Альбус Поттер (джен)

Давно минула полночь. Однако в больнице Святого Мунго не бывает ни перерывов, ни выходных. В родильном отделении горел свет, в палате номер двести сорок шесть принимали роды. Пустой коридор был освещен всего одной лампой, висящей прямо перед дверью в палату номер двести сорок шесть. Молодой мужчина нервно прохаживался туда-сюда перед дверью, то и дело останавливаясь около нее, чтобы прислушаться. Но услышать что-либо ему было не суждено, потому что когда в родильном отделении Святого Мунго принимают роды, на дверь накладывают заклятие тишины. Когда мужчина попадал в полосу света, прохаживаясь в пустом коридоре, можно было заметить черные волосы, прилипшие ко лбу и торчащие на затылке, круглую оправу очков, сползших ему на нос, и тонкий шрам на лбу в виде молнии. Большие круглые часы, висящие над стендом о правильном питании во время родов, устрашающе тикали, как казалось мужчине, с каждой минутой все громче. Он нервничал, в этот раз, наверно, еще больше, чем год назад, хотя все прошло тогда отлично.

«И в этот раз все будет отлично!» — заверил он себя, присаживаясь на холодную скамейку напротив двери. Он сцепил руки в замок и принялся крутить большими пальцами, однако через минуту снова вскочил и снова начал расхаживать взад-вперед по коридору.

В тот раз он тоже вот так расхаживал, только палата была другая, двести тридцать восьмая, он отлично помнил. А еще он ужасно измял букет красных лилий, которые купил несколькими часами раньше в лавке на шестом этаже того же Святого Мунго. Так что цветы пришлось выбросить. Только вот роды проходили днем, и в коридоре не было пусто. Беременные женщины, в основном на восьмом месяце, с нежностью (а некоторые и с восхищением) поглядывали на него и заверяли, что все у его жены замечательно. Какая-то темноволосая толстушка попросила у него автограф.

А потом дверь двести тридцать восьмой палаты открылась и вышли две девушки-акушерки: одна светловолосая, другая потемнее. Светловолосая остановилась около него и, широко улыбнувшись, сказала, что у Гарри Поттера теперь есть наследник. Ему некогда было думать о том, что опять они все драматизируют, некогда было даже смутиться, он вихрем залетел в двести тридцать восьмую палату и увидел Джинни, уставшую, но счастливую Джинни. Она держала на руках крохотного младенца и улыбалась. Гарри дрожащими руками взял малыша, удивляясь, какой же он маленький, какой беззащитный. Они назвали его Джеймсом Сириусом.

Сейчас Джеймс был оставлен на попечение Рона и круглой Гермионы, которая тоже собиралась уже через месяц родить.

Гарри Поттер стоял, оперевшись на подоконник и глядя в окно, охваченный воспоминаниями. Прошло уже три часа с тех пор, как он привез сюда Джинни, и в палату сбежались врачи, отправив его ждать в коридоре. Хотелось есть и немного спать, но больше всего хотелось уже убедиться, что с Джинни все в порядке, и взять на руки крохотную девочку. Гарри был уверен, что на этот раз родится дочка. Но время тянулось бесконечно долго. Часы тикали нестерпимо громко и, казалось, секунды превратились в минуты.

— Нервничаешь?

Гарри вздрогнул от неожиданности и повернул голову. Неужели он не услышал, как это женщина вышла из своей палаты? Он видел пока лишь ее силуэт, но она медленно приближалась. «Седьмой месяц», — пронеслось в голове. Скоро его можно будет в Мунго брать без практики.

— А зря, — добавила она, не дождавшись ответа. У нее были грубые черты лица, большая массивная челюсть и близко посаженные глаза. Непонятного цвета спутанные волосы и странный кулон на шее в виде человеческого глазного яблока. Она как-то неестественно смотрелась с таким животом, словно бы это был муляж, маскировка. Она была удивительно неуместной в родильном отделении Святого Мунго. Хотя Гарри не видел ее в других ипостасях. Она подошла совсем близко и уселась на скамейку напротив палаты номер двести сорок шесть, принимая удобное положение. Затем достала откуда-то из складок ночной рубашки пачку сигарет и закурила. Гарри подавил желание презрительно скривиться, а женщина с наслаждением затянулась и выдохнула струю сизого дыма. Гарри Поттеру не хватило решительности попросить ее хотя бы отойти.

— Даже если что-нибудь пойдет не так, — заговорила она, обратив на него взгляд своих темных глаз и указывая сигаретой на дверь палаты, — ты все равно ничего не сможешь сделать.

Гарри поежился.

— Не очень-то радужно… — тихо пробормотал он.

— Это жизнь, мальчик мой, — сказала она на тон громче, сводя густые брови к переносице и указывая сигаретой на этот раз в потолок. — Уж тебе ли не знать? — добавила она, снова затягиваясь.

Гарри промолчал, не зная, что сказать. В чем-то она была права: он действительно повидал в этой жизни достаточно неприятностей и даже бед, но сейчас было не лучшее время, чтобы вспоминать об этом. Он вообще пытался уже не вспоминать, у него была любящая жена, работа, которая нравилась ему и к которой он стремился всю свою жизнь, начиная с середины четвертого курса. Конечно, его не оставляло ощущение, что взяли его главой мракоборцев скорее по блату, просто потому, что он герой и спаситель. Но Гарри заверял себя, что даже в противном случае он занял бы эту должность. У него был годовалый сын, которого он безумно любил, и лучшие друзья, которые всегда поддержат и дадут совет. Гарри Поттер был счастлив, и ему не хотелось вспоминать свое страшное прошлое, полное лишений и мучений, не хотелось портить идиллию. Другие же говорили, что всю свою прошлую жизнь (теперь он так называл время до победы над Волдемортом) Гарри строил свое нынешнее счастье. И так как ему это удалось, не следует выбрасывать воспоминания в мусорную корзину.

Женщина сидела, глядя вперед себя и выпуская ровные кольца табачного дыма. Она опиралась на стену, потому что так ей было удобнее удерживать большой живот. И сидела с таким видом, будто сказала сейчас вселенскую мудрость и упивалась теперь своим величием. Гарри наблюдал ее профиль, думая, кто же мог оказаться отцом ее детей.

— У меня будет сын, — зачем-то сказала она, не глядя на Гарри. — Я всегда мечтала о сыне. Тебе повезло, Гарри Поттер, у тебя их будет целых два.

— Нет, — помотал головой Гарри. — Сегодня у меня родится дочь.

Она посмотрела на него, слегка повернув голову, и улыбнулась, словно маленькому ребенку.

— Сын, — безапелляционно заявила женщина. — Поверь мне, за все те месяцы, проведенные здесь, я каждый раз предсказывала вот таким вот, — она снова указала на него сигаретой, — нервным папашам, кто у них родится: сын или дочь. И каждый раз я ловлю на себе их презрительные взгляды. Вот ведь упрямые ослы! — она гневно взмахнула рукой. — А потом они выходят и смотрят на меня огромными от удивления глазами. Конечно, ведь я снова права! Так что уж поверь мне, милый мой, у тебя будет сын.

— Вы предсказательница? — спросил Гарри, раздумывая, верить ей или нет.

— Нет, — она презрительно фыркнула, словно это было оскорблением. — Это называется шестое чувство. Я просто чувствую, просто знаю, при этом мне совсем не нужно видеть беременных жен, достаточно перекинуться парой слов с папашами.

— А что еще вы можете предугадывать?

— Только это. И только пока я сама в положении, — она снова затянулась. — Наверное, многие женщины так могут, — она задумчиво выпустила дым. — Просто они не знают об этом.

Гарри посмотрел на дверь. Если она не врет, значит, ему придется мерить шагами этот чертов коридор в третий раз. Ведь Джинни очень хочет девочку.

— Так, ладно, — женщина затушила сигарету на скамейку. — Болтаешь тут и болтаешь, я, между прочим, спать хочу, — недовольно пробормотала она и, натужно кряхтя, поднялась на ноги и прошаркала в свою палату. Гарри проводил ее недоуменным взглядом и решил, что верить ей все-таки не стоит. Затем уничтожил заклинанием сигарету и рассеял вонючий дым.

Гарри очень устал. Нервное напряжение изматывало его куда больше, чем работа. Он сел на скамью и, привалившись спиной к стене, сам не заметил, как задремал. Ему казалось, что он едет в автобусе «Ночной рыцарь». Так же мотало из стороны в сторону, и в животе было отвратительное ощущение оторванности от реальности. Перед глазами все мелькало, в ушах набатом отдавалось противное мерное тиканье.

Гарри Поттер вздрогнул и проснулся. Он заметил, что уже лежит на скамье. Рука, на которой он лежал, затекла, и казалось, что в нее втыкаются тысячи иголок. Поясница начала болеть от долгого лежания в неудобной позе. Гарри испуганно глянул на часы — проспал целых сорок минут, — тут же вскочил и хотел было вломиться в палату, но потом до него дошло, что, во всяком случае, если бы они уже закончили, его бы разбудили.

Затем вновь без сил повалился на скамью. Он ненавидел торчать в родильном отделении, ненавидел нервничать, слушать тиканье ненавистных часов и вздрагивать от каждого звука.

«Мерлин, почему все так сложно?»

Спать Гарри больше не решался, боясь почувствовать себя неловко, когда акушеркам придется его будить, боясь пропустить что-то важное. Со скуки он принялся считать.

Один, два, три… Лампа над головой вдруг пару раз мигнула. «Ну, отлично!» Десять, одиннадцать, двенадцать… От долгого наблюдения одной и той же точки Гарри показалось, что вокруг стало в два раза темнее.

Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь…

Поясница снова начала затекать, и Гарри поменял позу. Сорок девять, шестьдесят… ой, то есть, пятьдесят, пятьдесят один…

Гарри поставил мысленно цель досчитать до тысячи. Все равно делать нечего, а до тысячи досчитать ему никогда не удавалось, всегда на триста сорока сбивался. Или засыпал.

Семьдесят два, семьдесят три, семьдесят четыре…

Муха, в панике летающая вокруг лампы, наконец, успокоилась и села на табличку с номером палаты.

Сто четыре, сто пять, сто шесть…

Внезапно Гарри услышал где-то внизу приглушенные шаги и голоса. Они быстро приближались, Гарри смог различить несколько женских голосов и один мужской. Через несколько секунд на этаж быстро поднялись несколько женщин-акушерок, одна из них левитировала каталку с беременной, поминутно вскрикивающей от боли. Мужчина шагал рядом, держа свою жену за руку и что-то рассказывая акушеркам. Они все вместе вошли в двести сорок вторую палату, и шум от них резко стих. Затем сама по себе зажглась лампочка напротив той палаты, осветив скамейку и белую дверь. Через минуту мужчину выгнали, что-то крикнув вслед и закрыв дверь на заклинание.

И тут только Гарри узнал светлые на этот раз взъерошенные волосы, прямую спину, дорогой костюм и бледное как полотно лицо. Малфой замер у двери, было видно, что он ужасно волнуется. Затем резко кинулся на скамью, сел, обхватив голову руками.

— Малфой? — позвал Гарри, сам не зная зачем.

— Поттер? — презрительно отозвался тот дрогнувшим голосом, повернувшись и заметив, наконец, Гарри. Вот уж кого он здесь не ожидал увидеть.

— А ты что, традицию Уизли продолжаешь? — съязвил он, стараясь справиться с голосом. Но Гарри понял — защитная реакция. Малфой не хотел, чтобы Гарри понял, как ему плохо. И, похоже, плохо действительно было сильно.

— Все в порядке? — если что-то и заставило бы Малфоя волноваться, то это что-то действительно должно было оказаться серьезным.

— Беспокоишься о моем благополучии? — фыркнул он, вцепляясь руками в колени.

— Нет. Я имею в виду Асторию.

Малфой замер, глядя на него с бесконечной безысходностью во взгляде. И тут его прорвало. Видимо, накипело, видимо, он просто не мог все это больше держать в себе:

— Они сказали, что все плохо! Сказали, что такой, как она, вообще нельзя рожать. Что она может умереть! Что они оба могут умереть. Но, Мерлин, я готов на все, на любую операцию, только бы она осталась жива. Неужели волшебники не могут спасти ее, когда магглы постоянно спасают своих едва ли не из любых передряг?!

Его лицо было бледным, над губой собрались капельки пота, бледные глаза тревожно сверкали. Он сорвал галстук и кинул его на пол.

— С чего ты взял? Они спасут ее. Они всегда спасают, — сказал Гарри, до конца не веря своим словам.

— Тебе легко говорить, Поттер! У твоей жены это в крови. Она может тебе хоть тройню родить. А Астория, она хрупкая, болезненная… — он замолчал, снова хватаясь за голову.

Гарри вдруг снова представил, что они в школе. Вспомнил, как Малфой был от него далек. Как незнакомы были ему те проблемы, что были у Гарри. Вспомнил, как он увидел его рыдающим в туалете. Тогда он впервые понял, что Малфой умеет чувствовать, что у него есть проблемы, и проблемы эти не так далеки от его, Гарри, проблем. Вспомнил, как видел его дрожащим на Астрономической башне. Ведь на Малфоя, как и на самого Гарри, тоже возложили тяжесть, которую он не в силах нести. Вспомнил, как тот не сдал его в поместье, хотя прекрасно знал, что это Гарри, что рядом с ним Гермиона и Рон. Каким бы гадом Малфой ни был, он не был способен убить. И каким бы гадом ни был Малфой, он оставался таким же человек, как и сам Гарри. Понимание пришло только сейчас. Когда у Малфоя были большие проблемы. Когда ему некому было о них рассказать. Когда он был загнан в угол. Гарри знал, каково это — терять близких. Каково это — терять самых дорогих. И он не пожелал бы этого Малфою. Он не пожелал бы этого никому. Затем он вспомнил, как вытаскивал Малфоя из адского пламени, сожравшего Выручай-комнату. Вспомнил, как оправдывал его на слушании в Министерстве. Возможно, понимание все-таки пришло раньше. Хотя, может, это просто была жалость. А может, Гарри просто не мог своими руками обречь человека на гниение в Азкабане только из-за того, что этот человек бесил его все годы обучения в Хогвартсе.

— Ты все равно не сможешь ничего сделать, — проговорил Гарри, вспоминая слова странной женщины с сигаретой.

— Что? — Малфой вздрогнул.

— Здесь ничего не решат деньги, влияние, жалость. Колдомедики — они борются за жизнь каждого. И мы здесь не можем ничего изменить. Если им удастся, они спасут. Если нет — значит, не повезло. Нам остается только надеяться. Это жизнь, Малфой. Тебе ли не знать.

Драко замер, с ужасом понимая всю безысходность ситуации.

— И что мне остается? — тихо спросил он, хотя в другой раз, наверняка, съязвил бы что-нибудь мерзкое.

— Верить, — сказал Гарри. Он знал, что Малфой обычный человек, что он может верить. И, оказывается, даже может нормально общаться, слушать. Может, просто они оба повзрослели?

Внезапно дверь двести сорок шестой палаты открылась и вышли две акушерки.

— Мистер Поттер, — устало сказала толстая женщина с большими синими глазами. — Могу вас поздравить, у вас снова сын.

Гарри от всей внезапности происходящего не успел сориентироваться в пространстве и словно прилип к скамейке.

— Так что же вы сидите? — улыбнулась она. Сколько бы раз она не принимала роды, испуганные папаши всегда ее умиляли. — Пойдите, посмотрите на него!

Гарри вскочил как ужаленный и кинулся к двери.

Джинни, как и год назад, лежала в кровати, уставшая, но счастливая, держа маленькое чудо на руках.

Гарри, чуть дыша, подошел к ней.

— Как ты, милая?

— В порядке, — улыбнулась Джинни.

Гарри поцеловал ее.

— У нас снова сын, — шепнула она ему в губы.

Гарри взял малыша, отметив, что у него уже есть волосики и что они такие же черные, как у него. Ребенок зевнул и с самым серьезным и заинтересованным видом посмотрел отцу в глаза.

Гарри охнул. Сын смотрел на него глазами Лили. Его глазами.

— Джинни, — он взглянул на жену, чувствуя, как переполняющее его счастье распространяется по палате, — ты видела его глаза?

— Да, — улыбнулась Джинни. — У него твои глаза.

Гарри снова посмотрел на малыша. Мальчик был крохотным, почти таким же, как Джеймс год назад. Но он не плакал и не возмущался, а только внимательно наблюдал. И Гарри вдруг вспомнил одного дорогого ему человека, который вот так же изучающе наблюдал. А еще вспомнил другого человека, взгляд которого напугал его еще в самый свой первый день в Хогвартсе. И Гарри понял, в честь каких великих и дорогих людей хочет назвать своего второго сына.

— Мы назовем его Альбус Северус, — сказал он, глядя на Джинни. Джинни удивилась, но не стала спорить.

Альбус Северус засопел, сжимая и разжимая малюсенькие кулачки, видимо, понял, что произошло нечто значимое.

Альбус Поттер сладко потянулся, вытягиваясь на кровати во весь рост. Одеяло и подушка, как всегда, валялись на полу, а простынь была так измята, словно бы Альбус не обыкновенно мирно спал, а устроил тут чемпионат мира по квиддичу без метел. Большие часы в виде замка Хогвартс показывали девять часов утра. Альбус всегда просыпался в это время. Он встал с кровати, надел круглые очки в тонкой черной оправе, как у папы, открыл шторы, впуская в комнату теплое августовское солнце, и отправился в ванную с самым что ни на есть серьезным видом.

С некоторых пор, когда мама сказала ему, что взрослые люди заправляют кровати сами, Альбус начал заправлять свою кровать сам. А потом спускался в кухню, проходя мимо комнаты Джеймса на цыпочках. Дверь там всегда была нараспашку, а спал Джеймс всегда до двенадцати. В кухне Альбус ставил табуретку к тумбе и забирался на нее, чтобы достать с самой верхней полки шкафчика припрятанный мамой шоколад. Ал очень любил шоколад, поэтому мама прятала его, чтобы он не съедал все подчистую. Но однажды Альбус выследил, куда мама его прячет, и с тех пор таскал любимое лакомство втихаря. Правда, мама все равно потом узнавала, потому что на месте шоколада не оказывалось или у Альбуса на щеке оставались улики.

Но сегодня его поджидал сюрприз. Джинни вошла в кухню как раз в тот момент, когда Ал откусил добрую половину плитки, при этом не слезая с табуретки.

— Альбус Северус! — возмутилась она.

— Мама? — Ал быстренько убрал открытую шоколадку на место и закрыл шкафчик. — А я думал, ты ушла на работу, — пробормотал он, мило улыбаясь и стирая со рта остатки растаявшего шоколада.

— Как видишь, нет! — Джинни сложила руки на груди. — А я думала, что могу тебе доверять, — начала она. Джинни всегда так делала. Это была ее методика воспитания. Стоило кому-нибудь из детей Поттеров провиниться, как она тут же начинала давить на жалость, причем так, что заставляла чувствовать себя последним ничтожеством и чудовищем. Чтобы она закричала, надо было вытворить нечто несусветное. Впрочем, Джеймсу иногда удавалось.

— Ты можешь мне доверять, мам, — принялся оправдываться Ал, медленно слезая с табуретки.

— Как же я буду тебе доверять, когда ты воруешь у меня за спиной…

— Я не вор! — с жаром заявил Альбус, сверкнув глазами. Еще никто не называл его вором. Однако он забыл, что стоит на табуретке, потерял равновесие и вместе с ней полетел на пол. Как всегда, носом вниз.

— Альбус! — Джинни в ужасе подскочила к нему, поднимая. Увиденное не удивило ее, но заставило забыть о шоколаде: Альбус снова разбил нос, похоже, даже сломал на этот раз. Кровь залила лицо и испачкала пол. — Ал! — Простонала Джинни. — Второй раз за неделю…

Она подвела его к раковине, оставив смывать кровь. А сама пошла в комнату за оставленной на диване волшебной палочкой.

