Немыслимое (джен)

— Вот ведь… Во что страну превратили… — угрюмо пробормотал генерал Михайлов, теперь ставший министром обороны. — Даже я не знал, что ядерный арсенал сокращён втрое от обещанного!

Ознакомление со стратегическими силами Российской Федерации образца две тысячи девятнадцатого года никак не могло порадовать и меня. Всё-таки мне теперь со всем этим разбираться.

Только что свершившаяся революция опоздала. Демократическая власть успела довести Россию до полной потери ядерного паритета — теперь осталось немного шансов, что хоть одна из двухсот ракет долетит до заокеанской Империи Зла, что открывает широкий простор для возможной интервенции сил НАТО. И что теперь заставляет бессильно опускать руки каждого, кто уже успел ознакомиться со сводкой по состоянию РВСН — с нынешней промышленностью мы и полсотни откровенно отсталых «Топольков» за год не построим, а обогатительных ядерных комбинатов в рабочем режиме не осталось вовсе — разве что, быть может, из существующего материала соберём несколько термоядерных бомб средней мощности.

Система ПРО США теперь располагает тридцатью космическими станциями, несущими в сумме более тысячи ракет «орбита-орбита» и не менее пятисот «орбита-воздух». У России же остались только спутники связи и шпионы — их собьют в первые минуты войны. У США и сокращённые по договорам боеголовки, как правило, не утилизировались, а лишь снимались с боевого дежурства и отправлялись на склады — теперь они стали неплохим усилением средств ПВО.

А неизбежность войны уже является фактом для всех. США наращивали военные расходы много лет, и теперь активно перегоняют авиацию, флот и даже наземные войска в базы Европы, Турции, Кореи, Японии и оккупированного Ирана. Понимают, гады, что новая власть прогибаться под них не станет. Эх, нам бы хоть несколько лет на подготовку — тогда бы не рискнули лезть…

— Как будет выглядеть само нападение?

Отвечал аналитик из Министерства обороны.

— По всей видимости, война начнётся с массированного пуска не менее чем ста тысяч крылатых ракет одновременно с нескольких направлений. Ядерных ударов ожидать не следует, кроме высотных взрывов для уничтожения электроники. Свидетельствует об этом в первую очередь расконсервация строительства трёх плавучих ракетных баз, которые могут войти в строй уже через четыре-пять месяцев, и резкое увеличение вложений в десантные войска. Ещё не прошло и двух недель после революции, а в США начинаются уже пятые учения по нанесению воздушного удара с последующим десантированием. Да ещё двое более крупных манёвров в рамках всего Североатлантического договора запланированы на ближайшее время. Полностью готовыми к войне они окажутся ориентировочно через восемь-девять месяцев.

— Товарищ Емельянов, есть какие-то данные по их более отдалённым планам?

— Да, мне уже передали информацию и от наших агентов, и косвенно вычисленную по открытым источникам. Как я уже сказал, война начнётся в конце осени или зимой, и следует ожидать нанесения масштабных ударов по инфраструктуре, за исключением нефтегазовой сферы. Пути сообщения и электростанции подвергнутся ударам в первую очередь, и значительная часть нашего народа просто вымрет. В последующем разделе России примут участие многие союзные американцам страны — так, например, нам удалось перехватить секретный протокол по договору с Японией. Вероятно, будет создано несколько марионеточных государств, но в регионах с минимумом природных ресурсов — куда и будет депортирована большая часть населения остальных территорий, за исключением согласных работать на новую власть специалистов по обслуживанию добывающей промышленности и чернорабочих. В общей сложности население России сократится до сорока — пятидесяти миллионов человек всего за пару лет.

Совещание нового правительства по вопросам обороны страны сильно затянулось. После такого безрадостного выступления почти все молчали, и конструктивных идей было высказано немного — предложенные министром, как ни странно, культуры террористические акты против США даже с использованием ядерного оружия не могли привести к существенному изменению ситуации. Ещё менее реалистичным представлялся союз с Китаем. Но с последним определённо стоило всё-таки попробовать.

* * *

— Здравствуйте, господин Хао!

Мы с китайским послом обменялись рукопожатием, и сели за столом защищённого от прослушивания кабинета в Кремле.

— Полагаю, нашим китайским партнёрам уже известно о военных приготовлениях США и союзных им стран? — сразу беру быка за рога. — Их агрессия будет, скорее всего, направлена против России, но следующей целью неизбежно станет Китай. Что вы можете сказать по данному вопросу?

