Леворукий вас всех побери (джен)

— Оружие хочешь? Будь по-твоему!

У самых ног Ричарда вонзился в землю кинжал, тот самый, что отняли.

Он схватил его и оглядел бледные злые лица окружающих его людей. Ощерившиеся рожи, хуже, чем у выходцев. Они что, и правда решили, что Повелитель им по зубам? Думают, что он так просто им дастся? Да что этот Карваль возомнил о себе? Нет уж! Окделлы умеют охотиться! И сейчас мы увидим, кто из нас зверь, а кто добыча! Главное прорваться сквозь толпу, а дальше — посмотрим!

Упор на правую... Святой Алан, вперед!

Ричард прыгнул, ощутил под ногами воздух, потом неровную почву вперемешку с движущимися камнями. Еще прыжок! Слева полыхнула звезда, ослепила глаза на полсекунды, или это была не звезда? Задумываться было некогда, потому что внезапно каменный поток под ногами набрал скорость, и его понесло вниз. Дребезжащие камни пели песнь смерти и сами себе аккомпанировали дружным грохотом, увлекая за собой в глубины пропасти своего единственного слушателя. Вокруг все рушилось, оплавлялись горы, высыхали озера, мир ходил ходуном.

Ричард все меньше понимал, что происходит, терял власть над телом, переставал его чувствовать, и только душа его ощущала движение, непрерывное движение, которое, казалось, только набирало скорость и не имело конца. Будто он вступил на путь, который будет длиться, и длиться, и никогда не закончится.

А потом наступила внезапная темнота.

* * *

Секундная задержка дыхания, мгновенная вспышка темноты, и вот уже легкие опять начали вдыхать воздух, а глаза обнаружили, что вокруг есть что-то, кроме полного мрака. Тонкий луч света из узкой щели для слезящихся глаз сейчас казался огромным солнцем по степени своей ослепительности, но спустя еще несколько секунд Ричард уже начал видеть очертания окружающих его предметов, и увиденное повергло его в недоумение. Полки-полки-полки, бесконечные полки и стеллажи уставленные банками, коробками и пробирками. В пробирках что-то плескалось, в банках лежали всяческие кусочки чего-то, не поддающегося осмыслению. "Ну, хоть не отрубленные пальцы", — прошептал Окделл почти что вслух и сам себе закрыл рот ладонью. Почему-то впервые в жизни ему не хотелось бежать куда-то напролом, и появилось желание остановиться и подумать, что делать дальше.

Ричард осторожно, стараясь ненароком не задеть плечом какой-нибудь особо неустойчивый стеллаж, подошел к двери и припал глазом к узкой щели, из которой лился свет и откуда доносилось невнятное бормотание.

По ту сторону двери он увидел кусок длинного полутемного зала, освещенного факелами на стенах и уставленного сейчас пустующими партами. Все это так напомнило Ричарду его альма-матер Лаик, что он чуть было не вздохнул с облегчением и не толкнул дверь вперед. В следующую секунду, переместившись вдоль двери и переведя взгляд правее, он уже радовался, что не сделал этого сразу: в поле зрения Окделла попал единственный находящийся в помещении человек и его "внутренний оруженосец" от удивления чуть не съел свой шейный платок.

Рядом с длинным столом, вполоборота к наблюдательному пункту Окделла, стоял Рокэ Алва и что-то жестко резал длинным блестящим ножом. Но, Леворукий его побери, как он выглядел! Его длинные черные волосы были грязными и висели мерзкими сосульками, лицо в свете зажженных свечей казалось восковым и постаревшим. Некогда красивые губы сейчас кривились, выплевывая слова в пустоту. А его одежда! Где? Где шелка и бархат, где безупречные белые манжеты и воротник рубашки, где прекрасные сапфиры? Где его шпага, в конце концов? Кто одел Алву в этот поношенный черный балахон, мятый и испещрённый пятнами? И что они, эти неведомые люди или твари, вообще сделали с его бывшим эром?! А может... может... может Закатные твари добрались до Рокэ и превратили его в... в...

Фантазия Окделла оказалась скудна и он не смог представить себе название столь плачевному исходу для некогда блестящего и безупречного человека, которым, без сомнения, был Первый Маршал. Поэтому он замер в долгом оцепенении, поскольку забыл как надобно дышать и думать.

* * *

Пока Ричард стоял за дверью и судорожно глотал воздух, не в силах пошевелиться от ужаса и занятый подбором нужных слов, в полной мере описывающих этот ужас, человек, некогда бывший Первым Маршалом Талига, а в этом миру бывший всего лишь профессором зельеварения профессором Снейпом, стоял возле своего стола и негромко и безостановочно ругался на чем свет стоит.

— Четырнадцатое февраля у них, подумать только, у этих малолетних индюшат четырнадцатое февраля! Они сегодня день всех влюбленных собираются отмечать! А праздник им должен готовить кто? Кто, я вас спрашиваю? Коне-ечно, что еще делать "старому больному человеку" у которого "нет никаких интересов в жизни" кроме как ублажать эту стаю крокодилов! А чем они все это заслужили?

Нож так и летал над столом, нарезая коренья и травы аккуратными кубиками и полосками, ни разу не приблизившись к пальцам зельевара меньше, чем на миллиметр. Мастерство все же великая вещь, что ни говори. Его так просто не пропьешь.

Котел на столе уже закипал, жидкость, варившаяся в нем, по цвету напоминала красное вино, щедро сдобренное специями и приправами. Ароматный дымок, кружившийся над котлом, был способен растопить сердце всякого, кто вдохнул бы этот чарующий аромат. Всякого, но только не того человека, который сейчас безостановочно работал ножом, превращая палочки и стебельки в мелкое крошево.

— Ню-у, пожа-алуйста, Северус! Что тебе стоит, мой мальчик, — в сотый раз передразнил директора профессор Снейп, — сделай нам одолжение, пусть дети повеселятся... А обо мне... обо мне кто-нибудь из вас подумал! О моем сердце кто-нибудь позаботился?

Он бросил нож на стол, так что все корешки и травки подпрыгнули в воздух на пару сантиметров, и разъяренно заходил вдоль стола туда и обратно.

— Я вам покажу праздник, я вам покажу, как надо веселиться... Вы у меня так повеселитесь, что мало не покажется! Так, где-то у меня это лежало, где-то это у меня было...

Снейп сосредоточенно потер переносицу и быстрым шагом направился к кладовке.

* * *

Из ступора Окделла вывел звук быстро приближающихся шагов. Он буквально подпрыгнул на месте, как кот, которого застукали в момент преступления, заметался, заерзал и быстро вполз в самый дальний угол комнатенки, лавируя между стеллажами как уж, там сел на пол и перестал дышать.

Дверь распахнулась резко и порывисто, на секунду его ослепило, в нос ударила смесь запахов, она была прекрасна и пробуждала чувство голода. Так могло пахнуть горячее вино где-нибудь в трактирчике по дороге из Олларии в Надор. Ричард даже зажмурился от удовольствия и нахлынувших приятных воспоминаний. А потом яркий свет померк, потому что его заслонил человек появившийся на пороге. Алва. Точнее то, что от него осталось.

Под ложечкой у Ричарда противно защемило и ему стало очень страшно. Он отчего-то сразу вспомнил все свои грехи и прегрешения, что против своего бывшего эра, что против его возлюбленной.