Альбус мог запнуться о ковер в гостиной и расшибить себе нос. Альбус мог наступить на развязавшийся шнурок, когда спускался с крыльца, и расшибить себе нос. Альбус мог неудачно повернуться в дверном проеме и расшибить себе нос. Альбус мог травмировать себя даже на ровном месте, поэтому у него постоянно имелся полный комплект синяков и ссадин.

Джинни еще года три назад привыкла к особенности сына находить себе неприятности везде и всюду, поэтому она уже так не волновалась, как раньше. К тому же, у нее уже была такая практика по оказанию первой помощи, что ее спокойно можно было брать в больницу Святого Мунго.

— Бам, прости бедя, пожадуста, — прогнусавил Альбус, глядя в глаза Джинни.

— Ал, ты и так меня расстраиваешь своими травмами, так зачем же еще и злить?

— Я бойше так де буду, — заверил он.

— Сейчас будет немного больно. Эпискеи!

Нос пронзила резкая боль, и Альбус вскрикнул, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. Но он уже привык. Привык, что лечение куда больнее самих травм.

— На завтрак молоко с хлопьями, — сказала Джинни, убирая палочку в карман и открывая холодильник.

— Ну, мам! — взвыл Альбус. — Это твоя месть, да? Ты же знаешь, я ненавижу молоко.

— Ты уже не маленький, пора и полюбить, — заявила Джинни.

— Я буду ненавидеть его всегда, — сказал Альбус. — Когда мне будет шестнадцать, когда мне будет двадцать и даже когда мне будет сорок лет. Оно мерзкое! — Он развернулся и вышел, более веских аргументов у него не было, а проиграть маме в словесной битве было обидно. Ему и так удалось за все эти годы выиграть всего пару. Забравшись на идеально застеленную несколько минут назад кровать, Ал принялся разрабатывать план, как бы позавтракать нормальной едой и не навлечь на себя материнский гнев при этом. На улице, похоже, было тепло. Солнце уже успело нагреть пол в центре комнаты в виде ровной трапеции.

Внезапно в дверь комнаты Альбуса раздался тихий стук.

— Да?

Через секунду дверь распахнулась, и в комнату вошла заспанная маленькая Лили с рыжим беспорядком на голове. Альбус улыбнулся. Она всегда заставляла его улыбаться. Вроде бы разница в возрасте составляла всего два года, а Лили казалось такой маленькой, смешной и милой, будто ей было не девять, а шесть лет. С другой стороны, год разницы между Алом и Джеймсом вообще пропастью кажется. Порой Альбус думает, что они и не братья вовсе. Уж больно разные.

— Доброе утро, — зевнула Лили, забираясь на кровать рядом с Алом.

— И тебе…

— Ой, а что это у тебя? Кровь? — Лили испуганно распахнула глаза и указала на пятно рядом с носом.

Альбус стер его тыльной стороной ладони.

— Да, похоже… Не заметил, — он снова улыбнулся как ни в чем не бывало.

— Ал, ты что, опять разбил нос? — тревожно спросила Лили.

— Я случайно, и мне было совсем не больно. Мама все быстро исправила, — поспешил заверить ее брат. Лили всегда приходила в ужас, когда видела его травмы, кровоточащие ссадины и ушибы. И иногда даже плакала, когда Альбус особенно отличался.

— Обещай мне, что до своего дня рождения больше ни разу не ушибешься! — тихонечко попросила она. У Лили были большие красивые карие глаза, и вся она была какая-то маленькая, худенькая, ее так и хотелось защитить. Секунду помедлив, она добавила: — И не упадешь, и не разобьешь нос, и нечего не сломаешь себе.

— Обещаю! — честно сказал Альбус, для большего эффекта положив руку на сердце.

— Ну, вот и хорошо, — кивнула Лили. — А теперь я хотела тебя попросить помочь мне с подарком папе на день рождения, — улыбнулась она. — Ведь осталась всего пара дней…

— Ооо, — протянул Альбус. Ему было лестно, что сестра пришла именно к нему, а не к маме. Но он совершенно не умел ни ровно клеить, чтобы было красиво и аккуратно, ни выстригать, чтобы края не были зазубренными, ни рисовать. — А что ты хочешь сделать?

— Я хочу сделать большой красивый плакат и повесить его над входной дверью. Чтобы когда папа придет с работы, а он обязательно будет работать в свой день рождения, ведь он работает постоянно, он увидел эту красотищу и очень обрадовался. А еще чтобы, когда пришли гости, они тоже удивились и обрадовались, — Лили с упоением рассказывала о своих грандиозных планах, захлебываясь эмоциями и деталями, а Альбус думал, что она очень расстроится, если он не сможет ей помочь. И еще о том, что если согласится, то это лишь усугубит положение. — Я не сказала маме, потому что она обязательно расскажет папе, и сюрприза не будет. Я знаю, она все-все ему рассказывает. Так ты мне поможешь? А, Ал, поможешь? — хлопала ресницами Лили, Альбус начинал подозревать, что она знает о своих привилегиях и уже начала пользоваться этим.

— Помогу, — неуверенно сказал он, невольно комкая покрывало и все еще лихорадочно обдумывая пути отступления. Хотя какое уж тут отступление, когда пообещал.

— Спасибо! — счастливо взвизгнула Лили и кинулась его обнимать. — Ну что бы я без тебя делала? После завтрака сразу начнем! — Совершенно довольная, она спрыгнула с кровати и почти вприпрыжку понеслась вниз.

Желудок жалобно взывал о помощи. Ал обхватил живот руками и подумал про молоко. Это всегда помогало. Но на этот раз почему-то отвратная белая жижа не прогнала голод. Минуту подумав, Альбус спустился в кухню, надеясь пожевать хотя бы сухие хлопья или стащить бутерброд с колбасой из холодильника, когда мама отвернется.

— Явился! — фыркнула Джинни, накладывая в тарелку яичницу с беконом. — Садись, ешь.

Ал довольно облизнулся.

— Мам, я говорил тебе, какая ты замечательная? — спросил он, хватая вилку и усаживаясь за стол.

Джинни хмыкнула, снова отворачиваясь к плите. Лили весело улыбнулась. Через минуту в комнату вошел Джеймс, растрепанный, в пижаме и беспрестанно зевающий.

— Ради какого-такого мероприятия меня подняли с кровати в теплый солнечный день? — спросил он, хватая с разделочной доски бекон и закидывая в рот.

— Не таскай со стола! — Джинни хлопнула его по руке. — Умойся и поешь нормально.

— Ты не ответила, — воззрился он на нее, почесывая затылок.

— Сегодня к нам приедут Роза и Хьюго. Бабушка с дедушкой уходят на праздник к какому-то их знакомому, и им некогда сидеть с ними.

— Отлично, детский сад на дому, — зевнул Джеймс, стягивая второй кусок бекона.

— Не паясничай!

Джеймс увернулся от подзатыльника и бросил с порога:

— Я уйду гулять с друзьями.

— Вот закончится у меня отпуск, отправлю вас всех жить в Нору, — заявила Джинни, возвращаясь к яичнице.

До Альбуса дошла лишь одна замечательная новость, такая, что другие были на ее фоне ни капли не важны: сегодня тут будет Роза. Он невольно улыбнулся. Уж Роза-то точно умеет ровно вырезать, клеить и красиво рисовать. Она и поможет Лили. А Ал с заинтересованным видом посидит рядом. «День начинается исключительно чудесно, — думал он, потягивая шоколадный коктейль. — Даже Джим еще не успел меня взбесить».

— Что это ты такой довольный, очкарик? — ехидно спросил Джеймс, усаживаясь на свое место и залепив по дороге Алу подзатыльник.

— Джим! — повысила голос Джинни. — Еще раз увижу…

Альбус умудрился не пролить коктейль, а значит, день по-прежнему начинался чудесно. После завтрака, как он и обещал Лили, они пошли с ней делать плакат. Укромное местечко нашли на чердаке, не предназначенном для жилья, но давно забитым детьми Поттеров для тайного домика. Они сидели здесь по очереди, умудряясь не пересекаться. Иногда Ал сидел здесь с Лили, иногда еще и с Уизли. Джима с ними не было. У него была своя загадочная жизнь.

Тут было темно, лишь иногда, в особенно яркие деньки, например, как этот, в маленькое круглое окошко проникало немного света. По углам висела паутина, но это не пугало, потому что все было завалено старыми ящиками и коробками. На единственном свободном пространстве примерно в два-три квадратных метра было расстелено толстое, старое, ватное одеяло, играющее роль матраса. Иногда они приносили сюда свечки, подушки и одеяла, когда рассказывали страшилки. Иногда Лили ставила у окна банку с только что сорванными цветами или цветными листьями, или еловыми ветками, а весной с вербными веточками. В Рождество им удавалось стащить одну из гирлянд. Мама с папой никогда не заглядывали сюда. А если и заглядывали, то только тогда, когда дети не видели. Они полностью отдали чердак в их пользование, может, невольно оставаясь в неведении, но никогда не нарушали эту сказочную добрую атмосферу.

Лист для плаката Лили нашла огромный. В длину он был ровно с ее рост, если она легла бы вдоль. А в ширину как шесть Лили, если бы легла поперек. Планы у нее были грандиозные, и Альбус не представлял, что бы он делал, если бы не Роза. Она, конечно же, согласилась помочь. Она всегда была добра и отзывчива, хотя порой слишком умна, до зубного скрежета. Лили не была против. Они вместе рисовали, вырезали, клеили, снова рисовали, писали красивые буквы. Альбус не умел писать такие красивые и ровные буквы, как Роза. Хьюго был с ними тоже. Единственное, что ему было позволено, это критиковать. Но и с этой должностью он справлялся прекрасно.

— Лили, ты здесь неровно приклеила.

— Роза, посмотри, буква «А» выходит меньше, чем «Р».

— Нет, «П» лучше раскрасить в оранжевый, потому что фиолетовый слишком темный.

Альбусу оставалось только улыбаться и участливо мять бумажку, иногда хватая вдруг в руки вырезанный Розой лист с азартом в глазах, а потом разочарованно опуская со словами:

— Нет, это будет смотреться глупо и безвкусно.

При этом надо было изображать крайнее разочарование и неудовлетворенность, что ему удавалось с лихвой. Слово «безвкусно» он подцепил у Флер. Именно Флер, она терпеть не могла, когда ее называют тетей. Она критиковала одежду в модном журнале и говорила это «безвкусно» настолько выразительно и с таким значением, что Альбус не мог оставить его без внимания.

Работу они закончили довольно быстро. По крайней мере, быстрее, чем рассчитывал Альбус. И вышло действительно красиво. Не малую роль здесь сыграли подаренные Лили на какое-то Рождество волшебные краски. Они меняли цвета и переливались, создавая эффект фейерверка. В итоге все остались довольны. Лили светилась от счастья, созерцая шикарный плакат. Роза с чувством собственной значимости и незаменимости закрывала крышечки на красках. Альбус был счастлив, что легко отделался. А Хьюго общим голосованием был признан лучшим критиком года.

Когда они спустились вниз, их уже ждал обед. Джеймс давно смотался гулять по маггловскому Лондону со своими неразлучными друзьями. Он всегда гулял именно по маггловской части, считая, что это круто и по-бунтарски. Джинни отправляла письмо с Желудем, поттеровской домашней совой.

— Роза, Хьюго, мама приедет за вами через пятнадцать минут, — сказала она мимоходом.

Роза удивленно остановилась.

— Но мы же должны были отправиться к бабушке с дедушкой вечером. И жить там до конца лета, как всегда.

— Она сказала, что у нее есть для вас сюрприз.

— Сюрприз? — оживился Хьюго, поглощая обед. — А какой?

— На то он и сюрприз, чтобы все оставалось в секрете, — улыбнулась Джинни.

Прибежавшая через полчаса Гермиона очень торопилась, она быстро потрепала Альбуса по голове, Лили — по щеке, перекинулась с Джинни парой слов и, забрав детей, убежала. Все, что понял Альбус, это что начальник подарил ей путевку на Кипр за усердный труд и лучшую научную работу. Причем сроки он выбрал сам, и по этим срокам магический международный портал до Кипра у них через три часа.

Джинни взяла с Гермионы обещание писать как можно чаще и привезти как можно больше колдографий. Альбус подумал, что мама обычно не бывает так сентиментальна. А потом сказал себе, что это просто очень живой интерес.

Вечером они играли с Лили в магические шахматы, Альбусу эта игра давалась особенно хорошо. Дядя Рон постоянно устраивал с ним соревнования, с каждым годом убеждаясь, что Альбус обыгрывает его все чаще. Красивые настенные часы причудливой треугольной формы, подаренные Флер на какой-то праздник, пробили девять. Джинни, нервно расхаживающая по комнате из угла в угол, издала какой-то звук, похожий одновременно и на жалобный стон и на испуганный писк, что заставило детей одновременно обернуться на нее. Джеймс все еще не вернулся. Она строго сказала ему утром, чтобы был к семи, потому что нельзя пропускать ужин, да и на улицах становится темно. К тому же целого дня им с друзьями хватит нагуляться с лихвой. Но Джим до сих пор не пришел. Он делал так иногда и, конечно же, получал потом по полной программе. Ему хотелось кому-то доказать, что он крутой и беспринципный. Но Джинни, всегда спокойная и уравновешенная Джинни, порой с удивительной для матери легкостью относящаяся к некоторым проступкам, здесь приходила в ужас. Возможно, это друзья на Джима так влияли, возможно, сказывался рано начавшийся подростковый возраст. Но Ал не мог себе представить, что брат будет вытворять годом и даже двумя позже. Он сам не волновался, он знал как-то подсознательно, что с Джеймсом все в порядке, он лишь злился на брата за то, что маме приходится нервно расхаживать по комнате, вздрагивая от каждого шороха на улице. Ему хотелось придушить нахала за этот жалобный скулящий звук. Ему хотелось набить брату вечно ухмыляющуюся морду за то, что он заставляет маму волноваться, самую лучшую в мире маму, идеальную маму. Да лучше мамы просто не найти! И Джеймс еще смеет так себя вести с ней.

Когда длинная тонкая стрелка часов подобралась к тройке, а Альбус проиграл Лили слона, возможно, специально поддавшись, а возможно, отвлекшись, дверь в прихожей распахнулась. Раздался громкий смех, и Альбус смог различить, как Джеймс прощается с кем-то. Вроде бы, их всего было двое, если считать с Джеймсом. Джинни замерла, как тигрица перед прыжком, а затем неестественно прямо и неестественно тихо прошла в коридор.

— Джеймс Сириус Поттер, что ты себе позволяешь? — услышал Ал ее тихий холодный голос.

— О, привет, мам, я немного задержался. Ужин еще на столе? — весело отозвался Джеймс. Альбус с силой сжал ладью, представляя, как феерично съездил бы брату по челюсти, если бы был сейчас там, в коридоре.

— Ты что, действительно такой идиот или притворяешься? — прошептала чуть слышно Джинни.

— Да ладно тебе, мам, я всего-то задержался…

— Всего-то?! — не выдержав, Джинни, повысила тон сразу же до максимума. — Всего-то?! Ты понимаешь, сколько сейчас времени? Десятый час! Десятый час! На улице темно, я понятия не имею, где вы там шляетесь со своими друзьями. Я схожу с ума! Я никак не могу связаться с тобой. Ты хочешь, чтобы я вообще запрещала тебе гулять, кроме как на заднем дворе? Ты хочешь, чтобы я запирала тебя в комнате на домашний арест?! Да я и так позволяю тебе слишком много! Какого боггарта надо садиться мне на шею? Стой тут, когда я с тобой разговариваю! — Она набрала воздуха в легкие, видимо, уничтожая его взглядом. — Я волнуюсь, я не нахожу себе места. Ты вообще отдаешь себе отчет или как? Если ты мнишь себя таким взрослым, так и отвечай за свои поступки, как взрослый человек! Если ты хочешь, чтобы я хорошо к тебе относилась, чтобы доверяла тебе, будь добр, выполняй обещания. Во сколько я сказала тебе быть дома? Во сколько, Джеймс Поттер, я тебя спрашиваю?! В семь! Сколько сейчас? Половина десятого! Что, по-твоему, я должна думать?..

В камине вспыхнуло зеленое пламя, Альбус резко обернулся, через секунду в гостиную шагнул отец, как всегда, уставший, слегка потрепанный. Он улыбнулся Алу, Лили уже неслась обнимать его. Потом он вдруг замер, нахмурился, услышав вопли, и прошел в коридор, даже не раздевшись.

— Что случилось? — участливо спросил Гарри. Джинни захлебнулась криками, умолкла на секунду, видимо, чтобы посмотреть на мужа с бесконечной надеждой и просьбой о помощи. А затем продолжила:

— Джеймс у нас сегодня отличился. Он пришел домой только что, — тихо сказала она, совершенно обессилев.

— Иди, милая, я разберусь.

И этого было достаточно, чтобы Джеймс тут же растерял свой пыл и прижал хвост. Когда отец говорит, что разберется, это обычно означает, что у провинившегося на очень долгое время пропадет желание повторить свой проступок. Гарри Поттер, будучи главой отдела мракоборцев, вел допросы просто великолепно. Пока еще никто из его подчиненных, какими бы красноречивыми они ни были, не могли переплюнуть его в ведении допросов. У него это получалось с особой изюминкой. Можно сказать, что он нашел в этом свое призвание. Он придавал значение не только словам, но и мимике, жестам, а особенно взгляду. За многие годы он отточил самые разнообразные взгляды. Возможно, это было его секретным оружием, как бы комично ни прозвучало.

Поэтому Альбус уже представил, как Джеймс в секунду уменьшился в размерах, сжимаясь в комочек, хотя и пытался не показывать своего страха. Не то чтобы Гарри был ужасен. Он просто заставлял в такой мере прочувствовать свою вину, что после беседы с ним Джеймс будет готов в пятикратном повторе прослушать вопли Джинни на дикой громкости, лишь бы только не повторять эту пытку. Альбус не боялся отца. Альбус еще ни разу не «беседовал» с ним таким образом. Да и Джеймс боялся лишь тогда, когда ему предстояло наказание.

Когда Альбус ушел спать, пожелав Лили спокойной ночи, он слышал, как тихо всхлипывает мама в ванной. Дикое желание подбежать и врезать Джеймсу снова захлестнуло его с головой. Но брату и так достанется.

Он задернул шторы в комнате, мельком глянув на улицу и удивившись, как в такой непроглядной тьме можно гулять. Там же собственных ног не видно! Хотя, возможно, маггловские улицы освещены множеством фонарей…

Подушка была приятно-прохладной. Ал с наслаждением лег на нее горячей щекой, утопая в мягкости и чувствуя, как шум в голове постепенно уходит.

Через какое-то время зашел отец, чтобы пожелать спокойной ночи. Альбус тут же распахнул глаза.

— А я думал, ты уже спишь… — прошептал отец, подходя чуть ближе.

— Ты опять задержался до ночи, — укоризненно прошептал Альбус в ответ.

— Да, я помню, что обещал побольше времени проводить с вами хотя бы летом, — сказал Гарри, присаживаясь на кровать Ала. — Но у меня сейчас очень много работы, бумаги, дела…

— А ты не мог устроиться на работу попроще? — спросил Альбус, садясь в кровати. — Ну, или попроси, чтобы тебе давали меньше дел. Ты же Гарри Поттер, тебя послушают.

Гарри усмехнулся.

