кан чуть хвост не отбросил, и сейчас не только всем сердцем, но и прочими органами желал, чтобы тварь, как критический минимум, подавилась, или, как минимум обычный, заработал хроническое несварение. Радужные мечты, мобилизованные для борьбы с хандрой, сдавали позиции со скоростью цветочных фей, оказавшихся перед медом. Совершенную картину мук Защитника портила безжалостная реальность: тот ушел восвояси довольный и неприлично сытый, а змей старался не уснуть прямо по дороге к ущелью…

С Ливом Ка впервые встретился двадцатилетним ребенком. Тогда он, решив начать самостоятельную жизнь, покинул отчий дом, отправился с дружеским визитом в лес, где его, по столь торжественному случаю его, и застиг туман. Собственно, тогда ему тварь и попалась. В то время она еще предпочитала распущенные волосы своим ненаглядным косичкам, а змей даже не предполагал, что когда-нибудь станет Духом…

* * *

100 лет назад. Кукулькану — 20. Ливу — 567.

Для Ка обстановка была определенно новой, если не сказать, экзотической. После каменной роскоши дворцовых залов, ухоженности огромных садов и чопорности лиц высокочтимых гостей — естественно, волшебных, — стихийность и взбалмошность чужого леса могли удивить кого угодно. Кроме змея. Как говорилось раньше: он слыл флегматиком до мозга костей. Тогда Кан лишь досадовал — на густой туман и раздражающий чуткие барабанные перепонки вой… Мерзкий вой не менее мерзкой псины. И вот тут перед ним возникло нечто. Волосатое — в смысле, с шевелюрой по самое “немогу”, — высокомерное, до неприличия похожее на статую. От его улыбки у Кукулькана чуть сердечный приступ не случился: он в жизни не видел ничего более... хм… ничего более. Однако это не помешало ему на первых порах спутать Защитника с особью женского пола: ну, не повезло девушке с фигурой. С кем не бывает?

— Чудовище, — вынесло вердикт оно, окатив Кана холодно-презрительным взглядом.

— Вы на себя-то смотрели? — флегматично поинтересовался змей.

В те далекие времена он еще не знал: собственной внешностью дини ши болезненно гордятся и самый испытанный способ обрести наивернейших врагов — хотя бы намекнуть на их несовершенство. В общем, Ка не умел нанизывать на истинные мысли тонны любезных слов, потому произнес первое, что пришло в голову при виде столь остроумной шутки матушки-природы.

У “чуда” не дрогнул ни один мускул лица. Позже Кан уверился в полной неспособности дини ши нормально проявлять эмоции, но тогда сразу понял: взбесился. Еще и псина рядом оскалилась.

— Уйди с дороги, человеческое отродье, — прошипело оно.

На правду не обижаются — полуправду поправляют. Собственно, Кукулькан так и сделал.

— Наполовину, — вяло заметил он: туман нагонял тоску. — Я человек только наполовину.

Взгляд, которым удостоил его собеседник, поразил змея не меньше улыбки. На мгновение, самое короткое из существующих, в глазах дини ши промелькнули смятение и полное недоумение.

— Не стой у меня на пути, мальчик.

Ка, пожав плечами, отполз. Он всегда считал: связываться с неустойчивыми личностями — себе дороже. А тот, кому сложно сделать шаг в строну и обойти препятствие, к оным явно относился.

— Ты что-то сказал, детеныш? — процедило оно сквозь зубы.

Кан приподнял бровь: прочел мысли?

— Я подумал.

— В следующий раз делай это реже.

— Вы знаете, что такое дегенерация?

— Хамство по отношению к заведомо сильному собеседнику.

— Уже отсутствие инстинкта самосохранения. Приятного пути и прочих радостей жизни.

— В твоих интересах не попадаться мне больше на глаза, змееныш.

На том и разошлись. Стоит ли говорить: встретились. В этот же день. Кукулькан только-только облюбовал прелестное местечко рядом с волшебным озером и не чаял скорее опробовать водичку. Туман еще не рассеялся, но для желанного воссоединения тела с бодрящей, наичудеснейшей из когда-либо созданных жидкостей препятствий не существовало. Как думалось. У судьбы, как оказалось, тогда были совсем другие планы.

— Ты?! — зашипело “чудо”, посмотрев на змея, словно на неприкаянную душу.

— Вы? — в свою очередь уточнил Ка, нервно дернув кончиком хвоста: от воды его отделяло ничтожное расстояние.

В следующий миг оно исчезло. В смысле, передвинулось настолько быстро, что Кан не заметил, как перед ним возникла спина. Взметнувшиеся волосы хлестнули по лицу и попали в рот — пришлось отплевываться.

— Отрежьте свои космы.

— Прикуси язык, детеныш.

Дальнейший жест существа поверг Кукулькана в ступор. Кратковременный, но качественный. Дини ши шагнул вперед и ненавязчиво преградил змею путь, будто говоря: “Не суйся. Стой за моей спиной”. Причину Ка обнаружил быстро: на берегу появился здоровый, крепкий мужчина, от которого за милю несло запахом смертных. Защитник снова сделал шаг. Сначала человек дернулся, даже успел выхватить из-за пояса кинжал, но уже через мгновение застыл, устремив на дини ши завороженный и совершенно тупой взгляд. Разве что слюни не текли. Отвратительное зрелище.

Кан не слышал, о чем именно говорило существо, однако вскоре его жертва в порыве благоговения упала на колени и заплакала. Молча, не издав ни единого звука — только слезы из глаз текли. Когда оно неизвестно откуда достало кривой ритуальный нож, Ка все понял. А вот отвернуться не успел. Сталь полоснула по горлу — в белесом тумане разлился густой металлический запах.

— Эм… — первую пытку подобрать подходящие слова змей провалил.

— Это моя работа. Будь у него четыре жизни, я бы забрал их все. По справедливости, — холодно сообщил Защитник.

Кукулькан покачал головой и вздохнул:

— Тогда уберите за собой. Я здесь жить собираюсь.

