Мама (джен)

С тех пор, как Эмма переехала к Мэри Маргарет, она постоянно за ней наблюдает. Порой кажется, что Генри прав, и обычная учительница начальных классов на самом деле является Белоснежкой. А вот себя Эмма никак не может представить дочерью принцессы из детских сказок. Она совершенно обычный человек – это всем известно. Эмма смотрит, как Мэри Маргарет моет посуду, бережно вытирает ее кухонным полотенцем, а потом по очереди ставит в шкафчик.

Эмма часто думает, какой же все-таки была ее настоящая мама. Ей отчего-то кажется, что она, наверное, была очень похожа на Мэри Маргарет – та же светлая улыбка и добрые глаза, те же нежные белые руки, которые обнимали бы ее и поправляли на ночь одеяло. Эмма росла в приюте, и материнская забота была незнакома ей. Даже сейчас, в ее двадцать восемь, Эмму все время посещают грустные мысли – что, если бы ее жизнь сложилась иначе? Если бы родители не оставили ее на произвол судьбы, гнить в приюте. Если бы они вообще у нее были.

Мэри Маргарет, наконец, заканчивает возиться с посудой, они с Эммой садятся на подоконник и принимаются разговаривать, по-детски болтая ногами. Эмма рассказывает что-то о своей жизни в Бостоне, об изнурительной работе "охотницы за головами", о несложившейся молодости. Спрашивает Мэри Маргарет о ее детстве. Но Мэри Маргарет, как вдруг оказывается, ничего о нем не помнит. Ни единого проблеска нет в ее памяти, одна пустота и непроглядный мрак. Она может вспомнить только свою жизнь здесь, в захолустном маленьком городишке под названием Сторибрук, в качестве школьной учительницы.

Эмму это удивляет, и в голову снова приходит теория Генри. Неправильная, невозможная – ночной бред маленького ребенка. И все-таки есть в ней доля правды, Эмма теперь уже не сомневается. Не смеет сомневаться, ведь если Мэри Маргарет – Белоснежка, то значит, как считает Генри, ее мать. Мама. Та самая, которой так не хватает до сих пор. Которая так бесконечно нужна.

– Мне кажется, у тебя мой подбородок, – неожиданно произносит Мэри Маргарет.

– Не говори глупостей, – отвечает Эмма, но надежда в ней начинает расти и крепнуть.

А на следующий день Генри съедает кусочек отравленного Реджиной пирога. Его отвозят в больницу на глазах у до сих пор сомневающейся Эммы, которая никак не может увидеть связь между сказкой о принцессе, чья кожа белее снега, и жителями Сторибрука. Реджина Миллс – не Злая Королева, Эмма в этом уверена. И многочисленные яблони в ее саду – простое совпадение. Только вот яблочный пирог, приготовленный специально для Эммы, явно лишний в этой тщательно продуманной схеме. При одном упоминании о нем она рассыпается, как некачественно сложенный карточный домик.

Эмма едет к сыну в больницу. Мадам мэр уже там, и на ее щеках заметны тоненькие дорожки слез. Генри не дышит, только иногда его тело вздрагивает от прикосновений различных аппаратов. Эмма смотрит на сына и не верит – разве это может быть правдой? Неужели в пироге было то самое отравленное яблоко, из-за которого Белоснежка заснула вечным сном? И вдруг в голове Эммы звучит ясный голос Генри: "Любое проклятие можно разрушить поцелуем истинной любви, помнишь?"

Эмма помнит. Именно поэтому она преодолевает свой страх, наклоняется и целует сына в лоб. А вдруг получится? По больнице, по всему Сторибруку словно проходит электрический заряд, и Генри, резко вдыхая, садится на кровати. Эмма улыбается ему, а он произносит: "Ты спасла меня, мама".

Где-то невдалеке стоит мадам мэр и грустно смотрит на сына, ведь теперь она понимает, Генри все-таки не ее сын. Он – сын Спасительницы. Эмма с Генри выходят из здания больницы, держась за руки. Генри твердит, что он все-таки был прав, а Эмма слушает его и думает, что для того, чтобы быть по-настоящему счастливой, у нее нет одного – мамы. И вдруг она видит Мэри Маргарет, бегущую им навстречу с улыбкой на все лицо. Эмма выпускает руку Генри и идет к ней – к маме. Мэри Маргарет обнимает ее, и Эмма, утыкаясь носом в ее плечо в таком знакомом розовом пальто, шепчет тихое: "Мама".

Теперь с Эммой уже ничего не случится, теперь все будет в порядке. Потому что теперь у Эммы есть она – мама.