— Быть мракоборцем — мое призвание. Я решил это еще в школе. А кого я буду просить, чтобы мне давали меньше работы? Я же начальник. Разве что преступников, — он весело улыбнулся. — Уважаемые воры, любители устраивать митинги без правил и остальные нарушители, сердечно прошу вас устраивать летом поменьше дебоша и суматохи. Я обещал своему сыну, что буду работать меньше и больше времени проводить с ним. С уважением, ваш Гарри Поттер.

— А почему бы и нет? — весело откликнулся Альбус. — Ты хоть на день рождения-то мой придешь? Или опять работа?

— Конечно, приду, Ал! Что за глупые вопросы? День рождения — это святое.

Альбус улыбнулся, успокоившись.

— А ты знал, что Уизли уехали на Кипр?

— Да, мама сказала мне только что, — кивнул Гарри.

Они помолчали еще немного. Альбус не хотел, чтобы отец уходил, потому что они видятся с ним всего раз в день, да и то, иногда он засыпает, не дождавшись.

— Ну ладно, спать уже пора, — проговорил Гарри, потрепав Ала по волосам.

— Спокойной ночи, пап, — вздохнул Альбус, понимая, что все равно не знает, то ему сказать.

— Спокойной ночи, Ал.

Альбус проснулся раньше всех: специально ставил будильник. Было только восемь утра: как раз то время, когда Гарри уходит на работу. Позволить отцу в его день рождения сбежать в Министерство без персонального поздравления от сына Альбус не мог. Поэтому он ворвался в родительскую спальню, словно за ним бежал табун разъяренных кентавров. Однако спальня встретила его раздернутыми шторами, идеально ровно застеленной кроватью и, в общем, пустотой. Альбус, немного растеряв пыл, но, не потеряв надежды, спустился в гостиную. Однако там он тоже никого не обнаружил. Заметно приуныв, Ал скользнул в кухню, обвел взглядом светлую комнату и с грустью отметил, что все-таки опоздал.

«Но почему отец ушел на работу так рано?»

Потом он обнаружил записку на холодильнике:

Дети,

я ушла к папе на работу, вернусь к обеду, не теряйте. На завтрак сделаете тосты с джемом, в холодильнике есть сок. Никуда не уходите, чтобы я не беспокоилась.

Мама

Альбус вздохнул. Он не помнил такого, чтобы мама ходила к отцу на работу. Она могла отправить ему сову, если нужно было сообщить что-то очень срочно. Или, на худой конец, поговорить через камин. А вот чтобы идти к нему… Может, она тоже захотела сделать ему сюрприз в день рождения?

В гостиной Ал заметил на диване плед, на который не обратил внимания, когда пришел сюда минутами ранее. Плед доставали только тогда, когда оставалась ночевать Гермиона или Рон, или оба сразу, или еще кто… Но однажды здесь спал отец, когда они с мамой поссорились. И пару раз мама, когда папа не приходил с работы всю ночь, а она ждала его.

«Выходит, папа не просто ушел подозрительно рано на работу, он вообще с нее не возвращался», — думал Альбус, оглядывая гостиную в поисках еще чего-нибудь странного.

Через несколько минут он нашел в камине остатки догорающего письма. Последний раз Поттеры жгли письма примерно года два назад, когда Гарри уполномочили главой отдела правопорядка, и восторженные фанаты слали тысячами поздравления и изложенные письменно свои надежды на уничтожение всех преступников разом. В общем, давно.

А значит, это сожженное письмо несло в себе какую-то определенную информацию, которую не должны были знать все подряд, скажем, даже Ал.

Альбус быстро перерыл все ящики в шкафу в поисках пинцета или чего-то другого, чем можно было взять оставшиеся клочки бумаги из камина. Он ощутил себя детективом, расследующим загадочное убийство. Однако тут же отогнал эту жуткую мысль.

Письмо было сожжено почти дотла, даже те кусочки, которые ему удалось достать, рассыпались в руках. А про то чтобы разобрать на них какие-то слова, и речи быть не могло.

Затем Альбусу в голову пришла превосходная мысль.

Он взял лист бумаги, испачкал его чернилами, наставил клякс, даже нарисовал каких-то кривых человечков, похожих больше на древние наскальные рисунки, затем сложил, завернул во второй лист, как бы в конверт, смял в комочек и кинул в камин. При этом он засек точное время, во сколько кинул импровизированное письмо на едва тлеющие угли.

— Ровно четыре минуты, — проговорил он, не замечая, что рассуждает вслух.

Четыре минуты и от письма остался лишь серый пепел. Выходит, что еще четыре минуты назад с того момента, как он обнаружил клочки письма на тлеющих углях камина, в доме кто-то находился. Скорее всего, мама. Она, значит, и кинула письмо в камин, а затем ушла на работу к отцу.

«Так ведь четыре минуты назад я забегал в их спальню!» — удивился Альбус.

Все это было очень странно. И, возможно, если бы Альбус встал еще чуть раньше, он знал бы больше. Однако стоило ему еще помедлить, и он не обнаружил бы в камине и пепла от сожженного письма.

«Но почему же мама не воспользовалась сетью летучего пороха? Ведь в Министерство именно так и попадают. К тому же она, похоже, торопилась… А если бы и воспользовалась, то от письма ничего бы не осталось. Значит, она ушла через дверь. И куда же она пошла? Неужели на работу к отцу?»

Альбус расхаживал по гостиной, пытаясь склеить в голове кусочки картинки, которые ему удалось выхватить в последнюю минуту, и получить-таки информацию о том, что же произошло.

«Что было в письме? Просьба отца принести ему завтрак на работу? Но ведь в Министерстве есть буфет… Может, что-то другое. Может, вообще не относящееся к папе. Но зачем маме врать?»

Он оглядел комнату еще раз, пытаясь отыскать ответы на свои вопросы. Но так ничего и не нашел. В глубоком раздумье он пошел на кухню, чтобы пожарить тосты и позавтракать. Остановившись перед холодильником, он еще раз прочитал записку. Слово «дети» было смазано. Значит, Джинни крепила магнитом к холодильнику лист с еще сырыми чернилами. «Значит, мама торопилась».

Тосты пожарились быстро, сок, к счастью, оказался апельсиновым — самый любимый вкус Ала. Он намазывал джем на золотистые горячие вкусно пахнущие тосты и думал, что его расследование зашло в тупик.

После завтрака он убрал плед с дивана, покормил Желудя и поднялся в комнату, чтобы заправить кровать.

Через несколько минут в комнату вошла Лили в пижаме с мишками и как всегда милым беспорядком на голове.

— Ты уже проснулся, — зевнула она, протирая глаза. — Папы дома нет?

— Нет, — Ал закончил заправлять кровать и, разгладив последнюю складочку, повернулся к Лили.

— Тогда надо попросить маму, чтобы она помогла нам повесить плакат, он же огромный, — сказала Лили, окончательно просыпаясь.

— Мамы тоже дома нет, — задумчиво проговорил Ал.

— А где же она? — удивилась Лили.

— Ушла на работу к папе. Она написала записку, — сказал Альбус, выходя из комнаты. — Но она вернется к обеду. Будешь тосты? Я пожарю.

— Давай, — улыбнулась Лили. — Ну, тогда подождем до обеда.

Пока Лили завтракала, а Альбус, соблазнившись, уплетал второй завтрак, к ним спустился заспанный Джеймс.

— Никак сегодня минус тридцать будет на улице, — съязвил Альбус, глядя на Джима. — Что это с тобой случилось?

— Пошути мне тут еще, шутник, — фыркнул Джеймс, подходя к холодильнику и срывая записку. — Блин, Ал, пожарь мне тосты, а? — протянул он, потягиваясь.

Альбус поднял брови.

— Пожа-а-алуйста, — неохотно протянул Джеймс и отправился умываться.

— Сегодня я в роли повара, — усмехнулся Альбус и для наглядности нацепил на себя мамин фартук.

— Тебе идет, — весело рассмеялась Лили: фартук доходил Алу до колен, а должен только до середины бедра.

После завтрака, что удивительно, Джим никуда не пошел, даже отправил друзьям письмо, что не сможет пойти гулять. Видимо, ослушаться маму после его недавнего выкидона было бы просто самоубийством.

— Так-с, раз я сегодня дома, то скучать мы точно не будем, — заявил он, потирая руки и выходя в сад.

Ал хмыкнул. Лили притащила с чердака плакат и разложила его на полу в гостиной, пытаясь понять, все ли ее устраивает или за два дня вкусы и взгляд на вещи уже изменились. Альбус с участливым видом стоял рядом, думая, чем же он себя займет в ближайшие несколько часов до прихода мамы. Уж очень ему было интересно, почему она так ушла.

— Ал! Иди скорее сюда! — услышал он встревоженный вопль Джеймса из сада и, бросив, обеспокоенный взгляд на Лили, выскочил на крыльцо. Пытаясь понять, куда бежать и что случилось, он закрутил головой, но через секунду на него обрушился упругий поток воды.

— Джим! — злобно выкрикнул он, спускаясь с крыльца весь мокрый с головы до ног. — Ты что, совсем дебил?!

Джеймс с хохотом вывалился из-за соседнего куста, держа в руках поливальный шланг. Альбус быстро оглянулся и нашел второй. Пока Джим заливался хохотом, довольный своим грандиозным подколом, Ал нашел вентиль и, улыбаясь в предвкушении великолепной мести, повернулся к Джиму.

Через секунду Джеймс уже тоже был мокрый с головы до ног, а Альбус заливался хохотом, увидев выражение его лица.

— Кто из нас еще дебил! — крикнул Джим, сжимая шланг и открывая доступ воде.

Через минуту они уже бегали по саду, обливаясь водой и громко хохоча, оба мокрые насквозь. Они скользили на мокрой траве, падали, снова вставали и снова поливали друг друга. Потом вышла Лили. Она сделала Альбусу знак, чтобы он не выдавал ее и, подойдя к стоящему к ней спиной Джеймсу, выхватила шланг у него из рук и окатила водой.

— Лили! — воскликнул Джеймс. — Это подло…

Но Ал не дал ему договорить, окатывая водой.

Теперь они бегали уже втроем, Лили звонко хохотала, и можно было не бояться, что она обидится или еще что-то в этом роде, когда ей на голову плотной струей польется вода. Она привыкла жить с мальчишками и привыкла к их играм.

Потом они пошли переодеваться и сушиться, сидели на диване, укутанные в полотенца и восхищались плакатом, описывая его бесчисленные достоинства.

«А ведь Джим иногда может вести себя не как последний придурок», — подумал Ал, глядя на брата.

Джинни к обеду не вернулась. Ал начал беспокоиться, но не подал виду, предлагая всем пообедать яичницей, которую он научился готовить, помогая иногда маме с завтраком.

После обеда Лили обеспокоилась тем, что папа, наверное, скоро придет, ведь в день рождения его должны отпустить пораньше, а плакат все еще не висит.

Джим охотно согласился помочь: Лили для каждого из братьев была маленьким ангелом, которого хочется защищать и которому нужно помогать.

Они вытащили в сад складную стремянку, что лежала на чердаке, и Джеймс забрался на нее, чтобы повесить плакат ровно над дверью. Он единственный, кто мог дотянуться до такой высоты. Общими усилиями сверкающий лист огромных размеров был прикреплен над дверью и заманчиво переливался всеми цветами радуги, приводя Лили в совершенный восторг.

Они уселись ждать родителей на ступеньках. Сначала весело болтали, хихикали, Джим как всегда веселился, сталкивал Ала со ступенек (перил не было). Они играли в слова, в счет, в «Саламандру»*, в импровизированный квиддич на старых палках, найденных на чердаке и используемых в качестве метел. Но родителей все не было и не было. К пяти вечера они уже устали и слегка приуныли. Сидели, уже не смеясь, перебирали слова, лениво вспоминая, какие были названы. Спустя полчаса Джим начал ворчать. Это слегка подрывало настроение Лили, но они все еще не собирались покидать крыльцо, чтобы, когда отец придет, броситься ему на шею с поздравлениями.

Через час ворчание Джима стало невыносимо. Даже ему самому невыносимо, и он встал, злобно бросив, что отцу работа в сто раз важнее, чем дети. А затем ушел к себе, громко хлопая всеми дверями, какие ему попадались на пути.

Лили и Альбус все еще играли в слова, наверное, чтобы не дать друг другу поверить, что Джим прав. Стало уже очень темно и холодно. Ал сходил в гостиную, взял плед, который сегодня утром убрал в шкаф и вынес его на улицу, чтобы им с Лили укататься и не замерзнуть. Ветер усилился настолько, что трепал прикрепленный над дверью плакат, приводя Лили в ужас и заставляя беспокоиться, что вот-вот он разорвется.

— Когда же придут мама с папой? — жалобно спросила Лили, растеряв уже весь свой утренний энтузиазм. — И почему мама не пришла, хотя обещала вернуться к обеду?

— Я не знаю, Лил, — отозвался Ал, чувствующий себя почему-то виноватым в своем неведении. Хотя на самом деле, конечно, его вины здесь не было ни капли. Безысходность и плохое настроение распространялись по саду, проникая сквозь плед и прилипая к Альбусу и Лили, как прилипала утром намокшая одежда. Плакат трепещал на ветру, грозя то и дело сорваться и улететь навстречу приключениям.

— Почему они не возвращаются, ведь уже очень темно? — плаксиво спросила Лили, когда Альбус вернулся из гостиной, принеся с собой фонарик.

— Раз темно, значит, они вернутся уже совсем скоро, — успокаивающе пробормотал Ал, присаживаясь рядом.

Через полчаса настроение Лили достигло точки кипения, и она, расстроенная тем, что родителей до сих пор нет, а Альбус не может ответить на ее вопросы, кинула в траву фонарик, скинула с плеч плед и, размазывая слезы по щекам, убежала в дом.

Ал не стал ее догонять. Все равно ему нечего сказать, он не знает, как ее успокоить. Не знает, где родители, почему они не приходят, почему не отправили хотя бы сову. Он остался один сидеть на холодном крыльце, плотно укутавшись в плед, но все равно замерзая. От скуки он освещал фонариком уголки сада, пытаясь разглядеть как можно больше, пытаясь найти что-то интересное и отвлечься.

Плакат все-таки сорвался и полетел: Ал вскочил, бросаясь за ним и поймал его только благодаря кусту, за который зацепился лист. Ал отнес его в гостиную, разгладив кое-какие помятости, и разложил там. «Хорошо, что Лили этого не видела. Она бы не выдержала».

Однако пост свой он не покинул. Он не мог вот так просто уйти спать, не удостоверившись, что с родителями все в порядке, не посмотрев им в глаза. Может быть, с укором, если не было причин их отсутствию, может быть, с облегчением, если все в порядке, может быть, с раскаянием, потому что успел себе надумать кучу всякой ерунды.

Он подумал было, что надо все же сторожить камин, ведь чаще всего папа приходит с работы через камин. Но все же остался сидеть на крыльце, как будто подсознательно зная, что придут они, трансгрессировав во двор.

Было холодно и мерзко. Ему самому уже хотелось плакать, как Лили, но он не мог себе позволить, шепотом уговаривая себя, что он мужчина, а мужчины не плачут.

Наконец, его бдение увенчалось успехом. За калиткой послышался хлопок, затем голоса, и две фигуры вошли в поттеровский сад, закрывая за собой калитку и переговариваясь. Мамины волосы и отцовская мантия развевались на ветру, они шли за руку. Затем они, заметили-таки слабый огонек фонарика и стали переговариваться тише, хотя Ал и так не мог разобрать их слов.

— Альбус! — воскликнула мама, подбегая к нему и садясь на корточки перед ним. — Почему ты сидишь тут? Ведь на улице темно и холодно.

— С днем рождения, пап, — сказал он, вставая. — Я ждал вас тут, мы все ждали, мы готовили сюрприз, — голос дрожал, Ал готов был разреветься, но не позволял себе. — Почему ты не пришла к обеду, как обещала? Почему вы не пришли в девять, когда папа обычно приходит с работы? Джим злится, а Лили расстроилась, — он перевел дыхание, не зная, что делать ему: злиться или плакать.

— Ал, понимаешь, у меня много работы…

— Ты говорил, — тихо пробормотал Ал. — А еще ты начальник и не можешь сказать, чтобы тебе давали работы поменьше. Да ты даже в свой день рождения не можешь вырваться…

Ал почувствовал, как слезы подступают к горлу.

— Мам, я думал, что могу доверять тебе. Ведь ты же можешь доверять мне…

Он схватил плед и быстро ушел, затем бросил его на диван в гостиной и убежал в свою комнату, чтобы никто не видел жгучих слез невыносимой обиды, сбегающих по щекам.

Гарри пришел через несколько минут, тихо-тихо приоткрыв дверь и разглядывая в полоске света из коридора, упавшей на кровать Альбуса, спит сын или нет. Альбус не спал, но не вскочил с кровати, чтобы позвать отца посидеть с ним, даже не шевельнулся, притворяясь, что спит. Гарри прикрыл дверь также тихо, и Ал слушал его едва различимые шаги в коридоре, а потом на лестнице.

«Пошел в гостиную, значит, они с мамой хотят о чем-то поговорить».

Не долго думая, Ал выскользнул из-под одеяла, как кошка прокрался в коридор, совершенно бесшумно открывая и закрывая за собой дверь, и подошел к лестнице. В гостиной горел свет, и слышались приглушенные голоса родителей. Ал притаился за углом, вслушиваясь в их разговор.

— Дети спят, — сообщил Гарри, садясь на диван. Ал услышал, как подушки со вздохом выпустили воздух.

— Хорошо. На, выпей, а я пока перебинтую тебе голову, — сказала Джинни, видимо, протягивая мужу стакан или чашку.

«Папа ранен?»

— Это обязательно? — недовольно спросил Гарри. — Может, и так заживет? Не впервой же…

— Колдомедики сказали надо, значит, надо, — безапелляционно заявила Джинни, садясь рядом с Гарри, видимо, чтобы перебинтовать ему голову, как обещала.

— Ал злится на меня, — пробормотал Гарри через некоторое время, сделав глоток.

— На меня теперь тоже. Действительно, надо было отправить им сову… Но что бы я написала?

— Да, хотя бы то, что задерживаешься по необъяснимым причинам, — предложил Гарри.

— Не смей упрекать меня, я сидела над твой кроватью и думать о чем-то еще для меня было совершенно невозможно, — взвилась Джинни.

«Папа лежал в Мунго?!»

— Ай, аккуратней!

— Прости.

— Я не упрекаю тебя, просто… Ну, в общем ладно, что сделано, то сделано.

— Если бы они узнали, что ты был на грани между жизнью и смертью… Ну, в общем, это было бы для них куда большим потрясением, чем просто ожидание и неизвестность.

— Неизвестность — самое страшное. Это единственное, чего мы боимся, даже не смерти, не…

— Ты говоришь, как Дамблдор, — прервала его Джинни, не желая выслушивать нотации.

— Он многому научил меня.

— А что вообще там произошло? — спросила Джинни, переводя тему. — Ты мне так и не рассказал.

— Я и понять не успел, как оказался в Мунго. Мы пошли на задание еще вечером, долго сидели в засаде, полночи. Поэтому я не вернулся домой спать.

— Мог бы отправить сову.

— А потом битва, их было на удивление много, мы были совершенно не готовы к такому сопротивлению. Я помню вспышки, помню, как упал Бэрбидж, слава Мерлину, он жив, а потом темнота. Вроде как заклятье прилетело мне в затылок.

— Но почему сову мне отправили только утром?

— Потому что под утро меня привезли в Мунго, где-то часа в четыре, вместе с остальными, но долго не могли понять, что же со мной творится. Физически я был слегка лишь поцарапан, но психологически… Мне казалось, что я в аду, а вокруг меня крутится бесчисленное количество самых страшных воспоминаний. Меня вытащил из этого состояния один легиллимент. К счастью, в Мунго недавно ввели такую профессию.

— Да, когда он тебя выводил из транса, я уже была в Мунго. В общем, все ясно, что ничего не ясно.