* * *

Собственно, так Ка с Ливом и познакомился. Много позже ему стало известно, что тот смертный и его собратья вошли в лес с определенной целью — поохотиться на оборотней, в чем вполне преуспели: от их руки погибло шесть здоровых особей. Одной из них оказалась беременная волчица. Ни Защитника, ни людей Кан оправдать не смог. Да и не стал. Смертные менялись быстрее волшебных существ. Менялись их взгляды и мировоззрение, менялось отношение к “сказочным” соседям… менялась их численность. Однажды змей понял: если не поставить барьер, то столкновений не избежать. Сначала единичных, после массовых. И он поставил: нужно было сохранить всех подопечных. Без исключения.

Те, кого раньше почитали, к кому приходили за советом и помощью, превращались в легенды. Кукулькан тоже стал частью историй, рассказываемых детям перед сном... Время текло, и каждый из волшебного народа знал: наступит момент, когда их мир и мир смертных навсегда потеряют свою связь.

* * *

Если в первую ночь около озера Изабелла спала плохо, то на этот раз — отвратительно. “Хуже отвратительно может быть только никак”, — припомнилось папулино. Левое плечо горело адским пламенем, словно с него слой за слоем сдирали кожу, повсюду раздавался какой-то невразумительный шепот, да и вообще: без Ка под боком темный лес казался жутковатым. Девушка каждой клеточкой чувствовала: что-то изменилось в ней и в мире. Будто она уже и не она, а все вокруг, будто она и существует отдельно, но является лишь частью чего-то большего. Ощущения становились противоречивее, мысли — настойчивее: в блаженную дрему Белла погрузилась под утро…

— Поднимайся, дорогая.

Изабелла удивилась, даже не открывая глаз. Хватило наличия слуха, который с убийственной точностью отнес прозвучавший голос в разряд детских. А уж когда удалось проморгаться… В общем, девушка редко испытывала столь сильное умиление.

Кто бы мог подумать, что где-то живут такие красивые малыши?! Прелестнейшая девочка на свете выглядела от силы лет на шесть. Большие изумрудные глаза смотрели проницательно, с игривым любопытством, мягкие черты округлого личика так и просились на холст, а легкая россыпь веснушек на щеках и аккуратном носике просто чудесно сочеталась с густыми каштановыми волосами, заплетенными в две невероятно толстые, тяжелые косы, спадавшие до пят.

— Не молчи, яхонтовая моя. Это, по меньшей мере, невежливо.

— А-альвильде? — тихо пискнула Белла, поглядев, почему-то, на маленькие босые ножки и ничуть не примятую траву под ними.

— И что ты косишься на меня, как эльф на мясо?

— Т-ты… ребенок? Подожди… ты действительно ребенок?!

— Милая, допускаешь фактическую ошибку. Не ребенок, а дриада. Дерево, с которым я связана, совсем молодое. Вывод соответствующий.

Изабелла с сомнением посмотрела на зеленого исполина.

— Оно же огромное!

— Ох, уж эта акселерация! — Девочка всплеснула руками. — Вообще, тут Ка отдельное спасибо.

— А он знает?

— Про то, как я выгляжу? Конечно, знает, гад ползучий. Знает и все равно оставляет тебя под моим присмотром, змеюка подколодная.

— Но он же… Почему он так… на равных с тобой общается?

— Дорогая, во-первых, мне пошел уже пятьсот третий год. А в-нулевых, плевал Ка на внешность с высокой колокольни! Да он пол-то со второй попытки замечает, о лице уж и говорить нечего!

Изабелла поперхнулась.

— И… — сформулировать нужный вопрос удалось не сразу, — куда он, прости, смотрит?

На губах Виль заиграла многозначительная улыбка.

— Сюда, — тоненький пальчик ткнул Беллу в грудь. — Внутрь… — Пауза. — Слушай, я тут фруктов принесла. Придется тебе дня два посидеть на растительной пище. Охотящаяся дриада — это как-то… слишком.

— Спасибо, — приуныла Изабелла: все же Кан чудесно жарил мясо. Пусть и без соли... Пусть сначала поиздевался над ней, дав в руки палочки и заставив разводить костер.

Жжение прогнало все безрадостные мысли. Разом. Девушка ойкнула.

— Болит? — встревожено откликнулась дриада. — Ну-ка, покажи.

Она вдруг чуть-чуть, совсем легко, оттолкнулась от земли и взлетела, словно бабочка, хрупкая и воздушная. “Если ты считаешь, что все в жизни видел и что тебя уже ничем не удивить, можешь спокойно рыть себе могилу и ставить на нее погребальный камень с надписью “Дурак””, — говаривал один художник. “Папуля! Ты был прав!” — воскликнула Изабелла в собственных мыслях.

— А-а, здесь ничего страшного. Скоро пройдет, — удовлетворенно цокнула языком Альвильде, коснувшись нарывающего места ладошкой. — У волшебной печати не ахти характер.

— У чего? — переспросила Белла. Согласитесь: бывают моменты, когда очень хочется спихнуть все на проблему со слухом.

— Волшебной печати. Печати Духа. Эльфийской метки[1], как вы, смертные, ее называете. Хотя ваша “эльфийская метка” не имеет ничего общего с настоящей. Так, легенды, обросшие паутиной глупых предрассудков.

Плохие слова девушка, естественно, знала, но ни в жизнь ими не выражалась. Посему и на этот раз предпочла выразительно промолчать.

— Что за эмоции на лице, милая? Ты первый человек, с которым Ка так возится! Да ты вообще первая из смертных, кого он принял! Нет, тут, конечно, и Лива заслуга есть... Ага… Если б он пинка нашей змеюке не дал, тот бы никогда не решился. Абсолютно точно. У него, видите ли, принципы! Тьфу.

— Альвильде… принял?

Дриада, взволнованно ходившая взад-вперед, остановилась и посмотрела на собеседницу, словно именно Белла, а не она, мгновение назад разговаривала сама с собой.

— Яхонтовая моя, ты теперь законный житель волшебного мира. Неужели не ясно?

Изабелла яростно вгрызлась в яблоко. Ясно было одно: ее совершенно запутали.

