Последний сон (джен)

Дом в Доме, живущий своей жизнью и по своим законам. Никто не стремится сюда попасть, а те, кто попали, жаждут выбраться поскорее. Суеверный ужас, доставшийся в наследство от старших, не покидает оказавшихся в Могильнике.

Светлые стены Могильника пропитаны страхом, тишина здесь страшнее любого шума, а по коридорам бродят приведения.

Сильнее Могильника пугало одиночество. Для Макса одиночеством была разлука с братом. Несмотря на то, что Рекс навещал его каждый день, подолгу оставаясь в этом страшном месте, Сиамцу все равно было одиноко и боязно.

Ночью, после отбоя, было страшно засыпать, страхи и тени проникали в его сон, вызывая кошмары. Поэтому каждую ночь Макс силился не заснуть, напряженно всматриваясь в темноту, но в итоге все равно проваливался в беспокойный сон.

Сегодняшняя битва со сном снова была проиграна, однако сон был совсем необычен.

Рядом с кроватью Макса появился какой-то парень. Он возник из ниоткуда, словно вынырнул из темноты Могильника.

Сиамец удивленно уставился на непрошенного гостя, пытаясь узнать, кто это такой. В Доме таких не было, он бы запомнил.

На него смотрел прекрасный и очень печальный ангел. Нежные, сказочные черты лица просто не могли принадлежать кому-то из этого мира. Посланник неизвестных миров сел на краешек кровати и с грустной улыбкой взглянул на Макса.

— Кто ты? — благоговейным шепотом спросил Сиамец.

— Никто, просто решил заглянуть в твой сон. Мне кажется, что тебе одиноко. — Ангел протянул мальчику руку, которую тот слабо сжал.

Рукопожатие оказалось очень успокаивающим, незнакомец не боялся Могильника, в этих стенах был его дом.

Это сон. Вокруг темно, но незваного гостя прекрасно видно. У него темно-красные волосы и печальные глаза. Глаза, в которых можно утонуть.

Когда ангел наклонился вперед, Сиамец увидел свое отражение в глубоких, бездонных глазах. Это он? Или Рекс? Или они оба?

Макс видел своего брата — его сейчас здесь нет, но он всегда с ним. Они — одно целое и всегда будут вместе, что бы ни произошло.

Даже слабая тень Рекса смогла отогнать все страхи, с ним — ничего не страшно, страшно — быть одному.

Ангел смотрел не моргая, ждал, пока мальчик увидит в его глазах то, что ему нужно. Когда незнакомец все-таки отвел взгляд, Макс на секунду почувствовал потерю, а потом вспомнил, что его связь с братом не в этих глазах. Она в них самих. Ее нельзя разорвать, никакие стены Дома или Могильника на это не способны. Ничто не способно.

Сиамец хотел поблагодарить ночного гостя, но его неожиданно пронзила резкая боль в ноге. Боль пульсировала, распространяясь по всему телу. Макс сжал зубы — ничего, скоро пройдет.

Теплая, успокаивающая ладонь на лбу и какой-то бессвязный и умиротворяющий шепот.

— Поспи. Уснешь, и боль пройдет, — пообещал ангел, — а я покараулю твой сон.

— Но я же уже сплю, — удивился Макс.

— Кто сказал, что нельзя уснуть во сне?

И правда, почему нельзя? Макс впервые подумал, что тишина Могильника может быть приятной и даже немного манящей. Сегодня он под защитой, никакие кошмары его не достанут.

Сначала прошла боль: она просто незаметно сошла на нет. Потом веки стали наливаться тяжестью. Сиамец опомнился, что не успел поблагодарить ангела, но сон уже забрал его в свои крепкие объятия.

Аккуратно ночной гость выпустил из рук ладонь мальчика и встал с кровати. Он осмотрелся вокруг, прошелся взглядом по родным стенам Могильника. Потом достал из кармана очки, в них мир окрасился в зеленые тона.

И Смерть исчезла.

Выпускной. Достаточно обычное слово и для большинства совсем не страшное, но только не для жителей Дома. Для них выпускной — это конец всему. А здесь не принято говорить о том, что настолько пугает. После выпускного все будет иначе. Неизвестно, плохо или хорошо, здесь или там, но определенно иначе.

Некоторым хочется поделиться своими страхами, а кто-то давно смирился и не нуждается в словах. Кто-то обдумывает свой выбор, а кто-то давно решил.

Брат знал, что сестра остается. Сестра знала, что брат уходит.

Самая длинная в истории Дома Ночь Сказок закончилась. Все слова сказаны, дороги намечены, пути определены, тайны раскрыты, секреты рассказаны. Осталось дело за прощанием.

В четвертой толпилось слишком много людей, найти укромное местечко было почти невозможно, но им повезло — в ванной никого не оказалось.