— Да, мы тоже не можем понять, что им понадобилось, зачем они устраивают этот вандализм, какие цели преследуют и что за заклинания используют.

Джинни тяжело вздохнула.

— Я беспокоюсь за тебя.

— Все будет хорошо, — пообещал Гарри, обнимая жену. — Пойдем спать?

Альбус сообразил, что пора возвращаться в спальню, чтобы его не вычислили, и, еще не до конца обработав полученную информацию, тенью скользнул в комнату. Юркнув под одеяло, он прижался щекой к прохладной подушке, приходя в себя и размышляя о том, что только что услышал.

В эту ночь он почти не спал.

_________________________

* «Саламандра» — детская игра волшебников, абсолютный аналог маггловского «Крокодила» (один что-то показывает, другие отгадывают, кто или что это)

Когда Джинни вышла на работу, она, как и обещала, отправила детей в Нору. Уизли еще не вернулись с Кипра, поэтому было не так весело, как могло быть, однако в Норе скучно не бывает.

Альбус спал в комнате, где когда-то спали Фред с Джорджем. В ней было светло, тепло и как-то легко дышалось. Казалось, что в воздухе до сих пор витает тот самый запах пороха, каким пропахла комната за годы взросления близнецов. По крайней мере, так говорил дедушка Артур. Дядя Джордж никогда не заходил в эту комнату. Но Альбусу здесь нравилось. Каждое утро, просыпаясь с криком петуха, он ощущал себя невероятно бодрым и готовым к свершениям. Возможно, конечно, это было не только влияние комнаты, а скорее даже влияние всей атмосферы в Норе...

Потом он спускался на завтрак: бабушка Молли готовила просто великолепно. Джинни, конечно, тоже умела вкусно готовить, и Альбус привык к вкусной еде. Но у бабушки к готовке была какая-то врожденная предрасположенность. Возможно, просто жизненный опыт. А может, действительно дар. Любое принятие пищи превращалось в праздник. Каждый обыкновенный завтрак, обед или ужин казались пирами, хотя, если углубляться в детали, то ничего особенного в них и не было. Бабушка с дедушкой жили не то чтобы очень богато, у них не было возможности баловать бесчисленных внуков деликатесами. К тому же, когда по выходным приезжали родители, можно было вообще разориться. Но казалось, что запасы еды у самых старших Уизли просто бесконечные.

Наевшись досыта и поблагодарив бабушку за замечательный завтрак, Альбус вместе с такими же сытыми и довольными Джеймсом, Лили, Фредом, Рокси и маленькой пухленькой Молли отправлялся на задний двор, чтобы помочь дедушке выдворить гномов. С некоторых пор гномов развелось неимоверное множество, и внуки помогали дедушке каждое утро, зашвыривая гномов за ограду, распинывая их по всему саду и, в общем, отлично веселясь. Почти каждый день рекорд по дальности полета гномов-мазохистов ставил Джеймс. Но иногда удавалось и Алу. Дедушка был безмерно благодарен им, ведь ему самому уже сложно было справляться одному. Он постоянно жаловался на ноющую спину.

Фред и Рокси проводили у бабушки с дедушкой почти все лето, почти так же, как и дети Поттеров. За тем лишь исключением, что Поттеры хотя бы раз за лето (а то и два, если уж очень повезет) проводили отпуск с родителями. Чаще это был отпуск Джинни. Точнее, почти всегда. Иногда они куда-нибудь уезжали. Родители же близнецов как будто вообще не отдыхали. Свои отпуска они умудрялись раскидывать по маленьким кусочкам на протяжении всего года. Дядя Джордж работал в магазинчике и не мог его надолго закрывать, а тетя Энжи постоянно возилась с какими-то иностранными волшебниками. Она работала в отделе международного сотрудничества в Министерстве.

Раньше, когда Ал был совсем маленьким, «Нора» кишела детьми, еще когда дети Билли и Перси были не настолько самостоятельными, чтобы оставлять им свободу выбора времяпрепровождения. Теперь же Мари-Виктуар очень редко появлялась в поле зрения Ала, лучезарно улыбаясь и откидывая роскошные волосы. Если бы она не была его кузиной, он бы точно в нее влюбился. Да, даже Доминика, не отходящая от своего брата Луи ни на шаг, уже не радовала дедушку своими познаниями в маггловской технике. И Люси, гордость дяди Перси, умница, староста и отличница, уже не умничала, поправляя всех в «Норе» на каждом слове. Теперь они занимались более важными делами: Люси уже начала готовиться к поступлению в университет, хотя ей еще год учиться в Хогвартсе, Мари гуляла с Тедди, а Доминика с Луи, видимо, предпочитали свои уединенные увлечения шуму и гомону. Но бабушка с дедушкой не отчаивались, ведь на смену выросшим приходили подрастающие внуки.

После славной охоты на гномов они были предоставлены сами себе. Чаще всего Альбус с Джеймсом бежали играть в квиддич с соседскими братьями Фоссет два на два. Лили и близнецы выступали пока в качестве болельщиков, хотя им уже тоже не терпелось принять участие. Однако Гарри некогда установил правила в их большой семье, что дети садятся на взрослые метлы только по достижении десяти лет. Поэтому Фреду с Рокси придется сидеть на поваленном бревне, играющем роль скамейки болельщиков, еще два года. А Лили просто боялась летать. Фоссеты сильно играли и часто обыгрывали Поттеров. Но Джеймс фанатично учился квиддичу, поэтому с каждой игрой он держался на метле все уверенней, ловил мячи все легче и выполнял виражи все круче. Ал не сомневался, что в этом году Джима возьмут в Гриффиндорскую команду по квиддичу.

Однако квиддичем занятия не ограничивались: года два назад они закончили постройку огромного домика на дереве, где устраивали детские семейные посиделки. Домик был восхитительным: с двумя этажами, тремя комнатами, веревочной лесенкой и кучей ненужного, по мнению взрослых, хлама, который они все равно не выбрасывали.

В особенно теплые дни можно было сходить на речку, что текла под холмом в миле от «Норы». Вода в речке была чистая-чистая, прямо-таки хрустальная, даже находясь по пояс в воде, можно было разглядеть свои ступни и заметить красивый камешек, принесенный течением. Песок был горячим и удивительно сухим, лежать на таком песке — одно удовольствие. Правда, замки из него не построишь, разве что воинственную насыпь с камешками вместо окон и листиком в качестве флага. Иногда Поттеры и Уизли, приходящие сюда купаться всей развеселой толпой, встречали тут тех же Фоссетов или еще кого из магических семей.

Еще у Альбуса где-то с девяти лет был друг маггл, чем не мог не восхищаться дедушка Артур. Друга звали Генри Таббер. Генри катал Альбуса на своем велосипеде, отчего оба приходили в неописуемый восторг. У Альбуса велосипеда, конечно, не было, а ощущения от спуска с холма на двухколесном агрегате были поистине великолепными. Волосы треплет ветер, руки отчаянно сжимают руль, норовящий вывернуть велосипед в нужном ему направлении, адреналин прыгает высокочастотной диаграммой где-то в груди, иногда ближе к горлу. Конечно, были и такие неприятности, как синяки на пятой точке от подпрыгивания на неудобном сидении, когда велосипед ехал по камням и ямкам, и ссадины и ушибы от падений. Но они были несравнимы с ощущениями дикой радости. Генри же не мог не испытывать гордость, что его вещь приводит кого-то в такой восторг.

Еще Ал любил проводить время в дедушкином гараже, пытаясь разобраться в устройстве каких-то маггловских штук. Иногда он приносил что-нибудь восхитительное, по мнению дедушки, и бессмысленное, по мнению бабушки, от Генри. И они могли провозиться в гараже весь день, исследуя чудесную штуковину, хотя Генри и объяснял, зачем она нужна и как она работает.

Во второй половине дня, после замечательного обеда, забавные приключения продолжались. Скучать было некогда, грустить было некогда, да даже присесть было некогда. Иногда Альбус с Джеймсом забирались на чердак, где все еще жил старый дряхлый упырь, подвывающий раз в три дня примерно в час ночи мотивы, похожие на песни Селестины Уорлок. Интереса для мальчишек он, конечно, не представлял. Но на чердаке всегда находился какой-нибудь мнимо таинственный хлам. Однажды они нашли там ржавую маггловскую игрушку. Это была выцветшая некогда яркая шкатулка, раскрашенная во все цвета радуги. Если покрутить рычажок сбоку шкатулки, то кроме мерзкого скрипа можно было услышать странную мелодию, постоянно срывающуюся на фальшивые ноты, но чем-то завораживающую. А потом, примерно после пары минут скрипучего звучания, крышечка шкатулки открывалась и выскакивала голая пружина. Дедушка Артур припомнил, что принес эту шкатулку очень давно, еще в годы первой войны. Он изъял ее после одного из рейдов в Лютный переулок. Шкатулка была заколдована. Выпрыгивающая пружинка выпускала ядовитый порошок. Непонятно, кто это сделал, потому что на темное злодеяние глупая шутка с последствиями была не похожа. Однако пострадавшие лежали в Мунго несколько недель. Дедушка Артур снял с пружинки мешочек с порошком, а шкатулку оставил себе, пока однажды бабушка Молли в приступе очередного пренебрежения к его увлечению не закинула ее с другими подобными вещицами на чердак.

Некоторые неудачные или незаконченные эксперименты Фреда с Джорджем тоже валялись на чердаке. Например, целый ящик забракованных «Забастовочных завтраков».

В конце дня, а именно после ужина, устраивать беспорядки, как называла их занятия бабушка Молли, было запрещено. Можно было сидеть дома или гулять около него. Но чаще всего они сидели у камина в горе принесенных подушек и слушали дедушкины рассказы «из прошлого», как он сам их называл. Бабушка постоянно говорила, что он стал чересчур сентиментальным. Все ли рассказы были правдой, могла сказать только она, проведшая рядом с ним всю свою жизнь. Однако она никогда не перебивала его и никогда не опровергала даже самые невероятные истории. Разве что она запрещала рассказывать ему всякие ужасы из военных будней. Кстати, именно дедушка поведал Поттерам о свершениях их отца. Сам Гарри никогда не распространялся на эту тему, а о неудачах и смешных случаях всегда рассказывал дядя Рон.

После невероятно насыщенного дня и очередной увлекательной истории дедушки Артура дети отправлялись спать. Лили, глубоко принимающая все к сердцу, каждый раз трепетно обещала, что как только она научится красиво писать и складывать предложения, как писатели, обязательно запишет все дедушкины рассказы, увековечив их в истории магии.

Ночь в «Норе» была мягкая и темная. Выглянув в окно, Альбус не мог разглядеть ничего, кроме звезд на небе и угольно-черных силуэтов деревьев, холмов или близстоящих построек. Однако хотелось выйти в эту темноту и просто дышать, наслаждаясь легкостью и свободой.

По выходным приезжали родители. Джинни строго спрашивала, хорошо ли дети себя ведут, косясь на Джеймса. А Гарри устраивал матчи по квиддичу, когда у него появлялись свободные дни. Они много разговаривали с бабушкой и дедушкой о работе и постоянно спрашивали, не в тягость ли им толпа неуемных детей. Конечно, не в тягость. И если бы мама с папой не были в этом так уверены, то ни за что бы не спросили. Очень редко выдавались такие выходные, когда почти вся семья Уизли была в сборе, вплоть до Флер, не особенной любительницы посещать «Нору». Тогда Ал ощущал себя самым счастливым на свете. Столы ставили на улице, потому что такая толпа не уместилась бы в доме. А спали все буквально друг на друге. Правда, в этом августе не хватало дяди Рона с семьей, но Альбус тешил себя тем, что все имеют право на отдых.

В эти выходные к ним присоединился даже Тедди, который чаще бывал у Поттеров. Мари беспрестанно ворковала около него, при этом суетясь и помогая бабушке — строила из себя хозяйку. Тедди убирал ее роскошные блондинистые волосы за ухо и улыбался.

Альбус незаметно таскал шоколадные конфеты со стола и устраивал баталии за печенье с Джеймсом, смеша и забавляя окружающих. Когда ты в «Норе» и вокруг тебя куча родственников, которые нежно любят тебя и смотрят с умилением, можно баловаться сколько угодно. Потом он развлекался, пародируя Люси: поправлял с умным видом очки, как она, прямо держал спину и размахивал вилкой, имитируя, что принимает непосредственное участие в разговоре. Люси всего этого не видела, потому что он стоял у нее за спиной на достаточном расстоянии, чтобы не дышать ей в спину, а она была увлечена обсуждением магических университетов, в которые собирается подавать заявление на поступление.

Столы ломились от еды, бабушка Молли безустанно готовила с самого раннего утра.

— Прямо как пир в Хогвартсе, — восхищенно сказал Джеймс, протягивая руку к тарелке с пирожными и получая легкий укол вилкой от Мари-Виктуар:

— Подожди, пока все сядут.

Спустя полтора часа можно было сесть за стол. За это время дети успели сбегать на речку, изваляться по уши в песке, возвращаясь обратно, и снова сходить туда под строгим руководством Мари, которая следила, чтобы они смыли весь песок и вернулись к столу чистыми.

Всех взрослых дожидаться не стали, потому что дедушка Артур сам начал таскать бутерброды и всякую нарезку, подавая плохой пример внукам. Впрочем, этим качеством он отличался всегда.

Дядя Билл, накладывая салат в тарелку Флер, морщился, потому что Флер неустанно повторяла, что на днях приедет ее мамочка и надо будет привести дом в порядок, Биллу выглядеть прилично и вообще не говорить ничего лишнего.

— И все бы ничего, если бы твоя маман, — он передразнил манеру Флер вставлять в английскую речь слова на французском, — приехала к нам на денек, ну, максимум, на два. Я тогда мог бы перекантоваться у друзей, чтобы она не раздробила мне мозг на мельчайшие частицы своими буйабесами, кунсоме и кродите*, которые я, видите ли, не умею готовить, а значит, я — frottez*, своими cravate, redingote и pantalon*, которые не умею носить, а значит, я не джентльмен, и прочими ее goodies fran?ais*, без которых не может жить она, но без которых легко живу я. Так нет же, она приедет на неделю, а то и две, и будет прочищать мне мозги при любом удобном случае.

Флер нахмурилась, и Билл перестал паясничать.

— Конечно, дорогая, это твоя мама, и она должна иметь доступ к своей дочери и внукам, как бы не раздражала меня. Я буду сбегать к друзьям как можно чаще, — тихо добавил он. Флер сделала вид, что не услышала. Она не собиралась заставлять мужа терпеть тещу все то время, что она будет в гостях. Ей самой с трудом это удавалось. Даже при всех французских манерах и воспитании обеих.

Тетя Андреа, жена дяди Перси, держала на руках маленькую неугомонную Молли. Молли было всего пять, но она уже была жутко сообразительной. Нет, не так как Роза или Гермиона. Она разбиралась в людях, знала, как на кого надо смотреть, что у кого можно попросить, перед кем можно поныть, а перед кем надо быть взрослой и умной девочкой. Дети всегда чувствуют душу человека лучше, чем взрослые, его намерения, особенности характера. Но Молли это удавалось удивительно хорошо. Ее обожали все, не только потому, что это еще одна крошечная улыбающаяся Уизли. Больше всех по ней сходила с ума бабушка Молли, потому что пятилетняя дочь Перси была абсолютной ее копией в детстве. Вот она-то и занималась больше всех ее воспитанием. Бабушка баловала ее, как могла, впрочем, как и остальных внуков, но Молли была слишком умненькой, чтобы стать просто избалованной капризной девчонкой. Она познавала окружающий мир и людей вокруг с хваткой ее старшей сестры Люси, непременно решившей поступить в самый крутой университет магии и волшебства.

Дядя Джордж увлеченно рассказывал дедушке Артуру о новой серии товара в его магазинчике «Всевозможные Волшебные Вредилки». Тетя Энжи прислушивалась к их разговору, одновременно не желая принимать в нем участия и контролируя, не создал ли Джордж чего-нибудь, что может повредить его здоровью. Их детишки-двойняшки, Рокси и Фред, абсолютно друг на друга не похожие, выстраивали, пока родители не видят, огромную пирамиду из печенья, которая грозилась рухнуть, если на нее положить еще хотя бы одну печенюшку. Фред видел это, поэтому старался пристроить ее очень осторожно.

Тедди и Мари, пользуясь тем, что все увлечены своими разговорами, шептали что-то друг другу на ухо. Мари застенчиво хихикала и смущалась, покрываясь легким красивым румянцем. Еще до Тедди у нее были ухажеры, но никто из предыдущих не мог видеть этого счастливого блеска в ее глазах и смущенного румянца на ее белых щеках. Мари-Виктуар была влюблена в Тедди Люпина по уши, как застревает в желе печенюшка, если ее там утопить. И вытащить можно только ложкой или ножом, если расковырять желе в непонятную субстанцию. Тедди Люпин тоже был влюблен в Мари-Виктуар, и не только потому, что она очень красивая. Они вместе всего несколько месяцев, но сколько безумных взглядов и сплетен было до этого. Целых полтора года они не могли быть вместе, просто потому, что им мешали какие-то глупые внутренние стержни. Тедди винит себя постоянно, говорит, что они могли бы любить друг друга уже давно. А Мари говорит, что все именно так, как должно быть. И на этом они закрывают тему. Влюбленные умеют наслаждаться каждой секундой, умеют жить мгновением, не думая ни о чем, только чувствуя. Еще так умеют маленькие дети, пока родители не начнут впихивать в них правила приличия.

— Ты будешь приезжать в Хогсмид каждые выходные? — вдруг спросила Мари, крепко вцепившись в руку Тедди. Она знала ответ, они обсуждали это сто раз, может даже больше. Но снова и снова представляя себе, как будет жить в Хогвартсе без него целый год, она беспокоилась и как маленький ребенок смотрела в его глаза с надеждой и тревогой.

— Обещаю тебе, малышка, — ласково проговорил Тедди, успокаивающе улыбаясь и прижимая ее к себе.

Чуть дальше от сладкой парочки сидели брат и сестра Мари, Луи и Доминика, неразлучные, как две сросшиеся черешенки. Они всегда и везде вместе, знают друг о друге все, рассказывают друг другу все, как две неделимые половинки одного целого. Никто из них никогда не был так близок с Мари, возможно, потому, что разница в возрасте с ней больше, чем разница в возрасте между ними.

Джинни пришла почти сразу, как все сели за стол, и присоединилась к общим разговорам, спрашивая про детей и рассказывая о последних новостях в магическом мире.

Альбус при любом звуке, похожем на хлопок трансгрессии, резко поворачивал голову в сторону калитки. Он ждал отца. Отец все не шел. Ал не видел Гарри уже две недели подряд. В прошлые выходные ему не удалось вырваться с работы. Мама передавала привет и целовала Альбуса в лоб от отца. Но разве она может его заменить? Конечно, нет.

Тьма медленно, но верно опускалась на маленький дворик около «Норы». Бабушка Молли постепенно начала суетиться, что детей надо укладывать спать, что всем надо найти место и прибрать столы. Альбус объелся. Так, что в него не влезало даже недоеденное безумно вкусное пирожное. За все время пиршества Перси один раз высказался, что всемогущий Гарри Поттер не может уделить семье хотя бы один выходной, за что Джинни на него тут же ощерилась, как дикая кошка. Она знала, где он и что с ним, она не могла не знать.

Когда все уже начали лениво разбредаться, попутно помогая Молли прибрать со стола, раздался хлопок. Гарри быстрыми шагами приближался к «Норе», немного помятый и уставший. Альбус еще быстрее бежал ему навстречу.

— Папа!

— Привет, Ал. Как жизнь?

— Я безумно скучал по тебе!