— Почему только Ка мог меня принять? Почему его Духом назвали? И кто такой Лив? А Ка? А…

— Стой, драгоценная, не загружай разум тетушки Виль грудой вопросов. Она-таки не молоденькая уже. Вот что, ответь сначала на один: кто есть Кукулькан? Я обещала не рассказывать. Догадаешься — мои познания к твоим услугам.

“Не удается давить на совесть, дави на жалость”, — советовал папуля, подкидывая в руке мешочек с деньгами, добытыми от очередного капризного заказчика.

— Подскажи хотя бы чуточку! — взмолилась девушка.

Она поняла: если не раскроет эту тайну, умрет окончательно и бесповоротно. От любопытства.

— Тебе рассказывали сказки?

— Ну, да. Про драконов, похищающих принцесс, про рыцарей… А еще про хитрых фей и эльфов. Они крадут младенцев у смертных и подбрасывают своих.

— Это все бредни, — помрачнела дриада. — Ни феи, ни эльфы не променяют родных детей на чужих. Глупость и наглая ложь.

Изабелла почувствовала себя ужасно виноватой. Перед всем волшебным народцем за всех людей, выдумавших подобные истории.

— Так, хорошо. А кто-нибудь рассказывал тебе что-то более похожее на правду? Про лес, например, — снова расцвела Виль.

Тут в голове словно молния вспыхнула. Лес! Конечно! Вот оно!

— Прабабушка! — радостно воскликнула девушка.

— Прабабушка — это великолепно. Удачи, милая.

* * *

11 лет назад. Белле — 6.

За окном было страшно. За окном наступила ночь и разыгралась буря. За окном гудел и стонал лес. За окном, где-то там, далеко, папуля ехал в город, чтобы продать картины и купить Беллочке вкусностей. А Беллочка лежала в своей комнате, где по стенам от зажженной свечи плясали черными монстрами тени. Без света становилось еще страшнее, поэтому девочка только сильней куталась в одеяло и зажмуривала глаза, когда очередной порыв ветра заставлял ставни яростно грохотать.

— Бабуля, — жалобно произнесла Изабелла: ей очень хотелось расплакаться, но папуля всегда говорил, что она сильная, а сильные не плачут.

— Что случилось, милая?

В дверях появилась любимая бабушка в теплой вязаной шали, и Беллочка улыбнулась — комната уже не казалась такой ужасной.

— Ба, посиди со мной. Мне страшно.

— Это почему же?

Девочка, насупившись, посмотрела на окно. Бабуля рассмеялась, придвинула кресло-качалку поближе к кровати — уютно заскрипели половицы: вперед — назад, вперед — назад.

— Никто тебя не тронет, милая.

— А если придут злые фейри или вампиры… или какие-нибудь другие страшилища? — Беллочке обидно было разъяснять настолько простые вещи: а еще взрослыми себя называют!

— Ты заметила, что наша деревня окружена лесом? — загадочным тоном спросила бабушка.

Изабелла тут же поняла: ее ждет новая история, — поудобнее устроилась в кровати и сказала:

— Конечно, заметила. Лучше бы он исчез! От него сегодня шум. Страшно!

— Это, видно, Хозяин разгневался…

— Какой хозяин?

— Хозяин Леса, великий Хранитель. Он оберегает всех волшебных существ и людей, живущих на его земле.

— И нас тоже?

— Конечно, милая. Он мудрый и справедливый Дух, который станет для слабого защитником, а для сильного — союзником.

— Союзником?

— Да, верным другом. Но лишь тому, кто этого достоин.

Перед глазами Беллочки возникли очертания темной высокой фигуры, безликой и расплывчатой. Ужас! По коже мгновенно побежали мурашки.

— Ба, а откуда он здесь взялся вообще?

Бабуля хитро прищурилась.

— Давным-давно, когда я была совсем маленькой девочкой, появился в лесу юноша. В тот день опустился настолько густой туман, что всем показалось, будто путник возник на тропинке прямо из воздуха: раз — и тут уже. Откуда он пришел, где раньше жил — никто не и догадывался…

— Он был принцем! — восторженно воскликнула Беллочка. — И жил в большущем-пребольшущем замке!

— Хорошо-хорошо. Возможно, даже так. — Изабелла уж точно знала, что именно так и никак иначе. — Говорят, обладал он совершенно чудесной внешностью, и все, кто видел его, не могли отвести от него глаз.

Девочка с трудом представляла себе кого-то красивее папули, но бабушке она безоговорочно верила, посему решила, что юноша ни больше ни меньше необычайнейший человек на свете.

— Незнакомец поселился около небольшого озера глубоко-глубоко в лесу.

— Волшебного?

— Ну, конечно, волшебного. Говорят, путник влюбился в него с первого взгляда и не нашел в себе силы покинуть это место.

— Маленький будто, — хихикнула Белла.

— У каждого есть свои слабости, милая. Он рос медленно, не так, как растем мы, но однажды лесные жители обнаружили, что худощавый юноша превратился в зрелого мужчину, в котором слились красота тела и души, сила, ум и мудрость. И увидели все спокойную, торжественную мощь, словно сам Великий Лес предстал перед ними в человеческом облике и глядел на них из бесконечной глубины янтарных глаз. И поняли: вот он, Хранитель, — и преклонили перед ним колени…

* * *

— Юноша с совершенно чудесной внешностью! — дерево в приступе гомерического хохота трясло ветвями и едва с корнями из земли не выпрыгивало. — Держите меня четверо, щас умру со смеху! С совершенно чудесной внешностью! — Снова надрывное “аха-ха-ха”. — В точку, ну, прям в самую точку! У твоей прабабушки неподражаемое чувство юмора! Совершенно чудесная внешность! Нет, ну, надо же так в яблочко попасть! Теперь всегда буду называть Ка юношей с совершенно чудесной внешностью!

Изабелла терпеливо пережидала приступ неконтролируемого хохота и даже сама пару раз хихикнула. Кто бы мог подумать, что бабуля окажется настолько права: змей действительно мог назваться обладателем совершенно чудесной внешности. На полном основании. Согласитесь: длиннющий хвост, вертикальные зрачки и острые клыки… определенно ядовитые.