— Видите ли, господин президент, — почти без акцента начал Хао Фэн, — в отличие от русских мы не сокращали свои ядерные силы, а только наращивали их, и в данный момент можем не бояться возможной интервенции. Американцы зависят от наших товаров, и им невыгодна война. Но я уверен, что вы найдёте способ нанести им хоть какой-то урон — что ж, и это тоже пойдёт нам только на пользу. Если вы даже и отобьётесь, то понесёте такие потери, что неизбежно окажетесь под влиянием моей страны.

— В битве тигра с драконом побеждает отсидевшаяся на дереве обезьяна? — озвучил я древнюю китайскую поговорку.

— Можно и так сказать, — развёл руками не обидевшийся Хао.

— Вы не считаете такую стратегию подлой? — более резким тоном ответил я.

— Возможно. И что с того? — улыбка на лице посла исчезает. — Интересы Поднебесной важнее.

— Не боитесь, что США после победы вспомнят о вас?

— Эта проблема к тому времени волновать вас уже не будет.

Ни к каким результатам переговоры не привели, как я и ожидал.

Но что-то надо было делать…

— Внимание! Режим «тишина»!

Атомная подводная лодка «Юрий Долгорукий» в полном радиомолчании пробиралась мимо американских баз в Норвегии. Предполагалось, что угроза удара ракетами прямо с побережья по крупным городам и атомным электростанциям заставит США пойти на ликвидацию ближайших к России баз, что может увеличить время на подготовку до пары лет — вместо нынешнего года, по самым оптимистичным оценкам аналитиков. Тогда появляются смутные шансы найти способ противодействия всемогущей ПРО американцев.

— Сонаром замечен корабль противника, — шёпотом сказал акустик. — Предположительно большой противолодочный.

— Ложимся на грунт, — так же тихо скомандовал капитан.

Подлодка, хоть и считалась почти бесшумной на момент постройки, но в современных условиях не могла считаться приспособленной для перемещения в условиях абсолютной скрытности. Сейчас её гигантские размеры шли только во вред выполнению задания.

— Он приближается. Да, точно БПК.

Капитан с трудом удержался от того, чтобы выматериться в полный голос.

Приближения торпеды устаревшая акустика «Юрия Долгорукого» не заметила. Взрыв маломощной ядерной бомбы у самого борта не оставил экипажу шансов на выживание.

* * *

Уже на следующий день весь мир лихорадило. В десятках стран массовые газетные издания выходили с кричащими заголовками: «Россия пыталась развязать ядерную войну!» или «Американский корабль уничтожил российскую ПЛАРБ, пытавшуюся прорваться в Атлантику!». Попытки российской дипломатии поднять вопрос о готовящемся вторжении не встретили какой-либо реакции — РФ исключили из ООН, несмотря на «право вето», и начали подготовку к войне уже открыто, при полном одобрении так называемого «мирового сообщества», включая и Китай.

Одним словом, информационную войну мы уже проиграли.

Несложно было догадаться, что спецслужбы США узнали о начале операции заранее, и у подлодки шансов просто не было. А вскоре мы узнали и о том, кто именно нас сдал — предателя из штаба Северного флота нашли и повесили всего через три дня. Что, естественно, привело к возрастанию истерии в средствах массовой информации всего мира — «Русские палачи убили борца за мир и свободу, осмелившегося встать на пути тоталитарной машины!» и так далее.

«Но я уверен, что вы найдёте способ нанести им хоть какой-то урон — что ж, и это тоже пойдёт нам только на пользу». С какой ненавистью я вспоминал слова этого ублюдка! Будь моя воля — отправил бы США, и Китай к чертям в Ад.

Тут в моей голове проявилась идея… Идея ужасная и безжалостная, несущая смертельный холод и вызывающая страх даже у меня.

«А не слишком ли жестоко?» — вопросила моральная составляющая моего разума.

«А какая альтернатива?» — по-еврейски ответила составляющая рациональная.

Альтернативы не нашлось.

После рождения моего плана Третьей Мировой войны первым шагом к его реализации были крупномасштабные проверки на детекторах лжи всех тех, кто будет иметь отношение к его реализации. Только за первую неделю казнили больше пятисот предателей — нельзя было допустить, чтобы о подготовке узнали враги.

Потом я сообщил о плане тем, кто должен был его организовать — высшим военным чиновникам.

Троих из них пришлось сразу же расстрелять, чтобы избежать противодействия претворению плана в жизнь.

Ещё четверть только что информированных казнили вслед за последовавшей после заседания проверкой на детекторах лжи — они не выразили своего несогласия вслух, но всё равно хотели не допустить реализации плана. Хоть и жалко их, но это было необходимо — иного выбора нет.

Вскоре не менее масштабные чистки последовали среди всех лиц, задействованных в операции.