Рыжий не знал, что нужно сказать. Какие слова вообще принято говорить, а что делать? Еще до сказки Рыжей он знал, что она остается. Мечта ее детства скоро исполнится, и она полностью уйдет на Другую сторону, целиком, как это делают ходоки. Стоит порадоваться за нее, но… это сложно.

Им обоим было тяжело, но, как всегда, это Рыжая поддерживала Крысиного вожака. Старшие сестры так делают — утешают младших братьев, а сами храбрятся, не показывая страха.

Рыжая сняла с Рыжего зеленые очки и положила ему в карман: с ней незачем прятаться. Она поймала свое отражение в его глазах: непослушное буйство рыжих волос, белая кожа и черные царапающие глаза в обрамлении красных ресниц. Где-то в глубине глаз страх и облегчение, грусть от расставания и радость долгожданному исполнению мечты.

Незамутненный зеленым цветом взгляд скользил по стенам, впитывая мельчайшие штрихи Дома. Нечитаемые тусклые надписи фломастером, потрескавшийся кафель, обвалившаяся плитка, следы зубной пасты на стекле, отражение Рыжей в одном из зеркал.

— Все будет хорошо?

— Конечно будет.

Рыжая в отражении повернулась к нему и обняла, уткнувшись куда-то в шею.

Сегодняшняя ночь была выматывающей для всех, но Сфинксу казалось, что у него забрали все силы. Больше всего изматывали эмоции, от которых невозможно было отмахнуться: они витали в воздухе, пульсировали в каждом из сидящих в комнате.

Нужна была минутка, чтобы передохнуть и успокоиться.

В ванной уже кто-то был. Сфинкс утомленно вздохнул и уже собирался уйти, а потом пригляделся: решил рассмотреть тех, кто занял укромное местечко. И не стал уходить, он тоже был частью этого. Когда Сфинкс подошел, Рыжая обняла и его тоже.

Вокруг словно воскрес Могильник: замаячили белые стены с приклеенными рисунками, свалка журналов, бумажек и красок, зеленый попугай в плетеной клетке, апельсиновая кожура на полу, нарисованные шариковой ручкой татуировки, разговоры о прыгунах и ходоках. Смех троих детей.

Молчаливое прощание тоже прощание. В коридоре поднялась какая-то возня. Пора. Рыжий последний раз приобнял Рыжую, похлопал Сфинкса по плечу — дружеский жест, который не удается безрукому.

— Увидимся, старик. — Сфинкс молча кивнул в ответ.

У двери Рыжий замялся, достал очки и нацепил их — стоит вернуться к привычному виду и не травмировать людей еще больше.

Когда все шли к автобусу, всё казалось каким-то ненастоящим, словно они в какой-то из сказок детей Дома. Впереди маячила светлая голова Черного, а все шли за ним, оставляя за собой огромный этап своей жизни.

У ограды Рыжий все-таки обернулся, но окна Дома оказались слишком далекими, чтобы разглядеть в них провожающий взгляд.

* * *

Спящие так и остались загадкой для врачей Наружности. Ни живые ни мертвые.

Рыжего никогда не напрягала близость смерти или почти смерти, поэтому он единственный, кто любил навещать Спящих. Ему было спокойно рядом с ними. Он любил пройтись вдоль их кроватей, скользнуть взглядом по знакомым лицам, подержать кого-нибудь за руку. Коснуться чьих-то рыжих волос.

Из-за дел давно не было возможности наведаться к Спящим, но вот наконец-то удалось выкроить время. Рыжий пришел в больницу, он был очень приметной и запоминающейся личностью, поэтому сотрудники больницы уже давно запомнили его и знали, к кому он.

— Нельзя! — перед Рыжим появилась одна из медсестер. — Сегодня к ним нельзя.

— Почему? — удивился он. Уже давно никто, кроме него, не интересовался Спящими.

— Да вот… — медсестра огляделась вокруг. Она была из тех, кто испытывал какой-то суеверный ужас перед ушедшими. — Кто-то пропал.

— В смысле?

— Ну… исчез.

Проигнорировав окрик медсестры, Рыжий поспешил в палату Спящих. Там он дважды прошелся туда и обратно, но ее так и не нашел.

Медсестра влетела следом за ним.

— Что вы себе позволяете? — потом ее поразила неожиданная догадка: — Может быть, это вы виноваты?

— Я? — переспросил Рыжий, поправляя очки. — Нет, это все Лорд.

* * *

После очередной смены официантка стояла на заднем дворе кафе. День уходил прочь, а сумерки постепенно сгущались. Она всматривалась в них, пока не услышала, как шуршит сиреневый куст. Кот? Нет, какой-то мужчина.

Прекрасный, как Лесной Эльф.