Дриада рассказ слушала внимательно. Во всяком случае, дерево ни разу не шелохнулось. Потому, когда повествование дошло до момента появления Хранителя в лесу, Белла не обратила внимания на странный хрюкающий звук. Зря. Оказывается, Альвильде терпела до последнего…

— О-о-ох, — простонала крона, прекратив содрогаться, — тяжко мне. Чуть кора от смеха не лопнула. Милая, ты таки счастливица. Я уж считала, что смертных, знакомых с событиями нашего мира, не осталось. Ка действительно появился неожиданно. Тогда стоял сильный туман. Из-за пришедших Защитников, конечно.

— Виль… Защитники? Лив один из них?

Изабелла, по примеру Ка, лежала на солнышке, обсыхая после купания в озере, и пыталась распутать безнадежно спутанные водными феями волосы.

— Еще бы, — хмыкнуло дерево. — Он таки этим балаганом заправляет. Змеюке-то нашему всю кровь, поди, попил. Кукулькан, как о нем слышит, аж бледнеет, бедненький. Знает: тот если в лес явится, так точно его стороной не обойдет. Лив же… кгхм… та еще… кгхмтварь, — слово прозвучало подозрительно скомкано. — Ему с отрочества никто не указ… Кроме дядюшки, может. Но тот ушел от них потом. Да и вообще был… Как бы помягче выразиться… своеобразным, да.

Белла зашипела: в руках остался внушительный клок.

— Дорогая, ты с себя скальп снимешь. Дай помогу — смотреть тошно, — хмыкнула дриада и вдруг отделилась от дерева, снова превратившись в прелестную девочку. — Кан единственный, кого Защитник слушается.

— Что-то я не особо заметила, — процедила Изабелла сквозь зубы: она старалась не ойкать, когда маленькие пальчики дергали за волосы.

— Ты просто Лива не знаешь. А умничке Ка удалось заткнуть его за пояс в первую же встречу. С тех пор змейчик у него вроде как… в почете и уважении.

— Вообще не заметно, — с кислым видом откликнулась Белла: либо Альвильде что-то не там и не так показалось, либо сама девушка разучилась разбираться в людях. Напрочь.

— Лив не человек, драгоценная моя, — Виль словно прочитала ее мысли. — Он дини ши.

— Надо же, какая неожиданность, — без особого энтузиазма произнесла Изабелла. С момента пребывания у оборотней она гадала: какой же еще факт потерпит оглушительный крах — и успела морально подготовиться.

“Не в силах изменить обстоятельства — меняй свое отношение к ним, — говорил папуля. — Если и этого сделать не способен, мне тебя искренне жаль”.

— Разве они не под водой живут? — Вопрос был из разряда “для порядка”.

Ответом послужил звук “тцс”, но смысл его остался загадкой, вильнул перед носом знаком вопроса и исчез. Изабелла недоуменно приподняла бровь.

— Не совсем, — отозвалась, наконец, Альвильде. — Они вообще не из нашего и не из вашего мира. Их земли далеко, за плотной завесой, вне досягаемости. Дини ши посчитали этот мир слишком... грязным для себя. В любом случае, им было очень сложно сосуществовать с представителями других рас, вот и ушли. А вода… Думаю, здесь дело в тумане. Эти существа всегда пользуются его покровом.

— Зачем тогда они приходят, а? Погулять просто?

— Сплюнь, милая. У вас есть монарх, у которого есть войска. А у нас есть Хранитель, у которого есть Защитники. Власть и сила. Кто оберегает границы страны от вторжений? Воины. Кто появляется, когда в Лес наведываются чужие? Чужие, представляющие угрозу для всех жителей?

— Но…

— Кан обладает великими способностями, да. Но великие способности влекут за собой великую ответственность. Он не должен убивать. Не для того его силы. К тому же в тяжелые времена ему одному не справиться.

— Но…

— Да, да, жители тоже должны уметь за себя постоять. Однако обязанность змея — сохранить подопечных. Всех, кто обитает на его земле. Потому приходят они: Защитники, дини ши, Чистильщики, как их еще называют. Элитное войско, проще говоря. Лив их предводитель. В свое время он доказал, что является сильнейшим и что достоин быть Духу советником и личным Защитником. Ливу не нравится, когда Ка выказывает слабость. А ты, по его мнению, мешаешь.

— Почему? — с детской обидой спросила Изабелла. На глазах выступили слезы — конечно, от процедуры распутывания узелков, ничего больше.

— Милая, не расстраивайся. Лив желал, желает и, видимо, будет желать состряпать из Кукулькана идеального Духа. Понимаешь ли, Хозяин Леса не имеет права отдавать кому-то предпочтение и кого-то выделять. Во всяком случае, в открытую. Для него все должны быть равны. Он — для всех. Ну, а теперь подумай: появилась ты, Кан разрешил тебе, смертной, остаться, более того, оберегал тебя, охотился для тебя и — таки настоящий апогей! — принял, сделал одной из нас. Я удивляюсь, как Лив с него шкуру не спустил. Они ж после твоего обморока целую вечность друг друга взглядами прожигали. Битва титанов: не влезай — убьет…— Альвильде доплела Белле вторую косу. — Ну-ка, теперь посмотри на меня. — Рассеянный взгляд изумрудных глаз. — Яхонтовая моя, кого-то ты мне напоминаешь…

* * *

Ночью, закрыв глаза, девушка вновь вспомнила детство. Выстроились картинки, пронеслись цветными кадрами, закружили в сумасшедшем хороводе. Рассказы бабули, кресло-качалка, пляшущее пламя свечи… Изабелла прерывисто вздохнула: как же она раньше не догадалась насчет “чудовища”?! Ведь ответ лежал на поверхности! Валялся около озера, не подавая признаков жизни, и вяло махал кончиком хвоста. Просто до невозможности и слишком сложно, чтобы поверить. Ка… Кукулькан… змей… такой безразличный, такой ленивый и сонный, такой обычный… Хранитель, Великий Дух, источник невероятной силы. Вот откуда взялись эти волны на траве, стоны земли, вот почему все испытывали благоговейный трепет перед ним. Он же и есть Лес! Лес в физическом обличии!