"Я же ее убил! — с внезапным ужасом вспомнил Окделл, — а монсеньор-то и не знает!" — и ему стало совсем худо.

"Тот-кто-остался-от-Алвы" между тем вошел в кладовую и, пока его глаза привыкали к темноте, неуверенно топтался у первого стеллажа, что-то бормоча себе под нос.

— Где-то здесь, он должен быть где-то здесь. — Расслышал Ричард и в очередной раз поразился тому, как изменился монсеньор, вот и голос у него стал более скрипучим и противным.

— Вот он! — торжествующе взревел Тот-кто-остался-от-Алвы, в его голосе на мгновение мелькнули прежние нотки, присущие Первому Маршалу, и он победоносно вскинул вверх руку — в кулаке был зажат белый пушистый хвост.

"Песец? — недоуменно подумал Окделл и высунулся из своего укрытия поближе к свету, ибо никак не мог понять повода для столь зловещей радости. — Зачем ему хвост песца?"

— Всего пара ворсинок, — между тем продолжал свой монолог Тот-кто-остался-от-Алвы, голос его опять стал похож на обычное брюзжание, — и вы у меня все тут...

Тут взгляд его упал на тот угол, где прятался Ричард, он осекся, замер, а затем сделал странную вещь — откинув в сторону ценный хвост пушного зверя, Тот-кто вытащил из рукава какую-то палочку и направил ее прямо на своего бывшего оруженосца. Он так держал ее, будто это было какое-то страшное оружие, и ладно бы он достал откуда-нибудь шпагу, но палочку?!

— Кто ты? — взревел Алва, и Окделл испугался, потому что не смотря на полностью изменившуюся внешность, этот человек по-прежнему вызывал у него панический ужас. — Кто ты и какого черта делаешь у меня в кладовке?!

— Эр Рокэ, вы разве не узнали меня? — почти взвизгнул Ричард, — это же я, Дик Окделл, ваш оруже... ваш бывший оруженосец, — закончил он печально и, сгорая от стыда, опустил голову вниз.

— Смотреть в глаза, — прошипел Тот-кто-остался-от-Алвы, подошел к нему почти вплотную и, ни на секунду не прерывая их зрительный контакт, дотронулся странной палочкой до головы своего бывшего оруженосца. В голове у Окделла что-то дернулось, будто за ниточку потянули, вокруг сгустился туман и он позорно потерял сознание.

* * *

— Ну-ну, юноша, очнитесь уже, сколько можно лежать здесь и прохлаждаться.

Ричард медленно приходил в себя. Туман отступал, вокруг появились звуки и запахи, согласно им, неподалеку что-то варилось и кипело, негромко трещал огонь, еле слышно падали капли на каменную поверхность, но громче всего звучал запах, тот самый, что настиг его еще в кладовой.

— Да поднимитесь вы уже и выпейте.

Окделл вскочил со скамьи, на которой он лежал, и увидел протянутый ему бокал с красной жидкостью от которой-то и пахло пряностями.

— Не бойтесь, — хищно улыбнулся Тот-кто-остался-от-Алвы, передавая бокал Окделлу, — я еще не добавил туда шерсть песца, вам ничего не грозит.

— Спасибо, эр Рокэ, — проблеял Ричард.

— Как вы там меня называете? — снова осклабился его оппонент. — Эр Рокэ? Это что за зверь такой?

— Вы не зверь, монсеньор! — горячо возмутился Окделл, спешно проглотив взятое в рот вино. — Ну, разве что иногда... — добавил он чуть слышно, и снова уткнулся в бокал.

— Вы меня явно с кем-то путаете, но сейчас это уже не имеет значения. Вы пейте, пейте, а я пока подумаю, как с выгодой для себя использовать ваше здесь появление.

— Как скажете, эр Рокэ, — согласно закивал Ричард, — я сделаю все, что вы пожелаете. Я больше не предам вас, слово Повелителя Скал!

— Если бы я не увидел в вашей памяти множество занимательных картинок, юноша, я бы решил, что вы крепко приложились головой. Но обычно я верю своим глазам, так что... — Тот-кто-остался-от-Алвы развел руками. — В любом случае, не называйте меня... Рокэ, я не ваш монсеньор, и скажу честно, не горел бы желанием им быть.

— Так вы не Алва? — прошептал Ричард. — Но... Но где же я тогда? Я решил, что умер и это мой собственный лабиринт, в котором я буду вечно бродить в поисках своей судьбы! Поэтому... поэтому я и решил, что закатные твари крепко поработали над вами, прежде чем явить мне!

— Я не он, — жестко сказал не-Алва, — и хватит об этом. Раз уж вы здесь, сидите на месте и слушайте меня. А то... сдам вас дементорам, скажу, что вы шпион Того-кого-нельзя-называть и вас быстро... приласкают и поцелуют.

— Тот-кого-нельзя-называть?.. Это еще что за... черт? — язык у Ричарда почему-то начал заплетаться. То ли от того, что стали отступать волнение и страх, принося вместо себя отупляющее затишье, то ли от крепости выпитого вина.

— Черт... Это вы правильно сказали, юноша. Это существо... если его можно так назвать, воистину черт, если не сам Сатана. Он силен как тысяча чертей, страшен как полуночный кошмар и... хочет наши ду-уши... — закончил монсеньор замогильным голосом.

— А, он как Леворукий? — озарило Окделла.

— Теперь, видимо, моя очередь задавать вопросы. Кто такой Леворукий? — не-Алва приподнял бровь опять стал похож на Алву.

— А то вы сами не знаете, — буркнул Ричард, — половина Талига уверена, что он вам благоволит, поэтому вы все время всех побеждаете...

— Ну-ну, юноша, — ухмыльнулся не-Алва, — считайте, что я проверяю ваши базовые знания о мире, в котором вы живете.

— Леворукий, он же Враг, он же Чужой, он же Повелитель кошек, — заученно забубнил Ричард, — идет по следам Создателя нашего и забирает в свои спутники всех, кто преступил грань между злом малым и злом великим, превращая их в закатных тварей... А еще говорят, что он зеленоглаз, золотоволос, демонически красив и всегда смеется... И его любят кошки, они к нему сбегаются со всех сторон, как к миске с молоком... А кто такие Дементоры?

— Ну, вероятно, это некто сродни вашим Закатным тварям, — нехорошо ухмыльнулся не-Алва и, подойдя ко все еще кипящему котлу, уставился на пузырящееся вино.

— А сами вы их разве не боитесь?

— Я? Нет. У меня есть это. — Не-Алва опять откуда-то достал палочку, которой он в кладовой тыкал Ричарду в голову, и помахал ею в воздухе. Окделл недовольно поморщился, но все же сказал:

— Закатных тварей какой-то палочкой не одолеешь.

— А это не просто палочка, это волшебная палочка. Представляете себе, юноша, что такое магия?

— Конечно, — встрепенулся Ричард, — но магией владели только Четверо, те, кто основал наш мир и был в нем с самого начала, ну и еще... некоторые люди и существа. Но магия покинула наш мир, да и вы не похожи ни на одного из Четверых.

— Похож или нет, но в моем мире я маг, я могу превратить вас в жабу, например. — Увидев как окаменел Окделл, не-Алва опять усмехнулся и продолжил: — А могу залезть к вам в голову и узнать всю вашу подноготную.

— Значит, вы на самом деле что-то увидели в моей памяти, эр... не эр Рокэ? — запнулся Ричард. — А как?