— Прости меня, но мама ведь сказала тебе, что у меня…

— …много работы, я знаю. Я очень тебя прошу, не уходи завтра утром! Пожалуйста, побудь со мной. Хотя бы один-единственный денечек. Ведь тебе совсем не сложно, мы поиграем в квиддич, я покажу тебе, чему меня научил Джим. Ты бы видел, как он круто летает! Его обязательно возьмут в Гриффиндорскую сборную в этом году. Я знаю.

Ал говорил, говорил, не останавливаясь, не давая отцу присесть, просто потому что боялся, что тот исчезнет, вдруг срочно побежит опять на работу кого-то спасать. Зеленые глаза Ала за стеклами очков блестели тревогой и искренней детской надеждой. Гарри присел на корточки, обнял сына и прошептал на ухо:

— Я тебе обещаю, завтрашний день мы проведем вместе.

_________________________

*буйабес, кунсоме и кродите — французские блюда, два из которых Билл назвал неправильно. Правильно: консоме и крудите (на конце читается твердо [э]). Буйабес — изысканный рыбный суп; консоме — светлый прозрачный бульон; крудите — мелко нарезанные овощи.

*frottez — ничтожный человек (франц.)

*cravate — галстук; redingote — сюртук; pantalon — брюки.

*goodies fran?ais — французские штучки.

_________________________

Касательно возраста детей (чтобы проще было ориентироваться, к тому же мое мнение в чем-то отличается от мнения Роулинг):

Альбус Северус Поттер — 10 лет, в последующих главах у него будет день рождения, в этом году поступает в Хогвартс

Джеймс Сириус Поттер — 12 лет, будет уже второкурсником

Лили Луна Поттер — 9 лет

Роза Уизли — 11 лет, поступает в этом году в Хогвартс вместе с Алом

Хьюго Уизли — 9 лет

Фред и Роксана Уизли — 8 лет, несмотря на сказанное в интервью Роулинг, они двойняшки (родились в один день), дети Джорджа и Анджелины

Мари-Виктуар Уизли — 17 лет, ей осталось доучиться в Хогвартсе последний год

Тедди Люпин — 19 лет, закончил Хогвартс год назад, работает стажером в мракоборческом центре

Люси Уизли — 17 лет, дочь Перси и Андреи, идет в Хогвартс в седьмой раз

Молли Уизли — 5 лет, дочь Перси и Андреи, сестра Люси

Луи Уизли — 13 лет, пойдет в Хогвартс в третий раз, сын Билла и Флер, брат Мари-Виктуар

Доминика Уизли — 12 лет, будущая второкурсница, также дочь Билла и Флер

прим.: как вы, наверно, уже заметили, дорогие читатели, описывается как раз тот самый год, что и в эпилоге "ГП и ДС"

И действительно, Гарри никуда не ушел следующим утром. Он понимал, что должен Алу невероятное количество времени, которое они не смогли провести вместе, потому что Министерство не требует отлагательств. Он понимал, как важно Алу его отцовское внимание, ведь помнил, как дорог стал ему Сириус за такой короткий срок, как легко он мог ему рассказывать обо всем, как важно ему было, чтобы Сириус был рядом, слушал, говорил, смеялся... Гарри знал, что виноват перед сыном, поэтому еще утром отправил в Министерство сову с сообщением, что берет отгул. За последнее время у него их накопилось на хороший такой отпуск. Один день управление всея магического мира может обойтись и без всемогущего Гарри Поттера.

Альбус радостно обнял отца, спустившись к завтраку и убедившись, что тот сдержал слово. Бабушка Молли как всегда радовала родных своим кулинарным мастерством.

— Ягодный пирог вышел на славу, — похвалил ее дедушка Артур, уплетая третий кусок. — Впрочем, как и всегда.

После завтрака нужно было как обычно помочь дедушке. Помогали всей семьей, так что справились во много раз быстрее. После вчерашнего пиршества прибираться вечером особо не стали, все устали, да и поздно уже было. А потом почти все разбрелись по домам: кто трансгрессировал, а кто воспользовался сетью летучего пороха, остались только Поттеры, да младшие Уизли.

К полудню стало невыносимо жарко, солнце припекало так, что мысли плавились, по раскаленному песку было невозможно ходить. Гарри повел детей на речку, именно там можно было вздохнуть свободно, чувствуя обволакивающую прохладу прозрачной воды. Альбус сидел в воде до посинения, придумывая самые невероятные игры, только чтобы не вылезать под знойные солнечные лучи.

— Ал, мы придем сюда еще раз, — усмехнулся Гарри, заворачивая сына в полотенце. — А сейчас пойдем играть в квиддич.

Зеленые глаза Альбуса засияли.

— Да, точно! Джим, ты ведь покажешь папе ту крутую штуку, которую сделал вчера?

— Ты имеешь в виду финт, который я придумал сам? — спросил Джеймс не без гордости. — Конечно, покажу, — он расплылся в самодовольной ухмылке. — Именно с ним я выиграю в этом году Кубок по квиддичу для Гриффиндора.

Гарри потрепал его по голове.

— Я буду горд за тебя в любом случае.

Мини-поле для квиддича, на котором они всегда устраивали дружеские соседские матчи, было наполовину в тени стоящих вокруг него высоких деревьев, что облегчало игру в такой жаркий день. К тому же, деревья выполняли функцию дополнительного сокрытия от чересчур внимательных магглов.

Гарри по настоянию Альбуса тоже сел на метлу и играл один против сыновей. Он постоянно поддавался, чему Джеймс был ужасно недоволен, уверенный, что сможет и без всякой форы обыграть отца. Гарри не спорил, но и не поддавался на провокацию, превыше всего он ставил безопасность, а квиддич — очень травмоопасный спорт, что он сам на себе много раз проверял. По многочисленным просьбам Ала и болельщиков Джим таки показал свой финт: сначала он летел ровно и не быстро, а потом, будто заметив что-то на земле, резко входил в пике и летел к земле под углом в девяносто градусов, при этом крутясь по спирали, что еще больше ускоряло его; потом он также резко тормозил. Гарри понравилось все: и задумка, и исполнение, единственное, что заставило его запретить Джеймсу повторять финт, это смертельная опасность самого трюка. Любая ошибка могла привести к тому, что Джима пришлось бы соскабливать с земли, раздавленного в лепешку. Этого Гарри допустить и не мог, поэтому Джим на него дулся.

Матч они-таки доиграли со счетом 7:2 в пользу команды детей и пошли на обед — бабушка Молли уже, наверное, заждалась. После обеда Джинни ушла по каким-то важным делам, сказав лишь, что зайдет через день-два, когда у нее будет выходной.

Гарри решил устроить перерыв в бесконечных играх и беготне, и они расселись в гостиной, принеся подушки из комнат, а дедушка Артур решил, что сегодня историю можно рассказать и днем.

— А я вам рассказывал, как ваш папка в свои одиннадцать сражался с горным троллем? — спросил дедушка, лукаво косясь на Гарри.

— Да мне и делать-то ничего не пришлось, у него мозгов меньше, чем у гнома, — начал оправдываться Гарри, когда Альбус воззрился на него своими зелеными глазами за стеклами круглых очков в тонкой черной оправе. Он уже сто раз слышал эту историю и знал ее наизусть, но невыносимое желание насладиться обществом вечно работающего и отсутствующего рядом отца заставляло его забыть об этом и прослушать ее снова.

— Да, рассказывал, — напомнил деду Джим. И тот продолжил:

— А историю про то, как он убил огромного василиска, спасая вашу маму, когда учился всего-то на втором курсе?

— Это все феникс, он выцарапал змею глаза. Я и смотреть-то на него не мог, если бы не Фоукс, он сожрал бы меня на месте, — снова начал отрицать Гарри.

Альбус подумал о том, что у его отца было трудное детство: дедушка рассказывал, что он жил с ненавидящими его дядей и тетей. И при этом он вырос невероятно добрым и хорошим, храбрым и жаждущим всех спасти. Ал посмотрел на своего старшего брата, Джим был не таким. Он растет в отличной семье, при этом не отличается ни добротой, ни желанием всем помочь, он часто расстраивает маму и постоянно хочет казаться крутым. Альбус же знал, что все зависит от него, что он решает, на кого ему быть похожим. И, в общем-то, он уже сделал свой выбор. Он всей душой желал стать таким, как его отец, хотел быть таким же смелым и самоотверженным. Он был уверен, что попадет на Гриффиндор в этом году и не разочарует отца ни за что.

Пока дедушка вспоминал, что он уже рассказывал, прошло около часа, и хотя им всем нравилось наблюдать, как скромничает Гарри, возможности теплого солнечного дня терять не хотелось. Они снова пошли на речку.

Остаток дня прошел быстрее, чем его начало, но не менее интересно. Пройдя дальше по берегу реки, они нашли маггловскую «тарзанку», привязанную к огромному дубу. Ал тут же просветил всех, как ей надо пользоваться, ведь Генри не раз показывал ему подобные штуки. Гарри запускал детей в воду, а те визжали от восторга и просили еще. Когда уже он совсем выдохся, они отправились домой. Дома их ждали ужин и уютные постели. Они так вымотались, что без разговоров пошли спать.

— Отличный день был, правда, пап? — Альбус, уже полусонный, разговаривал с отцом, лежа на прохладной подушке. Кожа его была красной и горячей: обгорела за день. Особенно, если учесть, сколько времени они провели в воде.

— Да, Ал, просто чудесный. Обещаю, что мы чаще будем такие устраивать.

— А тебе обязательно надо завтра на работу? — спросил Ал, надеясь на отрицательный ответ.

— Обязательно, — со вздохом ответил Гарри. — И послезавтра, и всю неделю…

Альбус тяжело вздохнул, но все же отец подарил ему замечательный день обещанного совместного веселья.

— Я люблю тебя, пап.

— И я тебя, Ал. Спокойной ночи.

Гарри вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Уже сквозь сон Ал слышал, как скрипят под поднимающимся наверх отцом ступени. Где-то в огороде стрекотали сверчки. Ночь накрыла мягким одеялом окрестности, утопив «Нору» и всех ее обитателей в сладостной томной мгле.

Наутро Альбус проснулся раньше всех, даже раньше бабушки Молли, которая вставала очень рано, чтобы приготовить на всю семью завтрак. Еще даже не рассвело. Ал выбрался из постели и на цыпочках пробрался вниз, стараясь идти как можно тише. Благо его маленький вес позволял осторожно спускаться по ступеням так, чтобы они не скрипели. Приоткрыв дверь, он вышел во двор с заднего входа, нашел пару одинаковых сапог из горы здесь имеющихся, надел их, зная, что утром трава очень мокрая, и, не забыв прихватить фонарик, отправился погулять. Больше всего его интересовала возможность насладиться рассветом. Сколько он ни просил, его ни разу за лето никто не пришел разбудить пораньше, чтобы Ал мог сходить посмотреть на этот самый рассвет. Наверное, потому, что все в это время еще спали. Ал шел далеко, замечая, что где-то за горизонтом уже светлеет, торопился, боясь опоздать, но осторожничал, чтобы не споткнуться в темноте и не разбить опять себе нос. Он искал самую лучшую точку обзора, чтобы не упустить ни одной детали. Поднявшись по берегу реки, он нашел то самое идеальное место — высокий холм с растущим на нем вековым дубом резко прерывался в самой своей наивысшей точке, а внизу, никуда не поднимаясь и не опускаясь, бежала река. Вот только здесь она расширялась и ускорялась во много раз. Купаться здесь было опасно для жизни. Да и вообще ходить сюда опасно. И Ал знал это, поэтому сел в корнях дуба, не подходя близко к обрыву. На другом берегу реки снова был холм, вероятно, этот же, только он был ниже, значительно ниже, то есть на склоне. А дальше — бескрайнее поле, где-то ближе к горизонту были видны малюсенькие коробочки домишек. Альбус знал, что это магглы здесь работают. Поле дает им еду. Но сейчас на поле никого не было, да и вообще оно представляло собой бескрайнее черное море, а там где оно стыковалось с небом, на линии горизонта, сиял рассвет.

Кто-то потрогал Ала за плечо, и он вздрогнул, подпрыгнув на корнях дуба.

— Лил, ты меня напугала, — прошептал он севшим от испуга голосом, когда фонарь осветил ее лицо.

— Извини, — тоже прошептала она, решив, что здесь нельзя шуметь. — Ты куда-то пошел, и я решила пойти за тобой. Ты на меня не сердишься?

— Нет, не сержусь, — пробормотал Ал, притягивая ее за руку. — Сядь здесь, не подходи к краю. Ты только в следующий раз скажи мне, что идешь за мной. Просто, чтобы я знал…

Лили кивнула, положив голову ему на плечо. Ал задул огонек в фонаре.

— Смотри, там, — Альбус указал на светлеющий участок неба, — солнце. Оно еще пока спит, но уже начинает просыпаться. Оно большое, поэтому просыпается медленнее, чем мы.

— Но оно же желтое, а там что-то розовое светится, — возразила Лили.

— Оно не только желтое. Вспомни-ка. Зимой оно почти белое. А вчера, например, в очень жаркий день, было оранжевое. А еще дядя Рон рассказывал, что в Египте оно красное. Поэтому сейчас, когда оно только просыпается, оно светится голубым или розовым.

Лили что-то удивленное пробормотала, и они принялись наблюдать. Темно-синие облака медленно плыли по небу. Полоса света становилась ярче, а вокруг нее разливалось желтоватое свечение. Они сидели молча, каждый думал о чем-то своем. Ал чувствовал, что происходит что-то особенное, будто ему удалось поймать кого-то в момент очень личный и не предназначенный для чужих глаз. Поймать природу. Она будто заново рождалась. Неужели так происходит каждое утро? Горизонт потихоньку светлел, земля там из черной становилась синей, а затем голубоватой. Облака словно подсвечивались. Будто бы там, сверху, кто-то включил свет. Небо было белым. Лили и Альбус видели низ облаков, который все еще был синим, а сверху они светились розовым.

— Красиво, — прошептала Лили.

Ал кивнул, но, вспомнив, что она этого не видит, сказал:

— Да.

Там, у самого горизонта, будто совсем не было облаков, или они были, но солнце их ярко освещало, и они совсем сливались с небом. Само же небо у горизонта из розового становилось желтым. А чуть выше желтый превращался в белый.

Земля все еще была черной. А вот облака словно смешивали свой синий низ с розовым верхом и становились сиреневыми, а где-то фиолетовыми. Выглядело это безумно красиво.

Ал вдруг подумал, что Мари-Виктуар, которая была отличной художницей, смогла бы все это запечатлеть на холсте. Но тут же подумал, что ей понадобилось бы невероятное множество холстов, ведь состояние неба быстро менялось.

Солнце еще не показало из-за горизонта ни одного луча, но оно было уже близко. Об этом говорила насыщенность цвета. Облака у горизонта были ярко-сиреневыми, а кое-где ярко-розовыми, но над головами Альбуса и Лили все еще оставались синими.

Затем полоса света в одном месте словно прервалась, а в образовавшемся пространстве скапливалось яркое свечение, пока еще белое и малозаметное.

— Видишь, Лил? — Ал указал рукой на это место. — Там и появится солнце.

Лили восхищенно выдохнула, не зная, что сказать.

Облака из розово-сиреневых становились желто-оранжевыми. Небо вокруг появившейся светящейся точки желтело все ярче.

Альбус наблюдал, не отрывая взгляда, боясь пропустить что-то значимое.

Солнце медленно стало подниматься, насыщая небо вокруг все более желтым светом. Облака, проплывающие мимо, становились оранжевыми. Земля светлела, но совсем медленно, в отличие от неба.

Светящийся белый диск поднимался, рассеиваясь, переходил в желто-оранжевую среду вокруг. На краях он был желтым, а белым лишь в самом центре. Облака над ним становились золотыми. Все это выглядело безумно красиво. Словно их посыпали золотистой пудрой. Но не сверху, а снизу.

Засмотревшись на облака, Ал не заметил, как солнце пустило на землю свой первый луч. Словно земля на горизонте вдруг треснула. В том месте, где была равнина, образовалась яркая светящаяся вмятина. Землю около себя она окрашивала в красно-золотой, а сама была оранжевой.

— Смотри, это и есть солнце! — воскликнула Лили, удивленно глядя на то место, где скопление света становилось все более ярким и даже слепящим.

— Точно…

На облаках не осталось уже ничего фиолетового или синего, они стали оранжевыми с золотой каемочкой. Световая вмятина разрасталась, становясь все больше, освещая землю вокруг себя красным. Лучи солнца тянулись все ближе к Алу с Лили, но были пока далеко. Оранжевый цвет вокруг становился все ярче, все насыщеннее. Вмятина разрасталась все больше и больше, теперь уже казалось, что вся земля вокруг красная. Облака наоборот светились все меньше, словно бы прятались в тень. А потом весь этот шар яркого света начал медленно подниматься, вмятина, сделанная им на земле, уменьшалась, но не в диаметре, а в глубине.

Альбус наблюдал, чуть дыша, думая, что, наконец, сбылось его желание — увидеть рассвет. Золотой солнечный диск поднимался все выше, природа вокруг медленно начинала становиться такой, какой будет весь день до заката, но все еще была необыкновенной, в золотых красках.

Вернулись домой они, пока еще почти все спали, но бабушка Молли уже проснулась и удивилась, когда они вошли в кухню через заднюю дверь.

— Где это вы были?

— Смотрели рассвет, — радостно ответила Лили.

Она прищурилась, готовая их пожурить за то, что пока они были непонятно где, с ними могло что-то случиться, но Ал поспешно добавил:

— Все хорошо, мы были очень осторожны. А где папа? — тут же спросил он, боясь, что мог пропустить отъезд отца на работу.

— Умывается, я только что разбудила его.

Альбус облегченно выдохнул и пошел наверх, чтобы рассказать папе, что они с Лили сегодня увидели.

Днем, когда все как раз уселись обедать, неожиданно приехали Уизли. Точнее дядя Рон с Гермионой и детьми.

— Мы прилетели вчера, — радостно вещала Гермиона. — Но у меня есть еще пара дней отпуска, так что решили заглянуть к вам.

— Присаживайтесь, — улыбалась бабушка Молли, наливая им суп в тарелки. — Мы тут как раз обедаем.

— Ну, что ж, давайте рассказывайте, как там на этом Кипре? — потер руки дедушка Артур.

— Круто! — воскликнул Хьюго, не дав родителям и рта раскрыть.

Все засмеялись, а потом Гермиона рассказывала о том, какие достопримечательности они посетили, что магического о них узнали. Рон периодически поправлял ее или вставлял какие-то рассказы о смешных ситуациях или моментах. А Роза и Хьюго высказывали свое мнение о том, понравилось им там-то и там-то или нет. Как выяснилось, Хьюго (как и Рону, вероятно) там понравилось скорее из-за разных смешных случаев с магглами или с ними самими, нежели из-за массы исторических ценностей, которые они повидали на острове и его окрестностях. А вот Роза, как и Гермиона, восхищалась величием старинных памятников. И еще она обожала всякие книжки по древнегреческой мифологии, считая, что именно там испокон веков творилась та самая магия.

Однако все остались довольны поездкой, привезли массу колдографий и всяких сувениров.

* * *

Через пару дней Альбусу исполнялось одиннадцать лет. Весь день родные хлопотали около него, поздравляя, даря подарки. Бабушка Молли снова накрывала стол. Даже Гарри смог вырваться с работы, понимая, что ужасно обидит сына, если пропустит его праздник. Альбус улыбался всем, радостный, складывал свои подарки в комнате, обнимая каждого из родственников и друзей. Гермиона с Джинни украшали дом и помогали Молли с готовкой. Джим счел за свою обязанность оторвать сегодня Альбусу уши, поздравляя того с одиннадцатилетием, поэтому младший брат старался не попадаться ему.

