Обливиэйт и его последствия для коры головного мозга (гет)

Май 1999 года. Магический Кембридж

Отношения с миром наладились во многом благодаря поддержке Грейнджер, а во многом и потому что сам Малфой изменился. Он не перестал смотреть на людей свысока, но теперь прикладывал массу усилий для того, чтобы иметь на это права — помимо права чистоты крови. Этот вопрос был более не актуален после войны, и единственное, чем молодой волшебник мог заслужить признание и уважение, касалось исключительно его личных качеств и способностей.

Со способностями у Драко всегда все было в порядке, хотя учиться на медфаке оказалось намного тяжелее, чем он мог предположить. Недаром это был единственный факультет, обучение на котором длилось три года плюс годовая интернатура по окончанию, в отличие от двух лет на всех остальных. Не говоря уж о жалком годе в Аврорской Академии.

Сначала Малфой полагал, что просто будет учиться, сцепив зубы, и не станет делать ничего из того, что Грейнджер называла «социализацией», но Гермиона считала иначе.

Ассоциация будущих хирургов, выборы в студенческий совет, благотворительная лекция по основам колдогигиены, ярмарка в помощь жертвам Второй Магической войны — Грейнджер до всего было дело, ее всюду звали, а она немедленно тянула за собой Малфоя и делала его активным участником бурной кембриджской общественной жизни.

Впрочем, ее общественная жизнь не ограничивалась одним только Кембриджем — и понемногу к Малфою в качестве ее сопровождающего привыкли на мероприятиях даже в Министерстве Магии.

В результате, к весне первого года обучения Драко Малфой был не то чтобы самым популярным первокурсником факультета колдомедицины, но стремительно приближался к этому негласному званию. После того как они с Грейнджер, вызвавшись провести две недели рождественских каникул в маггловской детской больнице Брайтона, справились с эпидемией кори и предложили новаторский способ ее лечения — без применения магии, разумеется, — за ними закрепилась репутация людей, которые способны на все. Даже на настоящие чудеса, в существование которых истинные маги не верят.

В их сотрудничестве с Гермионой был один момент, который примирял Драко с тем, что он всегда будет обязан ей слишком многим. Она тоже в нем нуждалась — и не только потому что вдвоем они сражались за своих близких, пытаясь обойти сами законы магии. После того как Поттер и Уизли стали курсантами Аврорской Академии, и ежедневное полноценное общение с ними сделалось невозможным, Грейнджер осталась совершенно одна в мире волшебников. Она не стремилась производить впечатление на людей и ни с кем не искала близкой дружбы — что было довольно сложно, учитывая, какое количество народу хотело завести с ней знакомство и снискать ее расположение.

Малфой был ей нужен — как стоящий по одну сторону баррикады сейчас и как вечное раздражающее напоминание о временах, когда все обстояло иначе. Он был частью тех причин, которые побудили Гермиону стереть своим родителям память — и он же стал важным участником ее плана по исправлению этого страшного поступка. Глядя на него, она могла сколько угодно подстегивать себя, растравляя старые раны. И — как Гермиона сама однажды призналась Драко — она очень надеялась, что им удастся построить партнерские отношения, но никогда не думала, что они смогут стать друзьями. Малфой был с ней полностью солидарен, но на деле все пошло не так.

Сорвав пару раз друг на друге всю накопившуюся в них злость и проведя несколько вечеров в ожесточенных спорах на темы, далекие от проблем состояния коры головного мозга после наложения глубокого Обливиэйта — Малфой и Грейнджер внезапно для самих себя перешли на иронично-доверительный тон, возможный только между давними друзьями. Драко совершенно точно знал, что до Грейнджер он так общался только с Панси и Блейзом. Они слишком много времени проводили друг с другом, и когда случился этот переход — он удивил и неожиданно обрадовал их обоих.