— А это, юноша, мой маленький секрет. А у вас есть секреты?

— Есть, — густо покраснел Ричард и, опустив глаза вниз, начал изучать содержимое бокала.

Хотя этот странный человек и сказал ему, что он не его эр, Окделл не очень ему верил и рассказывать ему про Катарину совершенно не собирался. Изменившийся Алва не внушал ему доверия, кто знает, может это сама изначальная тварь обернулась постаревшим монсеньором, чтобы втереться к нему, Ричарду, в доверие и заманить в страшную бездну. А может это все-таки сам монсеньор, просто он прикидывается таким... неопасным, а сам — узнает про убитую королеву, да и натравит на него кого похуже, чем Карваль и его людишки. А может это и правда кто-то совершенно другой? Что ж, в этом случае вообще не зачем откровенничать. Всё произошедшее — его личное дело, и нечего всяким посторонним людям вмешиваться и выносить свое суждение о его поступках. Повелитель он или нет, в конце концов?

— Не напрягайтесь так, а то у вас уши скоро воспламенятся. Налить вам еще вина? А то я скоро в него подмешаю недостающие ингредиенты да и снесу котел в общую гостиную Гриффиндора... хм... на праздник. Так что пейте, пока есть возможность и пока есть вино.

— А разве вы не сможете наколдовать нам еще вина? — Ричард поднял на собеседника полные наивности глаза. — Вы же маг.

* * *

Вечеринка в Гриффиндоре уже началась, а обещанного глинтвейна все не было. Впрочем, на фоне того, что старостам вообще удалось пробить подобное мероприятие, пусть даже в гостиной факультета, этот факт становился столь малозначительным, что и яйца выеденного не стоил.

Гермиона, однако же, ждала обещанного, может потому, что сама инициировала поход старост к директору Дамблдору по поводу вечеринки и сама же первой упомянула про глинтвейн. Вечеринка ей была нужна, чтобы насолить Рону — он так испортил ей Рождественский бал своими придирками, что Гермионе очень захотелось позлить своего друга. Хотя, после его несносного поведения называть его другом иногда просто не хотелось. Что касается глинтвейна, то о нем вскользь упомянул Виктор, рассказывая ей о том, как принято встречать Новый год у него в семье, и она загорелась попробовать этот напиток, тем более что дома ей никто его бы не предложил, мол, не доросла еще.

Поэтому сейчас Гермиона принципиально не садилась за общий стол, несмотря ни на стопочку конвертиков с сердечками возле своего места, ни на дергающего ее за рукав Рона (впрочем, этот отстал, как только Виктор переступил порог гостиной). Виктор, как только вошел, сразу же встал рядом с ней и завел неторопливый разговор. Он улыбался ей так искренне и заразительно, что Гермиона уже даже забыла, ради чего она стоит возле входной двери и что караулит, но тут что-то звякнуло, раздались восторженные голоса и крики и, обернувшись, ребята увидели, что на столе уже дымится большой блестящий котел, а в нем бурлит красная тягучая жидкость. А этот запах!

Все сразу подтянулись к столу, старосты начали щедро разливать волшебный напиток черпаками по подставляемым бокалам и чашкам, и веселье в общей гостиной Гриффиндора устремилось на новый виток.

* * *

— А все же, почему ты ее убил? — между тем спрашивал не очень трезвый не-Алва не очень трезвого Окделла. — Ну, ты ж ее любил! Разве нет?

— Любил, — мотанул головой Окделл, — а она меня нет! Она вообще с вами... ик... спала!

— Она со мной не спала! Сколько раз тебе это говорить, олух? Я не твой монсеньор, ты не мой оруженосец, я в глаза не видел твою королеву! — Не-Алва стукнул бокал об стол, так что вино выплеснулось из бокала и залило край рукава его мантии, а его бедный собутыльник вздрогнул.

— Хорошо, монсеньор, вы не мой монсеньор, — покорно согласился Ричард, и опустил глаза, — только не сердитесь.

Он искоса глянул на разлившееся по столу пятно насыщенного красного цвета и тихонько вздохнул:

— Вино жалко.

— Сейчас поправим, — пробормотал не-Алва и взмахнул палочкой.

Стол и мантия тотчас очистились, а бокал наполнился до краев.

— Здорово, — в очередной раз выдохнул Ричард, он восторгался этим умением своего монсеньора уже почти час. — Вот если б вы всегда так умели, это ж... это ж и погреба держать было бы не надо! Раз — и вино в бокале!

— Вот дурень. Какое же вино без погребов? Вино вон в том шкафу стоит, да мне за ним идти лень. Вот и... перемещаю потихоньку, — Тот-кто-остался-от-Алвы прищурил глаз, оценивающе оглядел Ричарда с макушки до дрожащих рук, лежащих на столе, так что у бедняги спина взмокла от страха, и веско припечатал: — А королеву свою ты зря убил...

— Монс... Вы, это, того, зря так говорите... — Окделл опять опустил глаза и снова пожалел, что растрепал эру Рокэ все как было. — Она ж своим непотребным поведением и вас, то есть, не вас опозорила. Не пристало королеве так себя вести... Вы ж любили! Вы ж знаете каково это, когда ты любишь, а тебе в ответ "нет"... и еще и изменяет. Разве ж такое можно стерпеть?

— Ну, я же стерпел, — поморщился не-Алва, — она вон за моего врага замуж вышла, и сына родила, и погибла, его защищая. А этот наглец мало того, что жив-здоров, так еще и сейчас на вечеринке за любовь пьет.

— Ну, так, и пусть пьет, — развеселился Ричард, — и мы выпьем. За то чтоб им хорошо пилось! А то, что вы подмешали в вино, — он перешел на шепот и почти лег на стол, — и правда даст такой... неожиданный эффект?

— Даст, даст, еще как даст!

— Тогда — за любовь! — провозгласил тост Ричард и стукнулся бокалом об бокал своего эра, или не своего эра, или еще кого-то. Главное, что сейчас этот кто-то явно не собирался его убивать и кроме своей странной палочки больше ничего из рукава не вытягивал.

* * *

Первой что-то не то почувствовала Лаванда Браун.

Что-то не то проявилось как резкий зуд в том самом месте чуть пониже спины, где у всех мохнатых млекопитающих растут хвосты. Поначалу зуд был вполне терпимым, и Лаванда украдкой потирала зудящую точку, переместившись относительно своих однокурсников таким образом, чтобы за ее спиной никого не было. Ибо афишировать внезапную чесотку ей совершенно не хотелось. Однако, зуд нарастал. Вскоре он стал настолько сильным, что сил сдерживаться у Лаванды уже не осталось, она тихонько взвизгнула и завертелась на месте волчком, в попытках заглянуть под рубашку, рассмотреть и понять, что же там в "мертвой зоне" происходит. Между тем, происходившее в "мертвой зоне" отдавалось неприятной щекоткой в области лопаток, а еще ей казалось, что само это место будто что-то распирает изнутри, хотя на ощупь никаких сильных изменений она не почувствовала... Кто-то из девочек стоявших рядом хихикнул, Лаванда бросила на смеявшуюся гневный взгляд и в этот момент зуд прошел, лопнул точно пузырь и наступило облегчение. Она облегченно вздохнула и в тот же миг грохнул дружный смех.

Поняв, что смех скорее всего относится именно к ней, Лаванда скосила глаза в сторону и вниз, и увидела нечто белое и пушистое, приветливо помахивающее ей сзади...