Но самым лучшим подарком для Альбуса стала сова, постучавшаяся в окно его комнаты, когда он ставил подарок от Мари-Виктуар и Тедди на стол. В клюве у совы был желтоватый конверт, на котором зелеными чернилами было написано, что данное письмо адресовано мистеру Альбусу Северусу Поттеру, проживающему на данный момент в «Норе».

Альбус дрожащей рукой взял письмо, запечатанное красной печатью с гербом Хогвартса, вскрыл его, чувствуя, как внутри него поднимается целый ураган эмоций, и прочитал:

ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА

«ХОГВАРТС»

Директор: Минерва МакГонагалл

(Великая волш., почетный герой ВМВ)

Дорогой мистер Поттер!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов.

Занятия начинаются 1 сентября. Ждем вашу сову не позднее 31 июля.

Искренне Ваша,

Эммелина Дэвис,

заместитель директора

Альбус радостно пробежал глазами списки необходимых учебников и предметов, не вникая в смысл и не веря своему счастью. Как и любой мальчик его возраста, он хоть и вырос в волшебной семье, но до сих пор боялся, что письмо из Хогвартса ему может не прийти по какой бы то ни было причине. Но вот он держал в руках заветный билет в мир волшебства, билет в будущее, светлое будущее. Ничто не могло омрачить его в такой день. Это был самый лучший день рождения Альбуса из всех, что он помнил.

Через пару дней они пошли в Косой Переулок, чтобы закупиться всем необходимым для школы. Гарри не смог вырваться с работы, но Ал был благодарен ему и за то, что он не пропустил его день рождения.

Они выстроились в круг около камина в гостиной. Бабушка Молли и дедушка Артур, естественно, путешествовать никуда не собирались, а посему были отправлены сидеть на диване и смотреть на все это действо со стороны. Всем заправляла Джинни, выпросившая у начальника два выходных в связи с тем, что ей было необходимо купить детям все для школы и посадить их на поезд до Хогвартса. Делали они все это в последний момент. Гермиона была на работе, понятно, что после отпуска о неожиданном отгуле нечего было и мечтать. Рона Джордж тоже завалил работой, жалуясь на то, что тащить магазинчик одному очень тяжело. Поэтому Джинни вела балаган детей в Косой Переулок совсем одна.

— Так, дети, замрите, я должна вас пересчитать. — Она задевала каждого по макушке, пересчитывая. Джеймс увернулся, ехидно улыбаясь, Джинни не обратила на него внимания.

— Так, Альбус, следи за Лили, не упускай ее из виду. Роза, следи за Хьюго. А ты, Джим, следи за собой.

— А ты? — тут же отозвался Джим.

— А я буду следить за всеми вами. Ну и за тем, чтобы мы все купили.

— А ты купишь мне метлу? Я в этом году буду играть за Гриффиндорскую сборную. Не могу же я летать на древних школьных метлах, которые разваливаются, стоит только к ним прикоснуться.

— Да, Джим, я же обещала.

— Было бы лучше, если бы со мной пошел папа, — буркнул Джим, отводя глаза и думая, что Джинни его не услышит.

— Если ты не забыл, дорогой мой, я также играла за Гриффиндорскую сборную в школе, как и твой отец. Я неплохо летаю и знаю о квиддиче абсолютно все, не зря же я веду колонку спортивных новостей в Ежедневном пророке. Так что, возможно, выбираю метлы я даже лучше.

Джеймс что-то буркнул, подтверждая ее правоту, и замолчал, думая о чем-то своем.

— Так, дети, попрощайтесь с бабушкой и дедушкой, ведь завтра вы уедите в Хогвартс и увидите их только на Рождество.

— Я не уеду, — плаксиво отозвалась Лили, готовая уже снова закатить истерику. Ровно с того дня, как Альбусу пришло письмо, она то и дело рыдала из-за того, что не едет в Хогвартс, а братья оставляют ее одну.

— Не сейчас, Лил, — ответила Джинни, доставая из сумочки списки учебников и предметов, которые им нужно купить.

— Ты поедешь уже скоро, — пообещал ей Альбус, сжимая ее маленькую ладошку.

Они обняли бабушку с дедушкой, пообещали им, что будут хорошо вести себя в Хогвартсе, отлично учиться и писать письма, а потом вновь выстроились около Джинни.

— Так, Джим, ты идешь первым.

Джеймс взял немного пороха из глиняной мисочки, вступил в камин, четко и громко произнес: «Косой Переулок!» и бросил порох себе под ноги. В мгновение ока его сожрало зеленое пламя, и он исчез, улетев по трубе к камину в Косом Переулке.

— Теперь Роза, ты ведь уже летала через камин?

— Да, и я, и Хьюго умеем это делать.

— Хорошо.

Через секунду Роза уже крутилась в трубе навстречу Косому Переулку. За ней зашел Хьюго, затем Альбус.

Альбус тоже уже не раз путешествовал через камин, а потому нисколько не боялся этого. Он бросил порох, громко скомандовав камину место назначения, и полетел, крутясь по трубе. Через несколько секунд он вывалился из камина в Каминном Зале Косого Переулка, где его уже ждали Роза и Хьюго.

— А где Джим? — тут же спросил он, оглядываясь вокруг.

— Не знаю, — ответила ему Роза. — Когда я вышла из камина, его тут не было.

— Вот придурок, — нахмурился Альбус, зная, что Джим наверняка договорился о встрече с друзьями. — Думает, что ему все позволено.

Тут же из камина выпрыгнула Лили, Альбус поймал ее и отряхнул ей подол мантии. И через несколько секунд вышла Джинни, на ее одежде не было ни пятнышка.

— Где Джим? — спросила она, оглядев детей. Все пожали плечами. — Он у меня получит…

Приведя себя в порядок, они вышли из Каминного Зала, куда периодически прибывали волшебники. На улице ярко светило солнце, хотя уже не было так тепло, как летом. Людей в Косом Переулке было невероятно много. Никто даже и не подумал о том, чтобы купить учебники заранее. Но, конечно, волшебники здесь были не только из-за детей, собирающихся в Хогвартс. Здесь всегда было многолюдно. Многие здесь и жили, и работали, и проводили едва ли не все свободное время. Но Альбус подумал о том, что не хотел бы так жить. Слишком много заинтересованных взглядов, слишком много перешептываний за спиной. Над Косым Переулком прямо-таки царила атмосфера интриг и обманов. Каким бы волшебным ни было это место, Ал слишком хорошо знал магический мир, чтобы не замечать правды. Джинни крепко сжимала сумочку, просачиваясь между людьми. Конечно, нет ничего сложного, чтобы вытащить кошелек здесь, в толпе. Тем более, если ты волшебник. А скопление народа не позволит сразу определить вора.

— Джеймс Сириус Поттер! — Джинни заметила сына между двумя магазинчиками, в крошечном проулке, непонятно зачем оставленном при строительстве домов. Проулок был забит мусорными баками, но Джима и его троих друзей это мало заботило. Он обернулся, заметив мать, и что-то начал быстро говорить друзьям.

— Иди сюда, я кому говорю! — возмутилась Джинни. Джеймс махнул друзьям рукой и поплелся к семье. — Какого боггарта ты убежал? Я же сказала ждать меня в Каминном Зале!

— Ты не говорила, — вякнул Джим, но тут же пожалел об этом, встретив уничтожающий взгляд матери.

— Знаешь что, дорогой мой, — прошипела Джинни. — Если ты продолжишь кривляться и выпендриваться, я могу передумать покупать тебе метлу.

Джим резко вскинул голову, но не нашелся, что сказать, да и промолчать было лучшим решением.

— Значит так, — продолжала Джинни. — Не отходишь от меня ни на шаг и прекращаешь мне отговаривать, иначе остаешься без метлы. Понял меня?

Джим хмуро кивнул, и они продолжили путь. Первым делом они зашли в книжную лавку «Флориш и Блоттс», где как всегда толпился народ.

Роза помимо учебников купила себе парочку толстенных книг для легкого чтения на свои карманные деньги. Одна из них называлась «Древнегреческие мифы: правда или вымысел?» авторства некоего М. Горгонна. А вторая — «Взаимосвязь магических сообществ мира» Э. Дожа. Альбус подумал, что скорее бы потратил свои карманные деньги на мороженое, чем на книги. Но не стал об этом говорить вслух, дабы не ввязываться с Розой в бессмысленную дискуссию. Она же все равно окажется права.

Лили чуть было не закатила истерику, когда Альбуса с Розой в очередной раз поздравили с поступлением в Хогвартс. На этот раз это был хозяин магазина Эммерик Блоттс. Этот же мистер Блоттс и укорил Лили за то, что нельзя завидовать брату с сестрой, а наоборот, нужно радоваться за них. Лили замолчала, испуганно глядя на него, и перестала рыдать. Джинни взглядом поблагодарила мистера Блоттса, и они вышли из магазина.

— Сейчас зайдем к мадам Малкин. Вам нужна школьная форма. Вы пока побудете там, а я зайду в аптеку, мне тоже нужно кое-что купить.

Альбус и Роза стояли на табуретах пока две волшебницы крутились вокруг них, снимая мерки и закалывая иголками ткань и одежду. Лили, Хьюго и Джеймс стояли на улице, жуя мороженое, чтобы не мешаться в магазине. Когда все было закончено, как раз вернулась Джинни из аптеки и с умилением посмотрела на детей в школьной форме.

После этого они прошлись по многочисленным маленьким магазинчикам и закупились всякой важной ерундой, типа котлов, весов и прочего. Теперь настал черед волшебных палочек. Альбус с замиранием сердца ждал этого момента. Получить волшебную палочку ему хотелось больше всего. Конечно, ведь именно она делает человека настоящим волшебником. Без волшебной палочки, сколько бы магии у тебя ни было в крови, ты не сможешь научиться ничему.

Темная старинная лавка Олливандера давно канула в Лету. На ее месте возвышалась трехэтажная мастерская с гордым названием «Корпорация волшебства Уолдена». Уолден был относительно молодым создателем палочек. Этим делом он заниматься с невероятной страстью. С самого детства, едва купив себе палочку, он понял, что хочет посвятить их изучению всю свою жизнь. Еще учась в Хогвартсе, Уолден мечтал стать подмастерьем Олливандера, единственного мастера волшебных палочек на всю Магическую Британию. Но потом лавка Олливандера закрылась. А после второй магической войны он просто не смог и не захотел дальше заниматься этим делом. Уолден консультировался у него, ведь Олливандер был жив до сих пор. Но на данный момент у Уолдена уже была такая известность, что про его учителя мало кто помнил.

На первом этаже корпорации был магазинчик — большое светлое помещение, где можно было поместить человек тридцать и Хагрида в придачу, при том, что в лавке Олливандера едва помещались десять. За прилавком, где он обычно и стоял в часы работы магазина, помещение продолжалось и занимало, наверное, площадь не меньшую, чем пространство, предназначенное для покупателей. Здесь были бесчисленные стеллажи с волшебными палочками. А за всеми ними — лестница, ведущая на второй этаж, где располагалась сама мастерская. Там Уолден и занимался созданием волшебных палочек. А на самом верхнем, третьем этаже, вероятно, было жилое помещение.

Уолден всегда улыбался, показывал товар с радостью, он безумно любил свою работу. А за доброжелательность и отзывчивость его любили покупатели.

Только Джинни с детьми зашла в магазин, как Уолден поздоровался с ней:

— Здравствуйте, миссис Поттер. Отправляете второго сынишку в школу? Я вас давно заприметил, еще когда вы шли мимо моего магазинчика во «Флориш и Блоттс».

— Здравствуйте, мистер Уолден. Да, Альбусу недавно исполнилось одиннадцать.

— Ровно год назад вы покупали у меня палочку для Джеймса. Как она? Хорошо служит? — спросил он, уже обращаясь к Джиму.

— Да, — кивнул Джим.

— Еще бы, — улыбнулся Уолден. — Перо гиппогрифа и древесина кипариса. Великолепное сочетание, которое, как мы выяснили год назад, идеально вам подходит. А что это вас так много? — снова обратился он к Джинни.

— Гермиона и Рон заняты, и я взяла своих племянников за покупками тоже. Ведь завтра уже поезд.

— Действительно… Вы, юная леди, кажется, Роза? — улыбнулся он. — Насколько мне известно, вы тоже едете в Хогвартс впервые. Значит, палочки будем выбирать сразу две. Чудненько-чудненько…

Альбус удивился, откуда Уолден столько знает об их семье. Но вспомнил, что, наверное, вся магическая Британия осведомлена о том, как живут великие герои войны, как бы они ни скрывали это от общественного мнения.

Лили и Хьюго осматривали стеклянные витрины, где были представлены экспонаты волшебных палочек знаменитых магов.

— А они настоящие? — спросила Лили, обернувшись к мистеру Уолдену.

— Конечно же, нет, — засмеялся он. — Могилу Мерлина так и не нашли, так откуда же нам взять его настоящую палочку? Это примерный образец, сделанный по чьим-то словам и каким-то записям. Или вот, Бузинная палочка. Она же пропала без вести после войны в 1998 году. Или палочка вашего отца. Более чем уверен, что настоящая хранится у него.

Тут дверь магазинчика распахнулась, и в него вошли трое: светловолосый мужчина в длинной черной мантии и со странной тростью в руке, набалдашником у которой была серебряная голова змеи с глазами-изумрудами; темноволосая худая женщина, со вкусом, но скромно одетая, вероятно, его жена; и маленький мальчик, возраста Альбуса, с белокурыми волосами, серыми, прозрачными глазами и бледной кожей.

— Здравствуйте, мистер и миссис Малфой, — лучезарно улыбнулся им Уолден. — Тоже пришли купить волшебную палочку для маленького Скорпиуса?

«Скорпиус?» — мысленно удивился Альбус. — «Что за дурацкое имя?» Скорпиус холодно посмотрел на Ала, будто бы прочитав его мысли.

— Да, — кивнул мистер Малфой, не утруждая себя приветствием.

— Отлично, тогда палочки будем выбирать сразу три, — радостно возвестил мистер Уолден и пошел к стеллажам, чтобы достать коробки.

Мистер Малфой сдержанно кивнул Джинни, она ответила тем же.

Альбус вспомнил, что дядя Рон постоянно рассказывал о том, какие Малфои «скользкие гады», и что с ними не стоит общаться. Гарри же относился к этому более спокойно, а Гермиона и Джинни предпочитали не вспоминать.

— Ну что ж, попробуем вот так, — бормотал себе под нос Уолден. — Чего вы стоите? — недовольно спросил он у детей. — Подойдите сюда, вы, трое.

Альбус с Розой шагнули вперед, к прилавку мистера Уолдена, Скорпиус встал чуть поодаль от них.

— Так, держите. Вот, мисс Уизли, это волос единорога в оболочке вишневого дерева. Мистер Поттер, вот вам палочка из красного дерева с сердечной жилой дракона. А вам, мистер Малфой, ясень и чешуя змеи. Взмахните палочками!

Они одновременно повиновались… и ничего не произошло.

— Нет, не подходит, — покачал головой Уолден, забирая у них палочки и выдавая новые.

Так продолжалось довольно долго: мистер Уолден выдавал им палочки, они махали ими в воздухе, ожидая непонятно чего, ничего не происходило, и Уолден забирал палочки и выдавал новые. Альбус уже весь измучился, он не понимал, что должно произойти, чего ждет от него мистер Уолден. Роза наблюдала все это с интересом, несмотря на то, что сама была подопытным кроликом. А вот Скорпиус явно устал сильнее всех, он закатывал глаза, пыхтел что-то недовольно, презрительно кривился, будто бы мистер Уолден казался ему жалким человеком, который не может нормально выполнить свою работу.

Альбус подумал, что Малфой ему не нравится, более того, он начал верить всем рассказам дяди Рона про малфоевскую семейку и так же, как и дядя Рон, относиться к ним.

Наконец, произошло хоть какое-то изменение. Роза, взмахнув палочкой, выпустила сноп красных искр, чему мистер Уолден был несказанно рад.

— Замечательно! Значит, рябина и измельченный коготь дракона, девять с половиной дюймов, жесткая. Просто великолепно! Думаю, юная леди, вы станете в этом году лучшей ученицей на курсе. — Он добродушно улыбнулся.

«О да, — подумал Альбус, — это именно то, о чем она мечтает».

Роза улыбнулась и отошла, чтобы не мешать им продолжать выбирать палочки. На прилавке мистера Уолдена уже была целая гора забракованных палочек. Он взял Розину, положил ее в упаковку и отложил на другой край прилавка.

— Ну что ж, продолжим? Вот держите, мистер Поттер. Акация и перо феникса. Десять и три четверти дюйма. Гибкая. А вам, мистер Малфой, — Малфой в очередной раз скривился от презрения ко всему происходящему, — палочка с сердцевиной из измельченного кошачьего зуба и древесиной лавра. Одиннадцать дюймов, очень хлесткая.

Альбус, взяв в руки палочку, почувствовал, как она словно нагревается в его руке, а по жилам бежит что-то, похожее на электрический разряд. Кожа покрылась мурашками. Ощущения были странными, но Альбусу хотелось сжать палочку сильнее, чтобы они стали еще ярче. Он сделал движение рукой, рассекая воздух, и тут из кончика палочки вырвался сноп золотых искр. Мистер Уолден удивленно и обрадованно посмотрел на него и не заметил, как от искр загорелся листок, лежащий на прилавке. Через секунду он отпрыгнул, схватил свою палочку и потушил внезапный пожар.

— Просто великолепно! — воскликнул он. — Мистер Поттер, это удивительное сочетание. На самом деле, я не был уверен, что смогу легко найти хозяина для этой палочки. Но вот вы стоите передо мной, и я понимаю, что она выбрала вас в качестве лучшего спутника. Она будет подчиняться вам целиком, и вы сможете многого достичь, мистер Поттер, — восхищенно вещал Уолден.

Малфой, видимо, был недоволен тем, что все внимание захватил Альбус, поэтому, никого не дожидаясь, он взмахнул своей палочкой. Оказалось, что эта палочка тоже выбрала его в качестве своего хозяина, потому что она выпустила яркий сноп серебристых и белых искр.

— О! Замечательно, мистер Малфой. Но будьте осторожнее, — он понизил голос, приблизившись к Скорпиусу. — Настанет момент, когда вам придется выбирать между светом и тьмой. Выбирайте свет, иначе ваша же палочка погубит вас…

Малфой нахмурился, пытаясь скрыть свой испуг. Его отец шагнул к прилавку, взял сына за плечо и, стараясь разрядить обстановку, резко спросил:

— Сколько я вам должен?

Когда Малфои расплатились и ушли (Скорпиус бросил в Альбуса уничтожающий взгляд), Джинни подошла к прилавку, чтобы купить палочки Розы и Ала.

— Ну что ж, осталось последнее, — улыбнулась Джинни, выходя с детьми из магазинчика на улицу.

— Что? — удивился Альбус, который думал, что они уже купили все, что можно.

— Питомцы. Тебе ведь нужна сова, да, Ал? Она будет приносить тебе почту. Незачем использовать школьных сов, когда можно купить свою. Они не всегда надежны, к тому же итак будет много желающих отправить письмо из тех, чьи родители не могут позволить себе купить ребенку сову.

— А я бы хотела кошку, — сказала Роза. — Не хочу сову. Буду пользоваться школьной. А вот о кошке я всегда мечтала.

— Хорошо, мы зайдем в Зверинец после того, как купим Альбусу сову.

Альбус выбирал недолго, ему не хотелось находиться в этом странном темном помещении слишком много времени. Спустя несколько минут они вышли на улицу с клеткой, в которой сидела красивая сова. Оперение ее было серо-черное, отливающее сизыми, голубыми и синими оттенками. Глаза огромные, желтые, взгляд выразительный, будто бы она была умнее самого умного волшебника и повидала немало жизненных трудностей. Альбус назвал ее Хельга.

