Mellon (джен)

Король Лесных эльфов Трандуил медленно вышагивал во снежному покрову Лихолесья. На его голых плечах, покрытых только тонкой тканью туники, был накинут легкий летний плащ, вышитый серебром, узором цветов и листьев, которых ему так не хватало. Он был одет по-летнему, но внутри у него были только холод и тоска.

Босые ступни легко касались снега, тонким слоем покрывавшего тропинки, почти не оставляя следов. Он шел легко, невесомо, будто парил... Но в душе у него была тяжесть, грузом вины отягощающая плечи, в душе у него был холод, лед и неугасимый огонь печали. Ему не было холодно, он сам был холоден.

Трандуил медленно сошел с лесной тропинки в чащу леса. Легко коснулся ладонью заснеженной коры деревьев, прошелся длинными тонкими пальцами по веткам, которые сохранили в себе дух весны и обновления.

Несколько снежинок упали ему на плечо, на волосы, на ресницы. Трандуил аккуратно снял их с лица и невидящим взором посмотрел на свою бледную ладонь, в которой сиротливо лежали одинокие снежинки. Они не таяли — его руки были холодны.

Как был холоден тот вечер, который он сохранил в себе и который возвращался к нему каждую зиму. Эти длинные, темные вечера он проводил в одиночестве, забираясь глубоко в чащу и слушая голос холода, ночи и звезд. Которые сочувственно пели ему свою песню.

Он не слушал их, он знал, о чем они поют. Он слушал эту песню уже больше двух тысяч лет и выучил ее наизусть, каждую зиму, каждый холодный февраль, каждый холодный день и каждую ночь февраля.

А она не приходила, никогда. Он был так сильно зол на нее и также сильно скучал, и как же болело где-то там внутри, где должно быть сердце, где сейчас черная дыра, которая зарастала немного, когда он был с ней, здесь, в чаще, холодной ночью февраля...

Она не оставила ему ничего, даже слез не оставила, все стерла и ушла. Где она? В Благословенном Краю? Он не знал. Она как-будто была, а потом ее не стало. Даже Чертоги Мандоса не поют ей своих песен. Куда она ушла?

Теперь только звезды плачут о ней каждый февраль.

Она и душу его забрала и любовь. Ничего не оставила, все кануло в лету. Только сын, так похожий на него... Даже смотря на него, он видел себя, вот только его душа...

Маленькое сердечко его сына, его Зеленого Листочка — так она называла его, отчаянно бьющееся в поисках отцовской любви, и необъятная душа его — душа его матери. Она живет в нем. Такая добрая, прекрасная, чистая и такая недоступная...

За это, казалось бы, такое чудо — ведь она все-таки жила в его сыне, он... Боялся его? Боготворил? Ненавидел...?

Он не знал. Знал только одно, что глядя в его маленькие, лучистые, горящие жаждой жизни и света глаза, он увидит ее, глубину души его сына и ее.

Глаза его сына — это зеркало души Narbeleth.

* * *

Где его отец?

Сын Трандуила медленно, как завороженный, подходил к галерее, ведущей в покои его отца. Узкая дорожка, оплетенная аркой плюща и ветвей, через которые пробивается звездный и лунный свет, освещая галерею таинственным светом.

Он шел, виновато озираясь по сторонам — отец не любил, когда он появлялся в его покоях, он вообще не терпел, когда кто-нибудь даже приближался к этой, пожалуй самой красивой, галерее Западного крыла — личные покои Трандуила.

Но он не мог не прийти, не мог. Тревога поселилась в его сердце, ему было неспокойно и... холодно. Он не боялся зимы, он никогда не замерзал зимой, вот только... Каждый зимний вечер, каждый февраль, ему так хотелось, чтобы отец хоть раз взглянул на него, позвал по имени, хоть бы раз...