— У меня хвост! — взвыла Лаванда и бросилась в спальню девочек, прикрывая обеими руками пушистый аккуратный хвостик, который так и норовил выскочить из ее рук и помахать всем на прощание.

Такого гвалта и смеха в Гриффиндорской гостиной давненько не было слышно, первокурсники, не сдерживаясь, катались по полу, заходясь в смехе, плавно переходящем в икоту. Старшие курсы держались до последнего, но вскоре тоже начали хохотать. Слезы лились рекой, рты не закрывались, дыхания не хватало категорически.

В общем шуме не сразу стали слышны тоненькие повизгивания подружек убежавшей Лаванды: Парвати Патил и Фэй Данбар. Девочки прекратили смеяться разом, как только почувствовали крайне неприятное жжение в той области, где у прочих млекопитающих растут хвосты...

Через несколько минут смех в гостиной практически стих, а гриффиндорские студенты оказались заняты исключительно всевозможным почесыванием и нервным подпрыгиванием на месте, потому что эпидемия охватывала их всех одного за другим и не было от нее спасения.

Еще через пятнадцать минут в Гриффиндоре не осталось ни одного студента, который бы не был украшен милым песцовым хвостом, пушистым и крайне доброжелательным.

* * *

Вспоминая те свои попойки, в которых он участвовал вместе с Алвой до того как, и сравнивая их с той, что происходила сейчас, Ричард практически не мог найти отличий, что все больше укрепляло его во мнении, что Алва все-таки Алва, просто ему выгодно убедить Дикона, что он не-Алва. А вот зачем ему это, Ричард понять не мог, потому что вина было выпито уже много, голова славно шумела и отказывалась анализировать информацию, пусть и в некоторой своеобразной манере, присущей лично Окделлу.

А вечер-то, между тем, явно задался!

В старом, почерневшем от копоти камине потрескивал огонь, откуда-то взявшиеся кресла были уютны и мягки, бокалы с вином не просыхали. Это была, конечно, не Черная кровь, но тоже вполне себе неплохое вино для столь спонтанной вечеринки. Не-Алва сидел в кресле напротив, смотрел на Ричарда глубоким взглядом и проникновенно слушал его. Гитары у монсеньора не нашлось, хотя Окделл раз пять про нее заикался, просил наколдовать, предлагал своровать и даже, совершенно позабыв о том, где он находится, порывался сбегать до Хуана и принести инструмент лично. Но монсеньор упрямо отказывался, уверял его, что играть на гитаре он не умеет, что было очень подозрительно и наводило Ричарда на нехорошие мысли.

С прежним Алвой все было понятно — он издевался, подтрунивал, постоянно указывал юноше его место, порою унижал, заботился, правда тоже, но после этой заботы Окделлу часто становилось хуже, чем было до нее. От прежнего Алвы всегда было понятно, что ждать. Его было проще ненавидеть, его было проще... предавать, потому что он был враг, хоть и красивый враг. Ах, а какой же красивый он был раньше... да, если бы Ричард выглядел как эр Рокэ, Катарина никогда бы не сказала ему "нет"!

Тот-кто-остался-от-Алвы был другим. Он был непривлекателен и неопрятен, немногословен и вкрадчив, едко шутил, мерзко ухмылялся, частенько смотрел исподлобья, охотно подливал вина, но настоящей опасности Окделл не чувствовал, и это его пугало.

Как можно пить с тем, от кого не знаешь, что ожидать в следующий момент?

Ричард уже потерял счет бокалам и времени, когда в камине что-то зашуршало, загудело и прямо посредине пылающего огня сначала вспыхнул зеленоватый свет, в котором на мгновенье позже материализовалась чья-то бородатая голова в шляпе. Голова открыла глаза и мягко сказала:

— Северус, мальчик мой, я жду тебя в своем кабинете.

— Выходцы!!! — заорал Ричард, схватил со стола подсвечник, поспешно задул одну из пяти свечей и сунул его прямо в огонь, приговаривая громко и нараспев:

— Пусть Четыре Ветра развеют тучи, сколько бы их не было. Пусть Четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, сколько бы их не было. Пусть Четыре Скалы защитят от чужих стрел, сколько бы их не было. Пусть Четыре Волны унесут зло, сколько бы его не было!

— Что там у вас происходит, мальчик мой?! — голова в камине пыталась увернуться от подсвечника, которым в нее тыкал распевающий песни Окделл, но у нее это плохо получалось. — Что это за юноша у тебя, Северус?!

— Это мой оруженосец, — ухмыльнулся не-Алва и глотнул еще вина, даже не попытавшись встать с кресла.

— Северус, ты меня огорчаешь, — голова наконец встретилась с подсвечником, ойкнула и исчезла, нырнув в угли. Зеленый свет погас, шум затих.

Усталый Ричард повалился на пол рядом с камином, прижался к нему спиной, брякнул бронзовый подсвечник об пол и, улыбаясь, облегченно выдохнул:

— Я его прогнал... Вы в безопасности, эр Рокэ.

* * *

Лазарет в кои-то веки был переполнен. Мадам Пофри бегала между заполненными гриффиндорцами кроватями с нездоровым воодушевлением, тщетно пытаясь скрыть восторженную улыбку. Разгоряченное лицо и блеск в глазах делали ее лицо более привлекательным, чем обычно.

— Деточки вы мои, — кудахтала мадам Пофри, доставая из шкафчиков свежие простыни, наволочки и пододеяльники, — как же вас всех много-то у меня сегодня. Сейчас я вас всех-всех уложу! А потом будем лечиться. Спокойно и не торопясь, как положено!

— А может не надо... как положено, — морщась как от зубной боли и тщетно пытаясь скрыть слезы в глазах, спросила ее Гермиона, — может это можно убрать как-нибудь... побыстрее?..

Девушка с тоской посмотрела на свой пушистый хвост, и тот, будто обрадованный вниманием к своей персоне, радостно завилял из стороны в строну.

— Ы-ы-ы... — зашлась Гермиона в плаче и уселась на ближайшую кровать, скорбно закрыв лицо руками. При всей своей учености и уме, которыми небезосновательно гордилась эта гриффиндорка, науку управлением хвостом она так и не смогла освоить.

— Герми-нина, не плачь, пожалуйста, — Виктор неуклюже топтался рядом, пытаясь успокоить даму своего сердца, хвост его понуро повис, изо всех сил сопереживая хозяину и его избраннице. Однако при первых же звуках его голоса Гермиона зарыдала еще сильнее, развернулась и плюхнулась на кровать всем телом, уткнувшись лицом в подушку. Рыдания ее сразу стали на тридцать децибел тише.

— Это че, правда что ль? Все эти выскочки лежат в лазарете с хвостами?!

Под дверями раздался дружный хохот и улюлюканье, громкое топание и хлопки в ладоши. Кто-то попытался было войти внутрь, но мадам Помфри была наготове и как молния выскочила в коридор. Только успели мелькнуть в приоткрывшейся двери зеленые мантии слизеринцев, как она сразу захлопнулась. Весь лазарет замер. Только студентов Слизерина им сейчас не хватало для полного счастья! Даже Гермиона затихла, прислушиваясь к тому, что происходило за стеной.

— Время для посещений закончилось, — между тем бушевала медсестра, оттаскивая особо любопытных школьников от двери практически за уши, — приходите завтра! Иначе я сейчас директору пожалуюсь!