Среди студентов-медиков хорошим тоном считалось примерять на себя образы многое повидавших в жизни людей, циничных и грубоватых. Малфою и Грейнджер не было нужды носить эти маски — они ощущали себя именно теми, в кого другие просто играли. Честно признавшись в этом самим себе, они обрели восхитительную легкость и свободу в отношениях, став друг для друга «своими в доску парнями».

Драко иногда думал, что таким образом они просто закрыли для себя все остальные возможные варианты. Хотя окружающие с некоторых пор стали воспринимать их как сложившуюся пару.

Очевидно, Камилла Паркер с вокального отделения факультета искусств тоже так считала. С тех пор как Малфой завел привычку трахать ее по вечерам в своей отдельной, спасибо фамильным деньгам, комнате студенческого кампуса, — она несколько раз заводила разговоры на эту тему, пытаясь понять, что на самом деле, кроме помешательства на учебе, связывает Малфоя и Грейнджер.

Обычно ему удавалось отшутиться и развеять подозрения ревнивой красотки без ущерба для самолюбия обеих девушек. Ровно до того момента, как голова Гермионы Грейнджер показалась в зеленом пламени камина в самый разгар бурного любовного акта Драко и Камиллы.

— Прости, Малфой, но это срочно, — быстро сказала Грейнджер, нимало не смутившись. — Со мной только что связался профессор Болтшид. Нам дают собственную лабораторию, Драко! Ох, извини, тебе сейчас не до этого...

Малфой немедленно скатился с Камиллы и кинулся к камину, на ходу заматываясь в простыню.

— Лабораторию? Охренеть! Он не пошутил?

В ответ Грейнджер улыбнулась:

— Помещение девять-тринадцать, корпус А. Ее закрепляют за нами до конца третьего курса. Я сейчас иду туда, а ты, ну, продолжай, что ли.

Малфой наклонился к камину так, что едва не стукнулся лбом о решетку.

— Ты настоящая стерва, Грейнджер.

Она рассмеялась:

— Девять-тринадцать, корпус А. Жду тебя, когда освободишься.

Грейнджер исчезла в зеленом пламени, Малфой выпрямился и огляделся в поисках своих брюк. С марта, когда теоретическая база оказалась изученной вдоль и поперек, и пришло время приступать к практическим экспериментам, они брали на пару часов то одну, то другую пустующую лабораторию безо всякой надежды на отдельную, закрепленную за ними постоянно — первокурсникам, будь они трижды герои войны и будущие светила колдомедицины, таких привилегий не полагалось.

Собственная лаборатория до конца учебы в университете — это было настоящее счастье! Там можно оставлять уже готовых фантомов, не тратя всякий раз время на создание новых, варить зелья, хранить записи и сидеть подолгу над работой, не волнуясь, что двери вот-вот приоткроются, и настанет пора выметаться, уступая очередь следующим студентам.

— Драко Люциус Малфой, — раздался недовольный голос с кровати. — Ты ничего не хочешь мне объяснить?

Малфой как раз обнаружил свои трусы на подоконнике, где они с Камиллой начали в этот раз — о, черт, он успел забыть о ней, по-прежнему сидящей в его постели и выглядящей словно разъяренная фурия.

— Кэм, — начал Малфой. — Ты же слышала, нам дали лабораторию.

— И? — ледяным тоном поинтересовалась Камилла. — Теперь вы с Грейнджер можете трахаться прямо там?

— Я не трахаюсь с Грейнджер, — терпеливо произнес Драко. — Я тебе уже говорил, у нас совместная научная работа. Очень-очень важная...

— Настолько, что ты готов бежать к ней прямо сейчас? Моментально забыв обо мне?

Камилла была очень красива. Она имела роскошные рыжие волосы, длинные стройные ноги, широкие бедра и большую грудь — все, как нравилось Малфою. Вдобавок у нее было отличное меццо-сопрано, ей пророчили хорошую оперную карьеру. Разумеется, за ней волочилась добрая половина парней с юридического и архитектурного факультетов, и Драко было лестно, что в итоге она предпочла его — в их знакомстве сыграли свою роль крутая лестница университетского зала собраний, длинный шлейф платья Камиллы и хорошая реакция квиддичного ловца Драко Малфоя, привыкшего автоматически ловить то, что падает ему в руки само. Да, и вовремя вспомненное заклинание, излечивающее растяжение связок.