В Зверинец Роза зашла вдвоем с Джинни, а остальные пока сидели в кафе Флориана Фортескью и ели мороженое. Вскоре они вернулись. Роза несла в клетке большую пушистую кошку. Альбус удивился, что такая красавица делала в каком-то Зверинце, где ютятся никому не нужные животные. Кошка была вся белая, но хвост и пара пятен на спине у нее был ярко-рыжие.

— Я назвала ее Белка, — сообщила Роза, показывая питомицу братьям и сестре.

— Ах да, — Джинни улыбнулась, — чуть не забыла. Нам надо купить Джиму метлу. Ты вел себя хорошо остаток прогулки, так что заслужил ее.

Джим подскочил, готовый бежать к магазину. В итоге ему была куплена новейшая модель метлы — Торнадо. Альбус уже представил, как Джеймс будет хвастаться в Хогвартсе, выставляя себя заносчивым дураком.

— Ну, все, дети, наконец, мы все сделали, можно вернуться домой.

Когда они вышли из камина у себя дома, уже стемнело.

— Мерлин великий, мы проспали! — пронесся по дому испуганный вопль Джинни. — Скорее все вставайте!

Она еще в ночнушке пробежала по коридору, открывая двери детских комнат и выдергивая детей из постелей.

— Быстрее! Мы опаздываем на поезд!

Ал резко открыл глаза и вскочил с кровати. Что может быть хуже, чем опоздать на первый свой поезд до Хогвартса? Что если он уйдет без него? Что если ему не суждено попасть в Хогвартс в этом году? Или вообще никогда?

Он кинулся в ванную умываться. Отец в ночной пижаме, взъерошенный, с очками набок спустился вниз по лестнице. Хорошо, что в Министерстве дают выходной всем, кто отправляет детей в Хогвартс, независимо от должности. Лили с огромными глазами пробежала мимо ванной, а потом вернулась обратно. Она пока не успела вновь осознать, что уже сегодня она останется одна, без братьев, до самого Рождества, а иначе карие глаза уже были бы полны слез. Из своей спальни на удивление бодрый и готовый к свершениям вышел Джеймс, тоже направляясь в ванную.

— Ну что, Ал, уже приготовился к поступлению на Слизерин? — весело толкнул он младшего брата локтем в бок.

— Нет! — завопил Ал с пеной от зубной пасты во рту.

Где-то неделю назад Джим начал подкалывать его насчет распределения. Ему доставляло огромное удовольствие смотреть, как Ал дуется и отнекивается, старательно отрицая, что он обязательно попадет на Слизерин. И ведь действительно, это было его страхом номер один. Он прекрасно знал, что на Слизерине учились самые отъявленные злодеи, и что этот факультет считался самым непрестижным среди членов всего его семейства. Однажды ему даже приснился сон о том, что он попал на Слизерин, и все над ним смеялись, а отец заявил, что Ал ему больше не сын. В ту ночь он проснулся в холодном поту, и остаток ее провел в постели с родителями.

За завтраком Джинни распределяла обязанности:

— Мальчики спустите свои чемоданы к машине. Не забудьте сов. Лили, причеши волосы и садись в машину. Гарри, не забудь, пожалуйста, свои маггловские права, чтобы не получилось, как в прошлом году.

В прошлом году их остановил на дороге маггл в форме, требуя, чтобы Гарри показал ему права. Почему-то машина Поттеров показалась ему подозрительной. Может, чуют магглы волшебство при всей своей внешней толстокожести. А Гарри права как раз не взял, отвык совсем от маггловских порядков за годы жизни в магическом мире. В общем, пришлось применить магию, чтобы маггла этого сбить с толку и спокойно ехать на Кингс-Кросс. Ал не был уверен, что на следующей день отцу не влетело на работе.

Через десять минут все уже сидели в машине, готовые к отъезду.

— Мерлин, остался всего час до отправления поезда. Как нам успеть?

— Не беспокойся, дорогая, у меня все под контролем.

— Мама, я не хочу оставаться одна-а-а!

— Не сейчас, милая, прошу тебя.

— Факультет Слизерин уже близко…

— Не буду я на Слизерине!

— Джеймс, отстань от Ала.

— Так, никто ничего не забыл?

— Едем!

Гарри несколько раз за поездку нарушил маггловские правила, превысил скорость, и именно поэтому они пока успевали на поезд. За пятнадцать минут до отправления они уже пробирались по вокзалу Кингс-Кросс к заветной платформе 9 и ?. Альбус уже проходил через нее в прошлом году, когда в Хогвартс ехал Джеймс, но сейчас почему-то стало особенно страшно.

— Джеймс, ты иди первым, — негромко сказала Джинни, останавливаясь чуть поодаль от колонны между платформами девять и десять.

Джеймс ухмыльнулся, подмигнул Алу, от чего тот недовольно нахмурился, понимая, к чему брат клонит, и быстрым шагом пошел к барьеру, ловко управляясь с тележкой. У самого барьера он разогнался и через секунду исчез в стене вместе с чемоданом и совой.

— Пойдем, Ал, — Гарри приобнял сына за плечо, справедливо полагая, что в этом нелегком первом пути ему понадобится отцовская поддержка.

Альбус вдохнул, выдохнул, сглотнул комок в горле и уверенно шагнул вперед. Отец помогал ему управлять тележкой, не пытаясь при этом сделать все за сына. Барьер все приближался, Альбус ускорил шаг, затем перешел на бег, чувствуя, как сердце колотится в груди, словно взбесившаяся сова в клетке. И вот кирпичная стена уже совсем близко, ноги несут его вперед, но руки вдруг дрогнули — в голове промелькнула мысль, что что-то может пойти не так — Альбус зажмурил глаза…

Через секунду он уже открыл их, с облегчением вздохнув. Он стоял на платформе 9 и ? среди толпы волшебников, отправляющих своих детей в школу. Тележка была цела, как и он сам, и лишь круглые очки слегка съехали набок. Он поправил их, невольно улыбнувшись. Полдела сделано — вот он поезд Хогвартс-экспресс, который увезет его сегодня в новую самостоятельную жизнь.

Позади него появилась Джинни, держащая Лили за руку. Стоило последней увидеть поезд, как она осознала все с удивительной ясностью. И тут же заплакала.

— Ну-ну-ну, Лил, девочка моя, ты поедешь в Хогвартс уже скоро, — обняла дочь Джинни, присев на корточки подле нее.

— Мне ждать еще целых два года. А я хочу сейчас! — Лили жалобно размазывала слезы по щекам.

— Надо найти Уизли, — сообщил Гарри, помогая Алу передвигать тележку в толпе. — А вон же они!

Лили перестала плакать, не желая, чтобы кузен и кузина видели в ней маленькую глупенькую девочку. К тому же, Хьюго не выглядел таким расстроенным.

— Привет! — улыбнулся Альбус Розе, уже одетой в новенькую школьную форму.

— Готов? — лучезарно улыбнулась Роза в ответ. — Я перечитала уже все учебники, так что даже если нам устроят проверку в первый же день, я ее не провалю, — уверенно проговорила она.

— А что нам могут устроить проверку? — в очередной раз за сегодняшний день испугался Альбус. Что если его не возьмут в школу, потому что он не знает ни одного заклинания? Что если надо было, как Роза, прочитать все учебники, а ему никто не сказал?

— Не беспокойся, — сказал Гарри. — Это вряд ли.

— Эй, — дядя Рон кивком головы указал на небольшое семейство, стоящее неподалеку от них и едва видимое в клубах дыма от паровоза, — смотри, кто там.

Все обратили свои взгляды, куда указывал Рон. Альбус разглядел того самого бледного мальчика со светлыми волосами и странным именем Скорпиус, которого на днях видел в Косом Переулке. Скорпиус стоял удивительно прямо, лицо его не выражало ни единой эмоции, будто бы он и не испытывал того же волнения, что и Альбус. А может, и правда не испытывал. Его отец, мистер Малфой, сухо кивнул смотрящим на него Поттерам и Уизли и отвернулся.

— Ты должна одерживать над ним верх на всех экзаменах, Роза, — говорил Рон, имея в виду Скорпиуса.

— Рон! — одернула его Гермиона.

— Слава Мерлину, умом ты пошла в маму.

Тут вернулся Джеймс, он уже успел куда-то деть свой чемодан и клетку с совой и повидаться с друзьями.

— Привет! — улыбнулся он Уизли.

— Ладно, дети, пора садиться в поезд, — сказала Гермиона.

Роза обняла маму с папой и залезла в вагон.

— Джеймс, веди себя хорошо, — наставляла Джинни, обнимая сына. — Не своди с ума учителей. Надеюсь, мне не придется отвечать на их гневные письма. Не морочь голову Альбусу. Пиши нам. Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, мам, — улыбнулся ей Джеймс, затем обнял отца, позволив потрепать себя по голове, и залез в вагон.

— Пап, а что если я попаду на Слизерин? — тихо прошептал Альбус, чтобы его мог слышать только отец. Этот вопрос в самых страшных кошмарах мучил его уже давно. И вот, в момент чрезвычайно волнительный, он сорвался с губ, как срывается капля воды с листа.

— Альбус Северус, — Гарри присел на корточки рядом с сыном, — тебя назвали в честь двух директоров Хогвартса. Один из них учился на факультете Слизерин. И я не ошибусь, если скажу, что он был великим волшебником.

— Но что если…

— Тогда факультет Слизерин получит замечательного ученика. Для нас это не важно. Но если это важно для тебя, ты можешь выбрать. Распределяющая шляпа учтет твое желание. Мое она учла, — пояснил Гарри в ответ на удивленный взгляд сына. — А теперь иди, пока поезд не уехал без тебя, — улыбнулся он, обнимая Ала на прощание.

— Пока, милый, — Джинни, которая до этого увлеченно махала Розе и Джеймсу, притворившись глухой, повернулась, чтобы поцеловать Альбуса в лоб и попрощаться. — Я буду писать тебе каждый день, хочешь?

— А сколько раз ты писала Джеймсу?

— Два раза в неделю.

— Тогда и мне пиши так же, — ответил Ал, забираясь в поезд. Он быстро дошел до купе, где уже сидели Роза с Джеймсом, и высунулся в окно, чтобы помахать родителям.

Поезд тронулся, медленно набирая ход и увозя детей от своих родителей. Альбус со странным чувством на душе: не то тревогой, не то восторгом, не то грустью, не то предвкушением, а может, всем вместе, смотрел на удаляющуюся фигуру отца, которая становилась все бледнее в клубах серого дыма паровоза. Рыжие волосы матери растворились за поворотом, и Ал сел на сидение, думая обо всем сразу.

— Я пойду к друзьям, — сообщил Джеймс, ухмыляясь. — А вы тут не вздумайте рыдать.

Роза посмотрела на него скептически, будто спрашивая «Ты это серьезно?» Но он уже исчез в проеме.

Было видно, что Джеймс как никто доволен, что снова едет в Хогвартс, он чувствовал себя здесь в своей стихии, становясь снова забиякой, хулиганом и нарушителем спокойствия в одном лице. Друзья его, вероятно, были такими же. Ал не был с ними знаком, только знал, что их компания состоит из четырех мальчишек, которые учатся на Гриффиндоре.

— Волнуешься? — спросила Роза, внимательно глядя на кузена. Она всегда была чересчур проницательной.

— Немного, — ответил Альбус. Вроде бы и не соврал, а вроде бы и не сказал правду...

— Я тоже, — призналась Роза, вероятно думая, что таким образом оказывает ему поддержку. Но Альбус начинал думать, что волнение станет его вечным спутником в Хогвартсе, уж больно много вопросов возникало.

— Но ведь до нас столько волшебников закончили Хогвартс, — продолжила Роза. — Все они волновались, но у них все получилось. А значит, и у нас получится.

Она говорила умные вещи, но, как и всегда бывает в подобных случаях, они не помогали избавиться от волнения, не облегчали жизнь, а потому оставались всего лишь словами, которые влетали в одно ухо и вылетали из другого.

За окном мелькали пейзажи, поезд уже набрал ход и несся вперед во всю свою мощь. Широкие поля, исполосованные ровными пашнями, пересеченные тоненькими речушками, они казались такими безмятежными, что Альбус им почти позавидовал. Солнце светило с другой стороны, так что ему не приходилось щуриться или закрывать глаза рукой, чтобы наблюдать за происходящим снаружи. Деревья уже понемногу одевались в золотые одежды с наступлением осени, но по большому счету все вокруг еще оставалось зеленым.

Внезапно дверь в их купе распахнулась, и за ней оказался пухленький светловолосый мальчик, который неловко переминался за порогом и не мог правильно подобрать слова.

— Я искал... но везде занято... и можно я?..

— Сядешь к нам? — спросила Роза, избавив парня от мучений. Он кивнул, и Роза тут же ответила:

— Ну, конечно, можно.

Мальчик неловко просунулся в дверь вместе со своим огромным чемоданом и клеткой, в которой сидела маленькая коричневая сова, попытался протиснуться мимо своего багажа, чтобы закрыть дверь в купе, потерпел неудачу, стал тянуться через все это, и когда, наконец, дверь закрылась, он, тяжело дыша и краснея от неловкости повернулся к Альбусу и Розе.

Альбус догадался, что теперь несчастный будет пытаться закинуть свой чемодан наверх, и встал, чтобы помочь ему с этим.

— Меня зовут Роджер... Роджер Лонгботтом, — представился мальчик, когда они закончили с чемоданом и сели на сиденья.

— О, так ты сын Невилла? — заинтересовалась Роза.

— Да, — кивнул Роджер, польщенный тем, что его фамилия небезызвестна.

— А я Роза Уизли, — она протянула руку для рукопожатия, улыбаясь Роджеру. — Странно, что мы не встречались раньше, ведь твой отец порой заходит к нам в гости...

Младший Лонгботтом воздержался от комментария, как-то помрачнев.

— А я Альбус, — сказал Ал, когда на него обратились ожидающие взгляды. Он предпочитал не называть свою фамилию, просто потому, что она всегда вызывала бурную реакцию. Ал сам по себе всегда был скромным мальчиком. Это Джим любил бахвалиться.

Роджер улыбнулся им в ответ, радуясь, что его неловкость не повлияла на отношение к нему. А точнее, понимая, что попал в нужное общество.

Когда полпути уже было пройдено, к ним постучалась ведьма с тележкой со сладостями, и они накупили себе всякой ерунды, устроив шуточный пир.

Роджер рассказал, что он собирает карточки от шоколадных лягушек, и что у него их целых сто восемнадцать, но при этом у него аллергия на шоколад, поэтому самих лягушек он не ест. Так что свою он торжественно отдал Альбусу, который просто обожал все шоколадное, во что бы оно ни было упаковано.

Они съели целый пакет драже Берти Боттс, пока их не начало мутить, потому что конфеты были с самым разным вкусом. Из самых мерзких: Роджеру попалась со вкусом соплей тролля, Розе — со вкусом подвальной пыли, а Альбусу — лягушачьей слизи.

— Фу! — скривилась Роза, сдерживая смех. — Кажется, у нас есть победитель!

За окном постепенно темнело. Очертания деревьев скрадывались, вечер опускался на землю плавно, как опускается легкое, невесомое перышко.

— Вам уже пора переодеваться в форму, — сказала Роза наставительным тоном. Она-то сама давно уже переоделась, еще дома.

Альбус достал свою форму из чемодана и пошел в туалет, чтобы не выгонять из купе Розу, это было как-то неприлично.

Он то и дело встречал студентов, уже одетых в форму. У тех, кто был постарше, виднелись галстучки, которые относили их к одному из четырех факультетов. Почти у самого туалета Альбус вдруг встретил того самого мальчика со странным именем Скорпиус. Они столкнулись случайно, Альбус засмотрелся в окно, пока проходил мимо него, а Скорпиус — себе под ноги. Едва не врезавшись друг в друга, мальчики встретились взглядами и не могли разойтись: одновременно они шагали в одну сторону, снова преграждая друг другу дорогу.

Скорпиус было собрался резко сдвинуть Альбуса, прижав того к стене, чтобы можно было нормально пройти, но осадил свой порыв, прижав сжатые кулаки к телу, и остановился сам, нервно выдохнув. Ал быстро проскользнул мимо него и решил, что он какой-то дерганный, этот Скорпиус Малфой, совсем не такой, как рассказывал дядя Рон.

На обратном пути в купе Ал встретил Джеймса в компании друзей. Все они были выше его. Да и Джеймс был лишь вторым по росту. Почему-то Альбус всегда обращал внимание на рост. Наверное, потому, что он сам был маленьким, отчего и комплексовал, хоть мама и оправдывала его тем, что он еще просто не вступил в пору активного роста.

— О, а вот и мой братик, Альбус, — ухмыльнулся Джеймс, потрепав брата по волосам. Альбус отошел от него на шаг и нахмурился, разозлившись на этот унизительный жест.

Парень, который стоял рядом с Джеймсом, был выше его на полголовы. У него были темные кудрявые волосы, которые образовывали на его голове подобие шапки. Руки сложены на груди, он ухмылялся, глядя на Ала одновременно с насмешкой, как на младшего, и с одобрением, как на брата Джеймса.

Хрупкий мальчик, который был ниже Джеймса, стоял за этими двумя, глаза его сверкали предвкушением от того, что они тут обсуждали, а довольная улыбка говорила о том, что он на все согласен.

Третий друг Джеймса был худощавым, но не казался хлипким. Челка светло-каштановых волос почти скрывала глаза. Он держал руки в карманах, стоя чуть поодаль, глядел на своих друзей исподлобья, как бы не одобряя их затею.

— Да не дуйся ты, — фыркнул Джим. — Мы вот хотим слизеринцам в купе бомбу-вонючку подкинуть, — сообщил он. — Не хочешь с нами? — спросил лишь потому, что прекрасно знал, что Ал откажется.

— Нет, спасибо. Ты не забыл, что мама запретила тебе устраивать шалости? — спросил Альбус.

— Но ты ведь ей не расскажешь? — ухмыльнулся Джим, и его темноволосый дружок расхохотался, а за ним и мальчик, который стоял чуть позади них.

Альбус невесело улыбнулся и пошел дальше, понимая, что Джеймс неисправим.

— Мы уже почти подъезжаем, — сообщила Роза, когда Ал вернулся в купе. Роджер уже успел где-то переодеться. — А ты чего так долго?

— Встретил Джима.

— И что он?

— Не может дождаться, когда приедет, — фыркнул Альбус, садясь на свое место у окна и пытаясь заглянуть вперед, чтобы увидеть замок.

Оставалось совсем немного...

Через несколько минут Хогвартс-экспресс начал сбавлять ход. Из окна уже отчетливо был виден гигантский замок, весь в ярких огоньках, которые не давали ему потонуть в вечерней темноте.

Альбус чувствовал, что сердце бьется чаще. Буря вопросов и разнообразных «а что, если» одолевали его с новой силой. Он глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы унять волнение. В конце концов, каким же жалким надо быть, чтобы бояться попасть в мир, к которому ты принадлежишь с самого детства. Чтобы бояться стать его частью по-настоящему.

Но Ал боялся лишь того, что он станет «неправильной» частью этого мира. Он боялся совершить ошибку. Слишком много разговоров о плохих волшебниках было в его семье в грустный час. Альбус был уверен, что мечтал бы стать таким же храбрым и сильным, как его отец. А еще он знал, что выбор нужно делать в начале пути.

— Идем? — спросила Роза, выходя из купе. Ал все еще сидел на своем месте, задумавшись.

— Да, — спохватился он, оглядываясь, чтобы убедиться, что ничего не забыл, но на самом деле, чтобы скрыть смущение. Не хватало еще, чтобы Роза подумала, будто он струсил.