Белла посмотрела на небо, глубокое, в темных узорах ветвей и драгоценной россыпи звезд. Сколько еще миров помещается под ним? Какое оно в мире дини ши? “Земля, которой нет” — так папуля назвал одну из своих картин. Девушка влюбилась в нее с первого взгляда, едва отец скинул ткань с холста. Изысканный, сказочный замок, огромный, тонущий то ли в тумане, то ли в облаках, и вода, вода, вода. Повсюду. Льется со стен, из причудливых фонтанов, отражает, рассыпается бликами по камню… Папуля рисовал долго, днями и ночами просиживая в мастерской, забывая об окружающем и погружаясь в собственные фантазии. Изабелла буквально пинками гнала его за обеденный стол, в кровать и злилась: “Когда же он закончит?!” “Почему ее нет?” — спросила она, услышав название. “Есть лишь то, что мы видим, о чем слышим, о чем имеем понятие, о чем думаем и мечтаем. Вне нашей мысли ничего не существует. Для нас”, — улыбнулся тогда папуля и взъерошил ей волосы. Его руки безнадежно пропахли краской.

Беллу как громом поразило. Она в лесу больше недели! Больше недели! А папули и его еще нет! Неужели, правда?! Боги! Неужели она действительно никому не нужна?! Девушку охватил озноб. Она съежилась, задрожала и тихо, прикусив нижнюю губу, заплакала. Главное — не разбудить Виль, главное — самой успокоиться, ведь сильные не плачут. Уже между сном и явью Изабелле показалось, что вокруг нее сомкнулось огромное, невозможно теплое кольцо. “Будто колыбель”, — с этой мыслью Изабелла уснула.

* * *

Кан восстановился раньше, чем ожидал, и по такому случаю ни разу не назвал Лива эгоистичной тварью. Даже в мыслях. Еще одной ложкой меда в бочке с дегтем оказалось то, что путники наконец соизволили найти верную дорогу. Признаться, змей уже поставил им диагноз: топографический кретинизм. От кретинизма не-только-топографического их спасла то ли удача, то ли внезапное просветление. Ка, зная Ольвида[2], заранее готовился к чему-нибудь эдакому, за гранью добра, зла и здравого смысла, но в который раз убедился, что душа и логика этого мужчины так и остались для него загадкой: на кой путники завернули к светлым эльфам, прошлись по болотам троллей и как они довели несчастного данни[3] до порога отчаяния?! Наслать на оборотня спокойствие и вдохнуть в него немного жизненных сил труда не составило. В смысле, физического. А морально Кукулькан был как никогда близок к раздражению. Непоколебимые столпы его сдержанности и истинно змеиной хладнокровности дрогнули — Кан понял: довели. Непритязательное счастье из тихо-спокойно-размеренно получило грандиозную пробоину, булькнуло и мирно отправилось ко дну Леты. Ка помахал ему воображаемым платочком, пустил слезу, а в довершение зарекся связываться со смертными. До тех пор, пока не дополз до озера…

На слух змей не жаловался, на зрение тоже, ибо и то, и другое у него было отменным. Потому ему не составило труда почувствовать: девчонка не спит. Мало того: рыдает. Тихо так, судорожно, сопит и трясется вся. “Ольви-и-ид, — мысленно прошипел Кан, — придешшшь — убью, папашшша недоделанный”.

Он снова посмотрел на Изабеллу, устало вздохнул — вместе с ним вздохнула трава.

— Спи, — прошептал Кукулькан и свернулся кольцом вокруг продрогшей девочки: достаточно, чтобы ее согреть.

* * *

Беллу разбудил запах — божественный, дивный аромат жареного мяса. Потом возникло оно — чудесное видение. Костер, а на нем, на самодельном вертеле…

— Мясо! — в умилении воскликнула девушка, кинувшись к еде, и тут же замерла.

Оказалось, рядом с огнем стоял Ка… Ка, который посмотрел на нее чуть ли не с суеверным ужасом. Оказалось, что руки она будто бы простерла к нему и якобы его удостоила алчущим взглядом.

“Раз тебе сказали *пип*, значит, ты немного влип”, — любил намурлыкивать папуля себе под нос.

“Папа, хватит рифмовать! Надоело…” — не выдержала Изабелла в один прекрасный день, едва успев замять конец фразы. Родитель дураком не был, сам догадался и прочитал ей часовую нотацию о том, как подобает себя вести приличной девушке. Нравоучения Белла запомнила и, что немаловажно, вовремя вспомнила — залилась румянцем, опустила взгляд и застенчиво произнесла:

— Простите… Хранитель.

— Ой, ну разве не лапочка?! — воскликнуло дерево.

— В каком месте? — Ка прямо-таки пригвоздил девушку взглядом. — Узнала, значит, ми-ла-я, — смакуя каждый слог, добавил он.

Белле резко поплохело, колени непроизвольно подогнулись, и, вообще, душа в пятки ушла.

— Почему…

— Потому, дорогая и неоценимая, что Виль разболтать тебе ничего не могла. Я попросил ее не делать этого. А мои просьбы, как правило, выполняют.

Змей улыбнулся. Нехорошо так, обнажив клыки. Изабелла чуть не поседела и почти произнесла ту фразу, которой удалось избежать в разговоре с папулей.

— И… и что вы со мной теперь сделаете?

— Дай-ка подумать… Съем?

— Серьезно? — хором воскликнули девушка и дриада, правда, вторая с большим воодушевлением.

— Шутка, — сообщил Ка таким тоном, каким шутки обычно не сообщают. — Ты кушай, девочка, кушай. И не беспокойся. Если бы я хотел тебе навредить, то просто отдал бы Ливу. Я так понимаю, ты уже знаешь, кто он. И, как предполагаю, догадываешься: характер у него далеко не сахар. Да и дядя его… Но с ним хотя бы можно было по-человечески общаться…

Белла облегченно выдохнула, ойкая, сняла с вертела кусочек мяса, торопливо подула на него и с воодушевлением принялась за еду. Она быстро восстанавливала душевное равновесие: в сожительстве с папулей по-другому нельзя.