Но сейчас, глядя на то, как она возвышается на подушках, яростно сверкая глазами, Малфой подумал, что их отношения, кажется, закончены.

— Видишь ли, милая, — мягко сказал он, быстрым движением надевая трусы. Очень не хотелось стоять перед рассерженной Камиллой голым. — Я действительно должен идти. Это в самом деле важно для меня. И для науки. И для... Может быть, ты просто дождешься, пока я вернусь, и мы закончим?

— Мерзавец! — завопила Камилла во всю мощь хорошо тренированных легких. — Боггарт тебя раздери, ты подлец, хам, негодяй, бабник!

В соседней комнате, где жили двое студентов-алхимиков, явно придвинули диван к стене — чтобы лучше слышать.

Камилла вскочила с постели и кинулась на него с кулаками.

— Ты сын гарпии и горного тролля, Драко Малфой, а ведь Вивьен Харпер говорила мне держаться от тебя подальше! И Роуз МакГони предупреждала, что ты совершенно помешан на этой Грейнджер!

Отступая от ударов Камиллы, Малфой уперся спиной в подоконник — и, спасибо, Мерлин! — нащупал рукой свою палочку.

Он схватил ее и немедленно наложил на рыжеволосую фурию Силенцио и Ступефай. Камилла грациозно повалилась на пол, он подхватил ее и удобно устроил на кровати.

— Действие Ступефая закончится через пять минут, — пояснил Драко, в быстром темпе собирая свои вещи и одеваясь. — Я знаю, что веду себя просто безобразно, но у меня нет времени и сил на скандалы, прости, дорогая! Будешь громить комнату — умоляю, не накладывай Заглушающих заклинаний, мои соседи вуайеристы в том, что касается звуков.

— Да, — обернулся он уже на пороге. — Вивьен и Роуз передавай от меня сердечный привет. Вместе вы можете основать мой фан-клуб.

С крыльца кампуса Малфой аппарировал прямо к лабораторному корпусу А — и вполне предсказуемо обнаружил Грейнджер перед входом.

— Ага, ты не захотела входить без меня! — радостно воскликнул Драко. — Ждешь, чтобы я перенес тебя через порог?

— Я испортила твою личную жизнь? — поинтересовалась она, не оборачиваясь и наматывая прядь волос на указательный палец.

Малфой отмахнулся.

— Я должен поблагодарить тебя за то, что все прекратилось так быстро. Вокалистки глупы как пробки — это законы анатомии, ты же знаешь. Череп должен быть пустым для лучшего резонанса.

Грейнджер повернулась к нему и пару секунд смотрела, прищурившись — так, что Драко стало не по себе.

— То же самое ты говорил о курсантах-аврорах месяц назад, — обвиняющим тоном сказала она. — Что-то насчет пустых черепов, чтобы легче отскакивали боевые заклинания. Ты никогда не перестанешь быть высокомерным снобом, да, Драко Малфой?

Обернулась и решительно зашагала к крыльцу.

— Ну, Уизли в самом деле причинил тебе боль, когда объявил о помолвке с Лавандой Браун, — пробормотал Малфой ей в спину.

— И я не такой уж сноб! — закричал он, поднимаясь по ступенькам и спеша ее обогнать. — Просто я еще не встречал женщин, которые могли бы поразить меня своим интеллектом, а не только длиной ног и размером бюста. Кроме тебя, разумеется.

И, оказавшись на полшага впереди Грейнджер, Малфой распахнул перед ней двери лабораторного корпуса А.

Она ничего не сказала, но Драко видел, что она чувствует себя польщенной. Воображаемую тетушку Беллу перекосило от злости и стошнило прямо на кончики своих туфель.