Эти трое  (джен)

На его месте я обязательно бы попробовала понять, куда исчезает солнце. Нет, это не простой вопрос, нет. И — нет, не нужно сейчас рассказывать мне про Солнце, вращающееся вокруг круглой Земли, и про круглую Землю, вращающуюся вокруг Солнца, и про плоскую Землю, за грань которой Солнце падает каждую ночь, я знакома со всеми тремя вариантами, мой дорогой. И я говорю сейчас совсем не об этом.

Есть такой промежуток между утром и днем, когда ночная прохлада разбавляется зноем в равной пропорции, и воздух еще туманен, но уже светится золотом, теряя холодную прозрачность, и еще легко дышать, но на коже уже жар, и если поднять голову, то сквозь прищуренные ресницы плывут очертания крыш в небесной голубизне, еще яркой, невыцветшей, и все сияет — камни мостовой, оштукатуренные стены домов, цветы в горшках, на балконах и за окнами. И вот, пропуская летящую юбку красивой девушки, или уворачиваясь от грохочущей тележки зеленщика (посторонись!), или следуя собственному маршруту (то есть — из-за любви, по обстоятельствам, или вследствие судьбы) он входит в тяжелую холодную тень. И его охватывает прохлада, сначала такая приятная и освежающая, после разгорающегося жара летнего дня. И, да, обычно это ненадолго, любая тень закончится, как обязан закончиться любой узкий переулок. Но, или этот переулок оказался слишком длинным, длинным навсегда, или он обладает странным свойством удержать тень вокруг себя, или...

Или эта тень намеренно останется навсегда с ним. Наверное он попал не в тень, а — в Тень. Или может быть это солнце исчезло куда-то, пока он шел этим переулком? Почему же он никогда не задавал себе этот вопрос — куда исчезло солнце? Но так или иначе — однажды и навсегда.

Этот сад был освещен луной, песок поскрипывал под ногами, там впереди мелькало темно-красное платье и мерцали развевающиеся светлые волосы. Он шел, не особо торопясь, он знал, что она не свернет, и ему не придется искать ее. Он просто быстро шел, не упуская беглянку из вида, еще чувствуя запах крови, ведь он только что убил человека. Там, в доме, оставшемся за спиной. Как совершенен был этот ночной сад, и тяжелые ветви деревьев над дорожкой, от которых он уклонялся, пригибая голову, и блики красного платья, и серебристый блеск волос. Девушка впереди остановилась и он догнал ее в несколько шагов, взял за локоть, она вскрикнула и повернула голову. Да-да, именно такая — совершенная красота, таких не бывает днем, не во сне. Днем, не во сне, тебе никогда не удастся убить безнаказанно. И это несовершенно, ведь ты просто поступил по справедливости. Этот ночной мир, дважды ночной, потому что это во сне, и потому что сон о ночи, этот ночной мир -совершенен.

Габриэль Нуар открыл глаза. Утро, туман за окном, осень, рассветает. Вчера он рассчитал служанку, так и не научившуюся варить кофе по его вкусу, поэтому придется делать завтрак. Умыться, свежая рубашка, ботинки пришлось вечером чистить самому. Надо найти новую служанку. Хотя закончится тем же. Мир в котором он живет — несовершенен. Но невозможно завтракать во сне, хоть завтрак и будет именно таким, каким надо, все равно проснешься, и все равно голодным.

Впрочем, ему казалось — по-другому и не было. Он не помнил ничего такого странного или пугающего в своем детстве, он всегда был серьезным спокойным мальчиком, не причинял никому неудобств и никто не сердился на него. В школе одноклассники не то что бы не любили его, но как-то словно обходили стороной. Он смотрел на них, веселящихся, смеющихся громких неудобных детей, словно следил издалека. И потом, когда он спустя годы пытался вспомнить, почему он не выбежал ни разу к ним, туда, на слепящее солнце, он не мог ответить сам себе — почему?

Он уходил ото всех, с кем встречался на пути, не чувствуя сожаления, Тень летела за ним как плащ, она не была ему тяжела, невесомая и прохладная. И он не мог толком вспомнить, когда же это случилось первый раз? Когда он вышел утром из дома и увидел сразу два мерцающих солнца в холодном зимнем небе? Их было два, но ему не стало теплее. Но с какого-то времени он начал видеть Сны. И довольно скоро он понял, что это отдельное место, то, в которое он снится каждую ночь.