— И тот бы меня убил?

— С чего ты взяла, что он тебя убить хотел?

— Но…

— Неужели ты думаешь, что Лив растратился бы на приглашение и, тем более, уговоры, если бы желал твоей смерти? Дура.

— Хам! — на автомате рявкнула Изабелла, однако, вспомнив, с кем она разговаривает, быстро прикусила язык. — Но дини ши приходят, чтобы убивать! Они…

— Безжалостные твари? Бесчеловечны? Ты это сказать хотела, девочка? Так почему ваши правители собирают армии и идут войной друг против друга? Почему из-за их решений проливается кровь невинных? Почему ради денег брат выступает против брата, а сын — против отца? Почему ваши женщины избавляются от плода? Почему уничтожают тех, кто родился не таким, как все? Почему продают детей, почему спины слабого касается кнут? Мне еще перечислить? Где здесь милосердие, где ваша хваленая человечность?

Ка говорил страшно. Ка не кричал, нет. Он вообще голоса не повысил. Но его тон, спокойный, вкрадчивый, с шипящими нотками, окутал Беллу ледяными нитями, скрутился холодным клубком где-то в животе.

— Милый мой, я, конечно, понимаю: гуманизм правит миром, альтруизм — наш ответ эгоистам, — но зачем же девочку пугать? — фыркнуло дерево, очень вовремя, стоит заметить.

Кукулькан усмехнулся, и все напряжение разом схлынуло.

— Ты кушай, дорогая, не зевай.

— Что-то не хочется… — Изабелла с немым укором посмотрела на мясо. — Так чего Ливу тогда нужно было?

— А разве он не ясно выразился? Забрать тебя в свой мир, естественно.

— З-зачем?

— Ольвид разве не…

— Вы знаете моего отца? — Белла резко подскочила.

— Значит, он ничего тебе не рассказывал, — констатировал Ка. — Великий Лес, ну что еще можно было ожидать от этого... этого! Чокнутый выходец из чокнутого народа, — едва слышно пробормотал он.

— Папуля? Что он мне не рассказывал?! И он не чокнутый! — спохватившись, возмутилась Изабелла. — Ну, может, совсем чуть-чуть… Эксцентричный.

— Это его личное дело и его решение, я не собираюсь вмешиваться, — отрезал змей. — А с Ливом… Он просто хотел, чтобы ты жила в другом, более совершенном, мире. По его мнению, конечно. Вот и все.

Девушка с досадой закусила губу. Если Ка ответил, что не расскажет, — значит, не расскажет. Оставалось только гадать, каким боком папуля связан с волшебным миром? И почему он знаком с Каном? И, вообще, откуда, все-таки, этот Кан явился? Не из воздуха же, в самом деле? И вот тут Изабелла решилась. Сейчас или никогда.

“Уверенность — блюдо сложное. Одна его часть готовится из наглости, другая — из осознания своих прав. И то, и другое брать по вкусу, но выдержанное вино все же приятней дешевого пойла вроде рома, не так ли?” — улыбнулся как-то папуля одному нахалу, который его оскорбил, да, ко всему прочему, заявил, что уверен в своих словах. Белла едва ли не впервые в жизни испытала к родителю благодарность за словоохотливость и, глубоко вздохнув, спросила:

— А кто, вообще, ваши мать и отец?

Ка изогнул губы прямо-таки в змеиной усмешке, неторопливо лег на траву, вперил взгляд в небо и сказал:

— Она была змеей…

* * *

Больше 120 лет назад. Ка нет даже в планах.

Она была змеей. В самом прямом смысле этого слова. И по характеру немножко. Совсем чуть-чуть. В общем-то, ее все в собственной жизни устраивало. Ах, да. Звалась она Эдди и обитала в лесу. В небольшом — ладно: огромном — дворце. Просто божеством была почитаемым, одним из священных животных, как-никак. Почему Эдди? Полным именем Эделейд[4] — данью благородному происхождению — ее называл каждый подданный и всякий смертный. Собственно, именно по этой причине стали возникать сокращения. Многочисленные любовники — человеческий облик змеи вполне соответствовал ее божественному статусу — полный вариант произносили с… заминкой. Мягко говоря. В действительности они просто тушевались, словно девицы на выданье. Потому наиболее широкое распространение получил вариант Лейд, который вскоре отшлифовался настолько, что сначала потерял первую, а после и среднюю букву, ненавязчиво перекочевав в уменьшительно-ласкательное от Эд. Так свету была явлена Эдди, мудрая и беспрекословно авторитетная. К ней взывали все. Даже другие священные животные — ужасно самодостаточные — навещали ее с усердной регулярностью, дабы поговорить о делах насущных и просто расслабиться после напряженного трудодня и не менее загруженного трудовечера.

Итак, Лейд в собственной жизни все устраивало. Точнее, почти все. Например, в списке радостей бытия имелись откровенно выдающиеся плюсы: бессмертие, красота, сила, власть. Вот на почве последней-то и возникали проблемы. Имя им было — мужчины. Те то ли Эдди откровенно боялись, то ли странным образом стеснялись. В общем, их молодецкая удаль отправлялась в затяжное плаванье по Лете и возвращаться оттуда явно не спешила. А Эделейд просто хотела почувствовать себя слабым, хрупким созданием, которое нуждается в крепком плече, широкой спине и прочих маленьких женских радостях. Но судьба в этом плане оказалась скрягой и раскошеливаться на отважных защитников не спешила…

Собственно, все так бы и продолжалось, если б в один прекрасный день, во время прогулки по лесу в человеческом облике, не увидела змея самого восхитительного, самого решительного и мужественного смертного за всю свою насыщенную жизнь и не поклялась себе: “Этот мужчина будет моим”.

