Весна (джен)

Леголас поднял лицо к небу и мгновенно почувствовал, как звезды и луна обнимают его, греют своим светом, словно целуют. Он дождался, дождался еще одной весны.

Леголас счастливо улыбнулся и протянул руки к звездам. Улыбка его стала шире.

"Echuir". Нет ничего прекраснее, чем встречать первые весенние звезды вот так — на воздухе, на свободе, когда не мерзнешь и не боишься. Когда тепло окутывает тебя своей лаской, и ты радуешься вместе с ним. Это как встретить старого друга, по которому так скучал.

Леголас любил весну, обожал, и когда зима уходила, когда возвращалось цветение, солнце, зелень и обновление, то не было эльфа счастливее него.

Природа оживала, начинала вдыхать полной грудью, Леголас даже слышал ее радостное пение о желанном возвращении к жизни. Он даже иногда подпевал ей.

И пусть никто не слышит, не понимает слов, как поет весна, зато все с благоговением слушают, как он, Леголас, приветствует ее.

Его волосы всполошил небольшой ветерок.

— Suilad! — Леголас мелодично пропел приветствие и ветер ответил ему, Леголас хихикнул, легко откинулся на ствол дерева и оживленно замотал ногами в воздухе.

Нет ничего прекраснее весеннего ветра. Нет ничего чудеснее, чем вот так осязать его, чувствовать его теплые объятия. Хочется подставить ему лицо и долго-долго смеяться, а может, побежать с ним вместе, петь ему песни...

Зимой ветер был ожесточенный, злой и колючий, даже во дворце. Обожал заставлять Леголаса дрожать, покрываться "гусиной кожей" и мечтать о весне и солнце. А сейчас, он как добрый друг — Леголас улыбнулся снова.

Его не заботило, что его могут искать: Галион может проведать его или, быть может... К нему зайдет отец? Леголас тихо лелеял свои мысли о нем.

И пускай отца не обрадует такая вылазка из дворца, пусть и не такого "мертвого", как зимой, но он, вероятно, будет недоволен. И пусть. Лишь бы он зашел, лишь бы снова, как раньше.

Улыбка Леголаса немного сникла и тут же сменилась печально-мечтательным выражением: зато Трандуил словно "оттаял", его взгляд, который он почти не отводит от его, Леголаса, глаз, теперь не такой каменный, а волосы не серые, а золотистые. Его отец тоже, как и весна, начал дышать полной грудью.

И в венце его нет больше цветов снежноцветника и инея, нет больше голых, обледенелых ветвей и серебряных вставок, от которых только и веяло, что холодом и тоской.

У отца теперь будет новый венец: завтра, в первый день весны, на его венце появится золото, зеленеющие ветви с маленькими почками, символизирующими начало жизни и обновление, в его венце будут прелестные цветы галантуса — самые первые, что начинают бороться с снежным покровом.

Леголас, как только распустятся почки, тоже совьет себе венец. Он даже немного надеялся, что отец поможет ему и они сделают это вместе... Но если вспомнить, то их с отцом "ритуал" встречи весны можно было пересчитать по пальцам одной руки. Леголас мечтал, чтобы они гуляли по цветущему Лихолесью, он так хотел, чтобы отец сплел ему венок...

Теперь Трандуил почти поселился в оранжереях или в Сердце дворца — и хотя Леголас там не был никогда, он даже не знал, где оно находится, знал лишь примерное направление.

Но это было одно из самых чистых, светлых и прекрасных мест во дворце. Но отец всегда, когда возвращался оттуда, был невероятно печален, но глаза его были светлы.

Леголас был так этому рад и так счастлив, что даже не находил слов, чтоб описать свои эмоции. Он только грустил, что отец все равно к нему не заходит, но говорит чаще, хотя и со строгостью, но взглядом тут же за это извиняясь, и с какой-то светлой грустью. Он и понимал его и, одновременно, совсем не понимал. От этого сердце наполнялось грустью.

* * *

Трандуил наклонился к земле, в некоторых местах все еще покрытой небольшими сугробами. Снег был грязный, помятый, неприятный. Прелая листва торчала из-под него, сугробы, листву, огибали прозрачные ручьи, начинающая пробиваться зеленая трава.

По всей земле, куда доставал взгляд, начинали цвести галантусы. Самый прекрасный цветок ранней весны.

Трандуил пощупал свой зимний венец: холод серебряных витиеватых украшений, ледяной иней. Все, что он хранил в себе всю долгую зиму. Пару часов и, может быть, тогда станет легче?