«И что я всё время говорю «план» да «операция»? — подумал я. — «Лучше дать уже операции название. Например, «Немыслимое».

* * *

— Вот это оно и есть, полагаю? — я потыкал пальцем в здоровенную конструкцию, прочно закреплённую в бомбовом отсеке самолёта Ту-160.

— Так точно! — отвечает молодой пилот в звании полковника. — Очень сложно было смонтировать, приборы уж больно тяжёлые.

— Вы участвовали в монтаже изделия, товарищ полковник? — с удивлением спрашиваю я.

— Да, пришлось. Один инженер вскоре после начала монтажа совершил самоубийство, и ещё троих расстреляли за попытки саботажа. Оставшейся троицы не хватало для подготовки изделия в должный срок, и пришлось подключиться аэродромной команде.

— Надеюсь, секретность была на уровне? — грозно спрашиваю я присутствующего генерал-майора от министерства государственной безопасности.

— Не сомневайтесь, товарищ президент, — ответил он, отдав честь. — Пришлось немало расстрелять прямо здесь же, во избежание раскрытия информации.

— А вы как относитесь к предполагаемой операции, в которой вам предстоит участвовать? — обращаюсь снова к лётчику-полковнику.

— Я понимаю, что иного выхода нет, товарищ президент. Я готов отдать жизнь за нашу Родину и прошу лишь, чтобы мою семью заранее направили в какой-нибудь бункер.

— Не сомневайтесь — им в любом случае найдётся место, — заявил я и вновь повернулся к гэбисту:

— Обязательно проследите, товарищ.

— Сделаем, товарищ президент!

* * *

Прошло семь месяцев с момента гибели «Юрия Долгорукого», и за это время было сделано многое.

Почти полностью сменили боеголовки на ядерных ракетах. Полсотни «изделий» смонтировали на бомбардировщиках. Расширили и подготовили к автономному существованию бомбоубежища на сотни тысяч человек, построили восемь подземных атомных реакторов для их энергоснабжения, запасли на специальных складах всё необходимое.

Дорогой ценой обошлась нам эта подготовка к войне — слишком многие приходили в неописуемый ужас от планируемой операции «Немыслимое», и слишком многие пытались ей противодействовать. Для обеспечения секретности полностью закрыли российский сектор сети Интернет. Несколько раз утечку информации удавалось предотвратить буквально в последние секунды: один раз самолёт с беглецами сбили уже над финской границей, что, впрочем, мало что изменило — благодаря катастрофе «Юрия Долгорукого» к России отношение по всему миру было настолько отрицательным, что хуже стать оно просто не могло.

Подготовка НАТО к интервенции тем временем также была почти завершена, и начаться война могла в любой момент.

Повсеместно разворачивалось спешное, но тайное заполнение бункеров.

Когда я инспектировал подземный ядерный комбинат в Железногорске, наскоро переделанный под бомбоубежище, пришло сообщение о выходе Четвёртого, Пятого и Седьмого авианосных флотов США из мест базирования — американцы перед войной стягивали все силы к границам России. Была надежда, что у нас будет чуть больше времени, но — увы, увы…

Сразу же по возвращении в Москву отдаю приказ об объявлении по всей стране ракетной тревоги. Начинается эвакуация в бункеры — помимо тех, кто получил своё место там заранее.

И вот я беру свой ядерный чемоданчик…

И что — так вот просто, одним нажатием, уничтожить почти всю человеческую цивилизацию? — возникла в голове непрошеная мысль.

Именно так. И никак иначе.

Палец вдавил до упора первую из двух кнопок.

На многочисленных секретных аэродромах взлетают пятьдесят бомбардировщиков-камикадзе, чьи пилоты уже которую неделю даже ночевали в кабине.

Сколько пройдёт времени, пока их заметят и начнут сбивать? Полагаю, не больше пары минут. Начинаем обратный отсчёт — сто двадцать, сто девятнадцать…

— Нуль! — с этим словом нажимаю вторую кнопку. Теперь стартуют баллистические ракеты, которые тоже были готовы к пуску заранее.

* * *

Полковник Фёдоров чуть развернул самолёт, и Ту-160 прошёл за очередной камчатской сопкой, избегнув внимания радаров с моря. Впереди лежал Тихий океан.

— Ну что, товарищ Люшенко? Вот и наступают наши последние минуты.

— А что поделать? Зато перед уходом мы громко хлопнем дверью. Даже очень громко, — произнёс штурман и залился безумным смехом.

— Да, а вы-то, почему согласились на участие в этом?

— Почему? — скрипнул зубами Люшенко. — А за что мне любить этот мир? Чего ради цепляться за жизнь в нём? Моя жена и трое детей погибли во время «гуманитарных бомбардировок» Беларуси. Я ненавижу этот мир, ненавижу американцев, ненавижу европейцев. Пусть сгорит в ядерном пламени хоть вся планета, не жалко.