Когда они вышли из поезда, Альбус начал осознавать, что все увиденное за окном реально. Этот восхитительный замок, который он видел только на картинках, поражал своим величием. И вот-вот Альбус сможет войти в его стены, чтобы остаться в них на целых семь лет.

Даже идя среди других таких же учеников, он ощущал себя особенным, словно бы ему были открыты такие неизведанные горизонты, которые не представлялось видеть еще никому. Он пока не ощущал себя частью целого. Ему было страшно от того, что он один предстает перед всем этим великолепием, но самое пугающее, конечно, было еще впереди. И несмотря на слова Розы о том, что не они первые, не они последние, легче не становилось.

Самое странное было в том, что к этому его готовили все детство. Он родился в семье волшебников, поэтому знал о Хогвартсе едва ли не с самого рождения. Он мечтал об этом все время до последних недель. До того, как получил письмо, и понял, что все это по-настоящему. Безусловно, это письмо принесло большую радость, но вместе с ней и большую ответственность. Родители вообще склонны были считать, что Ал чрезмерно ответственный. Более того, что в нем была вся ответственность, которую следовало разделить на троих детей. И для него одного этого было много.

Поэтому Альбус со всей серьезностью подходил к предстоящему событию. Ведь именно сегодня он станет частью всего этого. Он сможет почувствовать себя настоящим волшебником.

На станции их встретил огромный полувеликан Хагрид. Альбус уже был знаком с ним. Хагрид был всегда приглашен на самые значимые торжества семьи Поттер и Уизли. Некогда Хагрид занимался преподаванием ухода за магическими существами, но со временем сам отказался от должности в силу возраста. Он жил в своей хижине на территории Хогвартса. Являлся лесничим и хранителем ключей замка.

— Первокурсники, все сюда! — вещал Хагрид громким голосом. — Постройтесь, э-э... по двое.

— Привет, Хагрид! — услышал Ал знакомый голос.

— О, привет, Джимми! Как жизнь? — улыбнулся Хагрид, глядя сверху вниз на Джеймса Поттера.

— Все просто здорово, — сообщил Джеймс и пошел дальше со своими друзьями. Ему сегодня впервые надо будет ехать на каретах с невидимыми лошадьми. По рассказам родных у Альбуса было довольно полное представление о Хогвартсе.

— Альбус, Роза! — обратился к ним Хагрид, когда они подошли достаточно близко, чтобы он их заметил. — Рад вас видеть тут!

— Привет, Хагрид, — улыбнулся Ал. Все-таки хорошо, когда можно встретить знакомых.

— Здравствуй, Хагрид, мы тоже рады! — сказала Роза.

Они так и построились вдвоем. За ними маячил Роджер, с восхищением таращившийся на Хагрида. Он чуть не упал, споткнувшись о камень, потому что совсем не смотрел под ноги. Рядом с ним встала девочка, в глазах которой читался самый настоящий ужас. Она словно не понимала, где находится и как сюда попала. Пока Альбус осматривался, стоя чуть ли не ближе всех к Хагриду, он заметил того самого светловолосого мальчика по имени Скорпиус Малфой. Скорпиус не заметил его взгляда, увлеченный прокладыванием себе дороги через толпу таких же, как он. Он явно не хотел попасть в Хогвартс на последней лодке. Те, кто возмущались, удостаивались уничтожающего взгляда и зловещего шепота, который едва могли расслышать ученики, идущие ближе всех к нему. Рядом со Скорпиусом шел темнокожий мальчик, смотревший на всех с нескрываемым превосходством. А чуть позади за ним поспевала бледная черноволосая девочка.

— Так, ну вроде все в сборе, — сообщил Хагрид, когда дети более-менее разбились на пары. — Все за мной!

И они пошли. Всюду слышался восхищенный шум и гам. Вдали виднелся замок, который неумолимо манил к себе, и они уже были на пути к нему. Спустя несколько метров Хагрид привел их к озеру. Водная гладь была усыпана множеством лодок.

— Садитесь по четверо в одну лодку, — скомандовал Хагрид и встал рядом с колонной детей, чтобы отпускать их ровно по четыре человека.

Альбус и Роза попали в компанию к Роджеру и испуганной девочке. Она в ужасе смотрела на покачивающуюся лодку, боясь ступить в нее. Роджер попытался ей помочь, но сам не отличался ловкостью, так что они оба чуть не оказались в воде, если бы не Роза, которая схватила девочку за руку, и не Альбус который поймал за одежду Роджера.

Как только ученики садились в лодки, те сами по себе отплывали от берега и плавно двигались к замку.

— Как тебя зовут? — спросила Роза у девочки, чтобы отвлечь ее. Иначе, казалось, что она вот-вот упадет в обморок.

— М-Мэри, — пролепетала она чуть слышно.

— Очень приятно, Мэри, меня зовут Роза, — она ткнула Альбуса локтем в бок.

— А я Альбус!

— Роджер, — представился последним ее неудавшийся спаситель.

— Родители не рассказывали тебе о Хогвартсе? — продолжила разговор Роза.

Мэри отрицательно помотала головой.

— Мои родители не волшебники.

Понятно, почему магический мир вызывает у нее такой шок. Но, конечно, немаловажным фактором было еще и то, что Мэри сама по себе была чересчур впечатлительной.

— Ничего, так бывает, — ответила Роза. И подумав, что это прозвучало как-то жалостливо, она добавила: — Ты скоро освоишься.

Мэри согласно кивнула, хотя не выглядела убежденной.

Дальнейшее путешествие по озеру прошло спокойно и без приключений. Ученики зябко ежились в лодках, некоторые прижимались друг к другу, чтобы согреться, но не было того, кто не был бы восхищен величием и красотой замка Хогвартс. Он возвышался впереди, становясь все выше по мере того, как они подплывали к нему. Тысячи манящих огней завораживали взор, перекликаясь со звездами в чистом темно-синем небе. Повернув голову влево, можно было увидеть стену Запретного леса, верхушки которого, словно острые пики, воинственно смотрели на звезды.

То тут, то там периодически раздавались восхищенные вздохи и возгласы, но в целом первокурсники сохраняли торжественную тишину, переговариваясь лишь шепотом.

Роза, которая в самые ответственные и волнительные моменты не могла перестать болтать, тихо вещала Роджеру и Мэри о том, что она вычитала в учебниках по истории Хогвартса.

— Когда мы придем, вы увидите, что потолок в Большом Зале заколдован так, что отражает все состояния неба. Кажется, будто потолка и крыши вообще нет...

Альбус все это уже миллион раз слышал, поэтому не принимал участия в беседе, а лишь улавливал краем уха нить обсуждения.

Наконец, лодки коснулись пристани, и Хагрид громогласно велел всем вылезать и строиться около него. До замка оставалось совсем ничего. Теперь, чтобы увидеть крыши башен, нужно было задирать голову.

Альбус помог Мэри выбраться из лодки, и они вместе с Розой и Роджером встали подле Хагрида в ожидании, когда все остальные догонят их, и можно будет идти.

Теперь, когда они были так близко, Альбус понял, что сердце колотится вовсе не от прекрасных пейзажей, которые он мог раньше видеть на картинках, а от ужасного волнения. Он снова думал о том, что предстоящее распределение по факультетам может застать его врасплох своей непредсказуемостью. Он боялся, что не готов, что может опозориться перед всеми и быть отправлен домой к родителям, как самый настоящий неудачник. Несмотря на промозглую сырость, лицо горело, словно его голова была кипящим котлом с волшебным зельем. Больше всего Альбус беспокоился, что кто-нибудь может заметить, как он волнуется.

Спустя несколько минут, первокурсники под руководством Хагрида прошли от пристани до Главного входа и были приведены в маленькую комнатку рядом с Большим Залом, через которую им и предстояло попасть внутрь.

Внутри замок был именно таким, как представлял его Альбус по рассказам и картинкам. Только немного более живой. В картинах нарисованные ведьмы и колдуны то и дело переговаривались, лишь завидев толпу учеников, перебегали из рамы в раму, чтобы сообщить какие-то новости. Рыцарские доспехи расшаркались в почтенном поклоне на своем пьедестале, вызвав бурю эмоций. А над головами пролетел чем-то встревоженный призрак и беспрепятственно просочился сквозь стену в Большой Зал.

Почти сразу же, как Хагрид привел их в комнатку, через другую дверь вошла лучезарно улыбающаяся седовласая колдунья. Она была совсем небольшого роста, так что некоторые мальчики уже в свои одиннадцать были выше нее. Она была в красивой фиолетовой мантии, волосы были собраны в пучок, а глаза скрывались за стеклами очков-слезинок без оправы.

Альбус невольно поправил свои очки, начиная волноваться еще больше. Он справедливо полагал, что именно она будет проводить распределение.

Ученики позади него все еще галдели, видимо, не замечая миловидную старушку или не обращая на нее внимания. И тут она переменилась в лице: милая улыбка испарилась, в глазах загорелся странный огонек и, притопнув ногой для пущего эффекта, волшебница громко и четко воскликнула:

— Тишина!

Все моментально притихли, глядя на нее, а она снова вернула себе миловидную улыбочку и спокойно продолжала:

— Зовите меня профессор Дэвис, — распорядилась она, оглядывая учеников, ласковым взором. — Я преподаватель Трансфигурации и декан факультета Хаффлпафф. Сейчас вы выйдете за мной в Большой Зал, где и пройдет распределение. Постройтесь парами и ведите себя прилично. Сегодня вы должны произвести свое первое впечатление на Хогвартс. Постарайтесь сделать так, чтобы оно не было отрицательным.

Ее слова звучали немного угрожающе. Альбус невольно переглянулся с Розой. Краем глаза он заметил, как Роджер теребит рукав своей мантии, а нижняя губа стоящей рядом с ним Мэри дрожит, словно она вот-вот расплачется. Альбус чуть повернул голову назад, чтобы посмотреть на Скорпиуса Малфоя. Уж очень его интересовал этот странный мальчик. Скорпиус стоял ровно, с бесстрастным выражением лица слушая профессора Дэвис. Но от внимательного взгляда не могло укрыться, что он был напряжен, как струна гитары или натянутая тетива лука. Потяни еще сильнее — и лопнет.

— Ну, что встали? Идем! — одернула учеников профессор Дэвис, которые так и стояли, не двигаясь, после ее первого возмущенного окрика.

Они поспешно начали строиться. Альбус и Роза, не сговариваясь, снова встали в пару друг с другом. Через секунду профессор распахнула двери, и Большой Зал ослепил их своим светом. Тысячи свечей висели в воздухе, заполняя яркими огнями необъятное пространство этого огромного помещения. Роза, к счастью, не дала на мгновение ослепшему Альбусу отстать и привлечь к себе внимание. Она незаметно схватила его за руку, когда он не пошел одновременно со всеми остальными, и провела так пару метров, пока Альбус не высвободился, сообщив, что он в порядке.

Второе, что бросилось ему в глаза — были бесчисленные ученики, сидящие за четырьмя столами. По общей цветовой гамме, которая просматривалась на их школьной форме, за исключение черного цвета, можно было понять, к какому факультету они относятся. А заодно и сориентироваться, кто где сидит, пока Альбуса не отправили за один из столов, а он не успел замешкаться, пытаясь понять, в какую сторону идти.

Больше всего Альбус боялся неловкости: боялся, что запнется и упадет, что вызовет всеобщий смех, что ему этого никогда не забудут. Внезапно он встретился глазами с Джеймсом. Брат определенно будет первым, кто поднимет его на смех.

Впереди их ждал табурет, на котором лежала старая шляпа, а за ним возвышался стол преподавателей. Альбус увидел Невилла, который ему ободряюще улыбнулся. Или Розе, или своему сыну, что гораздо более вероятно. Альбус не мог точно разглядеть, на кого был направлен взгляд Невилла, но зато отчетливо видел ответный взгляд Роджера. Он не был рад отцу, как Альбус радовался Гарри. Роджер смотрел выжидательно, испытующе, словно мысленно задавал Невиллу давно интересующий и тревожащий его вопрос. Одновременно с этим он смущался и волновался, не переставая дергать рукав мантии.

— Когда я назову ваше имя, вы сядете на этот табурет, и я надену вам на голову Распределяющую Шляпу. Она определит вас на один из четырех факультетов: Гриффиндор, Рейвенкло, Хаффлпафф или Слизерин, — объявила профессор Дэвис, доставая скрученный свиток пергамента. — Итак, Аберкромби, Элис.

Элис, маленькая светловолосая девочка, глубоко вдохнула и, задержав дыхание, вышла вперед. Поднявшись по ступенькам, она села на расшатанный табурет, и профессор Дэвис надела ей на голову Шляпу, которая оказалась велика Элис настолько, что скрыла ее глаза.

— Рейвенкло! — выкрикнула вдруг Шляпа, подумав лишь секунду.

За спиной первокурсников взорвались аплодисменты и крики. Альбус резко повернул голову, испугавшись такой бурной реакции. Вопили за вторым столом слева от него. Помимо черного форма учеников Рейвенкло включала синий и бронзовый цвета. Элис вскочила с табурета и направилась к своему факультету. Только сейчас Альбус понял, что не смог бы перепутать столы, даже если бы не изучил их минутами ранее. Ученики в порыве радости даже вставали со своих мест. Кто бы мог подумать, что ежегодное прибавление в рядах факультета может вызывать такую искреннюю радость.

Распределение шло своим чередом, Альбус мог убедиться, что ничего страшного в этом нет. Никаких тебе жутких испытаний, проверки знаний в первый день и прочих ужасов, которые лезли ему в голову во время поездки до Хогвартса. Но волнение его никак не отпускало. Наверное, легче станет только тогда, когда он сядет за стол своего факультета. В голове очень некстати зазвучали слова Джеймса на этот счет. А потом вспомнились слова отца. Альбус убеждал себя, что все будет хорошо, когда очередной первокурсник слезал с табурета и под приветственные крики следовал к своему столу.

— Лонгботтом, Роджер.

Роджер испуганно выпучил глаза, глядя себе под ноги, но все равно чуть не упал, споткнувшись на лестнице. Невилл смотрел на него особенно пристально. Шляпе не пришлось долго думать.

— Гриффиндор!

И Роджер уже улыбался от уха до уха, следуя к столу Гриффиндора. Невилл улыбался вместе с ним. Альбус знал, что Невилл тоже закончил Гриффиндор в свое время.

— Малфой, Скорпиус.

И снова Альбус с интересом наблюдал, как бледнолицый Скорпиус уверенной и бесстрастной походкой проследовал к табурету. Шляпе опять не понадобилось много времени, чтобы вынести вердикт:

— Слизерин!

— Ньюсон, Мэри.

Та самая Мэри, что стояла за спиной Альбуса, не двигалась с места.

— Ньюсон, Мэри! — повторила профессор Дэвис громче.

Ученики начали оглядываться друг на друга, пытаясь определить, кто здесь «Ньюсон, Мэри», будто бы над ней должна была гореть стрелочка.

Роза поняла все правильно.

— Иди же! — подтолкнула она Мэри, выталкивая из колонны.

Шаги дались ей с трудом, Мэри медленно, словно в тумане, подошла к табурету и села. Было ясно видно, что с ней не все в порядке. Профессор Дэвис надела на голову Мэри Шляпу, и через пару секунд Шляпа прокричала:

— Хаффлпафф!

За столом Хаффлпаффа дружно завопили, приветствуя новую ученицу. Профессор Дэвис сняла Шляпу, и тут Мэри рухнула с табуретки на пол.

Роза прижала руку ко рту. Ученики повскакали с мест с единым вздохом удивления. Профессор Дэвис бросилась к Мэри, а из-за стола преподавателей уже спешила целительница.

— У нее обморок, — услышал Альбус. Через минуту Мэри привели в чувства, и целительница повела ее в больничное крыло за Умиротворяющим зельем.

— Не стоит так сильно волноваться, — произнесла профессор Дэвис, обращаясь к первокурсниками. — Ладно, продолжаем церемонию, — она подняла брошенный в сторону пергамент и прочитала, — Поттер, Альбус.

В Зале воцарилась торжественная тишина, нарушаемая лишь чьими-то негромкими, но отчетливо слышимыми словами:

— Это же сын Гарри Поттера?

— Да, его второй сын.

— Он брат Джеймса Поттера.

Альбус быстро зашагал к табурету. Ему казалось, что он ползет как черепаха, и все успели уже десять раз перемыть ему косточки. Только бы они не услышали бешеный стук его сердца!

Старая Шляпа и ему была велика — сразу же сползла на глаза. Пахнуло затхлостью и пылью. А потом в ушах зазвучал ее голос. Странный, потусторонний голос, словно бы она строила из себя предсказательницу. Альбус не был уверен, что окружающие не слышал того, что она говорит, но думал, что так оно и есть. Ведь он не слышал, что Шляпа говорила другим ученикам.

— Не младший, не старший... не трус, не бесстрашный... не гений, не глупец... тот, кто унаследовал больше, чем ему положено... сможет изменить то, что было неизменно... положит начало концу...

Альбус настороженно слушал, совершенно не понимая, что она говорит. Ее странные слова сбивали его с толку, пугали и запутывали. Сердце в груди колотилось, стремясь вырваться на свободу, ладони, крепко сжимающие сидение табурета, вспотели.

— СЛИЗЕРИН! — вдруг выкрикнула Шляпа своим обычным голосом.

Альбус испуганно вытаращил глаза.

— Что? Постойте! Нет! — громко зашептал он Шляпе под оглушающие вопли слизеринцев. — Я не хочу в Слизерин. Только не туда!

Но профессор Дэвис уже сняла с него Шляпу.

— Вы не понимаете! — обратился к ней Альбус, соскакивая с табурета. — Мне сказали, что я могу выбрать...

— Выбирает Шляпа, мистер Поттер, — мягко, но категорично объяснила ему профессор Дэвис. — Я уверена, вам будет хорошо на своем факультете.

Альбус открыл рот, но понял, что возражения бесполезны. Он обернулся к остальным первокурсникам и студентам за столами. Поймал испуганный и удивленный взгляд Розы. Ну зачем она снова прижала ладони ко рту? И медленно, словно в тумане, оглушенный воплями слизеринцев, пошел к их столу.

По пути он успел заметить взгляд Джеймса, который даже привстал, чтобы поверить, что все это по-настоящему. Он выглядел так, словно его шарахнули сковородкой по голове. Видимо, несмотря на все подколы и шуточки, он ни на секунду не задумывался всерьез, что Альбус может попасть в Слизерин. Он до этого момента свято верил, что Ал, как и он сам, будет учиться на славном Гриффиндоре. Ну надо же, как таращится!

А Альбус все шел и шел, никак не желая завершить свой путь. Ноги были какие-то ватные, вроде бы шли, но очень медленно, словно не настоящие. В ушах крики слизеринцев превратились в оглушающий звон, среди которого выделялась одна четкая и ясная фраза:

— У нас теперь тоже есть Поттер!

Альбус вроде бы дошел, вокруг него образовалась толпа, все хотели его поздравить, порадоваться за него. Как же они счастливы, что он с ними. Даже жутко становится.

— Дайте ему хоть сесть!

Действительно. Альбуса посадили за стол, он уставился невидящим взглядом в узорчатую скатерть, не желая до сих пор осознавать, что его худшие опасения превратились в реальность. Внезапно он ощутил, что кто-то на него пристально смотрит. Поднял взгляд и чуть не отпрянул. Будь он в менее шоковом состоянии, точно свалился бы со скамейки. Он еще никогда не видел во взгляде такой жгучей ненависти, ненависти, которая могла разрушать города, сжигать села.

Скорпиус Малфой, не шелохнувшийся после того, как Шляпа определила Альбуса на Слизерин, смотрел на него так, словно ждал, что он прямо на месте растворится, вспыхнет Адским пламенем или любым другим образом исчезнет из поля зрения.

Знал бы он, что Альбус и сам был не прочь...