Он опустился на колени, аккуратно провел по лепесткам галантуса, несколько росинок упали ему на пальцы. Приятный холодок. Лепестки мягкие, нежные — весенние.

Эта ночь, ночь встречи, нежности, приветствие ветра, начала обновления.

Еще несколько часов и у него будет другой венец: ничего особенного, но он был рад снять с себя зимний лед и холод. Это всего лишь традиция, он владыка лесных эльфов, они будут смотреть на него...

Он вспомнил, что были времена, когда венцы и разнообразные венки из цветов и зелени, они делали вместе с Леголасом. Сейчас он ни за что бы не смог жить так, как раньше. Раньше он знал свое место, свой долг, все было... стабильно, а теперь, он словно потерялся, не знал, как выбраться из трясины волнений и тяжелых воспоминаний.

"Ion-nin..." Он еще такой ребенок, столько всего для него скрыто в загадках, лжи и притворстве. Как же трудно смотреть на него, как трудно смотреть в его глаза, такие знакомые, светлые и любимые. Трандуил до боли в груди боялся, что, посмотрев в них в следующий раз, он не увидит там Nerbeleth, не увидит свет... Он боялся, что когда Леголас смотрит в его глаза, то он видит там тьму, это сводило с ума. Заставляло отдаляться, прятаться, как трусу, когда как Леголас так отчаянно рвался к нему.

В такие минуты Трандуил ненавидел себя.

Трандуил встал с колен, оглянулся и снова поднял лицо к звездам. Они смеялись над его трусостью и глупостью. Они видели все, все понимали и смеялись над ним. Безжалостные.

Трандуил вздохнул и стащил с себя корону. Покрутил в руках и сорвал с нее цветы снежноцветника, потрогал иней и там, где он касался, иней таял.

Как странно, подумал он, взглянув на свои руки. Теплые...

Он снова поднял глаза к звездам.

— Зиме пришел конец и я... — говорить было трудно, какая-то горечь подступала к горлу. Он чувствовал себя дураком, говоря со звездами, а те только насмехались над ним. — ... попробую снова, жить.

Врешь, подумал он, всем врешь и себе в том числе, ты пропитался ложью и обманами насквозь. И Леголасу врешь...

Трандуил не мог найти в себе сил. Какой же он слабый.

— Laegolas. — голос сорвался на хрип. Леголас так тянулся к нему, так нуждался в нем, а он... Его никогда не было рядом в нужные минуты, он не умел находить нужных слов. Их умела находить только она. Трандуил никогда не умел говорить с сыном правильно, она всегда смеялась над ним, а он чувствовал себя дураком, любящим их обоих дураком.

* * *

— Тaur, — эльф почтительно склонил голову, Трандуил едва заметно кивнул и ускорил шаг.

Все, кто встречались ему на пути, кивали, кланялись или просто приветствовали.

Мягкие, умиротворенные улыбки, смех и счастливые лица. Они все отмечали отсутствие серебряной короны и радовались этому, ведь весна действительно пришла.

Дворец суетился и оживал, эльфов и эльфиек как будто стало больше, маленькие эльфы счастливо носились по коридорам, смеялись, рассказывали друг другу последние новости и истории, провожаемые немного строгими и одновременно умиленными улыбками родителей.

Дворец пробуждался и жил своей жизнью: пели песни, эльфы занимались работой, которой за зиму накопилось очень много, в кузнях стало еще жарче, а в погребах обновлялись склады с продовольствием и пахло вином, украшали и без того роскошные коридоры, залы и сады.

Готовился большой праздник Gwaloth, но Трандуилу было не до пиров.

Как только он вышел из леса и вошел во дворец — радость куда-то подевалась. Будто все тут было пропитано грустью, хотя всюду царил свет, тепло и хор эльфийского пения.

Трандуил прислушался — прекрасные голоса, ликующие, полные жизни и надежды.

Они пели о приходе жизни, цветения, зеленой листвы, о зарождении жизни. Красиво. Высокие и нежные голоса, высокие, тонкие ноты. Музыка, лютни и арфы.

От этого хора все тело покрывалось "гусиной кожей", появлялось чувство какого-то восторга, трепета.

Трандуил улыбнулся — он так боялся и одновременно торопился, чтобы повидать сына, хотя сейчас была глубокая ночь. Но что ночь, что день. Эльфы слишком много светлых ночей потеряли зимой, а теперь пришло время песен и жизни.