— Поттер! Не переживай! — голос Драко был узнаваем и слышен даже сквозь громкие увещевания мадам Помфри. — Мы навестим тебя завтра! Только хвост никуда не день, я тебя за него еще не оттаскал!

Гарри сердито сжал кулаки и направился было к выходу, но остановился, увидев свое отражение в единственном зеркале. Весь его боевой пыл куда-то пропал, он замер в нерешительности, разглядывая себя так, будто в первый раз увидел.

— А Грейнджер передай, — между тем продолжал орать Драко, — что она наверняка прекрасна как никогда, и ее фотографии украсили бы любой журнал. Особенно "Животный мир Великобритании". Так что пусть подумает, я могу завтра репортера привести! Мы ей за интервью даже денег заплатим!

Гермиона взлетела над кроватью, будто у нее выросли крылья, а не хвост, и ринулась к дверям с палочкой наперевес. На ее лице была написана такая решимость, что стало ясно — если она выйдет за эти двери, то Драко ляжет в лазарет на соседнюю койку, а такого соседства сейчас не хотелось никому.

— Стой! — заорали сразу несколько голосов, и Грейнджер остановилась на полпути к своей цели, удерживаемая десятком рук.

— Драко, лучше вали отсюда! — проорал Гарри, — долго мы ее не удержим!

— Я убью того, кто это сделал, — мрачно процедила Гермиона и позволила испуганным друзьям отвести себя на место и усадить на кровать, — клянусь всем, что у меня есть — я его убью.

* * *

Похоже, что вина оказалось все-таки слишком много, потому что Ричард задремал и проснулся лишь от сильного и настойчивого стука в дверь.

Он с трудом поднял тяжелую голову и обнаружил себя сидящим все в том же мягком и уютном кресле. В соседнем кресле спал монсеньор и было похоже, что из-за какого-то там стука он просыпаться не намерен.

— Все как всегда, — пробурчал Ричард, вставая из кресла и предпринимая попытку дойти на трясущихся ногах до дверей, — пьем вместе, а как посетителей принимать, так — Окделл, будьте любезны, ибо эр устал, он вчера перепёл... тьфу ты, черт — перепил.

Засов на дверях был незнакомым и с трудом поддавался непослушным рукам. Пока Ричард возился с ним, он даже успел поразмышлять, куда это их с эром Рокэ занесло вчера на ночь глядя. Хоть и с трудом, но все же засов был отодвинут и в раскрытых дверях появились посетители.

Первым стоял незнакомый седовласый старец в длинном красивом балахоне и в странной остроконечной шапке на голове. Его длинная борода свисала чуть ли не до пола, и именно по ней Окделл опознал голову выходца, явившуюся ему ночью в горящем камине.

— Изыди! — заорал Ричард что есть сил и отскочил назад к столу за знакомым уже подсвечником, — ты не можешь войти в этот дом, мы не звали тебя сюда! Пусть Четыре Ветра развеют тучи, сколько бы их не было! Пусть Четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, ско...

— Юноша, зачем вы орете? — раздался позади него сонный голос не-Алвы, Ричард осекся и сразу вспомнил все — и свой путь в пропасть по взбесившимся камням, и темную кладовку, и варево с хвостом песца, и то, что он разболтал эру, как убил его любовницу, и даже то, как они вчера с монсеньором шли глубокой ночью по темным коридорам в эту комнату, поддерживая друг друга, чтобы не упасть, размахивая руками, в которых были зажаты початые бутылки вина и распевали скабрезные песенки, которые Окделл выучил еще во время учебы в Лаик. Или это он один их распевал?..

— Там выходцы, монсеньор! — чуть тише, но все так же настойчиво повторил Окделл и добавил: — Они приходят за вами уже второй раз. Это не спроста. Вы причастны к их смерти? У них есть к вам незавершенные дела?

— Более чем незавершенные, мальчик мой, — раздался голос старца, но попытки войти в комнату он не сделал. — Меня зовут профессор Дамблдор. А как зовут вас?

— Я не хочу знать ваше имя! Я никогда не назову вас по имени, чтобы вы не увели меня закатными тропами в преисподнюю! Я может и убийца, но не дурак! — Ричард заслонился подсвечником с горящими свечами, заметил, что горят только три, и спешно стал шарить по карманам второй рукой в поисках огнива, не отводя пристального взгляда от старца, назвавшегося профессором. Губы его продолжали шептать магические слова, помогающие от выходцев и похоже было, что слова действовали — нежданные гости дальше порога так пока и не продвинулись.

За спиной Ричарда зашевелился не-Алва, было слышно, что он встал и сейчас нетвердой походкой направляется к своему бывшему оруженосцу.

— Профессор Дамб... — только и успел сказать не-Алва, прежде чем Окделл оттолкнул его от двери, с воплем "Не называйте его по имени, он вас уведет!"

— Юноша, а вы, однако, сильны... и крайне непочтительны к старшим, — недовольно проговорил не-Алва и уставился на Ричарда холодным надменным взглядом. — Я для того угощал вас вечером вином, чтоб вы меня поутру по комнате пинали?!

— Монсеньор, — не дрогнув, ответил оруженосец, — вы можете сейчас сердиться на меня как угодно долго и сколько угодно громко, но моя наиважнейшая задача — спасти вас от нечистых сил и от закатных тварей. Я поклялся вам, что больше вас не брошу и должен держать свою клятву!

— Может вы продолжите выяснять ваши крайне интересные отношения после того, как мы уйдем? — подала голос высокая сухопарая женщина в длинном темном одеянии до пола и такой же нелепой шляпе, что и у старца. — А сейчас вы нам все-таки расскажете, что произошло вчера вечером на факультетской вечеринке Гриффиндора?

Женщина поджала губы и вперила в Ричарда гневный взгляд.

— Но вчера весь вечер мы сидели и пили вино вот здесь, — он обвел глазами полутемную комнату, скользнул взглядом по подсвечнику и, наконец сообразив, что надо делать, поспешно выдернул не горящую свечу и зажег ее о соседнюю. Потом величественно выпрямился, выставил перед собой четыре зажженные свечи и спокойно добавил: — А на ваши потусторонние сборища мы даже не ходили.

— То есть, вы не знаете, кто подмешал лишний ингредиент в вино для студенческой вечеринки? — ехидно спросила женщина и прищурила злые глаза.

И Окделл понял, что наконец настал его час — час искупления за все ошибки и беды, что были когда-либо причинены им самим его монсеньору. Он нехорошо усмехнулся, совсем как не-Алва, поднял бровь, совсем как Алва прежний, и, стараясь не допускать радостных истеричных ноток в голосе, произнес:

— Конечно, знаю. Это сделал я.

* * *

Хвост отвалился к утру.

Когда Гермиона проснулась, он сиротливо лежал рядом, всем своим видом демонстрируя ей бесконечную грусть и печаль от того, что его не оценили и поспешили избавиться от его общества.

Гермиона же грусти не испытывала, наоборот, она рвалась в бой и мечтала переломать все кости тому, кто посмел так жестоко поиздеваться над ней в ее лучший день. Она и раньше злилась, например, на безалаберного Рона или на самоуверенного Гарри, но они все же были ее друзьями в той или иной степени, и злиться на них долго, а тем более причинять им телесные повреждения или увечья ей никогда не приходило в голову. Были правда еще эта дура Панси Паркинсон и белобрысый заносчивый Малфой, но смешнее и безопаснее было выставлять их перед всеми дураками и недалекими, чем бить или калечить.