Каждый февраль дворец, лес, прекрасные зеленые поляны, дорожки, листья — все это будто умирало, затаивалось, и всегда падал снег. Постоянно, каждую минуту, каждую секунду, горькие, острые снежинки покрывали Лихолесье.

И ada... Его никогда не было рядом в эти дни, он никогда не приходил зимой в его покои. И он не понимал почему.

Леголас, в тонких, совсем не в зимних сапогах, тихо подкрадывался к двери в конце галерей.

В феврале, Западное крыло — самая холодная часть дворца и, когда дышишь, изо рта вырывается пар.

Ему было все равно, огорчится отец, разозлится — ему надо было его увидеть, только и всего. Больше ему не нужно, да он и не получит больше...

Леголас вдруг остановился и с ужасом уставился на дверь. Дыхание его прервалось и он у ужасе попятился назад, руками нащупывая хоть что-нибудь, за что можно было бы схватиться.

"Im lau groga... ava!" Леголас упорно пятился и не понимал, что с ним такое.

Он не боится, не боится, упорно повторял себе эльф. Но непонятный ужас, словно чьи-то злобные чары, сковывали движения и мешали соображать здраво.

Леголас прищурился и снова взглянул на дверь:

— Agar. — завороженно прошептал Леголас.

Он не выдержал и побежал вон из галереи.

* * *

Трандуил последний раз поднял лицо к звездам. Они озарили его лицо, которое в их свете стало еще бледнее и прекраснее. Он попрощался со звездой Хеллуин, которую так любила она.

Затем он медленно вернулся на одну из лихолесских тропинок и побрел ко дворцу.

Обратный путь не стал легче. Там, на поляне, он хотел оставить всю свою боль, но не смог и снова нес ее с собой. Но она стала как будто тяжелее, удушающая, она притягивала к земле и заставляла сутулиться, заставляла ноги передвигаться медленнее.

Трандуил подошел к еще одной развилке, остановился и посмотрел сквозь деревья: уже виднелась поляна перед главным мостом и воротами в дворец.

Эти каменные стены сдавливали, они помогали его ноше и давили его вниз, заставляя сломаться и пасть на колени.

Зимой его дворец ему опостылел. Но кое-кто в его покоях, быть может, еще жив...

Трандуил опять поднял лицо к звездам — они прощались с ним и пели ему последнюю на этот вечер песню. Завтра, когда он придет, они придумают новую.

Лесной король вздохнул и сжал складки плаща.

— Ada... — тихий, нерешительный голосок раздался невдалеке.

С Трандуила спало оцепенение и он механически повернул голову в сторону голоса. Глаза его застилал звездный свет и он ничего не видел.

— Папа?

Трандуил вдруг понял, что это его сын. Это его голос. С его глаз спала звездная пелена. Его сын вышел зимой один? Он с ним говорит?

Трандуил подумал, что за эту зиму сказал ему так мало слов, так редко его видел... Но это ведь так не выносимо — смотреть на Леголаса, а видеть ее.

Его мальчик, его Зеленый Лист, он выглядел, как семилетнее человеческое дитя, стоял посреди тропинки, он весь дрожал, его маленькие острые уши покраснели от холода. На нем был домашний, тонкий кафтан, легкие штаны и летние сапоги на мягкой подошве. Руки сжаты в маленькие кулачки, но в глазах страх. Его сын боялся его? Или боялся его гнева? А может он боится холода?

— Ion? — голос плохо подчинялся Трандуилу. Он так долго молчал, что не сказал, а больше прохрипел. Он так долго молчал, что не знал, что и как говорить сыну.

— Там... ada... — Леголас замялся, опустил глаза. — Там кровь, ada...

Леголас приготовился выслушать гневные обвинения. Он не только ходил в Западное крыло, но и потревожил размышления отца, вышел один из дворца, да еще и одетый так легко. Он не мог придумать оправдания, ему просто хотелось быть рядом с отцом. Он потому пренебрег запретом. А там это. Откуда там кровь?