Он задумался, остановился и тут же в его грудь впечатались две рыжие головы. От неожиданности он охнул и отошел назад. Перед ним стояли две совершенно одинаковые девочки-эльфийки, они были еще совсем малышки. Большие зеленые глаза, распахнытые в одивлении и испуге, пухлые детские щечки, наивно приоткрытые рты. И огромная, густая копна огненно рыжих волос.

Это была такая редкость среди эльфов — рождение двойни, поэтому таких детей всегда берегли, как зеницу ока.

Трандуил вспомнил о случайно сорванном цветке, который он неосознанно положил в карман. Он вытащил цветок галантуса — жаль, что у него был только один — и протянул его одной из девочек. Она тут же покрылась ярким румянцем и нерешительно взяла цветок, и тут же прижала его к груди, одновременно смотря на Трандуила с восхищением и детской непосредственностью.

Трандуил тут же развернулся, легко коснувшись макушки другой девочки, которой цветка не досталось, и продолжил путь в сады. До него донеслось радостное лепетание девочки.

— Тауриэль, какой он красивый!

— Это был сам Владыка!

— ... Какой у него взгляд...

— ... Я так испугалась...

— Там весна, Тауриэль!

Он повернул к центральному мосту, прошел парадные залы, поднялся на уровень повыше, вошел в сады и оранжереи, прошел мимо, по ходу легко касаясь листьев, деревьев, цветов — а те, в свою очередь, будто тянулись к нему. Он обошел по кругу большой пруд, но вдруг остановился и взглянул на свое отражение.

Кафтан, вышитый серебряными узорами, алая мантия с вышивкой из листьев и цветов, кровавой лужей растекалась по водной глади. Особенно выделялось его бледное лицо и светящиеся в сиянии луны волосы. Они свободно падали на плечи, не сдерживаемые ни короной, которую Трандуил оставил в лесу, ни другими венцами и украшениями. А глаза...

Трандуил резко отшатнулся от пруда и быстрым шагом преодолел еще несколько коридоров.

И что? Глаза, ничего не выражающие, напугали его самого. Его взгляд, такой "мертвый"... Как он будет смотреть на Леголаса?

Трандуил свернул в боковой коридор и в нерешительности встал перед дверью в комнаты Леголаса.

А что он там забыл? Его сын спит. Трандуил хотел было повернуть назад, но... Он так долго не мог решиться, так что же теперь поворачивать, когда почти решил?

Трандуил коснулся ручки двери и с силой потянул ее на себя.

Как же он давно здесь не был.

В комнате его сына не изменилось ничего. Как будто он только недавно положил вон ту книгу на маленький столик, а вон тот кинжал повесил на стену, а на том пушистом ковре они вместе с Леголасом сидели и долго-долго разговаривали, а вон в том кресле он сидел, когда рассказывал Леголасу сказки или просто смотрел, как его сын спит. Казалось, что это было вчера...

Он подошел к кровати: мятая, покрывало свисает, подушки всклокочены, простыни тоже мятые, свезенные.

Так выглядела постель Трандуила, когда ему самому снились кошмары. Что снилось его сыну? Не кошмар ли поднял его сына с постели ночью?

Трандуил надеялся, что это был не кошмар, что Легрлас, как и другие эльфы, всего лишь не может спать из-за прихода весны, всеобщего ликования и приятного волнения.

Но тем не менее вгруди поселилась какая-то тревога.

Трандуил подошел ближе и коснулся подушки — холодная.

Он скосил взгляд на тумбочку рядом с кроватью: книга, несколько веток с почками в стакане с водой — губ Трандуила коснулась улыбка — и маленький, усыпанный изумрудами, резной кинжал.

Он помнил его, ведь он сам подарил его Леголасу. Неужели он так памятен для него? Он так хранит его?

Трандуил провел по изумрудам рукой, очерчивая узоры. Он помнил, как сам получил его.

* * *

— Brannon? — Трандуил склонил голову ниже и слегка поклонился — было что-то забавное и таинственное в том, что она его не видела, он внимательнее вгляделся во мрак ночи, вон она, на поляне, эльфийка кивнула и стала вглядываться в листву пристальнее.

* * *

Трандуил вдруг моргнул — что-то словно выплюнуло его из его собственных воспоминаний — и посмотрел на кинжал. В груди защемило, Трандуил прижал ладонь к тому месту, где должно быть сердце: глухие, сбивающиеся, как у старика, удары, надо же, все таки бьется.

А он наивно полагал, что оно остановилось, когда Narbeleth пропала. Сентиментальный дурак.