* * *

Он ни разу не позволял чувствам взять верх над рассудком. Во-первых, он слыл флегматиком до мозга костей и окончаний нервных волокон, на эмоции особо не растрачивался. Стабильность у Георга ценилась как редкое явление в безобразно изменчивом мире и находила с его стороны всяческую поддержку. Во-вторых, он обладал умеренной любознательностью и предпочитал умеренно не лезть в чужие дела. Наконец, мужчина никогда не гнался за острыми ощущениями, проще говоря, не искал приключений на филейное место. И еще: он не считал зазорным плыть по безмятежной реке жизни, главное, чтобы это была не Лета. В общем, он умел ценить собственный покой и, главное, успешно этот покой поддерживал. Ну, до нынешнего дня. Нынешний день не задался с утра, споткнулся и пошел откровенно криво. Точнее, под эгидой фатума. Фатум попался, мягко говоря, странный. Мало того, что его, человека ничего не смыслящего в грибочках, цветочках и прочих творениях госпожи флоры, отправили собирать лечебные травы. И кто?! Главный лекарь! Да еще и лес проявил чудеса гостеприимства: к первому часу пути Георгу удалось заблудиться. Второй час мужчина определил по солнцу. По нему же попытался найти обратную дорогу. Не вышло. Георг вздохнул и присел на землю. Потом лег. Потом перевернулся на живот. Буквально носом уткнулся в искомое растение. В сердцах выразил свое мнение о лекаре и лечебных травках. А потом…

Он увидел ее. Самую красивую незнакомку в мире. Зеленые волосы, конечно, смущали, но мало ли чудес на свете? Главное, она — именно она! — приходила к нему во снах целую неделю, она стала его наваждением, его мечтой! Чувства взяли над разумом верх, одержали самую сокрушительную победу из когда-либо одерживаемых, и Георг решил: “Эта женщина будет моей”.

* * *

120 лет назад. Ка — 5 дней.

Она подошла к кроватке и с замиранием сердца отодвинула полог — еще слабо верила в произошедшее чудо. Эдди была мамой. Не божеством, не священной змеей, а просто мамой. Любящей и любимой женой, супругой самого замечательного смертного. Она… они жили во дворце — с трудом, но мужа удалось уговорить покинуть деревню. Узнав, что в ней затеплилась искорка новой, еще маленькой жизни, Эделейд впервые за прожитые годы заплакала. От счастья. У божеств, подобных ей, редко появлялись кровные дети, у нее — появился. Мальчика назвали Кукулькан. Мальчик родился получеловеком-полузмеей. Мальчик унаследовал от матери великую силу. Мальчик… Сын стал бесценным сокровищем. Сокровищем, ради которого она была готова пойти на любую жертву.

Эдди умилялась всему: крохотному носику, цепким пальчикам, неуклюже хватавшим ее за волосы, прелестным бровкам и…

Малыш забавно поморщился, медленно открыл глазки — не такие, как у самой Лейд, не пугающе-желтые, а янтарные, теплые, ласковые, как у папы. Ка недоуменно моргнул, засопел и, кажется, приготовился расплакаться…

Лейд улыбнулась: у нее был самый чудесный, самый удивительный ребенок во вселенной.

* * *

Изабелла едва не запищала от умиления. Кто бы мог подумать, что ее ждет настолько фантастическая и романтичная история! Любовь божества и смертного, преодолевающая все преграды и рушащая предрассудки. Захватывающе, волнительно и…

— Как ми-и-ило! — тонким голоском воскликнуло дерево. — Ты таки не перестаешь удивлять тетушку Виль, хвостатый негодник!

— Эта встреча была предрешена! — поддакнула Белла. — Столько нужных случайностей, что начинаешь верить в судьбу!

Ка скептически изогнул бровь, поморщился и произнес:

— В каком месте там судьба, стесняюсь спросить?

— В смысле? — растерялась девушка. — Она снится ему целую неделю, после лекарь посылает именно его за травами, он теряется в лесу и тут видит ее…

— Во-первых, она увидела его неделей раньше, когда он ехал в город. Во-вторых, после ей не составило труда наслать на смертного различные видения и сделать так, чтобы лекарь отправил его за травами в нужное время, а лес привел в нужное место. Эделейд из тех, кто предпочитает держать в своих руках все, даже судьбу. Страшная женщина, — снисходительно пожал плечами змей, однако в голосе его слышалась нежность. — Отец единственный, кому удалось заткнуть ее за пояс.

— Но почему вы ушли из дворца и, вообще, покинули родину?

— Девочка, тебе знакомо понятие “гиперопека”?

Белла обреченно вздохнула: перед глазами возник вдохновенный лик папули.

— Откровенность за откровенность, неоценимая ты наша. — Кан нехорошо усмехнулся. — Почему ты пошла в лес?

Кровь прилила к щекам и, казалось, заставила гореть даже кончики ушей.

— Из-за… моего… возлюбленного… Он мне… он…

* * *

Больше 7 дней назад.

Утро как-то сразу не заладилось. Папуля начал говорить стихами, и уже это можно было смело причислять к дурным предзнаменованиям.

— Что случилось? — не выдержав, спросила Белла.

Папуля промолчал, ограничившись хмурым взглядом.

— Хорошо, — сдалась девушка, подумала немного и сказала:

— Папа, Ольвид, что не так?

Что тебя печалит?

Был тебе какой-то знак?

Радость жизнь не дарит?

К причудам своего родителя она привыкла и даже иногда считала их забавными. Иногда, но не сегодня.

— Доча, Белла, милый твой, тонок, как тростинка,

Да и, думаю, с умом у него не шибко.

Мужчина победно улыбнулся. “Ах, вот в чем дело! Айл ему, значит, не по нраву!” — вспыхнула Белла.

— Я выросла, пап. Хватит меня опекать. Тебе ни один из моих поклонников не нравился! Тот не так разговаривает, этот не так дышит…

— Да потому что они смер… — Ольвид запнулся. — Да потому что они не относились к тебе серьезно! Ты еще слишком молода, чтобы понять. Я не собираюсь ждать, пока кто-нибудь из них сделает тебе больно, ясно?!

— Айл любит меня. И я его. Вчера он предложил мне руку и сердце, — глухо произнесла Изабелла.

Тонкие ноздри папули гневно раздулись, обычно ясно-серые, глаза потемнели, как небо перед грозой:

— Я тебе скажу вот что,

Слушай ты внимательно.

Твой отец я или кто?

Мое слово основательно.

Ты подумай, дочь, сама:

Он тебе не пара.