— Предположим, в пламени явно не сгорит… — задумчиво пробормотал Фёдоров, направляя бомбардировщик вверх. — Да и всю планету не стоит. У меня семья в бункере на Урале.

— Вам хорошо, товарищ Фёдоров. От вас на этом свете хоть что-то останется.

— А от вас разве не останется? Память. Память будущих поколений, чей мир мы сейчас творим — разве это мало? Они не забудут нас. Если выживут, конечно… — вздохнул полковник.

Внезапно взвыла система предупреждения о ракетном нападении.

— Ч-чёрт! — ругнулся Фёдоров. — Осталось не больше минуты.

Под крыльями самолёта открылись маленькие отверстия. Через секунду оттуда выскользнули противоракеты и с ультразвуковым взвизгом улетели в направлении угрозы.

— Выше! Выше поднимай! — заорал Люшенко. — Говорили же, здесь лучше рвать на высоте не меньше двенадцати кэмэ!

— Не кричи, успеваем! — примерно таким же голосом ответил полковник, включая форсаж двигателя.

Очередная ракета была уже в десятисекундной дальности от бомбардировщика.

— Врагу не сдаётся наш гордый Варяг… — выкрикнул Фёдоров.

— Пощады никто не желает! — закончил Люшенко, нажимая кнопку подрыва.

Последующие события заняли считанные миллисекунды.

Мощный взрыв сжимает со всех сторон плутониевый шар в бомбовом отсеке. Критическая масса ядерного взрыва оказывается достигнутой мгновенно, и мощный поток жёсткого излучения устремляется к цилиндрическому контейнеру с термоядерным горючим — дейтридом лития.

Рентгеновские и гамма-лучи, проходя через пластмассовый наполнитель бомбы, достигают контейнера и резко разогревают ураново-кобальтовую оболочку. Превращающаяся в металлический пар и плазму оболочка обжимает со всех сторон термоядерное горючее, и расположенный внутри плутониевый стержень с некоторой задержкой чуть нехотя взрывается.

Сжатый во много раз и разогретый взрывом до температуры в миллионы градусов дейтрид лития, наконец, вспыхивает, и поток нейтронов от термоядерного взрыва в двадцать мегатонн пронизывает семидесятитонную кобальтовую оболочку. Безопасный кобальт-59 мгновенно превращается в смертельно радиоактивный кобальт-60, который в виде ионизированной плазмы выбрасывается в атмосферу.

* * *

Операции не зря было дано название «Немыслимое», как старым планам войны против СССР при Черчилле. Никто во всём мире не мог представить, что русские отважатся на столь самоубийственный шаг.

Бомбардировщики и ракеты несли гибель всему старому миру. Кобальтовые бомбы — не придумано людьми ещё более разрушительного оружия. Оружия, в теории способного уничтожить само человечество.

Считается, что для того, чтобы сделать поверхность планеты непригодной для человеческой жизнедеятельности, нужно около пятисот тонн радиоактивного изотопа кобальта, который будет распылён в атмосфере и рассеется над всей Землёй. Но тут он был применён с очень большим запасом — три тысячи тонн кобальта ушло на снаряжение бомб.

Пятьдесят бомбардировщиков с кобальтовыми бомбами взорвались на больших высотах, в том числе несколько — над Тихим океаном, где на высотах около двенадцати километров круглый год ветер дует в сторону американского континента. Пусть пиндосы не надеются в очередной раз отсидеться за морем!

Ракеты ударили главным образом по Китаю, Европе и Ближнему Востоку, так как до США долететь они не могли из-за противодействия ПВО. Дополнительно боеголовки были настроены так, чтобы взорваться при угрозе уничтожения противоракетами — хотя наскоро сделанная система автоматического подрыва оказалась весьма ненадёжной, она всё-таки принесла немало пользы. Или вреда — смотря с чьей точки зрения смотреть.

Одновременно в разы большее количество ракет ударило по России, обращая в пепел сотни городов и уничтожая успевшие отстреляться ракетные системы. Но это уже не имело большого значения — все, не получившие убежища под землёй, и так были обречены на смерть.

Через два месяца общее население планеты сократилось в пятьдесят раз.

Через пять лет — в тысячу.

Седьмой день войны.

Потолок президентского бункера в Раменках содрогнулся от очередного взрыва. Сверху посыпался какой-то мусор, но построенные ещё при Сталине подземелья непросто было разрушить даже термоядерными бомбёжками.

— Кажется, пронесло, — прошептал комендант бункера, Игорь Семёнов.

