Страх и трепет (джен)

Вид подсвеченной рассветным солнцем столицы – эксклюзивное зрелище для тех, кому посчастливилось познать прелесть Верхних уровней – умиротворял и восхищал своей беспечной торжественностью. С этого самого пейзажа и начинал каждый новый день сенатор Палпатин от Набу. Великолепная панорама Корусанта оказывала на него пробуждающее действие и напоминала о том, сколько ещё нужно сделать, чтобы растормошить эту ленивую республиканскую махину.

Несколько секунд помедитировав в лучах поднимающегося солнца, Палпатин наконец зевнул и, одним махом сбросив с себя сонливость, бодро направился вершить галактические судьбы. Начиналось преобразование Республики обычно с чтения утренних новостей, вот и сейчас предусмотрительный сенатор первым делом подключился к любимому каналу. Диктор – симпатичная зелтронка с шикарными ресницами – бойко расписывала ночные происшествия. Палпатин опустился в кресло и обратился в слух.

– ...прогремел взрыв. По предварительной версии следствия, причиной послужила повреждённая проводка. Заведение, по слухам, пользовалось популярностью у местных криминальных авторитетов...

Сенатор Палпатин неодобрительно нахмурился, постукивая пальцами по подлокотнику. Благостное утреннее настроение было испорчено. Он дождался окончания программы и, поднявшись с места, поспешил к выходу. Похоже, ему стоило разъяснить некоторые моменты подробнее.

* * *

Согнувшийся почти вчетверо для того, чтобы соблюсти церемониал, Дарт Мол замер в ожидании. И, зная своего ученика, Дарт Сидиус мог побиться об заклад, что тот простоял в такой позе с того самого момента, как почувствовал приближение учителя ещё на подлёте. Он подавил вздох и жестом приказал Молу встать. Тот подскочил, как ужаленный, не выказывая даже недовольства по поводу затёкших ног, и Сидиус мысленно занёс новое качество ученика в графу «полезные». Впрочем, тут же вернулся к волнующей проблеме.

– О твоих успехах, полагаю, теперь осведомлена вся Республика, – несмотря на то, что Сидиус пытался сохранить нейтрально-невозмутимый тон, в его голосе проскользнула саркастическая нотка. Мол, не очень понимая, к чему клонит учитель, воззрился на него с настороженностью.

– Да, разумеется, ты убрал мешающий нашим планам объект, возможных свидетелей – с запасом, причём не поскупился на пиротехнику, если верить болванам из службы безопасности, – старший ситх укоризненно посмотрел на него, – но тебе не кажется, что можно было обойтись без фейерверков?

Мол неуютно повёл плечом.

– Экономичный способ. С возможностью дистанционного управления. Никто меня не видел, и следов никто не найдёт, – отозвался он недоумевающе.

Дарт Сидиус демонстративно вздохнул.

– В том и проблема, мальчик мой, – он назидательно воздел кверху палец. – Главное оружие ситхов – страх и трепет, ученик!

Мол молча переваривал услышанное. Сидиус с досадой хмыкнул.

– Бомбу каждый дурак подложить может, – проникновенно продолжил он. – Ситхи должны быть всё-таки выше столь вульгарных методов. Вот... Меч тебе, зачем, например, дан?.. Это оружие редкое, специфическое. Внушает уважение. Заставляет жертву прочувствовать приближение смерти и как следует напитаться страхом.

Дарт Мол медленно кивнул. Это было ему более понятно, чем возвышенные беседы с философским уклоном. В его глазах отразилось яростное желание исправить свою ошибку и доказать учителю свою профпригодность. Дарт Сидиус мысленно усмехнулся, поздравив себя с очередной маленькой победой.

– Но ничего, мой ученик, наш путь только начинается... – он активировал небольшой голопроектор, высветивший лицо очередной цели Мола. – Кажется, для тебя найдётся работа...

* * *

Сенаторский статус позволял многое – чем был особенно удобен, но за годы политической карьеры Палпатин уяснил, что куда большего можно добиться благодаря связям. Разумеется, присовокупленным к сенаторскому посту.