На кухне в полумраке поблескивали медная посуда, светились стеклянные банки с приправами, и терпко пахло розмарином. Конечно, он уже не успеет разжечь плиту и сварить кофе. Поэтому Габриэль Нуар был зол и голоден, выходя из дверей на улицу. Три поворота налево, один направо, и он поднимается по лестнице в нотариальную контору и садится за свой стол. Габриэль Нуар — помощник нотариуса, двадцать четыре года, небольшой доход и квартира получена в наследство от покойного отца, красив, считается завидным женихом. Все, и сам господин нотариус тоже, полагают, что получив необходимую практику, Габриэль откроет собственное дело и женится. И никто не знает, что он просто работает, чтобы не сдохнуть от скуки. А по-настоящему живет он ночью, во сне. Сегодня утром первый посетитель — Ливия Гоббс, вдова врача. И она скоро входит в контору, не до конца открыв дверь и втискиваясь в узкое пространство, полноватая блондинка, затянутая в корсет, в черном крепе, глаза блестят сквозь вуаль. Но Габриэлю хорошо заметно, что Ливия с интересом рассматривает и его, и огромного нотариуса, одышливого и лысого, с багровой складкой на затылке над жестким воротничком. С определенным интересом, словно эти выпуклые водянисто-голубые глаза прицеливаются на новой жертве. Покойный был уже третьим ее мужем, хотя она довольно молода. \"Никаких жутких подробностей, — немного насмешливо думает Габриэль, — просто верный выбор объекта\".

Это место его снов — город у моря, совсем не похожий на тот, в котором он живет. В нем белый камень домов и тротуаров, и почти нет людей, только те, кто нужен ему именно в этот момент — безымянные, полезные, и всегда совершенные. В этом городе нет слепящего солнца, всегда или ночь, или закат, или ранний рассвет. В этом городе все происходит так, как хочет он. Довольно давно Габриэль Нуар понял, что достаточно просто захотеть, и он попадет туда сразу, как только заснет. А неделю назад он узнал, что может взять с собой любого другого человека. Например вот эту трижды вдову, которая сейчас, пока он раскладывает перед нотариусом документы о завещании ее мужа, сидит на стуле, не касаясь высокой спинки, настороженно выпрямившись, креповое платье ложится складками под мышками, там где заканчивается корсет, руки вцепились в сумочку на коленях, лоснящийся атлас черных перчаток остро натянут кончиками ногтей, она опустила вниз угольные ресницы и по-рыбьи выпучивает крашеные губы, отлепляя от них вуаль. Он может сегодня же ночью, лежа в кровати на спине, закрыв глаза и положив руки за голову, вспомнить ее всю, как она есть, вместе с ее мелкими мыслями, и она попадет в его белый город, сияющий в закате, и там, стоя в арке, в тени, не замеченный ею, он изобретет для нее любой сон, он измучит ее в этом сне, заставит пугаться и бежать, или наоборот — подарит ей нового жениха, видного какого-нибудь военного. Да, военного, в мундире, пусть она обрадуется. Габриэль улыбнулся и подумал — \"а потом она поймет, что этот красавец — пьяница и гуляка, и он никогда не умрет, и не оставит ей наследство\". Нет-нет, не стоит, просто красивый мужчина, просто красивая жизнь, хотя бы на одну ночь. И она в этом сне будет тоже красива, стройна, искренна, не похожа на перекормленного мопса.

Жизнь несовершенна, совершенными могут быть только сны, которые умеет создавать он, Габриэль Нуар, помощник нотариуса, двадцати четырех лет, завидный жених, имеющий небольшую квартиру и доход от наследства, молодой мужчина, за чьей спиной все время, как шелковый легкий плащ, тянется Тьма, тот, кто всегда проходит мимо, кто умеет быть незамеченным, если не хочет, чтобы вы его замечали, тот, кому там интереснее, чем здесь, Габриэль Нуар — Повелитель Снов.