Но сегодня Грейнджер жаждала крови. И сама не понимала почему.

Косвенные причины, конечно, были. Начать с того, что она сама пригласила Виктора на празднование Дня всех влюбленных к себе на факультет, думая, что проведет приятный вечер в компании с умным и интересным юношей, заодно позлив совсем зарвавшегося Рона, а в итоге она выставила себя перед ними обоими на посмешище. Ее до сих пор передергивало от омерзения, когда она вспоминала, как вчера юлила и прыгала по стенам, когда этот чертов хвост начал "вылупляться". Б-р-р-р! Мерзость какая!

Гермиона встала с постели, убедилась, что все вокруг спят и мадам Помфри отсутствует в поле зрения, вытащила из-под подушки так удачно спрятанную вчера от глаз медсестры мантию, завернулась в нее и осторожно выбралась из лазарета на лестницу.

Вопрос куда идти не стоял.

Еще ночью, проанализировав все исходные данные, мисс Грейнджер поняла, что поскольку этот чертов напиток должен был быть доставлен из подвалов Снейпа, то либо он, либо кто-то приближенный к нему непременно должны были иметь отношение к произошедшему вчера ужасу. А значит, следовало идти к подземельям и разбираться во всём по ходу дела.

Еще не дойдя до комнат, в которых, как ей было известно, обитал сам профессор зельеварения, Гермиона услышала страшные вопли и крики. Кричал юноша, голоса его она не опознала, впрочем, выкрикиваемых им слов — тоже. Она не имела ни малейшего понятия, кто такие выходцы, кто такие закатные твари, но как ищейка почувствовала верный след и на цыпочках понеслась по коридору, чтобы не пропустить главное.

К главному она успела.

Невысокий русоволосый юноша приятной наружности, держащий перед собой канделябр с четырьмя горящими свечами, которым он явно отгораживался от директора Дамблдора и профессора МакГонагалл, приподнял бровь, нехорошо усмехнулся и с достоинством сказал:

— Конечно, знаю. Это сделал я.

— Так вот кто испортил мне праздник! — чуть было не заверещала Гермиона, но все же не заверещала. Во-первых, потому что нельзя верещать при таком скоплении учителей, во-вторых — она здесь вообще сейчас не должна была находиться, посему не следовало афишировать ее самовольный побег из лазарета, в-третьих — она не очень понимала по какой причине этот абсолютно не знакомый юноша мог так им напакостить и в этом следовало разобраться, а в-четвертых...

— Какой ми-илый... — грустно выдохнула Гермиона, и подумала, что если бы Крам плюс ко всем своим достоинствам обладал бы еще столь милой внешностью, она бы в него влюбилась сразу и добровольно, а так приходилось влюбляться в него назло Рону, потому что нечего ей указывать с кем общаться, а кого избегать.

От этих мыслей стало так грустно и так жалко себя, что Гермиона, понурив голову, развернулась и уже собралась было возвращаться в лазарет, когда за ее спиной раздалось громкое "Аааах!" и что-то громко стукнулось об пол.

Она бросилась к обратно, прижалась к стене и снова выглянула за угол.

Русоволосый юноша висел в воздухе, связанный, как рождественский подарок, тяжеленный канделябр валялся на полу, а на пороге своей комнаты стоял злой и явно не выспавшийся профессор Снейп с палочкой в руках.

— Эр Рокэ, — заверещал юноша в полной тишине, — вы меня предали?! Но за что?!

— И это вы меня спрашиваете, юноша? — поднял бровь профессор Снейп. — А кто королеву убил? Я, что ли? Проходите, директор, — Снейп посторонился, пропуская Дамблдора и Макгонагал в свою комнату, следом туда влетел обомлевший юноша, и дверь захлопнулась с лязгом и стуком.

Гермиона со всех ног бросилась в лазарет.

* * *

Ричард паниковал и было от чего. Произошедшее просто не укладывалось в его голове, ему было даже не страшно, ему было жутко.

И дело было даже не в том, что сейчас он висел в воздухе и не мог пошевелить ни руками, ни ногами, ни в том, что, повинуясь движению той странной палочки в руках монсеньора, он оказался не в состоянии исполнить свой долг и уберечь последнего от жутких выходцев, которые сейчас спокойно проходили вглубь комнаты, получив приглашение войти. Дело было в том, что эр Рокэ его предал! Ричард его защищал, а эр его предал, да еще и ударил в спину! Разве же это мыслимо? Разве ж так можно?! Я ж его любил!

— Ой, кто бы говорил, — буркнул не-Алва, обходя его по дуге, чтобы сесть в свое кресло. — Юноша вспомнил о предательстве и о любви. Ха-ха-ха. Три раза.

— Мальчик мой, — раздался спокойный голос старца, который уже уселся в кресло, бывшее недавно опочивальней Окделла, — опусти уже этого юношу на пол, хватит ему в воздухе болтаться. Наверное, нам стоит поговорить. Не так ли?

— Мне не о чем разговаривать с выходцами и предателями, — буркнул болтающийся в воздухе Окделл и бросил злой взгляд в сторону бывшего эра. — Повелитель Скал никогда не опустится до разговора с этими ничтожествами.

— О чем с ними разговаривать, Альбус! — сухопарая женщина мерзко поджала губы и дернула головой, совсем как матушка, когда та была не в настроении. — Надо принимать более действенные меры!

— Минерва, ради Бога, — не-Алва откинул голову на спинку кресла и устало потер висок свободной левой рукой, в правой он до сих пор держал палочку, нацеленную на Ричарда, — какие меры? За что?

— Вы безалаберный и жестокий человек! — вспыхнула та, которую назвали Минервой. — Вы опоили детей! Вы испортил им праздник! Вы надругались над таким святым днем в угоду вашей желчности и мстительности! Вы... Вы... Да вы никогда не любили!!

— Монсеньор любил! Ничего вы про него не знаете, эреа! — слушая перепалку, Ричард совершенно позабыл о своем нынешнем незавидном положении и бросился защищать эра как раньше. — Вы сами ничего не знаете о любви! Вы как моя матушка, она тоже постоянно злобится и на всех кричит, потому что никого не любит!

Не-Алва будто очнулся, задумчиво кинул взгляд на висящего над ним Ричарда и медленно опустил того на пол. Потом обернулся к женщине и осклабился в ухмылке:

— Устами младенца, как говорится, да, Минерва?

— Вы, да вы... — похожая-на-матушку-женщина задохнулась от возмущения и кинулась за помощью к старцу. — Альбус, не позволяйте им меня обижать! Я все-таки женщина, а они... Альбус!

Но не услышав ни слова поддержки в свой адрес, она подняла сухонький подбородок и демонстративно бодро вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь.

— Уффф.... Ну, а теперь можно и поговорить, — расслабился старец и, порывшись где-то в своем балахоне, извлек на свет божий небольшую жестяную коробочку. — Мальчик мой, хочешь леденцов?

— Хотите вина, директор? — поднял бровь не-Алва и переместил со стола в свою руку бокал со вчерашним недопитым вином.

— Нет, — ответил Ричард, хотя ему как раз, похоже, никто ничего и не предлагал.

— И что это такое вчера было? — задумчиво спросил старец, улыбаясь хитрыми глазами и открывая коробочку. В ней и правда блестели лимонно-желтые продолговатые леденцы.