— Да, это точно одна из последних ракет, — громыхнул Михайлов. — Сегодня было только две — они заканчиваются.

— У американцев сейчас, по идее, совсем другие проблемы — идёт борьба за места в бункерах. Не удивлюсь, если они и между собой обмениваются ядерными ударами, — как выяснилось несколькими годами позднее, я оказался прав. Действительно обменивались.

— Это и так явно не пиндосы, — министр обороны был так же категоричен, как и всегда. — Китайцы, не иначе. Юсе сейчас не до нас, а вот для жёлтых основная цель — уничтожить соседей.

— Ничего, попозже вернём долги, — с невесёлым смехом ответил я. — Не зря мы сохранили пятнадцать противобункерных ракет. Выгоднее будет воспользоваться ими позднее, когда через прослушивание радиосвязи мы сможем выяснить, какие бункеры уцелели.

— Как вы можете об этом говорить? — Семёнов был явно в ужасе. — Я могу согласиться с тем, что такой шаг был необходимым, но сейчас-то на тот свет отправились уже миллиарды человек! Зачем нам продолжать войну? Людей и так останется не больше нескольких миллионов — нам бы лучше сотрудничать, чтобы максимально увеличить количество выживших и не допустить упадка цивилизации. Так нет же, вы хотите убить ещё больше. Зачем? Планета большая — столь малому числу людей её хватит на столетия, пока не начнутся войны за расширение жизненного пространства.

— Зачем? Зачем, вы спрашиваете? Кххе… Кххе… — после пары смешков я забился в истерическом смехе.

Михайлов смотрел на меня с сочувствием — столь тяжёлое испытание действительно мало кто выдержит без последствий для психики. Отдышавшись, я продолжил.

— А вы поглядите на эту войну с точки зрения наших врагов. Это мы были прижаты к стенке, это нам было нечего терять. Для них же всё выглядит совсем иначе. Это мы, русские, во вполне заурядной борьбе между великими державами планеты применили оружие, возможность использования которого не рассматривалась всерьёз даже в годы Холодной войны. Это мы лишили их всех мнимого благополучия, мы убили миллионы родственников и друзей уцелевших, мы загнали на десятилетия под землю. Это мы уничтожили практически всю человеческую цивилизацию и тем самым навсегда противопоставили себя остальному миру. И это нам не простят никогда.

Глаза моих собеседников были наполнены ужасом от такой картины.

— Нет, мы не победили в Третьей Мировой войне. Мы лишь свели её к ничьей, заменив стопроцентно проигрышную ситуацию на чуть более выгодную — но ценой того, что неизбежным стало продолжение войны до полной победы или гибели нас как государства и народа. Ждите и готовьтесь — Четвёртая Мировая война приближается.

Несколькими днями спустя было собрано совещание правительства с участием многих учёных. Целью совещания ставилось обсуждение вероятных последствий войны и дальнейших действий для выживания России.

Открывал совещание, естественно, я.

— Здравствуйте, товарищи. Все вы уже проинформированы о том, что стало причиной последних катастрофических событий, и все, судя по всему, согласились с необходимостью кобальтовой войны. Однако первый этап этой войны практически завершён, и теперь перед нами встаёт вопрос — как быть дальше? Для начала предлагаю обсудить, каковы окажутся экологические последствия для планеты, и как скоро мы сможем покинуть наши бункеры?

Первым поднялся с места Герман Волков, представитель коллектива учёных, ещё до войны начавшего работу над изучением её вероятных последствий.

— Мы провели серьёзные научные исследования по этой проблеме, — заявил он, — но пока что мы не можем стопроцентно точно определить последствия войны — у нас было мало времени и мало информации о происходящем на поверхности. Можно достоверно сказать, что в ближайшие пятнадцать лет уровень радиации от кобальта будет крайне высок, и находиться на земле без скафандра тяжёлой защиты окажется смертельно опасно — даже очень короткое время. В то же время большая часть представителей земной биосферы менее чувствительна к радиации, чем человек, и значительная часть видов сможет выжить — главным образом в горной местности. Исключением будут птицы — у всех видов птиц уровень чувствительности к радиации заметно выше человеческого, это да… Птиц жалко. Поскольку для насекомых опасность от радиации минимальна, у нас будут большие проблемы с сельским хозяйством после возвращения на поверхность.

Ему сразу же ответил представитель группы биологов и генетиков.