Злой сам на себя, Трандуил чуть ли не с ненавистью оглядел комнату и вихрем вылетел в коридор. Почти бегом дошел до сада, там немного замедлился и взглянул на звезды.

Хватит с него воспоминаний на сегодня. Все равно от них не осталось ничего, кроме ран, из которых до сих пор потоком хлещет кровь, и ничего не осталось, кроме боли и всепоглощающего мрака пустоты.

Все равно ничего не вернешь, ничего не сделаешь. Оттуда, где сейчас Narbeleth, не возвращаются.

Пора оставить эти жалкие попытки верить, а такие же жалкие крупицы надежды спрятать в самые глубины и закоулки души.

Так будет лучше для всех.

Трандуил медленно подошел к пруду, присел на каменный бортик и со страхом взглянул на свое отражение.

Лицо хмурое, еще более бледное, меж бровей глубокая складка. Ничего особенного. Глупо бояться прошлого и того, что прошлое творит с будущем. Он как глупое дитя, которое ничего не смыслит и боится... так много.

Трандуил попробовал улыбнуться краешком губ тому, другому Трандуилу в отражении, но ничего не вышло. Только жалкая, искаженная волнами гримасса.

Да, так и есть — все его настоящее самая настоящая пародия и гримасса.

Трандуил наклонился ближе к водной глади: ведь не может же быть такого, в его жизни есть свет — его сын, чувства, которые он хранил все эти годы, должно остаться хоть что-то...

Он почти коснулся носом воды, как в глаз вдруг попал какой-то блик, что Трандуил от неожиданности и неприятной рези в глазу чуть не свалился в пруд.

Что там такое?

Шорох, треснула ветка. Трандуил поднял голову к ветвям деревьев и вгляделся в листву.

Тут же появилось непреодолимое желание хмыкнуть — в самой гуще кроны, под куполом неба, на самых толстых ветвях сидел его сын, зачарованно всматриваясь в небо, оживленно болтая ногами в воздухе.

Звездный свет отражался от фарфоровой кожи Леголаса, заставляя ее сиять, глаза — его прекрасные светлые глаза — блестели и были широко раскрыты. Волосы были заколоты заколкой, той самой изумрудной заколкой в серебрянной оправе.

Трандуил на секунду впал в ступор, он залюбовался на застывшего, зачарованного сына. На лице Леголаса была самая очаровательная в мире смесь удивления и восхищения.

Потом Транлуил улыбнулся — на этот раз улыбка вышла сама собой, вот так просто, без мучений.

Какое-то веселье захватило его и Трандуил, легко скинул плащ, сапоги и босиком подошел к дереву. Земля и камни приятной прохладой и давно забытыми ощущениями отдавались в ступнях, Трандуил почти забыл, как же это приятно, так чувствовать землю.

Он легко подтянулся на ветвях, перебрался выше: он забыл, что он король лесных эльфов Лихолесья, забыл о своей особе, о том, что он одет не для лазанья по деревьям... Сейчас значение имел только его сын, который ничего не заметил, поглощенный звездным светом.

Он тихо — только бы не спугнуть это очарование — подошел сзади к Леголасу, и положил руку на его плечо.

Леголас охнул, вздрогнул от испуга и как-то весь сжался и втянул шею в плечи. Трандуилу это показалось забавным.

Леголас медленно повернул голову и на его лице отразилась целая гамма эмоций: испуг, радость, удивление, озадаченность, снова радость, шок и снова радость.

— Ada? - Трандуил вспомнил свое отражение в воде и попытался улыбнуться нормально, если это, конечно, возможно.

Леголас засиял, но тут же сник.

Что с ним? Только что не было глаз ярче, а теперь в них тень сомнения и печаль. Что его тревожит и о чем он думает?

Нет, Трандуил никогдда не научится его понимать, как это делала она. Но он может попытаться приблизиться к нему, сократить пропасть, которую он сам создал, сломав все мосты, и, быть может, они вместе построят новый мост и он будет крепче...

— Laegolas? — Трандуил вопросительно взглянул на сына. Леголас неопределенно пожал плечами, Трандуил вздохнул и опустился на ветку рядом с ним.

Он посмотрел на звездное небо — прекрасно, ярко, легко и красиво.

— Adar-nin? - Трандуил не повернулся к нему, а только слегка склонил голову: свет слепил глаща и он не зотел прерывать это видение.