Запись с места происшествия ему удалось достать через знакомого из службы безопасности, которому он некогда помог избежать увольнения. Вернее, конечно, не столько запись самого происшествия, сколько последствий – и это одновременно было и хорошей, и плохой новостью. Хорошей – потому что его ученик всё-таки был достаточно осторожен, чтобы вырубить камеры охраны, плохой – потому как Сидиус всегда любил контролировать процесс до деталей. Впрочем, сейчас его более чем устраивал и результат.

Сенатор повертел в руках инфочип и вставил его в проектор, дожидаясь загрузки. Скучая, он рассеянно обвёл взглядом комнату и вернулся к высветившейся картинке.

Бывалому политику понадобилось призвать всё своё ситхское мужество, чтобы удержать отчаянные попытки вырваться съеденной за завтраком яичницы.

То, что предстало пред очами Дарта Сидиуса, скорее было достойно звания «хаоса и разрушения», нежели «страха и трепета».

«Хотя, вероятно, тому тви'леку, на которого вывалились вспоротые внутренности соседа, было не по себе, – отстранённо подумалось ситху. – Хотя тви'леку ли? По той искромсанной кашице, в которую превратилось лицо, и не поймёшь – головные хвосты-то у разных рас присутствуют».

От абстрактных размышлений его отвлекло продолжение записи, демонстрирующее разгромленную, сияющую бликующими пятнами жидкости – вероятно, крови – по полу и мягким пухлым креслам комнату. Правда, попорченная мебель, приходилось признать, была ещё вполне невинным зрелищем.

Перешагивая через разрубленные наискось тела и смешавшиеся конечности разных рас и расцветок – Сидиус насчитал с десяток представителей разнообразных обитателей галактики, – оператор, судя по всему, приблизился, наконец, к центральной сцене действа.

Так и не договорившийся до конца со своим завтраком, Палпатин нервно кашлянул, обращаясь за поддержкой к Силе.

Толстый скользкий хатт, развалившийся на подушках, валялся безжизненно исполосованной тушей. Вспоротый Моловым световым мечом живот хатта со стороны напоминал огромный чавкающий, захлёбывающийся бурой жижей рот, и как будто растекался подозрительными ошмётками по ворсистому ковру и выглядывающим из-под тела чьим-то тонким изломанным ногам – вероятно, принадлежавшим придавленным хаттовым весом танцовщицам.

На этом моменте голозапись прервалась, сопровождаемая обрывочным хрипом не слишком стойкого к таким пейзажам оператора.

Дарт Сидиус откинулся на спинку кресла и задумался. Устроенная учеником мясорубка вызывала в нём, привыкшем к утончённости сливок общества, чувство, сходное с брезгливостью, но, увы, таковы были побочные эффекты воспитания.

Сидиус погладил подбородок. Что ж, эксперимент на то и эксперимент. Но уж со следующим учеником он так не опростоволосится...

* * *

– Ваша халатность, стоившая жизни целому отряду, – куда большее преступление перед Империей, чем побег того жалкого дезертира! – прогромыхал хриплый, усиленный шлемовым динамиком, голос. Впрочем, тут хватило бы и без усиления – одна только тяжёлая поступь Вейдера заставляла штурмовиков и флотских вытягиваться в струнку и сдерживать дрожь.

Сидиус, издалека наблюдавший за выволочкой, устроенной любимым помощником своим подчинённым, тонко улыбнулся под капюшоном. Его ученик ещё в бытность свою Скайуокером славился горячим нравом и не терпел излишеств – теперь же имперская служба только отточила характер грозного Лорда Вейдера.

Тихий хрип привлёк внимание императора: от оглашения приговора его ученик, не теряя времени, решительно перешёл к экзекуции, и жилистый имперский офицер болтался над землёй, хватая воздух ртом и отчаянно пытаясь отцепить от своего горла невидимые клещи. Занятие совершенно бесполезное, но неизменное для всех жертв Дарта Вейдера.

Сидиус закрыл глаза и, погрузившись в Силу, удовлетворённо усмехнулся. Ему не нужно было видеть, чтобы в точности описать эмоции, наполнившие помещение. Страх и трепет – что и должно вызывать могущество ситхов.

Труп провинившегося слуги Империи с размаху шлёпнулся на металлическое покрытие, и его тут же оттащили в угол. Император задумчиво посмотрел на пустой пол.

«Всё-таки, идеальный ситхский способ, – отметил он. – Экономичный».