— Между прочим, у нас сохранены более тридцати видов птиц, популяцию которых при необходимости сможем восстановить в пределах десятилетнего срока. Плюс есть образцы ДНК около четырёхсот как отечественных, так и зарубежных видов — нынешние технологии позволяют нам клонировать практически всех из них, вживив яйцеклетку другой птице. И, обратите внимание, помимо птиц мы можем восстановить больше двух тысяч видов других животных, а образцы семян растений вообще относятся к пятнадцати тысячам видов и сортов. Мы хорошо подготовились к послевоенному восстановлению биосферы — полагаю, у врагов с этим заметно хуже. Конечно, будет тяжело, но мы выживем — и выживет природа. По крайней мере, часть её.

— Подождите, пожалуйста, товарищ… Алексеенко, кажется? — он кивнул. — Пусть товарищ Волков закончит с радиационной проблемой.

— Да, так вот, — продолжил Волков, — уровень радиации от кобальта упадёт до приемлемого уже через тридцать-сорок лет и до полностью безопасного — через пятьдесят. Создавать отдельные поселения на поверхности, пусть с фильтрами воздуха и тонкой свинцовой защитой, но зато с доступом к солнечному свету, мы сможем лет через двадцать. Поскольку припасов нам на все пятьдесят лет не хватит, такой ход будет необходим — в специальных защищённых теплицах мы будем выращивать необходимые сельскохозяйственные культуры.

— Впрочем, разумеется, — молодой учёный протирает очки, — мы пока не можем точно оценить сроки. У кобальта вполне конкретный и очевидный период полураспада, это пять целых двадцать семь сотых лет, но тут значительно менее определённый фактор представляет собой оружие, применённое нашими врагами. В ближайшие годы эффект от него на фоне кобальта-60 будет практически незаметен, но выделившиеся при ядерных взрывах изотопы и атомное топливо уничтоженных электростанций будут излучать радиацию спустя многие века. Вполне вероятно, что большая часть европейской России навсегда останется непригодной для жизни — во всяком случае, не думаю, что у кого-либо из присутствующих есть шансы дожить до того времени, когда радиоактивный фон здесь упадёт до безопасного уровня. И вот тут, к сожалению, у наших врагов явно более выигрышное положение — над территорией США и южного Китая не взрывались ядерные бомбы.

Волков сел обратно и огляделся по сторонам. Многие, слушавшие выступление, выглядели весьма подавленно. Приятного и в самом деле мало, но ещё не было обсуждения доклада о способах борьбы с «вероятными противниками».

Группу военных учёных представлял Дмитрий Емельянов.

— Прежде всего, мы должны дать оценку вероятному количеству выживших. В наших бункерах и метро в данный момент находятся один миллион двести семьдесят тысяч человек. Но при этом стоит сказать, что далеко не у всех есть шансы дожить до выхода на поверхность. Во-первых, многие из бункеров не приспособлены для многолетнего проживания большого числа людей; их модернизация была произведена наскоро, и часть систем жизнеобеспечения может выйти из строя преждевременно. Средства сообщения по поверхности уже скоро станут недоступны, и спасение гибнущих будет почти невозможным. Мы должны прямо сейчас провести анализ вероятности поломок систем жизнеобеспечения и, пока, радиация от кобальтовых взрывов не накрыла Россию, эвакуировать население таких бункеров. При этом всех мы не сможем разместить в исправных убежищах, так как продолжается эвакуация переживших обмен ударами людей с поверхности, и бункеры уже забиты до предела. В ближайшее время нам придётся отсеять лишнее население, чтобы иметь возможность спасти наиболее полезных людей.

В зале прозвучал целый ряд возмущённых реплик, по сторонам начали идти шепотки.

— Молчать! — в полный голос произнёс товарищ Михайлов, одновременно жестом указывая Емельянову продолжать.

— Так вот… Во-вторых, существенной проблемой будет психологическое воздействие последствий войны на разум и чувства людей. Будут самоубийства. Будут и ещё менее приятные явления. Это тоже — причина отсеять психически неустойчивых.

В третьих, в России много людей с различными неизлечимыми хроническими и генетическими заболеваниями. В том числе СПИД, от которого достаточно эффективного лекарства в ближайшее время не будет найдено с гарантией — просто не до того. Нам в любом случае придётся избавиться от носителей ВИЧ-инфекции, и понадобится евгеническая программа для отсеивания лишних генов.

Все молчали.

— А теперь о ситуации, которую следует ожидать у наших противников. В США число выживших составит примерно полтора миллиона, и не факт, что они успеют вовремя отсеять бесполезную их часть. Гораздо хуже обстоят дела с Китаем. Подземные укрепрайоны КНР огромны; только общая длина ходов между бункерами превышает десять тысяч километров. Да, в отличие от США Китай попал под прямой удар нашими ракетами, и часть бункеров там разрушена, но даже теперь укрыться в них могут более двадцати миллионов человек.

