Ангельская пыль (гет)

Я стою на краю у непрочных перил,

Говорит с темнотой снаружи…© МРФ

— Я уж думал, ты умерла, — с откровенной издёвкой произнёс Румпельштильцхен, и в глазах его сверкнуло нечто, похожее на наслаждение. Он действительно сейчас наслаждался собственной местью, и мог только лишь представить себе попытки Королевы Сердец разгневаться за то, что он использует её дочь так же, как и её саму когда-то.

Но в том-то и дело, что он мог это только представлять, ведь Кора больше не могла чувствовать. Румпельштильцхена это откровенно злило, а издевательства и безжалостность были местью за то, что девушка, сидящая напротив, не его дочь. И никогда не будет ею, но, тем не менее, она его ученица, и Румпельштильцхен может играть с нею, как с марионеткой. Только с нею. Только по своим правилам.

В тёмных глазах бывшей принцессы мелькнуло затаенное смятение, впрочем, быстро сменившееся на безразличие.

— Исчезни, – устало сказала она, слегка касаясь губами золотого бокала с красным вином.

— Когда ты сегодня не явилась на занятия, я решил, что ты отбросила башмачки, — он сделал характерный жест руками и снова ухмыльнулся, словно бы был самим сатаной, – однако, вот она ты!

От его насмешливого взгляда в Реджине закипела кровь.

— Я больше не хочу продолжать наши уроки. Не хочу, чтобы мое будущее выглядело, как…

— Как что? – в глазах Румпельштильцхена пламенем всплеснуло любопытство.

— Как ты.

Взгляды, наполненные презрением, встретились в неощутимой борьбе, сравнимой лишь с ненавистью, с отравляющим желанием уничтожить врага.

— Ох... чувствуем себя в западне, да, Ваше Величество?

— А как же ещё? Я королева, но живу, как узница. Сердце моего мужа принадлежит его мёртвой жене, а его дочка – бледная моль…— она ненадолго затихла, вскоре добавив:

– Это просто невыносимо, мне нечего делать и некуда деться. Мне нужна свобода… мне нужен выбор.

— Нет уж, не выйдет. Видишь ли, как обстоит дело: ты думаешь, что ты гостья на пиру, пробуешь угощения: чуть-чуть любви, чуть-чуть танцев — но то, чего ты не понимаешь, так это того, что ты и есть пир. И тьма… — он сделал театральную паузу, так, словно затаил дыхание, – уже отведала тебя.

— Ах ты, мерзавец! Убирайся из моего дома!

— Тьме нравится твой вкус, дорогуша. И раз уж она начала обед, она его закончит. Ты так же не можешь улететь от своей судьбы, как этот лебедь… — он ткнул пальцем на золотое блюдо с птицей, которое было на столе, а затем добавил:

— До завтра… не опаздывай. И приходи со своим кипящим гневом — это всё, что у тебя есть.

Гость исчез, и Реджина почувствовала, как в глазах её закипают гневные слёзы.

Она подошла очень близко к непрочным перилам, находившимся недалёко от окна.

«Может, тьма и попробовала меня, но я всё ещё могу снова стать счастливой».

Закрыв глаза, она увидела весеннюю зелень глаз Даниэля, такие родные черты, чёткую линию губ — и сделала уверенный шаг вниз, но не успела она последний раз вдохнуть осенний воздух, как вдруг почувствовала обжигающее тепло знакомых рук. Шёлковый подол её платья зацепился за уже сломанное перильце.

— Ты…

— Моё имя Джон, Ваше Величество, — сказал он. — А теперь заткнитесь, потому что я должен вас спасти.

— Ты так уверен, что я этого хочу?

— Раз вы наняли меня, значит, хотите узнать правду.

— Правду о чём, чёртов идиот?

— О вашем внутреннем я — лично мне нужно проверить, вашим ли собственным желанием было сделать этот злосчастный шаг из окна.

Реджина недоумённо взглянула на этого мужчину, не в силах понять, зачем же он выбрал путь экзорциста.

Тогда она была слишком юна, чтобы понять, что люди не могут даже пробовать выбирать свой путь. Это путь выбирает нас, и никак иначе.

* * *

На следующий день с лица Реджины не сходило выражение неестественного, явно напускного веселья. Джон, теперь занимавший высокую должность при королевском дворе отчётливо видел это — он будто научился читать мысли красавицы-королевы. Да, её красоту действительно было трудно не заметить, особенно сейчас, когда она стояла перед зеркалом в платье из белого атласа и батиста, словно античная статуя. Еще она была босой и безуспешно искала свои туфли, но даже сейчас она не позволяла отразиться и малой толике волнения на своём совершенном, но вмиг побледневшем лице.

— Джон, я не успела надеть туфли, ты не должен видеть меня в таком виде, – голос звучал безэмоционально, но на лице в любой момент была готова отразиться загадочная улыбка.

— Не стоит скрывать своего смущения, – просто сказал он, протянув туфельку, оказавшуюся под кроватью.

— Отлично, теперь ты мне ещё и указываешь. Значит, некому будет составить мне компанию на этом приёме.

Реджина гордо вскинула голову, а затем, демонстративно отвернувшись, надела жемчужную диадему.

— Ты прекрасна, – сами собой выговорили его губы.

— Комплименты не помогут тебе вернуть моё доверие.

— Прости, что?

— Да-да. Ты не ослышался, – отрезала она, будто ставя точку в разговоре.

— Ну уж нет, ты наняла меня и ты боишься.

— Я ничего не боюсь.

— Что ж отрицание – это первый шаг к признанию, – во взгляде солнечных и лучистых глаз мелькнул лучик мудрости, лучик света и спасения, но сердце словно не хотело открыться ему и это его злило. А ощущение вековой мудрости становилось всё отчётливее, и он произнёс:

— Так эта твоя задумчивость значит, что я прав?

— Можно сказать и так, потому что ты нарушил наши планы.

— Чьи планы? – он высокомерно вскинул бровь.

— Мои и Габриэль.

Часы в самой высокой башне уже начали свой отчёт. У них впереди — двадцать восемь лет для того, чтобы замедлить свой ход во имя чужих планов.

* * *

Джон Константин не мог найти себе места от волнения: Реджина не открывала дверь, хотя, он прекрасно знал, что она дома.

— Реджина, это Джон. Нам нужно поговорить…

Женщина в строгом сером костюме открыла ему дверь.

— Не уверена, что мы можем разговаривать после того, что ты сделал.

— А что я сделал?

— Я же знаю, что это ты вырвал сердце Генри, чтобы отомстить мне. Отлично получается, Джон Матэуш Константин?

Он только сейчас заметил, что глаза её полны слёз и отчаяния.

— Верни сердце, прошу тебя. Скучаешь по былым мольбам, да?

— Реджина, ты должна верить мне — я всё тот же человек, который когда-то помог тебе выжить, зачем мне мстить тебе?

— Ты и сам знаешь ответ, не так ли?

Реджина протянула ему серебряный медальон, на котором была изображена витиеватая буква «K».

Рука его не дрогнула, но вот сердце…