Что-то мягкое и теплое опустилось ему на колени. Трандуил с каким-то сожалением оторвал взгляд от звезд и посмотрел на колени, где теперь устрился его сын: взволнованные глаза смотрят на него, волосы разметались по его коленям, а заколка неприятно впилась в ногу.

Трандуил задохнулся. Он давно не испытывал ничего подобного, так это странно и нежно было сейчас. Такое хрупкое мгновение единения, золотой момент, Трандуил отчаяно хватался за него и не хотел отпускать. Такого не было с ним давно, не было такой нежности, еще большей любви и теплоты. Чувства, будто бы забытые, вернулись и стали ярче, полнее.

Леголас буквально впился в него взглядом.

Горло стали сжимать спазмы, а в глазах защипало, Трандуил испугался, что кровавые слезы напугают Леголаса и прикрыл глаза.

Послышался вздох.

— Почему ты грустишь, ada? — Трандуил с трудом раскрыл глаза и посмотрел на Леголаса. В них была такая боль и тоска, и свет, ее свет... Трандуил был готов сам разрыдаться, таким глупым он себя чувствовал.

Он не мог ответить на его вопрос, Леголас был слишком мал, чтобы понять и рассудить его. Хотя нет, он все понимает, Трандуил это видел. Может быть поэтому боялся.

Трандуил провел рукой по золотым волосам Леголаса, тот закрыл глаза и медленно выдохнул, Трандуил провел по волосам еще раз, нащупал заколку и расстегнул ее — волосы Легола полностью рассыпались и укрыли колени Трандуила золотым покрывалом.

Он поднес ее на свет, изумрудная заколка засверкала — тонкая, прекрасная в своей точности работа.

Он сжал ее в кулак так сильно, как только смог, чтобы не сломать ее, заколка больно впилась в ладонь. Трандуил зажмурился и сжал сильнее: он не знал зачем он так делает, он наверное хотел убрать боль, или выместить ее на памятной вещи. Она принадлежала ей.

Да, это память о ней убивает его, с каждым днем все туже затягивая петлю.

— Ты простишь меня? — слова вырвались сами, он не думал, а они вырвались. Он, наверное, этого боялся сейчас больше всего, что Леголас не простит его.

Леголас открыл глаза и между его тонкими бровями залегка складка. Он хмурился и с тревогой всматривался в лицо Трандуила.

— Что бы ты не сделал... — в голубых глазах Леголаса стояли слезы: зачем, почему он так говорит, будто извиняется или прощается со мной, думал он. Лишь бы он был рядом, лишь бы был, все, о чем прошу. — Папа?

Трандуил еще внимательнее вгляделся в глаза Леголаса: непонимание, вина, отчаяный поиск любви и поддержки — вот что там было. "Папа", когда он это слышал в последний раз? Как это звучит, это говорит его сын, и только ради этого слова стоит жить.

— Да?

— Сплетем венки? — Леголас смотрел на него с мольбой, а по щекам текли слезы, прозрачные, хрустальные и горькие. Трандуил ждал чего угодно, но не такого. Обвинений, недоверия, и прочего, но не этого. Это говорит, что он совсем не знает Леголаса и не понимает его.

Он тянется к нему, просит поддержки, нежности. Неужели так сложно ответить ему?

Трандуил не мог видеть его слез, поэтому нагнулся к лицу Леголаса и поцеловал каждую слезинку, одно за одной.

Вся горечь принадлежит ему, это его удел. Леголас не должен страдать из-за его глупости, памяти, боли, которую подарила ему Nerbeleth, не попросив ничего взамен...

Венки... Он сам недавно думал об этом. Что же стало с ним, что он забыл сына? Во что он превратился? Он, Трандуил, с каждым новым обещанием все больше погрязает во лжи и предательстве. Что же с ним стало? Во что он превратился?

— Да. — скольких сил ему нужно было, чтобы сказать это "да", но оно того стоило — Леголас засиял и расслабленно закрыл глаза. Одной рукой он обнял ногу Трандуила, другой обнял его колено.

Трандуил снова посмотрел на небо.

И как он дожил до такого? Леголас ждущий его, постоянно одинокий... За что ему это одиночество?

Что он, Трандуил, мог дать ему? Всего себя, без остатка.

Какая ирония, ей он отдал всего себя, да так, что для Леголаса не осталось ничего...

* * *

Трандуил, аккуратно поддерживая Леголаса рукой, спустился с дерева.

Минута единения не прошла, они стали словно ближе. Трандуил чувствовал, как бъется сердце его сына, бьется так близко, словно его собственное.

Леголас крепко спал, он не проснулся даже когда Трандуил спрыгнул с нижних веток, крепко прижимая сына к груди.