Леголас не боялся крови, не боялся пауков и орков, он уже отлично стрелял из лука — не промахивался никогда, осталось овладеть кинжалом и мечом. Еще, во дворце говорили, что когда он пел, то рассеивалась грусть и печаль.

Но этот случай...

Трандуил не мог понять, что такое с Леголасом. Его Листочек стоял и дрожал, со страхом разглядывая его. Да, он потревожил его, вышел в такое опасное время из дворца в одиночестве... Но почему в его глазах страх и нет больше света?

Как же ему тяжело.

— Ion, — Трандуил подошел к мальчику, тот еще ниже опустил голову. — Ты замерз, ion. Идем.

Трандуил положил руку на маленькое плечо сына, развернул его и они пошли во дворец.

Он сказал слишком много слов, слишком. На большее его не хватило.

Его сын был в Западном крыле. Он ходил в его покои. И что? Это он так боялся ему сказать? Он так боится его?

Как он, Трандуил, мог допустить такое, что его единственный сын так его боится?

* * *

Они перешли мост, стражники бесшумно расступились и отворили ворота. Они были изумлены: это первый раз за месяц, когда отец и сын были рядом.

Трандуил слегка кивнул и ворота закрыли.

Леголас шел, как деревянный, шел медленно,прижимаясь к холодному плащу Трандуила. А тот так и не отпустил его плеча.

"Сейчас, сейчас он отошлет меня...", Леголас со страхом ждал, когда отец заговорит. Его сильные руки сильно сжимали плечо, но Леголас был готов стерпеть еще большую боль, лишь бы Трандуил был рядом дольше.

Они дошли до Центрального моста во дворце, внизу шумела река.

Дворец встретил их умиротворением, теплым светом, и многоголосьем хорового пения.

Они прошли Центральный мост. От него расходились дорожки: вперед — в главные приемные залы, тронный зал, Сердце дворца и прочие помещения, налево — Западное крыло, библиотеки и хранилища старинных свитков и фолиантов — личные хранилища Трандуила, направо — жилые помещения, хозяйственные комнаты, кухни, обеденная зала, по обе стороны от входа во дворец расходились дороги к оружейням и конюшням, тренировочным залам, много дорожек поднимались вверх — там находились самые красивые залы: оранжереи, сады, смотровые площадки, комнаты отдыха и наблюдений, несколько жилых помещений, покои Леголаса, внизу в подземельях — кузни, хранилища провизии, винные погреба, мастерские ювелиров и других мастеров, там же спускали вино и другие товары в Эсгарот.

Трандуил повернул направо, они прошли несколько залов, все, кто встречался им по пути, легким поклоном провожали их. Их король Трандуил был вместе с сыном — они были удивлены и рады одновременно, с Трандуила спало оцепенение!

Леголас с трепетом ждаль, что будет дальше. Вдруг Трандуил остановился, повернулся к Леголасу, приблизил свое лицо к нему.

— Прости меня, ion, — Трандул попытался сказать эти слова так нежно и искренне, как только мог. Леголас поднял к нему свой взгляд: в глазах его снова лучился свет. — Ступай.

Взгляд его сына погас.

Трандуил не мог этого больше терпеть, развернулся и пошел в самую холодную часть дворца — Западное крыло. Там он поделится теплом с одним невинным существом, а холодом — с памятью и воспоминаниями.

* * *

Трандуил смотрел на тоненькую алую полоску под дверью в его покои.

Он слегка толкнул дверь, за ней что-то пискнуло, он отворил дверь сильнее — пискнуло громче.

Трандуил вошел в свои комнаты и опустил взгляд вниз.

У его ног лежал олененок, под ним растеклась маленькая лужица крови.

Трандуил наклонился и коснулся головы детеныша. Тот жалобно заскулил и потянулся к руке Трандуила. "Зачем ты тянешься ко льду, глупое ты существо?", губ Трандуила коснулась печальная улыбка и он снова погладил детеныша оленя.