На этих словах я морщусь, как от зубной боли. Нда… Китай теперь — наша общая зубная боль.

— Правда, у них не существует систем жизнеобеспечения, которые позволили бы пережить более двадцати лет под землёй. Не сомневаюсь, они будут очень стараться, но уже через несколько лет численность уцелевших сократится до пяти-шести миллионов, и, вероятно, на этой цифре заморозится надолго. Хуже то, что у них будет очень большой выбор для отсеивания лишних, и это облегчит им послевоенное восстановление. У нас с этим дела обстоят не столь безоблачно.

— Однако, — после короткого молчания продолжает Емельянов, — у нас есть и преимущество. А именно — технологии клонирования человека.

А вот это для большинства присутствующих было большим сюрпризом. Что же, надеюсь, этого козыря нам хватит, чтобы победить.

— Полагаю, товарищ Алексеенко расскажет об этом лучше меня, — слегка кивнув в направлении биолога, Емельянов прошёл на своё место.

— Нда… Не знаю, с чего начать, — стесняется. Только время зря тратит, — В целом, под Москвой ещё до революции существовал секретный центр исследований в сфере генетики человека. Там проходило искусственное создание эмбрионов с последующей их ликвидацией для извлечения стволовых клеток. Разрабатывались и способы выращивания полноценного человека вне организма матери. Все разработки проводились секретно на средства известного некогда миллиардера Шорнина. После революции научный центр был национализирован, и по приказу лично от президента, — кивок в мою сторону, — основным направлением исследований стало именно клонирование, а также анализ ДНК живущих людей для выявления наследственных заболеваний, которые не должны быть переданы следующим поколениям.

Собственно говоря, — оглядывая окружающих, коротко посмотрел на меня, — аппаратура для клонирования была завезена во все крупнейшие бункеры. Мы, обладая образцами клеток людей с наиболее развитым интеллектом, способны вырастить детей-гениев. Обладая клетками лучших бойцов спецназа — идеальных солдат. Воспитывая человека с детства по разработанной психологами методике, можно достичь по-настоящему грандиозных результатов. С такой технологией у России есть будущее.

Эпилог.

Я сидел в своём кабинете, уставившись на экран компьютера. Камера показывала падающий на чёрно-белые руины Москвы снег. Как и всегда. Ещё один пустой тоскливый день.

Нет, это не ядерная зима. Всего лишь зима обычная. Новый год, как-никак, через несколько часов наступает.

Взгляд в угол экрана — счётчик радиации над бункером показывает превышение нормы в двадцать семь тысяч раз. Да, печально. Несколько щелчков мышью, и камера переключается на обзор Кремля. Бывшего Кремля, если точнее — предполагая наличие под ним обширных подземелий, противники десятками бомб выкопали кратер в полкилометра глубиной. Радиоактивность такова, что снег до сих пор тает, не успевая долететь до кратера — а столб исходящего оттуда пара заметен, наверное, за десятки километров от Москвы.

Кто знает, зачем я на всё это смотрю? Зрелище оставшихся от родного города развалин не вызывает у меня иных чувств, кроме безумной тоски по навсегда ушедшему прошлому. Сделал ли я именно то, что должен был? Своими же руками уничтожил практически весь мир. Мир-то не жалко, но то, что погибла почти вся моя страна, почти весь мой народ…

Разумеется, именно такой итог предполагался заранее, когда больше полугода назад я составлял первый, приблизительный план «Немыслимого». Но одно дело — представить себе гибель миллионов, и совсем другое — увидеть воочию. Не знаю, сколько ещё лет я проживу в этой подземной могиле, но точно до самой смерти буду гадать — а не было ли иного пути? Может, я сделал ошибку, поставив на самое жестокое решение? И будет ли достигнута победа в битвах грядущей Четвёртой Мировой войны — никто не даст мне ответа на этот вопрос. Не случится ли так, что все жертвы чудовищной катастрофы окажутся напрасны?

В какой-то сотне метров от меня тысячи людей уже начинают отмечать новогодний праздник, этот странный атавизм угасшей цивилизации. Причём отмечать с истинно русским размахом. Несмотря на мой первоначальный план введения тотального сухого закона в бункерах, от этой идеи пришлось отказаться — слишком большой протест она вызвала в обществе. Даже трезвенники нередко стремились утопить в спиртном горе о погибших родственниках, друзьях, любимых. И теперь этот праздник, подобно пиру во время чумы…

Всё так же поднимается пар из кремлёвского кратера. Беззвучно обрушиваются на краю экрана руины какого-то небоскрёба. Я открываю кобуру на поясе и беру пистолет.