— М-м-м... небольшая ошибка в экспериментальном рецепте, не более того. Хотелось порадовать детишек, но, видать, переборщил... с экспериментами. А что, весело получилось? — Не-Алва глотнул вина.

— О, не то слово, как весело, — подмигнул ему старец, — я такого веселья не видел со времени вашего выпуска, когда, помнишь, наша веселая четверка решила поразвлечься напоследок?

— Еще бы мне не помнить, — ухмыльнулся не-Алва, — я, можно сказать, двадцать лет ждал, чтобы повторить эту шалость. И вот дождался.

— Ты всегда умел ждать, мой мальчик...

На всем протяжении этой занимательной беседы Ричард, который внезапно осознал, что никому нет до него абсолютно никакого дела, медленно и неторопливо пятился к входной двери. У него нестерпимо засвербело и зачесалось в той точке человеческого организма, которая толкает людей навстречу приключениям или проблемам. А плюс к тому еще проснулось это странное необъяснимое желание поддаться порыву и жить сиюминутно и "как пойдет", которое пробуждалось в нем иногда и заставляло идти наперекор логике и здравому смыслу. Просто потому, что он чувствовал, что "так надо".

Вот и сейчас под влиянием этого желания Окделлу снова нестерпимо захотелось нарушить очередную данную эру Рокэ клятву, но только на этот раз у него было веское на то основание.

"Он первый начал!" — обиженно зудел внутренний голос и тянул Ричарда к входной двери подальше от монсеньора.

— Он первый начал, — еле слышно прошептал Ричард, что есть сил толкнул тяжелую дверь и вылетел в полутемный коридор. Дверь захлопнулась, Окделл вздохнул поглубже и побежал прочь, не особо задумываясь куда, лишь бы подальше от не-Алвы и его приятеля-выходца.

В оставленной им комнате двое сидящих в креслах мужчин обернулись на звук захлопнувшейся двери, потом посмотрели друг на друга и первый, тот, кто был в этом мире профессором Снейпом, оскалился в зловещей ухмылке и сказал второму:

— По моему, он зря это сделал.

— Абсолютно с вами согласен, мой мальчик, — ответил ему профессор Дамблдор и сунул в рот еще один леденец.

* * *

Ричард бежал по коридору и чувствовал себя свободным. Секунд десять.

Потом он завернул за угол и ему пришлось резко тормозить, потому что он нос к носу столкнулся с группой подростков, одетых в такие же черные хламиды, что и выходцы. Отличие было разве что в торчащей подкладке красного цвета, нелепых полосатых повязках на шее и каких-то нашивок на груди, таких же красно-желтых, как и повязки.

Несколько секунд Окделл и подростки рассматривали друг друга, после чего один из них — некрасивый, нескладный и рыжий громко спросил у какой-то девчонки:

— Этот, что ли?

Девочка, кудрявая и растрепанная, опустила в пол заплаканные глаза и молча кивнула головой.

— Ну, держись, урод, — с чувством сказал этот рыжий, неуклюже махнул длинной рукой, призывая за собой своих товарищей, и продолжил: — Сейчас ты нам за все ответишь.

— Рон! — взвизгнула кудрявая. — Сначала надо во всем разобраться! Может он ни в чем не виноват!

— Ты что, его защищаешь? — обернулся к ней тот, кого назвали Роном. — Ты же сама слышала, как он признался! И ты сама вчера рыдала пол вечера, убить его грозилась, а теперь что?

— Ну, — девчонка потупилась на секунду, сильно покраснела и быстро продолжила: — Если бы он был виноват, то директор бы его не отпустил! А раз его отпустили, значит, он здесь не при чем! Я вообще уверена, что это все Снейп!

— Пф-ф-ф, еще бы не отпустили, — услышал Ричард свой холодный и надменный голос как будто со стороны. — Да я сам от них ушел! Всякие твари закатные мне не указ, я Повелитель Скал, в конце концов, а не мальчик для битья.

— Ты кого тварью назвал! — выпучил глаза рыжий и полез в карман хламиды правой рукой. — Да я тебе сейчас точно покажу, где раки зимуют и меня никто не остановит!

— Рон, не смей! — опять взвизгнула кудрявая и кинулась на рыжего как кошка. Увы, но Ричард никак не успел отреагировать или подготовиться к возможному нападению, потому что в следующую секунду он уже опять висел в воздухе, точно как полчаса назад. Разве что конечности его не утратили свою подвижность и сейчас нелепо и жалко молотили по воздуху.

— Отпусти его! — кудрявая девчонка пыталась дотянуться до рыжего Рона, но ее удерживал какой-то черноволосый парень с круглыми стекляшками на глазах и у нее ничего не получалось.

— Ты что, влюбилась в него, что ли? — издевательски проорал рыжий, крутанул палочкой, которую он держал в руке, и Ричард почувствовал, что он начал вращаться вокруг своей оси. Вся толпа как по команде стала хохотать и улюлюкать, его кудрявая защитница лила слезы, рыжий парень смеялся громче всех, а мир вокруг вращался все быстрее.

Как ни странно, но именно эта невообразимая свистопляска привела Окделла в чувство. Он ужасно разозлился на каких-то малолетних выскочек, которых сначала надо было бы воспитать, а уже потом давать в руки палочки как у не-Алвы. Ах, если бы у него была его шпага...

— И это у вас называется честный поединок?! — проорал он в крутящую вокруг него вселенную. — Да вы не имеете ни малейшего представления о чести. Сударь!

— Что он сказал? — донесся до него голос рыжего как будто издалека. — Он обозвал меня бесчестным?

— Да ты такой и есть! — взвизгнула девчонка. — Ты напал на безоружного! Я разочарована в тебе, Рон Уизли! И больше не желаю иметь с тобой никаких дел! Отпусти меня, Гарри! Ты такой же как он! Вы все тут одинаковые и ничем не лучше Малфоя с его приспешниками!

— Гермиона, да ты чего, — внезапно скис рыжий, и Ричард почувствовал, что вращение его замедлилось, а сам он неотвратимо и быстро приближается к земле. Упал он неловко, но сразу вскочил и принял стойку, угрожающе поглядывая на врагов.

— Вот же вляпался, — процедил он сквозь зубы. — Будто мне мало было неприятностей в последние сутки. Карваль с товарищами, камни эти сумасшедшие, Алва весь больной, будто его ызарги покусали, выходцы в камине, а теперь еще и шайка малолетних бандитов. Да мы таким в Лаик темную устраивали!

— О чем он вообще? — как-то подавлено переспросил Рон и повернулся к кудрявой девчонке. — Гермиона, ты что, серьезно считаешь, что я себя веду как Малфой?

— Да! — кудрявая Гермиона не отвела насупленный взгляд от рыжего и веско припечатала: — Только Малфой нападает на безоружного и смеется на ним, потому что он трус и боится честного поединка. Ты ведешь себя бесчестно, а еще гриффиндорец!

— Я не бесчестный! — возопил рыжий и дернул за рукав парня в странных стекляшках. — Гарри, скажи ей, мы не бесчестные!

— Ну, мы, да... типо того, — его приятель смутился и опустил глаза. — Мы были не правы, надо было разобраться.