Олененок был еще совсем менький: у него не было рогов, даже признаков на их рост, светлая шерстка, аккуратная мордочка, с слишком большими, карими, и проницательными глазами.

Он не мог встать — ноги его были ранены, а задние вообще перебиты.

Дорожка из капелек тянулась от кушетки, куда Трандуил положил его, после того, как нашел в лесу и принес во дворец, олененок вероятно упал и пытался ползти к двери.

Король вздохнул, зачем он это делает? Олень не сможет жить в лесу, потому что, когда он вырастет, его рога будут огромны и он не сможет передвигаться по лесу в принципе.

Это степное животное, которое живет в Диких землях к югу от леса, в степях и к западу от Лихолесья. Как он попал в чащу? Где его родители?

Судя по ранам — его загнали, он еле унес свои перебитые ноги.

Трандуил снова вздохнул и взял олененка на руки, детеныш дрожал, ему боло больно.

Трандуил прошел комнаты и вошел в другие — спальню, положил олененка на кровать. Он не знал, почему он это сделал. Олененок ведь запачкает его простыни.

Трандуил коснулся его ног и стал шептать наговоры, оплетать его своим теплом, вить вокруг него сети эльфийской магии.

Трандуил был наделен некоторой магией, чарами, которые подчинялись ему, особенно медицина.

Затем он разорвал простынь и завязал ноги у олененка, тот благодарно коснулся влажным носиком его руки и несколько раз лизнул.

Трандуил посмотрел на него печально. Он вспомнил своего сына: ему он должен отдавать тепло, а не этому детенышу, которого прикончили бы пауки, если бы не он.

Леголас нуждается в нем. Он знал это, видел это каждый раз, когда смотрел в глаза сына. Но ничего не мог с собой поделать. Он будто избегал Леголаса — боль от потери Narbeleth была слишком свежа, и сердце кровоточило каждый раз, когда он смотрел в глаза сына — будто видел ее призрак.

Горькие слезы подкатили к глазам, Трандуил отвернулся от оленя, который свернулся клубочком, и стыдливо прикрыл мокрые от слез глаза рукой.

Когда никто не видит, можно не сдерживаться, можно отпустить на волю свою слабость, снять повязки с кровоточащей раны души и дать крови хлынуть из него потоком.

Трандуил отнял руку от глаз и взглянул на пальцы: маленькие алые капельки крови украшали его ладонь.

Он встал и подошел к резному зеркалу: лицо его, еще более бледное, покрывали тонкие алые дорожки слез. Боль его выходила так мучительно, так горько.

Трандуил резко опустился на пол и спрятал свое кровавое лицо в ладонях.

* * *

Леголас целый вечер околачивался около заветного Западного крыла. Жгучий интерес, печаль и отец, который так и ни разу не вышел из своих покоев, заставляли его караулить покои Трандуила.

Он сидел в углу, где никто не мог видеть его и чинил стрелы, поправлял хвостовик и исправлял оперение. Работа полностью захватила его, но чуть слышался шорох или шаги, как Леголас вскидывал голову и напряженно всматривался в коридор, но это был или стражник или кто-то другой. Леголас удрученно опускал голову и опять увлекался стрелами.

К вечеру, когда со стрелами было покончено, Леголас кинул тоскливый взгляд в сторону покоев Трандуила: ну где же он? Что с ним? Он не решался зайти в Западное крыло.

Леголас поплелся в библиотеку — заниматься, пока его не нашел Галион и не стал укорять "принца" за отлынивание от учебы. Он раскатал свитки, достал книги, нашел нужную страницу и сел переписывать примеры из истрии дома Нолдор — эльф должен знать истории всех эльфийский домов, должен знать все языки и эльфийские диалекты. Леголас скрипнул зубами и принялся старательно выводить руны и даты.