Трандуил медленно брел по саду. Он сам не понимал, почему медлит, ведь Леголас мог проснуться и тогда Трандуилу пришлось бы отвечать на вопросы, на которые он не смог бы дать ответ.

Он толкнул дверь и вошел в комнату сына, воспоминания о ненависти которой тут же обушились на его плечи. Трандуил тяжело вздохнул и, поддерживая сына одной рукой, другой рукой стал поправлять смятые простыни.

— Baw... - Леголас резко нахмурился и зашевелил губами, но больше ничего понять было невозможно. Зрачки быстро и хаотично двигались под веками, на лбу появилась маленькая складка.

Трандуил положил Леголаса к кровать, аккуратно снял его сапоги, кафтан, штаны, укрыл одеялом, но Леголас тут же его смял и снова сдернул с себя.

Трандуил заволновался и снова накрыл сына одеялом и сжал его руки в своих.

Он наклонился и стал шептать Леголасу на ухо слова, он не пытался сохранить нить повествования, старался только, чтобы звучало звучно, легко и как можно нежнее.

Почему Леголасу снились такие тревожные сны? Отчасти, он знал, что было главной тревогой Леголаса — он сам и его "отсутствие", как в жизни дворца, как и в жизни самого Леголаса.

Он, Леголас, наверное сильно боится, и это его тревожит. Трандуил возненавидел себя и свою слабость.

Он мягко коснулся пальцами лба Леголаса, погладил, провел по волосам... Попытался передать ему свое тепло, постарался впустить в него тепло и свет Narbeleth.

Трандуил облегченно вздохнул, когда складка между бровями Леголаса разгладилась и дыхание его стало не таким взволнованным.

Вдруг лицо Леголаса приняло мученическое выражение.

— Avo garo... — Леголас хмурился и на его лице читалась какая-то обреченность.

Трандуил знал, что это не ему он шепчет это предупреждение, но так хотелось верить, что Леголасу снился он. Но и одновременно Трандуил боялся представить, что так мучало его сына. Он боялся, что в кошмаре Леголаса, он был главным мучителем...

Трандуил резко выдохнул и хотел было постыдно сбежать из покоев Леголаса, как...

— Папа?

Он резко развернулся, подлетел к кровали и опустился на колени. Леголас приподнялся над подушками, щуря глаза, на лице озадаченность.

— Ты будешь рядом со мной этой ночью, ada? — Леголас почти обреченно просил, не глядя в глаза Трандуилу. А сам Трандуил понял, что это он снился сыну. Что же это был за сон? — Не уйдешь, как всегда?

Трандуилу захотелось упасть и разрыдаться. Он не умел обещать, не мог, не мог!... Трандуил разрывался изнутри.

— Gweston. — он не мог его бросить, ради своего глупого самолюбия, для него нет оправданий. Он должен забыть, отпустить ее, как она отпустила, бросила и, скорее всего, забыла его. Не должен цепляться за прошлое, не должен...

Леголас испутующе прищурился и, расслабившись, опустился на подушки.

Это обещание он сдержит. Трандуил обошел кровать с другой стороны, опустился радом с Леголасом на подушки и положил руку сыну на лоб, другой рукой обнял его и положил Леголасу в руку заколку.

Нет — это, конечно не трудно. Зима ушла, забрав с собой часть боли, а от второй части боли ему поможет избавиться Леголас. Они избавятся от нее вместе.

Нет — это, конечно, не трудно.

Трандуил поцеловал Леголаса, тот умиротворенно улыбнулся уголком губ, а Трандуил взглянул в потолок. Тоже вздохнул.

Природа оживала, он чувствовал это и старался оживать вместе с ней, старался изо всех сил.

Нет — это, конечно, не трудно. Он видел, как живет Леголас и он так хотел быть вместе с ним этой весной, когда все цветет.

И только сейчас, рядом с сыном, он почувствовал, что действительно стало чуточку легче.

И пусть только потому, что пришла весна.

* * *

Echuir(синд.) — весна (ранняя).

Suilad(синд.) — приветствие.

Галантус — другое название подснежника.

Ion-nin(синд.) — мой сын.

Brannon(синд.) — господин.

Hiril(синд.) — леди.

Тaur(синд.) — владыка.

Bell(синд.) — сильный.

Bain(синд.) — прекрасный.

Baw(синд.) — нет, в значении "не надо"

Avo garo(синд.) — не делай этого.

Gweston(синд.) — клянусь.