— Да нечего тут разбираться! — вдруг завопил кто-то и сквозь толпу вперед пробралась еще одна девочка со светлыми длинными волосами. — Бесчестные? Совестливые? А как надо мной вчера смеяться начали, так про совесть не думали? А мне все равно, хоть с Малфоем сравните, хоть с Пожирателями, мне все равно! У-у-у, вражина...

Девчонка сузила голубые глаза, замахнулась палочкой и бросилась к Ричарду. Она успела ударить его несколько раз, прежде чем он понял, что эта угроза, в отличии от предыдущих, реальная и настоящая. Поэтому Окделл развернулся и бросился прочь, а за ним, улюлюкая и крича побежала эта беловолосая и увлекаемая ею толпа.

На месте остались стоять растерянная Гермиона и обескураженные Рон и Гарри.

— Ну, Лаванда дает, — с восхищением выдал Рон и цокнул языком.

Гермиона фыркнула, рассерженно сложила руки на груди и, резко развернувшись на каблуках, ушла по коридору в другую сторону.

* * *

"Это безумие, это просто безумие!"

Ричард несся по коридору к спасительной двери, молясь Четверым, чтобы не-Алва со своим профессором-выходцем оказались на месте. Дверь поддалась легко и распахнулась от первого же толчка. Окделл ввалился в комнату монсеньора, рванул дверь обратно и навалился на нее всем телом, готовясь к обороне.

Из-за спинок кресел выглянули две головы и посмотрели на него долгим взглядом. Потом они переглянулись, и та, что принадлежала не-Алве, сказала:

— По моему, он довольно быстро обернулся.

— Даже быстрее, чем я рассчитывал, — согласно кивнула ему голова выходца и опять взглянула на Ричарда. — Проходите, юноша, не стесняйтесь. Что ж вы у порога-то остановились?

— Так там... эти... ваши... — выдохнул Ричард и осторожно отлип от двери.

Шум в коридоре затих, вслед за ним никто не ломился, в дверь не стучали, поэтому он несмело проследовал в комнату и уселся напротив старца и монсеньора на одинокий стул у заставленного бутылками столика.

— Похоже, ему не понравилась встреча с гриффиндорцами, как вы думаете? — Длиннобородый выходец добродушно улыбнулся ему и скосил глаза на не-Алву.

— Уверяю вас, директор, мне встречи с гриффиндорцами тоже не доставляют никакого удовольствия, так что юноша не одинок в этом своем мнении. — Монсеньор глотнул вина и внимательно оглядел Окделла. — А вам, юноша, я так погляжу, по нраву роль нарушителя клятв и обещаний.

Ричард покраснел, внезапный порыв у него прошел бесследно и сейчас ему стало мучительно стыдно и даже немного страшно. И чем дольше монсеньор молчал, тем меньше оставалось в нем стыда, и тем больше становилось в нем страха. Ричард прекрасно помнил тяжелое молчание своего эра и то, что обычно за ним следовало, и сейчас по спине у него снова пробежал морозец. А не-Алва, будто не замечая этого, неуловимо взмахнул своей палочкой и подвинул к краю стола бокал Ричарда, до краев наполненный вином.

— Не хотите ли вина?

Ричард взглянул на бокал и побледнел как полотно. "Отравит, как есть отравит", — пришла ему в голову шальная мысль, и память будто в доказательство живо подкинула ему вереницу картинок: эра Штанцлера, перстень, из которого он сам вытряхивал в бокал монсеньора нехороший порошок и эра Рокэ, пришедшего отравить своего отравителя к нему в дом.

— Ну, что же вы, пейте... пейте... — улыбнулся монсеньор одними губами, и придвинул бокал еще ближе к краю стола. — Пейте, юноша...

И тут Ричарда сорвало.

Он вскочил с места, заметался по комнате, как загнанный заяц, рванул было к двери, но вовремя вспомнил блондинку с ее твердыми кулачками, подскочил к камину, но понял, что в него ему не влезть, окон здесь вовсе не было, оставалась только кладовая, но дверь в нее не открывалась, хотя он дергал изо всех своих сил. И тогда Ричард в отчаянии забился в угол, прямо возле нее и тоненько завыл:

— Заберите меня отсюда, я домой хочу... Леворукий бы вас всех побрал с вашими детками и песцами, с камнями и то легче разговаривать... ы-ы-ы... Лучше к тварям изначальным, чем с этими крокодилами жить...

Словно в ответ на его молитвы дверь кладовой негромко щелкнула и бесшумно отошла в сторону. На порог шагнул высокий юноша в красно-черном одеянии, держащий правую ладонь на эфесе шпаги. Он был строен и зеленоглаз, длинные золотые волосы были небрежно откинуты на левое плечо, а на правом сидела пестрая кошка и щурила золотые ленивые глаза. Юноша оглядел всю комнату быстрым смешливым взглядом, прежде чем заметил сжавшегося в углу Ричарда. Тогда он небрежно привалился к дверному косяку, улыбнулся белозубо и обезоруживающе и насмешливо произнес:

— Окделл, и куда же ты запропастился? Я уже сутки тебя по всему лабиринту ищу, а ты от меня здесь прячешься.

— Леворукий меня побери, — тихо вздохнул Ричард и встал на ноги.

— И поберу, не сомневайся. Пошли, тебе домой пора.

Ричард несмело вошел в темную кладовку, зеленоглазый юноша отвесил небрежный поклон двум сидящим в креслах мужчинам, шагнул за Окделлом и дверь за ними тихо захлопнулась.

В образовавшейся тишине был слышен только треск дров в камине, да мяукающую под дверью комнаты миссис Норрис.

— Да, именно таким я его себе и представлял, — задумчиво сказал профессор Снейп, не сводя мрачного взгляда с кладовки. — Дано же некоторым...

— Мальчик мой, — подал голос директор, — надо радоваться, что в нашем мире абсолютное зло не выглядит столь привлекательным, как в мире этих бедных людей, вроде вашего подопечного.

— И то верно. Выпьем за это.

И Снейп с Дамблдором стукнулись бокалами.

* * *

Ричард выскочил из будуара в приемную, ничего не соображая, и едва не налетел на своего бывшего эра. Рокэ полулежал в том самом обитом бархатом кресле, где... Стоп, как он попал во дворец! Это что, опять морок? Или галлюцинации? Или новые происки изначальных тварей?

Юноша замер, не отрывая глаз от Алвы. Тот выглядел как прежде, все те же синие глаза, черные волосы, разве что кожа бледнее, чем обычно, но это такие мелочи.

— Эр Рокэ? — прошептал Ричард, и герцог медленно повернулся, в уголках его губ играла обычная усмешка, темная бровь знакомо приподнялась...

— Эр Рокэ! — завопил Окделл и бросился обнимать своего бывшего монсеньора. — Эр Рокэ, это же вы, скажите мне — это же вы?

— Юноша, если вы сейчас меня задушите, то я вам уже ничего не скажу. Какого черта, вы ведет себя как нашкодивший щенок? Разве так положено вести себя оруженосцу Первого Маршала?! — Рокэ повысил голос, и Ричард впал в приятное оцепенение.

— Я дома, Четверо, как же это хорошо... — забормотал он невнятно. — Самое худшее позади...

— Если сейчас вы не снимите с меня эти цепи, то все худшее для вас только начнется. Кстати, Катарина может прийти сюда в любой момент. Ей вряд ли понравится, что мы разговариваем.

— А она не придет... — испуганно шепнул Окделл.

— Почему? Откуда такие сведения?

— Ну... ну... а я ее убил...