Ты красива и умна,

Он же, как отрава.

Хилый мальчик, а не муж,

Так еще рассеян.

Да и верткий, словно уж,

Я ему не верю.

— Почему ты вечно превращаешь все в балаган?! Зачем эти стихи?! — рявкнула Белла.

Лицо папули застыло, превратившись в ледяную маску. Такой, холодный, бесстрастный, как статуя, он всегда вызывал у Изабеллы страх — словно исчезал Ольвид, и появлялся кто-то другой, незнакомый… чужой.

— На тон пониже, дорогая: с отцом разговариваешь — не со своим “милым”. А стихи… Потому, что ты, кажется, по-человечески не понимаешь.

— Надоело! — Девушка выскочила из-за стола и выбежала на улицу, оглушительно хлопнув дверью.

Быстро и зло шагая по дороге, Изабелла решала практически нерешаемую задачу: как доказать отцу, что Айл серьезен в своих намерениях?! Ее размышления прервали самым наглым образом: неподалеку раздался чей-то отвратительно радостный смех. Ему вторил другой, пониже, но, главное, до ужаса знакомый! Девушка решительно завернула за угол и застыла на месте. Айл — Беллин Айл! — обнимал какую-то девицу, да еще и кружил ту в воздухе. Девица радостно хохотала и обнимала Айла в ответ.

“Вот, значит, как, — мысленно прорычала Изабелла. — Значит, говоришь, любишь меня?! Отлично!” План возник сразу, будто давно придумался и все ждал подходящего момента. Нужно было только зайти домой, чтобы взять еды, не попасться папуле на глаза, а дальше… “Если любит — придет”, — решила Белла.

* * *

— Дура, — вынес вердикт Ка. — Ну, настоящая дура. Скажи спасибо, что ты вышла к моему озеру до наступления ночи. Иначе твоему Айлу искать вообще было бы нечего.

— Он и не ищет… — сдавленно произнесла Изабелла: в горле стоял горький ком. — Даже папуля не ищет…

— С чего ты взяла? — фыркнул Ка. — Уже как неделю.

— Что?! Но… почему… почему так долго?!

— Ты хотела за день? Радуйся хотя бы этому. Волшебный лес далеко не маленький, а твой возлюбленный вовсе не следопыт. Про Ольвида я вообще молчу.

Дыхание перехватило. Белла почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и поняла: не сможет удержаться. Сильные не плачут, но сейчас сильной быть не хотелось. Хотелось обнять Ка и поблагодарить его за все-все, за само его существование. Потому что он принял ее, заботился о ней. Потому что он такой флегматик до мозга костей и даже иногда хам. Потому что это Ка, Кан, Кукулькан, Хранитель, змей и самый замечательный человек на свете. Потому что он — это он.

Изабелла кинулась Духу на шею и зарыдала. Мужчина осторожно провел теплой ладонью по ее голове.

— Ну и что ты слезы льешь? Ведь все хорошо.

— Именно поэтому… — снова всхлипнула девушка. — Спасибо вам! Спасибо! Вы такой… такой… — И тут ее как громом поразило. — Кстати, а раз ваша мама может превращаться в человека, значит, и вы тоже?

Ответить Ка не успел.

— Отпусти мою невесту, чудовище! — раздалось откуда-то сбоку.

— Она тебе не невеста! Я еще не давал согласия на ваш брак, наглец! — рявкнули с той же стороны. — Сколько лет, сколько зим, Хранитель!

— Приползли, — вздохнул змей.

— Наконец-то, — прошептала Изабелла, улыбнувшись.

Эпилог

Говорят, что некогда одна храбрая девушка отправилась в лес, про который ходили весьма не безобидные слухи. И произошло все это по чистой случайности: двоюродную сестру своего возлюбленного она приняла за разлучницу. В глуши, среди бурелома, по воле случая ли, или по воле судьбы, нашла девушка вход в волшебную страну. Чему она там стала свидетелем, никто не знает. С десяток догадок и слухов ходит среди людей, но они так и остаются догадками и слухами. Только невероятные картины самой счастливицы, возможно, могут подарить желающему небольшой намек: “Водные феи”, “Великое дерево”, “Девочка из сказки”, “Белый демон”, “На берегу озера”…

На поиски пропавшей отправились двое: ее отец и жених. О их приключениях тоже мало что знают, но доподлинно известно: вернулись они все через две недели. Вскоре молодые сыграли свадьбу. Торжество было скромное, но всем запомнилось. Может быть, потому, что ближе к полудню на землю опустился неожиданно густой туман и в нем, за плотной пеленой, некоторые видели странные тени. Может быть, потому, что туман удивительно быстро рассеялся: в одно мгновение от молочной дымки не осталось ни следа. Еще говорят: в тот день лес вообще не шелохнулся, ни один листочек, ни одна веточка не пошевелилась на деревьях и кустах. И уж самые отчаянные фантазеры да старушки, верящие в каждую легенду, заявляют: на празднование приходил сам Великий Дух. Их слушают и снисходительно улыбаются: что с таких взять? Однако все знают: был на свадьбе один чужак — высокий мужчина в темном дорожном плаще. Увидев этого человека, молодожены прямо-таки просияли, а невеста, поговаривают, даже расплакалась. Жаль, глубокий капюшон надежно скрывал лицо странника. Только больно прозорливые девицы сказали, что он, должно быть, очень красив: у него чудесный, мужественный подбородок, к тому же какая-то поразительно легкая, по-змеиному плавная поступь. И далеко не все заметили, что у загадочного гостя выбивалась из-под того самого капюшона зеленая прядь…

[1] Эльфийская метка — метка, которой некоторые фейри \"награждали\" смертных, насылая на них или смерть, или паралич.

[2] Ольвид — от протосканд. alu (счастливый, удачливый) или от прагерм. ala (весь, все) + viðr (лес, дерево).

[3] Данни — озорной оборотень, обитающий на болотах и в затопленных участках равнин и появляющийся в облике лошади, осла или человека. Любит разыгрывать путников.

[4] Эделейд — от древнегерм. имени Adalheidis: adal (благородный) + heid (род)