Внизу послышались звуки лютни и арфы, эльфы собрались на вечер и поют старые легенды и сказания. Сейчас там много собралось народу, весело и жарко, там сейчас Галион. Леголас вздохнул и снова принялся за работу.

Когда он закончил, был уже глубокий вечер. Он оставил все на столе как есть и отправился в свой угол взять стрелы, которые опрометчиво оставил там.

Но их в углу не оказалось. Леголас нахмурился.

— Hen? — знакомый голос раздался откуда-то сбоку. Леголас радостно развернулся в предвкушении — он дождался! — и правда, в боковом коредоре, по которому можно попасть в подземелья, стоял Трандуил, в руке у него была уздечка. Веки его были тяжелы и покраснели.

— Пойдем, Laegolas, — мягко сказал Трандуил, снова положил руку на плечо сына, Леголас радостно схватил его за руку. Трандуил направился в свои покои и легонько подтолкнул начинающего сомневаться сына.

* * *

— Кто это? — Леголас не в первый раз видел оленя — лесного оленя — но этот олень, не лесной.

— Большерогий, благородный степной олень, — Трандуил стоял у маленького пруда, пока Леголас заинтересованно наблюдал за проснувшимся олененком. Тот моргал глазами, вертел головой и выглядел вполне довольным жизнью. Только забинтованые ноги показывали, что он ранен.

Леголас успокоился. Он неосознано боялся, что это кровь отца, что он... Леголас замотал головой и нахмурился. Как об был рад видеть живого, хоть и как окаменевшего отца, ada был словно неживой, отрешенный.

Леголас огляделся. Покои отца мало изменились с тех пор, как он был тут последний раз. Казалось, это было так давно. Леголас был тогла совсем маленький, и хоть Трандуил так же не улыбался, но он был более живой, чем сейчас.

— Ada-nin?

— Ммм? — Трандуил обернулся. Леголас повнимательнее посмотрел в его глаза: светно-голубые, светящиеся, как звезды, взгляд ласково-изучающий, но одновременно тяжелый, нополненный печалью. Красные припухлости век пропали.

— У него есть имя?

— Bell, — Леголас непроизвольно хихикнул, это "сильное" имя больше походило на шутку, если посмотреть на этого маленьго, слабого детеныша. Трандуил тоже улыбнулся и присел на краешек кровати. Он опустил руку на макушку сына, Леголас поднял голову, и Трандуил поцеловал его в лоб.

* * *

Было уже ранее утро, солнце тонкими лучами пробивалось в комнаты Трандуила, а Леголас зевал и клевал носом. Бессонная, полная волнений ночь, утомила его.

Он был так счатлив — эти насколько часов, нежных и ласковых, проведенных с отцом, стали самыми счастливыми за последнее время. Он так ждал его, так мечтал и надеялся! Он так тосковал, тосковал и думал, что отец его не любит, что он потерян для него.

Его отец улыбался и не отводил взгляд, как делал недавно. Он все еще видел Narbeleth в нем, но вино, раздумья и глаща его сына, заставили его не избегать взгляда Леголаса. Он был такой слабый, Трандуил стыдился этого.

Эти минуты нежности сблизили их, спокойствие и умиротворение объединяло их. Трандуил подумал, что он никогда еще не проводил так время с сыном: много лет назад он был просто мал, потом она ушла и сын стал потерян для него. "Как же тяжело будет вернуться к нему", подумал Трандуил, "О, Narbeleth, я не покину тебя, я не смогу тебя оставить, но Леголас... я буду с ним, я не оставлю его."

Леголас не заметил, как заснул. Ему снился свет, отец и Bell.

Narbeleth(синд.) — Февраль.

ada(синд.) — папа, мягкий вариант от adar(синд.) — отец.

Im lau groga... ava(синд.) — Я не боюсь... не хочу.

Agar(синд.) — кровь.

Ion(синд.) — сын.

Hen(синд.) — ребенок.

Bell(синд.) — сильный.