Нет, я всё-таки уверен, что сделал именно то, в чём заключался мой долг. Если и был иной выход, то его не знал ни я, ни кто-либо другой. Но почему же теперь так больно?

Чуть трясущейся рукой отправляю пистолет обратно. Нет, это было бы всё-таки решением слабого, бегством от суровой реальности. Пусть будущее теперь почти что и не зависит от меня, но остаётся ответственность за сотни тысяч жизней — если и не за всю страну, то, по меньшей мере, за те московские и подмосковные бункеры, с которыми мы сохраняем связь через тоннели или подземные кабели.

Пусть мир уже никогда не станет прежним, но человек ко всему приспосабливается. Мне нужно лишь время. Не знаю, доживу ли я до того момента, когда смогу вновь увидеть Солнце своими глазами или свалюсь через неделю от инфаркта, но я буду делать то, что должен — ради грядущих поколений, которые, если повезёт, восстановят человеческую цивилизацию и сделают её могущественней и прекрасней, чем гнилой довоенный мир. А сейчас мне лучше присоединиться к празднику, чтобы хоть как-то отогнать траурные мысли.

=========================

Примечания.

Первые эпизоды (вплоть до гибели атомной подводной лодки) происходят в марте-апреле 2019 года.

Аналитики США планировали войну в начале декабря. Упреждающий удар кобальтовыми бомбами со стороны России произошёл почти на месяц раньше. Эпилог, как и написано, относится к 31 декабря 2019 года.

Общее число межконтинентальных баллистических ракет наземного базирования у России (на 20 сентября 2012 года) — 391 ракета, способная нести 1299 боеголовок. Плюс баллистические ракеты подводных лодок, плюс крылатые авиационные ракеты, а также тактическое ядерное оружие.

«Юрий Долгорукий» — ПЛАРБ (Подводная лодка атомная с ракетами баллистическими) проекта «Борей», введённая в состав Северного флота 10 января 2013 года. Вооружена шестнадцатью ракетами проекта «Булава», которые несут по десять маломощных атомных боеголовок, по своим характеристикам «Булава» значительно уступает основному американскому аналогу — ракете «Трайдент-2», несущей 14 боеголовок по 100 килотонн или 8 мощностью в полмегатонны.

БПК — аббревиатура, расшифровывается как Большой противолодочный корабль. В терминологии НАТО такие корабли принято называть эсминцами, малые противолодочные корабли, соответственно, корветами либо (в многоцелевом варианте) фрегатами. Впрочем, в постсоветской России эти названия уже стали фактически синонимами.

Ту-160 — стратегический бомбардировщик, наилучший из имеющихся на вооружении России. К сожалению, осталось их всего шестнадцать штук, поэтому большая часть использованных для атаки бомбардировщиков — Ту-95.

«Гуманитарные бомбардировки» — полушуточный термин, которым называют бомбёжки авиацией США или НАТО очередной недостаточно демократической страны, примеры — Югославия, Ирак, Ливия. Подразумевается то, что в качестве повода к вторжению часто указывается гуманитарная помощь «изнемогающему под гнетом диктатуры голодающему народу этой страны». В описанном мире правительство России оказалось неспособным защитить свои интересы даже возле границ страны — и получило в итоге множество баз НАТО в непосредственной близости.

Описание конструкции и принципа действия кобальтовой бомбы в полной мере соответствует действительности, хотя точный уровень радиоактивного заражения планеты в предложенной ситуации оценить сложно, как и реальное количество вымерших видов (птицы к радиации действительно крайне чувствительны). Потенциально можно представить выживание незначительного числа людей в горных долинах и глубоких природных пещерах, которые окажутся вне зоны проникновения кобальта-60, но в рассказе об этом не упоминается. Также не будут подвержены воздействию радиации атомные подводные лодки в океанах, но их запас автономности не позволит экипажу прожить более нескольких месяцев, в крайнем случае — лет.

Для наглядности: за 5,27 лет уровень радиации от кобальта-60 падает вдвое. При округлении периода полураспада до 5 лет получаем — за 15 лет уровень радиации сокращается в 8 раз, за 30 — в 64 раза, за 50 лет — в 1024 раз. Через сто лет радиоактивного излучения будет более чем в миллион раз меньше.

Число спасшихся в бункерах людей названо ориентировочно, насколько оно соответствует действительности, сказать затруднительно. Может, было бы больше, может, и меньше. Гигантское количество засекреченных тоннелей в северном Китае — установленный факт, но здесь их общая длина завышена втрое — с учётом прошедших лет, а также с поправкой на то, что их действительно довольно-таки строго охраняют от наблюдения. Сколько людей в них можно укрыть в действительности — неизвестно.